Страница:
Но ведь Бычков-русский! – удивлялся я сквозь сон. – И ростом он выше, нежели скалолаз!.. Вероятно, я сплю и мне все это снится.
– Просыпайтесь! – услышал я команду. – Просыпайтесь!
Я открыл глаза и оглядел комнату, решив со сна отыскать в ней Бычкова. Но в комнате, конечно же, никого не было, лишь по-прежнему работал телевизор, рассказывая зрителям про жизнь тропического леса.
– Проснулись? – спросил жук.
Я покашлял.
– Часа два проспали… Сейчас уже такое время, что если спать дальше – рискуете не заснуть ночью!
На экране телевизора, во всю его ширь, простирался влажный зеленый лист какого-то тропического дерева. На самой его середине, слегка пошевеливая длинными усиками, сидело насекомое с красными крылышками.
– Сделайте погромче! – попросил жук.
Я увеличил в телевизоре звук, и из его динамиков послышались скрипы и клекотания, издаваемые тропическим насекомым. Краснокрылый жучок сучил задними лапками, подергивал остроконечным брюшком, как будто тужился.
– Интересно? – спросил я.
– Интересно, – ответил Hiprotomus. – He мешайте!
– Теп-теп-теп! – издавало краснокрылое насекомое. – Теп-теп…
– Слышите? – шепотом спросил жук, как будто боялся спугнуть с экрана картинку. – Вы слышите?
– Слышу, – ответил я.
– Это он самочку приманивает! Видите, как тельце его вибрирует!..
– Брачный период? – поинтересовался я.
– Ага, – подтвердил жук. – Если ему повезет, то появится самочка!..
– Повезет.
– Почему вы так думаете? – продолжал шептать Hiprotomus, и я вдруг почувствовал, как по моему животу разлилась какая-то теплая, приятная волна.
– Потому что эта передача… – ответил я, – про жизнь насекомых, и если в ней показывают брачный период, то самка обязательно появится!
– Логично-логично!.. – занервничал жук и пошевелился под кожей.
– Можно сидеть спокойно? – попросил я, и как раз в этот момент на влажный зеленый лист впрыгнул еще один краснокрылый жучок, застыв на его краешке.
– Вот она! – в восторге шепнул Hiprotomus. – Он сумел ее приманить!
Дальше все происходило, как положено происходить в обычном фильме про жизнь насекомых. Самец раскрыл крылышки, показывая самочке прозрачные подкрылки, приподнял задние лапки и засучил ими по брюшку, подзывая клекотанием свою избранницу.
– Теп-теп-теп!
Самочка очень медленно, пятясь, придвинулась к самцу и зашевелила краешком брюшка, выказывая свое согласие на соитие.
В этот момент произошло то, что вызвало у меня по крайней мере сильнейшее удивление!
Я думаю, милая Анна, что могу вам об этом рассказать, так как уверен, что этот факт не вызовет у вас внутреннего протеста, а наоборот, вы поймете меня, как человек, страдающий тем же недугом, а стало быть, переживающий такие же его последствия.
Так вот, по мере того как на экране происходили события из интимной жизни насекомых, с моим организмом случилась вещь поистине необыкновенная, если исходить из того, что я классический парализованный ниже пояса.
Впервые за много лет я ощутил, как ноги мои согрелись до колен, живот затвердел, а все то, на что я не смел и надеяться, вдруг произошло, воспряло в необычном стремлении и желании, заставляя дыхание ускоряться, а руки сжиматься в кулаки.
Между тем самочка дотронулась до тельца самца своим брюшком, тот подпрыгнул и опустился на ее спинку, поджимая под себя острую сабельку, вылезшую из тельца. Сабелька проникла в брюшко самочки и зашевелилась внутри избранницы, раскачивая ее тельце из стороны в сторону.
Я был настолько удивлен событием, со мною происходящим, что отбросил в сторону одеяло и смотрел во все глаза на чудо, свершившееся с моей плотью.
– Теп-теп-теп! – клекотал краснокрылый жучок.
– Теп-теп-теп! – вторила ему самочка.
Господи, у меня было такое ощущение, что чьи-то ласковые руки гладят мое тело, пробегаясь нежными пальчиками от груди до самого живота! Мне казалось, что кто-то невидимый питает мое тело живительными соками жизни, заставляя плоть взметаться, пугая своей непривычной огромностью!
– Теп-теп-теп!
– Теп-теп-теп!..
Ах, милая Анна! Глаза мои закрылись сами собою, предо мною возник ваш призрачный прозрачный образ, такой невероятно далекий и такой вместе с тем близкий, что казалось, протяни руки, и пальцы смогут коснуться вашего лица, вашей шеи, ощутить мягкость и тепло кожи!.. Господи, как безумно мечтается открыть все ваши тайны!
Ах, Анна! Почему мы так далеки друг от друга?!.
Сабелька краснокрылого жука последний раз вздернула тельце самочки, затем выскочила на волю, опаляясь лучом солнца, и исчезла в брюшке самца.
Что-то оборвалось внутри моего живота, запросилось толчками наружу, я задохнулся и почти заплакал от наслаждения.
Вжик! – и голова самца под мощным движением челюстей самочки отскочила от краснокрылого тела и, скатившись по зеленому листу, упала куда-то к корням деревьев.
Мою кожу изнутри пробила игла Hiprotomus'a, и я, стиснув зубы, застонал от боли, пришедшей после наслаждения.
– Ox, ox! – слышал я тяжелое дыхание жука. – Ох!.. Какое все-таки варварство!
– Вы о чем? – не понял я, переводя дух.
– После любви отгрызать голову! – пояснил жук.
– Страсть.
– Ревность! – не согласился Hiprotomus.
– Почему?
– Чтобы он более никому, кроме нее, не доставил такого наслаждения! У этого вида, видимо, матриархат! Самец сделал свое дело, оплодотворил ее, а потому более не нужен виду. Она ему – хрясь – и голову отъела!
– Что со мною произошло? – спросил я.
– Вы о чем?
– Я не из тех, кому нравятся насекомые! Во всяком случае, они мне нравятся не настолько, чтобы возбудить во мне желания, давно умершие!
– Ах, вы об этом! – догадался Hiprotomus. – Я же вам говорил, что я – приобретение, а вы мне не верили! Вашими глазами я наслаждался тем, что нравится мне, а вы моими органами чувствовали то, что вам недоступно. Взаимозаменяемость!..
Поздним вечером того же дня я вновь включил телевизор, настраивая приемник уже не на канал для Путешественников, а на эротическое шоу, благо кончалась суббота. Мне еще раз хотелось испытать то крайнее наслаждение, но не чувственности одной ради, а для закрепления в сознании давно забытых ощущений.
"Марсианские хроники" – так называлось шоу. Сюжет его был чрезвычайно прост. Юная марсианка прилетает на космическом корабле на Землю и встречает романтического юношу-землянина, единственного ученого, кто считает, что на Марсе есть жизнь. Все прочие жизнь на Марсе отрицают, а потому девушка влюбляется в романтического юношу. Остальное время фильма герои познают телесные особенности друг друга, восторгаясь совершенством природы, для эротизма которой даже космические расстояния не помеха.
Непременно надо отметить, что героиня фильма была необыкновенно хороша и, конечно же, являлась для меня объектом чувственности. Все части ее тела были построены так, как мне нравится, движения, взгляды – все особенно мне импонировало и, казалось, должно было привести меня в состояние готовности. Но, несмотря на все вышесказанное, тело мое оставалось совершенно холодным и вялым, тогда как мозг размяк и активно впитывал эротические картины.
– В чем дело? – спросил я жука нервно.
– А что такое? – переспросил Hiprotomus.
– С моим телом ничего не происходит! Я опять бесчувственен, как засохший кусок дерева!
– А по какому случаю вы должны прийти сейчас в состояние возбуждения?
– Да как же! – возмутился я. – Вы что же, не видите, какая передача идет по телевизору?
– Вижу, – ответил жук. – Но такие программы меня совершенно не интересуют!
– А меня интересуют!
– Я вам не мешаю смотреть.
– Но ведь я… я не получаю того, что должно получать от просмотра!
– Вы же спинальный больной, – ответствовал жук. – Вы не можете испытывать удовлетворения.
– А как же сегодня днем?! – возмутился я. – Как это по-вашему называется?!
– Ах, это! – протянул Hiprotomus. – Так это не с вами все происходило, а со мной! Это не вы, а я возбуждался пережитыми картинами природоведения, а уж вместе со мною и вы, так сказать, попутно!
– Так это значит, что я буду возбуждаться, только когда вы этого захотите! – задохнулся я от возмущения. – После просмотра фильмов про насекомых! Я стал энтомофилом! Надо же, первый энтомофил в природе!
– Вот люди! – тяжко вздохнул жук. – Еще вчера он и мечтать не мог о таком божественном подарке, а сегодня ему этого мало, он хочет по собственному желанию иметь симпатии! Нет, милый мой! – отрезал Hiprotomus. – Учитесь довольствоваться малым!
Возмущение перекрыло мне горло. Я тяжело и коротко дышал, как астматик во время приступа, не зная, что мне делать, как ответить совершенно обнаглевшему насекомому.
– Ну ты! – только и смог выдавить я.
– Ожидайте от природы милости и будьте ей благодарны за всякую малость, подаренную вам нежданно, – продолжал жук. – Не запрашивайте слишком многого, ибо многое уже не радует, тогда как малое веселит душу, не давая ей пресытиться!..
Hiprotomus вещал столь самозабвенно, что пропустил тот момент, когда возмущение вскипятило мой разум и я, схватив со стола вилку, всадил ее себе в руку.
Мое счастье, что металл прошел вскользь, лишь слегка задев шишку. Тем не менее вслед за ударом раздался жуткий крик, резанувший мне слух потусторонним ужасом.
– Вы меня убили!!! – вопил жук. – Вы ранили меня в самое сердце!
– Не преувеличивайте! Вилка прошла вскользь!
– Вы расплющили мою заднюю ножку!
– У вас их шестнадцать.
– Глупый вы человек! – плакал жук. – Ведь я вам ничего плохого не делал, лишь одно добро творил, а вы в ответ… Вилкой в живое существо!
– До свадьбы заживет! – сказал я и подумал о том, что Hiprotomus действительно ничего плохого не сотворил мне, а значит, я действительно чересчур жесток.
Только я хотел принести жуку свои извинения, как услышал:
– Вы поплатитесь за это немедленно! Вы поймете, что со мною так нельзя.
После произнесения этой угрозы что-то лопнуло у меня в голове, я почувствовал, как правый глаз закатывается под свод черепа, а левая рука в считанные секунды утеряла свою чувствительность и улеглась вдоль тела ненужным предметом. Челюсть моя отвисла камнем, и на грудь засочилась слюна. Я попытался было что-то сказать, вскрикнуть, но только замычал бессмысленно, уставясь единственным глазом в потолок.
– Со мною так нельзя! – продолжал жук. – Я не безответная тварь! Я могу за себя постоять!.. К тому же я вас уже неоднократно предупреждал, что вы поплатитесь! Теперь побудьте беспомощным идиотом!
Происшедшее ошеломило меня, я находился на грани отчаяния. Я осознал, что не в состоянии позвонить даже в "Скорую помощь", хотя был уверен, что стал жертвой кровоизлияния и что жить мне осталось несколько часов. В ближайшее время меня хватит второй удар, и если я его переживу, то уж наверняка и правая моя рука лишится подвижности. Струйки пота покатились у меня из подмышек, щекоча ребра.
– За-чем вы так сде-ла-ли?! – промямлил я, с трудом ворочая языком. Распухший, он вываливался изо рта, делая меня похожим на больного синдромом Дауна. – Я же ге-рой вой-ны!..
– Ах, мой дорогой! – неожиданно произнес Hiprotomus с чувством. – Если бы вы знали, как мне тяжело приходилось в жизни! Если бы вы только знали, сколько тягот выпало на мою долю, вы бы не размахивали, как варвар, вилкой и не втыкали бы алюминий в живое существо! Я тоже когда-то воевал!
– Так рас-ска-жи-те мне, – выговорил я по слогам, не способный в эту минуту ни удивляться, ни иронизировать. Я был наполнен страхом, словно бочка водой после дождя. Ужас полного паралича сочился из каждой поры, каждая клеточка тела дышала им, и я во что бы то ни стало хотел использовать любую ситуацию, дабы вернуть себе былую подвижность. Я знал, я понимал, что все зависит от жука, от его расположенности, а когда человеку дают возможность рассказать про свою жизнь, про ее биографические тяготы, то он непременно добреет и готов на возвышенные поступки. Может быть, насекомые устроены так же, как люди? Может быть, мой жук когда-то сражался с полчищами муравьев и был тяжело ранен, как я. – Рас-ска-жи-те! – еще раз попросил я с особой проникновенностью в голосе.
– Да вы и не поверите мне! – вздохнул жук.
– Я очень довер-чивый человек! – с пафосом произнес я и испугался – не переборщил ли.
– Ах, стоит ли сейчас?..
– Сто-ит, – шамкнул я плохо двигающейся челюстью, с трудом сдерживая злость.
– В самом деле, что ли, рассказать? – кокетничал Hiprotomus. – Ах, пожалуй, что самую малость! – Он сделал паузу, пошевелился в шишке, принял удобную позу и сказал:
– Ведь когда-то я тоже был человеком!
Я был готов ко всему, но на такое заявление мой организм и психика настроиться не успели, и, кривя губами, распуская по подбородку слюни, я засмеялся.
– Я так и предполагал, – спокойно произнес жук.
– Прос-ти-те ра-ди Бо-га! – взмолился я, скрипя зубами. – Ха-ха!.. Это нер-вный смех!.. Ха-ха!.. Мне вовсе не смеш-но, но согла-ситесь, если бы я вам зая-вил, что когда-то был бу-каш-кой! Ха-ха!.. Вы бы так же смея-лись!
– Не вижу повода для смеха!
– Но как же!
– А так, все мы когда-то были кем-то другим!
– Вы серь-езно?
– Абсолютно.
– Вы верите в пере-селе-ние душ?
– Я не верю в это, я точно знаю!
– От-куда, поз-вольте по-интере-со-ваться?
– Просто знаю, и все!
– Зна-чит, вы были в прош-лой жизни человеком?
– Так точно.
– Тог-да кем был я?
– Вот этого я вам не скажу.
– А вы зна-ете? – с недоверием спросил я.
– Однозначно.
– И что, никогда не ска-жете мне?
– Думаю, что нет.
– В таком случае я вправе подоз-ревать, что вы гово-рите не правду! – подначивал я.
– Ваше право, – сохранял невозмутимость жук.
– Зна-чит, вы жук-зимник-ин-дуист! – резюмировал я. – В прош-лой жизни – чело-век!
– Император, – уточнил Hiprotomus.
– Вот это да! – поразился я. – Не прос-то человек, а им-ператор!
– Император России.
– Не мог ли бы вы немного облег-чить последствия ин-сульта, а то очень труд-но под-дер-жи-вать беседу.
– Какая мне от этого корысть, если вы смеетесь надо мною! К тому же вы особа нервная, где гарантия, что вы снова не воткнете в меня какой-нибудь гвоздь?
– Мое слово!
– Ах, перестаньте!
– Если вы не вер-нете мне под-вижность, – предупредил я, – я не смогу уха-живать за собою, пи-таться!.. Я умру, а вмес-те со мною и вы!
– Я подумаю, – пообещал Hiprotomus, и я вдруг почувствовал, как что-то расслабилось у меня в затылке, как будто размякла застаревшая болячка, опухлость спала с языка и скатился с челюсти камень. Втянув в себя слюну, я с восторгом попробовал было пошевелить левой рукой, но она по-прежнему лежала вдоль тела бессмысленным растением. Я хотел спросить, как насчет неподвижной конечности, но жук опередил меня и сказал:
– Потом.
– Хорошо, – согласился я, не желая злить насекомое. Главное, первый шаг сделан. – Итак, вы были Императором России?
– Совершенно верно.
– Алексеем Сергеевичем?
– Вовсе нет.
– Иваном Грозным?
– С чего вы взяли?
– Да просто гадаю.
– Мое имя было Аджип Сандал, – сказал Hiprotomus и подвесил паузу, чтобы я осознал всю значимость услышанного.
Моя милая Анна!
На этом месте я заканчиваю свое письмо, чтобы через кратчайшее время начать новое. Не терпится поскорее узнать, что в дальнейшем произошло с вашей удивительной находкой. Практически каждый день наблюдал в телевизоре за криминальной хроникой, но никаких сообщений, схожих с вашим, не поступало.
Сколь многократно я смотрю на вашу фотографию в течение дня, столь часто все мое существо охватывает умиление и одновременно всеобъемлющая радость оттого, что мне выпало счастье познакомиться с вами, а также состоять как в дружеской, так и романтической переписке.
Несмотря на столь насыщенную в последнее время жизнь, не перестаю думать о пропавшем товарище моем – Бычкове. Чрезвычайно надеюсь, что он жив и что с ним не произошли события трагического звучания.
Милая Анна!
До свидания!
Всевременно ваш Евгений Молокан
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
– Просыпайтесь! – услышал я команду. – Просыпайтесь!
Я открыл глаза и оглядел комнату, решив со сна отыскать в ней Бычкова. Но в комнате, конечно же, никого не было, лишь по-прежнему работал телевизор, рассказывая зрителям про жизнь тропического леса.
– Проснулись? – спросил жук.
Я покашлял.
– Часа два проспали… Сейчас уже такое время, что если спать дальше – рискуете не заснуть ночью!
На экране телевизора, во всю его ширь, простирался влажный зеленый лист какого-то тропического дерева. На самой его середине, слегка пошевеливая длинными усиками, сидело насекомое с красными крылышками.
– Сделайте погромче! – попросил жук.
Я увеличил в телевизоре звук, и из его динамиков послышались скрипы и клекотания, издаваемые тропическим насекомым. Краснокрылый жучок сучил задними лапками, подергивал остроконечным брюшком, как будто тужился.
– Интересно? – спросил я.
– Интересно, – ответил Hiprotomus. – He мешайте!
– Теп-теп-теп! – издавало краснокрылое насекомое. – Теп-теп…
– Слышите? – шепотом спросил жук, как будто боялся спугнуть с экрана картинку. – Вы слышите?
– Слышу, – ответил я.
– Это он самочку приманивает! Видите, как тельце его вибрирует!..
– Брачный период? – поинтересовался я.
– Ага, – подтвердил жук. – Если ему повезет, то появится самочка!..
– Повезет.
– Почему вы так думаете? – продолжал шептать Hiprotomus, и я вдруг почувствовал, как по моему животу разлилась какая-то теплая, приятная волна.
– Потому что эта передача… – ответил я, – про жизнь насекомых, и если в ней показывают брачный период, то самка обязательно появится!
– Логично-логично!.. – занервничал жук и пошевелился под кожей.
– Можно сидеть спокойно? – попросил я, и как раз в этот момент на влажный зеленый лист впрыгнул еще один краснокрылый жучок, застыв на его краешке.
– Вот она! – в восторге шепнул Hiprotomus. – Он сумел ее приманить!
Дальше все происходило, как положено происходить в обычном фильме про жизнь насекомых. Самец раскрыл крылышки, показывая самочке прозрачные подкрылки, приподнял задние лапки и засучил ими по брюшку, подзывая клекотанием свою избранницу.
– Теп-теп-теп!
Самочка очень медленно, пятясь, придвинулась к самцу и зашевелила краешком брюшка, выказывая свое согласие на соитие.
В этот момент произошло то, что вызвало у меня по крайней мере сильнейшее удивление!
Я думаю, милая Анна, что могу вам об этом рассказать, так как уверен, что этот факт не вызовет у вас внутреннего протеста, а наоборот, вы поймете меня, как человек, страдающий тем же недугом, а стало быть, переживающий такие же его последствия.
Так вот, по мере того как на экране происходили события из интимной жизни насекомых, с моим организмом случилась вещь поистине необыкновенная, если исходить из того, что я классический парализованный ниже пояса.
Впервые за много лет я ощутил, как ноги мои согрелись до колен, живот затвердел, а все то, на что я не смел и надеяться, вдруг произошло, воспряло в необычном стремлении и желании, заставляя дыхание ускоряться, а руки сжиматься в кулаки.
Между тем самочка дотронулась до тельца самца своим брюшком, тот подпрыгнул и опустился на ее спинку, поджимая под себя острую сабельку, вылезшую из тельца. Сабелька проникла в брюшко самочки и зашевелилась внутри избранницы, раскачивая ее тельце из стороны в сторону.
Я был настолько удивлен событием, со мною происходящим, что отбросил в сторону одеяло и смотрел во все глаза на чудо, свершившееся с моей плотью.
– Теп-теп-теп! – клекотал краснокрылый жучок.
– Теп-теп-теп! – вторила ему самочка.
Господи, у меня было такое ощущение, что чьи-то ласковые руки гладят мое тело, пробегаясь нежными пальчиками от груди до самого живота! Мне казалось, что кто-то невидимый питает мое тело живительными соками жизни, заставляя плоть взметаться, пугая своей непривычной огромностью!
– Теп-теп-теп!
– Теп-теп-теп!..
Ах, милая Анна! Глаза мои закрылись сами собою, предо мною возник ваш призрачный прозрачный образ, такой невероятно далекий и такой вместе с тем близкий, что казалось, протяни руки, и пальцы смогут коснуться вашего лица, вашей шеи, ощутить мягкость и тепло кожи!.. Господи, как безумно мечтается открыть все ваши тайны!
Ах, Анна! Почему мы так далеки друг от друга?!.
Сабелька краснокрылого жука последний раз вздернула тельце самочки, затем выскочила на волю, опаляясь лучом солнца, и исчезла в брюшке самца.
Что-то оборвалось внутри моего живота, запросилось толчками наружу, я задохнулся и почти заплакал от наслаждения.
Вжик! – и голова самца под мощным движением челюстей самочки отскочила от краснокрылого тела и, скатившись по зеленому листу, упала куда-то к корням деревьев.
Мою кожу изнутри пробила игла Hiprotomus'a, и я, стиснув зубы, застонал от боли, пришедшей после наслаждения.
– Ox, ox! – слышал я тяжелое дыхание жука. – Ох!.. Какое все-таки варварство!
– Вы о чем? – не понял я, переводя дух.
– После любви отгрызать голову! – пояснил жук.
– Страсть.
– Ревность! – не согласился Hiprotomus.
– Почему?
– Чтобы он более никому, кроме нее, не доставил такого наслаждения! У этого вида, видимо, матриархат! Самец сделал свое дело, оплодотворил ее, а потому более не нужен виду. Она ему – хрясь – и голову отъела!
– Что со мною произошло? – спросил я.
– Вы о чем?
– Я не из тех, кому нравятся насекомые! Во всяком случае, они мне нравятся не настолько, чтобы возбудить во мне желания, давно умершие!
– Ах, вы об этом! – догадался Hiprotomus. – Я же вам говорил, что я – приобретение, а вы мне не верили! Вашими глазами я наслаждался тем, что нравится мне, а вы моими органами чувствовали то, что вам недоступно. Взаимозаменяемость!..
Поздним вечером того же дня я вновь включил телевизор, настраивая приемник уже не на канал для Путешественников, а на эротическое шоу, благо кончалась суббота. Мне еще раз хотелось испытать то крайнее наслаждение, но не чувственности одной ради, а для закрепления в сознании давно забытых ощущений.
"Марсианские хроники" – так называлось шоу. Сюжет его был чрезвычайно прост. Юная марсианка прилетает на космическом корабле на Землю и встречает романтического юношу-землянина, единственного ученого, кто считает, что на Марсе есть жизнь. Все прочие жизнь на Марсе отрицают, а потому девушка влюбляется в романтического юношу. Остальное время фильма герои познают телесные особенности друг друга, восторгаясь совершенством природы, для эротизма которой даже космические расстояния не помеха.
Непременно надо отметить, что героиня фильма была необыкновенно хороша и, конечно же, являлась для меня объектом чувственности. Все части ее тела были построены так, как мне нравится, движения, взгляды – все особенно мне импонировало и, казалось, должно было привести меня в состояние готовности. Но, несмотря на все вышесказанное, тело мое оставалось совершенно холодным и вялым, тогда как мозг размяк и активно впитывал эротические картины.
– В чем дело? – спросил я жука нервно.
– А что такое? – переспросил Hiprotomus.
– С моим телом ничего не происходит! Я опять бесчувственен, как засохший кусок дерева!
– А по какому случаю вы должны прийти сейчас в состояние возбуждения?
– Да как же! – возмутился я. – Вы что же, не видите, какая передача идет по телевизору?
– Вижу, – ответил жук. – Но такие программы меня совершенно не интересуют!
– А меня интересуют!
– Я вам не мешаю смотреть.
– Но ведь я… я не получаю того, что должно получать от просмотра!
– Вы же спинальный больной, – ответствовал жук. – Вы не можете испытывать удовлетворения.
– А как же сегодня днем?! – возмутился я. – Как это по-вашему называется?!
– Ах, это! – протянул Hiprotomus. – Так это не с вами все происходило, а со мной! Это не вы, а я возбуждался пережитыми картинами природоведения, а уж вместе со мною и вы, так сказать, попутно!
– Так это значит, что я буду возбуждаться, только когда вы этого захотите! – задохнулся я от возмущения. – После просмотра фильмов про насекомых! Я стал энтомофилом! Надо же, первый энтомофил в природе!
– Вот люди! – тяжко вздохнул жук. – Еще вчера он и мечтать не мог о таком божественном подарке, а сегодня ему этого мало, он хочет по собственному желанию иметь симпатии! Нет, милый мой! – отрезал Hiprotomus. – Учитесь довольствоваться малым!
Возмущение перекрыло мне горло. Я тяжело и коротко дышал, как астматик во время приступа, не зная, что мне делать, как ответить совершенно обнаглевшему насекомому.
– Ну ты! – только и смог выдавить я.
– Ожидайте от природы милости и будьте ей благодарны за всякую малость, подаренную вам нежданно, – продолжал жук. – Не запрашивайте слишком многого, ибо многое уже не радует, тогда как малое веселит душу, не давая ей пресытиться!..
Hiprotomus вещал столь самозабвенно, что пропустил тот момент, когда возмущение вскипятило мой разум и я, схватив со стола вилку, всадил ее себе в руку.
Мое счастье, что металл прошел вскользь, лишь слегка задев шишку. Тем не менее вслед за ударом раздался жуткий крик, резанувший мне слух потусторонним ужасом.
– Вы меня убили!!! – вопил жук. – Вы ранили меня в самое сердце!
– Не преувеличивайте! Вилка прошла вскользь!
– Вы расплющили мою заднюю ножку!
– У вас их шестнадцать.
– Глупый вы человек! – плакал жук. – Ведь я вам ничего плохого не делал, лишь одно добро творил, а вы в ответ… Вилкой в живое существо!
– До свадьбы заживет! – сказал я и подумал о том, что Hiprotomus действительно ничего плохого не сотворил мне, а значит, я действительно чересчур жесток.
Только я хотел принести жуку свои извинения, как услышал:
– Вы поплатитесь за это немедленно! Вы поймете, что со мною так нельзя.
После произнесения этой угрозы что-то лопнуло у меня в голове, я почувствовал, как правый глаз закатывается под свод черепа, а левая рука в считанные секунды утеряла свою чувствительность и улеглась вдоль тела ненужным предметом. Челюсть моя отвисла камнем, и на грудь засочилась слюна. Я попытался было что-то сказать, вскрикнуть, но только замычал бессмысленно, уставясь единственным глазом в потолок.
– Со мною так нельзя! – продолжал жук. – Я не безответная тварь! Я могу за себя постоять!.. К тому же я вас уже неоднократно предупреждал, что вы поплатитесь! Теперь побудьте беспомощным идиотом!
Происшедшее ошеломило меня, я находился на грани отчаяния. Я осознал, что не в состоянии позвонить даже в "Скорую помощь", хотя был уверен, что стал жертвой кровоизлияния и что жить мне осталось несколько часов. В ближайшее время меня хватит второй удар, и если я его переживу, то уж наверняка и правая моя рука лишится подвижности. Струйки пота покатились у меня из подмышек, щекоча ребра.
– За-чем вы так сде-ла-ли?! – промямлил я, с трудом ворочая языком. Распухший, он вываливался изо рта, делая меня похожим на больного синдромом Дауна. – Я же ге-рой вой-ны!..
– Ах, мой дорогой! – неожиданно произнес Hiprotomus с чувством. – Если бы вы знали, как мне тяжело приходилось в жизни! Если бы вы только знали, сколько тягот выпало на мою долю, вы бы не размахивали, как варвар, вилкой и не втыкали бы алюминий в живое существо! Я тоже когда-то воевал!
– Так рас-ска-жи-те мне, – выговорил я по слогам, не способный в эту минуту ни удивляться, ни иронизировать. Я был наполнен страхом, словно бочка водой после дождя. Ужас полного паралича сочился из каждой поры, каждая клеточка тела дышала им, и я во что бы то ни стало хотел использовать любую ситуацию, дабы вернуть себе былую подвижность. Я знал, я понимал, что все зависит от жука, от его расположенности, а когда человеку дают возможность рассказать про свою жизнь, про ее биографические тяготы, то он непременно добреет и готов на возвышенные поступки. Может быть, насекомые устроены так же, как люди? Может быть, мой жук когда-то сражался с полчищами муравьев и был тяжело ранен, как я. – Рас-ска-жи-те! – еще раз попросил я с особой проникновенностью в голосе.
– Да вы и не поверите мне! – вздохнул жук.
– Я очень довер-чивый человек! – с пафосом произнес я и испугался – не переборщил ли.
– Ах, стоит ли сейчас?..
– Сто-ит, – шамкнул я плохо двигающейся челюстью, с трудом сдерживая злость.
– В самом деле, что ли, рассказать? – кокетничал Hiprotomus. – Ах, пожалуй, что самую малость! – Он сделал паузу, пошевелился в шишке, принял удобную позу и сказал:
– Ведь когда-то я тоже был человеком!
Я был готов ко всему, но на такое заявление мой организм и психика настроиться не успели, и, кривя губами, распуская по подбородку слюни, я засмеялся.
– Я так и предполагал, – спокойно произнес жук.
– Прос-ти-те ра-ди Бо-га! – взмолился я, скрипя зубами. – Ха-ха!.. Это нер-вный смех!.. Ха-ха!.. Мне вовсе не смеш-но, но согла-ситесь, если бы я вам зая-вил, что когда-то был бу-каш-кой! Ха-ха!.. Вы бы так же смея-лись!
– Не вижу повода для смеха!
– Но как же!
– А так, все мы когда-то были кем-то другим!
– Вы серь-езно?
– Абсолютно.
– Вы верите в пере-селе-ние душ?
– Я не верю в это, я точно знаю!
– От-куда, поз-вольте по-интере-со-ваться?
– Просто знаю, и все!
– Зна-чит, вы были в прош-лой жизни человеком?
– Так точно.
– Тог-да кем был я?
– Вот этого я вам не скажу.
– А вы зна-ете? – с недоверием спросил я.
– Однозначно.
– И что, никогда не ска-жете мне?
– Думаю, что нет.
– В таком случае я вправе подоз-ревать, что вы гово-рите не правду! – подначивал я.
– Ваше право, – сохранял невозмутимость жук.
– Зна-чит, вы жук-зимник-ин-дуист! – резюмировал я. – В прош-лой жизни – чело-век!
– Император, – уточнил Hiprotomus.
– Вот это да! – поразился я. – Не прос-то человек, а им-ператор!
– Император России.
– Не мог ли бы вы немного облег-чить последствия ин-сульта, а то очень труд-но под-дер-жи-вать беседу.
– Какая мне от этого корысть, если вы смеетесь надо мною! К тому же вы особа нервная, где гарантия, что вы снова не воткнете в меня какой-нибудь гвоздь?
– Мое слово!
– Ах, перестаньте!
– Если вы не вер-нете мне под-вижность, – предупредил я, – я не смогу уха-живать за собою, пи-таться!.. Я умру, а вмес-те со мною и вы!
– Я подумаю, – пообещал Hiprotomus, и я вдруг почувствовал, как что-то расслабилось у меня в затылке, как будто размякла застаревшая болячка, опухлость спала с языка и скатился с челюсти камень. Втянув в себя слюну, я с восторгом попробовал было пошевелить левой рукой, но она по-прежнему лежала вдоль тела бессмысленным растением. Я хотел спросить, как насчет неподвижной конечности, но жук опередил меня и сказал:
– Потом.
– Хорошо, – согласился я, не желая злить насекомое. Главное, первый шаг сделан. – Итак, вы были Императором России?
– Совершенно верно.
– Алексеем Сергеевичем?
– Вовсе нет.
– Иваном Грозным?
– С чего вы взяли?
– Да просто гадаю.
– Мое имя было Аджип Сандал, – сказал Hiprotomus и подвесил паузу, чтобы я осознал всю значимость услышанного.
Моя милая Анна!
На этом месте я заканчиваю свое письмо, чтобы через кратчайшее время начать новое. Не терпится поскорее узнать, что в дальнейшем произошло с вашей удивительной находкой. Практически каждый день наблюдал в телевизоре за криминальной хроникой, но никаких сообщений, схожих с вашим, не поступало.
Сколь многократно я смотрю на вашу фотографию в течение дня, столь часто все мое существо охватывает умиление и одновременно всеобъемлющая радость оттого, что мне выпало счастье познакомиться с вами, а также состоять как в дружеской, так и романтической переписке.
Несмотря на столь насыщенную в последнее время жизнь, не перестаю думать о пропавшем товарище моем – Бычкове. Чрезвычайно надеюсь, что он жив и что с ним не произошли события трагического звучания.
Милая Анна!
До свидания!
Всевременно ваш Евгений Молокан
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
Отправлено 22-го декабря
по адресу: Москва, Старый Арбат, 4.
Евгению Молокану.
Милый Евгений!
Читала ваше письмо и плакала в некоторых местах, так я за вас счастлива! Я роняла слезы на бумагу, и буковки вашего письма растекались чернилью по строчкам.
Милый мой, славный Евгений!
Я смотрю сейчас на вашу фотографию, на ваши глубокие добрые глаза и хочу их целовать!.. Вы уж простите мои неожиданные бредни, но я не в силах справиться с желанием обнежить вас всего, замучить ваши волосы ласками пальцев, зашептать ваши уши любовностями!..
Ах, Господи! Сейчас пишу вам такие откровения, а сама боюсь, что, как только опущу письмо в почтовый ящик, тотчас могу пожалеть о том, ведь женщине не должно писать о чувстве вперед мужчины!.. Хотя смею надеяться, что я правильно поняла строки вашего письма, обращенные ко мне, и я вовсе не первая открыла кое-какие мои дверки!..
Так счастливо я себя ощущала, что почувствовала необходимость поделиться с кем-нибудь непременно, а может быть, и посоветоваться. Я связалась с нашим санаторием, пытаясь отыскать толстую Асю, но она выбыла в неизвестном направлении, так и оставив мою жажду выговориться без желающего ее утолить. Ну что ж делать, мне не привыкать советоваться самой с собой, впрочем, наверное, как и вам, Евгений.
Вспоминаю, как впервые увидела вас возле входа в Главный корпус. Какие у вас сильные руки! Мне приятно, и я горда за вас, что, искалеченный, вы не бросили бороться за красоту своего тела, компенсируя тонкость безжизненных ног мощью бицепсов и совершенством грудной клетки.
Я рада за вас еще и потому, что вы получили возможность испытать то чувство, на которое не смели надеяться в вашем положении. Одновременно я признательна, что, достигнув наивысшего наслаждения, вы вызвали в своем воображении мой образ, и он помог испытать вам то, что обычно мужчина испытывает именно с женщиной!
Одновременно немножко завидую, что мне не подарено, как вам, вспыхнуть животом. Но я не отчаиваюсь и пылаю фантазиями.
Прошу вас, молю! Не ведите себя с жуком так вызывающе! Вполне вероятно, что он вовсе не враг вам, а даже наоборот – драгоценный подарок судьбы! Может быть, Hiprotomus послан вам самим Богом, дабы вы не соскучились без собеседника и могли поверять свое тело чувствами и ощущениями. Не нервируйте насекомое, а то может произойти ужасное – вас парализует, и вы не сможете писать мне. А ваши письма – единственное, что есть в моей жизни!
Не прекословьте жуку, слушайте его рассказы, не выказывая иронии и своего превосходства хотя бы вслух, и тогда он, глядишь, будет радовать вас возбуждением на природу, а я буду завидовать вам.
Итак, в прошлый раз я остановилась на том, что непременно решила известить полицию о своей страшной находке. Я уже было собралась свезти футляр в ближайший отдел, как вспомнила блеснувшее золотом кольцо на отрубленной руке. Мне показалось, что драгоценность не рядовой работы, что выполнена она десятки лет назад и украшена каким-то камнем.
Должна вам признаться, что по природе своей я законченная ворона и что все блестящее волнует мою кровь много сильнее игристого вина, а потому колечко бередило мои фантазии непрерывно.
Я совершенно не собиралась снимать с пальца кольцо. Мне просто хотелось рассмотреть его хорошенько, а уж потом расстаться с находкой окончательно и навсегда.
Я стянула чехол до конца, от кисти до плечевого сустава, обнаруживая под брезентом еще и полиэтиленовую обертку, туго обтягивающую руку, как целлофан обтягивает длинный парниковый огурец.
Как я уже говорила, ладонь была сжата в кулак и представляла, по всей видимости, из себя прекрасный ударный экземпляр. Огромный, с голову трехлетнего ребенка, крепкие костяшки пальцев были испещрены легкими и давними шрамами – явным доказательством того, что рука частенько использовалась в драке.
На безымянном пальце руки находился тот предмет, ради которого я отложила сдачу своей находки органам полиции. Это было великолепное кольцо старой работы. Составленное из золота трех цветов, оно представляло из себя умело свитое гнездо, откуда выглядывала змеиная головка, выточенная из сапфира. Змейка смотрела на меня бриллиантовыми глазками и, казалось, готова была в любое мгновение выстрелить из своего гнезда и укусить меня в бровь.
– Ах, какая прелесть! – не удержалась я от восклицания. – Какая изящная вещица!
Наверное, мои восторги может понять только такая же ворона, как я. Держать в руках отрубленную руку и восхищаться кольцом, принадлежавшим мертвому человеку, которого разрубили на части, – со стороны выглядит не очень-то привлекательно… Но что поделать, тяга к блескучему порой затмевает разум, оставляя лишь частицу его, способную только на любование драгоценностью.
Я попыталась разжать кулак, дабы снять кольцо и повертеть на свету безделушку во всех ракурсах, но мешала полиэтиленовая обертка. Я было принялась стаскивать ее с руки, как перчатку, но она не поддавалась, туго обтягивая мертвую плоть, и неприятно морщила, теребя бледную бескровную кожу.
Я отправилась на кухню за ножом, вовсе не задумываясь о том, как буду объяснять полиции надобность расчехления ужасной находки, а просто поддела острым концом тесака полиэтилен и разрезала его от плеча до кисти. Рука выскользнула из обертки и шлепнулась локтем на мои колени. Белая, словно намелованная, она была совсем прозрачная и удивляла количеством голубых вен, бегущих под кожей, словно реки на карте. Без сомнения, рука знавала силовые упражнения и не чуралась физической работы. В ее бицепсе угадывался великолепный рельеф, и, согнув руку в локте, я в этом смогла убедиться. Под кожей образовался весьма значительный шар, не уступающий по крепости бильярдному.
Рука была правой, и ее срезали точно по плечевому суставу. Орудие, по всей видимости, было заточенным, как бритва, так как место обреза было очень аккуратным и из него не торчали ошметки мяса и сухожилий. Не заметно было и кровяных пятен, из чего я заключила, что рука могла содержаться некоторое время в ванне с формалином, после чего ее, обескровленную, высушили и упаковали в полиэтилен.
Я вновь попыталась разжать кулак, но сильные пальцы врезались ногтями в ладонь, и казалось, никакая сила не способна разогнуть их.
Меня охватило раздражение оттого, что никак не удается добраться до кольца. Тщетные усилия только разгорячили меня, так что пот выступил на лбу. Я чувствовала себя мародером, обирающим труп, с той лишь разницей, что я вовсе не собиралась присваивать драгоценность, а просто хотела наглядеться на нее и вновь нацепить на мертвый палец.
Из ящика шкафа я вытащила скалку, которой обычно раскатывают тесто для пирога, и попыталась засунуть один ее конец между сжатыми пальцами, используя ее как рычаг для разжимания.
– Отдай! – приговаривала я, вкручивая скалку. – Отдай!..
Одновременно я думала о том, что делаю что-то совсем нехорошее, что надо взять себя в руки и остановиться, пока не поздно. Но все мои мысли на эту тему помещались в каком-то самом отдаленном углу мозга и совершенно не могли справиться с настойчивым "отдай!". Я с упорством маньяка корежила чужую ладонь, пока она наконец не поддалась и пальцы, треснув суставами, не разжались.
Именно эта рука издавала щелчки, пугая меня, – почему-то решила я. – Это она щелкала пальцами в призыве… Какая чушь!
Из разжатой ладони на пол выпала какая-то бумажка. Но не она интересовала меня в тот момент, а только кольцо, сияющее сапфиром с безымянного пальца, манило меня, как стрелку компаса притягивает Северный полюс.
Господи! – молила я. – Лишь бы оно не вросло в кожу! А то ведь в раже я не смогу остановиться… и ножом!.. Не допусти, Господи!..
Я взялась пальцами за кольцо и потянула его. Кольцо не двигалось.
Главное – не нервничать! – успокаивала я себя, вертя кольцо в разные стороны, раскачивая его на холодной коже. – Вот так, вот так!
И колечко пошло! Сначала с трудом, потом все уверенней, перевалило через первую фалангу, а далее пошло как по маслу, пока наконец не оказалось у меня в руках. Я отпустила мертвую руку, и она с глухим стуком опустилась рядом с моей коляской.
Дважды крутанув колесами, я остановилась посреди комнаты, как раз в самом ярком световом пятне от люстры, подняла кольцо на ладони и залюбовалась сапфировой змейкой и сиянием ее бриллиантовых глаз. Затем я попробовала украшение на своей руке, но кольцо было чересчур велико для любого моего пальца.
Мужское, – утвердилась я и, вновь сняв драгоценность с пальца, завертела ею перед глазами.
– Ах, какое великолепие! – приговаривала я, заглядывая в самые бриллиантовые глазки змейки. – Какая тончайшая работа!
На внутренней стороне кольца я увидела какие-то буквы и решила, что это проставленная проба, но, присмотревшись внимательно, разглядела, что ошиблась, что это вовсе не проба, а нечто, похожее на иероглифы.
А колечко-то – азиатское! – догадалась я, и вдруг мне показалось, что в змеиной головке что-то переменилось. То ли сапфир поменял свой цвет, то ли бриллианты загорелись по-новому, но что-то неуловимое случилось с драгоценностью. Вдобавок от золота произошло тепло, металл неожиданно нагрелся, сапфировая головка змейки вдруг дернулась, будто в броске, и мою щеку что-то укололо. Укол был не сильным, как комар укусил, но некая странность нашла на мое тело мгновенно. Я вдруг ослабела всеми членами, ощутила непреодолимое желание спать, тут же закрыла глаза и, прежде чем отпустить сознание в глубины сна, подумала:
по адресу: Москва, Старый Арбат, 4.
Евгению Молокану.
Милый Евгений!
Читала ваше письмо и плакала в некоторых местах, так я за вас счастлива! Я роняла слезы на бумагу, и буковки вашего письма растекались чернилью по строчкам.
Милый мой, славный Евгений!
Я смотрю сейчас на вашу фотографию, на ваши глубокие добрые глаза и хочу их целовать!.. Вы уж простите мои неожиданные бредни, но я не в силах справиться с желанием обнежить вас всего, замучить ваши волосы ласками пальцев, зашептать ваши уши любовностями!..
Ах, Господи! Сейчас пишу вам такие откровения, а сама боюсь, что, как только опущу письмо в почтовый ящик, тотчас могу пожалеть о том, ведь женщине не должно писать о чувстве вперед мужчины!.. Хотя смею надеяться, что я правильно поняла строки вашего письма, обращенные ко мне, и я вовсе не первая открыла кое-какие мои дверки!..
Так счастливо я себя ощущала, что почувствовала необходимость поделиться с кем-нибудь непременно, а может быть, и посоветоваться. Я связалась с нашим санаторием, пытаясь отыскать толстую Асю, но она выбыла в неизвестном направлении, так и оставив мою жажду выговориться без желающего ее утолить. Ну что ж делать, мне не привыкать советоваться самой с собой, впрочем, наверное, как и вам, Евгений.
Вспоминаю, как впервые увидела вас возле входа в Главный корпус. Какие у вас сильные руки! Мне приятно, и я горда за вас, что, искалеченный, вы не бросили бороться за красоту своего тела, компенсируя тонкость безжизненных ног мощью бицепсов и совершенством грудной клетки.
Я рада за вас еще и потому, что вы получили возможность испытать то чувство, на которое не смели надеяться в вашем положении. Одновременно я признательна, что, достигнув наивысшего наслаждения, вы вызвали в своем воображении мой образ, и он помог испытать вам то, что обычно мужчина испытывает именно с женщиной!
Одновременно немножко завидую, что мне не подарено, как вам, вспыхнуть животом. Но я не отчаиваюсь и пылаю фантазиями.
Прошу вас, молю! Не ведите себя с жуком так вызывающе! Вполне вероятно, что он вовсе не враг вам, а даже наоборот – драгоценный подарок судьбы! Может быть, Hiprotomus послан вам самим Богом, дабы вы не соскучились без собеседника и могли поверять свое тело чувствами и ощущениями. Не нервируйте насекомое, а то может произойти ужасное – вас парализует, и вы не сможете писать мне. А ваши письма – единственное, что есть в моей жизни!
Не прекословьте жуку, слушайте его рассказы, не выказывая иронии и своего превосходства хотя бы вслух, и тогда он, глядишь, будет радовать вас возбуждением на природу, а я буду завидовать вам.
Итак, в прошлый раз я остановилась на том, что непременно решила известить полицию о своей страшной находке. Я уже было собралась свезти футляр в ближайший отдел, как вспомнила блеснувшее золотом кольцо на отрубленной руке. Мне показалось, что драгоценность не рядовой работы, что выполнена она десятки лет назад и украшена каким-то камнем.
Должна вам признаться, что по природе своей я законченная ворона и что все блестящее волнует мою кровь много сильнее игристого вина, а потому колечко бередило мои фантазии непрерывно.
Я совершенно не собиралась снимать с пальца кольцо. Мне просто хотелось рассмотреть его хорошенько, а уж потом расстаться с находкой окончательно и навсегда.
Я стянула чехол до конца, от кисти до плечевого сустава, обнаруживая под брезентом еще и полиэтиленовую обертку, туго обтягивающую руку, как целлофан обтягивает длинный парниковый огурец.
Как я уже говорила, ладонь была сжата в кулак и представляла, по всей видимости, из себя прекрасный ударный экземпляр. Огромный, с голову трехлетнего ребенка, крепкие костяшки пальцев были испещрены легкими и давними шрамами – явным доказательством того, что рука частенько использовалась в драке.
На безымянном пальце руки находился тот предмет, ради которого я отложила сдачу своей находки органам полиции. Это было великолепное кольцо старой работы. Составленное из золота трех цветов, оно представляло из себя умело свитое гнездо, откуда выглядывала змеиная головка, выточенная из сапфира. Змейка смотрела на меня бриллиантовыми глазками и, казалось, готова была в любое мгновение выстрелить из своего гнезда и укусить меня в бровь.
– Ах, какая прелесть! – не удержалась я от восклицания. – Какая изящная вещица!
Наверное, мои восторги может понять только такая же ворона, как я. Держать в руках отрубленную руку и восхищаться кольцом, принадлежавшим мертвому человеку, которого разрубили на части, – со стороны выглядит не очень-то привлекательно… Но что поделать, тяга к блескучему порой затмевает разум, оставляя лишь частицу его, способную только на любование драгоценностью.
Я попыталась разжать кулак, дабы снять кольцо и повертеть на свету безделушку во всех ракурсах, но мешала полиэтиленовая обертка. Я было принялась стаскивать ее с руки, как перчатку, но она не поддавалась, туго обтягивая мертвую плоть, и неприятно морщила, теребя бледную бескровную кожу.
Я отправилась на кухню за ножом, вовсе не задумываясь о том, как буду объяснять полиции надобность расчехления ужасной находки, а просто поддела острым концом тесака полиэтилен и разрезала его от плеча до кисти. Рука выскользнула из обертки и шлепнулась локтем на мои колени. Белая, словно намелованная, она была совсем прозрачная и удивляла количеством голубых вен, бегущих под кожей, словно реки на карте. Без сомнения, рука знавала силовые упражнения и не чуралась физической работы. В ее бицепсе угадывался великолепный рельеф, и, согнув руку в локте, я в этом смогла убедиться. Под кожей образовался весьма значительный шар, не уступающий по крепости бильярдному.
Рука была правой, и ее срезали точно по плечевому суставу. Орудие, по всей видимости, было заточенным, как бритва, так как место обреза было очень аккуратным и из него не торчали ошметки мяса и сухожилий. Не заметно было и кровяных пятен, из чего я заключила, что рука могла содержаться некоторое время в ванне с формалином, после чего ее, обескровленную, высушили и упаковали в полиэтилен.
Я вновь попыталась разжать кулак, но сильные пальцы врезались ногтями в ладонь, и казалось, никакая сила не способна разогнуть их.
Меня охватило раздражение оттого, что никак не удается добраться до кольца. Тщетные усилия только разгорячили меня, так что пот выступил на лбу. Я чувствовала себя мародером, обирающим труп, с той лишь разницей, что я вовсе не собиралась присваивать драгоценность, а просто хотела наглядеться на нее и вновь нацепить на мертвый палец.
Из ящика шкафа я вытащила скалку, которой обычно раскатывают тесто для пирога, и попыталась засунуть один ее конец между сжатыми пальцами, используя ее как рычаг для разжимания.
– Отдай! – приговаривала я, вкручивая скалку. – Отдай!..
Одновременно я думала о том, что делаю что-то совсем нехорошее, что надо взять себя в руки и остановиться, пока не поздно. Но все мои мысли на эту тему помещались в каком-то самом отдаленном углу мозга и совершенно не могли справиться с настойчивым "отдай!". Я с упорством маньяка корежила чужую ладонь, пока она наконец не поддалась и пальцы, треснув суставами, не разжались.
Именно эта рука издавала щелчки, пугая меня, – почему-то решила я. – Это она щелкала пальцами в призыве… Какая чушь!
Из разжатой ладони на пол выпала какая-то бумажка. Но не она интересовала меня в тот момент, а только кольцо, сияющее сапфиром с безымянного пальца, манило меня, как стрелку компаса притягивает Северный полюс.
Господи! – молила я. – Лишь бы оно не вросло в кожу! А то ведь в раже я не смогу остановиться… и ножом!.. Не допусти, Господи!..
Я взялась пальцами за кольцо и потянула его. Кольцо не двигалось.
Главное – не нервничать! – успокаивала я себя, вертя кольцо в разные стороны, раскачивая его на холодной коже. – Вот так, вот так!
И колечко пошло! Сначала с трудом, потом все уверенней, перевалило через первую фалангу, а далее пошло как по маслу, пока наконец не оказалось у меня в руках. Я отпустила мертвую руку, и она с глухим стуком опустилась рядом с моей коляской.
Дважды крутанув колесами, я остановилась посреди комнаты, как раз в самом ярком световом пятне от люстры, подняла кольцо на ладони и залюбовалась сапфировой змейкой и сиянием ее бриллиантовых глаз. Затем я попробовала украшение на своей руке, но кольцо было чересчур велико для любого моего пальца.
Мужское, – утвердилась я и, вновь сняв драгоценность с пальца, завертела ею перед глазами.
– Ах, какое великолепие! – приговаривала я, заглядывая в самые бриллиантовые глазки змейки. – Какая тончайшая работа!
На внутренней стороне кольца я увидела какие-то буквы и решила, что это проставленная проба, но, присмотревшись внимательно, разглядела, что ошиблась, что это вовсе не проба, а нечто, похожее на иероглифы.
А колечко-то – азиатское! – догадалась я, и вдруг мне показалось, что в змеиной головке что-то переменилось. То ли сапфир поменял свой цвет, то ли бриллианты загорелись по-новому, но что-то неуловимое случилось с драгоценностью. Вдобавок от золота произошло тепло, металл неожиданно нагрелся, сапфировая головка змейки вдруг дернулась, будто в броске, и мою щеку что-то укололо. Укол был не сильным, как комар укусил, но некая странность нашла на мое тело мгновенно. Я вдруг ослабела всеми членами, ощутила непреодолимое желание спать, тут же закрыла глаза и, прежде чем отпустить сознание в глубины сна, подумала: