Страница:
Безусловно, мне такое приспособление не нужно, так как, слава Богу, работают руки. Но есть и другое преимущество у моей коляски, если вы успели заметить. Ее внешний вид внушает уважение каждому встречному, потому что произведена она из титанового сплава, колеса на толстой рифленой резине, а из аккумулятора торчит похожая на военную антенна, способная принимать сигналы от дистанционного управления на тот случай, если человек парализован абсолютно. Прохожий уверен, что в коляске находится важная персона. Либо титулованный спортсмен, либо ученый…
К сожалению, я не принадлежу к категории спортсменов или ученых, а коляска досталась мне чудом. Наше районное отделение по нарушениям в опорно-двигательной системе посетил конструктор Ситосиши. Он читал нам лекцию по ухаживанию за своим телом в условиях частичного или полного паралича.
Мы много слышали всяких разных лекций от всевозможных светил науки и медицины, но в глазах конструктора Ситосиши имелась какая-то особая сердобольность, отличающая его от других лекторов, какие-то очень душевные взгляды бросал он на присутствующих. Не страдает ли у него какой-нибудь родственник схожей с нашей бедой! – подумал я. – Не случалось ли с самим конструктором такое же несчастье, родившее в нем столь теплый отзвук, который даже в голосе переводчика был различим?
И конечно же, я оказался прав. Уже после лекции я осмелился подъехать к конструктору и полюбопытствовал о его житье-бытье. И что вы думаете?! Когда я задал ему свой сакраментальный вопрос, глаза Ситосиши увлажнились и он сообщил мне, что двенадцать лет назад его любимая бабушка Киоке, которая заменила конструктору мать, погибшую на войне, попала под машину. Травма была настолько серьезна, что бабушка осталась парализованной на девяносто восемь процентов. Для нее-то и сконструировал любящий внук столь чудесную коляску, и по сегодняшний день перевозящую девяностовосьмилетнюю Киоке по ее надобностям.
– Ах, насколько вы проницательны! – удивился конструктор Ситосиши. – Вероятно, ваш недуг развил в вас способность делать умозаключения в тех ситуациях, мимо которых обычный человек пройдет равнодушным.
Он похлопал меня по плечу и растроганно сказал:
– Я привез в Россию два образца моих изобретений и один из них хочу преподнести вам!
Он взмахнул рукой, и в комнату внесли большую коробку, в которой и оказалась моя коляска.
– Она называется – "Тояма". Ездите на ней и вспоминайте мою дорогую бабушку Киоке. Это она вам дарит коляску!
Таким удивительным образом и появилось у меня это чудо конструкторской мысли, которое, как я узнал позже, должно было принадлежать летчику-испытателю, счастливо успевшему катапультироваться на салоне в Ле Бурже.
После месячного турне по России конструктор Ситосиши успел вернуться в Токио, чтобы похоронить бабушку Киоке, скончавшуюся в одночасье.
Нашей милой коровушке Асе непременно нужно выйти замуж, так как процессы, происходящие в организмах женщин этого возраста, должны находиться под контролем мужей, способных успокоить и удовлетворить их эмоциональные всплески. Конечно же, шахтеры для этого особенно подходят!..
Непременно советую вам приобрести телевизор, так как, анализируя чужие мыслительные процессы, вы можете набрести на мысль оригинальную, никому до этого не знакомую! Фантазируя же вне информационного поля, вы рискуете прийти к выводам, которые уже давно сделаны, и очень расстроиться от бесцельно потраченного времени.
Испытываю особенную благодарность к вам за то, что вы заставили меня обратиться к эпистолярному жанру. Постепенно начинаю испытывать некое подобие литературного вдохновения, особенно в процессе непосредственного изложения. Честно говоря, чернильным прибором более не пользуюсь, так как шариковые ручки все же удобнее, да и чернила скорее переводятся, нежели паста в стержнях, а часто выходить на улицу хлопотно для меня.
Опять пренеприятно чешется рука!..
Все же мне очень интересно ваше мнение по поводу происшедшей под моими окнами катастрофы.
С этим прощаюсь с вами.
P.S. Высылаю свою фотографию. На качестве не взыщите, какая уж есть. В свою очередь ожидаю вашего портрета!
С огромным уважением
Ваш Евгений Молокан
ПИСЬМО ПЯТОЕ
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
К сожалению, я не принадлежу к категории спортсменов или ученых, а коляска досталась мне чудом. Наше районное отделение по нарушениям в опорно-двигательной системе посетил конструктор Ситосиши. Он читал нам лекцию по ухаживанию за своим телом в условиях частичного или полного паралича.
Мы много слышали всяких разных лекций от всевозможных светил науки и медицины, но в глазах конструктора Ситосиши имелась какая-то особая сердобольность, отличающая его от других лекторов, какие-то очень душевные взгляды бросал он на присутствующих. Не страдает ли у него какой-нибудь родственник схожей с нашей бедой! – подумал я. – Не случалось ли с самим конструктором такое же несчастье, родившее в нем столь теплый отзвук, который даже в голосе переводчика был различим?
И конечно же, я оказался прав. Уже после лекции я осмелился подъехать к конструктору и полюбопытствовал о его житье-бытье. И что вы думаете?! Когда я задал ему свой сакраментальный вопрос, глаза Ситосиши увлажнились и он сообщил мне, что двенадцать лет назад его любимая бабушка Киоке, которая заменила конструктору мать, погибшую на войне, попала под машину. Травма была настолько серьезна, что бабушка осталась парализованной на девяносто восемь процентов. Для нее-то и сконструировал любящий внук столь чудесную коляску, и по сегодняшний день перевозящую девяностовосьмилетнюю Киоке по ее надобностям.
– Ах, насколько вы проницательны! – удивился конструктор Ситосиши. – Вероятно, ваш недуг развил в вас способность делать умозаключения в тех ситуациях, мимо которых обычный человек пройдет равнодушным.
Он похлопал меня по плечу и растроганно сказал:
– Я привез в Россию два образца моих изобретений и один из них хочу преподнести вам!
Он взмахнул рукой, и в комнату внесли большую коробку, в которой и оказалась моя коляска.
– Она называется – "Тояма". Ездите на ней и вспоминайте мою дорогую бабушку Киоке. Это она вам дарит коляску!
Таким удивительным образом и появилось у меня это чудо конструкторской мысли, которое, как я узнал позже, должно было принадлежать летчику-испытателю, счастливо успевшему катапультироваться на салоне в Ле Бурже.
После месячного турне по России конструктор Ситосиши успел вернуться в Токио, чтобы похоронить бабушку Киоке, скончавшуюся в одночасье.
Нашей милой коровушке Асе непременно нужно выйти замуж, так как процессы, происходящие в организмах женщин этого возраста, должны находиться под контролем мужей, способных успокоить и удовлетворить их эмоциональные всплески. Конечно же, шахтеры для этого особенно подходят!..
Непременно советую вам приобрести телевизор, так как, анализируя чужие мыслительные процессы, вы можете набрести на мысль оригинальную, никому до этого не знакомую! Фантазируя же вне информационного поля, вы рискуете прийти к выводам, которые уже давно сделаны, и очень расстроиться от бесцельно потраченного времени.
Испытываю особенную благодарность к вам за то, что вы заставили меня обратиться к эпистолярному жанру. Постепенно начинаю испытывать некое подобие литературного вдохновения, особенно в процессе непосредственного изложения. Честно говоря, чернильным прибором более не пользуюсь, так как шариковые ручки все же удобнее, да и чернила скорее переводятся, нежели паста в стержнях, а часто выходить на улицу хлопотно для меня.
Опять пренеприятно чешется рука!..
Все же мне очень интересно ваше мнение по поводу происшедшей под моими окнами катастрофы.
С этим прощаюсь с вами.
P.S. Высылаю свою фотографию. На качестве не взыщите, какая уж есть. В свою очередь ожидаю вашего портрета!
С огромным уважением
Ваш Евгений Молокан
ПИСЬМО ПЯТОЕ
Отправлено 19-го ноября
по адресу: Москва, Старый Арбат, 4.
Евгению Молокану.
Ах, не могу понять, как ни стараюсь! Уж не мистифицируете ли вы меня своими рассказами? Уж не хотите ли взволновать бедную женщину потусторонними фантазиями баловства одного ради?! Хотя не скрою, чем более мое сердце стучит от волнения, тем интересней мне читать ваши письма!
В вашем рассказе о катастрофе не все удачно складывается. Вы пишете, что сначала появился мальчишка со жвачкой во рту. Так ведь наличие жвачки говорит о том, что мальчишка абсолютно современен, что он принадлежит нашему с вами десятилетию. К тому же лицо его показалось вам знакомым. Видимо, он жил где-то рядом с вами. Пролетка, которая неожиданно выскочила из переулка, естественно, из лет сильно предыдущих… Сколько я ни ломала над этим несоответствием голову, простого решения найти мне не удалось.
Может быть, случившееся – сцена будущего кинофильма? Не спрятались ли оператор и режиссер на крыше одного из арбатских домов, запечатлевая на "кодак" происходящее внизу?.. Вполне вероятно, что за то время, которое вам понадобилось провести в ванной, дабы привести чувства в порядок, съемочная группа успела собраться и уехать восвояси. Может быть такое? Вполне. Хотя мне почему-то кажется, что это не правильный ответ… Ах, заинтриговали вы меня изрядно!
Ну да Бог с этим… Гораздо более меня волнует ваша рука. Прошел ли зуд?.. Укус слепня не так уж страшен, да и ваш товарищ Бычков трижды прав. Какие в ноябре слепни! Сначала я решила, что вы жертва клеща, но и эти твари столь глубокой осенью в лесах не наблюдались!.. Не знаю, не знаю, может быть, это поздний комар, тем более вы говорите, что стояла небывалая теплынь. Укус позднего комара может быть болезнен, но не опасен. Так что старайтесь укушенное место не расчесывать. Хотя наверняка к тому моменту, как вы получите мое письмо, все пройдет.
Завидую я вам, хоть что-то происходит в вашей жизни. Пусть мистического содержания события эти, но все же куда как интереснее ваша жизнь, нежели моя.
Мне же приходится с утра до позднего вечера проводить возле окна своего деревянного дома и глазеть на главную улицу нашего поселка. Вероятно, я все же совершила ошибку, поменяв свою городскую квартиру на этот дом. Была уверена, что в поселковой местности, в ее скучности, мой недуг не будет столь мучить меня постоянным сознанием несостоятельности перед окружающим миром, в котором все двигается и переменяется. Поначалу все было так, как я предполагала. Статичность картинок сельской жизни более не подчеркивала моей физической неполноценности. Мир вне города сам как будто парализован, в нем нет ни суеты, ни бессмысленных передвижений, все уныло и скучно, как и в голове инвалида. Продукты закуплены на долгие времена, а потому часто выезжать со двора на грязюку поселковых дорог нет необходимости… А потом, в поселке я никого совершенно не знаю близко, и поэтому не приходится разговаривать с товарками на темы для меня болезненные. Слава Богу, еще ни одна дура не поинтересовалась, каково мне без мужчин и как переживает свое одиночество моя муши… (Это по-немецки то же самое, что по-русски кунка, а по-английски – пусси.) Извините, конечно, за такие подробности, но буквально так спрашивала меня моя петербургская подруга, тоже немка.
С другой стороны, именно подвижности, глупой городской сумятицы не хватает мне в поселке. Частенько хочется заплакать оттого, что под окнами не проезжают троллейбусы, перескакивая своими рогами с одних проводов на другие, не тренькают ночные трамваи, развозя полуночников по теплым постелям, не сигналят автомобили… Хочется слышать шум толпы, тарахтенье вертолетов и детский смех…
Простите меня за столь сентиментальное отступление. Со мною случается это крайне редко. Вероятно, вы правы, нужно приобрести телевизор и впериться в него, пересматривая все, от глупых детективов до мучительных эротических программ.
Поставила на стол вашу фотографию и смотрю прямо в ее глаза. Стараюсь понять – мучают ли вас те же самые проблемы, что и меня?.. Я вовсе не имею в виду сложности, связанные с нашим общим недугом, нет. Я просто мечтаю о нашей психологической сообщности, о похожести взглядов на вещи простые и сложные, ищу в вас друга. Может быть, я поспешна, но так хочется, чтобы кому-нибудь можно было рассказать все.
Третьего дня обнаружила возле своих дверей чемодан. Вернее, это не чемодан, а что-то похожее на футляр музыкального инструмента, вот только какого, не понимаю. Футляр достаточно большой, обитый черным бархатом и изрядно тяжелый. Мне он показался сначала странным, но в чем эта странность выражается – было непонятно. Я оглядела все вокруг, однако никого, кто бы мог поставить его возле моих дверей, не обнаружила. Поэтому я внесла находку в дом и оставила при входе. Хозяин футляра, вероятно, за ним скоро вернется, подумала я, но вот уже третий день забытая вещь стоит возле порога и притягивает мои взгляды своей брошенностью.
Просмотрела все бесплатные газеты – не приезжал ли к нам в последнее время в поселок какой-нибудь оркестр или ансамбль, но никакой такой рекламы не обнаружила… Как вы думаете, может быть, передать футляр с почтальоншей в стол находок, если таковой имеется в Шавыринском?
Евгений! Должна с восторгом сообщить, что рука ваша мужает с каждой строчкой, что даже мой опытный взгляд не может отыскать в письме стилистических неловкостей и завихрений, если уж только нарочно придираться… Ваш стиль очень схож с моим, и я немножечко горда, так как я, и только я заставила вас писать, вдохновив собственным примером. Вы просто молодец!
Опять смотрю на вашу фотографию и ловлю себя на мысли, что так скоро привыкла к портрету, как будто он стоял на моем столе всю жизнь.
Опишите мне, пожалуйста, эротическую программу. Каков процент в ней пошлости, а каков искусства, если таковое имеется? Может быть, я действительно соберусь и приобрету телевизор.
Что ваш товарищ Бычков? Нашелся или по-прежнему под властью любовного гона?.. Мне почему-то кажется, что он пропал именно по этой причине!
Высылаю вам свою фотографию и честно говорю, что она исполнена десять лет назад, до того как со мною произошло несчастие.
На этом до свидания
Ваша Анна Веллер
P.S. Вероятно, в ближайшем будущем я соберусь с силами и расскажу вам о том, как произошло со мною несчастие.
по адресу: Москва, Старый Арбат, 4.
Евгению Молокану.
Ах, не могу понять, как ни стараюсь! Уж не мистифицируете ли вы меня своими рассказами? Уж не хотите ли взволновать бедную женщину потусторонними фантазиями баловства одного ради?! Хотя не скрою, чем более мое сердце стучит от волнения, тем интересней мне читать ваши письма!
В вашем рассказе о катастрофе не все удачно складывается. Вы пишете, что сначала появился мальчишка со жвачкой во рту. Так ведь наличие жвачки говорит о том, что мальчишка абсолютно современен, что он принадлежит нашему с вами десятилетию. К тому же лицо его показалось вам знакомым. Видимо, он жил где-то рядом с вами. Пролетка, которая неожиданно выскочила из переулка, естественно, из лет сильно предыдущих… Сколько я ни ломала над этим несоответствием голову, простого решения найти мне не удалось.
Может быть, случившееся – сцена будущего кинофильма? Не спрятались ли оператор и режиссер на крыше одного из арбатских домов, запечатлевая на "кодак" происходящее внизу?.. Вполне вероятно, что за то время, которое вам понадобилось провести в ванной, дабы привести чувства в порядок, съемочная группа успела собраться и уехать восвояси. Может быть такое? Вполне. Хотя мне почему-то кажется, что это не правильный ответ… Ах, заинтриговали вы меня изрядно!
Ну да Бог с этим… Гораздо более меня волнует ваша рука. Прошел ли зуд?.. Укус слепня не так уж страшен, да и ваш товарищ Бычков трижды прав. Какие в ноябре слепни! Сначала я решила, что вы жертва клеща, но и эти твари столь глубокой осенью в лесах не наблюдались!.. Не знаю, не знаю, может быть, это поздний комар, тем более вы говорите, что стояла небывалая теплынь. Укус позднего комара может быть болезнен, но не опасен. Так что старайтесь укушенное место не расчесывать. Хотя наверняка к тому моменту, как вы получите мое письмо, все пройдет.
Завидую я вам, хоть что-то происходит в вашей жизни. Пусть мистического содержания события эти, но все же куда как интереснее ваша жизнь, нежели моя.
Мне же приходится с утра до позднего вечера проводить возле окна своего деревянного дома и глазеть на главную улицу нашего поселка. Вероятно, я все же совершила ошибку, поменяв свою городскую квартиру на этот дом. Была уверена, что в поселковой местности, в ее скучности, мой недуг не будет столь мучить меня постоянным сознанием несостоятельности перед окружающим миром, в котором все двигается и переменяется. Поначалу все было так, как я предполагала. Статичность картинок сельской жизни более не подчеркивала моей физической неполноценности. Мир вне города сам как будто парализован, в нем нет ни суеты, ни бессмысленных передвижений, все уныло и скучно, как и в голове инвалида. Продукты закуплены на долгие времена, а потому часто выезжать со двора на грязюку поселковых дорог нет необходимости… А потом, в поселке я никого совершенно не знаю близко, и поэтому не приходится разговаривать с товарками на темы для меня болезненные. Слава Богу, еще ни одна дура не поинтересовалась, каково мне без мужчин и как переживает свое одиночество моя муши… (Это по-немецки то же самое, что по-русски кунка, а по-английски – пусси.) Извините, конечно, за такие подробности, но буквально так спрашивала меня моя петербургская подруга, тоже немка.
С другой стороны, именно подвижности, глупой городской сумятицы не хватает мне в поселке. Частенько хочется заплакать оттого, что под окнами не проезжают троллейбусы, перескакивая своими рогами с одних проводов на другие, не тренькают ночные трамваи, развозя полуночников по теплым постелям, не сигналят автомобили… Хочется слышать шум толпы, тарахтенье вертолетов и детский смех…
Простите меня за столь сентиментальное отступление. Со мною случается это крайне редко. Вероятно, вы правы, нужно приобрести телевизор и впериться в него, пересматривая все, от глупых детективов до мучительных эротических программ.
Поставила на стол вашу фотографию и смотрю прямо в ее глаза. Стараюсь понять – мучают ли вас те же самые проблемы, что и меня?.. Я вовсе не имею в виду сложности, связанные с нашим общим недугом, нет. Я просто мечтаю о нашей психологической сообщности, о похожести взглядов на вещи простые и сложные, ищу в вас друга. Может быть, я поспешна, но так хочется, чтобы кому-нибудь можно было рассказать все.
Третьего дня обнаружила возле своих дверей чемодан. Вернее, это не чемодан, а что-то похожее на футляр музыкального инструмента, вот только какого, не понимаю. Футляр достаточно большой, обитый черным бархатом и изрядно тяжелый. Мне он показался сначала странным, но в чем эта странность выражается – было непонятно. Я оглядела все вокруг, однако никого, кто бы мог поставить его возле моих дверей, не обнаружила. Поэтому я внесла находку в дом и оставила при входе. Хозяин футляра, вероятно, за ним скоро вернется, подумала я, но вот уже третий день забытая вещь стоит возле порога и притягивает мои взгляды своей брошенностью.
Просмотрела все бесплатные газеты – не приезжал ли к нам в последнее время в поселок какой-нибудь оркестр или ансамбль, но никакой такой рекламы не обнаружила… Как вы думаете, может быть, передать футляр с почтальоншей в стол находок, если таковой имеется в Шавыринском?
Евгений! Должна с восторгом сообщить, что рука ваша мужает с каждой строчкой, что даже мой опытный взгляд не может отыскать в письме стилистических неловкостей и завихрений, если уж только нарочно придираться… Ваш стиль очень схож с моим, и я немножечко горда, так как я, и только я заставила вас писать, вдохновив собственным примером. Вы просто молодец!
Опять смотрю на вашу фотографию и ловлю себя на мысли, что так скоро привыкла к портрету, как будто он стоял на моем столе всю жизнь.
Опишите мне, пожалуйста, эротическую программу. Каков процент в ней пошлости, а каков искусства, если таковое имеется? Может быть, я действительно соберусь и приобрету телевизор.
Что ваш товарищ Бычков? Нашелся или по-прежнему под властью любовного гона?.. Мне почему-то кажется, что он пропал именно по этой причине!
Высылаю вам свою фотографию и честно говорю, что она исполнена десять лет назад, до того как со мною произошло несчастие.
На этом до свидания
Ваша Анна Веллер
P.S. Вероятно, в ближайшем будущем я соберусь с силами и расскажу вам о том, как произошло со мною несчастие.
ПИСЬМО ШЕСТОЕ
Отправлено 25-го ноября
по адресу: Санкт-Петербургская область,
поселок Шавыринский, д. 133.
Анне Веллер.
Милая, премилая, милая Анна!
Очень и очень ждал вашего нынешнего письма. Вероятно, со мною происходят вещи совершенно нерадостные, и вы единственный человек, которому я могу от души пожаловаться, так как Бычков до сих пор не объявился. Я даже звонил в милицию, но по телефону моего заявления не приняли, да и срок, после которого возбуждают розыск без вести пропавших гражданских лиц, еще не вышел. Так что терпите, Анна, и читайте строки моего уныния и полного недоумения.
На следующую ночь после того, как я отправил вам свое последнее письмо, я засиделся перед телевизором. Как раз была суббота, и по седьмому каналу телезрителей развлекали эротической программой.
Вот какая странность! Программа была продолжительностью в три часа, а пересказать хоть какой-нибудь ее эпизод крайне трудно. Практически не могу подобрать слов даже для начала. Все сводится к простой формуле – к количеству участников в данном эпизоде, к мастерству режиссера, оператора и гримера… Например, две девушки любят друг друга. На пленке запечатлен самый пик их любовных отношений. Они абсолютно обнажены, их тела натерты чем-то блестящим, что походит на любовный пот, глаза полузакрыты, а языки столь длинны и проворны, что добираются до самых интимных и сладких местечек в нашем сознании. Все это под сопровождение мягкой музыки – полутона, прозрачные ткани, капли воды по стеклу, за которым размытые пятна тел, тонкие пальцы, скользящие по груди и оставляющие на ней еле заметные красные полосы. Стройные и спелые бедра, которые вот-вот откроют перед нами самые заветные таинства… Но в тот миг, в то мгновение, когда ваши глаза распахнуты до предела, когда они готовы принять самые главные картины, насытиться и наполниться откровенностью, мастерство оператора, его умелые руки отводят камеру на какие-нибудь второстепенные части тела, например ступни ног, и зрителю приходится в это мгновение лишь прерывисто вздыхать и надеяться, что в следующем эпизоде бедра непременно откроют перед ним сладкие закоулки…
Вот так вот три часа… Когда на экране возникают мужские пары, я отправляюсь на кухню заварить пахучего чая или переключаю телевизор на другой канал, хотя бы на новости.
Вот так вот три часа…
Ночью я вновь проснулся от зуда в руке. На этот раз чесотка была столь нестерпима, что я, сжав зубы, с трудом залез в коляску и покатил в ванную за антисептической и болеутоляющей мазью, хранящейся в моей аптечке. Крышечка от долгого лежания мази прикипела к тюбику, я напрягался, открывая ее, но вместе с тем точно знал, что никакая боль, никакая зараза не устоит перед этой китайской смесью, которую привез мне с войны Бычков.
– Это чудесная мазь! – восклицал мой товарищ. – Она незаменима при всяких воспалениях в теле и костях. Пользуйся ею смело, и ты будешь здоров всегда!
В довершение столь убедительной рекламы Бычков рассказал, как его в песчаном окопе укусила в большой палец ноги гюрза, как он уже готовился к встрече с потусторонним, шепча молитвы, но тут ему на помощь пришел военный священник, натер укус пахучей мазью, и – о чудо! – рана затянулась в минуту, а яд был нейтрализован…
Наконец мне удалось открыть тюбик и выдавить из него на полпальца коричневатого геля, в который я обмакнул вату, накрученную вокруг спички, и поднес к больному месту.
То, что я увидел, крайне огорчило меня. На месте укуса выросла какая-то шишечка, величиной с большую конфету-драже. Да и цветом походила на нее же – переливалась от бордового на верхушке до синеватого в основании. Я с вниманием разглядывал это новообразование, сомневаясь, что бычковская мазь в данном случае мне поможет, но все же попробовал. Я нанес часть на саму опухлость, а другую вокруг ее основания, потихоньку втирая. Шишка на ощупь казалась твердой и очень теплой. На мгновение я подумал, что это просто нарыв, и хотел было его выдавить, но что-то остановило меня. То ли давние предупреждения, что ничего выдавливать нельзя – инфекция может разнестись по телу, то ли что-то еще, неосознанное…
Нанеся мазь, я на всякий случай стал активно дуть на руку, боясь, что будет щипать. Но ничего такого не произошло… Я еще некоторое время полюбовался на шишку, а затем покатился обратно в спальню, с удовольствием отмечая, как зуд постепенно сходит на нет, сменяясь ровным и приятным теплом.
– Ах, чудо-мазь, – радовался я, засыпая. – Не подвела!..
Еще перед сном я подумал, что дружба – самая великая на свете вещь! Иной раз вдохнешь грудью и замираешь до слез от осознания того, что у тебя есть такой добрый и надежный друг, как мой товарищ Бычков! Как мне хочется, чтобы и вы, милая Анна, стали моим добрым и верным другом, коим и я хочу быть для вас!..
Той ночью мне было суждено проснуться еще раз и уже ни на минуту не засыпать до утра. Нет, разбудила меня на этот раз не боль и не зуд. Сначала я даже не понял, что выбило меня из сна, какая такая сила способна на это?.. Но тут же вспомнил про шишку, включил свет и, закатав рукав пижамной куртки, стал рассматривать ее, закрасившуюся в один цвет – какой-то серый с зеленоватым отливом. Мне показалось, что шишка немного подросла и стала уже размером с лесной орех фундук. Я дотронулся до нее, надавливая потихоньку сверху указательным пальцем, но внезапно почувствовал, что новообразование еще больше затвердело, а затем под натянувшейся кожей что-то зашевелилось, сопротивляясь моему пальцу. От удивления я отдернул руку и вскрикнул.
Господи, что же это такое?!. – крутился вопрос в моей голове. – Неужели все-таки клещ прокусил руку?!.
Я внимательно смотрел на шишку, стараясь уловить в ней движение, но клещ или что-то там еще теперь не подавало никаких признаков жизни.
Ах, ты!.. Может быть, мне все это показалось? – с надеждой подумал я и было уже собрался откинуться на подушки, как в шишке опять что-то дернулось, и я отчетливо увидел, как какая-то тварь толкает кожу моей руки изнутри, словно пытается вылезти наружу. Инстинктивно я прижал болячку подушечкой большого пальца, но вдруг что-то кольнуло меня под самый ноготь и пронзительная боль ошеломила, окатив подмышки холодным потом.
– Да что же это в самом деле?!. – возмутился я вслух.
Я спросил так громко, что возмущенный сосед застучал сверху по железной трубе отопительной системы чем-то металлическим.
Не слишком в этой ситуации владея собой, я дотянулся до телефона и дозвонился до "Скорой помощи".
– "Скорая помощь" слушает. Тридцать первая. Что случилось? – спросил меня внимательный женский голос.
– Меня что-то укусило в руку, – ответил я.
– Что именно?
– Не знаю. Но что-то прокусило кожу и залезло внутрь.
– Куда внутрь? – не поняла оператор.
– В руку, – уточнил я.
– Наш разговор записывается на магнитофонную ленту, – на всякий случай предупредили в "Скорой помощи". – К тому же ваш номер высветился на телефонном определителе.
– Если вы думаете, что я вас в четыре утра надумал разыгрывать, – взорвался я, – то вы заблуждаетесь, милая барышня!
– Давайте еще раз, – устало согласились на той стороне. – Кто вас укусил?
– Я же вам уже ответил, что не знаю!
– Собака, змея, жена?.. – неутомимо выясняла оператор.
– Может быть, клещ, – предположил я.
– Сколько прошло времени с момента укуса?
– Часов восемь.
В трубке зависла пауза, потом, прокашлявшись, женщина сообщила мне, что в это время года клещи не водятся.
– Без вас знаю! – нагрубил я. – Тогда что же это такое?!.
– Чешется?
– Нестерпимо!
– Может быть, клопы… Или аллергия. Голова кружится?
– Нет.
– Тошнота?
– Не наблюдается.
– Сколько вам лет?
– Сорок один год.
– Обратитесь завтра к врачу, – посоветовал голос. – А сейчас выпейте снотворное и спите. Тридцать первая желает вам спокойной ночи!..
Спокойной ночи так спокойной ночи, – внезапно успокоился я и выключил свет, чтобы не рассматривать свою беспокойную шишку. – Завтра отправлюсь к хирургу, и он вырежет этот орех под самый корень! – Я совершенно расслабился и очень быстро заснул.
На следующее утро шишка уже не выглядела такой огромной, как ночью. Я с большой осторожностью ощупал ее, но она оказалась какой-то вялой, не толкалась и не кусалась в ответ на провокационные прикосновения.
Был момент, когда я почти передумал идти к хирургу, так как в одиночестве спускаться по лестнице из подъезда на улицу было занятием малоприятным и опасным: однажды я даже перевернулся и пролежал лицом вниз минут десять, пока кто-то не заметил мою аварию и не поставил все обратно – с головы на колеса… Все же я победил свои опасения и, тепло одевшись, выкатился из квартиры на лестничную площадку. Умело используя тормоз и задний ход, я успешно преодолел шесть ступенек, отделяющих мой первый этаж от улицы, и покатился по Арбату в сторону метро, за которым находится моя поликлиника. На мгновение я задержался возле того места, где несколько дней назад, по вашему мнению, дорогая Анна, происходили киносъемки, и что вы думаете?.. Да-да, на булыжной мостовой, в щелях, я обнаружил ссохшуюся кровь. Уверен, что это именно кровь, кровь, а не какая-то бутафорская краска!..
Катясь по дороге к поликлинике, я грустно думал о пропавшем Бычкове, о странной пролетке, о погибшем подростке, чья кровь еще не стерта временем и подошвами с мощеных тротуаров, и о моей злосчастной шишке.
Вся наша жизнь – череда опасностей, размышлял я, разглядывая молодых людей, несмотря на утро целующихся парочками по подворотням. Беззаботность и высокомерие перед старостью отличает юных. Оттого их жизнь гораздо опаснее жизни стариков. Их подстерегают неожиданные болезни и войны, которые могут свести на нет все мечтания и надежды, тогда как старики отвоевали свое и прожили жизнь, не занедужив теми болезнями, которые преждевременно укладывают в могилу полные любовных соков тела. Пример – мой мальчишка, скакавший с шариком по мостовым, а через мгновение принадлежавший уже миру мертвых.
Мой врач оказался старым опытным хирургом, прошедшим боевые испытания и имеющим военные награды. Выдающегося телосложения, седой, огромный, как памятник, с добрыми глазами пьяницы, он внушал великое доверие, и пациент с детской покорностью вкладывал свою маленькую ладошку в огромную руку гиганта и, не задумываясь, вверял эскулапу свою жизнь.
– Интересная штуковина! – проговорил гигант. – Я бы сказал даже, любопытная!
Облизав губы, хирург чмокнул языком, как будто у него пересохло во рту, и так же, как я накануне, надавил на шишку с разных сторон.
– Выдавливать пробовали?
– Нет, – ответил я. – С детства знаю, что опасно.
– Зря.
– Что зря? – не понял я.
– Если вы подозреваете, что вас укусил клещ, то его надо было давить.
– Но клещи в это время не водятся! – с уверенностью возразил я.
– Будем надеяться.
Хирург опять чмокнул языком, отпустил мою руку и ушел за медицинскую ширму. Я услышал, как открылся стеклянный шкаф, как звякнуло стекло о стекло, как шумно и долго втекала какая-то жидкость в желудок врача…
Когда хирург появился, лицо его изрядно закраснелось и выражало полную расположенность к дальнейшей жизни. Он с удивлением оглядел меня и спросил:
– Вы что?
– Что? – не понял я.
– Ах, да… – вспомнил эскулап, сел и вновь пощупал мою шишку. – Давайте попробуем выдавить эту гадость! – решил он и, не давая мне опомниться, сдавил шишку между большими пальцами.
– А-а-а! – закричал я.
– А-а! – коротко вскрикнул хирург. – Что это?!
Он вскочил на ноги и, несмотря на свою комплекцию, резво отпрыгнул к окну.
– Что это?!. – переспросил он. – Вы что это такое делаете?!.
– Да не я это!.. Я же вам говорил, эта штука сопротивляется. Она вовсе не хочет покидать меня, а потому дает достойный отпор всякому, кто хочет ее насильно выдворить! Вот и мне вчера этот клещ засунул под ноготь свое жало. Видите, даже капелька крови запеклась возле лунки… Говорят, что белые точки на ногтях – к счастью. А вы как думаете?
– Идите на рентген!.. – решил врач, как-то странно косясь на меня. – Потом ко мне.
Он отвернулся и, не дожидаясь, пока я выкачусь из кабинета, удалился за ширму и забулькал чем-то в стакан.
Рентген мне сделали быстро и велели находиться за дверью. Я сидел в своей коляске и терпеливо ждал рентгенолога. Он появился, вялый, на тощих ногах, неся снимок над головой и помахивая им для просушки, кивнул мне, чтобы я следовал за ним.
– Ждите, – сказал он перед кабинетом хирурга. – Вас позовут.
Вероятно, что-то серьезное, – подумал я. – Иначе бы сестра снимок отнесла.
Из-за двери хирургического кабинета доносились приглушенные голоса, но сколько бы я ни прислушивался к ним, разобрать ничего не смог. Зато, как мне показалось, опять зазвякала посуда и забулькала жидкость. За дверью засмеялись, затем все стихло, а через минуту из кабинета вышел рентгенолог и, даже не взглянув на меня, понес свое тело прочь, резво перебирая ногами.
– Молокан!
Услышав этот властный призыв, я смело въехал в хирургический кабинет и затормозил возле стола, за которым сидел врач и что-то записывал в мою историю болезни.
– Ну что, доктор? – заторопился я. – Это опасно?
Хирург кивнул на лежащий рядом снимок.
– Хотите-посмотрите… – предложил он, с трудом сдерживая икоту.
Я осторожно взял снимок и, прилипая к нему, еще влажному, пальцами, посмотрел на свет. То, что я увидел, не оставило никаких сомнений.
– Все-таки это клещ! – воскликнул я.
– Это не клещ, – возразил хирург.
– А что?
– Hiprotomus Viktotolamus.
– Это что еще?!.
– Такой жук.
– Что еще за жук?! – вскричал я, чувствуя, как мною овладевает раздражение. – Делайте, в конце концов, что-нибудь! Режьте его!
– Посмотрите на снимок еще раз. – Хирург оторвался от записей и громко икнул. – Видите тельце жука?
Я кивнул.
– А рога?
– Вижу.
– Теперь внимательно посмотрите на его лапки.
– И что? – не понимал я, что есть силы всматриваясь в контуры жука.
– А то, – пояснил эскулап. – Жука вырезать сейчас нельзя. Видите, от каждой его лапки тянется белая ниточка?..
– Ну? – не понимал я.
– Эти белые ниточки – ваши нервы. – Врач взял из моих рук снимок и поместил его на световое панно. – Вот эта ниточка, – он ткнул ручкой в правую лапку жука, – эта ниточка – нерв, отвечающий за подвижность вашей руки. Вот эта, – перо уперлось в левую лапку, – это нерв, уходящий прямиком к коре головного мозга… И все остальные нервы идут к мозгу.
по адресу: Санкт-Петербургская область,
поселок Шавыринский, д. 133.
Анне Веллер.
Милая, премилая, милая Анна!
Очень и очень ждал вашего нынешнего письма. Вероятно, со мною происходят вещи совершенно нерадостные, и вы единственный человек, которому я могу от души пожаловаться, так как Бычков до сих пор не объявился. Я даже звонил в милицию, но по телефону моего заявления не приняли, да и срок, после которого возбуждают розыск без вести пропавших гражданских лиц, еще не вышел. Так что терпите, Анна, и читайте строки моего уныния и полного недоумения.
На следующую ночь после того, как я отправил вам свое последнее письмо, я засиделся перед телевизором. Как раз была суббота, и по седьмому каналу телезрителей развлекали эротической программой.
Вот какая странность! Программа была продолжительностью в три часа, а пересказать хоть какой-нибудь ее эпизод крайне трудно. Практически не могу подобрать слов даже для начала. Все сводится к простой формуле – к количеству участников в данном эпизоде, к мастерству режиссера, оператора и гримера… Например, две девушки любят друг друга. На пленке запечатлен самый пик их любовных отношений. Они абсолютно обнажены, их тела натерты чем-то блестящим, что походит на любовный пот, глаза полузакрыты, а языки столь длинны и проворны, что добираются до самых интимных и сладких местечек в нашем сознании. Все это под сопровождение мягкой музыки – полутона, прозрачные ткани, капли воды по стеклу, за которым размытые пятна тел, тонкие пальцы, скользящие по груди и оставляющие на ней еле заметные красные полосы. Стройные и спелые бедра, которые вот-вот откроют перед нами самые заветные таинства… Но в тот миг, в то мгновение, когда ваши глаза распахнуты до предела, когда они готовы принять самые главные картины, насытиться и наполниться откровенностью, мастерство оператора, его умелые руки отводят камеру на какие-нибудь второстепенные части тела, например ступни ног, и зрителю приходится в это мгновение лишь прерывисто вздыхать и надеяться, что в следующем эпизоде бедра непременно откроют перед ним сладкие закоулки…
Вот так вот три часа… Когда на экране возникают мужские пары, я отправляюсь на кухню заварить пахучего чая или переключаю телевизор на другой канал, хотя бы на новости.
Вот так вот три часа…
Ночью я вновь проснулся от зуда в руке. На этот раз чесотка была столь нестерпима, что я, сжав зубы, с трудом залез в коляску и покатил в ванную за антисептической и болеутоляющей мазью, хранящейся в моей аптечке. Крышечка от долгого лежания мази прикипела к тюбику, я напрягался, открывая ее, но вместе с тем точно знал, что никакая боль, никакая зараза не устоит перед этой китайской смесью, которую привез мне с войны Бычков.
– Это чудесная мазь! – восклицал мой товарищ. – Она незаменима при всяких воспалениях в теле и костях. Пользуйся ею смело, и ты будешь здоров всегда!
В довершение столь убедительной рекламы Бычков рассказал, как его в песчаном окопе укусила в большой палец ноги гюрза, как он уже готовился к встрече с потусторонним, шепча молитвы, но тут ему на помощь пришел военный священник, натер укус пахучей мазью, и – о чудо! – рана затянулась в минуту, а яд был нейтрализован…
Наконец мне удалось открыть тюбик и выдавить из него на полпальца коричневатого геля, в который я обмакнул вату, накрученную вокруг спички, и поднес к больному месту.
То, что я увидел, крайне огорчило меня. На месте укуса выросла какая-то шишечка, величиной с большую конфету-драже. Да и цветом походила на нее же – переливалась от бордового на верхушке до синеватого в основании. Я с вниманием разглядывал это новообразование, сомневаясь, что бычковская мазь в данном случае мне поможет, но все же попробовал. Я нанес часть на саму опухлость, а другую вокруг ее основания, потихоньку втирая. Шишка на ощупь казалась твердой и очень теплой. На мгновение я подумал, что это просто нарыв, и хотел было его выдавить, но что-то остановило меня. То ли давние предупреждения, что ничего выдавливать нельзя – инфекция может разнестись по телу, то ли что-то еще, неосознанное…
Нанеся мазь, я на всякий случай стал активно дуть на руку, боясь, что будет щипать. Но ничего такого не произошло… Я еще некоторое время полюбовался на шишку, а затем покатился обратно в спальню, с удовольствием отмечая, как зуд постепенно сходит на нет, сменяясь ровным и приятным теплом.
– Ах, чудо-мазь, – радовался я, засыпая. – Не подвела!..
Еще перед сном я подумал, что дружба – самая великая на свете вещь! Иной раз вдохнешь грудью и замираешь до слез от осознания того, что у тебя есть такой добрый и надежный друг, как мой товарищ Бычков! Как мне хочется, чтобы и вы, милая Анна, стали моим добрым и верным другом, коим и я хочу быть для вас!..
Той ночью мне было суждено проснуться еще раз и уже ни на минуту не засыпать до утра. Нет, разбудила меня на этот раз не боль и не зуд. Сначала я даже не понял, что выбило меня из сна, какая такая сила способна на это?.. Но тут же вспомнил про шишку, включил свет и, закатав рукав пижамной куртки, стал рассматривать ее, закрасившуюся в один цвет – какой-то серый с зеленоватым отливом. Мне показалось, что шишка немного подросла и стала уже размером с лесной орех фундук. Я дотронулся до нее, надавливая потихоньку сверху указательным пальцем, но внезапно почувствовал, что новообразование еще больше затвердело, а затем под натянувшейся кожей что-то зашевелилось, сопротивляясь моему пальцу. От удивления я отдернул руку и вскрикнул.
Господи, что же это такое?!. – крутился вопрос в моей голове. – Неужели все-таки клещ прокусил руку?!.
Я внимательно смотрел на шишку, стараясь уловить в ней движение, но клещ или что-то там еще теперь не подавало никаких признаков жизни.
Ах, ты!.. Может быть, мне все это показалось? – с надеждой подумал я и было уже собрался откинуться на подушки, как в шишке опять что-то дернулось, и я отчетливо увидел, как какая-то тварь толкает кожу моей руки изнутри, словно пытается вылезти наружу. Инстинктивно я прижал болячку подушечкой большого пальца, но вдруг что-то кольнуло меня под самый ноготь и пронзительная боль ошеломила, окатив подмышки холодным потом.
– Да что же это в самом деле?!. – возмутился я вслух.
Я спросил так громко, что возмущенный сосед застучал сверху по железной трубе отопительной системы чем-то металлическим.
Не слишком в этой ситуации владея собой, я дотянулся до телефона и дозвонился до "Скорой помощи".
– "Скорая помощь" слушает. Тридцать первая. Что случилось? – спросил меня внимательный женский голос.
– Меня что-то укусило в руку, – ответил я.
– Что именно?
– Не знаю. Но что-то прокусило кожу и залезло внутрь.
– Куда внутрь? – не поняла оператор.
– В руку, – уточнил я.
– Наш разговор записывается на магнитофонную ленту, – на всякий случай предупредили в "Скорой помощи". – К тому же ваш номер высветился на телефонном определителе.
– Если вы думаете, что я вас в четыре утра надумал разыгрывать, – взорвался я, – то вы заблуждаетесь, милая барышня!
– Давайте еще раз, – устало согласились на той стороне. – Кто вас укусил?
– Я же вам уже ответил, что не знаю!
– Собака, змея, жена?.. – неутомимо выясняла оператор.
– Может быть, клещ, – предположил я.
– Сколько прошло времени с момента укуса?
– Часов восемь.
В трубке зависла пауза, потом, прокашлявшись, женщина сообщила мне, что в это время года клещи не водятся.
– Без вас знаю! – нагрубил я. – Тогда что же это такое?!.
– Чешется?
– Нестерпимо!
– Может быть, клопы… Или аллергия. Голова кружится?
– Нет.
– Тошнота?
– Не наблюдается.
– Сколько вам лет?
– Сорок один год.
– Обратитесь завтра к врачу, – посоветовал голос. – А сейчас выпейте снотворное и спите. Тридцать первая желает вам спокойной ночи!..
Спокойной ночи так спокойной ночи, – внезапно успокоился я и выключил свет, чтобы не рассматривать свою беспокойную шишку. – Завтра отправлюсь к хирургу, и он вырежет этот орех под самый корень! – Я совершенно расслабился и очень быстро заснул.
На следующее утро шишка уже не выглядела такой огромной, как ночью. Я с большой осторожностью ощупал ее, но она оказалась какой-то вялой, не толкалась и не кусалась в ответ на провокационные прикосновения.
Был момент, когда я почти передумал идти к хирургу, так как в одиночестве спускаться по лестнице из подъезда на улицу было занятием малоприятным и опасным: однажды я даже перевернулся и пролежал лицом вниз минут десять, пока кто-то не заметил мою аварию и не поставил все обратно – с головы на колеса… Все же я победил свои опасения и, тепло одевшись, выкатился из квартиры на лестничную площадку. Умело используя тормоз и задний ход, я успешно преодолел шесть ступенек, отделяющих мой первый этаж от улицы, и покатился по Арбату в сторону метро, за которым находится моя поликлиника. На мгновение я задержался возле того места, где несколько дней назад, по вашему мнению, дорогая Анна, происходили киносъемки, и что вы думаете?.. Да-да, на булыжной мостовой, в щелях, я обнаружил ссохшуюся кровь. Уверен, что это именно кровь, кровь, а не какая-то бутафорская краска!..
Катясь по дороге к поликлинике, я грустно думал о пропавшем Бычкове, о странной пролетке, о погибшем подростке, чья кровь еще не стерта временем и подошвами с мощеных тротуаров, и о моей злосчастной шишке.
Вся наша жизнь – череда опасностей, размышлял я, разглядывая молодых людей, несмотря на утро целующихся парочками по подворотням. Беззаботность и высокомерие перед старостью отличает юных. Оттого их жизнь гораздо опаснее жизни стариков. Их подстерегают неожиданные болезни и войны, которые могут свести на нет все мечтания и надежды, тогда как старики отвоевали свое и прожили жизнь, не занедужив теми болезнями, которые преждевременно укладывают в могилу полные любовных соков тела. Пример – мой мальчишка, скакавший с шариком по мостовым, а через мгновение принадлежавший уже миру мертвых.
Мой врач оказался старым опытным хирургом, прошедшим боевые испытания и имеющим военные награды. Выдающегося телосложения, седой, огромный, как памятник, с добрыми глазами пьяницы, он внушал великое доверие, и пациент с детской покорностью вкладывал свою маленькую ладошку в огромную руку гиганта и, не задумываясь, вверял эскулапу свою жизнь.
– Интересная штуковина! – проговорил гигант. – Я бы сказал даже, любопытная!
Облизав губы, хирург чмокнул языком, как будто у него пересохло во рту, и так же, как я накануне, надавил на шишку с разных сторон.
– Выдавливать пробовали?
– Нет, – ответил я. – С детства знаю, что опасно.
– Зря.
– Что зря? – не понял я.
– Если вы подозреваете, что вас укусил клещ, то его надо было давить.
– Но клещи в это время не водятся! – с уверенностью возразил я.
– Будем надеяться.
Хирург опять чмокнул языком, отпустил мою руку и ушел за медицинскую ширму. Я услышал, как открылся стеклянный шкаф, как звякнуло стекло о стекло, как шумно и долго втекала какая-то жидкость в желудок врача…
Когда хирург появился, лицо его изрядно закраснелось и выражало полную расположенность к дальнейшей жизни. Он с удивлением оглядел меня и спросил:
– Вы что?
– Что? – не понял я.
– Ах, да… – вспомнил эскулап, сел и вновь пощупал мою шишку. – Давайте попробуем выдавить эту гадость! – решил он и, не давая мне опомниться, сдавил шишку между большими пальцами.
– А-а-а! – закричал я.
– А-а! – коротко вскрикнул хирург. – Что это?!
Он вскочил на ноги и, несмотря на свою комплекцию, резво отпрыгнул к окну.
– Что это?!. – переспросил он. – Вы что это такое делаете?!.
– Да не я это!.. Я же вам говорил, эта штука сопротивляется. Она вовсе не хочет покидать меня, а потому дает достойный отпор всякому, кто хочет ее насильно выдворить! Вот и мне вчера этот клещ засунул под ноготь свое жало. Видите, даже капелька крови запеклась возле лунки… Говорят, что белые точки на ногтях – к счастью. А вы как думаете?
– Идите на рентген!.. – решил врач, как-то странно косясь на меня. – Потом ко мне.
Он отвернулся и, не дожидаясь, пока я выкачусь из кабинета, удалился за ширму и забулькал чем-то в стакан.
Рентген мне сделали быстро и велели находиться за дверью. Я сидел в своей коляске и терпеливо ждал рентгенолога. Он появился, вялый, на тощих ногах, неся снимок над головой и помахивая им для просушки, кивнул мне, чтобы я следовал за ним.
– Ждите, – сказал он перед кабинетом хирурга. – Вас позовут.
Вероятно, что-то серьезное, – подумал я. – Иначе бы сестра снимок отнесла.
Из-за двери хирургического кабинета доносились приглушенные голоса, но сколько бы я ни прислушивался к ним, разобрать ничего не смог. Зато, как мне показалось, опять зазвякала посуда и забулькала жидкость. За дверью засмеялись, затем все стихло, а через минуту из кабинета вышел рентгенолог и, даже не взглянув на меня, понес свое тело прочь, резво перебирая ногами.
– Молокан!
Услышав этот властный призыв, я смело въехал в хирургический кабинет и затормозил возле стола, за которым сидел врач и что-то записывал в мою историю болезни.
– Ну что, доктор? – заторопился я. – Это опасно?
Хирург кивнул на лежащий рядом снимок.
– Хотите-посмотрите… – предложил он, с трудом сдерживая икоту.
Я осторожно взял снимок и, прилипая к нему, еще влажному, пальцами, посмотрел на свет. То, что я увидел, не оставило никаких сомнений.
– Все-таки это клещ! – воскликнул я.
– Это не клещ, – возразил хирург.
– А что?
– Hiprotomus Viktotolamus.
– Это что еще?!.
– Такой жук.
– Что еще за жук?! – вскричал я, чувствуя, как мною овладевает раздражение. – Делайте, в конце концов, что-нибудь! Режьте его!
– Посмотрите на снимок еще раз. – Хирург оторвался от записей и громко икнул. – Видите тельце жука?
Я кивнул.
– А рога?
– Вижу.
– Теперь внимательно посмотрите на его лапки.
– И что? – не понимал я, что есть силы всматриваясь в контуры жука.
– А то, – пояснил эскулап. – Жука вырезать сейчас нельзя. Видите, от каждой его лапки тянется белая ниточка?..
– Ну? – не понимал я.
– Эти белые ниточки – ваши нервы. – Врач взял из моих рук снимок и поместил его на световое панно. – Вот эта ниточка, – он ткнул ручкой в правую лапку жука, – эта ниточка – нерв, отвечающий за подвижность вашей руки. Вот эта, – перо уперлось в левую лапку, – это нерв, уходящий прямиком к коре головного мозга… И все остальные нервы идут к мозгу.