Страница:
X. Писатели приводили этот факт, чтобы установить, что тогда не было еще в Кастилии инквизиции, и они полагали, что это дело было проведено епископом Куэнсы {Парома. О происхождении святой инквизиции. Кн. 2. Отд. II. Гл. 1.}. Это обстоятельство, вместо доказательства их мнения, совершенно ему противоречит: брат Лопе не был тогда еще епископом Куэнсы и стал им лишь гораздо позже. В 1438 году он был назначен на епископскую кафедру Сеговии; в 1442 году он перешел в Авилу [256], обменявшись местом с кардиналом домом Педро Сервантесом, и только в 1444 году по смерти дома Альваро д'Исориа" {Кольменарес. История Сеювии. Гл. 30; Хуан Мартир Риссо. История Куэнсы. Гл. 9.} он занял епархию Куэнсы. Итак, брат Лопе был лишь доминиканским монахом, когда король поручил ему разыскать книги Энрико Арагонского, и можно думать, что он был послан в качестве инквизитора провинциалом Кастилии или Испании. Может быть, в одном месте толкования на Паралипоменоны, составленного Альфонсом Тостадо, епископом Авилы, идет речь именно о брате Лопе и других доминиканцах, когда он говорит: "В настоящее время между нами находятся инквизиторы, посланные для преследования ереси и старающиеся обнаружить виновных" {Л'Абуленсе. Т. VIII его сочинений. - Книги Паралипоменон. Гл. 17. Вопр. 14.}. Во всяком случае, это положение означает, что при жизни этого автора в Кастилии были инквизиторы.
XI. Инквизитором Арагона в 1441 году был брат Мигуэль Феррис, а инквизитором Валенсии брат Мартин Трильес. Мы знаем, что они, каждый в своей провинции, примирили с церковью некоторых сторонников заблуждения Виклефа [257] и передали огромное количество их в руки светской власти, приказавшей сжечь их {Диего. История ордена проповедников или доминиканцев в провинции Арагон. Кн. 1; Фернандес. Проповеднические состязания. 1440.}.
XII. В 1442 году секта бегардов сделала некоторые успехи в Дуранго, в Бискайе, в епархии Калаоры. Обвиняли брата Альфонсо Мелью в том, что он перешел в эту секту и защищал ее; это был монах-францисканец, брат епископа Саморы [258], дом Хуана де Мелья, который был впоследствии кардиналом. Узнав об успехах, которыми пользовались еретики, король Кастилии Хуан II послал из Вальядолида в Бискайю Франсиско де Сориа и своего советника дома Хуана Альфонса Черино, аббата монастыря Королевская Алькала, чтобы удостовериться в положении вещей. Мелья, бывший главным вождем еретиков, бежал с несколькими женщинами в королевство Гранаду [259] и окончил свои дни в нищете среди мавров. Из еретиков очень многие были арестованы; одни были сожжены в Вальядолиде, а другие в Сан-Доминго-де-Кальсада {Хроника дона Хуана II, под 1442 годом. Гл.6; Мариана. История Испании, с примечаниями в валенсийском издании. Т. VII. Кн. 21. Гл. 17.}.
XIII. Это событие заставило также предполагать, что в Кастилии в то время еще не было инквизиции; но мнение это необоснованно, потому что нам неизвестно, не был ли брат Франсиско де Сориа доминиканским инквизитором. Помимо того, что хроника Хуана II не сообщает никаких подробностей об этом событии, правдрподобно, что король, осведомившись о деле, поручил епископу Калаоры и Кальсады преследование еретиков как относящееся по праву к его юрисдикции. В результате этой судебной процедуры обвиняемые были отправлены в город Сан-Доминго, который был ближе к Дуранго, чем Калаора. Я отмечу, что, вероятно, из желания вознаградить рвение, показанное в этом деле епископом домом Диего де Суньигой, братом герцога Пласенсии, король назначил его архиепископом Толедо по смерти дома Хуана де Сересуэлы, единоутробного брата коннетабля [260] дона Альваро де Луны. Дом Диего не занял епископской кафедры в Толедо, потому что он умер в 1444 году. Если бы, ввиду того, что не было никакого вопроса об инквизиторах, позволительно было из этого заключить, что их не было тогда в Кастилии, тогда следовало бы вывести отсюда и другое заключение, что епископ не вмешивался в это дело, что, конечно, неправдоподобно, потому что расследование этих дел ему принадлежало по праву и более специально, чем кому-либо другому.
XIV. В 1452 году брат Кристовал Гальвес был арагонским инквизитором; он продолжал исполнять свои обязанности до времен новой инквизиции. Так как Сикст IV [261] был недоволен им, он должен был покинуть свой пост, как мы увидим это далее.
XV. Брат Мигуэль Юст стоял во главе инквизиции Валенсии. Историки ордена св. Доминика уверяют, что он очистил это королевство от яда ереси; между тем мы видим, что он имел преемника в лице брата Арнольдо Коиро, который в 1454 году примирил с церковью нескольких иудействующих еретиков { Монтэйро. История португальской инквизиции. Ч. I. Кн. 2. Гл. 32.}.
XVI. В 1460 году брат Альфонсо Эспина, францисканский монах, составил книгу, озаглавленную "Fortalicium fidei" (Укрепление веры), в которой находят самое положительное доказательство, что в его время в Кастильском королевстве не было уполномоченных папой инквизиторов, потому что, обращаясь к королю Энрико IV [262], он жалуется на бедствия, испытываемые религией вследствие отсутствия защищающих ее инквизиторов, и прибавляет, что она подвергается оскорблениям со стороны евреев и еретиков, не имеющих никакого страха ни в отношении королей, ни священников.
XVII. Этот монах (которого воодушевляло самое горячее рвение ко всему, что было важно для религии) сам предлагал себя многим епископам для розыска и преследования еретиков от их имени, и его услуги были приняты в некоторых епархиях {Парома. О происхождении святой инквизиции. Кн. 2. Отд. II. Гл. 2.}. Историки ордена св. Доминика говорят, что немного спустя, при папе Павле II [263], брат Антонио Риччо, провинциал Кастильского королевства, был назначен инквизитором этой страны и исполнял эту должность в течение семи лет {Фернандес. Проповеднический состязания. 1460; Фонтана. Teatro Domm. c. 583. (Ссылка у Монтэйро. Ч. I. Кн. 2. Гл. 40).}.
XVIII. Наиболее достоверно, что, когда Педро из Осмы был преследуем за богословские заблуждения, допущенные им в своих сочинениях, его осудил архиепископ Толедо дом Альфонсо Каррильо, который запросил мнение пятидесяти двух богословов, собранных им в 1479 году в Алькала-де-Энаресе [264]. В силу этого приговора Педро отрекся от всех заблуждений, замеченных в его книгах. Их было восемь; осуждение, произнесенное архиепископом, было подтверждено папой. В этом деле не видно, чтобы появлялся какой-либо инквизитор; {Агирре. Собрание испанских соборов. Т. V, под 1479 годом.} вероятно, его и не было. Заставляет это предполагать еще и то, что, когда папа в 1474 году поручил генералу доминиканцев назначить инквизиторов для всех областей, тот послал в Арагон брата Хуана Франко, в Каталонию брата Франсиско Видаля, в Валенсию брата Хаиме, на Майорку брата Николая Мерулу, духовника арагонского короля, в Руссильон брата Матиаса из Валенсии, в Барселону брата Хуана и в Наваррское королевство (где царствовал тогда гонский король Хуан II [265]) доминиканца, известного в истории также под именем брата Хуана; но не видно, чтобы кто-нибудь был назначен в Кастилию {Монтэйро. История португальской инквизиции. Ч. I. Кв. 2. Гл. 31.}.
XIX. Таково было состояние испанской инквизиции в 1474 году, когда Изабелла I [266], супруга Фердинанда V [267] Арагонского, короля Сицилии, по смерти своего брата Энрико IV вступила на кастильский трон. Когда царствовавший в Арагонии Хуан II умер, сын его Фердинанд соединил в 1479 году эту корону с короной Сицилии; вскоре он присоединил к Кастилии королевство Гранада, отвоеванное им в 1492 году у мавров, и, наконец, отнятую у Жана д'Альбре [268] Наварру, которая была обеспечена за ним вследствие капитуляции жителей. Таким образом своей дочери Хуанне [269] он оставил во владение всю Испанию, за исключением Португалии.
Глава IV
ОБ УПРАВЛЕНИИ ПРЕЖНЕЙ ИНКВИЗИЦИИ
Статья первая
ПРЕСТУПЛЕНИЯ, РАССЛЕДОВАНИЕ КОИХ ОНА ПРЕДПРИНИМАЛА
I. Хотя папы, учреждая инквизицию, предполагали только розыск и наказание за преступление ереси [270] (причем отступничество от веры рассматривалось как частный случай), однако с самого ее начала инквизиторам рекомендовалось старательно преследовать христиан просто подозреваемых, потому что это было единственным средством, которое могло привести к открытию настоящих еретиков. Плохая репутация в этом отношении служила достаточным прецедентом для обоснования дознания и обыкновенно давала повод к доносам; вовсе не являясь уликой проступка, она устанавливала лишь простое подозрение. Это подозрение вытекало из действий или слов, указывавших на вредные убеждения и ошибочные мнения насчет католических догматов; оно допускалось лишь в том случае, когда преступное поведение и разговоры были вполне доказаны. Преступления, не имеющие никакого отношения к верованию, не могли сделать совершителей их подозреваемыми в ереси, и расследование этих преступлений принадлежало по праву светским судьям. Однако в числе этих преступлений были такие, о которых папы думали, что нельзя в них быть виновными без проникновения вредных учений; поэтому, хотя светские судьи преследовали совершителей их согласно обыкновенным законам, инквизиторам было вменено в обязанность рассматривать этих обвиняемых как заподозренных в ереси и действовать против них, чтобы удостовериться, совершили ли они эти преступления по свойственной человеку наклонности ко злу или потому, что они не считали этих деяний преступными. Последнее обстоятельство позволяло думать, что они заблуждались в догматах. К этому разряду проступков принадлежит род богохульств, известных под именем еретических. Они произносились против Бога и его святых, что указывало у виновных на ошибочное представление о всемогуществе Божием или о каком-либо другом свойстве божества. А это давало повод к подозрению в ереси, хотя бы эти богохульства и были произнесены в запальчивости, во время спора или в опьянении, потому что инквизиторы могли смотреть на них как на доказательство того, что привычные убеждения богохульников были противны вере {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 1.}.
II. Вторым родом проступков, вызывавших подозрение в ереси, были колдовство и ворожба. Эймерик признает, что эти проступки всецело принадлежат компетенции светского суда, когда виновные стараются открыть будущее простыми, естественными средствами, как, например, посредством чтения линий на ладонях рук или чего-нибудь в этом роде; но он прибавляет, на основании апостольских правил, что всякий гадатель и всякий человек, предающийся колдовству, становится подозреваемым в ереси и должен быть караем инквизицией как еретик, когда он для прорицания будущего совершает крещение умершего, вновь крестит ребенка, употребляет святую воду от таинства крещения, святое миро от таинства миропомазания, масло от оглашения [271] или масло от соборования [272], освященные гостии, пелены и священные богослужебные сосуды или другие предметы, что доказывает его пренебрежение к ним или злоупотребление таинствами, религиозными тайнами и обрядами.
III. То же подозрение тяготело над лицами, обращавшимися в своей суеверной деятельности к демонам или употреблявшими какую-либо другую процедуру в этом роде для целей, о которых идет речь {Там же. Вопр. 52.}. По мере возрастания в Европе просвещения мы видим исчезновение глупой доверчивости к этим и тому подобным суеверным средствам, употребляемым для отгадывания будущего. Но ввиду того, что в средние века этого рода преступления были очень обыкновенны, сочли важным для политики римской курии подчинить их ее юрисдикции.
IV. Третьим родом проступков, влекших за собою подозрение в ереси, было вызывание демонов. Это преступление может быть совершаемо при тех же обстоятельствах, как и богохульство, потому что люди призывают злых духов в гневе, запальчивости, буйстве, ярости или скуке, и это в силу част ого употребления становится привычкой, конечно, преступной, но не имеющей ни малейшего отношения к ереси. В XIII и последующих веках ложные мнения (возникшие в эпоху, когда не было здравой критики) сделали очень обыкновенным преступление вызывания демонов, от которых надеялись получить милости. Николай Эймерик во всех своих сочинениях кажется добросовестным писателем, и, когда он рассказывает факты, которые для него являются необыкновенными, на него можно положиться. Он сообщает нам, что в бытность свою инквизитором он достал и затем сжег по прочтении две книги о вызывании демонов, одну под заглавием Ключ Соломона и другую - Сокровище некромантии. И в той и в другой шла речь о могуществе демонов (причем оно было изображено очень широким), о культе, который им следует воздавать, и о молитвах, с которыми к ним обращаться для получения их покровительства. Верившие учению этих книг имели обыкновение, когда хотели взаимно связать себя относительно чего-либо клятвою, клясться на словах книги Ключ Соломона, как это делают христиане, клянясь на Евангелии.
Тот же автор прибавляет, что в его время в Каталонии было очень много процессов о преступлении вызывания демонов и что многие обвиняемые доходили то того, что воздавали сатане поклонение [273] со всеми знаками, обрядами и словами, которыми католики сопровождают свое обращение к самому Богу, потому что они почитали сатану божеством, враждебным Богу и облеченным могуществом, равным или даже большим, чем могущество Бога {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 43.}. Другие верили лишь в то, что злые духи равны добрым ангелам и христианским святым, и поэтому воздавали им почитание [274]. Среди злых духов они различали их главу, Люцифера, которого считали самым могущественным. Существовал также и третий сорт людей, преданных тому же культу; они прибегали к помощи заклинаний для вызывания теней, подобно Саулу, прибегшему к помощи волшебницы для вызова тени Самуила {Там же.} [275]. Благодаря прогрессу просвещения человеческий ум может не бояться возвращения подобных сумасбродств.
V. Существовал четвертый род преступлений, дававший повод к заподозрению в ереси: это был тот случай, когда отлученный от Церкви пребывал год или дольше без ходатайства о снятии отлучения, не исполняя при этом наложенной на него епитимьи. Папы уверяли, что ни один безупречный в вере католик не может жить под тяжестью церковного наказания с таким равнодушием, и, соединив такого рода пренебрежение с подозрением в ереси, приказали инквизиторам считать еретиком каждого, кто пропустит год без просьбы о снятии отлучения {Там же. Вопр. 47.}".
VI. Схизма [276] была пятым поводом к подозрению в ереси. Она может существовать без этого подозрения или же сопровождать его. К первому разряду принадлежат схизматики, признающие все догматы веры, но отрицающие долг послушания римскому епископу как видимому главе Церкви и наместнику Иисуса Христа на земле. Второй состоит из тех, кто думает подобно этим схизматикам и, кроме того, отказывается верить в какой-либо один из установленных догматов. Таковы греки, которые верят в исхождение Святого Духа не от Отца и Сына, а только от одного Отца [277]. Инквизиция должна поступать сурово с первыми, потому что они находятся на подозрении в исповедании дурных чувств к главе Церкви и определенно враждебны к чистоте догмата {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 48.}.
VII. Инквизиция должна была также действовать против укрывателей, пособников и приверженцев еретиков как оскорбляющих католическую Церковь и разжигающих ереси; это делало их подозрительными в смысле исповедания осужденных и противных догмату мнений, если только они не выставят мотивов, оправдывающих их поведение, и таким образом не уничтожат тяготеющее над ними подозрение {Там же. Вопр. 50 - 53.}. Седьмой разряд подозреваемых состоял из противодействовавших инквизиции или мешавших инквизиторам исполнять их обязанности. Расследование этого проступка было предоставлено папами трибуналу инквизиции, потому что они предполагали, что нельзя быть хорошим католиком и в то же время ставить препятствия распознанию истины касательно религиозных верований подданных государя, который не позволял ни одному еретику оставаться в пределах своих владений {Там же. Ч. III. Вопр. 33 и 35.}.
VIII. К восьмому разряду относились сеньоры, которые, по требованию должностных лиц инквизиции клятвенно обещавшись изгнать еретиков из своих владений, потом отказывались это исполнить: такое сопротивление делало этих сеньоров подозреваемыми в ереси и до некоторой степени пособниками ее. Читатель видел уже несколько соборных и папских постановлений, которые давали повеление об этой мере. Девятый разряд состоял из правителей королевств, провинций и городов, которые не защищали церкви от еретиков, когда этого требовали инквизиторы. Такое поведение было достаточной причиной для подозрения в ереси {Там же. Вопр. 32.}.
IX. Десятый разряд подозрительных жителей состоял из тех, кто не соглашался отменять действовавшие в городах статуты и узаконения, когда они были противны мерам, применяемым инквизиторами; такие люди должны были рассматриваться как препятствующие действиям святой инквизиции и, следовательно, подозреваемые в ереси {Там же. Вопр. 34 и 36.}.
X. Одиннадцатый случай для подобного подозрения являлся, когда адвокаты, нотариусы и другие представители закона покровительствовали делу еретиков, помогая им своими советами и другими способами ускользнуть из рук инквизиторов; когда они скрывали бумаги, документы процесса или деловые акты, из которых можно узнать заблуждения еретиков, место их жительства и их положение или которые могли каким-либо другим способом послужить к обнаружению ересей. Такое поведение ставило их в разряд пособников и защитников еретиков {Там же. Ч. III. Вопр. 33.}.
XI. В двенадцатом разряде подозреваемых находились лица, дававшие церковное погребение еретикам, публично признанным за таковых, по их собственному признанию или в силу окончательного приговора; если каноническое запрещение было известно, оно являлось причиной подозрения нарушителей его в ереси {Там же. Вопр. 40.}.
XII. Тот, кто во время судебного разбирательства по делу вероучения отказывался давать присягу относительно какого-либо пункта, когда этого у него требовали, тоже становился подозреваемым в заблуждениях в вере. Такое упорство заставляло смотреть на него как на виновного в сопротивлении режиму святой инквизиции {Там же. Вопр. 41 и 118.}.
XIII. В четырнадцатый разряд подозреваемых надо поставить умерших, на которых поступил донос как на еретиков. Такое распоряжение могло быть основано на многих папских декреталиях, которые с целью сделать ересь еще ненавистнее приказали, чтобы производилось расследование об ославленных умерших, их трупы вырывались из земли и сжигались рукой палача. Их имущество также конфисковалось, а память их предавалась бесчестью {Там же. Вопр. 63, с комментарием Пеньи.}.
XIV. То же подозрение падало на сочинения, содержащие еретическое учение или могущие к нему привести, и на их авторов. Эймерик приводит различные судебные приговоры с осуждением книг, постановленные им самим или иногда епископом той епархии, в которой он выполнял свои обязанности. Между прочим он приводит сочинения: Раймонда Лудлия [278], знаменитого францисканского монаха Майорки; Раймонда Тарраги, доминиканского монаха, недавно обращенного из иудаизма, в которых говорилось о некромантии и вызывании демонов; Арно де Вильнева, каталонского медика; Гонсало из Куэнсы и Николая из Калабрии [279]; еретиков-виргилиан [280], эти сочинения содержали учение, которое, по уверению Гонсало, он узнал от самого демона, являвшегося ему несколько раз лично, как об этом передается в его процессе; наконец, книги Бартоломее Генуэзца о пришествии антихриста {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 9,26,27,28.}.
XV. Кроме того, считали за подозреваемых в преступлении ереси тех, кто, не принадлежа ни к одному из предыдущих разрядов, тем не менее заслуживал той же квалификации своими деяниями, своими разговорами или своими сочинениями {Там же.}.
XVI. Наконец, евреи и мавры также считались подсудными святой инквизиции, когда они склоняли католиков своими словами или сочинениями принимать их веру. На самом деде они не были подчинены законам Церкви, потому что не получили крещения; но папы пришли к убеждению, что они становились, так сказать, под каноническую юрисдикцию самим актом своего преступления. Государи, без сомнения, одобряли такую политику, потому что папы не могли применять свою духовную власть к подобным вассалам иначе, как с их согласия.
XVII. Эймерик не ставит в число особых преступлений, которые инквизиция имела право преследовать, магию и колдовство, потому что, согласно его системе, они принадлежали к вызыванию демонов и к ворожбе посредством некромантии, пиромантии [281] и другим подобным операциям, предполагавшим договор с дьяволом. Этот проступок становился с каждым днем все реже, по мере уменьшения легковерия публики, что легковерие является единственной опорой этой профессии, адепты которой стараются вытянуть деньги одураченных ими людей и обеспечить себе преступную наживу посредством мошенничества и приманки суеверий.
XVIII. Хотя лиц, виновных в только что названных преступлениях, подчиняло юрисдикции инквизиторов общее узаконение, но существовали обстоятельства, когда такие лица оставались от нее независимыми. Так, папа, его легаты, его нунции [282], его должностные лица и приближенные были изъяты из ее компетенции. Хотя бы на них поступил донос как на формальных еретиков, инквизитор имел право получить только секретную информацию и направить ее к папе. То же изъятие существовало по отношению к епископам; короли не пользовались этим правом {Там же. Ч. V. Вопр. 25,26,27 и 31.}.
XIX. Ввиду того, что епископы были обычными инквизиторами по божественному праву, казалось справедливым, чтобы их не лишали права получать осведомления и доносы, направленные против апостолических инквизиторов в отношении веры; между тем папы сделали своих делегатов независимыми от обычной юрисдикции, постановив, что лишь один апостолический инквизитор имеет право преследовать другого {Там же. Вопр. 30.}.
XX. Инквизитор и епископ действовали с общего согласия; в то же время каждый из них имел право преследовать обвиняемых единолично. Приказы о заключении в тюрьму могли выноситься только одновременно; то же имело силу и по отношению к пытке и к окончательному приговору, для которых соучастие того и другого лица было необходимо. Когда они не были согласны, то обращались к папе. Если каждый постановлял свое решение отдельно, они сообщали его друг другу, чтобы прийти к соглашению об окончательных мероприятиях, которые следовало предпринять {Там же. Ч. III. Вопр. 47 и 53.}.
XXI. Инквизиторы могли потребовать содействия светской власти для поднятия их авторитета, и в нем нельзя было отказать без того, чтобы не навлечь на себя кары в виде отлучения от Церкви и преследования по подозрению в ереси; впрочем, чтобы не попасть впросак, инквизиторы умели окружать себя достаточным числом альгвасилов [283] и вооруженных людей для защиты себя, своих секретарей и чиновников {Там же. Ч. III. Вопр. 56 и 57.}.
XXII. Епископ был обязан предоставлять свою тюрьму для заключения в ней привлекаемых к суду; помимо этого инквизиторы имели особую тюрьму, чтобы обеспечить сохранность обвиняемых {Там же. Вопр. 58.}.
XXIII. Если процесс представлял сомнения или трудности применении канонов, декреталий, булл, апостольских бреве и гражданских законов, инквизитор мог созвать собрание Юрисконсультов, чтобы осведомиться об их мнении. Когда это случалось, он сообщал им документы процесса, иногда в виде копии, где были опущены имена обвиняемых, доносчица и свидетелей, а также обстоятельства, которые могли бы их обнаружить; иногда показывали подлинные документы, взяв юрисконсультов клятвенное обещание хранить тайну. Этот обычай впоследствии создал институт советников святой инквизиции, должность которых была сведена к нулю, потому что инквизиторы были сами канонистами и считали себя достаточно образованными, чтобы обходиться без постороннего вмешательства {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Вопр. с 77 по 81.}.
XXIV. Первые инквизиторы не получали никакого определенного жалованья. Святая инквизиция была создана набожностью и ревностью по вере. Исполнявшие обязанности инквизиторов были монахами и почти все давали обет бедности. Священники, которые иногда участвовали в их трудах, рыли каноники [284] или духовные лица, пользующиеся доходами от прихода [285], и поэтому не думали об ассигновании им жалованья. Но такое положение вещей должно было измеряться, когда инквизиторы начали совершать путешествия в Сопровождении секретарей, альгвасилов и вооруженной свиты. Тогда все их расходы были возложены папами на епископов под тем предлогом, что инквизиторы трудились над уничтожением ересей и преследованием еретиков в их епархиях. Это мероприятие римской курии не понравилось епископам; оно показалось им тем более несправедливым, что лишало их части авторитета. Обращались также к сеньорам с намерением побудить их принять на себя эти издержки, основываясь на том, что на них было возложено обязательство не терпеть в своих владениях ни одного еретика. Однако этогo основания было недостаточно, чтобы помешать общему ропоту и недовольству. Наконец настало время, когда на расходы инквизиции были предоставлены средства от продажи имущества или из доходов конфискованных у еретиков имений. На это употребляли также штрафные деньги, налагаемые на еретиков в некоторых случаях, когда не было постановления о конфискации имущества. Эти ресурсы составляли единственный фонд, на котором инквизиция могла основывать свои расходы, и она никогда не имела ни прочной дотации, ни определенной на этот предмет суммы, как это согласно утверждают Эймерик и его комментатор Пенья {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Вопр. 108.}.
XI. Инквизитором Арагона в 1441 году был брат Мигуэль Феррис, а инквизитором Валенсии брат Мартин Трильес. Мы знаем, что они, каждый в своей провинции, примирили с церковью некоторых сторонников заблуждения Виклефа [257] и передали огромное количество их в руки светской власти, приказавшей сжечь их {Диего. История ордена проповедников или доминиканцев в провинции Арагон. Кн. 1; Фернандес. Проповеднические состязания. 1440.}.
XII. В 1442 году секта бегардов сделала некоторые успехи в Дуранго, в Бискайе, в епархии Калаоры. Обвиняли брата Альфонсо Мелью в том, что он перешел в эту секту и защищал ее; это был монах-францисканец, брат епископа Саморы [258], дом Хуана де Мелья, который был впоследствии кардиналом. Узнав об успехах, которыми пользовались еретики, король Кастилии Хуан II послал из Вальядолида в Бискайю Франсиско де Сориа и своего советника дома Хуана Альфонса Черино, аббата монастыря Королевская Алькала, чтобы удостовериться в положении вещей. Мелья, бывший главным вождем еретиков, бежал с несколькими женщинами в королевство Гранаду [259] и окончил свои дни в нищете среди мавров. Из еретиков очень многие были арестованы; одни были сожжены в Вальядолиде, а другие в Сан-Доминго-де-Кальсада {Хроника дона Хуана II, под 1442 годом. Гл.6; Мариана. История Испании, с примечаниями в валенсийском издании. Т. VII. Кн. 21. Гл. 17.}.
XIII. Это событие заставило также предполагать, что в Кастилии в то время еще не было инквизиции; но мнение это необоснованно, потому что нам неизвестно, не был ли брат Франсиско де Сориа доминиканским инквизитором. Помимо того, что хроника Хуана II не сообщает никаких подробностей об этом событии, правдрподобно, что король, осведомившись о деле, поручил епископу Калаоры и Кальсады преследование еретиков как относящееся по праву к его юрисдикции. В результате этой судебной процедуры обвиняемые были отправлены в город Сан-Доминго, который был ближе к Дуранго, чем Калаора. Я отмечу, что, вероятно, из желания вознаградить рвение, показанное в этом деле епископом домом Диего де Суньигой, братом герцога Пласенсии, король назначил его архиепископом Толедо по смерти дома Хуана де Сересуэлы, единоутробного брата коннетабля [260] дона Альваро де Луны. Дом Диего не занял епископской кафедры в Толедо, потому что он умер в 1444 году. Если бы, ввиду того, что не было никакого вопроса об инквизиторах, позволительно было из этого заключить, что их не было тогда в Кастилии, тогда следовало бы вывести отсюда и другое заключение, что епископ не вмешивался в это дело, что, конечно, неправдоподобно, потому что расследование этих дел ему принадлежало по праву и более специально, чем кому-либо другому.
XIV. В 1452 году брат Кристовал Гальвес был арагонским инквизитором; он продолжал исполнять свои обязанности до времен новой инквизиции. Так как Сикст IV [261] был недоволен им, он должен был покинуть свой пост, как мы увидим это далее.
XV. Брат Мигуэль Юст стоял во главе инквизиции Валенсии. Историки ордена св. Доминика уверяют, что он очистил это королевство от яда ереси; между тем мы видим, что он имел преемника в лице брата Арнольдо Коиро, который в 1454 году примирил с церковью нескольких иудействующих еретиков { Монтэйро. История португальской инквизиции. Ч. I. Кн. 2. Гл. 32.}.
XVI. В 1460 году брат Альфонсо Эспина, францисканский монах, составил книгу, озаглавленную "Fortalicium fidei" (Укрепление веры), в которой находят самое положительное доказательство, что в его время в Кастильском королевстве не было уполномоченных папой инквизиторов, потому что, обращаясь к королю Энрико IV [262], он жалуется на бедствия, испытываемые религией вследствие отсутствия защищающих ее инквизиторов, и прибавляет, что она подвергается оскорблениям со стороны евреев и еретиков, не имеющих никакого страха ни в отношении королей, ни священников.
XVII. Этот монах (которого воодушевляло самое горячее рвение ко всему, что было важно для религии) сам предлагал себя многим епископам для розыска и преследования еретиков от их имени, и его услуги были приняты в некоторых епархиях {Парома. О происхождении святой инквизиции. Кн. 2. Отд. II. Гл. 2.}. Историки ордена св. Доминика говорят, что немного спустя, при папе Павле II [263], брат Антонио Риччо, провинциал Кастильского королевства, был назначен инквизитором этой страны и исполнял эту должность в течение семи лет {Фернандес. Проповеднический состязания. 1460; Фонтана. Teatro Domm. c. 583. (Ссылка у Монтэйро. Ч. I. Кн. 2. Гл. 40).}.
XVIII. Наиболее достоверно, что, когда Педро из Осмы был преследуем за богословские заблуждения, допущенные им в своих сочинениях, его осудил архиепископ Толедо дом Альфонсо Каррильо, который запросил мнение пятидесяти двух богословов, собранных им в 1479 году в Алькала-де-Энаресе [264]. В силу этого приговора Педро отрекся от всех заблуждений, замеченных в его книгах. Их было восемь; осуждение, произнесенное архиепископом, было подтверждено папой. В этом деле не видно, чтобы появлялся какой-либо инквизитор; {Агирре. Собрание испанских соборов. Т. V, под 1479 годом.} вероятно, его и не было. Заставляет это предполагать еще и то, что, когда папа в 1474 году поручил генералу доминиканцев назначить инквизиторов для всех областей, тот послал в Арагон брата Хуана Франко, в Каталонию брата Франсиско Видаля, в Валенсию брата Хаиме, на Майорку брата Николая Мерулу, духовника арагонского короля, в Руссильон брата Матиаса из Валенсии, в Барселону брата Хуана и в Наваррское королевство (где царствовал тогда гонский король Хуан II [265]) доминиканца, известного в истории также под именем брата Хуана; но не видно, чтобы кто-нибудь был назначен в Кастилию {Монтэйро. История португальской инквизиции. Ч. I. Кв. 2. Гл. 31.}.
XIX. Таково было состояние испанской инквизиции в 1474 году, когда Изабелла I [266], супруга Фердинанда V [267] Арагонского, короля Сицилии, по смерти своего брата Энрико IV вступила на кастильский трон. Когда царствовавший в Арагонии Хуан II умер, сын его Фердинанд соединил в 1479 году эту корону с короной Сицилии; вскоре он присоединил к Кастилии королевство Гранада, отвоеванное им в 1492 году у мавров, и, наконец, отнятую у Жана д'Альбре [268] Наварру, которая была обеспечена за ним вследствие капитуляции жителей. Таким образом своей дочери Хуанне [269] он оставил во владение всю Испанию, за исключением Португалии.
Глава IV
ОБ УПРАВЛЕНИИ ПРЕЖНЕЙ ИНКВИЗИЦИИ
Статья первая
ПРЕСТУПЛЕНИЯ, РАССЛЕДОВАНИЕ КОИХ ОНА ПРЕДПРИНИМАЛА
I. Хотя папы, учреждая инквизицию, предполагали только розыск и наказание за преступление ереси [270] (причем отступничество от веры рассматривалось как частный случай), однако с самого ее начала инквизиторам рекомендовалось старательно преследовать христиан просто подозреваемых, потому что это было единственным средством, которое могло привести к открытию настоящих еретиков. Плохая репутация в этом отношении служила достаточным прецедентом для обоснования дознания и обыкновенно давала повод к доносам; вовсе не являясь уликой проступка, она устанавливала лишь простое подозрение. Это подозрение вытекало из действий или слов, указывавших на вредные убеждения и ошибочные мнения насчет католических догматов; оно допускалось лишь в том случае, когда преступное поведение и разговоры были вполне доказаны. Преступления, не имеющие никакого отношения к верованию, не могли сделать совершителей их подозреваемыми в ереси, и расследование этих преступлений принадлежало по праву светским судьям. Однако в числе этих преступлений были такие, о которых папы думали, что нельзя в них быть виновными без проникновения вредных учений; поэтому, хотя светские судьи преследовали совершителей их согласно обыкновенным законам, инквизиторам было вменено в обязанность рассматривать этих обвиняемых как заподозренных в ереси и действовать против них, чтобы удостовериться, совершили ли они эти преступления по свойственной человеку наклонности ко злу или потому, что они не считали этих деяний преступными. Последнее обстоятельство позволяло думать, что они заблуждались в догматах. К этому разряду проступков принадлежит род богохульств, известных под именем еретических. Они произносились против Бога и его святых, что указывало у виновных на ошибочное представление о всемогуществе Божием или о каком-либо другом свойстве божества. А это давало повод к подозрению в ереси, хотя бы эти богохульства и были произнесены в запальчивости, во время спора или в опьянении, потому что инквизиторы могли смотреть на них как на доказательство того, что привычные убеждения богохульников были противны вере {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 1.}.
II. Вторым родом проступков, вызывавших подозрение в ереси, были колдовство и ворожба. Эймерик признает, что эти проступки всецело принадлежат компетенции светского суда, когда виновные стараются открыть будущее простыми, естественными средствами, как, например, посредством чтения линий на ладонях рук или чего-нибудь в этом роде; но он прибавляет, на основании апостольских правил, что всякий гадатель и всякий человек, предающийся колдовству, становится подозреваемым в ереси и должен быть караем инквизицией как еретик, когда он для прорицания будущего совершает крещение умершего, вновь крестит ребенка, употребляет святую воду от таинства крещения, святое миро от таинства миропомазания, масло от оглашения [271] или масло от соборования [272], освященные гостии, пелены и священные богослужебные сосуды или другие предметы, что доказывает его пренебрежение к ним или злоупотребление таинствами, религиозными тайнами и обрядами.
III. То же подозрение тяготело над лицами, обращавшимися в своей суеверной деятельности к демонам или употреблявшими какую-либо другую процедуру в этом роде для целей, о которых идет речь {Там же. Вопр. 52.}. По мере возрастания в Европе просвещения мы видим исчезновение глупой доверчивости к этим и тому подобным суеверным средствам, употребляемым для отгадывания будущего. Но ввиду того, что в средние века этого рода преступления были очень обыкновенны, сочли важным для политики римской курии подчинить их ее юрисдикции.
IV. Третьим родом проступков, влекших за собою подозрение в ереси, было вызывание демонов. Это преступление может быть совершаемо при тех же обстоятельствах, как и богохульство, потому что люди призывают злых духов в гневе, запальчивости, буйстве, ярости или скуке, и это в силу част ого употребления становится привычкой, конечно, преступной, но не имеющей ни малейшего отношения к ереси. В XIII и последующих веках ложные мнения (возникшие в эпоху, когда не было здравой критики) сделали очень обыкновенным преступление вызывания демонов, от которых надеялись получить милости. Николай Эймерик во всех своих сочинениях кажется добросовестным писателем, и, когда он рассказывает факты, которые для него являются необыкновенными, на него можно положиться. Он сообщает нам, что в бытность свою инквизитором он достал и затем сжег по прочтении две книги о вызывании демонов, одну под заглавием Ключ Соломона и другую - Сокровище некромантии. И в той и в другой шла речь о могуществе демонов (причем оно было изображено очень широким), о культе, который им следует воздавать, и о молитвах, с которыми к ним обращаться для получения их покровительства. Верившие учению этих книг имели обыкновение, когда хотели взаимно связать себя относительно чего-либо клятвою, клясться на словах книги Ключ Соломона, как это делают христиане, клянясь на Евангелии.
Тот же автор прибавляет, что в его время в Каталонии было очень много процессов о преступлении вызывания демонов и что многие обвиняемые доходили то того, что воздавали сатане поклонение [273] со всеми знаками, обрядами и словами, которыми католики сопровождают свое обращение к самому Богу, потому что они почитали сатану божеством, враждебным Богу и облеченным могуществом, равным или даже большим, чем могущество Бога {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 43.}. Другие верили лишь в то, что злые духи равны добрым ангелам и христианским святым, и поэтому воздавали им почитание [274]. Среди злых духов они различали их главу, Люцифера, которого считали самым могущественным. Существовал также и третий сорт людей, преданных тому же культу; они прибегали к помощи заклинаний для вызывания теней, подобно Саулу, прибегшему к помощи волшебницы для вызова тени Самуила {Там же.} [275]. Благодаря прогрессу просвещения человеческий ум может не бояться возвращения подобных сумасбродств.
V. Существовал четвертый род преступлений, дававший повод к заподозрению в ереси: это был тот случай, когда отлученный от Церкви пребывал год или дольше без ходатайства о снятии отлучения, не исполняя при этом наложенной на него епитимьи. Папы уверяли, что ни один безупречный в вере католик не может жить под тяжестью церковного наказания с таким равнодушием, и, соединив такого рода пренебрежение с подозрением в ереси, приказали инквизиторам считать еретиком каждого, кто пропустит год без просьбы о снятии отлучения {Там же. Вопр. 47.}".
VI. Схизма [276] была пятым поводом к подозрению в ереси. Она может существовать без этого подозрения или же сопровождать его. К первому разряду принадлежат схизматики, признающие все догматы веры, но отрицающие долг послушания римскому епископу как видимому главе Церкви и наместнику Иисуса Христа на земле. Второй состоит из тех, кто думает подобно этим схизматикам и, кроме того, отказывается верить в какой-либо один из установленных догматов. Таковы греки, которые верят в исхождение Святого Духа не от Отца и Сына, а только от одного Отца [277]. Инквизиция должна поступать сурово с первыми, потому что они находятся на подозрении в исповедании дурных чувств к главе Церкви и определенно враждебны к чистоте догмата {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 48.}.
VII. Инквизиция должна была также действовать против укрывателей, пособников и приверженцев еретиков как оскорбляющих католическую Церковь и разжигающих ереси; это делало их подозрительными в смысле исповедания осужденных и противных догмату мнений, если только они не выставят мотивов, оправдывающих их поведение, и таким образом не уничтожат тяготеющее над ними подозрение {Там же. Вопр. 50 - 53.}. Седьмой разряд подозреваемых состоял из противодействовавших инквизиции или мешавших инквизиторам исполнять их обязанности. Расследование этого проступка было предоставлено папами трибуналу инквизиции, потому что они предполагали, что нельзя быть хорошим католиком и в то же время ставить препятствия распознанию истины касательно религиозных верований подданных государя, который не позволял ни одному еретику оставаться в пределах своих владений {Там же. Ч. III. Вопр. 33 и 35.}.
VIII. К восьмому разряду относились сеньоры, которые, по требованию должностных лиц инквизиции клятвенно обещавшись изгнать еретиков из своих владений, потом отказывались это исполнить: такое сопротивление делало этих сеньоров подозреваемыми в ереси и до некоторой степени пособниками ее. Читатель видел уже несколько соборных и папских постановлений, которые давали повеление об этой мере. Девятый разряд состоял из правителей королевств, провинций и городов, которые не защищали церкви от еретиков, когда этого требовали инквизиторы. Такое поведение было достаточной причиной для подозрения в ереси {Там же. Вопр. 32.}.
IX. Десятый разряд подозрительных жителей состоял из тех, кто не соглашался отменять действовавшие в городах статуты и узаконения, когда они были противны мерам, применяемым инквизиторами; такие люди должны были рассматриваться как препятствующие действиям святой инквизиции и, следовательно, подозреваемые в ереси {Там же. Вопр. 34 и 36.}.
X. Одиннадцатый случай для подобного подозрения являлся, когда адвокаты, нотариусы и другие представители закона покровительствовали делу еретиков, помогая им своими советами и другими способами ускользнуть из рук инквизиторов; когда они скрывали бумаги, документы процесса или деловые акты, из которых можно узнать заблуждения еретиков, место их жительства и их положение или которые могли каким-либо другим способом послужить к обнаружению ересей. Такое поведение ставило их в разряд пособников и защитников еретиков {Там же. Ч. III. Вопр. 33.}.
XI. В двенадцатом разряде подозреваемых находились лица, дававшие церковное погребение еретикам, публично признанным за таковых, по их собственному признанию или в силу окончательного приговора; если каноническое запрещение было известно, оно являлось причиной подозрения нарушителей его в ереси {Там же. Вопр. 40.}.
XII. Тот, кто во время судебного разбирательства по делу вероучения отказывался давать присягу относительно какого-либо пункта, когда этого у него требовали, тоже становился подозреваемым в заблуждениях в вере. Такое упорство заставляло смотреть на него как на виновного в сопротивлении режиму святой инквизиции {Там же. Вопр. 41 и 118.}.
XIII. В четырнадцатый разряд подозреваемых надо поставить умерших, на которых поступил донос как на еретиков. Такое распоряжение могло быть основано на многих папских декреталиях, которые с целью сделать ересь еще ненавистнее приказали, чтобы производилось расследование об ославленных умерших, их трупы вырывались из земли и сжигались рукой палача. Их имущество также конфисковалось, а память их предавалась бесчестью {Там же. Вопр. 63, с комментарием Пеньи.}.
XIV. То же подозрение падало на сочинения, содержащие еретическое учение или могущие к нему привести, и на их авторов. Эймерик приводит различные судебные приговоры с осуждением книг, постановленные им самим или иногда епископом той епархии, в которой он выполнял свои обязанности. Между прочим он приводит сочинения: Раймонда Лудлия [278], знаменитого францисканского монаха Майорки; Раймонда Тарраги, доминиканского монаха, недавно обращенного из иудаизма, в которых говорилось о некромантии и вызывании демонов; Арно де Вильнева, каталонского медика; Гонсало из Куэнсы и Николая из Калабрии [279]; еретиков-виргилиан [280], эти сочинения содержали учение, которое, по уверению Гонсало, он узнал от самого демона, являвшегося ему несколько раз лично, как об этом передается в его процессе; наконец, книги Бартоломее Генуэзца о пришествии антихриста {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Ч. II. Вопр. 9,26,27,28.}.
XV. Кроме того, считали за подозреваемых в преступлении ереси тех, кто, не принадлежа ни к одному из предыдущих разрядов, тем не менее заслуживал той же квалификации своими деяниями, своими разговорами или своими сочинениями {Там же.}.
XVI. Наконец, евреи и мавры также считались подсудными святой инквизиции, когда они склоняли католиков своими словами или сочинениями принимать их веру. На самом деде они не были подчинены законам Церкви, потому что не получили крещения; но папы пришли к убеждению, что они становились, так сказать, под каноническую юрисдикцию самим актом своего преступления. Государи, без сомнения, одобряли такую политику, потому что папы не могли применять свою духовную власть к подобным вассалам иначе, как с их согласия.
XVII. Эймерик не ставит в число особых преступлений, которые инквизиция имела право преследовать, магию и колдовство, потому что, согласно его системе, они принадлежали к вызыванию демонов и к ворожбе посредством некромантии, пиромантии [281] и другим подобным операциям, предполагавшим договор с дьяволом. Этот проступок становился с каждым днем все реже, по мере уменьшения легковерия публики, что легковерие является единственной опорой этой профессии, адепты которой стараются вытянуть деньги одураченных ими людей и обеспечить себе преступную наживу посредством мошенничества и приманки суеверий.
XVIII. Хотя лиц, виновных в только что названных преступлениях, подчиняло юрисдикции инквизиторов общее узаконение, но существовали обстоятельства, когда такие лица оставались от нее независимыми. Так, папа, его легаты, его нунции [282], его должностные лица и приближенные были изъяты из ее компетенции. Хотя бы на них поступил донос как на формальных еретиков, инквизитор имел право получить только секретную информацию и направить ее к папе. То же изъятие существовало по отношению к епископам; короли не пользовались этим правом {Там же. Ч. V. Вопр. 25,26,27 и 31.}.
XIX. Ввиду того, что епископы были обычными инквизиторами по божественному праву, казалось справедливым, чтобы их не лишали права получать осведомления и доносы, направленные против апостолических инквизиторов в отношении веры; между тем папы сделали своих делегатов независимыми от обычной юрисдикции, постановив, что лишь один апостолический инквизитор имеет право преследовать другого {Там же. Вопр. 30.}.
XX. Инквизитор и епископ действовали с общего согласия; в то же время каждый из них имел право преследовать обвиняемых единолично. Приказы о заключении в тюрьму могли выноситься только одновременно; то же имело силу и по отношению к пытке и к окончательному приговору, для которых соучастие того и другого лица было необходимо. Когда они не были согласны, то обращались к папе. Если каждый постановлял свое решение отдельно, они сообщали его друг другу, чтобы прийти к соглашению об окончательных мероприятиях, которые следовало предпринять {Там же. Ч. III. Вопр. 47 и 53.}.
XXI. Инквизиторы могли потребовать содействия светской власти для поднятия их авторитета, и в нем нельзя было отказать без того, чтобы не навлечь на себя кары в виде отлучения от Церкви и преследования по подозрению в ереси; впрочем, чтобы не попасть впросак, инквизиторы умели окружать себя достаточным числом альгвасилов [283] и вооруженных людей для защиты себя, своих секретарей и чиновников {Там же. Ч. III. Вопр. 56 и 57.}.
XXII. Епископ был обязан предоставлять свою тюрьму для заключения в ней привлекаемых к суду; помимо этого инквизиторы имели особую тюрьму, чтобы обеспечить сохранность обвиняемых {Там же. Вопр. 58.}.
XXIII. Если процесс представлял сомнения или трудности применении канонов, декреталий, булл, апостольских бреве и гражданских законов, инквизитор мог созвать собрание Юрисконсультов, чтобы осведомиться об их мнении. Когда это случалось, он сообщал им документы процесса, иногда в виде копии, где были опущены имена обвиняемых, доносчица и свидетелей, а также обстоятельства, которые могли бы их обнаружить; иногда показывали подлинные документы, взяв юрисконсультов клятвенное обещание хранить тайну. Этот обычай впоследствии создал институт советников святой инквизиции, должность которых была сведена к нулю, потому что инквизиторы были сами канонистами и считали себя достаточно образованными, чтобы обходиться без постороннего вмешательства {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Вопр. с 77 по 81.}.
XXIV. Первые инквизиторы не получали никакого определенного жалованья. Святая инквизиция была создана набожностью и ревностью по вере. Исполнявшие обязанности инквизиторов были монахами и почти все давали обет бедности. Священники, которые иногда участвовали в их трудах, рыли каноники [284] или духовные лица, пользующиеся доходами от прихода [285], и поэтому не думали об ассигновании им жалованья. Но такое положение вещей должно было измеряться, когда инквизиторы начали совершать путешествия в Сопровождении секретарей, альгвасилов и вооруженной свиты. Тогда все их расходы были возложены папами на епископов под тем предлогом, что инквизиторы трудились над уничтожением ересей и преследованием еретиков в их епархиях. Это мероприятие римской курии не понравилось епископам; оно показалось им тем более несправедливым, что лишало их части авторитета. Обращались также к сеньорам с намерением побудить их принять на себя эти издержки, основываясь на том, что на них было возложено обязательство не терпеть в своих владениях ни одного еретика. Однако этогo основания было недостаточно, чтобы помешать общему ропоту и недовольству. Наконец настало время, когда на расходы инквизиции были предоставлены средства от продажи имущества или из доходов конфискованных у еретиков имений. На это употребляли также штрафные деньги, налагаемые на еретиков в некоторых случаях, когда не было постановления о конфискации имущества. Эти ресурсы составляли единственный фонд, на котором инквизиция могла основывать свои расходы, и она никогда не имела ни прочной дотации, ни определенной на этот предмет суммы, как это согласно утверждают Эймерик и его комментатор Пенья {Эймерик. Руководство для инквизиторов. Вопр. 108.}.