— Нет, — нахмурилась девушка. — Ты врешь мне! Даже не сказал, как тебя зовут. Конечно, если у людей с красной луны вообще есть имена… — она ядовито усмехнулась.
— Я не лгу, — мягко возразил Блейд. Он уже привык, что ему далеко не всегда верят. — Такое волшебство действительно существует, и как-нибудь я покажу его тебе, если мы станем друзьями. А имя… Имя у меня, конечно, есть. Будешь звать меня Блейдом. Запомни: Блейд, хозяин. Ну, повтори-ка!
Все еще хмурясь и недовольно скаля белые зубки, она проговорила по слогам:
— Хо-зя-ин Бле-йд. Бле-йд, хо-зя-ин.
— Превосходно, — кивнул он. — У тебя отлично получается! Ты сообразительная девушка.
— Мне не нравится твое имя, — фыркнула Оома. — Оно звучит, словно свист клинка. Но, главное, мне не нравишься ты сам, хотя ты накормил меня. Ты смотришь так странно… Это меня пугает! Я знаю, что у тебя на уме, хозяин Блейд, но ты никогда этого не получишь!
Разведчик улыбнулся. И вправду сообразительная девица! Слишком уж быстро до всего докапывается! Возбуждение его пока не улеглось, но он уже вполне мог держать себя в руках. Было бы глупо пытаться взять ее силой. Он, конечно, справится с ней, но совершенно ни к чему злить и обижать девчонку; сейчас они нуждаются друг в друге. Блейд состроил серьезную мину, чтобы успокоить пленницу и доказать ей, что его намерения чисты.
— Не разговаривай со мной так, — с оскорбленным видом произнес он. — И бояться меня тоже не нужно, я не причиню тебе вреда. Пальцем до тебя не дотронусь, пока ты сама этого не захочешь! Мне нужны твое доверие, твоя дружба. Если ты согласишься стать моим проводником, я клянусь, что в целости и сохранности доставлю тебя в Джедд. — Разведчик широким жестом обвел темный лес, стеной окружавший их. — Одна ты не сможешь добраться домой. Здесь слишком много опасностей.
С минуту она покусывала нижнюю губку, потом кивнула:
— Хорошо. Пожалуй, ты прав. Одной мне не пробраться мимо постов апи, а вдвоем можно попытаться. Правда, они могут убить тебя и съесть, а меня сделать рабыней… но об этом пока рано говорить. До постов еще четыре дня пути. Договорились, хозяин Блейд, я буду твоим проводником. Хорошо?
— Хорошо. Именно это я и собирался предложить тебе с самого начала.
— Тогда развяжи меня. Настоящие друзья должны доверять друг другу. Или у вас там, на красной луне, все иначе?
Блейд рассмеялся. В конце концов, это было вполне логично.
— Нет, — признался он, — и в моем мире друзья верят друг другу. Настоящие друзья, — подчеркнул он, умолчав о том, что верная дружба редко встречается в его мире. Возможно, он ошибался, но вряд ли. Он давно понял, что кое-какие реалии остаются неизменными в любом мире, незыблемыми, словно константы Вселенной. Скажем, некий дефицит искренности и доверия… Однако он не любил рассуждать на такие темы; его гораздо более интересовало другое — как выжить и вернуться.
Он похлопал девушку по загорелому плечику и перерезал лиану, которая обхватывала ее щиколотки.
— Ты совершенно права, малышка, сейчас я освобожу тебя. Только не надо драться…
Мгновенно схватив конец лианы, Оома хлестнула Блейда по лицу. Он инстинктивно откинулся назад, а когда протер глаза, ее уже и след простыл. Только из леса долетел насмешливый голос:
— Прощай, хозяин Блейд! Теперь я знаю кое-что о красной луне. Она населена дураками!
Разведчик беззлобно выругался и расхохотался. Безусловно, она права. Он вел себя, как последний болван! Опять ее недооценил, и вот результат! Черт бы побрал эту девчонку!
И тут откуда-то издалека, из крайних пределов необъятного леса, до его ушей донеслось леденящее кровь рычанье. Никогда прежде Блейд не слыхал такого вопля; любой звук африканских симфоний на пленках Лейтона казался по сравнению с ним колыбельной песенкой. Странный жуткий вой, напоминавший электропилу, терзающую неподатливое бревно… Съежившись у огня, он попытался определить направление, откуда пришел этот звук, и успокоился. Далеко, очень далеко… Пока нет никакой опасности… А там — видно будет! Хитро усмехнувшись, Блейд растянулся на земле и закрыл глаза.
Он притворился, что заснул, держа оружие под рукой. Зажмурившись, он чутко вслушивался в тревожную тишину ночного леса. Прошло полчаса. Час. Потом послышался очень слабый звук. Губы Блейда растянулись в ухмылке.
— Хо-зя-ин Бле-йд? — донеслось до его слуха.
Может, ему почудилось? Не принимает ли он желаемое за действительное?
Нет, вот еще раз:
— Хозяин Блейд! Прости меня. Оома просит прощения. Я хочу вернуться к костру.
Блейд потянулся и громко зевнул.
— Вернуться? Зачем? Мне показалось, что тебе гораздо больше нравится там, в темном лесу.
— Нет, теперь мне здесь совсем не нравится.
Он еще раз зевнул, чтобы скрыть усмешку.
— Но ведь ты боишься меня?
Молчание. Потом:
— Боюсь. Но тут, в темноте, я боюсь еще больше. Позволь мне вернуться. Я сделаю все, что ты… что ты захочешь.
Блейд закинул руки за голову, потянулся и ответил:
— Не хочу я от тебя ничего, Оома. Мы с тобой больше не друзья, так что поступай как знаешь, спокойной тебе ночи.
Минут на пять беглянка замолкла, но разведчик слышал, как она шуршит и возится где-то в кустах неподалеку.
— Я умоляю тебя, хозяин Блейд! Пожалуйста! Мне холодно и страшно. Пусти меня к огню. Я…
— Ладно, иди, — отрубил он, — но не приставай ко мне. Я устал и хочу спать.
Сквозь полуприкрытые веки он наблюдал, как девушка скользнула к костру и устроилась рядом, время от времени искоса бросая на него испуганные взгляды. Блейд затаил дыхание и не шевелился. Успокоившись, она принялась счищать с груди и плеч грязь, прилипшие листья и хвою. Разведчик тут же почувствовал некое напряжение под набедренной повязкой.
Оома повернулась к куче веток и долго и придирчиво что-то там выбирала. Блейд собрался было проснуться и предупредить ее, чтобы не разжигала слишком большой огонь, но передумал: костер ее явно не интересовал. С нарастающим интересом он следил за тем, как девушка выбрала подходящую веточку, обломила сучки и начала расчесывать свою спутанную гриву. Присев на корточки и изредка поглядывая в его сторону, Оома водила своим неуклюжим гребнем по великолепным черным волосам, Каждый раз, когда ветка застревала в непокорных прядях, девушка корчила недовольную гримаску.
«Прихорашивается», — понял Блейд и усмехнулся про себя, имитируя глубокий сон так искусно, что ему позавидовал бы профессиональный актер.
Оома справилась с волосами, бросила гребень и начала ласкать и поглаживать свои небольшие упругие грудки, пока не набухли соски. Затем она лизнула палец, провела по соскам, и они замерцали в неярком свете костра как нежно-розовые жемчужины. Этого, вероятно, ей показалось мало; руки ее скользнули ниже, и, вдоволь наигравшись, она робко придвинулась к Блейду, шепнув:
— Хозяин Блейд, ты спишь?
Блейд хмыкнул:
— А как ты думаешь? Конечно, не сплю. Да и кто сможет уснуть, наблюдая за твоими упражнениями? По-моему, малышка, ты слишком разошлась. С чего бы это? Вспомни, что ты говорила совсем недавно.
Она тихо засмеялась у него за плечом и легонько куснула за ухо.
— Я передумала, — с легким вздохом призналась она. — Пока я тряслась от страха в лесу, то успела поразмышлять над твоим предложением. Ты прав, лучше нам быть друзьями.
— И еще, — злорадно напомнил Блейд, — тебя слегка взбодрил тот звук. Вой из глубины леса. Или он мне приснился?
Девушка в страхе прижалась к нему.
— Нет, не приснился, хозяин Блейд. Так кричат апи. Они охотятся по ночам, но редко забредают в эти места… Разве что, когда совсем нечего есть. Но давай не будем о них говорить. Апи пока далеко, и нам ничего не грозит. Может, лучше займемся кое-чем другим?
Ее рука ловко скользнула к пояснице Блейда, и через мгновение он услышал ее удивленный вздох:
— Хозяин Блейд, ты такой огромный… Ни один мужчина Джедда не сравнится с тобой! Это… Это…
Оома принялась умело массировать это. Блейд завертелся на месте. Он еле сдерживал желание немедленно опрокинуть нахальную девчонку на спину и доказать свою мужскую доблесть. Темная животная страсть поглотила его, яростный спазм, после которого остается лишь пустота в душе, как зола и холодные угли от умершего пламени. Он колебался. Овладев ее телом, он может потерять ее доверие, в котором нуждался сейчас больше всего.
Но Оома, судя по всему, ни в чем не сомневалась и знала, что делает. Лаская его, она возбуждалась все больше и больше. Дыхание девушки стало прерывистым и жарким, она шептала какие-то непонятные слова и вдруг, задрожав, откинулась на спину и позволила ему войти. Ритмично раскачиваясь над ней, Блейд с удивлением понял, что его партнерша уже давно испытывает оргазм. Впрочем, это не мешало ей трудиться с прежним пылом, крепко сжимая ногами его бедра. Поразительно! Эта девчонка неистощима! Он приподнялся, выгнув дугой спину… Оома пронзительно вскрикнула и приняла его семя. Ветер унес крик в лесную чащу.
ГЛАВА 7
— Я не лгу, — мягко возразил Блейд. Он уже привык, что ему далеко не всегда верят. — Такое волшебство действительно существует, и как-нибудь я покажу его тебе, если мы станем друзьями. А имя… Имя у меня, конечно, есть. Будешь звать меня Блейдом. Запомни: Блейд, хозяин. Ну, повтори-ка!
Все еще хмурясь и недовольно скаля белые зубки, она проговорила по слогам:
— Хо-зя-ин Бле-йд. Бле-йд, хо-зя-ин.
— Превосходно, — кивнул он. — У тебя отлично получается! Ты сообразительная девушка.
— Мне не нравится твое имя, — фыркнула Оома. — Оно звучит, словно свист клинка. Но, главное, мне не нравишься ты сам, хотя ты накормил меня. Ты смотришь так странно… Это меня пугает! Я знаю, что у тебя на уме, хозяин Блейд, но ты никогда этого не получишь!
Разведчик улыбнулся. И вправду сообразительная девица! Слишком уж быстро до всего докапывается! Возбуждение его пока не улеглось, но он уже вполне мог держать себя в руках. Было бы глупо пытаться взять ее силой. Он, конечно, справится с ней, но совершенно ни к чему злить и обижать девчонку; сейчас они нуждаются друг в друге. Блейд состроил серьезную мину, чтобы успокоить пленницу и доказать ей, что его намерения чисты.
— Не разговаривай со мной так, — с оскорбленным видом произнес он. — И бояться меня тоже не нужно, я не причиню тебе вреда. Пальцем до тебя не дотронусь, пока ты сама этого не захочешь! Мне нужны твое доверие, твоя дружба. Если ты согласишься стать моим проводником, я клянусь, что в целости и сохранности доставлю тебя в Джедд. — Разведчик широким жестом обвел темный лес, стеной окружавший их. — Одна ты не сможешь добраться домой. Здесь слишком много опасностей.
С минуту она покусывала нижнюю губку, потом кивнула:
— Хорошо. Пожалуй, ты прав. Одной мне не пробраться мимо постов апи, а вдвоем можно попытаться. Правда, они могут убить тебя и съесть, а меня сделать рабыней… но об этом пока рано говорить. До постов еще четыре дня пути. Договорились, хозяин Блейд, я буду твоим проводником. Хорошо?
— Хорошо. Именно это я и собирался предложить тебе с самого начала.
— Тогда развяжи меня. Настоящие друзья должны доверять друг другу. Или у вас там, на красной луне, все иначе?
Блейд рассмеялся. В конце концов, это было вполне логично.
— Нет, — признался он, — и в моем мире друзья верят друг другу. Настоящие друзья, — подчеркнул он, умолчав о том, что верная дружба редко встречается в его мире. Возможно, он ошибался, но вряд ли. Он давно понял, что кое-какие реалии остаются неизменными в любом мире, незыблемыми, словно константы Вселенной. Скажем, некий дефицит искренности и доверия… Однако он не любил рассуждать на такие темы; его гораздо более интересовало другое — как выжить и вернуться.
Он похлопал девушку по загорелому плечику и перерезал лиану, которая обхватывала ее щиколотки.
— Ты совершенно права, малышка, сейчас я освобожу тебя. Только не надо драться…
Мгновенно схватив конец лианы, Оома хлестнула Блейда по лицу. Он инстинктивно откинулся назад, а когда протер глаза, ее уже и след простыл. Только из леса долетел насмешливый голос:
— Прощай, хозяин Блейд! Теперь я знаю кое-что о красной луне. Она населена дураками!
Разведчик беззлобно выругался и расхохотался. Безусловно, она права. Он вел себя, как последний болван! Опять ее недооценил, и вот результат! Черт бы побрал эту девчонку!
И тут откуда-то издалека, из крайних пределов необъятного леса, до его ушей донеслось леденящее кровь рычанье. Никогда прежде Блейд не слыхал такого вопля; любой звук африканских симфоний на пленках Лейтона казался по сравнению с ним колыбельной песенкой. Странный жуткий вой, напоминавший электропилу, терзающую неподатливое бревно… Съежившись у огня, он попытался определить направление, откуда пришел этот звук, и успокоился. Далеко, очень далеко… Пока нет никакой опасности… А там — видно будет! Хитро усмехнувшись, Блейд растянулся на земле и закрыл глаза.
Он притворился, что заснул, держа оружие под рукой. Зажмурившись, он чутко вслушивался в тревожную тишину ночного леса. Прошло полчаса. Час. Потом послышался очень слабый звук. Губы Блейда растянулись в ухмылке.
— Хо-зя-ин Бле-йд? — донеслось до его слуха.
Может, ему почудилось? Не принимает ли он желаемое за действительное?
Нет, вот еще раз:
— Хозяин Блейд! Прости меня. Оома просит прощения. Я хочу вернуться к костру.
Блейд потянулся и громко зевнул.
— Вернуться? Зачем? Мне показалось, что тебе гораздо больше нравится там, в темном лесу.
— Нет, теперь мне здесь совсем не нравится.
Он еще раз зевнул, чтобы скрыть усмешку.
— Но ведь ты боишься меня?
Молчание. Потом:
— Боюсь. Но тут, в темноте, я боюсь еще больше. Позволь мне вернуться. Я сделаю все, что ты… что ты захочешь.
Блейд закинул руки за голову, потянулся и ответил:
— Не хочу я от тебя ничего, Оома. Мы с тобой больше не друзья, так что поступай как знаешь, спокойной тебе ночи.
Минут на пять беглянка замолкла, но разведчик слышал, как она шуршит и возится где-то в кустах неподалеку.
— Я умоляю тебя, хозяин Блейд! Пожалуйста! Мне холодно и страшно. Пусти меня к огню. Я…
— Ладно, иди, — отрубил он, — но не приставай ко мне. Я устал и хочу спать.
Сквозь полуприкрытые веки он наблюдал, как девушка скользнула к костру и устроилась рядом, время от времени искоса бросая на него испуганные взгляды. Блейд затаил дыхание и не шевелился. Успокоившись, она принялась счищать с груди и плеч грязь, прилипшие листья и хвою. Разведчик тут же почувствовал некое напряжение под набедренной повязкой.
Оома повернулась к куче веток и долго и придирчиво что-то там выбирала. Блейд собрался было проснуться и предупредить ее, чтобы не разжигала слишком большой огонь, но передумал: костер ее явно не интересовал. С нарастающим интересом он следил за тем, как девушка выбрала подходящую веточку, обломила сучки и начала расчесывать свою спутанную гриву. Присев на корточки и изредка поглядывая в его сторону, Оома водила своим неуклюжим гребнем по великолепным черным волосам, Каждый раз, когда ветка застревала в непокорных прядях, девушка корчила недовольную гримаску.
«Прихорашивается», — понял Блейд и усмехнулся про себя, имитируя глубокий сон так искусно, что ему позавидовал бы профессиональный актер.
Оома справилась с волосами, бросила гребень и начала ласкать и поглаживать свои небольшие упругие грудки, пока не набухли соски. Затем она лизнула палец, провела по соскам, и они замерцали в неярком свете костра как нежно-розовые жемчужины. Этого, вероятно, ей показалось мало; руки ее скользнули ниже, и, вдоволь наигравшись, она робко придвинулась к Блейду, шепнув:
— Хозяин Блейд, ты спишь?
Блейд хмыкнул:
— А как ты думаешь? Конечно, не сплю. Да и кто сможет уснуть, наблюдая за твоими упражнениями? По-моему, малышка, ты слишком разошлась. С чего бы это? Вспомни, что ты говорила совсем недавно.
Она тихо засмеялась у него за плечом и легонько куснула за ухо.
— Я передумала, — с легким вздохом призналась она. — Пока я тряслась от страха в лесу, то успела поразмышлять над твоим предложением. Ты прав, лучше нам быть друзьями.
— И еще, — злорадно напомнил Блейд, — тебя слегка взбодрил тот звук. Вой из глубины леса. Или он мне приснился?
Девушка в страхе прижалась к нему.
— Нет, не приснился, хозяин Блейд. Так кричат апи. Они охотятся по ночам, но редко забредают в эти места… Разве что, когда совсем нечего есть. Но давай не будем о них говорить. Апи пока далеко, и нам ничего не грозит. Может, лучше займемся кое-чем другим?
Ее рука ловко скользнула к пояснице Блейда, и через мгновение он услышал ее удивленный вздох:
— Хозяин Блейд, ты такой огромный… Ни один мужчина Джедда не сравнится с тобой! Это… Это…
Оома принялась умело массировать это. Блейд завертелся на месте. Он еле сдерживал желание немедленно опрокинуть нахальную девчонку на спину и доказать свою мужскую доблесть. Темная животная страсть поглотила его, яростный спазм, после которого остается лишь пустота в душе, как зола и холодные угли от умершего пламени. Он колебался. Овладев ее телом, он может потерять ее доверие, в котором нуждался сейчас больше всего.
Но Оома, судя по всему, ни в чем не сомневалась и знала, что делает. Лаская его, она возбуждалась все больше и больше. Дыхание девушки стало прерывистым и жарким, она шептала какие-то непонятные слова и вдруг, задрожав, откинулась на спину и позволила ему войти. Ритмично раскачиваясь над ней, Блейд с удивлением понял, что его партнерша уже давно испытывает оргазм. Впрочем, это не мешало ей трудиться с прежним пылом, крепко сжимая ногами его бедра. Поразительно! Эта девчонка неистощима! Он приподнялся, выгнув дугой спину… Оома пронзительно вскрикнула и приняла его семя. Ветер унес крик в лесную чащу.
ГЛАВА 7
Оома могла говорить сутки напролет. Все время, когда ей не приходилось использовать язык для сексуальных забав, которые, как правило, затевались дважды в день, утром и вечером, она непрерывно болтала. Блейд слушал ее молча и лишь изредка возмущенно фыркал. Иногда после этого девушка замолкала, но ненадолго. За четыре дня их совместных странствий разведчик узнал на удивление много об окружающем мире и его обитателях, хотя порой впадал в отчаяние от нескончаемой трескотни Оомы и начинал сожалеть, что питекантропы-надсмотрщики в тот роковой день оказались столь нерасторопными.
В последнее время он все чаще и чаще погружался в раздумья, пытаясь понять, как же развивается жизнь в этом странном измерении. Это было непросто, ибо его образование в области антропологии и древнейшей истории оставляло желать лучшего. В Оксфорде он изучал труды Ламарка и Дарвина — не слишком подробно, ибо специализировался в области металлургии; однако даже этих остатков студенческих познаний хватило, чтобы заметить резкое отличие этого измерения от всех прочих. Казалось, эволюция в Джедде шла не во времени, а в пространстве, и все стадии эволюции «гомо сапиенс», вместо того, чтобы постепенно сменять друг друга, оказались распределенными по лику этой странной планеты. Тот или иной общественный строй развивался, конкурируя как со своими далекими предками, так и со столь же отдаленными потомками.
Блейд не мог отвлечься от своих навязчивых мыслей даже тогда, когда Оома затащила его в импровизированную ванну: тихую ложбинку, по склону которой сбегал холодный ручеек, а из каменистого дна бил горячий ключ. Они плюхнулись в воду и принялись с наслаждением плескаться, оттирая друг друга от грязи древесной корой и мелким белым песком. Блейд восхищенно наблюдал, как его спутница, смывая толстую корку пыли, грязи и пота, постепенно превращается в совершенно иную девушку. Конечно, он и раньше замечал, что она хороша собой, но даже не мог себе представить, насколько.
Эта внезапно открывшаяся красота вызвала в разведчике не только восхищение. Он вдруг ощутил тяжесть в чреслах, неистовое желание охватило его, нарастая с каждой минутой. Он всегда считал, что его нелегко смутить, но сейчас, с восторгом глядя на обнаженную прелестницу, деловито наводившую красоту, он вновь почувствовал себя неопытным школьником. Оома уже заметила, как восстает его плоть; глаза девушки расширились от удивления, затем она, явно польщенная, расхохоталась. Блейд с большим трудом выдавил кривоватую ухмылку.
— Сейчас не время для любви, хозяин Блейд, — игриво покачала очаровательной головкой Оома. — Вечером, после ужина… Или ты не в силах утихомирить свое чудовище?
Блейд, тяжело вздохнув, признался, что сейчас чудовище совершенно непобедимо.
— Может, я попробую усмирить его? — девушка захихикала. — А то оно начинает меня пугать!
Она плеснула на Блейда холодной водой. Ничего не изменилось. Затем нашла гибкую ветку и со всей силы огрела его по спине, но и это не привело к желаемым результатам. Пустив ветку плыть по течению, Оома сунула палец в рот и задумчиво нахмурилась.
— Не помогает. Я не знаю, что еще можно сделать, хозяин Блейд.
— Зато я знаю, — многозначительно хмыкнув, ответил разведчик.
— Нет, — девушка сильно замотала головой. — Сейчас нельзя. Священные Книги Биркбегна разрешают заниматься любовью только после захода солнца, а до вечера еще далеко.
Священные Книги Биркбегна! Блейд сразу же вспомнил старые выцветшие фолианты, лежавшие на алтарях в черепе каменного идола. Но сейчас Биркбегн из Джедда интересовал его не больше сармийского Бек-Тора или альбийского Тунора. Медленно, с неожиданной нежностью он притянул Оому к себе и ласково погладил влажные шелковистые волосы.
— Я не приказываю, Оома… я прошу… — шепнул он в розовое ушко, и голос его дрогнул.
Она чуть-чуть отстранилась, но лишь затем, чтобы, внимательно посмотреть ему в лицо, и в озорных изумрудных глазах Блейд вдруг разглядел какое-то новое выражение. Новое для нее. В глазах других женщин и в его собственном измерении, и в других, он уже не раз видел нечто подобное. Любовь? Нежность? Сострадание? Да, Оома изменилась. И секс для нее стал чем-то иным, приобрел совсем повое значение. Неужели… Неужели девушка влюблена в него?
Эта ошеломительная догадка, едва мелькнув, тут же отошла на второй план. Какая разница — любит, не любит? Сейчас он просто сгорал от нетерпения, и ему вовсе не хотелось разбираться в своих или чужих чувствах.
— Но я ведь только что выкупалась, хозяин Блейд, — все еще колебалась Оома. — На земле так грязно… Я опять перемажусь… Кроме того, в Книгах Биркбегна…
Блейд больше не мог ждать. Он крепко обнял ее и зашептал:
— А мы займемся этим прямо здесь. Вода смоет и унесет наш грех, и святой Биркбегн обязательно простит нас. Ну же, малышка, не серди меня…
Оома обхватила разведчика за шею и, повиснув на руках, скрестила ножки у него за спиной. Блейд осторожно коснулся ее влажного, покрытого пушком лобка. Чудовище требовало незамедлительной жертвы. Он вошел, и девушка закричала от боли, восторга и наслаждения.
После короткой и бурной атаки, в миг наивысшего экстаза, он утянул ее за собой под воду, и бивший со дна ложбинки ключ обдал их тела живительным теплом. Весело смеясь, они вынырнули на поверхность и вдруг оба одновременно замолчали, внезапно почувствовав, что в их отношениях что-то изменилось.
Поздно вечером они устроили привал у самой границы территории апи. Оома уже давно поведала Блейду о том, кто такие апи и какими опасностями грозит их соседство, поэтому сейчас он попросил ее рассказать о священных Книгах Биркбегна и огромном каменном истукане.
— Мне говорил об этом отец, — начала она, — ему — дед, деду — прадед, и так — до самых первых людей, вышедших из Великого Яйца.
— Какого яйца?
Они лежали в темноте, так как костер решили не разжигать, жевали холодное мясо и переговаривались только шепотом. Где-то совсем близко были апи, и стоило вести себя поосторожней.
Оома легонько хлестнула его веточкой и раздраженно зашептала:
— Не перебивай меня, хозяин Блейд, иначе я так и не успею ничего рассказать.
Блейд подумал, что если они стали такими хорошими друзьями, то Ооме не следует называть его хозяином. Впрочем, они ведь еще не были равными партнерами.
— Я передам тебе слова моего отца, — продолжала девушка, — потому что никто другой не говорил со мной об этом. Постараюсь ничего не пропустить… — Тут она хитро улыбнулась Блейду. — Правда, если я и забуду что-нибудь, ты ведь все равно не заметишь.
Блейд усмехнулся и, обняв Оому, положил ее головку на свое плечо.
— Конечно. Я не только ничего не замечу, но и вряд ли что-нибудь услышу, потому что засну, пока ты ходишь вокруг да около. Как ты похожа на женщин моего мира! Они тоже умеют не сказать ничего, проговорив сутки напролет. Или это просто свойство всех женщин?
Оома потерлась щекой о его плечо и капризно заявила:
— Я не желаю слышать о женщинах твоего мира! Лучше я действительно начну рассказывать. Слушай.
В начале всего был Окк — великая птица Вселенной. Окк парил в пустоте в полном одиночестве, не зная, что скрывается за гранью бесконечного пространства. И вот однажды из-за этой грани прилетела еще одна птица. Она оказалась очень маленькой и не имела имени. Маленькая птичка свила на могучей спине Окка небольшое гнездышко. Окк не возражал, потому что раньше он был так чудовищно одинок, а теперь обзавелся другом.
Но настал черный день, когда маленькая птичка сообщила Окку печальную весть: оказывается, вскоре она должна была умереть. Окк горько заплакал, и так возникла вода. А птичка радостно рассмеялась и объяснила удивленному Окку, что теперь их задача стала проще. Бедный Окк ничего не понял и зарыдал еще горше, отчего воды образовалось слишком много. Маленькая птичка сжалилась над Окком и, чтобы утешить друга, рассказала, что ему предстоит делать после ее смерти.
«Примитивная космогония», — лениво думал Блейд, погружаясь в дрему. Он отчаянно боролся со сном и с колоссальным усилием все-таки сумел открыть слипавшиеся глаза. Надо внимательно слушать! Когда он попадет в страну джеддов, эта сказка может пригодиться.
— Итак, — журчал голос Оомы, убаюкивая его, — маленькая птичка объяснила Окку, что он должен разорвать ее тело на три части и проглотить их. Вообще-то сначала требовались четыре части, но так как Окк уже создал воду, то теперь хватало трех. Услышав ее слова, Окк снова зарыдал. Птичка испугалась, что он затопит даже ту пустоту, что лежит за гранью мира, и мгновенно умерла. Тело ее тут же распалось на три части, и каждая заговорила своим собственным голосом. «Я огонь, — сказала Окку первая часть. — Проглоти меня!» И Окк подчинился. «Я земля! — воскликнула вторая часть. — Проглоти меня!» И он снова подчинился. «Я воздух, — сказала Окку третья часть. — Проглоти меня!» И он опять подчинился и проглотил ее тоже.
И вдруг Окк почувствовал, что ему очень плохо. Он кричал и метался в пустоте, изнывая от грызущей его жгучей боли. Боль все нарастала и нарастала, и Окк решил, что он, наверно, тоже умирает, потому что не мог больше терпеть эти невыносимые страдания, но и избавиться от них тоже не мог.
Но вот, когда смерть уже заглянула ему в глаза, Окк содрогнулся и породил яйцо, в котором был спрятан весь наш мир. Только выглядело оно сначала очень уж непривлекательно. Сверху донизу его покрывали кровь и нечистоты. Тогда Окк заплакал еще раз и своими слезами омыл яйцо, хранящее в себе наш мир, и очистил его от скверны. Затем Окк уселся на него и долго-долго высиживал, пока голос из-за грани пространства не велел ему лететь далеко-далеко, до огромного огненного моря. После долгого и изнурительного путешествия Окк увидел висящий в пустоте океан пламени. Тогда голос приказал ему погрузиться в океан, и Окк сделал это. Он сгорел дотла, оставив после себя Великое Яйцо.
— Ты что, заснул? — Оома начала тормошить Блейда.
— Нет. Я все прекрасно слышал. — Он нежно погладил ее пушистую головку. — Так что же насчет Книг Биркбегна?
Помолчав, Оома тихо произнесла:
— Все, о чем я рассказывала тебе, записано в Книгах Биркбегна. Биркбегн — первый человек, вылупившийся из Великого Яйца, праотец племени джеддов. Вместе с сыновьями Биркбегн написал Священные Книги и, собрав остальных людей, прочитал им эту историю. Но уже давным-давно ее приходится передавать из уст в уста, потому что чернила в Книгах выцвели и джедды разучились читать древние письмена. Поэтому часто, когда наступает вечер, люди рассаживаются у очагов, а старики рассказывают им легенды о тех временах, когда джедды были великим народом и управляли миром.
— Ну, и что произошло дальше? — зевнул Блейд.
Оома немного повозилась, устраиваясь поудобнее в его объятиях, погладила разведчика по щеке.
— Кто знает? Джедды почему-то не захотели жить по законам священных Книг, и теперь, в наказание за грехи, наша страна пришла в упадок, народ вырождается. А больше я ничего не могу сказать, потому что была плохой ученицей и не слишком внимательно слушала наших старейшин. Мне больше нравилось уйти подальше от костров и там, в темноте… Словом, у меня были занятия поинтересней.
— Немудрено, — пробормотал разведчик. Похоже, в этом мире юные девушки рано расставались с невинностью и ничуть не жалели об этом.
— Мне кажется, ты еще не хочешь спать, — Оома запустила теплый язычок Блейду в ухо. — Сначала мы…
— Ты ненасытная малышка!
Он попытался прикрыть ладонью лицо, но она все-таки успела прижаться губами к его губам. Такой поцелуй пробудил бы мертвого, и Блейд обнял девушку, страстно отвечая на ее ласки. Оома была неисправима и, даже занимаясь столь увлекательным делом, не переставала болтать.
— Сейчас, — тараторила она, — самое подходящее время и место, чтобы… Ну, ты понимаешь… Мы поели, скоро ляжем спать, а пока…
— Умоляю тебя, — слабо отбрыкивался Блейд, — оставь мне хоть немного сил… Я ведь не смогу справиться с апи.
— Что говорить об апи? До утра они все равно нас не побеспокоят, — заключила практичная Оома. — Если ты устал, лежи спокойно. Это не грех. Просто я все сделаю сама. Расслабься.
И она действительно все сделала сама. Да еще как!
На рассвете, слегка подкрепившись и выкупавшись в ручье, они тронулись в путь. Блейд, прислушиваясь к болтовне Оомы, расписывавшей зверства апи, становился все мрачнее и мрачнее и бросал угрюмые взгляды на свое жалкое оружие.
Если все рассказанное правда, ему придется туго. Правда, разведчик питал слабую надежду, что Оома, панически боявшаяся апи, несколько сгущает краски. Она нравилась Блейду все больше и больше, однако это не мешало ему считать свою прелестную спутницу неисправимой болтушкой. О, эти женщины! В любом измерении они похожи, как родные сестры.
Лес неожиданно кончился, и перед путниками открылось тесное, полого спускавшееся вниз ущелье. Блейд внимательно поглядывал по сторонам, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Даже если сделать скидку на буйную фантазию Оомы, от ее историй насчет апи бросало в дрожь. Вполне вероятно, что их путешествие закончится именно здесь, и ему никогда не увидеть высоких гор страны джеддов.
— Если апи прикончат тебя, — спокойно, словно была к этому готова, вещала Оома, — мне придется несладко. Знаешь, лучше убей меня, когда поймешь, что наши дела плохи. Я не хочу становиться их игрушкой.
Блейд удивленно уставился на нее:
— Неужели лучше умереть? Что такого сделают с тобой апи? Если они и убьют тебя, то не все ли равно, кто это сделает?
Минуту она раздумывала, усердно хмуря брови.
— Я не знаю… Не хочется расставаться с жизнью… Я так еще молода… И мне страшно потерять тебя! Но достаться апи… Нет! — Дрожь пробежала по ее телу. — Они мерзкие волосатые чудовища, и очень хитрые! Их пути не пересекаются с путями джеддов. Поэтому я думаю, что мне все же лучше умереть.
Странная девушка. Блейд снова внимательно посмотрел ей в глаза:
— Ты уверена?
Оома равнодушно пожала плечами:
— Понимаешь, Блейд, если тебя убьют, а меня захватят живой, то я все равно долго не протяну. Эти гнусные твари слишком огромны для любой женщины, и меня просто разорвут на куски. А это ужасная смерть! Я предпочитаю другую. Так что если тебя прикончат, мне тоже лучше отправиться в Великую Пустоту. Дай мне свой каменный нож, и когда придет время, я все сделаю сама.
Блейд без колебаний протянул ей нож — в схватке с апи короткий клинок ему вряд ли пригодится. Оома тут же соорудила ножны из коры и поясок из лиан и закрепила нож на талии — так, чтобы он был под рукой, когда понадобится. Блейд, подумав, посоветовал ей сплести из травы и лиан что-нибудь вроде накидки, надеясь, что в этом случае апи обратят на девушку меньше внимания, но Оома лишь покачала головой.
— Носить одежду принято среди людей, — сказала она. — Для обезьян-апи нагота не имеет значения.
Разведчик не стал настаивать.
Ущелье кончилось. Перед ними легла широкая равнина, за которой, далеко на юге, поднимались сверкающие под солнцем покрытые снегом вершины. Порыв ветра долетел с предгорий, обдав путников холодом.
Оома, к удивлению Блейда, окинув взглядом этот безрадостный пейзаж, восторженно взвизгнула.
— Вон там живет мой народ! — Она указала рукой в сторону сиявших на горизонте горных пиков. — О, Блейд, Блейд! Обмани этих апи! Убей их! Сделай что-нибудь! Как я хочу домой!
Но разведчик уже не слушал ее. Вытянув шею, он пристально изучал приземистое каменное строение, стоявшее на невысоком холме примерно в трех сотнях ярдов от выхода из ущелья. Со всех сторон здание окружала невысокая стена из скрепленных известью булыжников; по всей вероятности, она служила не столько для защиты, сколько для улавливания влаги, которую нес ветер с гор. В этой пустыне вода была настоящим сокровищем.
Досконально изучив стену, Блейд переключил внимание на странное существо, показавшееся на плоской каменной крыше. Апи! Первый апи, которого ему довелось увидеть живьем! Он тихонько присвистнул и почесал затылок. Тварь, стоявшая на крыше, была не меньше семи футов ростом и походила на немыслимую помесь гориллы с бабуином. Огромная, покрытая жесткой шерстью голова, крепкие собачьи челюсти, могучий торс, на котором бугрились внушительные мышцы. Блейд, тут же мысленно окрестивший эту зверюгу гобуином, изумленно моргнул и протер глаза. На гобуине-дозорном — а эта обезьяна на крыше, несомненно, была дозорным — даже было кое-что надето: рогатый шлем и перевязь для меча. Зоркий страж, приложив козырьком ладонь колбу, наблюдал за ними, причем не менее внимательно, чем Блейд разглядывал его.
В последнее время он все чаще и чаще погружался в раздумья, пытаясь понять, как же развивается жизнь в этом странном измерении. Это было непросто, ибо его образование в области антропологии и древнейшей истории оставляло желать лучшего. В Оксфорде он изучал труды Ламарка и Дарвина — не слишком подробно, ибо специализировался в области металлургии; однако даже этих остатков студенческих познаний хватило, чтобы заметить резкое отличие этого измерения от всех прочих. Казалось, эволюция в Джедде шла не во времени, а в пространстве, и все стадии эволюции «гомо сапиенс», вместо того, чтобы постепенно сменять друг друга, оказались распределенными по лику этой странной планеты. Тот или иной общественный строй развивался, конкурируя как со своими далекими предками, так и со столь же отдаленными потомками.
Блейд не мог отвлечься от своих навязчивых мыслей даже тогда, когда Оома затащила его в импровизированную ванну: тихую ложбинку, по склону которой сбегал холодный ручеек, а из каменистого дна бил горячий ключ. Они плюхнулись в воду и принялись с наслаждением плескаться, оттирая друг друга от грязи древесной корой и мелким белым песком. Блейд восхищенно наблюдал, как его спутница, смывая толстую корку пыли, грязи и пота, постепенно превращается в совершенно иную девушку. Конечно, он и раньше замечал, что она хороша собой, но даже не мог себе представить, насколько.
Эта внезапно открывшаяся красота вызвала в разведчике не только восхищение. Он вдруг ощутил тяжесть в чреслах, неистовое желание охватило его, нарастая с каждой минутой. Он всегда считал, что его нелегко смутить, но сейчас, с восторгом глядя на обнаженную прелестницу, деловито наводившую красоту, он вновь почувствовал себя неопытным школьником. Оома уже заметила, как восстает его плоть; глаза девушки расширились от удивления, затем она, явно польщенная, расхохоталась. Блейд с большим трудом выдавил кривоватую ухмылку.
— Сейчас не время для любви, хозяин Блейд, — игриво покачала очаровательной головкой Оома. — Вечером, после ужина… Или ты не в силах утихомирить свое чудовище?
Блейд, тяжело вздохнув, признался, что сейчас чудовище совершенно непобедимо.
— Может, я попробую усмирить его? — девушка захихикала. — А то оно начинает меня пугать!
Она плеснула на Блейда холодной водой. Ничего не изменилось. Затем нашла гибкую ветку и со всей силы огрела его по спине, но и это не привело к желаемым результатам. Пустив ветку плыть по течению, Оома сунула палец в рот и задумчиво нахмурилась.
— Не помогает. Я не знаю, что еще можно сделать, хозяин Блейд.
— Зато я знаю, — многозначительно хмыкнув, ответил разведчик.
— Нет, — девушка сильно замотала головой. — Сейчас нельзя. Священные Книги Биркбегна разрешают заниматься любовью только после захода солнца, а до вечера еще далеко.
Священные Книги Биркбегна! Блейд сразу же вспомнил старые выцветшие фолианты, лежавшие на алтарях в черепе каменного идола. Но сейчас Биркбегн из Джедда интересовал его не больше сармийского Бек-Тора или альбийского Тунора. Медленно, с неожиданной нежностью он притянул Оому к себе и ласково погладил влажные шелковистые волосы.
— Я не приказываю, Оома… я прошу… — шепнул он в розовое ушко, и голос его дрогнул.
Она чуть-чуть отстранилась, но лишь затем, чтобы, внимательно посмотреть ему в лицо, и в озорных изумрудных глазах Блейд вдруг разглядел какое-то новое выражение. Новое для нее. В глазах других женщин и в его собственном измерении, и в других, он уже не раз видел нечто подобное. Любовь? Нежность? Сострадание? Да, Оома изменилась. И секс для нее стал чем-то иным, приобрел совсем повое значение. Неужели… Неужели девушка влюблена в него?
Эта ошеломительная догадка, едва мелькнув, тут же отошла на второй план. Какая разница — любит, не любит? Сейчас он просто сгорал от нетерпения, и ему вовсе не хотелось разбираться в своих или чужих чувствах.
— Но я ведь только что выкупалась, хозяин Блейд, — все еще колебалась Оома. — На земле так грязно… Я опять перемажусь… Кроме того, в Книгах Биркбегна…
Блейд больше не мог ждать. Он крепко обнял ее и зашептал:
— А мы займемся этим прямо здесь. Вода смоет и унесет наш грех, и святой Биркбегн обязательно простит нас. Ну же, малышка, не серди меня…
Оома обхватила разведчика за шею и, повиснув на руках, скрестила ножки у него за спиной. Блейд осторожно коснулся ее влажного, покрытого пушком лобка. Чудовище требовало незамедлительной жертвы. Он вошел, и девушка закричала от боли, восторга и наслаждения.
После короткой и бурной атаки, в миг наивысшего экстаза, он утянул ее за собой под воду, и бивший со дна ложбинки ключ обдал их тела живительным теплом. Весело смеясь, они вынырнули на поверхность и вдруг оба одновременно замолчали, внезапно почувствовав, что в их отношениях что-то изменилось.
Поздно вечером они устроили привал у самой границы территории апи. Оома уже давно поведала Блейду о том, кто такие апи и какими опасностями грозит их соседство, поэтому сейчас он попросил ее рассказать о священных Книгах Биркбегна и огромном каменном истукане.
— Мне говорил об этом отец, — начала она, — ему — дед, деду — прадед, и так — до самых первых людей, вышедших из Великого Яйца.
— Какого яйца?
Они лежали в темноте, так как костер решили не разжигать, жевали холодное мясо и переговаривались только шепотом. Где-то совсем близко были апи, и стоило вести себя поосторожней.
Оома легонько хлестнула его веточкой и раздраженно зашептала:
— Не перебивай меня, хозяин Блейд, иначе я так и не успею ничего рассказать.
Блейд подумал, что если они стали такими хорошими друзьями, то Ооме не следует называть его хозяином. Впрочем, они ведь еще не были равными партнерами.
— Я передам тебе слова моего отца, — продолжала девушка, — потому что никто другой не говорил со мной об этом. Постараюсь ничего не пропустить… — Тут она хитро улыбнулась Блейду. — Правда, если я и забуду что-нибудь, ты ведь все равно не заметишь.
Блейд усмехнулся и, обняв Оому, положил ее головку на свое плечо.
— Конечно. Я не только ничего не замечу, но и вряд ли что-нибудь услышу, потому что засну, пока ты ходишь вокруг да около. Как ты похожа на женщин моего мира! Они тоже умеют не сказать ничего, проговорив сутки напролет. Или это просто свойство всех женщин?
Оома потерлась щекой о его плечо и капризно заявила:
— Я не желаю слышать о женщинах твоего мира! Лучше я действительно начну рассказывать. Слушай.
В начале всего был Окк — великая птица Вселенной. Окк парил в пустоте в полном одиночестве, не зная, что скрывается за гранью бесконечного пространства. И вот однажды из-за этой грани прилетела еще одна птица. Она оказалась очень маленькой и не имела имени. Маленькая птичка свила на могучей спине Окка небольшое гнездышко. Окк не возражал, потому что раньше он был так чудовищно одинок, а теперь обзавелся другом.
Но настал черный день, когда маленькая птичка сообщила Окку печальную весть: оказывается, вскоре она должна была умереть. Окк горько заплакал, и так возникла вода. А птичка радостно рассмеялась и объяснила удивленному Окку, что теперь их задача стала проще. Бедный Окк ничего не понял и зарыдал еще горше, отчего воды образовалось слишком много. Маленькая птичка сжалилась над Окком и, чтобы утешить друга, рассказала, что ему предстоит делать после ее смерти.
«Примитивная космогония», — лениво думал Блейд, погружаясь в дрему. Он отчаянно боролся со сном и с колоссальным усилием все-таки сумел открыть слипавшиеся глаза. Надо внимательно слушать! Когда он попадет в страну джеддов, эта сказка может пригодиться.
— Итак, — журчал голос Оомы, убаюкивая его, — маленькая птичка объяснила Окку, что он должен разорвать ее тело на три части и проглотить их. Вообще-то сначала требовались четыре части, но так как Окк уже создал воду, то теперь хватало трех. Услышав ее слова, Окк снова зарыдал. Птичка испугалась, что он затопит даже ту пустоту, что лежит за гранью мира, и мгновенно умерла. Тело ее тут же распалось на три части, и каждая заговорила своим собственным голосом. «Я огонь, — сказала Окку первая часть. — Проглоти меня!» И Окк подчинился. «Я земля! — воскликнула вторая часть. — Проглоти меня!» И он снова подчинился. «Я воздух, — сказала Окку третья часть. — Проглоти меня!» И он опять подчинился и проглотил ее тоже.
И вдруг Окк почувствовал, что ему очень плохо. Он кричал и метался в пустоте, изнывая от грызущей его жгучей боли. Боль все нарастала и нарастала, и Окк решил, что он, наверно, тоже умирает, потому что не мог больше терпеть эти невыносимые страдания, но и избавиться от них тоже не мог.
Но вот, когда смерть уже заглянула ему в глаза, Окк содрогнулся и породил яйцо, в котором был спрятан весь наш мир. Только выглядело оно сначала очень уж непривлекательно. Сверху донизу его покрывали кровь и нечистоты. Тогда Окк заплакал еще раз и своими слезами омыл яйцо, хранящее в себе наш мир, и очистил его от скверны. Затем Окк уселся на него и долго-долго высиживал, пока голос из-за грани пространства не велел ему лететь далеко-далеко, до огромного огненного моря. После долгого и изнурительного путешествия Окк увидел висящий в пустоте океан пламени. Тогда голос приказал ему погрузиться в океан, и Окк сделал это. Он сгорел дотла, оставив после себя Великое Яйцо.
— Ты что, заснул? — Оома начала тормошить Блейда.
— Нет. Я все прекрасно слышал. — Он нежно погладил ее пушистую головку. — Так что же насчет Книг Биркбегна?
Помолчав, Оома тихо произнесла:
— Все, о чем я рассказывала тебе, записано в Книгах Биркбегна. Биркбегн — первый человек, вылупившийся из Великого Яйца, праотец племени джеддов. Вместе с сыновьями Биркбегн написал Священные Книги и, собрав остальных людей, прочитал им эту историю. Но уже давным-давно ее приходится передавать из уст в уста, потому что чернила в Книгах выцвели и джедды разучились читать древние письмена. Поэтому часто, когда наступает вечер, люди рассаживаются у очагов, а старики рассказывают им легенды о тех временах, когда джедды были великим народом и управляли миром.
— Ну, и что произошло дальше? — зевнул Блейд.
Оома немного повозилась, устраиваясь поудобнее в его объятиях, погладила разведчика по щеке.
— Кто знает? Джедды почему-то не захотели жить по законам священных Книг, и теперь, в наказание за грехи, наша страна пришла в упадок, народ вырождается. А больше я ничего не могу сказать, потому что была плохой ученицей и не слишком внимательно слушала наших старейшин. Мне больше нравилось уйти подальше от костров и там, в темноте… Словом, у меня были занятия поинтересней.
— Немудрено, — пробормотал разведчик. Похоже, в этом мире юные девушки рано расставались с невинностью и ничуть не жалели об этом.
— Мне кажется, ты еще не хочешь спать, — Оома запустила теплый язычок Блейду в ухо. — Сначала мы…
— Ты ненасытная малышка!
Он попытался прикрыть ладонью лицо, но она все-таки успела прижаться губами к его губам. Такой поцелуй пробудил бы мертвого, и Блейд обнял девушку, страстно отвечая на ее ласки. Оома была неисправима и, даже занимаясь столь увлекательным делом, не переставала болтать.
— Сейчас, — тараторила она, — самое подходящее время и место, чтобы… Ну, ты понимаешь… Мы поели, скоро ляжем спать, а пока…
— Умоляю тебя, — слабо отбрыкивался Блейд, — оставь мне хоть немного сил… Я ведь не смогу справиться с апи.
— Что говорить об апи? До утра они все равно нас не побеспокоят, — заключила практичная Оома. — Если ты устал, лежи спокойно. Это не грех. Просто я все сделаю сама. Расслабься.
И она действительно все сделала сама. Да еще как!
На рассвете, слегка подкрепившись и выкупавшись в ручье, они тронулись в путь. Блейд, прислушиваясь к болтовне Оомы, расписывавшей зверства апи, становился все мрачнее и мрачнее и бросал угрюмые взгляды на свое жалкое оружие.
Если все рассказанное правда, ему придется туго. Правда, разведчик питал слабую надежду, что Оома, панически боявшаяся апи, несколько сгущает краски. Она нравилась Блейду все больше и больше, однако это не мешало ему считать свою прелестную спутницу неисправимой болтушкой. О, эти женщины! В любом измерении они похожи, как родные сестры.
Лес неожиданно кончился, и перед путниками открылось тесное, полого спускавшееся вниз ущелье. Блейд внимательно поглядывал по сторонам, стараясь не пропустить ни одной мелочи. Даже если сделать скидку на буйную фантазию Оомы, от ее историй насчет апи бросало в дрожь. Вполне вероятно, что их путешествие закончится именно здесь, и ему никогда не увидеть высоких гор страны джеддов.
— Если апи прикончат тебя, — спокойно, словно была к этому готова, вещала Оома, — мне придется несладко. Знаешь, лучше убей меня, когда поймешь, что наши дела плохи. Я не хочу становиться их игрушкой.
Блейд удивленно уставился на нее:
— Неужели лучше умереть? Что такого сделают с тобой апи? Если они и убьют тебя, то не все ли равно, кто это сделает?
Минуту она раздумывала, усердно хмуря брови.
— Я не знаю… Не хочется расставаться с жизнью… Я так еще молода… И мне страшно потерять тебя! Но достаться апи… Нет! — Дрожь пробежала по ее телу. — Они мерзкие волосатые чудовища, и очень хитрые! Их пути не пересекаются с путями джеддов. Поэтому я думаю, что мне все же лучше умереть.
Странная девушка. Блейд снова внимательно посмотрел ей в глаза:
— Ты уверена?
Оома равнодушно пожала плечами:
— Понимаешь, Блейд, если тебя убьют, а меня захватят живой, то я все равно долго не протяну. Эти гнусные твари слишком огромны для любой женщины, и меня просто разорвут на куски. А это ужасная смерть! Я предпочитаю другую. Так что если тебя прикончат, мне тоже лучше отправиться в Великую Пустоту. Дай мне свой каменный нож, и когда придет время, я все сделаю сама.
Блейд без колебаний протянул ей нож — в схватке с апи короткий клинок ему вряд ли пригодится. Оома тут же соорудила ножны из коры и поясок из лиан и закрепила нож на талии — так, чтобы он был под рукой, когда понадобится. Блейд, подумав, посоветовал ей сплести из травы и лиан что-нибудь вроде накидки, надеясь, что в этом случае апи обратят на девушку меньше внимания, но Оома лишь покачала головой.
— Носить одежду принято среди людей, — сказала она. — Для обезьян-апи нагота не имеет значения.
Разведчик не стал настаивать.
Ущелье кончилось. Перед ними легла широкая равнина, за которой, далеко на юге, поднимались сверкающие под солнцем покрытые снегом вершины. Порыв ветра долетел с предгорий, обдав путников холодом.
Оома, к удивлению Блейда, окинув взглядом этот безрадостный пейзаж, восторженно взвизгнула.
— Вон там живет мой народ! — Она указала рукой в сторону сиявших на горизонте горных пиков. — О, Блейд, Блейд! Обмани этих апи! Убей их! Сделай что-нибудь! Как я хочу домой!
Но разведчик уже не слушал ее. Вытянув шею, он пристально изучал приземистое каменное строение, стоявшее на невысоком холме примерно в трех сотнях ярдов от выхода из ущелья. Со всех сторон здание окружала невысокая стена из скрепленных известью булыжников; по всей вероятности, она служила не столько для защиты, сколько для улавливания влаги, которую нес ветер с гор. В этой пустыне вода была настоящим сокровищем.
Досконально изучив стену, Блейд переключил внимание на странное существо, показавшееся на плоской каменной крыше. Апи! Первый апи, которого ему довелось увидеть живьем! Он тихонько присвистнул и почесал затылок. Тварь, стоявшая на крыше, была не меньше семи футов ростом и походила на немыслимую помесь гориллы с бабуином. Огромная, покрытая жесткой шерстью голова, крепкие собачьи челюсти, могучий торс, на котором бугрились внушительные мышцы. Блейд, тут же мысленно окрестивший эту зверюгу гобуином, изумленно моргнул и протер глаза. На гобуине-дозорном — а эта обезьяна на крыше, несомненно, была дозорным — даже было кое-что надето: рогатый шлем и перевязь для меча. Зоркий страж, приложив козырьком ладонь колбу, наблюдал за ними, причем не менее внимательно, чем Блейд разглядывал его.