Лоуэлл Элизабет. Незабудка

   — Зачем? — удивился Боб.
   — Мне это показалось хорошей идеей.
   — Но у тебя же всегда были длинные волосы. — Его голос прозвучал удивительно жалобно для мужчины ростом выше шести с половиной футов и почти двадцати трех лет от роду.
   — Все меняется, братишка, — решительно ответила она.
   — Но только не ты, сестричка, — произнес Боб с уверенностью. — Ты как горы. Никогда не меняешься.
   Алана стояла неподвижно, не зная, что ответить. В этот момент она впервые осознала, что практически заменила Бобу мать, именно у нее он привык искать укрытия от жизненных невзгод. Каким-то образом удалось ей передать брату любовь и заботу, которой недоставало ей самой после смерти матери. И смерти Рафа, который потом воскрес из мертвых. Но воскрес слишком поздно.
   «Как сейчас. Слишком поздно, — подумала она. — Смогу ли я объяснить Бобу, что нет уже тихой гавани, кругом — только бушующий шторм?»
   — Ты забываешь кое о чем, Боб — произнес Раф голосом спокойным, но с командными нотками.
   — Что? О, да. Черт! Я говорил тебе, Уинтер, я не…
   — Сестры такие же женщины, — резко оборвал его Раф. — Некоторые сестры даже красивые женщины.
   Янтарные глаза Рафа ярко сверкнули, когда он бросил взгляд на Алану. Его улыбка озарилась светом, льющимся из окон дома.
   Боб поднял голову и посмотрел на Алану, как на незнакомку.
   — Дело вкуса, думаю, — произнес он невозмутимо. — Она похожа на щепку. Неужели в Портленде недостаточна еды?
   Раф незаметно переводил взгляд с изящного изгиба ее шеи на выступающие бугорки груди, на узкую талию, на четкую линию бедер, на длинные стройные ноги.
   — Бурдетт, — произнес Раф, — ты как слепой котенок.
   Алана вспыхнула под откровенно одобрительным взглядом Рафа. Но она улыбалась. Она привыкла, когда ей говорили, что у нее удивительный голос. Во всем остальном она не чувствовала себя особенно привлекательной. Кроме случаев, когда была с Рафом и он, улыбаясь, рассматривал ее так же, как сейчас.
   — Надеюсь, Раф все объяснил тебе, маленький братец, — произнесла Алана, радуясь, что слова льются легко, поддразнивающе. Затем улыбнулась Рафу. — Держу пари, ты скачешь на белой лошади и тоже избавляешь девушек от страданий.
   Выражение лица Рафа изменилось, напряглось, он смотрел на Алану, словно желая, чтобы она сделала… что-нибудь.
   Взгляд был настолько мимолетным, что Алана решила, что ей почудилось.
   — Ошибаешься, сестричка, — торжествующе сказал Боб, вытаскивая ее чемодан из багажника джипа. — Лошадь, на которой ездит Раф, пятниста, как и его прошлое.
   Она переводила взгляд с одного на другого, не понимая, что брат имеет в виду.
   Чем же занимался Раф и до, и после того, как его объявили погибшим в Центральной Америке?
   — Боб, тебе не мешает немного укоротить язык, — спокойно заметил Раф со сдержанной улыбкой.
   Боб поморщился.
   — Опять проговорился. Прости. Мне трудно забыть, или, — он бросил извиняющийся взгляд на Алану, — помнить обо всем.
   Она вздохнула.
   — Ты не мог хранить секреты даже в рождественские праздники, не правда ли?
   — Это точно, — весело согласился Боб. — Ни одного. Не успею услышать, как тут же спешу обо всем рассказать.
   Раф издал звук, напоминающий нечто среднее между отвращением и умилением.
   — Иногда я не могу поверить, что ты брат Сэма, — сухо произнес он.
   Алана поспешно взглянула на Рафа. Что-то в его голосе подсказывало, что он видел Сэма совсем недавно, а не в те далекие времена, когда ее брат издали идеализировал старшего по возрасту Рафа.
   — Ты видел Сэма? Я имею в виду, недавно? — задала вопрос Алана.
   Чтобы Боб опять не проговорился, Раф бросил на него уничтожающий взгляд.
   — Мы встречались в Центральной Америке, — прозвучал ответ. — Когда Сэм бурил скважины. В последнее время я его не видел,
   Губы Аланы дрогнули.
   — Я тоже его давно не видела, — вздохнула ода. — Несколько лет. В последний раз, когда он приезжал в Штаты, я выступала с концертами во Флориде.
   — Мой брат как привидение, — пошутил Боб. — То ты видишь его, то нет.
   — Что? — переспросила Алана.
   — Так, ерунда, — был ответ.
   Слова Рафа были удачно заглушены голосом Мери, которая выкрикивала угрозы мужу, позволившему ей проспать приезд Аланы домой.
   — Милая моя, — всполошился Боб, бросил чемодан Аланы и устремился к крыльцу. — Будь осторожна.
   Собаки с веселым лаем помчались за Бобом. Алана не могла удержаться от смеха, увидев, как Боб подхватил жену на руки и зашагал с ней по траве, ежесекундно покрикивая на собак. Мери хохотала, уткнувшись лицом в шею Боба, визжала и старалась увернуться от прыгающих собак с высунутыми языками.
   Раф улыбался, подбоченясь и слегка наклонив голову. Он повернулся к Алане и протянул ей руку.
   — Добро пожаловать на шикарное ранчо «Разбитая Гора», — произнес он. — Вас ожидают тишина и покой. По крайней мере, именно так напечатано в рекламной брошюре.
   — Придется тебе обеспечить такие условия, — пробормотала Алана.
   Улыбаясь, она на мгновение задержала свою руку в руке Рафа, ощутив тепло и мягкость его ладони при легком пожатии. Прикосновение было приятно им обоим, но одновременно внушало ей страх.
   Не дожидаясь, пока Алана отдернет руку, Раф сам выпустил ее и поднял багаж. Женщина быстро прошла вперед, приподняла висевшую на двери сетку от насекомых, впуская в дом Рафа и Боба, который все еще держал на руках хихикающую Мери.
   Собаки остановились у порога и умоляюще смотрели янтарными, полными надежд глазами.
   Алана взглянула на Боба.
   — Нет, — твердо сказал тот, — никаких животных в доме.
   — Даже Вампу нельзя? — упрашивала Алана.
   — Сестричка, — ответил Боб раздраженным тоном, — я говорил тебе в прошлый раз, что не хочу испытывать судьбу, вдруг Мери споткнется…
   Боб резко остановился, слишком поздно осознав, что Алана ничего не помнит о своем последнем пребывании на ранчо.
   — Извини, — сухо произнесла Алана, закрывая дверь. — Я забыла.
   — И я тоже. Опять. О, черт. — Боб провел рукой по черным густым волосам: этот жест брат и сестра унаследовали от отца.
   — Алана, — мягко сказала Мери, ее милое личико напряглось, стоило ей взглянуть на свою невестку — Боб не хотел обидеть тебя.
   — Я знаю. — Алана закрыла глаза и разжала пальцы.
   — Куда отнести твой чемодан? — раздался в тишине вопрос Рафа.
   Голос его звучал обыденно, как будто он не замечал, какие невидимые страсти разгораются вокруг Аланы. Но она знала, что это не так. С каждой минутой рядом с Рафом она все больше убеждалась, что ему о ней известно многое.
   — Алана спит в спальне на втором этаже в правом крыле дома, — проговорила Мери, извиваясь в руках Боба. — Поставь же меня на пол, медведь. С моими ногами все в порядке.
   — Не беспокойся, — ответил Раф. — Я знаю, где находится комната. Тебе не надо лишний раз подниматься по лестнице.
   — Тебе тоже. — Мери закатила голубые глаза и с насмешливым отчаянием рвала на себе длинные белокурые волосы. — Боже милостивый, почему это выпало на мою долю? Почему не могу отделаться от человека, который думает, что беременность — это экзотический вид перелома ноги?
   Раф криво улыбнулся, наблюдая, как маленькая изящная женщина вяло пытается выбраться из огромных рук Боба.
   — Лови момент, Мери — усмехнулся Раф. — Настанет такое время, когда надо будет стирать пеленки, и Боб откроет экзотический вид перелома руки.
   — Клевета, — пробормотал Боб, прижавшись лицом к щеке Мери. — Не верь ни единому слову.
   — Верь, верь, — поддержала Рафа Алана. — Каждый раз, когда предстояла грязная домашняя работа, Боб куда-то исчезал.
   — Эй, это нечестно, — обиделся Боб.
   — Нечестно или неверно? — переспросила Алана.
   — Просто я был совсем маленьким, когда эта плотоядная курица наполовину съела мои руки.
   — Ветрянка, — констатировал Раф с верхней ступени лестницы, готовый исчезнуть в коридоре на втором этаже. — Помнишь?
   Боб тяжело вздохнул.
   — Он хуже Сэма, когда надо отследить маленькие биографические неточности. Память у него, как стальной капкан. Совсем невесело.
   Алана подумала про себя, что неплохо бы иметь память, которая ничего не забывает, все прочно удерживает в голове. Если бы она знала, что произошло в эти шесть дней, кошмары бы исчезли. Или, наоборот, ожили и отнимали бы у нее день эа днем.
   Возможно, доктор Джин прав. Она наверняка не была готова пережить случившееся, по крайней мере отдельные, страшные по своей сути детали. Высота, и лед, и падение…
   — Сестричка, ты выглядишь усталой, — заметил Боб.
   С величайшей осторожностью он поставил Мери на пол, с любовью и обожанием посмотрев, как она зевнула, пожелала всем спокойной ночи и вернулась в спальню на первом этаже. Затем повернулся к Алане. — Хочешь пойти отдохнуть? — спросил он. Боб подождал немного, ответа не последовало.
   — Сестричка?
   Вздрогнув, Алана очнулась от собственных мыслей. Рукой она сжимала шею, как будто сдерживала готовый вырваться наружу крик.
   — Сестричка? Что с тобой? Ты вспоминаешь?
   Алана усилием воли заставила себя не вздрогнуть, когда тяжелая рука Боба легли ей на плечо.
   — Нет, — ответила она, ощутив резкость в голосе, но будучи не в состоянии смягчить его. — Я пытаюсь, но ничего не получается.
   — Где остановилась твоя память? — нерешительно спросил Боб.
   — Калифорния. Я собираю вещи перед поездкой сюда.
   — С какого момента память восстанавливается?
   — Когда я очнулась в госпитале.
   — Шесть дней.
   — Хорошо считаешь, братец, — язвительно заметила Алана. — Извини. Мне… нелегко. Я не знаю, почему я все забыла, и я… боюсь.
   Боб неуклюже похлопал Алану по плечу, не зная, как успокоить старшую сестру, которая сама всегда успокаивала его.
   — Я люблю тебя, сестричка.
   Слезы блеснули у Аланы на глазах. Она посмотрела на столь знакомое лицо. Знакомое и одновременно чужое. Сейчас перед ней стоял мужчина, а в ее воспоминаниях Боб все еще оставался мальчишкой.
   — Спасибо, — прошептала Алана. — Я тоже тебя люблю.
   Боб застенчиво улыбнулся и слегка сжал ее плечо. Лицо его нахмурилось, когда он почувствовал хрупкость ее тела под своей тяжелой рукой.
   — Ты почти такая же маленькая, как и Мери, — удивленно констатировал Боб.
   Алана чуть не рассмеялась. — Я на три дюйма выше.
   Боб пропустил мимо ушей напоминание о дюймах. — Я не то имел в виду, — заметил он. — Я привык думать о тебе, как о… большой. Понимаешь? Физически.
   — А я всегда думаю о тебе, как о маленьком. Видишь, нам обоим нужно, изменить свое мнение.
   — Да, думаю, ты права. — Боб запустил свои толстые пальцы в волосы. — Я стал о многом задумываться с тех пор, как забеременела Мери. Звучит удивительно. — Боб усмехнулся. —Скорее фантастически.
   Алана улыбнулась, несмотря на трясущиеся губы.
   — Ты станешь хорошим отцом. Боб. Так же, как стал хорошим фермером.
   Темно-карие бездонные глаза Боба от удивления слегка расширились.
   — Ты действительно так думаешь, сестричка? Насчет хорошего фермера?
   — Ты прекрасно обращаешься с землей. Это сразу видно. Раф того же мнения, — добавила Алана. Боб улыбнулся от наслаждения.
   — Вы оба столь высокого мнения? Это очень много для меня значит. Я знаю, как ты любишь ранчо. А Раф вообще рожден для фермерской жизни. Он просто творит чудеса со своей Западной Ленивицей. Там практически все разваливалось с тех пор, как его отца хватил последний удар.
   — Как долго Раф живет на ранчо «Западная Ленивица»?
   Боб почувствовал себя неуютно, по-видимому вспомнив то время, когда Алана приехала погостить на ранчо и он поведал ей, что Рафаэль Уинтер жив.
   — Боб? — настаивала Алана.
   — Пару лет, — произнес он.
   — Все это время? — прошептала Алана. В былые времена, когда она познакомилась с Рафом, полюбила его и затем обручилась, он часто отправлялся по работе в длительные поездки в самые неожиданные места.
   — Он привык много путешествовать, — добавила она.
   — Да. Около четырех лет назад… с ним произошел несчастный случаи в каком-то захолустном местечке. А затем умер его отец. С тех пор Раф живет у себя на ранчо. Клянусь, это только на пользу. Так будет продолжаться, пока что-нибудь не стрясется за границей, или с Сэмом опять не случится беда, и ему не понадобится Раф, чтобы вытащить его из истории.
   — Сэм? Беда? Какая? И чем ему помог Раф?
   Боб неловко засмеялся.
   — Сестричка, Раф будет…
   — Принеси Сэму зубную щетку, — раздался с лестницы голос Рафа.
   Алана посмотрела наверх. Раф стоял, прислонившись к стене, руки в карманах, рубашка плотно обтягивала мускулистые плечи. При всей естественности его позы Алана почувствовала, что Раф на что-то очень сердится.
   Боб выдохнул ругательство и тут же извинился.
   — Я предупреждал тебя, Раф, — сказал он. — У меня, черт возьми, не получается…
   — Бурдетт, — голос Рафа звучал властно. — Замолчи. Не можешь сдержаться, говори о погоде.
   На секунду повисла напряженная тишина. Алана переводила взгляд с Боба на Рафа и обратно. Хотя ее брат был на пять дюймов выше и на пятьдесят фунтов тяжелее Рафа, тот отнюдь не выглядел испуганным перспективой шумной ссоры.
   — Надвигается гроза, — наконец произнес Боб. — Если к полуночи гром прогремит в высокогорье, у нас дождь начнется где-то на рассвете. Хотя к восходу солнца должно проясниться. Дыхание холодного фронта, что движется через скалы. Если тебя интересует мое мнение, я считаю, нам надо разбудить спящих наверху пижонов и отправиться к твоему охотничьему домику на рассвете или как только прекратится дождь.
   — Не очень-то умная мысль, — отчетливо произнес Раф. — Или ты думаешь, что сможешь удержаться в седле на протяжении всего пути к охотничьему домику в районе Пяти Озер?
   — Разве ты не знаешь, что я первоклассный наездник? — произнес Боб, широко и снисходительно улыбаясь.
   — Который переболел ветрянкой, — подколол его Раф, тоже улыбнувшись.
   — Твоя взяла, — одобрил Боб. — Смотри удержи эту мысль до утра. А я постараюсь прикусить свой чертов язык. Но ненадолго.
   — Могу тебе в этом помочь.
   — Спасибо, не стоит, Уинтер. Не забудь. Я чертовски в этом уверен. Спокойной ночи.
   Помимо юмора, в голосе Боба проскальзывали нотки тревоги.
   Алана слышала их, и ей было интересно, почувствовал ли это Раф.
   И еще она удивилась, почему ее брат, обычно такой тактичный в отношениях с людьми, сейчас злился на Рафаэля Уинтера.

5

   Лишь только Боб исчез, Раф покачал головой и сквозь зубы произнес что-то резкое. Но, когда он повернулся к Алане, на его лице опять играла улыбка.
   — Как ты только все это выдержала? — спросил он. — Сэм и Боб вместе. О Боже! Еще и Дейв. С ума можно сойти.
   — Что имел в виду Боб, когда говорил о твоем «пятнистом» прошлом? — задала вопрос Алана.
   — Большие трудовые победы. — Раф был немногословен. — Много поездок. Помнишь?
   — А что насчет Сэма, попавшего в беду?
   — У него уже все в порядке.
   — Но проблемы были? — настаивала Алана.
   — У каждого время от времени возникают проблемы.
   Алана недовольно хмыкнула.
   — А мне разрешается спросить о пижонах?
   Раф прищурился.
   — Безусловно, — прозвучало в ответ. — Спрашивай сколько душе угодно.
   — А получу ли я ответ на свои вопросы?
   — Я все время вспоминаю, как ты управлялась со своими братьями, — улыбнулся Раф. — Ну и упрямцы же они.
   — Я предпочитаю думать об этом, как об уже решенном вопросе.
   — Хорошая все-таки вещь — решение всех проблем.
   Алана взглянула на Рафа: необыкновенно приветливое выражение интеллигентного лица, проницательные золотистые глаза с искорками смеха, четкая линия губ под полоской усов.
   То, что она увидела, заставило забыть об оставшихся без ответа вопросах. Раф снял шляпу, и взору предстало все разнообразие оттенков его густых волос. Блестящие волосы были темно-каштановыми с удивительным золотистым оттенком. На подбородке ни малейшего намека на бороду — это означало, что он наверняка побрился, перед тем как ехать за ней в аэропорт.
   Из-под расстегнутого воротничка его рубашки выглядывали курчавые волосы, более темные, чем усы. Алана перевела взгляд на лоб: густые каштановые волосы были гладко зачесаны назад.
   «Это воспоминания или мечта? — спрашивала себя Алана. — Или действительно волосы Рафа однажды напомнили мне мех норки, когда я перебирала их пальцами?»
   — О чем ты думаешь? — спросил он.
   Вопрос прозвучал обыденно, как будто Раф узнавал, который час.
   Алана непроизвольно откликнулась на дружеский тон, ответив раньше, чем осознала, о чем он спросил и к чему может привести ее ответ.
   — Твои волосы, — сказала она, — выглядят как норка зимой…
   — Хочешь убедиться?
   — В чем?
   — Напоминают ли они на ощупь норку. — Раф говорил так, как будто для Аланы это было вполне естественное действие.
   — Не волнуйся, — мягко добавил он. — Я сам не буду до тебя дотрагиваться. Я знаю, ты не хочешь, чтобы до тебя дотрагивались.
   Его низкий голос звучал успокаивающе, так же, как это было в джипе, когда кошмары неожиданно овладели Аланой.
   — Подойди ближе и прикоснись ко мне, — произнес он. — Обещаю, что не сделаю ни одного движения. Со мной ты в безопасности, Алана. Всегда. Я приехал, чтобы отвезти тебя домой.
   Она смотрела на его янтарные глаза, нежную улыбку, чувствовала, как его голос, лаская, успокаивает ее. Его руки были по-прежнему засунуты в карманы, но тело расслаблено. Эта поза говорила Алане: он понял ее страх, что к ней могут прикоснуться, держать ее. Сдерживать.
   — Как ты догадался об этом? — спросила Алана прерывающимся голосом.
   — Что ты не хочешь, чтобы до тебя дотрагивались?
   — Да.
   — При каждом моем прикосновении ты застываешь. Это красноречивее любых слов.
   Алану захлестнули чувства, глубоко спрятанные за внешним спокойствием Рафа.
   «Он вернул мое письмо нераспечатанным, — напряженно думала Алана. — А мечтает ли он обо мне так же, как я о нем? Причиняет ли ему моя холодность столько же боли и страданий, что испытала я, когда получила назад нераспечатанное письмо?» Печаль воспоминаний болью отозвалась в ее сердце. «Все это в прошлом, — резко убеждала она себя. — Я живу в настоящем. Сегодня он проявляет ко мне только доброту. А сейчас я причиняю ему боль».
   Алана хотела дотронуться до Рафа, успокоив тем самым их обоих, но мысль о том, что он может обнять ее в ответ, заставила тело напрячься, подготовиться к борьбе или бегству.
   — Это не относится лично к тебе. — Голос ее прозвучал неестественно.
   — Ты уверена, я не допустил никакой оплошности? — Алана посмотрела на Рафа. Взгляд его был чист, как горный ручей. Сверкание золота и топаза перемещалось в его глазах с преобладанием янтарного оттенка, лучами исходящего из середины черного зрачка. Он наблюдал за ней с непривычной напряженностью.
   — Уверена, — ответила она, расслабленно вздохнув. — Абсолютно уверена.
   — Тогда в чем же дело? — мягко задал вопрос Раф.
   — Я… я не знаю. С тех пор как погиб Джек, мне почему-то не нравится, когда меня трогают.
   — А трогательные люди тебе нравятся?
   — Я…
   Алана остановилась, выражение удивления мелькнуло на лице, черные брови сдвинулись.
   — Я об этом как-то не думала, — проговорила она
   Раф ждал, не сводя с нее глаз.
   И Алана смотрела на Рафа, впитывая его уверенность и сдержанность; на шее у него пульсировала тонкая жилка, мышцы перекатывались на вздымавшейся в плавном ритме дыхания груди, он терпеливо ждал.
   Алана медленно подняла руку. Он немного наклонился вперед, чтобы ей было легче дотянуться до головы. Ее пальцы слегка дотронулись до его волос, замерли в нерешительности и быстро отступили.
   — Ну, как? — с улыбкой спросил Раф, выпрямляясь. — Не пора ли меня убить, чтобы снять шкуру на модное манто.
   Алана беззвучно рассмеялась.
   — Я не поняла, — ответила она. — Все произошло очень быстро.
   — Попробуй еще, — предложил Раф спокойно.
   Алана поднялась на несколько ступенек выше, встала рядом с Рафом. На этот раз ее рука замешкалась: волосы медленно струились сквозь чувствительные пальцы. С улыбкой, застенчивой и одновременно озаренной воспоминаниями, она опустила руку.
   — Так лучше, — произнес Раф. — Но тебе следует брать уроки у скорняка-профессионала. — Она вопросительно хмыкнула.
   — Профессионалы ощупывают шкурку ладонями и подушечками пальцев, — объяснил Раф.
   Взгляд его скользнул с губ на блестящие черные волосы Аланы.
   — И они слегка дуют на мех, — добавил он, — нежно прижимают его к губам, нюхают его, пробуют, затем мягко проводят мехом по самым чувствительным участкам кожи.
   У Аланы перехватило дыхание. Трепетная дрожь пробежала по телу при мысли, что до нее может нежно дотронуться… Рафаэль Уинтер. — Они действительно так делают? — спросила она. — Я не знаю, — с улыбкой сознался Раф нежным как бархат, голосом. — Но поступил бы именно так будь я скорняком, а твои волосы меховой шкуркой.
   Хотя Раф не сделал ни одного движения, Алана почувствовала, будто заключена в его объятия, даже ощутила чувственное тепло, охватившее ее тело.
   Внезапно яркие воспоминания о временах, когда они занимались любовью, как молнией пронзили ее тело. Она приложила столько усилий, пытаясь забыть прошлое, но воспоминания, страстные и свежие, вернулись к ней в первозданном виде.
   Или, возможно, ее воспоминания о нежных прикосновениях Рафа были простым проявлением жажды страсти и мечты, сплетенных воедино и затмивших реальность. Другой вид потери памяти, более безболезненный, но такой же опасный для настоящего.
   Тем не менее, Алана коснулась Рафа, и он показался ей даже лучше, чем в воспоминаниях.
   Раф улыбнулся, как будто точно знал, какие чувства охватили Алану. Прежде чем она успела отступить, он отодвинулся от стены и, не касаясь Аланы, пропустил ее на узкую лестницу. Затем заговорил, и в его голосе больше не проскальзывали дразнящие, охрипшие, сокровенные нотки.
   — Надо немного поспать, — посоветовал Раф. — Мы с Бобом не шутили, когда говорили, что отправляемся в путь на рассвете. Если тебе что-либо понадобится, я в соседней комнате. Стучи смело. Не бойся. Гости еще живут по вирджинскому времени. Спят как младенцы, хоть из пушек пали.
   Она внимательно смотрела, как Раф удаляется в гостиную.
   — И еще, Алана… — Раф повернулся к ней, лицо наполовину освещено, в глазах сияют золотистые капельки вечернего дождя.
   — О чем ты? — спросила она.
   — Не бойся. Что бы ни случилось, я здесь. — Раф исчез в гостиной, прежде чем она успела ответить.
   Медленно поднималась она по лестнице в свою комнату, надеясь в любой момент услышать за спиной его шаги. Но лишь тишина сопровождала Алану в спальню.
   Усталость бессонных ночей в сочетании со знакомыми с детства звуками ранчо сделали свое дело: Алана крепко заснула. Она спала безмятежно до тех пор, пока небо не затянули грозовые облака; они роились, сгущались, наслаивались друг на друга, молнии сшивали их воедино, а гром разрывал в клочья.
   Потом ее сон стал беспокойным, она крутила головой из стороны в сторону, руки и ноги непроизвольно подергивались, горло сковало невысказанными словами.
 
   Еду рядом с Джеком, о чем-то спорим. Он рассержен, и облака тоже сердито клубятся над головой, горы принимают угрожающие размеры,-оглушительно гремит гром.
   Ели, пихты, осины склоняются до земли под резкими порывами ветра. Ветер срывает листья, кружит их в неистовом танце, блестящими пригоршнями бросает в зияющую бездну, лошади испуганы.
   Я кричу, но никто не слышит моего крика… я — один из сверкающих листочков, с головокружительной быстротой падающих вниз, все ниже, ниже…
 
   Алана проснулась в холочном поту, сердце бешено колотится в груди, дыхание прерывисто. Она посмотрела на часы. Без двадцати четыре. Вставать еще рано, даже если они отправляются в путь на рассвете.
   Молнии ярко осветили комнату, на мгновение разогнав темноту, вслед за ними обрушился страшный грохот.
   Алана вдруг ощутила себя в западне.
   Она выскользнула из кровати, рывком открыла дверь и выбежала в холл. Стремительно сбежала с лестницы, выскочила на крыльцо. Раскаленные добела молнии сверкали над землей, на какую-то долю секунды вырываясь из непроглядной тьмы.
   Испуганная, сбитая с толку, с застрявшим в горле криком, Алана обернулась к входной двери.
   Из дома вышел мужчина и направился к ней.
   Сначала Алана подумала, что это Раф, потом поняла, что мужчина был значительно выше. Но ато был и не Боб. Совеем другая походка.
   Опять блеснула молния, ярко осветив приближающегося человека: светлые волосы, длинные бакенбарды, прямой нос, узкие губы и темно-синие глаза, казавшиеся почти черными.
 
   Джек. Прошлое и настоящее, кошмары и реальность слились в единый ужас. Беспомощная, испуганная, оглушенная громом и собственным криком, Алана карабкалась назад, неистово размахивая руками, бежала, цепляясь за что-то, падала, а вокруг только лед и молнии, гром, темнота и крики.
   Падаю.
   Я падаю…
 
   На сей раз Алана различила крики, вырвавшиеся из ее груди. Но не имя Джека выкрикивала она, увлекаемая в бездну.
   Она звала Рафа.
   Входная дверь широко распахнулась, громко стукнув о стенку. Внезапно Джек исчез между двумя вспышками молний. Содрогаясь всем телом, стараясь сдержаться, Алана внушала себе, что Джек может быть только плодом ее воображения, ожившим кошмаром, от которых она скоро избавится.