4. В процессах, начатых против умерших, инквизиция не должна уклоняться от их ликвидации за недостатком улик, ни делать постановления об отсрочке в ожидании новых улик, потому что из этого может произойти значительный вред для детей, устройство которых останавливается из боязни неблагоприятного исхода судебного дела. - В побуждении, продиктовавшем эту меру, можно видеть некоторую человечность, но инквизиторы были слишком фанатичны, чтобы предаваться гуманным чувствам. Если бы они почитали святые законы, то никогда не стали бы возбуждать процессов против людей, умерших с напутствием [361] и погребенных с церковными обрядами. Надо было иметь душу людоедов и быть более жадными, чем евангельский скупец, чтобы вырывать из земли мертвых, обесчещивать их память, сжигая их останки с их изображением, и конфисковать имущество, которым спокойно пользовались невинные потомки или которое было законно приобретено лицами, никогда не подозревавшимися ни в отступничестве, ни в ереси.
   5. Нельзя накладывать большого количества денежных взысканий даже тогда, когда не хватает фондов на жалованье служащим. - Это правило было старинное; но ловушка была всегда расставлена, и распоряжение оставалось без действия всякий раз, когда инквизиторы могли придать своим решениям видимость справедливости.
   6. Инквизиторы не могут заменять ни тюремное заключение, ни какое другое физическое воздействие денежным штрафом, но только постом, милостыней, паломничеством и другими епитимьями в этом роде. Та же статья сохраняла за главным инквизитором право освобождать от санбенито и разрешать детям и внукам осужденных одеваться, как и другие люди. - Это узаконение предполагает, что инквизиторы были повинны в том, что так строго запрещалось, хотя они и были наделены церковными бенефициями в целях обеспечения своего содержания. Однако я покажу, что замены и изъятия наказаний впоследствии составляли часть преимуществ главного инквизитора.
   7. Инквизиторы должны тщательно рассматривать, следует ли допускать к примирению с Церковью тех, кто признался в своем преступлении после ареста. - Ведь многолетнее существование дает возможность смотреть на этих людей как на уклонившихся от суда. Это распоряжение принадлежит к тем, которые лучше всего доказывают дух святого трибунала и пристрастие его приспешников к сжиганию людей, так как в нем нельзя не признать бесчеловечности. Разве Бог не допускает обращения грешников, раскаивающихся в час смерти?
   8. Инквизиторы должны публично наказывать свидетелей, уличенных в даче ложных показаний. - Чтобы это хорошо понять, следует знать, что на основании кодекса инквизиции можно быть ложным свидетелем двумя способами: во-первых, клевеща; во-вторых, заявляя, что не знаешь ни одного разговора и ни одного преступного действия, о котором спрашивают по делу человека, обвиняемого перед инквизицией. В продолжение моих изысканий я часто находил свидетелей этого второго рода, наказанных за отрицание фактов, показанных другими свидетелями, чего не случалось почти никогда с теми, которые принадлежали к первого рода лжесвидетелям, потому что было почти невозможно установить клевету свидетельскими показаниями в условиях, когда заключенный не был в состоянии назвать свидетеля и когда даже при предположении, что он догадался о нем, с этим не хотели соглашаться.
   9. Ни в одной инквизиции не могут быть допущены в качестве служащих два лица, находящиеся в какой-либо степени родства, ни господин и его слуга, даже в тех случаях, когда их должности различны и отдельны.
   10. В каждом трибунале святой инквизиции должно быть хранилище архивов, запирающееся на три ключа, из которых два должны находиться в руках двух секретарей, а третий в руках фискала; если секретарь сделает упущение в своей обязанности, он будет отрешен от должности и присужден к наказанию по закону. - По-видимому, эту статью постановили, чтобы заставить забыть прежнее распоряжение, предписывавшее держать бумаги в сундуке. В самом деле, после восемнадцати лет судопроизводства не без основания подумали об установлении архивов, как бы они ни были ничтожны по объему, как это можно предположить. Положение осужденных, как мы его изложили, достаточно это доказывает.
   11. Секретарь должен получать свидетельские показания не иначе, как в присутствии инквизитора, причем должны быть приглашены для проверки первоначальных показаний два священника, не входящие в число служащих трибунала. - Эта статья могла быть исполнена только такими свидетелями, которые жили в месте, где имел свою резиденцию инквизитор; это было невозможно осуществить даже в Мадриде, потому что в часы, когда собирался трибунал, инквизиторы разбирали судебные дела, а остальное время дня употребляли на особые порученные им работы, каждый в своем ведомстве. Это было причиной, почему заслушание и разбор свидетельских показаний поручили особым комиссарам.
   12. Инквизиторы должны озаботиться учреждением общей инквизиции в тех городах, где ее еще не существует.
   13. В затруднительных делах они должны совещаться с советом, посылая ему документы, лишь только они будут потребованы.
   14. Для женщин должна быть устроена отдельная от мужчин тюрьма. - Эта предосторожность заставляет предполагать, что в этом отношении были допущены злоупотребления, и одной этой предосторожности недостаточно, чтобы вполне им помешать. Время от времени происходили вещи, делавшие мало чести трибуналу.
   15. Работа должностных лиц трибуналов должна длиться шесть часов в день, из них три часа утром и три часа вечером, причем должностные лица собираются у инквизиторов, по их требованию. - В течение восемнадцатого столетия служащие работали всего три часа в день и их работа происходила утром.
   16. После того как инквизиторы получат от свидетелей присягу в присутствии фискала, последний должен быть удален и не допускаться к заслушанию показаний.
   XIII. Помимо этих указов Торквемада установил некоторые распоряжения отдельно для каждого чиновника святого трибунала, чтобы в совершенстве выполнить предначертания правительства. Так, он определил, чтобы каждый служащий давал присягу ничего не укрывать из того, что он мог видеть или слышать; чтобы инквизитор не оставался никогда наедине с заключенным; чтобы тюремщик никому не позволял с ним говорить и смотрел тщательно, чтобы в приносимой еде не было спрятано каких-либо писем или документов.
   XIV. Эти распоряжения были последними, которые установил Торквемада. Но его преемник дом Диего Деса 17 июня 1500 года опубликовал в Севилье пятую инструкцию. Она была разделена на семь статьей. Четвертая из них запрещает аресты за легкие проступки, вроде богохульств, произнесенных в раздражении. Пятая гласит, что в случае, если сочтут возможным допустить каноническое оправдание, обвиняемый присягнет в присутствии двенадцати свидетелей, которые, в свою очередь, заявят, что они верят в истину его слов. Шестой статьей постановлено, что, когда кто-либо, схваченный по приказу трибунала, как сильно заподозренный, будет допущен к оправданию присягой, он должен обещать не иметь более общения с еретиками, преследовать их всеми способами, какие только в его власти, доносить на них инквизиции и точно отбывать свою епитимью, давая согласие на то, что в противном случае он будет наказан как рецидивист. Седьмая статья предписывает то же по отношению к тому, кто произносит отречение как формальный еретик. Нет надобности давать комментарий для доказательства бесчеловечности этих двух последних распоряжений, потому что известно, что вторично впавший в ересь присуждался к передаче светскому судье, то есть к сожжению, даже в том случае, если он раскаивался.
   Статья вторая
   МНЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ ПИСАТЕЛЕЙ
   I. Таковы законы, обосновавшие святую инквизицию в Испанском королевстве. Кодекс, истолковываемый и применяемый на практике людьми, привыкшими спокойно и хладнокровно смотреть, как погибают им подобные среди пламени, причинил королевству больше бедствий в течение первых лет своего существования, чем несколько войн, взятых вместе. Он заставил эмигрировать более ста тысяч семейств полезных граждан, и Испания потеряла много миллионов франков в пользу римской курии, в вознаграждение за посланные ею буллы или в виде расходов, которые заинтересованные стороны принуждены были делать, приезжая к папе с ходатайствами об отпущении грехов. Крайняя суровость законов заставляла содрогаться даже самих христиан (т. е. не новохристиан). Однако, хотя боязнь преследования положила на них печать молчания, некоторые факты, переданные нам историей, доказывают, что нация осуждала этот способ обращения с делами, столь важными, как человеческая жизнь, честь и имущество родных, - словом, благополучие и несчастия целой монархии.
   II. Фернандо де Пульгар, автор-современник, в хронике королей-основателей инквизиции выразил свой взгляд на то, что происходило тогда в Испании. Он говорит, что родственники многих узников и других осужденных лиц протестовали против поведения трибуналов святой инквизиции, заявляя, что она была более сурова, чем следует, и что способ судопроизводства и приведения приговора в исполнение был внушен лишь ненавистью. Он выразился еще яснее в частных письмах, кардиналу Мендосе, тогда архиепископу Севильи, в которых он утверждал, что грех ереси не заслуживает смертной казни и за него следует подвергать всего лишь денежным штрафам. Он основывал свое мнение на авторитете св. Августина, высказавшегося по поводу донатистов, и на законах, изданных против этих еретиков императорами Феодосием I и Гонорием I, его сыном {Пульгар. Хроника католических королей. Ч. II. Гл. 77; 21-е письмо, напечатанное в труде Знаменитые люди Кастилии, см.: св. Августина, письма 50-е и 100-е старинных изданий, или 127-е и 128-е в издании бенедиктинцев Конгрегации св. Мавра.}.
   III. Хуан де Мариана, писатель очень точный, признает в своей Истории Испании, что способ наказания виновных казался жителям Испании слишком суровым и что нередко люди удивлялись, что детей наказывали за преступления их отцов; что доносчики и свидетели оставались неизвестными, вместо того чтобы быть поставленными на очную ставку с обвиняемыми; что судопроизводство не было публичным и не велось согласно правовым нормам и обычаям других судов и что была установлена смертная казнь за проступки против религии. Мариана говорит, что везде жаловались на невозможность свободно говорить ввиду множества шпионов, рассеянных по городам, местечкам и деревням для осведомления инквизиции обо всем происходящем. Это внушало всем и каждому страх и приводило жителей страны в жалкое, рабское состояние {Мариана. История Испании. Кн. 24. Гл. 17.}.
   IV. Поэтому не приходится удивляться, как число жертв увеличилось до такой степени (это легко доказать самым неопровержимым образом), что у трибуналов не хватало времени ни на возбуждение процессов, ни на их ведение согласно установленным формам правосудия. Для доказательства достаточно изложить здесь события, имевшие место в момент учреждения инквизиции в Толедо. Трибунал города Вилья-Реаля, переименованного впоследствии в Сьюдад-Реаль, был перенесен в Толедо, и был опубликован льготный эдикт сроком в сорок дней. Множество новохристиан поспешило принести добровольное признание, назвав себя повинными в иудаизме.
   По истечении сорока дней инквизиторы даровали второй срок в шестьдесят дней для виновных, не успевших явиться; и, наконец, был дан и третий срок в тридцать дней; ослушникам угрожали самыми суровыми карами. В течение последних тридцати дней инквизиторы вызвали к себе всех раввинов толедской синагоги и вырвали у них обещание именем Моисея назвать всех, кто после принятия крещения все еще исповедовал иудейскую веру; в случае отказа это сделать раввины должны были подвергнуться различным наказаниям, вплоть до смертной казни. В то же время инквизиторы приказали раввинам проклясть по обряду древнего закона всех тех евреев, которые откажутся доносить на виновных.
   V. Эта мера чрезвычайно увеличила число доносов. По истечении девяноста дней второго и третьего сроков инквизиторы так рьяно приступили к своим судебным преследованиям, что в воскресенье 12 февраля 1486 года они справили аутодафе примирения с Церковью семисот пятидесяти осужденных обоего пола, подвергшихся публичной епитимье, с босыми ногами, в одной сорочке, со свечой в руке.
   VI. Современный историк-очевидец, передающий подробности этой первой экзекуции, прибавляет: в то время как осужденные направлялись в собор для выслушивания приговора, воздух был полон их криками и стонами, потому что они со скорбью видели, что окружены огромной толпой народа, оповещенной об этой церемонии за две недели по всем соседним местностям. Многие из осужденных носили высокое звание или занимали почетную должность. В воскресенье 2 апреля было второе аутодафе с девятьюстами жертвами. 7 мая было третье аутодафе из семисот пятидесяти человек. В среду 16 августа инквизиторы сожгли двадцать пять осужденных, а на другой день та же участь постигла двух священников. 10 декабря девятьсот пятьдесят человек подверглись публичной епитимье.
   VII. Итак, в течение одного только этого года толедская инквизиция сожгла двадцать семь человек и принудила к публичной епитимье три тысячи триста человек [362]. Это доводит число предпринятых и разобранных дел (после трех сроков в сорок, шестьдесят и тридцать дней, т. е. с средины октября предшествующего года) до трех тысяч трехсот двадцати семи [363]. Можно ли после этого утверждать, будто ведение этих процессов было правильно и обвиняемые имели возможность защищаться, если принять во внимание, что для труда, который показался бы громадным для всякого другого суда, было в наличии всего лишь два инквизитора и два секретаря?
   VIII. По этому началу деятельности толедской инквизиции можно судить, как она поступала и впоследствии. Припомним одновременно, что передает Мариана о севильской инквизиции, которая в 1482 году сожгла живьем две тысячи осужденных, фигурально более двух тысяч, а семнадцать тысяч принудила к епитимье, - не будет места сомнению в поспешности и жестокости, с которыми инквизиция распоряжалась жизнью, честью и имуществом жертв и их семейств.
   Статья третья
   ОБЖАЛОВАНИЯ В РИМ. ПОВЕДЕНИЕ РИМСКОЙ КУРИИ
   1. Неудивительно, что множество людей апеллировали н Рим и, потерпев неудачу в первой попытке, подавало жалобы вторично под вымышленными именами. Римская курия была этим очень довольна, так как выдача бреве приносила ей большой доход. Мы видели, что произошло с этими апелляциями и как недобросовестно бреве были объявлены недействительными после огромных издержек, произведенных челобитчиками.
   II. Римская курия не обнаружила никаких затруднений в вопросе о прощении отдельных лиц за преступление отступничества. Всякий, кто являлся в апостолический пенитенциарный суд с деньгами, получал просимое прощение или поручение другому лицу даровать ему это прощение. Это разрешение в то же время воспрещало кому-либо тревожить того, кто его получил.
   III. Этот образ действий пришелся не по вкусу инквизиторам. Сильные покровительством Фердинанда и Изабеллы, они жаловались и предъявляли свои возражения папе. И часто новые бреве аннулировали прежние или ограничивали их действие судом совести. Несчастные, пожертвовавшие частью своего имущества, видели себя обманутыми. В то же время для поддержания в них настроения, побуждавшего обращаться в Рим, папа (находивший в этом обращении обильный источник доходов) обещал новые милости на новых условиях, нарушая таким образом данное им Фердинанду обязательство закрыть дорогу для апелляций в Рим. С одной стороны, он дает обещание Фердинанду и инквизиторам и нарушает их; с другой стороны, он жалует напуганным христианам прощения, действию которых препятствует. Такова была постоянная Практика римской курии в течение первых тридцати лет, следовавших за учреждением инквизиции в Испанском королевстве. Я постараюсь обосновать это несколькими происшествиями, относящимися к предмету моей книги.
   IV. Зрелище такого великого множества осужденных, преданных огню в течение первых четырех лет инквизиции, породило у многих новохристиан желание снискать примирение с церковью, так как, исходатайствовав его, они могли не страшиться ни за свою честь, ни за свое имущество. Они оповестили о своем решении Иннокентия VIII, который 15 июля 1485 года и выдал бреве. Он облекал этим бреве инквизиторов полномочиями, необходимыми для допущения к тайному примирению тех, кто явится по собственному побуждению до привлечения к суду. Это было постановлено папой вопреки общим нормам церковного и гражданского права, определяющим наказания и епитимьи для еретиков {Райнальди. Церковная летопись, под 1485 годом.}.
   V. Это новое папское мероприятие не понравилось Фердинанду, который запретил исполнение его как противоречащего политическим соображениям, которые не имели, вероятно, иного мотива, кроме жадности. Папа разрешил, чтобы декрет исполнялся только относительно лиц, указанных Фердинандом и Изабеллой, и 11 февраля 1486 года даровал инквизиторам разрешение на тайное прощение пятидесяти еретиков. Церемония прощения произошла в присутствии Фердинанда и Изабеллы, без сомнения, потому, что этим подчеркивалась готовность папы идти навстречу королевской чете.
   VI. 30 мая папа пожаловал второе разрешение для прощения того же числа лиц. На другой день, оказав ту же милость другим пятидесяти новохристианам, он не поставил необходимым условием присутствие Фердинанда и Изабеллы на этом примирении, но только велел сообщить им имена и звания примиренных. 30 июня появилось четвертое бреве о примирении пятидесяти еретиков, а 30 июля новое, с оговоркой, что государи могут применить эту новую милость к лицам по собственному выбору и что они будут ею пользоваться даже в том случае, если инквизиция уже получила неблагоприятные сведения. Кроме того, отречение от ереси примиренных с церковью не помешает их детям получать должности и не повлечет за собой обычного лишения чести. Эта милость может быть применена даже к умершим: инквизиторы, велев вырыть их трупы, произнесут над ними разрешение от церковных наказаний, даруют им церковное погребение и реабилитируют таким образом их память.
   VII. Эти буллы впоследствии сильно умножились в Испании, хотя их исполнение часто испытывало помехи со стороны инквизиторов, которые даже возражали против претворения решений в жизнь.
   VIII. Я согласен, что пользование ими противоречило обязательству римской курии по отношению к испанскому королю и инквизиции и что папы так легко жаловали их лишь для привлечения в Рим испанского золота. Но пусть бы папы никогда иным путем не злоупотребляли своей властью. В этом случае результат их политики клонился по крайней мере к выгоде человечества, потому что просившим милости святого престола и их детям сохраняли честь и имущество.
   IX. Ни папы, ни инквизиторы не были настолько благоразумны, чтобы видеть, что справедливый повод в умеренному обхождению с лицами, получившими подобные бреве, хотя они и были осуждены инквизицией, должен был побудить трибунал снисходительно относиться также к лицам, которым -недоставало только буллы для получения этой милости. Почему им отказывали в ней? Не очевидно ли, что такой образ действий имел совершенно иной мотив, нежели ревность к чистоте веры, которую любили выставлять напоказ? Об этом свидетельствует способ, которым вынуждены были пользоваться против другого злоупотребления римской курии, во всей своей политике всегда преследовавшей лишь собственное обогащение и не помышлявшей о благе других даже тогда, когда ее политика вела в отдельных случаях к добру.
   X. Многие из новохристиан, опасавшиеся преследования за преступление отступничества, прибегли к папе. Они доложили, что исповедали свой грех на тайной исповеди и получили отпущение от своих духовников и что показывали эти удостоверения инквизиторам, чтобы избежать преследования. Инквизиция запросила папу Сикста IV, который послал бреве дону Иньиго Манрике, архиепископу Севильи, и апелляционному судье по делам инквизиции. Его Святейшество говорил, что предмет запроса был предусмотрен и урегулирован его предшественниками; они определили, что следовало освобождать от преследования только сделавших признания и произнесших отречение перед секретарем с обещанием не впадать вторично в ересь под страхом наказаний, установленных законом для рецидивистов.
   XI. Осведомившись о папском решении, многие из новохристиан, бывших иудействующими, сделали формальное признание перед секретарем святого трибунала и обратились затем в римский пенитенциарный суд для получения отпущения от папы, или от председателя суда, или от какого-либо другого церковного судьи, назначенного на этот предмет Его Святейшеством. Они были хорошо приняты, и римская курия послала бреве испанским инквизиторам с запрещением тревожить и преследовать иудействующих христиан, получивших отпущение.
   XII. Инквизиция протестовала против папского бреве, будучи убеждена, что в случае признания за ним силы закона не останется никого, кто бы не последовал его указанию, и при помощи этого косвенного пособия даже еретик достиг бы обеспечения своей безнаказанности. Иннокентий VIII ответил 10 ноября 1487 года, что отпущение, жалуемое в подобном случае, касается только суда совести.
   XIII. Невольно спрашивается, что, собственно, запрещал испанским инквизиторам римский пенитенциарный суд? И зачем так обманывать доверие просителей, которые отдали свои деньги за бесполезные буллы? Это обстоятельство вызывает в памяти то зло, которое римская курия причинила религии своей жадностью; без этой ужасной жадности Европа, может быть, была бы вся католической.
   XIV. Устрашенные угрожавшей опасностью, многие испанцы решили для избежания ее отправиться в Рим; здесь они были милостиво приняты, потому что привезли с собой деньги. Двести тридцать из них получили отпущение при условии, что вернутся в Испанию лишь с разрешения Фердинанда и Изабеллы. Папские комиссары известили об этом главного инквизитора Испании 10 сентября 1488 года, чтобы он сообщил это инквизиторам королевства.
   XV. Нельзя видеть без полного удовлетворения благополучия этих испанцев; но возмущает непоследовательность римской курии и старание окольными путями притянуть к себе золото чужеземцев, не показывая вида, что она не исполняет своих обещаний.
   XVI. Политика Александра VI, оставаясь такой же несправедливой, была более согласована с усвоенными принципами. Этот папа 12 августа 1493 года подписал бреве, в котором заявлял о полученном им сведении, что Педро, присяжный и палач Севильи, его жена Франсиска и некоторые другие жители города и окрестностей были привлечены к суду и юридически изобличены в ереси и отступничестве; что они получили от его предшественника Сикста IV бреве на отпущение и тайное примирение с церковью апостолическими комиссарами, которые были взяты не из среды инквизиторов, и что вследствие этого один из исполнителей бреве довел свое безрассудство до того, что возбудил процесс против самих инквизиторов, запрещая им, под страхом законной кары, нарушать бреве без предварительного заключения прокурора. Это вызвало большой скандал и в высокой степени скомпрометировало честь и интересы инквизиции. Папа прибавлял, что для исправления этого великого зла он приказывает инквизиторам, не обращая внимания на буллу Сикста IV и на отпущения, примирения с Церковью и воспрещения, являющиеся ее последствием, вести судебное дело против Педро, Франсиски и их сообщников.
   XVII. Эта декларация была недостаточна для успокоения и полного удовлетворения инквизиторов. Поэтому 12 марта 1494 года папа Александр VI писал Фердинанду и Изабелле. Изложив вышеупомянутые происшествия, он говорил, что бреве Сикста IV было исполнено стараниями архиепископа Эворы, что инквизиторы произнесли окончательный приговор против виновных, объявляя их беглыми еретиками и принуждая к выдаче в руки светской власти; вследствие этого они были сожжены фигурально и их имущество было конфисковано в пользу государства; некоторые из обвиняемых, придавая отпущению архиепископа Эворы больше значения, чем оно имело по закону, претендовали на отклонение юрисдикции инквизиторов и на ввод во владение своим имуществом; все обстоятельства этого дела склонили Иннокентия VIII, его непосредственного предшественника, к аннулированию всех бреве, подписанных им самим и Сикстом IV по делу об отпущениях и воспрещениях в частной форме, отличной от той, которая свойственна инквизиторам и епархиальным епископам. Ввиду всего этого он, Александр VI, желая держаться образа действий Иннокентия VIII, приказывает, чтобы все приговоры, вынесенные против указанных преступников, имели силу, как того требует закон, и строго исполнялись как в отношении наследников осужденных и их имущества, так и в отношении самих преступников.