Лоуэлл Элизабет. Сердце мое

   — Скажите, когда будете готовы, — обратился к ней Билли.
   — Еще совсем немного, — отозвалась она.
   — Вы думаете? — рассмеялся Кейн. — Поглядите сюда, на его хвост… Все, вы опоздали.
   Сквиззи с самым что ни на есть торжествующим видом снова быстро обвился вокруг руки Шелли. Однако провести ее оказалось не так-то просто: сделав быстрое движение, она сумела освободиться от его «объятий», и три четверти тела змеи вновь повисли в воздухе.
   Оставшаяся четверть все еще крепко держалась за руку Кейна.
   — Ну и как такая милая девушка поступит теперь, с такой славной змейкой? — поинтересовался Кейн.
   Шелли посмотрела на Кейна и изо всех сил потянула змею, пытаясь освободить его руку.
   В ответ Сквиззи снова обвился вокруг ее собственной руки.
   — Могло бы быть и хуже, — прокомментировал Кейн.
   Шелли удивленно посмотрела на него.
   — Он мог бы оказаться осьминогом, — пояснил Кейн.
   Она засмеялась и выпустила Сквиззи из рук. Теперь все пришлось начинать заново. Иногда Шелли даже казалось, что и Сквиззи, и Кейну нравится ее дразнить, особенно когда у нее ничего не получалось…
   — Если вы встанете как-нибудь поближе, — пробормотала Шелли, — я в два счета управлюсь.
   — Обещаете? — спросил Кейн довольно тихо, так чтобы не услышал Билли.
   — Слушайте, вы уверены, что моя помощь не нужна? — наконец не выдержал мальчик.
   — Нет, Шелли сама превосходно с ним справляется, — ответил Кейн, прежде чем она вообще успела раскрыть рот. — Держи крепче наволочку… А пальцы надо подсунуть под змею, вот здесь, на моей руке… Да не тебе, а Шелли. Вот так, хорошо.
   — Легко сказать, хорошо… — вздохнула Шелли. Он посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся:
   — Готовы?
   — Я-то готова, — ответила она. — Осталось спросить змею…
   — Держите ее двумя руками…
   Шелли крепко схватила удава. В это время Кейн быстро отдернул руку и таким образом освободился наконец от Сквиззи.
   Билли быстро засунул змею в наволочку.
   — Поймал! — закричал он.
   — Ну наконец-то! — с облегчением произнесла Шелли.
   — Я же говорил, что мог бы вам помочь с ним справиться… — начал было Билли, но Шелли его прервала:
   — Кейн вот только не соглашался… Дурачился здесь, как будто не мог от него избавиться.
   — Нет, ну вы только подумайте… — сокрушенно произнес Кейн.
   Однако сам он едва сдерживал смех.
   Возможно, в другое время Шелли даже разозлилась бы на него, но в этот момент он был так похож на своего юного племянника, что сердиться было просто невозможно. Укоризненно покачивая головой, она взяла наволочку из рук Билли и завязала узлом так, чтобы змея не смогла выбраться наружу.
   — Ну вот, теперь все, — сказала она улыбаясь. Однако Билли, наблюдавшему, как извивается его любимец, пытаясь вырваться из своей крепкой кружевной тюрьмы, было вовсе не до смеха.
   — Не волнуйся, мы его в обиду не дадим, — обратился Кейн к мальчику.
   Тот печально кивнул головой:
   — Я знаю, просто… Понимаете, он ведь был моим единственным другом в этом доме… — И по выражению лица мальчика было видно, как он одинок.
   — Но ты навещай меня, — сказала ему Шелли. — Не забывай, ладно?
   — Да-да, конечно, — ответил Билли, но по его глазам и по тону голоса было понятно, что он относится к приглашению Шелли как всего лишь к одному из многочисленных обещаний, которые взрослые щедро раздают и быстро забывают.
   — Не забудь, — повторила Шелли. — Я буду тебя ждать.
   И прежде чем она успела еще что-нибудь добавить, Кейн нежно коснулся ее подбородка и быстро надел на нее позаимствованный у Билли шлем. Кейн явно сердился, однако Шелли понимала, что не на нее. По-видимому, он тоже переживал за Билли, вынужденного проводить невеселые летние каникулы в компании с Джо-Линн Каммингс.
   — Не туго? — спросил Кейн, закрепив шлем.
   — В самый раз, — ответила она.
   Билли пошел их проводить, и все трое вышли из дома.
   На подъездной дорожке стоял мотоцикл.
   — Ого! Класс! — восхищенно прошептал Билли, увидев его.
   Блестящий, мощный, не загроможденный вещами мотоцикл напомнил Шелли дикую кошку, пригнувшуюся к земле перед прыжком.
   Кейн ловко запрыгнул на мотоцикл и с, явным вызовом посмотрел на Шелли, Шелли улыбнулась. Опираясь левой рукой о его плечо, она поднялась на подножку и, запрыгнув, устроилась на заднем сиденье. Это получилось у нее так легко и ловко, словно было отработано до автоматизма.
   Но это и в самом деле было так. В большинстве стран, где она побывала, мотоциклы — более привычный вид транспорта, чем автомобили.
   Кейн включил двигатель, и мотоцикл завибрировал, затрясся…
   — Крепче держите наволочку! — громко напутствовал Билли.
   — И меня тоже! — добавил Кейн.
   — Ты не беспокойся, ему у меня будет хорошо! — заверила Шелли мальчика, прощаясь.
   — Кому? Моему дяде? Да ему и так хорошо, ему вообще никто не нужен…
   — Нет, я о Сквиззи, — прервала его Шелли.
   — Почему это мне никто не нужен? — удивился Кейн, надевая шлем.
   — Ну, это просто сумасшедший дом какой-то, — пробормотала Шелли.
   — Нет, из сумасшедшего дома мы только что убрались, — уточнил Кейн, глядя на Шелли через плечо. — А теперь я увезу вас подальше отсюда. Вы к этому готовы?
   «Нет», — подумала Шелли, но вслух этого, конечно, не произнесла. Одной рукой она обхватила Кейна за талию и процедила сквозь зубы:
   — Готова.
   С оглушительным треском мотоцикл тронулся с места, и вся компания — мужчина, женщина и удав в кружевной наволочке — помчалась, набирая скорость, по извилистой дороге.

Глава 3

   «Нет, консультация у хорошего психиатра мне явно не повредит, — думала Шелли. — Ручной удав в моем доме — это нечто. Да и Кейн Ремингтон, впрочем, тоже…»
   А тем временем мотоцикл плавно въехал на подъездную дорожку у дома Шелли. Еще мгновение — и Кейн выключил двигатель. Каждое движение у Кейна получалось и непринужденным, и безупречно точным.
   Шелли невольно залюбовалась им. Такой сильный, ловкий… А как он вел мотоцикл — умело и внимательно, то и дело лавируя между легковушками и тяжелыми фурами, непредсказуемые водители которых обычно не замечают ни велосипедов, ни мотоциклов, лишь себя считая полновластными хозяевами на дороге. Кейн был очень искусным водителем, и это понравилось Шелли. Как прежде пришлось по душе и его свободное обращение с удавом…
   Кейн вообще понравился Шелли, вот в чем проблема.
   «Пожалуй, он мне даже слишком симпатичен, — мысленно призналась себе Шелли. — Билли зовет его дядей, но этот человек не очень-то похож на брата Джо-Линн».
   Впрочем, у многих матерей дети называют их любовников дядями. Обычно это создает какую-то иллюзию, видимость единой и крепкой семьи там, где семьей и не пахнет…
   Мысль о том, что Кейн Ремингтон может быть любовником Джо-Линн, совершенно не вдохновила Шелли.
   «Любой мужчина, находящий удовольствие в общении с Джо-Линн, мне однозначно не пара. Хватит мне в жизни уже одной подобной ошибки с моим бывшим мужем. Ошибиться два раза — это было бы уж слишком. Не так ли, а?»
   Подумав об этом, Шелли вдруг снова ощутила некоторую неловкость. Она привыкла быть честной сама с собой и доверять своим ощущениям. И сейчас, хотя она и предполагала, что Кейн может оказаться совсем неподходящим для нее человеком, она не могла не заинтересоваться им как мужчиной. Сидя за спиной Кейна и обхватив его одной рукой, Шелли ощущала тепло его тела, легкое напряжение сильных мускулов, когда он потянулся, чтобы снять шлем. Ее влекли мягкость его бронзовых волос, широкие, сильные мужские плечи…
   Осознав, что она все еще обхватывает его рукой за талию, хотя они уже приехали, Шелли быстро отдернула руку и всем телом подалась назад.
   Даже если Кейн и заметил, как быстро она отстранилась, то не подал виду. Все так же непринужденно и легко он спрыгнул с мотоцикла и, сняв шлем, повесил его на руль.
   Смущенная собственными же рассуждениями, Шелли с трудом слезла с мотоцикла: ноги ее слегка затекли. И Сквиззи ей радости не прибавлял. Шелли еле удерживала наволочку в руке — так сильно он раскачивался и извивался в ней всем телом, стремясь выбраться на волю.
   — Ну же, потерпи еще немножко, — пробормотала Шелли, обращаясь к нему. — Ты уже почти дома, хочешь ты того или нет…
   Но удав не успокаивался. Всеми силами он пытался найти — или на худой конец самому проделать — хоть какую-нибудь дырочку, маленькое отверстие в наволочке. чтобы только из нее вырваться.
   С трудом удерживая в руках эту «живую» наволочку, Шелли пыталась снять шлем, но никак не могла справиться с застежкой.
   На помощь ей пришел Кейн. Сильными загорелыми пальцами он отстранил ее руки, нежно провел ладонью по шее и горлу… Медленно, очень медленно он расстегнул застежку шлема и осторожно снял его с Шелли. Все это время он не отрываясь смотрел на нее.
   Эти минуты показались ей настолько интимными, что сравнить их она могла, пожалуй, только с тем, как раздевал бы ее любовник.
   Неотрывно глядя на Шелли, Кейн повесил и ее шлем на руль мотоцикла рядом со своим. Теперь его пальцы гладили, тихонько теребя, ее спутанные каштуовые волосы, нежно касаясь мочек ушей… Но Шелли не противилась этим ласкам. Кейн наклонился к ней:
   — Итак, вы не визжите при виде змей, не кривите губы, садясь на мотоцикл… Какие еще условности вы не соблюдаете, Шелли Уайлд?
   К счастью, рассудок успел возвратиться к ней до того, как Кейн коснулся ее губ в поцелуе.
   — Я не целуюсь с малознакомыми людьми, если вас это интересует, — довольно резко ответила она, отстраняясь.
   Его серые глаза сузились, но он быстро овладел собой. Все это время он так же пристально и не отрываясь смотрел на нее.
   — В вашем обществе я что-то не чувствую себя малознакомым человеком, — заметил он. — И вы наверняка не ощущаете себя незнакомкой.
   Он погладил ее по щеке.
   Но Шелли быстро схватила его руку и, отведя ее от своего лица, всучила Кейну «живую наволочку».
   — Вот уж кто совсем не общается с незнакомцами, так это наш Сквиззи — толстые шнурки не пускают.
   Кейн рассмеялся и не стал настаивать на поцелуе, которого так жаждал. Он взял наволочку со змеей, другой рукой крепко сжал руку Шелли, и так, держась за руки, они пошли к ее дому.
   С дороги, по которой они приехали, дом был виден плохо. Возводя его, как и многие другие калифорнийские дома, расположившиеся на склонах холмов, архитектор думал не о том, как он будет смотреться с улицы, а о том, как строение впишется в окружающий ландшафт. За домом открывался чудесный вид, и, чтобы подчеркнуть перспективу, архитектор чуть утяжелил фасад здания.
   Со стороны улицы дом Шелли выглядел как вытянутое в длину одноэтажное здание — своего рода калифорнийская версия домика для отдыха в выходные; крыша, выложенная черепицей, стены, часть которых была возведена из термоустойчивого стекла с прослойкой из натурального красного дерева. Узкий внутренний дворик был обсажен густыми зелеными растениями — за ними явно ухаживала заботливая рука, и посреди темно-бурой травы и чапарали они выглядели очень эффектно. Дворики соседних домов окружала изгородь из калифорнийского Мамонтова дерева, около шести футов в высоту.
   — Осторожно, — обратилась Шелли к Кейну, — здесь несколько дощечек под ногами совсем расшатались. Давно уже думаю их починить, но все как-то руки не доходят…
   Но Кейн едва ли слышал ее слова. Войдя в дом, он понял вдруг, что видел снаружи лишь верхушку айсберга из черепицы, стекла и красного дерева, каким в действительности оказался дом Шелли.
   Встроенный в холм, дом имел три уровня: от специального уровня-»этажа», предназначавшегося, очевидно, для вечеринок и приемов гостей и располагавшегося на уровне улицы, по которой они только что приехали, до тихого и спокойного «спального этажа», устроенного тридцатью футами ниже. Воспользовавшись естественной наклонной кривой природного холма, архитектор сумел устроить на нижнем «этаже» плавательный бассейн, патио — маленький внутренний дворик, вымощенный каменной плиткой, а также специально оборудованное местечко для пикников и небольшой цветник.
   Отражающая свет вода в бассейне манила, обещая прохладу и удовольствие. Легкий ветер, который поднимался из низин дикого оврага, раскинувшегося далеко за домом, приносил удивительные ароматы цветов, распространяя экзотические запахи по всему дому. Из окон лились потоки золотых лучей калифорнийского солнца.
   Стоя посреди первого уровня-»этажа», Кейн молча медленно осматривал дом, словно пытаясь вобрать его, сделать частью самого себя. Нигде еще, ни в одном уголке земли, не чувствовал он себя так хорошо, так по-домашнему, как здесь, в доме Шелли. Все здесь нравилось ему — начиная от мягкого блеска отполированного деревянного пола под ногами до гладких кремовых стен и потолков, часть из которых пропускала солнечный свет.
   Дом Шелли был просто напичкан последними техническими достижениями цивилизации и вместе с тем выглядел удивительно «диким», все в нем было совершенно естественным. Эта «дикость» проявлялась хотя бы в изумительных видах, открывавшихся из окна. Холмы, окружавшие дом, были столь высоки, что почти в любом другом месте земного шара их называли бы горами. Их отвесные каменистые склоны, покрытые густой чапаралью, сухой и шершавой, как наждачная бумага, оказались настолько неприступными, что не покорились даже земельному голоду Лос-Анджелеса — соседнего мегаполиса. Никто, кроме диких животных, не нарушал безмятежного спокойствия заросших оврагов, ущелий и крутых склонов.
   Кейн тонко чувствовал волнующее притяжение этого пейзажа. Где бы он ни находился, в какой бы части света ни оказывался, он всегда тосковал по диким калифорнийским красотам. И, зная, что в полной мере может ощутить их только здесь, он выбрал именно Лос-Анджелес для своего пристанища-дома.
   И теперь он был уверен, что такие же чувства испытывает и Шелли. Там, в какой-то сотне футов от дороги, ведущей к ее дому, земля нисколько не изменилась с того дня, когда на ней высадились испанцы и некий капитан, приняв новый континент за землю обетованную, назвал ее Калифорнией.
   Молча Кейн смотрел на удивительной красоты пейзажи, раскинувшиеся за окнами дома Шелли. Ее дом вместе с цепочкой домиков, расположенных по соседству, казался ему крохотным камешком в сверкающем на солнце ожерелье, наброшенном на безлюдные склоны Крутых вершин. Далеко внизу вьющаяся лента дороги вела к другим домам, но они были едва видны за зарослями, укутывавшими холмы.
   Более яркие «ожерелья» домов расположились на других холмах, выстроившихся в высокие кряжи, от океана до высоких гор в глубине материка. Они были изрезаны узкими долинами, в которых скопления городов разрастались, поглощая землю вокруг себя.
   Но здесь, на холмах, где был расположен дом Шелли, все было не так. Здесь дикая земля жила и дышала свободно.
   — Неземная красота, — произнес Кейн.
   Он не ждал от Шелли никакого ответа. Он даже не заметил, что произнес эти слова вслух. Кейн сосредоточенно созерцал. Он, казалось, вдыхал, впитывал в себя гармонию между домом и пейзажем.
   Постепенно его вниманием стали овладевать и другие вещи, отвлекая от любования крутыми скалистыми хребтами. Сама комната была обставлена предметами меблировки, не доведенными при этом до идеального совершенства законченного гарнитура-ансамбля. Но цвет и фактура мебели, казалось, вторили гармоний пейзажа за окном. Всюду по этой просторной, залитой солнцем комнате были разбросаны различные произведения искусства.
   Кейн улыбнулся и одобрительно кивнул. В отличие от Джо-Линн Шелли подбирала предметы обстановки скорее не по принципу совершенства формы, а в соответствии с тем эмоциональным настроем, который они и вызывали.
   Светлый кашемировый ковер издали напоминал выложенный драгоценными каменьями прозрачный водоем. Он занимал примерно треть всей комнаты. Оставшаяся часть была украшена похожими ковриками меньших размеров, выделявшими композиционно законченные группы-островки в общем меблированном пространстве комнаты. Великолепная японская ширма с вышитыми белоснежными журавлями, сделанная еще в прошлом веке, занимала правый угол комнаты. Но были здесь и изящные ширмы меньших размеров, гармонично вписывающиеся в уютные островки пространства, образованные кашемировыми коврами.
   Забыв о Сквиззи, отчаянно извивавшемся в наволочке, которую он держал все это время в правой руке, Кейн осматривал комнату. И Шелли, уже довольно долгое время сохранявшая молчание, сейчас спрашивали себя, о чем он думает, стоя перед карандашным рисунком, изображающим индонезийскую танцовщицу. Эта картинка, для пущей сохранности заключенная в золотую рамку, в своих быстрых, летящих штрихах отражала удивительную женственность и вместе с тем силу.
   «А эта примитивная эскимосская костяная фигурка, изображающая старушку? Видит ли Кейн за этими грубыми чертами явную решимость и одновременно безмятежное спокойствие? — спрашивала себя Шелли. — А сейчас, глядя на блестящие выточенные фигурки арабских шахмат, очень дорогие и изысканные, способен ли он разгадать в них вечное торжество разума, праздничную игру духа? Разглядит ли он в этом дорогостоящее старинном египетском скарабее воплощение человеческого страха и набожности?» Но в это время Кейн, перестав бродить по комнате, замер перед стеклянным ларцом-витриной. Шелли затаила дыхание. Там, внутри ларца, хранилась одна из прекраснейших и любимых ее вещиц — ягуар, вырезананый искусным немецким ювелиром из огромного опала, оставленного в том же обломке горного минерала, в котором его и нашли. Этот австралийский опал излучал волшебное мерцание голубого и зеленого, сияющих искр оранжевого и золотистого оттенков его переливающихся граней. Казалось, что в этом камне разлетается на бесконечные светящиеся осколки, рассыпается и снова застывает в прозрачном серебристом облаке сказочная радуга.
   Вырезая ягуара, ювелир сумел подчеркнуть в его тонких линиях всю огромную жизненную силу хищного зверя, его мощь и вместе с тем благородство. Минерал, в котором и нашли опал, был глубокого, блестящего серого цвета, словно на дикую кошку падали тени джунглей, слегка затеняя ее хищную, сильную красоту.
   Уже сама эта тонкая ювелирная работа стоила огромных денег. Но камень был тем более уникальным и бесценным, что на одной из мощных лап опалового хищника искрилась рубиновая бабочка. Тонкий узор ее крыльев был выполнен золотыми нитями, и она казалась живой, присевшей на мгновение, чтобы уже в следующий миг снова взлететь.
   Ювелир каким-то образом сумел придать ягуару выражение изумления и вместе с тем удовольствия. Казалось, что хищник и сам не отрываясь смотрит на крошечное рубиновое создание, на мгновение доверчиво застывшее у него на лапе, на это воплощение красоты и изящества, спустившееся с небес.
   Шелли взглянула на Кейна. Подобное выражение она уже видела у него на лице — в тот момент, когда она первый раз взяла на руки удава в доме Джо-Линн под отчаянные визги и вопли хозяйки.
   Краем глаза Шелли уловила какое-то движение. Она быстро обернулась.
   Это была ее любимица — огромная енотовидная кошка, из тех, которые водятся в штате Мэн. Сейчас она осторожно подкрадывалась сзади к Кейну, явно завороженная и заинтригованная отчаянно извивающейся наволочкой у него в руке. Кошка бесшумно шла по глад-кому, отполированному полу. Она не сводила хищных глаз с подпрыгивающей кружевной темницы Сквиззи.
   Подойдя к Кейну, Шелли взяла у него из рук наволочку с удавом и высоко подняла над головой, защищая от явно плотоядных намерений хищника. Но, не рассчитав всей ее тяжести, она закачалась, потеряла равновесие и… Еще немного — и Шелли упала бы на хрупкую стеклянную поверхность драгоценного ларца и навсегда лишилась бы своего сокровища… Но Кейн успел подхватить Шелли — и вот уже она в его крепких объятиях, обвивает руками его шею.
   На какое-то мгновение эта сцена напомнила ей их поездку на мотоцикле, когда она так же крепко обнимала рукой талию Кейна. Но разумеется, это было не совсем одно и то же. Сейчас Кейн крепко прижимал ее к себе, и лица их почти соприкасались. Шелли густо покраснела — ей явно начинало изменять самообладание.
   — Я бы ни за что не уронил Сквиззи, — мягко сказал Кейн, видя этот предательский румянец на щеках Шелли.
   Шелли с трудом пробормотала:
   — Толкуша…
   — Что? Это я толкуша? Ты сама меня чуть-чуть подтолкнула, но я не жалуюсь. И он склонился ниже.
   — Нет, ты не понял меня. — И Шелли попыталась ему объяснить, что же все-таки произошло. Но это было не так-то просто. Она понимала, что теперь ей не избежать поцелуя, прикосновения этих нежных губ. — Толкуше захотелось поохотиться на удавчика.
   Кейн улыбнулся, прижимаясь к ней еще теснее.
   — Хорошая шутка.
   — Какая еще шутка?
   — Толкуше — поохотиться на удавчика. Заигрывать со змейкой, чтобы выглядеть еще сексуальнее.
   Шелли, издав приглушенный звук — нечто среднее между смехом и рыданиями, — пояснила:
   — Толкуша — это моя кошка.
   — А, ну тогда все понятно, — с некоторым разочарованием ответил ей Кейн.
   — И что же тебе понятно?
   — Я-то уж подумал, что у тебя каким-то непостижимым образом появилась третья нога — специально, чтобы заигрывать со мной. А это, оказывается, твоя кошка…
   Удивившаяся такому предположению, Шелли уставилась на пол.
   — Нет, это действительно кошка, енотовидная.
   — И что, она даже царапается? — поинтересовался Кейн, все еще не выпуская Шелли из рук.
   — Послушай, если ты меня сейчас же не отпустишь, я…
   — Да ты не волнуйся, — ответил ей Кейн, и его губы приблизились ко рту Шелли. — Я ничего не имею против того, чтобы меня кто-нибудь царапал.
   Его поцелуй был такой же, как и улыбка, — медленный, нежный, чувственный. Он словно изучал ее губы, доставлявшие ему такое удовольствие. На какое-то мгновение Шелли почувствовала себя хрупкой рубиновой бабочкой, зажатой в сильных лапах ягуара. По всему ее телу, словно электрический ток, пробежала волна наслаждения.
   И Шелли ответила на поцелуй, вложив в него всю свою нежность и тихую силу. Давно уже она не позволяла мужчине так ласково и страстно ее целовать.
   Впрочем, едва ли поцелуи доставляли ей когда-нибудь столько радости…
   Теплая изворотливая кошка ловко втиснулась между их ногами. Толкуша явно пыталась пробиться к танцующей наволочке. Это нежное прикосновение ее пушистой любимицы вернуло Шелли к реальности, напомнив, кто она такая и чего, собственно, хочет от жизни.
   Поцелуи со случайными знакомыми явно не входили в число ее желаний и жизненных устремлений.
   Кейн почувствовал, как она вдруг напряглась, и, разжав объятия, отпустил ее.
   — Послушай, Кейн, я не…
   — Я знаю, — прервал он ее хриплым голосом, — да, я знаю, ты не целуешься с незнакомыми людьми. Но ведь меня уже нельзя назвать незнакомцев Шелли.
   — Да, но…
   — Я знаю теперь, что тебе нравится одновременно все прекрасное и свободное, дикое, изящное и вместе с тем непринужденное. Я знаю, что ты умна, независима и милосердна. Знаю, что ты прежде всего самодостаточная личность, «гуляешь сама по себе». И все же, думаю, ты не отказалась бы разделить свою судьбу с едва знакомым тебе человеком, если бы знала, что он совсем недавно прошел через ад.
   Ошеломленная, Шелли молчала, не зная, что и ответить.
   Он слабо улыбнулся:
   — Я вижу теперь, что ты прекраснее всех моих заветных мечтаний и снов. Ты живая, нежная, страстная. И ты хрупка и тонка, словно эта рубиновая бабочка, там, на лапе опалового ягуара…
   — Кейн, послушай… — прошептала Шелли, но он снова прервал ее, легонько и нежно поцеловав в губы:
   — Неужели я для тебя все еще незнакомец, Шелли?
   — Н-нет, — неуверенно, со страхом произнесла Шелли и тут же добавила: — Но я все-таки тебя еще мало знаю, Кейн.
   — Узнаешь, Шелли. Ты непременно узнаешь меня….. В эту минуту Толкуша, стремясь наконец добраться до заветной наволочки, сильно толкнула Кейна головой под колено.
   Он посмотрел вниз. От удивления он так и замер на месте, и глаза его расширились: эта пестрая кошка была весьма внушительных размеров!
   — Господи, да она же величиной с рысь!
   — Почти, — улыбнулась Шелли. — Енотовидные кошки, как, впрочем, и гималайские, — самые большие из домашних кошек.
   — Домашних, ты в этом уверена? — И Кейн с опаской посмотрел на Толкушу, которая не отрывала хищных и явно голодных глаз от извивавшейся и вращавшейся во все стороны кружевной наволочки.
   — Нет, в самом деле, ты уверена, что это домашняя кошка? — переспросил Кейн Шелли, едва шевеля пересохшими от волнения губами.
   — Кошки всегда остаются кошками, где бы они ни жили.
   Толкуша, встав на задние лапы, передними достала наконец до наволочки. Теперь ей захотелось поиграть.
   До сих пор Шелли удавалось держать наволочку с удавом высоко, вне досягаемости кошки. Но руки ее уже начинали уставать и дрожать от напряжения — Сквиззи был не таким-то уж и легким.
   — Дай-ка его мне. — Кейн взял наволочку у Шелли и поднял ее высоко над головой. — А теперь, знаешь, уведи-ка свою кошку куда-нибудь от греха подальше…
   Шелли нагнулась и, схватив Толкушу, направилась к выходу. Открыв дверь, она выпустила кошку на улицу:
   — Иди погуляй, Толкуша. Давай-давай, я позову тебя на обед.