— Истинно так, господин, — ответил бородатый. — Ее долго искали, ловили. Госпожа бегала по непотребным заведениям, любилась, простите за выражение, со всяким встречным-поперечным, потом убивала… Почти тридцатью жизнями совесть отяготила, и это не считая бедолаг, которые попались ей на глаза по дороге от Бельверуса. Едва мы из столицы ушли…
— Как ушли, когда? — напряженно перебил Конан. — Куда вы направлялись?
— Госпожа твердила — в Аквилонию, в Аквилонию, — простецки ответил Клейн. — Я что, человек маленький. Ихняя светлость приказал оберегать хозяйку — я и оберегаю. Дом сгорел, мы по подземному ходу ушли. Вовремя в подвал кинулись, потому и не погибли. Едва выбрались наружу, госпожа указала пальцем на закат и начала твердить: «В Аквилонию!». Я госпожу послушался, повел самой безопасной дорогой. А как путешествовать без денег? Воровал, само собой, попрошайничал. Стыд один. Хорошо хоть госпожа сама себя прокармливает…
Рейе скривился:
— Какой позор… Отцу рассказать — не поверит! Гуль никогда не убивает человека ради пищи, мы предполагаем, что употребление крови смертных — божественный ритуал…
— Сейчас будет тебе ритуал! — пригрозил Конан. — Кровопийцы! Еще раз упомянешь о подобном — своими руками прирежу!
Гуль оскорбился и высокомерно промолчал.
— Все умерли! — тоскливо вещал Клейн. — Господин Эрде, дочка с сыном… Госпожа чувствует, что родная кровь пролилась и безумствует все больше. Словно мстит человеческому роду. Только меня не трогает. Да я бы на ее месте взял меч и зарубил каждого, кто на пути встанет! Еще бы — всю семью потерять!
Из этого долгого сбивчивого рассказа мы извлекли слишком мало полезных сведений, проливающих свет на недавние события в Бельверусе. Туповатый Клейн не смог ответить на вопрос, кто напал на дом хозяина, сумел ли выжить еще кто-нибудь, кроме Ринги, и что вообще происходит в Немедии — в конце концов, никакие мятежи и бунты не вспыхивают без причин. Самое смешное, что Клейн даже не знал о гибели королевской семьи, ему это было просто неинтересно. Задача Клейна — охранять госпожу, чем он и занимался вплоть до нынешнего вечера.
— Может быть, поспрашивать саму Рингу? — неуверенно предположил Конан, посмотрев на Рейе. — Глядите, она вроде бы успокоилась…
— Кляп будешь вынимать ты, варвар, — ответил гуль. — И попрошу не жаловаться, если останешься без пальцев.
— Почему ты называешь меня варваром? — осведомился Конан. — Мы же совсем не знакомы! Вдруг я переодетый аквилонский дворянин?
— Посмотри на свое отражение в зеркале, — Рейе ухмыльнулся, не разжимая губ. — Ты-то, может быть, и переодетый дворянин, но длинная череда твоих предков оставляет за спиной столетия беспросветного варварства. Одна одежда чего стоит! Не понимаю, как можно таскать эти жуткие неудобные тряпки! А какой мужчина заплетает косички во исполнение обетов? Одного не могу понять — ты из Темры или свалился прямиком со скал Эйглофиата? А может быть, из Нордейхма?
— Но-но! — Конан пригрозил гулю кулаком. — Еще раз назовешь меня нордлингом — лишишься клыков и всю оставшуюся жизнь будешь тянуть кровушку через тростниковую трубочку. Надо же, не уметь отличить киммерийца чистейших благородных кровей от какого-то провонявшего сыром скудоумного асира или тугодумного ванира!
— На наш взгляд вы все одинаковы, — вздохнул Рейе и нагнулся над Рингой. — Кстати, в суматохе мы толком и не представились, а этикет обязывает. Ты знаешь слово «этикет»?
— Я еще много других полезных слов знаю, — хохотнул Конан. — Ладно, вот тебе этикет: Конан Аквилонский из Канахов, король Трона Льва… Доволен?
— М-да… Однако… — вот теперь гуля проняло и он воззрился на Конана с безмерным удивлением. Правда, мысли пораженного обитателя Рабиров немедленно направились в противоположную от почтительного чувства сторону: — До чего докатилась цивилизация Заката, подумать страшно. Аквилонией правят варвары! Конечно, до нас, рабирийцев, доходили слухи о новом правителе Тарантии, но я никак не мог предложить, что это будет выглядеть так… экзотично.
— Я всегда подозревал, что любого гуля кровью не пои, дай только гадость сказать! — огорченно проворчал Конан. — Ринга всегда была такой же. Узнаю манеры. Чего сидишь, вытаскивай кляп, нелюдь! Попробуем поговорить с ее светлостью герцогиней. А ты, Клейн, спустись вниз и поставь на огонь большой чан с водой. Госпожу надо хоть немножко отмыть, а то от нее разит, будто от сотни варваров… кхм.
Рейе одной рукой, надавив на лоб Ринге, прижал ее голову к полу, а второй выхватил свернутую в тугой комок льняную ткань. И едва не поплатился — Ринга все-таки успела дернуться и щелкнуть своими острейшими клычками в полудюйме от ладони брата.
— Совсем одичала в людском обществе, — бросил Рейе, пожав плечами. — Ну-с, возлюбленная сестрица, посмотри-ка на меня внимательнее! Кого ты видишь? Ринга, не вертись! Можешь хоть пару мгновений полежать спокойно?
Рейе доверительно посмотрел на меня и на Конана, и громко прошептал:
— Это разбойница всегда была настоящим проклятием семьи! Ринга, ты меня узнаешь?
— Отец? — наконец проворковала герцогиня, по-птичьи искоса Рейе. — Драго, Драго, Драго — дитя лесных тропинок и поющих звезд над соснами… Здравствуй, Драго. А-а, да здесь еще и аквилонец? Какой ты, однако, клетчатый сего дня…
Конан гордо поправил длинный отрез пледа, закрепленный на плече фибулой, и вопрошающе воззрился на Рейе. Тот лишь руками развел. Видимо, сам ничего не понимал.
— Я не Драго, сестричка. Я Рейенир. Помнишь такого?
— Рейенир, Драго — какая, в сущности, разница? Вы все утонете в красном омуте. Я уже утонула. Лежу себе на дне… Я давно умерла, только никто не догадывается положить меня на погребальный костер, чтобы ветер разнес пепел по залитым красным огнем землям. Здравствуй, Драго, здравствуй. Как поживает Рейенир?
— Что она несет? — прямо спросил Конан, а гуль лишь возвел очи горе.
— Она решила, что я — наш отец. Конечно, определенное семейное сходство имеется… Похоже, ничего толкового мы от Ринги не услышим. Придется снова рот затыкать.
— Так затыкай! — воскликнул Конан. — Между прочим, благородные месьоры, никто не думал о том, что нам следует делать дальше с ее кусачей светлостью? Вы же сами должны понять, отпускать Рингу на свободу категорически не стоит! Она опять начнет убивать, а рано или поздно погибнет сама. А уж о том, сколько чужих жизней положит, я и думать не хочу. Рейе, какие будут соображения?
— Соображения просты, — немедля ответил гуль. — Эту сумасшедшую нужно немедленно вывезти куда-нибудь подальше от людей.
— Как? — не понял Конан. — Спрятать в горах?
— Именно в горах. В Рабирийских, — сказал Рейс. — Я, дорогие друзья, как раз и ехал в Немедию, чтобы вытащить сестренку из неприятностей. Впрочем, это только мое дело. Но если уж вы знакомы с Рингой и хотите ей помочь — помогите мне. Нужен фургон, беспрепятственный проезд по землям Аквилонии до Зингары… Охрана не требуется, я в силах постоять и сам за себя, и за сестру. Вдобавок я возьму с собой этого бородатого дуболома, Клейна.
— Устроить подорожную и фургон я смогу, — ответил Конан. — Все бумаги Просперо подпишет завтра утром, . Кроме того, герцогу будет неприятно узнать о том, что Ринга… заболела. Просперо и Ринга знакомы со времен войны в Пиктской Пуще. Если ты доставишь Рингу в Рабиры, это будет полезно и для нее, и для остальных. С тобой можно будет как-нибудь связаться?
— Можно, — кивнул Рейе. — Отсылай депеши в Ильян — это зингарская крепость на границе. Дом торговца Пратта. А дальше письмо мне передадут со всей возможной быстротой… Что-то я проголодался. Как насчет ужина?
— Моих гвардейцев не трогать! — вскинулся Конан. — Немедийцев жри сколько хочешь…
— Да я вовсе не это имел в виду! — возмущенно перебил гуль. — Фу! Люди — это омерзительно! Даже на вкус! Оставим Рингу здесь, а сами пойдем на кухню. Немного вина, немного крольчатины… И давайте наконец познакомимся хоть чуточку ближе. Все-таки вы называете себя друзьями моей сестры!
Рабирийские горы, Зитара, побережье Хорота.
13 день Второй весенней луны.
Стражники и жители маленькой аргосской крепости Лерато, что стоит у начала Рабирийского тракта, еще долго строили предположения, гадая, какие сокровища могли таиться в недрах странного фургона, прибывшего со стороны аквилонской границы. Фургон, больше напоминавший вместительный ящик на колесах, тщательно обшитый жестью, сопровождали двое: разбойной внешности возница, до глаз заросший клочковатой черной бородой, и надменный молчаливый зингарец.
Парочка заночевала на постоялом дворе «Речной берег», а утром отправилась дальше, к границе с Зингарой. Служащие таможенной управы, само собой, потребовали открыть повозку для подробного осмотра, но, получив щедрую мзду, намного превышающую размер пошлин подмахнули бумаги, разрешающие владельцу повозки, некоему Рейенирсу Морадо да Кадена, продолжить путь. Кое-кто шептался, будто в фургоне перевозились средства известного торгового дома «Золотая Башня» из Кордавы, но сплетня звучала совсем уж неправдоподобно, владельцы «Башни» вполне могли бы нанять охрану получше.
Фургон, запряженный двумя выносливыми лошадьми тауранской породы, быстро преодолел три с небольшим лиги, после чего свернул за указывавшим путь всадником на неприметный проселок и углубился в лес. Там возница произвел еще более удивительный маневр, загнав повозку в ложе мелкой, быстрой реки и таким образом проехав еще с поллиги. Достигнув галечной отмели, всадник и восседавший на передке фургона чернобородый разбойник посовещались, сочли, что приняли все меры для заметания следов, вывели повозку на берег и покатили через холмы — где по едва различимым тропам, где напрямую.
Рейе имел основания гордиться собой — он благополучно добрался до дома, нигде не вызывав подозрений и предотвратив ровно четыре попытки сестры удрать. Ринга всегда отличалась упрямством, и даже сейчас, когда ее везли к возможному спасению, настойчиво старалась улизнуть. Рейе и Клейн каждый вечер запускали к ней в фургон пяток куриц или поросенка, но Ринга желала иного. Ей хотелось охотиться и настигать добычу, вновь и вновь ощущая вкус солоноватой человеческой крови. Сумеречное безумие глубоко запустило свои корни в ее без того измученную душу, сплетя там густую, непроницаемую паутину. Ринга не узнавала брата и больше не разговаривала. Чаще всего она сидела в дальнем углу фургона, завернувшись в отрез шерстяной материи, отвечая на любые обращенные к ней слова жутковатым протяжным шипением.
Не могло быть и речи о том, чтобы показать отцу и близким такую Рингилиан. Сначала нужно попробовать вернуть ей хоть малую каплю разума. Рейе знал, кто может сделать подобное, однако ему очень не хотелось обращаться к этому человеку — единственному, внушавшему Рейе Морадо да Кадена необъяснимое чувство тревоги.
Обдумав за время пути все возможные способы помочь сестре, Рейе с тоской понял: иного выхода нет. Отец в лучшем случае ненадолго остановит развитие безумия, отодвинув неминуемую гибель личности Ринги и ее полное превращение в животное на год или на десятилетие. К тому же ее придется держать под постоянным надзором, чтобы она не бежала из Рабиров и снова не начала охотиться на людей.
Кроме сестры, Рейе привез из поездки множество иных поводов для беспокойства и вопросов, для решения которых ему не хватало знаний. Рейе чрезвычайно понравились друзья Ринги и он надеялся в скором времени отправиться на розыски племянницы, которая явно пошла в матушку и вознамерилась принести преизрядную часть мира в жертву своей (отчасти вполне оправданной…) мести. Для этого предприятия, хочешь — не хочешь, Рейе придется обратиться за помощью и, если удастся, взять с собой попутчика…
Лошади дружно везли подпрыгивающий и скрипевший на выбоинах фургон через светлый буковый лес. Хрустела под колесами молодая трава, выросшая за последнюю луну. Рейе, встав на стременах, прислушивался и принюхивался, догадываясь, что многим уже известно о его возвращении. Дозорные на границах холмов наверняка заметили повозку и узнали ее сопровождающего. Йестиг, Меланталь и прочие друзья Рейе умирают от любопытства и предвкушения долгого, захватывающего рассказа о путешествии, но им придется обождать. Всем придется потерпеть, даже отцу. Сначала необходимо повидать того, кто живет возле уединенного лесного озера, хотя Рейе совершенно не хотелось туда ехать.
Озеро лежало в глубокой низине между поросшими соснами и ельником холмами. Его полуночный край медленно затягивался сплавиной из водорослей, осоки и болотных трав, а полуденный пока оставался чистым. Над спокойным водным зеркалом приютился двухэтажный дом из золотистых сосновых бревен, обложенный по основанию гранитными валунами.
Рейе махнул Клейну рукой, чтобы тот остановил фургон, и нахмурился, озираясь. Неужели ему не повезло, и хозяин ушел навестить приятелей или, что гораздо хуже, отправился в новое путешествие? Скажем, куда-нибудь на Побережье? В кузнице, расположенной над навесом на открытом воздухе, очаг погашен, дыма над желтоватой драночной крышей тоже незаметно… Хотя на краю поляны бродит, лениво пощипывая весеннюю траву, крупный жеребец редкого дымчато-пепельного окраса.
Заметив гостей, конь вскинул голову и приветственно заржал. Рейе надеялся, что ржание привлечет внимание обитателя дома, но линялая зеленая ткань, занавешивавшая дверной проем, не шелохнулась.
— Никого нету? — понимающе спросил Клейн. В фургоне завозились и чихнули.
— Надо проверить, — Рейе неохотно слез с седла и пошел к тихому дому. Медленно поднялся по трем ступенькам, отполированным ногами многочисленных посетителей. Отодвинул занавеску, заглянул, осмотрелся. Просторная светлая комната, вытертая оленья шкура на полу, потушенный камин, высокие узкие шкафы с книгами, широченный стол, заляпанный восковыми потеками от свечей, и качающийся над ним резной кораблик, подвешенный к балкам потолка — узконосая черная саэта с парусами из золотистого шелка. Пахло сушеными травами и самую чуточку вылежавшимися пергаментами. В целом комната напоминала обиталище многоученого философа, исповедующего мирную созерцательную жизнь на лоне природы в узком обществе любимых книг и друзей.
Рейе вслушался. Из-за расположенной в дальнем конце комнаты двери доносилось легкое шуршание и позвякивание. Гость вздохнул, откашлялся и постучал ладонью по ободверине, громко крикнув:
— Эллар! Эллар, ты дома?
Ответом послужил звон чего-то разбившегося вдребезги, треск вспыхнувшего огня и вопль досады, сменившийся настойчивым пожеланием всем любителям говорить под руку немедленно провалиться сквозь землю и обещанием незамедлительно разобраться, кто тут шастает.
Рейе опасливо попятился, зная: когда хозяин дома на озере пребывает в дурном настроении, от него лучше держаться подальше. Прирожденный вспыльчивый нрав обитателя маленького дома, несмотря на прилагаемые старания и размеренное тихое существование последних лет, порой давал о себе знать.
Часто заскрипели ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Рейе мысленно встряхнулся и сосредоточился, как перед поединком или началом опасной авантюры.
Еще не поздно направить события по другой колее — выйти из дома, развернуть фургон, отправиться к отцу…
Астэллар, он же Эллар, он же Рассказчик или Учитель, обладатель множества иных имен и прозвищ (некоторые из коих звучали весьма громко, а другие давно позабылись), с приглушенным рыком ворвался в комнату, выискивая незваного гостя. Рейе невольно попятился, ткнувшись спиной в дверной косяк, и подумал, что любой, впервые столкнувшийся с Элларом, надолго запомнит эту личность и щекочущее чувство растерянного удивления, которое он вызывает. Рейе до сих пор не мог решить, как к нему относиться и посему старался избегать встреч. Если уж Драго, правитель Рабиров, и Совет разрешили Эллару поселиться здесь — пусть живет. Сие дозволение не означает, что Рейенир да Кадена, отлично знающий, кем является — или являлся когда-то — этот человек, полностью согласен с мнением своего отца или тех, кто именует себя «учениками Эллара».
Владелец дома на лесном озере по повадкам частенько смахивал на отставного вояку: не то аквилонский легат на покое, не то зингарский капитан, решивший после долгих и опасных скитаний осесть на берегу. Он возвышался над невысокими жителями Рабиров на добрых три или четыре ладони — широкоплечий, костлявый, некогда черноволосый, а теперь почти седой, неугомонный и живо интересовавшийся всем на свете.
Однако имелось в облике Эллара нечто, заставлявшее вздрагивать даже его лучших друзей. Предсказательница Меланталь всякий раз поневоле отворачивалась и многословно извинялась.
Когда-то очень давно, при обстоятельствах, о которых сам Эллар предпочитал не распространяться, его лицо превратилось в противоестественное соединение двух равных и совершенно несхожих половин.
Левая принадлежала мужчине средних лет: грубовато-красивая, с резко выступающей скулой, упрямым подбородком, иронично сложенными губами и ярко-серым, внимательно поблескивающим глазом в длинных ресницах. То, что находилось справа, больше смахивало на видение из ночного кошмара или маску божества смерти, сработанную в Черных Королевствах: буро-сизоватое месиво заживших шрамов, оставленных прикосновением огня, сросшиеся веки, за которыми прятался незрячий правый глаз, и паутина красноватых язв, тянущаяся вниз и распространившихся на правое плечо. Граница между живой и умершей частями тянулась ровно посредине лица, создавая жутковатый контраст и требуя от собеседников немалого присутствия духа, ибо трудновато разговаривать с человеком, который сохранил только часть некогда красивой физиономии.
Разглядев, кто к нему пришел, Эллар, похоже, слегка опешил — Рейе никогда не был здесь частым гостем. Говоря по правде, он еще ни разу не приходил в дом над озером.
— Рейенир? — Эллар остановился в дверях, вопросительно косясь на посетителя. — Я не ошибся, ты Рейенир, сын Драго? Мне говорили, ты уехал на Полночь.
— Уезжал и сегодня приехал обратно, — Рейе нахмурился, старательно подбирая нужные слова. — Я хотел бы кое-что тебе показать… и еще попросить совета. Это связано с моей младшей сестрой.
— Хорошо, — Эллар медленно кивнул. — Нужно куда-то идти?
— Нет. Мой фургон стоит прямо возле твоего дома.
Клейн, терпеливо ожидавший возвращения Рейе, которого он, похоже, считал теперь новым господином, изумленно вытаращился, увидев его спутника, но промолчал. Бывший каторжник здраво предпочитал оставлять принятие решений на долю тех, кто поумнее.
Когда с дверец фургона сняли засов и распахнули их настежь, открывая дорогу солнечным лучам, Ринга недовольно заворчала и спряталась в глубине повозки. Рейе опасался, что сестра, почуяв близкий лес и свободу, рванется бежать, но вышло совсем наоборот — пришлось долго выманивать ее из фургона. Наконец Ринга крайне неохотно вылезла из своего укрытия и, как пугливое животное, забралась под днище повозки, угрожающе шипя на приближающихся к ней людей.
— Вот, — безнадежно сказал Рейе, едва успев спасти руку от очередного укуса дражайшей сестрицы. — Ее зовут Рингилиан или Ринга, у нее Сумеречное Безумие в таком виде, какого доселе ни разу не встречалось, однако это не самое худшее…
Эллар присвистнул и деловито осведомился:
— А что, разве может быть еще что-то худшее?
Рассказ о поездке, знакомствах, догадках и предположениях вышел долгим, почти до наступления ночи. Хозяин и гость сначала сидели на крыльце, потом вернулись в дом и устроились за столом. Загорелись свечи в шандале из оленьего рога, на столешнице распластался огромный чертеж земель Немедийского королевства, нашедшийся в книжном собрании Эллара. Клейн распряг лошадей и завалился спать на сеновале над конюшней. Удивительно спокойная Ринга долго бродила по берегу озера. В сумерках она осторожно, по-кошачьи, пробралась в дом, свернулась на шкуре возле разведенного в камине огня и задремала — без ставших уже привычными криков, неразборчивого бормотания и всхлипываний.
— Чрезвычайное удачное стечение обстоятельств, — подвел итог своей повести Рейе. — Мне посчастливилось встретить людей, которые близко знали Рингу последние двадцать лет, и человека, удостоверившего, что ее дочь Долиана осталась в живых. Сейчас эти люди должны находиться в Бельверусе — церемония возведения на трон нового короля и последующие праздники наверняка растянутся дней на десять. Если выехать сейчас, я еще смогу перехватить их на обратном пути где-нибудь в Шамаре и узнать последние новости. Но меня волнует не судьба немедийской короны — это, в конце, концов, людские хлопоты! — а загадочная вещь, угодившая по воле случая к моей предприимчивой племяннице. Поэтому, — Рейе в задумчивости побарабанил ногтями по столу, — поэтому я и решил обратиться к тебе. У меня есть основания доверять словам этого молодого человека, Маэля из рода Монбронов. Его ремесло — видеть, слышать и запоминать. Он в точности описал предмет, отобранный Долианой у весьма подозрительного колдуна — ксальтотуна. Девушка объявила взятое «ценой крови» и унесла с собой.
— Каримэнон, — почти по слогам произнес Эллар диковинно прозвучавшее название и внезапно едко рассмеялся. — Этого не может быть. Прошлое умерло. Цепь давно распалась. Мертвецы не воскресают!
— Камень, похожий на красный алмаз или рубин, — монотонно проговорил Рейе, повторяя недавно сказанные слова. — Очень большой, размером с яблоко или плод апельсина. Плоская огранка, золотая оправа в виде свившегося кольцом дракона. Маэль полагает, что оправа изготовлена лет сто или сто пятьдесят назад где-то в Кофе. Камень обладает способностью менять окраску от багровой до светло-розовой, цвета сильно разведенного вина. Если подольше всматриваться в него, приходят странные видения. Сам Маэль видел осаждаемую цитадель на морском побережье, его старший родственник, Райан — нечто вроде тронного зала, принц Ольтен — сражение, Долиана — пылающий город, сжигаемый стаей драконов… Они предположили, что созерцали картины далекого прошлого. Райан Монброн, неплохо разбирающийся в колдовстве, назвал камень источником невероятной магической силы. Предыдущий владелец сокровища именно так его и использовал. Долиана, судя по паническим донесениям с Полуночи, расходует Силу направо и налево. Она спалила с помощью Камня две или три крепости, и вовсю привлекает сторонников… — Рейе помолчал и мрачно добавил: — Ольтен и Долиана подняли над войском мятежников крайне странное знамя: поверх традиционных цветов Немедии нашита восьмиконечная крылатая звезда.
Эллар издал приглушенный стон и с размаху ткнулся головой в ладони.
— Они понимают, что творят?!
— Думаю, что нет, — жестко бросил Рейе. — Зато отлично понимаешь ты. Даже если к ним в руки угодил не подлинный Каримэнон, а один из первоначальных кристаллов, изготовленных на пробу, его могущества, соединенного с желанием Долианы отомстить за гибель своей семьи, хватит, чтобы залить кровью половину Материка, а вторая половина развалится сама… Когда восстановление справедливости становится единственной целью и для его достижения в ход пускаются любые средства…
— Я знаю! — раздраженно перебил Эллар. — Века идут, человечество повторяет одни и те же ошибки! А потом люди непременно начинают искать виноватых!
Голоса разбудили Рингу, она пошевелилась и зевнула. Спорщики заговорили шепотом:
— Придется оставить ее здесь, в доме. Я позабочусь, чтобы в течение следующей луны она не могла покинуть окрестности озера. Ее слуга будет по-прежнему присматривать за ней, а в лесу водится достаточно мелких зверьков, которые послужат ей добычей.
— Она поправится? — напряженно поинтересовался Рейе.
— Нескоро, — с искренним сожалением отозвался Эллар. — Пройдет не меньше года, прежде чем к ней начнет возвращаться рассудок.
— Если привезти сюда ее дочь, это поможет?
— Наверняка. Но сперва нужно разыскать эту девушку.
— Значит, ты едешь со мной в Немедию?
— Куда я денусь? — Эллар не то в притворном, не то в подлинном отчаянье развел руками. — Рейе, ты интриган и злоумышленник! Ты знал, что мне придется согласиться. Знал с самого начала, когда явился и принялся колотить в дверь!
— Ты вполне можешь отказаться, — заметил Рейе.
— После всего, что ты наговорил? — единственный глаз Эллара нехорошо прищурился. — За кого ты меня принимаешь?
— За воинствующего философа на покое, — хмыкнул Рейе. Глянул на снова задремавшую сестру и склонился над картой: — И за обломок древности, который должен нести ответственность за творения своих рук. У нас мало времени. Через пять дней мы должны быть в Шамаре, пусть даже придется загнать с десяток лошадей. Оттуда, в зависимости от последних известий, мы либо навестим Бельверус, либо отправимся на поиски мятежников…
— Политика, — с отвращением произнес Эллар и скривился, став похожим в неровных свечных бликах на диковинного каменного уродца, каких порой находят в Пиктских Пущах. — Ну почему людям так нравится усложнять себе жизнь?
Конец второй Книги Воспоминаний
— Как ушли, когда? — напряженно перебил Конан. — Куда вы направлялись?
— Госпожа твердила — в Аквилонию, в Аквилонию, — простецки ответил Клейн. — Я что, человек маленький. Ихняя светлость приказал оберегать хозяйку — я и оберегаю. Дом сгорел, мы по подземному ходу ушли. Вовремя в подвал кинулись, потому и не погибли. Едва выбрались наружу, госпожа указала пальцем на закат и начала твердить: «В Аквилонию!». Я госпожу послушался, повел самой безопасной дорогой. А как путешествовать без денег? Воровал, само собой, попрошайничал. Стыд один. Хорошо хоть госпожа сама себя прокармливает…
Рейе скривился:
— Какой позор… Отцу рассказать — не поверит! Гуль никогда не убивает человека ради пищи, мы предполагаем, что употребление крови смертных — божественный ритуал…
— Сейчас будет тебе ритуал! — пригрозил Конан. — Кровопийцы! Еще раз упомянешь о подобном — своими руками прирежу!
Гуль оскорбился и высокомерно промолчал.
— Все умерли! — тоскливо вещал Клейн. — Господин Эрде, дочка с сыном… Госпожа чувствует, что родная кровь пролилась и безумствует все больше. Словно мстит человеческому роду. Только меня не трогает. Да я бы на ее месте взял меч и зарубил каждого, кто на пути встанет! Еще бы — всю семью потерять!
Из этого долгого сбивчивого рассказа мы извлекли слишком мало полезных сведений, проливающих свет на недавние события в Бельверусе. Туповатый Клейн не смог ответить на вопрос, кто напал на дом хозяина, сумел ли выжить еще кто-нибудь, кроме Ринги, и что вообще происходит в Немедии — в конце концов, никакие мятежи и бунты не вспыхивают без причин. Самое смешное, что Клейн даже не знал о гибели королевской семьи, ему это было просто неинтересно. Задача Клейна — охранять госпожу, чем он и занимался вплоть до нынешнего вечера.
— Может быть, поспрашивать саму Рингу? — неуверенно предположил Конан, посмотрев на Рейе. — Глядите, она вроде бы успокоилась…
— Кляп будешь вынимать ты, варвар, — ответил гуль. — И попрошу не жаловаться, если останешься без пальцев.
— Почему ты называешь меня варваром? — осведомился Конан. — Мы же совсем не знакомы! Вдруг я переодетый аквилонский дворянин?
— Посмотри на свое отражение в зеркале, — Рейе ухмыльнулся, не разжимая губ. — Ты-то, может быть, и переодетый дворянин, но длинная череда твоих предков оставляет за спиной столетия беспросветного варварства. Одна одежда чего стоит! Не понимаю, как можно таскать эти жуткие неудобные тряпки! А какой мужчина заплетает косички во исполнение обетов? Одного не могу понять — ты из Темры или свалился прямиком со скал Эйглофиата? А может быть, из Нордейхма?
— Но-но! — Конан пригрозил гулю кулаком. — Еще раз назовешь меня нордлингом — лишишься клыков и всю оставшуюся жизнь будешь тянуть кровушку через тростниковую трубочку. Надо же, не уметь отличить киммерийца чистейших благородных кровей от какого-то провонявшего сыром скудоумного асира или тугодумного ванира!
— На наш взгляд вы все одинаковы, — вздохнул Рейе и нагнулся над Рингой. — Кстати, в суматохе мы толком и не представились, а этикет обязывает. Ты знаешь слово «этикет»?
— Я еще много других полезных слов знаю, — хохотнул Конан. — Ладно, вот тебе этикет: Конан Аквилонский из Канахов, король Трона Льва… Доволен?
— М-да… Однако… — вот теперь гуля проняло и он воззрился на Конана с безмерным удивлением. Правда, мысли пораженного обитателя Рабиров немедленно направились в противоположную от почтительного чувства сторону: — До чего докатилась цивилизация Заката, подумать страшно. Аквилонией правят варвары! Конечно, до нас, рабирийцев, доходили слухи о новом правителе Тарантии, но я никак не мог предложить, что это будет выглядеть так… экзотично.
— Я всегда подозревал, что любого гуля кровью не пои, дай только гадость сказать! — огорченно проворчал Конан. — Ринга всегда была такой же. Узнаю манеры. Чего сидишь, вытаскивай кляп, нелюдь! Попробуем поговорить с ее светлостью герцогиней. А ты, Клейн, спустись вниз и поставь на огонь большой чан с водой. Госпожу надо хоть немножко отмыть, а то от нее разит, будто от сотни варваров… кхм.
Рейе одной рукой, надавив на лоб Ринге, прижал ее голову к полу, а второй выхватил свернутую в тугой комок льняную ткань. И едва не поплатился — Ринга все-таки успела дернуться и щелкнуть своими острейшими клычками в полудюйме от ладони брата.
— Совсем одичала в людском обществе, — бросил Рейе, пожав плечами. — Ну-с, возлюбленная сестрица, посмотри-ка на меня внимательнее! Кого ты видишь? Ринга, не вертись! Можешь хоть пару мгновений полежать спокойно?
Рейе доверительно посмотрел на меня и на Конана, и громко прошептал:
— Это разбойница всегда была настоящим проклятием семьи! Ринга, ты меня узнаешь?
— Отец? — наконец проворковала герцогиня, по-птичьи искоса Рейе. — Драго, Драго, Драго — дитя лесных тропинок и поющих звезд над соснами… Здравствуй, Драго. А-а, да здесь еще и аквилонец? Какой ты, однако, клетчатый сего дня…
Конан гордо поправил длинный отрез пледа, закрепленный на плече фибулой, и вопрошающе воззрился на Рейе. Тот лишь руками развел. Видимо, сам ничего не понимал.
— Я не Драго, сестричка. Я Рейенир. Помнишь такого?
— Рейенир, Драго — какая, в сущности, разница? Вы все утонете в красном омуте. Я уже утонула. Лежу себе на дне… Я давно умерла, только никто не догадывается положить меня на погребальный костер, чтобы ветер разнес пепел по залитым красным огнем землям. Здравствуй, Драго, здравствуй. Как поживает Рейенир?
— Что она несет? — прямо спросил Конан, а гуль лишь возвел очи горе.
— Она решила, что я — наш отец. Конечно, определенное семейное сходство имеется… Похоже, ничего толкового мы от Ринги не услышим. Придется снова рот затыкать.
— Так затыкай! — воскликнул Конан. — Между прочим, благородные месьоры, никто не думал о том, что нам следует делать дальше с ее кусачей светлостью? Вы же сами должны понять, отпускать Рингу на свободу категорически не стоит! Она опять начнет убивать, а рано или поздно погибнет сама. А уж о том, сколько чужих жизней положит, я и думать не хочу. Рейе, какие будут соображения?
— Соображения просты, — немедля ответил гуль. — Эту сумасшедшую нужно немедленно вывезти куда-нибудь подальше от людей.
— Как? — не понял Конан. — Спрятать в горах?
— Именно в горах. В Рабирийских, — сказал Рейс. — Я, дорогие друзья, как раз и ехал в Немедию, чтобы вытащить сестренку из неприятностей. Впрочем, это только мое дело. Но если уж вы знакомы с Рингой и хотите ей помочь — помогите мне. Нужен фургон, беспрепятственный проезд по землям Аквилонии до Зингары… Охрана не требуется, я в силах постоять и сам за себя, и за сестру. Вдобавок я возьму с собой этого бородатого дуболома, Клейна.
— Устроить подорожную и фургон я смогу, — ответил Конан. — Все бумаги Просперо подпишет завтра утром, . Кроме того, герцогу будет неприятно узнать о том, что Ринга… заболела. Просперо и Ринга знакомы со времен войны в Пиктской Пуще. Если ты доставишь Рингу в Рабиры, это будет полезно и для нее, и для остальных. С тобой можно будет как-нибудь связаться?
— Можно, — кивнул Рейе. — Отсылай депеши в Ильян — это зингарская крепость на границе. Дом торговца Пратта. А дальше письмо мне передадут со всей возможной быстротой… Что-то я проголодался. Как насчет ужина?
— Моих гвардейцев не трогать! — вскинулся Конан. — Немедийцев жри сколько хочешь…
— Да я вовсе не это имел в виду! — возмущенно перебил гуль. — Фу! Люди — это омерзительно! Даже на вкус! Оставим Рингу здесь, а сами пойдем на кухню. Немного вина, немного крольчатины… И давайте наконец познакомимся хоть чуточку ближе. Все-таки вы называете себя друзьями моей сестры!
Рабирийские горы, Зитара, побережье Хорота.
13 день Второй весенней луны.
Стражники и жители маленькой аргосской крепости Лерато, что стоит у начала Рабирийского тракта, еще долго строили предположения, гадая, какие сокровища могли таиться в недрах странного фургона, прибывшего со стороны аквилонской границы. Фургон, больше напоминавший вместительный ящик на колесах, тщательно обшитый жестью, сопровождали двое: разбойной внешности возница, до глаз заросший клочковатой черной бородой, и надменный молчаливый зингарец.
Парочка заночевала на постоялом дворе «Речной берег», а утром отправилась дальше, к границе с Зингарой. Служащие таможенной управы, само собой, потребовали открыть повозку для подробного осмотра, но, получив щедрую мзду, намного превышающую размер пошлин подмахнули бумаги, разрешающие владельцу повозки, некоему Рейенирсу Морадо да Кадена, продолжить путь. Кое-кто шептался, будто в фургоне перевозились средства известного торгового дома «Золотая Башня» из Кордавы, но сплетня звучала совсем уж неправдоподобно, владельцы «Башни» вполне могли бы нанять охрану получше.
Фургон, запряженный двумя выносливыми лошадьми тауранской породы, быстро преодолел три с небольшим лиги, после чего свернул за указывавшим путь всадником на неприметный проселок и углубился в лес. Там возница произвел еще более удивительный маневр, загнав повозку в ложе мелкой, быстрой реки и таким образом проехав еще с поллиги. Достигнув галечной отмели, всадник и восседавший на передке фургона чернобородый разбойник посовещались, сочли, что приняли все меры для заметания следов, вывели повозку на берег и покатили через холмы — где по едва различимым тропам, где напрямую.
Рейе имел основания гордиться собой — он благополучно добрался до дома, нигде не вызывав подозрений и предотвратив ровно четыре попытки сестры удрать. Ринга всегда отличалась упрямством, и даже сейчас, когда ее везли к возможному спасению, настойчиво старалась улизнуть. Рейе и Клейн каждый вечер запускали к ней в фургон пяток куриц или поросенка, но Ринга желала иного. Ей хотелось охотиться и настигать добычу, вновь и вновь ощущая вкус солоноватой человеческой крови. Сумеречное безумие глубоко запустило свои корни в ее без того измученную душу, сплетя там густую, непроницаемую паутину. Ринга не узнавала брата и больше не разговаривала. Чаще всего она сидела в дальнем углу фургона, завернувшись в отрез шерстяной материи, отвечая на любые обращенные к ней слова жутковатым протяжным шипением.
Не могло быть и речи о том, чтобы показать отцу и близким такую Рингилиан. Сначала нужно попробовать вернуть ей хоть малую каплю разума. Рейе знал, кто может сделать подобное, однако ему очень не хотелось обращаться к этому человеку — единственному, внушавшему Рейе Морадо да Кадена необъяснимое чувство тревоги.
Обдумав за время пути все возможные способы помочь сестре, Рейе с тоской понял: иного выхода нет. Отец в лучшем случае ненадолго остановит развитие безумия, отодвинув неминуемую гибель личности Ринги и ее полное превращение в животное на год или на десятилетие. К тому же ее придется держать под постоянным надзором, чтобы она не бежала из Рабиров и снова не начала охотиться на людей.
Кроме сестры, Рейе привез из поездки множество иных поводов для беспокойства и вопросов, для решения которых ему не хватало знаний. Рейе чрезвычайно понравились друзья Ринги и он надеялся в скором времени отправиться на розыски племянницы, которая явно пошла в матушку и вознамерилась принести преизрядную часть мира в жертву своей (отчасти вполне оправданной…) мести. Для этого предприятия, хочешь — не хочешь, Рейе придется обратиться за помощью и, если удастся, взять с собой попутчика…
Лошади дружно везли подпрыгивающий и скрипевший на выбоинах фургон через светлый буковый лес. Хрустела под колесами молодая трава, выросшая за последнюю луну. Рейе, встав на стременах, прислушивался и принюхивался, догадываясь, что многим уже известно о его возвращении. Дозорные на границах холмов наверняка заметили повозку и узнали ее сопровождающего. Йестиг, Меланталь и прочие друзья Рейе умирают от любопытства и предвкушения долгого, захватывающего рассказа о путешествии, но им придется обождать. Всем придется потерпеть, даже отцу. Сначала необходимо повидать того, кто живет возле уединенного лесного озера, хотя Рейе совершенно не хотелось туда ехать.
Озеро лежало в глубокой низине между поросшими соснами и ельником холмами. Его полуночный край медленно затягивался сплавиной из водорослей, осоки и болотных трав, а полуденный пока оставался чистым. Над спокойным водным зеркалом приютился двухэтажный дом из золотистых сосновых бревен, обложенный по основанию гранитными валунами.
Рейе махнул Клейну рукой, чтобы тот остановил фургон, и нахмурился, озираясь. Неужели ему не повезло, и хозяин ушел навестить приятелей или, что гораздо хуже, отправился в новое путешествие? Скажем, куда-нибудь на Побережье? В кузнице, расположенной над навесом на открытом воздухе, очаг погашен, дыма над желтоватой драночной крышей тоже незаметно… Хотя на краю поляны бродит, лениво пощипывая весеннюю траву, крупный жеребец редкого дымчато-пепельного окраса.
Заметив гостей, конь вскинул голову и приветственно заржал. Рейе надеялся, что ржание привлечет внимание обитателя дома, но линялая зеленая ткань, занавешивавшая дверной проем, не шелохнулась.
— Никого нету? — понимающе спросил Клейн. В фургоне завозились и чихнули.
— Надо проверить, — Рейе неохотно слез с седла и пошел к тихому дому. Медленно поднялся по трем ступенькам, отполированным ногами многочисленных посетителей. Отодвинул занавеску, заглянул, осмотрелся. Просторная светлая комната, вытертая оленья шкура на полу, потушенный камин, высокие узкие шкафы с книгами, широченный стол, заляпанный восковыми потеками от свечей, и качающийся над ним резной кораблик, подвешенный к балкам потолка — узконосая черная саэта с парусами из золотистого шелка. Пахло сушеными травами и самую чуточку вылежавшимися пергаментами. В целом комната напоминала обиталище многоученого философа, исповедующего мирную созерцательную жизнь на лоне природы в узком обществе любимых книг и друзей.
Рейе вслушался. Из-за расположенной в дальнем конце комнаты двери доносилось легкое шуршание и позвякивание. Гость вздохнул, откашлялся и постучал ладонью по ободверине, громко крикнув:
— Эллар! Эллар, ты дома?
Ответом послужил звон чего-то разбившегося вдребезги, треск вспыхнувшего огня и вопль досады, сменившийся настойчивым пожеланием всем любителям говорить под руку немедленно провалиться сквозь землю и обещанием незамедлительно разобраться, кто тут шастает.
Рейе опасливо попятился, зная: когда хозяин дома на озере пребывает в дурном настроении, от него лучше держаться подальше. Прирожденный вспыльчивый нрав обитателя маленького дома, несмотря на прилагаемые старания и размеренное тихое существование последних лет, порой давал о себе знать.
Часто заскрипели ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Рейе мысленно встряхнулся и сосредоточился, как перед поединком или началом опасной авантюры.
Еще не поздно направить события по другой колее — выйти из дома, развернуть фургон, отправиться к отцу…
Астэллар, он же Эллар, он же Рассказчик или Учитель, обладатель множества иных имен и прозвищ (некоторые из коих звучали весьма громко, а другие давно позабылись), с приглушенным рыком ворвался в комнату, выискивая незваного гостя. Рейе невольно попятился, ткнувшись спиной в дверной косяк, и подумал, что любой, впервые столкнувшийся с Элларом, надолго запомнит эту личность и щекочущее чувство растерянного удивления, которое он вызывает. Рейе до сих пор не мог решить, как к нему относиться и посему старался избегать встреч. Если уж Драго, правитель Рабиров, и Совет разрешили Эллару поселиться здесь — пусть живет. Сие дозволение не означает, что Рейенир да Кадена, отлично знающий, кем является — или являлся когда-то — этот человек, полностью согласен с мнением своего отца или тех, кто именует себя «учениками Эллара».
Владелец дома на лесном озере по повадкам частенько смахивал на отставного вояку: не то аквилонский легат на покое, не то зингарский капитан, решивший после долгих и опасных скитаний осесть на берегу. Он возвышался над невысокими жителями Рабиров на добрых три или четыре ладони — широкоплечий, костлявый, некогда черноволосый, а теперь почти седой, неугомонный и живо интересовавшийся всем на свете.
Однако имелось в облике Эллара нечто, заставлявшее вздрагивать даже его лучших друзей. Предсказательница Меланталь всякий раз поневоле отворачивалась и многословно извинялась.
Когда-то очень давно, при обстоятельствах, о которых сам Эллар предпочитал не распространяться, его лицо превратилось в противоестественное соединение двух равных и совершенно несхожих половин.
Левая принадлежала мужчине средних лет: грубовато-красивая, с резко выступающей скулой, упрямым подбородком, иронично сложенными губами и ярко-серым, внимательно поблескивающим глазом в длинных ресницах. То, что находилось справа, больше смахивало на видение из ночного кошмара или маску божества смерти, сработанную в Черных Королевствах: буро-сизоватое месиво заживших шрамов, оставленных прикосновением огня, сросшиеся веки, за которыми прятался незрячий правый глаз, и паутина красноватых язв, тянущаяся вниз и распространившихся на правое плечо. Граница между живой и умершей частями тянулась ровно посредине лица, создавая жутковатый контраст и требуя от собеседников немалого присутствия духа, ибо трудновато разговаривать с человеком, который сохранил только часть некогда красивой физиономии.
Разглядев, кто к нему пришел, Эллар, похоже, слегка опешил — Рейе никогда не был здесь частым гостем. Говоря по правде, он еще ни разу не приходил в дом над озером.
— Рейенир? — Эллар остановился в дверях, вопросительно косясь на посетителя. — Я не ошибся, ты Рейенир, сын Драго? Мне говорили, ты уехал на Полночь.
— Уезжал и сегодня приехал обратно, — Рейе нахмурился, старательно подбирая нужные слова. — Я хотел бы кое-что тебе показать… и еще попросить совета. Это связано с моей младшей сестрой.
— Хорошо, — Эллар медленно кивнул. — Нужно куда-то идти?
— Нет. Мой фургон стоит прямо возле твоего дома.
Клейн, терпеливо ожидавший возвращения Рейе, которого он, похоже, считал теперь новым господином, изумленно вытаращился, увидев его спутника, но промолчал. Бывший каторжник здраво предпочитал оставлять принятие решений на долю тех, кто поумнее.
Когда с дверец фургона сняли засов и распахнули их настежь, открывая дорогу солнечным лучам, Ринга недовольно заворчала и спряталась в глубине повозки. Рейе опасался, что сестра, почуяв близкий лес и свободу, рванется бежать, но вышло совсем наоборот — пришлось долго выманивать ее из фургона. Наконец Ринга крайне неохотно вылезла из своего укрытия и, как пугливое животное, забралась под днище повозки, угрожающе шипя на приближающихся к ней людей.
— Вот, — безнадежно сказал Рейе, едва успев спасти руку от очередного укуса дражайшей сестрицы. — Ее зовут Рингилиан или Ринга, у нее Сумеречное Безумие в таком виде, какого доселе ни разу не встречалось, однако это не самое худшее…
Эллар присвистнул и деловито осведомился:
— А что, разве может быть еще что-то худшее?
Рассказ о поездке, знакомствах, догадках и предположениях вышел долгим, почти до наступления ночи. Хозяин и гость сначала сидели на крыльце, потом вернулись в дом и устроились за столом. Загорелись свечи в шандале из оленьего рога, на столешнице распластался огромный чертеж земель Немедийского королевства, нашедшийся в книжном собрании Эллара. Клейн распряг лошадей и завалился спать на сеновале над конюшней. Удивительно спокойная Ринга долго бродила по берегу озера. В сумерках она осторожно, по-кошачьи, пробралась в дом, свернулась на шкуре возле разведенного в камине огня и задремала — без ставших уже привычными криков, неразборчивого бормотания и всхлипываний.
— Чрезвычайное удачное стечение обстоятельств, — подвел итог своей повести Рейе. — Мне посчастливилось встретить людей, которые близко знали Рингу последние двадцать лет, и человека, удостоверившего, что ее дочь Долиана осталась в живых. Сейчас эти люди должны находиться в Бельверусе — церемония возведения на трон нового короля и последующие праздники наверняка растянутся дней на десять. Если выехать сейчас, я еще смогу перехватить их на обратном пути где-нибудь в Шамаре и узнать последние новости. Но меня волнует не судьба немедийской короны — это, в конце, концов, людские хлопоты! — а загадочная вещь, угодившая по воле случая к моей предприимчивой племяннице. Поэтому, — Рейе в задумчивости побарабанил ногтями по столу, — поэтому я и решил обратиться к тебе. У меня есть основания доверять словам этого молодого человека, Маэля из рода Монбронов. Его ремесло — видеть, слышать и запоминать. Он в точности описал предмет, отобранный Долианой у весьма подозрительного колдуна — ксальтотуна. Девушка объявила взятое «ценой крови» и унесла с собой.
— Каримэнон, — почти по слогам произнес Эллар диковинно прозвучавшее название и внезапно едко рассмеялся. — Этого не может быть. Прошлое умерло. Цепь давно распалась. Мертвецы не воскресают!
— Камень, похожий на красный алмаз или рубин, — монотонно проговорил Рейе, повторяя недавно сказанные слова. — Очень большой, размером с яблоко или плод апельсина. Плоская огранка, золотая оправа в виде свившегося кольцом дракона. Маэль полагает, что оправа изготовлена лет сто или сто пятьдесят назад где-то в Кофе. Камень обладает способностью менять окраску от багровой до светло-розовой, цвета сильно разведенного вина. Если подольше всматриваться в него, приходят странные видения. Сам Маэль видел осаждаемую цитадель на морском побережье, его старший родственник, Райан — нечто вроде тронного зала, принц Ольтен — сражение, Долиана — пылающий город, сжигаемый стаей драконов… Они предположили, что созерцали картины далекого прошлого. Райан Монброн, неплохо разбирающийся в колдовстве, назвал камень источником невероятной магической силы. Предыдущий владелец сокровища именно так его и использовал. Долиана, судя по паническим донесениям с Полуночи, расходует Силу направо и налево. Она спалила с помощью Камня две или три крепости, и вовсю привлекает сторонников… — Рейе помолчал и мрачно добавил: — Ольтен и Долиана подняли над войском мятежников крайне странное знамя: поверх традиционных цветов Немедии нашита восьмиконечная крылатая звезда.
Эллар издал приглушенный стон и с размаху ткнулся головой в ладони.
— Они понимают, что творят?!
— Думаю, что нет, — жестко бросил Рейе. — Зато отлично понимаешь ты. Даже если к ним в руки угодил не подлинный Каримэнон, а один из первоначальных кристаллов, изготовленных на пробу, его могущества, соединенного с желанием Долианы отомстить за гибель своей семьи, хватит, чтобы залить кровью половину Материка, а вторая половина развалится сама… Когда восстановление справедливости становится единственной целью и для его достижения в ход пускаются любые средства…
— Я знаю! — раздраженно перебил Эллар. — Века идут, человечество повторяет одни и те же ошибки! А потом люди непременно начинают искать виноватых!
Голоса разбудили Рингу, она пошевелилась и зевнула. Спорщики заговорили шепотом:
— Придется оставить ее здесь, в доме. Я позабочусь, чтобы в течение следующей луны она не могла покинуть окрестности озера. Ее слуга будет по-прежнему присматривать за ней, а в лесу водится достаточно мелких зверьков, которые послужат ей добычей.
— Она поправится? — напряженно поинтересовался Рейе.
— Нескоро, — с искренним сожалением отозвался Эллар. — Пройдет не меньше года, прежде чем к ней начнет возвращаться рассудок.
— Если привезти сюда ее дочь, это поможет?
— Наверняка. Но сперва нужно разыскать эту девушку.
— Значит, ты едешь со мной в Немедию?
— Куда я денусь? — Эллар не то в притворном, не то в подлинном отчаянье развел руками. — Рейе, ты интриган и злоумышленник! Ты знал, что мне придется согласиться. Знал с самого начала, когда явился и принялся колотить в дверь!
— Ты вполне можешь отказаться, — заметил Рейе.
— После всего, что ты наговорил? — единственный глаз Эллара нехорошо прищурился. — За кого ты меня принимаешь?
— За воинствующего философа на покое, — хмыкнул Рейе. Глянул на снова задремавшую сестру и склонился над картой: — И за обломок древности, который должен нести ответственность за творения своих рук. У нас мало времени. Через пять дней мы должны быть в Шамаре, пусть даже придется загнать с десяток лошадей. Оттуда, в зависимости от последних известий, мы либо навестим Бельверус, либо отправимся на поиски мятежников…
— Политика, — с отвращением произнес Эллар и скривился, став похожим в неровных свечных бликах на диковинного каменного уродца, каких порой находят в Пиктских Пущах. — Ну почему людям так нравится усложнять себе жизнь?
Конец второй Книги Воспоминаний