Олаф Локнит
Талисман всадника
(Трон Дракона — 2)
Сопроводительное слово к рукописям
Ныне, предлагая благосклонному исследователю событий дней давно минувших вторую часть книги воспоминаний непосредственных участников и очевидцев мы, составители этих мемуарий — Хальк, барон Юсдаль из Гандерланда, и Хэлкарс, барон Целлиг из Бельверуса, хотели бы напомнить почтенному читателю, что, с сожалению, мы не включаем в общий трактат все имеющиеся у нас на руках рукописи и дневники, ибо в противном случае наш труд разросся бы до пределов необозримых.
Во второй части книги, условно обозначенной нами общим титлом «О Троне Дракона и пришествии Пламени Вечности», мы решили использовать лишь воспоминания наиглавнейших действующих лиц истории, связанной с таинственным государственным переворотом в Немедийском королевстве, а именно — юной баронессы Долианы Эрде, графа Монброна Танасульского, волшебника Тотланта из Пограничья и непосредственно одного из составителей сего труда — Калька Юсдаля.
Однако мы сочли необходимым обратиться за разъяснениями некоторые не совсем ясных моментов этой длинной повести к брату госпожи Ринги Эрде, Рейениру Морадо да Кадена из Рабиров — сам он предпочел не записывать свои воспоминания, а лишь поведал авторам об эпизодах, которым был свидетелем, и некоторых личностях, сыгравших изрядную роль в битве за немедийскую корону. Поскольку месьор Рейенир — суть пристрастный свидетель, он сам заявил, чтобы к его доле повествования относились с некоторой осторожностью, ибо Рейенир, как натура увлекающаяся, склонен к преувеличениям, недомолвкам и даже приукрашиванию действительности.
Можно бесконечно долго рассуждать о причинах и истоках той запутанной цепи событий, битв, несдержанных обещаний и исполненных клятв, которые в летописях именуются «Часом Дракона», но большинство ученых мужей Материка сходятся в одном: старение мира, близость нашего универсума к неминуемому закату и влечет столь тяжкие, влияющие на судьбы человеческого рода бедствия. Почти две тысячи лет человеческой цивилизации привели людей к пику развития разума, однако мы с величайшим сожалением можем отметить, что цивилизация наша постарела, застыла на одном из витков спирали и, возможно, идет к неминуемой гибели, когда нас сменят другие, более молодые и активные народы, способные продвинуться гораздо дальше хайборийцев во всех сферах бытия, начиная от вечных ценностей культуры до магии.
Сим грустным пассажем мы и завершим вступительное слово ко второй части книги мемуаров и надеемся на то, что всякий читатель благосклонно примет изложенные нами сведения и запомнит: нет беды, которую нельзя обороть, но время необоримо.
Аквилония, Тарантия.
Подписано на Праздник
Середины лета 1296 года
собственной рукой Халька
Юсдаля из Гандерланда,
а с ним и удостоверяется
росчерком Хэлкарса,
барона Целлига из Бельверуса.
Глава первая
Из воспоминаний графа Монброна — I.
«На пепелище»
Бельверус, Немедия.
17 день Первой Весенней луны.
Всегда полагал себя человеком спокойным, даже флегматичным. Да и предания нашей семьи недвусмысленно подтверждали: чтобы по-настоящему вывести из себя представителя рода Монбронов и ввергнуть оного в священную ярость, требуется, самое меньшее, приземлившийся во дворе фамильного замка огнедышащий дракон.
До этой ночи у меня никогда прежде руки не дрожали — ни во времена веселых пиратских приключений на Полуденном Побережье, ни в Кофе или Туране, когда за мной ретиво охотились тайные службы этих государств, ни после случайной стычки с громадным лесным мантикором, решившим пообедать моей лошадью и закусить хозяином… Всякие переделки бывали, во многих приключениях пришлось поучаствовать, на кораблях тонул и горел, на суше полтора десятка раз едва не лишился головы вследствие опасного рода занятий, а уж какие сюрпризы может преподнести одинокому путнику дальняя дорога, полагаю, объяснять не нужно.
А вот сейчас руки у меня дрожат. Может, позвать месьора Венса и продиктовать ему письмо, дабы не оскорблять пергамент невообразимыми каракулями и кляксами? Нет-нет, я обязан составить эту депешу самостоятельно, без чужой помощи. Как говаривал барон Гленнор, мой обожаемый начальник? Верно: «Пиши коротко, излагай четко, ухватывай суть, не трать зря чернил». Любое донесение должно быть написано максимально удобочитаемо для адресата, которому неинтересны твои лирические переживания и который жаждет лишь достоверных сведений, дабы на их основе сделать надлежащие выводы.
Таким образом, я создал самый короткий в своей жизни отчет. Взял новый чистый листок и старательно вывел на нем большими прописными буквами: «Все пропало. Немедия для нас потеряна. Маэль».
Пускай думают, что сие значит. В конце концов, официальную депешу в Тарантию отправит аквилонский посол, его светлость граф Клай. Если говорить совсем откровенно, Немедия и без моего скромного участия находится под любящими взглядами нашей драгоценной Латераны, сиречь тайной службы королевства Аквилония — в Бельверусе предостаточно соглядатаев Трона Льва вкупе с нашими дворянами-путешественниками, полагающими своим долгом отправлять на родину скромные донесения о состоянии дел у дорогих соседей, несомненно, являющихся душевными друзьями Аквилонской монархии. Так что и Конан, и барон Гленнор вскоре получат целый мешок почты с подробнейшим описанием события, которое уже окрестили в народе «Ночью Бешеного Огня». Боюсь, указанная ночь войдет во все летописи и останется в истории именно под этим названием. Которое, сами понимаете, не несет в себе положительного смысла.
В дверную щель просунулась унылая физиономия моего домохозяина, досточтимого Реймена Венса, гильдейского менялы и попутно — аквилонского конфидента с многолетним опытом тайных игр. Впрочем, слово «конфидент» применительно к Реймену звучит более насмешкой, чем отражает истинное положение. Вертрауэн и Королевский Кабинет отлично знают, что Реймен Венс на самом деле никакой не меняла и занимается своим презренным ремеслом лишь для отвода глаз.
Впрочем, Реймена никто не трогает. Неписаные правила вежливости и обхождения между тайными службами ясно гласят, что столь уважаемые шпионы задержанию и допросу не подлежат. Достаточно приглядывать за ними вполглаза и не более.
— Граф? — промямлил Вене. — Новые донесения из города…
— Какие? — простонал я, чувствуя, что запас плохих новостей доселе не исчерпан, и таковые будут поступать в течение всего дня, пока власти (боги лучезарные, какие еще власти?) не наведут в городе порядок.
Стало точно известно, что наследник трона Нимед и второй сын бывшего короля, принц Зинген, мертвы. Вместе с семьями. Местонахождение принцев Халлена и Ольтена не установлено, однако дом Халлена сгорел полностью и разгрести завалы пока не представляется возможным из-за жара и углей.
— Дальше? — уныло вопросил я.
— В столице введено осадное положение, протектором Бельверуса назначен принц Тараск…
— Еще что-нибудь? — новости, прямо скажем, захватывающие, не будь они такими грустными.
— Начали разбирать пепелище в усадьбе герцогов Эрде. Поедешь?
— Поеду, — вздохнул я, поднялся, набросил плащ с гербами Монбронов и львами Аквилонии (пусть все видят, что я подданный другого государства и нахожусь под защитой Трона Льва!), подтянул ремешки перевязи, проверил, насколько легко меч выходит из ножен и взглянул на Реймена.
— Вот что, месьор Венс, — сказал я, — боюсь, сегодня нам придется весьма усердно потрудиться. Используй все свои связи, но разыщи полдесятка людей, верных Аквилонии, а самое главное — сообразительных. Кроме того, мне необходимо встретиться с человеком, возглавляющим нашу тайную службу в Бельверусе. Понимаешь? Я хочу увидеть самого главного. Личного конфидента барона Гленнора, который занимается делами Латераны в немедийской столице.
— Встречу я постараюсь устроить, — кивнул Вене. — Наверняка ближе к вечеру. И, разумеется, не здесь. Но посуди сам: в столице происходит незнамо что. Таких невероятных событий история стран заката пока не знала, если не считать переворота в Офире во времена короля Рагрисса. Слишком уж непохоже случившееся на обычный бунт черни… Чересчур непохоже.
Реймен грустно пожал плечами, развернулся и ушел. Я покинул дом через боковую лестницу, взял за узду оседланную лошадь — Бебита, моя зингарская кобыла, глянула на хозяина с недоумением. Куда, мол, собрался в такую рань? Едва рассвело, а он уже отправляется по делам!
Прав был Реймен, утверждая, что события минувшей ночи мало напоминают банальное восстание недовольных властью горожан. Когда происходит мятеж черни, правители обычно дают толпе некоторое время для буйства, выпускают пар народного гнева, а затем быстро и жестко наводят порядок. Сейчас было по другому. Мгновенная вспышка ярости жителей Бельверуса угасла с первыми лучами утреннего солнца. Город мгновенно наводнила армия — гвардейские кавалерийские отряды взяли под охрану все важнейшие государственные здания, конные разъезды числом до пяти всадников патрулировали улицы, городская стража, усиленная пешими щитниками из числа «Орлиного легиона», заняла перекрестки, перегородила главные улицы рогатками и пропускала лишь жителей близлежащих домов или людей, спешащих по особой надобности — водовозов, золотарей, торговцев хлебом… Меня спасали от строгих вояк аквилонские гербы и надменная, заранее заготовленная фраза:
— По надобности посольства Трона Льва и короля Конана Канах!
Ничего удивительного. Я предусмотрительно вытребовал у графа Клая охранную грамоту, дававшую мне право посольской неприкосновенности. В данной ситуации этот пышный пергамент, изукрашенный печатями, эмблемами и громкими подписями, помог несказанно. Гвардейцы хмурились, но беспрепятственно пропускали меня по городу — этикет обязывает.
Я нарочно избрал длинный обходной маршрут. Хотел самолично убедиться, что дела в действительности обстоят на редкость плохо.
Убедился.
Вот здесь, на улице Серебряного Венца, стоял дом принца Зингена. Я видел этот особняк раньше — очень милое трехэтажное строение в офирском стиле с ажурными башенками, небольшим садом и прилегающими конюшнями. Ныне улица оцеплена тройным рядом королевской стражи, не пропускают никого (гвардейцев не впечатлил даже мой грозный документ), но я успел рассмотреть, что здание выгорело полностью. Остался лишь закопченный каменный фасад. Внутренние перекрытия, балки, стропила — все рухнуло. Над огромной грудой углей поднимается черный дымок. Неподалеку стоит закрытая повозка с гербами Дознавательной управы. Ясно, господа дознаватели примчались расследовать причины пожара… Много же они нарасследуют! И ведь наверняка отыщутся виновные, коих торжественно казнят на площади у Башни Висельников под восторженные народные клики. Покатятся головы убийц, покусившихся на священные персоны королевской семьи, которую тот же самый народ совсем недавно так искренне ненавидел.
Строго охраняется и огромный дом темного кирпича на улице Алебарды. Вот она, мрачная резиденция Вертрауэна, знаменитого Пятого департамента личной Его величества канцелярии! Вокруг подозрительно тихо. Редкие прохожие, как мне показалось, боятся даже покоситься в сторону оплота немедийских тайн и закулисных интриг.
Резиденция уцелела — двери не выломаны, окна не побиты. Присматривают за Вертрауэном полсотни пеших стражников в черных плащах «Легиона Пантеры» и десяток офицеров дворцовой гвардии в высоких чинах. Здесь же, у входа, высятся два фургона, какие-то непримечательные личности торопливо грузят в повозки пергаментные кипы, выносимые из здания, дело происходит в абсолютной тишине и под пристальным взором чиновника из ведомства канцлера. Любопытно…
Между прочим, я не отмечаю присутствия знакомых персон из зловещего Королевского Кабинета. Если подходить к происходящему логически, то Хостин Клеос со своими цепными псами прямо-таки обязаны суетиться в первых рядах. Как же так, их главнейшие конкуренты растоптаны и раздавлены, в Вертрауэне можно поживиться огромным количеством преинтереснейших документов, касающихся любых сфер в политической жизни Немедии и близлежащих стран, а месьор Хостин бездействует? Или действует негласно, не подавая виду? Бывший булочник слишком умен и слишком хитер, об этом в один голос твердили все мои немедийские знакомые. Потом разберемся.
Я заставил лошадь свернуть в переулок, миновал сеть узеньких старинных улочек и выехал к аристократическому кварталу столицы. Новая интересность: здесь попадается куда больше стражи и военных, хотя, на мой взгляд, наличие дополнительной охраны вполне оправдано, особенно если учитывать безумные ночные погромы. Кто знает, вдруг пресловутый народный гнев перекинется на богатые дворянские особняки и выльется в непринужденный грабеж?
А-а, понятно, отчего здесь собралось столько вооруженных людей. Явилось высокое начальство, если, конечно, это слово подходит к его светлости, новоназначенному протектору Бельверуса и принцу короны Тараску — Эльсдорфу. Свита небольшая, всего-то два телохранителя в кофийских одеяниях, и непременная Дженна-Зенобия, не отстававшая от господина ни на шаг. Сегодня девица пренебрегла всеми правилами приличия и соизволила облачиться в темно-синюю форму коронной гвардии, разве что без знаков различия. Интересно, что они здесь делают? Решили самолично убедиться в смерти герцога Мораддина и его семейства?
— Куда? — рявкнул на меня один из вояк, едва я попытался проехать ближе к дому. — Не видишь, ихняя светлость прибыли!
— По надобностям посольства Аквилонии и короля Конана Канах! — прогремел я в ответ, и для пущей убедительности непринужденно соврал: — Мне нужно передать принцу Тараску важное известие.
На меня взглянули с недоумением, однако пропустили. Кто их знает, этих благородных? Вдруг действительно нечто важное?
Зрелище, ничего не сказать, было жутковатое. Если раньше дом герцога Мораддина представлял из себя аккуратный двухэтажный особняк, стоящий в глубине яблоневого сада с беседками и фонтанами, то теперь небольшая усадьба, расположенная в конце проезда Черного Леопарда, превратилась в настоящее поле битвы. Ворота снесены, по тающему весеннему снегу разбросан мусор, ветерок носит обгорелые папирусные и пергаментные листы, кое-где под покрывалами из мешковины лежат трупы… От строения почти ничего не осталось, только закопченные развалины цокольного этажа, флигеля полностью уничтожены огнем, торчит черный скелет оранжереи. Почему-то огонь пощадил одну из боковых пристроек — из разбитого окна парусом выбивается золотистая штора.
Заметно, что прибывшие на место погрома власти приняли самые серьезные меры для разбора завалов и отыскания погибших. На развалинах, щедро залитых водой из близлежащего пруда, суетилось не менее тридцати человек, растаскивавших потрескавшийся камень и обгорелое дерево. Разумеется, к саду и дому не могла проскользнуть даже мышь, если бы не предъявила соответствующего документа.
Сейчас, когда груда обломков была почти что разобрана, на площадку для фехтования, расположенную справа от ворот усадьбы, складывали обнаруженные тела. Я поморщился — странно видеть черные обгорелые головешки, являвшиеся когда-то людьми. Форма тел сохранилась, но сами трупы обезображены до полной неузнаваемости — от жара руки и ноги согнуты, сгоревшая кожа на голове обнажает черепа, скалящиеся черными зубами, запах несносен…
Привязав лошадь к ограде и сопровождаемый слегка недоуменными взглядами охраны (что здесь делает подданный короны Аквилонии?), я пошел вслед за Тараском и его присными, направившимися к фехтовальной площадке.
— Сударь, — дорогу мне заступил гвардеец в чине капитана, — сюда нельзя. Расследование проводит Дознавательная управа и Королевский Кабинет.
Ага, значит, наш знаменитый Кабинет все-таки проявил себя!
— Если месьор Хостин Клеос здесь, передайте ему — прибыл граф Монброн из Аквилонии, — небрежно бросил я офицеру, на что тот лишь наклонил голову в притворном удивлении и отчеканил:
— Господин граф, хочу вас уведомить: сегодняшним утром Хостин Клеос отстранен от руководства Королевским Кабинетом приказом протектора столицы. Его здесь нет, да и быть не может.
— А где он? — глупо спросил я.
— Это касается только протектора и самого Королевского Кабинета, — бесстрастно ответил гвардеец. — Я бы просил тебя удалиться.
— Постойте-ка! — Я обернулся на голос. Оказывается, наш разговор слушали. Принц Тараск становился неподалеку и теперь мерил меня оценивающим взглядом. — Капитан, пропустите этого месьора. А вы, сударь, подойдите.
Я и подошел. Тараск скользнул взглядом по моему плащу и гербовому колету, оценил древний символ Монбронов — крылатый меч на алом геральдическом щите, каковой поддерживают дракон и единорог — остановился на графской короне, украшавшей намет, и запросто вопросил:
— Чем обязан, граф? Не ждал, что столь печальное событие заинтересует аквилонского дворянина. Или просто решили посмотреть на пожар? Вот уж действительно, подобное зрелище никогда не приедается.
Это был первый раз в моей жизни, когда я видел принца Тараска настолько близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Молва не лгала: молод, высок, красив, взгляд умный и чуточку хитрый, почти как у Конана. И в глазах Тараска есть нечто такое, что заставляет быть осторожным — взгляд кобры тоже безопасен, но вот сама кобра… Одним словом, он сразу показался мне весьма интересным человеком, а вовсе не бездельным повесой, каким обычно казался высшему свету Немедии.
За спиной его светлости немедля возникла высокая, поджарая девица. Гладкие черные волосы, ровная челка, из-под нее смотрят настороженные серые глаза. С мужской точки зрения я оценил бы ее такими словами: диковатая привлекательность. Не знаю, как сказать лучше. Именно такие решительные дамы обычно ходят в охране купеческих караванов или верховодят в разбойных шайках на полуночи Немедии и Бритунии — красивые, уверенные в своей силе и почти недоступные. Зена, Дженна, Зенобия. Телохранительница и фаворитка господина протектора. Но, как утверждают, отнюдь не любовница, а просто подруга. Добавим к облику торчащую из-за левого плеча рукоять добротного клинка (судя по навершию — нордхеймского, предназначенного лишь для рубящих ударов) и тем завершим картину.
— Приветствую вашу светлость, — я поклонился, как того требуют правила куртуазии. — Позволю себе представиться. Маэль, сорок второй граф Монброн Танасульский.
— Весьма рад, — сухо бросил Тараск. — Может быть, соизволишь объяснить причины своего появления здесь?
Врать не хотелось. Так или иначе, ложь раскроют, если Тараск мною заинтересуется. Как учил хитромудрый барон Гленнор? Правильно: правда — сильнейшее оружие. Но полуправда еще сильнее.
А ну, рискнем прибегнуть к поддержке громких имен. Может, получится ввести Тараска в смущение?
— Прошу взглянуть, — я вытащил из складок колета посольскую бумагу. — Я представляю в Бельверусе Его величество Конана Аквилонского.
— И что? — вздернул бровь Тараск.
— Его светлость герцог Мораддин много лет являлся личным другом моего короля, — тяжелый взгляд принца явно заставлял меня отвести глаза в сторону, но я придал себе наивозможно независимый вид, стараясь не стушеваться. Кто такой, в конце концов, этот Тараск? Военный управитель города, не больше! Да, безусловно, он принц, но следует вспомнить, что в Монбронах тоже течет королевская кровь, а наша династия постарше семьи Эльсдорфов лет эдак на двести! — Я приехал в Бельверус с личным посланием от короля к месьору Мораддину. И я уверен, что Конан Канах, наш государь, будет обеспокоен произошедшим. Надеюсь, вашей светлости известно, каковы последствия… э-э… беспокойства нашего короля.
— Да уж наслышаны, — странно, но Зенобия заговорила без разрешения. Голос у нее оказался мелодичный и низкий, слова сна произносила чуть нараспев, с легким акцентом. Такое впечатление, что дочь презренного торговца из захолустного Пограничья чувствовала себя на равных с принцем короны и иностранным графом. — Насколько знаю, последний раз беспокойство Конана Канах обернулось для короля Страбонуса Кофийского потерей венца и головы.
Кофийские телохранители Тараска изобразили на лицах каменное выражение, сам Тараск скривился, а Зенобия послала ему ядовитенькую ухмылку. Чувство юмора у девочки прямо-таки варварское. Мне подумалось, что она слишком много себе позволяет, хотя Тараск пытается не замечать вольностей своей волчицы.
Принц пожевал губами, вежливо улыбнулся и широким жестом пригласил меня следовать за собой, сказав:
— Что ж, если угодно взглянуть на плачевные последствия мятежа — прошу. Зрелище, скажу откровенно, препротивнейшее.
Да, здесь Тараск прав непогрешимо.
Семь жутко обгоревших трупов. Еще два мертвеца, которых огонь не задел — у обоих множество ран от холодного оружия. Тело большой серой собаки, зачем-то уложенное рядом с людьми — я узнал принадлежавшего герцогу Мораддину горского волкодава. Кажется, его звали Бриан?
Один из гвардейцев подбежал к Тараску, поприветствовал по-немедийски (сжатая в кулак правая ладонь брошена к сердцу) и отрапортовал:
— Ваша светлость, нашелся свидетель! Домоправительница герцога Эрде по имени Хейд, дочь Даны. Привести?
— Да, — коротко ответил принц. — Она наверняка способна опознать своих хозяев.
Я сомневался, что можно узнать хоть одно пострадавшее от огня тело, однако…
В Латеране новых конфидентов всегда учили прежде всего смотреть на свидетеля — именно смотреть, не слушать. Подмечать малейшие изменения в его интонациях, выражении лица, жестах. В соответствии с требованиями ремесла я пристально уставился на мельком виденную несколько дней назад пожилую толстуху, приведенную гвардейцами. Не сказать, что Хейд сотрясается от горя — конечно, она печальна, но держится отлично. Видать, герцог замечательно вымуштровал свою прислугу.
— Госпожа, — Тараск тихо обратился к домоправительнице, чье платье не носило даже малейших следов огня. Видимо, успела выскочить из дома раньше, чем обрушился второй этаж. — Я, как протектор столицы, занимающийся расследованием случившегося здесь поджога и нападения на усадьбу герцога Мораддина, прошу осмотреть эти мертвые тела и ответить, есть ли среди них люди, тебе известные.
Дородная Хейд первым делом взглянула на два необожженных трупа и, как мне показалось, вздрогнула.
— Это — Вестри, сын его светлости, — обронила домоправительница, указывая на молодого человека, убитого несколькими ударами в грудь и шею.
— Подтверждаю, — кивнул один из гвардейских стражей. — Вестри Эрде служил во дворце, только не в моем платунге, а в Четвертом.
— Запишите, — бросил Тараск через плечо секретарю в коричневой мантии. — Одно тело опознано. Можешь продолжать, почтенная Хейд.
— Узнаю господина Дорнода, — Хейд справилась с чувствами и кивнула на второй труп. — Помощник хозяина. С остальными будет посложнее, слишком уж трачены огнем.
В течение ближайшего времени госпожа домоправительница старательно нагибалась над почерневшими мертвецами, качала головой, цокала языком, бормотала что-то под нос и шепотом сквернословила. Наконец она распрямилась, посмотрела на Тараска без всякого страха (и, как мне почудилось, безо всякого сожаления во взгляде), убежденно заявив:
— Женщина — герцогиня Эрде. Она небольшого роста и худощавая. Вдобавок перстень на пальце — оплавленный, конечно, но… Этот перстень герцогиня никогда не снимала.
Мы, прижав к носам надушенные платочки, присели возле трупа.
Точно, на среднем пальце левой руки заметна почерневшая от огня оплывшая металлическая печатка. Восстановить ее прежнюю форму невозможно, однако, если домоправительница уверена…
— Кеаран, граф Майль, — бесстрастно продолжала Хейд. — Золотой браслет, два кольца с камешками на правой руке… У Кеарана не было двух зубов слева — выбили давным-давно. Череп обгорел, поэтому заметно. Вот этот здоровенный — телохранитель госпожи герцогини, Клейн. Тупой ублюдок, не сумел вытащить хозяйку! Впрочем, он всегда был недалек умом… Бывший каторжник, что с него взять!
— А это чьи кости? — напряженно спросил Тараск, указывая на самый обезображенный остов. — Герцог был невысок ростом, по размеру вроде бы подходит…
— Он самый, хозяин, — не меняя выражения лица, ответила Хейд. У меня вызвало тревогу ее безразличие. Странно, вроде бы эта женщина прожила в доме Эрде долгие годы, стала настоящим членом семьи… И ни одной слезинки. Только на Вестри она посмотрела с непонятной помесью разочарования и страдания. — Очень похож. Остальных не знаю. Наверное, разбойники, напавшие на дом.
— Ты уверена, что перед нами именно герцог Мораддин? — продолжал наседать Тараск. — Как ты его отличила?
— Сами видите, ваша светлость, роста короткого, да вон еще медальон на груди — там он портрет супруги носил… Да уверена, вот и все! Я ж герцога двадцать лет знаю!
Хейд наконец-то залилась слезами, а я спросил вслух сам у себя:
— Простите, но где молодая хозяйка?