Страница:
Церкви белы, высоки мосты.
И в темном саду между старых лип
Мачт корабельных слышится скрип.
А за окошком моим река -
Никто не знает, как глубока.
Я вольно выбрала дивный град,
Жаркое сердце зимних отрад,
И все мне казалось, что в раю
Я песню последнюю пою.
АА подписывает и дарит мне "Четки" - 1-е издание.
АА сказала, что два дня ничего не ела - Галя запретила. Галя (А. Е.
Пунина) понимает хорошо, ухаживает за АА, приходит каждый день.
На рентгеновском снимке (скелет - тонкие кости). Верхушки легких
затемнены, но зарубцевались. А внизу легких - сильное затемнение: отсюда
жар.
28.03.1925
Борис Викторович и Раиса Романовна Томашевская (не ссылаться на
Рыкову).
[AA:] "Сошлитесь, в конце концов, на меня. Хотите, я вас научу с этими
дамами разговаривать? Говорите им - не можете ли вы установить некоторые
даты?"
Jean Шюзвилль "Anthologie des poзругал стихи Мирского (Святополка) в "Аполлоне" - это одна из
причин, почему он Колю не любил. И потом меня он любил, а Колю не любил".
[H. B.] "Мирский написал АА такое письмо, а она не ответила".
АА: "Я вспоминаю такое свое окаянство".
Н. В.: "Что думает старуха, когда ей не спится?" (Некрасов.)
АА: "Должно быть, именно это и думает".
"О вас много писали в Англии? Раньше - в прежние годы?"
АА: "Писали... Много... В 16 году летом".
Альм[анах] "Творчество" (?).
"Я переписывалась с Абрамовым" (издатель, редактор).
"Я еще вспомнила. Мы были с Н. С. в ИСО-фильм обществе, когда
Ливеровская читала "Окассэн и Николет" (такая есть старо-французская
сказка). Это было в Колины университетские годы".
Для подоходного налога бумажку, что шесть месяцев не печаталась...
29.03.1925. Воскресенье
Вчера, в субботу, отъезд АА уже был решен окончательно на сегодня.
Прощаясь, я поцеловал руку (в комнате были Пунин и Рыкова), АА крепко сжала
мне руку. Думал - прощаюсь надолго...
Сегодня в 6 часов вечера мне позвонила по телефону Н. В. Рыкова,
сказала, что Н. Н. Пунин с женой уехали в Ц. С. - без АА - только
посмотреть, потому что оказалось, что в санатории условия совершенно
неподходящие - по нескольку человек в комнате и т. д. Сказала, что была у АА
днем - недавно. Звонила же, как оказалось, по просьбе АА.
Днем мне звонила жена Н. Тихонова, просила приехать. Я обещал. Поэтому
в 6 1/2 час. поехал к Н. Тихонову, просидел у него до 8. Говорили о
Гумилеве, о стихах, о литерат. воспоминаниях. Тихонов нездоров - простужен -
и не выходит из дому. Тихонов передал мне рассказ Николая Степановича
"Черный генерал", привезенный для меня приезжавшей в Петроград женой С.
Колбасьева.
Николай Степанович об АА в Доме Мурузи: "Если ее стихи положить на
музыку Лурье и исполнять, - то пойдет".
АА о Ходасевиче:
- Не люблю - тонкий, умный...
- Злой?
- Ну, он больной человек...
О Пунине: "Плохо было, не спрашивайте".
О Кузмине: "Натренировались не говорить плохо".
Не приходила к Н. С. ... А он почему не приходил? Почему плохо
отзываются об АА? Новые люди, не знают... (обрыв - В. Л.).
У АА, кроме Пунина, утром никого не было.
Если мне Н. Н. откроет - передам поклон АА и уйду.
Звонил к Л. Замятиной и к Н. В. Рыковой.
АА: "В. Ф. под фонарем записывал..."
АА - об А. И. (Ходасевич): "Несчастная в любви; трое - музыкант,
прозаик и поэт - на моих глазах".
30.03.1925
У АА - от половины девятого до половины десятого.
Температура 37,2. Слабость. Но самочувствие - хорошее. Прочла 157
страниц А. Франса "Трубка в халате". На 157 странице стало скучно.
Блок (в обществе ревнителей Художественного слова?), когда Н. С.
прислал "Актеон", в разговоре с АА фыркнул на Гумилева (как АА на Шкапскую
на Фонтанке, 18).
Николай Степанович последние годы все хуже относился к АА. Чем хуже
становились дела с Анной Николаевной, тем хуже к АА - считая ее виновницей.
Об А. Франсе: "Несколько французских литераторов в Париже в десятом
году считали его чем-то вроде Потапенко, Немировича-Данченко - не новые
мысли. Он хорош в описаниях французского быта и в... (?)".
Рыбаков принес апельсины. АА их нельзя.
Разговор о Чехове. АА была на "Расточителе" (постановка Дикова).
"Это единственный актер, которого вообще в жизни я видела. И Ив. Вас.
Ершов, - но это оперный... А женщины, я н и к о г д а не видела на сцене.
Оперные женщины - это ужас! Они с большими подложечками, так все у них
развито для пения, с большими шляпами. Они все какие-то до-потопа... Ужасные
женщины!"
"Корона и плащ" - это ужас один!
Священник гимназии - вечер был. АА должна была свои стихи послать ему
(пятидесятилетний юбилей гимназии. 1915 год?).
1915, Вербная суббота. У друга - офицер Бор. Вас. Анреп. Импровиз.
стихов. Вечер; потом еще два дня, на третий день он уехал. Его провожала на
вокзал. Стихотворение в "Белой стае".
Осенью пятнадцатого года приезжал, но не виделся с АА.
Следующая встреча в конце января шестнадцатого года, январь-февраль.
Обеды в ресторанах, возил, катался. (Приехал так: телефон друга, пришли. 10
марта - "Pirato" и по дороге назад - стихотворение. Отъезд в Лондон. Письмо,
открытка. Осень шестнадцатого года - приезд, встреча на вокзале... 3 февраля
1917 г. приезд из Лондона. Уехал опять. Приехал в сентябре семнадцатого,
уехал за несколько дней до Октябрьской революции. Пришел проститься, не
застал.
В. Срезневская была: "Анички нет!" - "Я с Вами пришел проститься,
Валерия Сергеевна!.."
Два года в 6-м классе. Немецкому флейлен Шульц учила. Была в Смольном,
но не выдержала - без воли не могла жить. Французский язык: когда пять лет
было старшим детям, взяли француженку. "Пиковую даму" - перевод на
французский язык, в гимназии. Стихи - были две подруги, которым стихи
читала.
Пришел в половине пятого - застал Л. Замятину и А. Е. Пунину. Скоро
ушли. Н. Н. Пунин два раза ездил на вокзал, оба раза не в то время... Не
поехал в Ц. С. Часов в 12 - приходил к АА.
Температура - днем была 37,3, в половине десятого тоже 37,3. АА встала
вечером, слабость страшная. Села в кресло. Перед глазами круги были, когда
села...
Лозинский: Н. С. - "Двор был уведомлен". Н. С. знал, но не ревновал
особенно. Стихи в "Белой стае".
Лозинский: Два - беби, один - Грише. "Подорожник"... "Самовар" -
стихотворение (Слепнево).
...в Москве...
Лозинский: Разговоры об акмеизме, о взаимоотношениях в стихах АА и Н.
С. - спорили всегда. "Я был автономным провинциалом со своими школами" и т.
д. Наппельбаумы и прочие - плоско.
Учительство Н. С.
Ирина Одоевцева - "неофициальная вдова". Подошла к АА: "Я все знаю о
стихах Н. С.".
АА выбрали синдиком "Звучащая раковина" - после ее разговора с Ионовым.
АА ругалась страшно - нужно бороться со старым, а не выбирать себе
начальство.
Беби звали Михаилом, но это не тот, кого АА называет Мишенькой.
Шилейко увезли в санаторию летом 1921 г. (в Ц. С.).
Надпись на "Подорожнике": "Шилейке - 25 июля 1921 г." - уже когда
расхождение решено было.
Мандельштамы действительно в Царском Селе.
1.04.1925. Московская, 1.
"Каракаллу" восьмого года сравнить с "Каракаллой" восемнадцатого года.
[AA:] "Посмотреть, что он сделал, он камня на камне не оставил. Это так
варварски. У Коли было такое хорошее варварство к себе".
"Укатали сивку на крутых горках".
Озеро Чад - I - "Сегодня я вижу особенно грустный твой взгляд". II -
"Барабанный бой племени".
АА (А. Е. Пуниной):
- Маня, это какая-то пропавшая грамота... Подумайте. Так давно ушла...
В 8 часов поехал к АА.
Дверь открыл Пунин. Был неприятно удивлен моим появлением - сказав 2-3
слова, потом в комнате у АА сидел молча, - а до этого, АА сказала, был очень
оживлен, весел... Сидел молча под предлогом, что устал от поездки в Ц. С. и
хочет спать.
У АА, кроме Пунина, застал Людм. Ник. Замятину. Замятина -
женщина-врач, небольшого роста, некрасивая, симпатичная, добрая. Немножко,
м. б., простоватая... Она очень заботится о здоровье АА, приходит к ней
каждый день, кладет компрессы (сегодня и последние дни компрессов АА не
ставили). Очень заботится о том, чтобы АА не утомлялась, мешает гостям долго
сидеть, не позволяет курить в комнате... Делает это тихо, осторожно...
Сегодня Федин с кем-то хотел прийти к АА, да еще после обеда, за которым
выпили много вина. Замятина им не позволила прийти...
АА любит Людмилу Замятину. Отзывается об ней с большой теплотой, рада
ее присутствию и благодарна ей за уход и заботы. АА не любит, чтоб за ней
ухаживали, делали ей что-нибудь - очень ревниво оберегает других от того,
чтоб другие тратили на нее свое время. Очень не любит давать поручений,
просить что-нибудь для нее сделать, предпочитает скрыть свою нужду в
чем-нибудь - в самых пустяках даже. Даже от самых близких людей она всегда
пытается отстранить заботы об ней, и если их принимает, то как-то покорно, -
когда уже не может отвести от себя эти заботы.
В самом начале моего прихода Пунин рассказывал о Ц. С. - в санаторию
ехать никак нельзя - там в каждой комнате по нескольку человек, режим
строгий слишком - такой, какого АА вовсе не нужно. Пунин ходил узнавал
насчет пансиона. В Ц. С. их два - в один из них АА решила устроиться.
Здоровье АА сегодня хуже - по-видимому потому, что ей еще нельзя
вставать, а она слишком много вставала и утомилась. Температура опять
высокая: днем было 37,5, а вечером, часов (неразборч.) - 37,7. В 9 часов к
АА приходят Гессен и Лившиц с женами (Гессен и Лившиц - издатели
["Петроград"]) - толстые евреи. Сидят до 10 1/2 - разговоры о разном - в
книге (неразборч.) de St Petersbourg (изд. 1910) - которую АА называет "La
noblesse de St Petersbourg"; разговоры о санатории, о болезни, о поездке в
Крым, о Тихонове, об антологии Голлербаха, о издающемся 2-томном собрании
стихов АА - обещают недели через 3 выпустить в свет.
АА очень утомлена. Людм. Замятина, уходя в 10 ч. вечера, просит меня
скорее выгнать гостей...
В 10 1/2 АА просит меня вывести погулять Тапа. Пока я ходил с Тапом,
издатели ушли, а Н. Н. Пунина я застал в шубе - он через несколько минут
тоже ушел, сказав мне - "Павел Николаевич, вы сделаете АА все, что нужно...
Только не занимайтесь особенно долго"...
Я остаюсь один.
Пунин ревнует меня - ревнует уже всерьез. Сегодня, при Замятиной, пока
я выходил в кухню кипятить чай, он ясно это показал АА.
Разговор такой с АА: я упомянул про толстые как бревна ноги в тонких
шелковых чулках - жены издателя. АА заговорила о том, какая теперь
безжалостная мода - она слишком много от женщины требует.
АА: "Представьте себе, если б при Елизавете или Екатерине была такая
мода? Как бы они были ужасны? А тогда, при той моде, какая тогда была, - они
даже казались прелестными..."
АА: "Но подумайте, какие они милые (издатели). Они предлагали мне ехать
в Крым и обещали каждый месяц высылать деньги. Ведь по правилам я могу
получить деньги только через месяц по выходе книги... А они столько
заплатили - я ведь уже 1000 рублей получила... Я думала, что я уже все
получила, а они говорят: "Нет, кроме этого Вам еще 800 рублей причитается".
- Это больше, чем я думала..."
АА тронута таким отношением издателей.
Я принес АА свой литературный дневник и стал читать. АА делала свои
замечания - некоторые фактические поправки.
АА очень огорчили дневники: "По этому дневнику выходит, что я злая,
глупая и тщеславная... Это, вероятно, так на самом деле и есть".
Эти слова АА заставили меня (на следующий день - я записываю все через
день) внимательно прочесть дневник... И вот в чем я убедился... Дневник мой
ведется совершенно по-дурацки. Действительно получается черт знает что!
Получается совершенно неверное представление об АА... АА - живая,
добрая, чуткая, ума совершенно исключительного - никак в дневнике не
чувствуется... Я думаю, это происходит вот отчего: я записываю далеко не
все... Из каждого разговора я записываю фразу или несколько фраз, которые
сильно запали в память, а все остальное, окружение этой фразы, в дневник не
попадает... Отзывы о людях АА получаются резкими, злыми именно поэтому. АА н
и к о г д а, н и р а з у не сказала ни об одном человеке дурно и зло. АА
проникнута симпатией даже к самым неприятным ей людям, она глубоко
объективна в своих суждениях. А те фразы, которыми пестрит дневник - это не
есть ее отношение к данному человеку. Когда АА говорит о ком-нибудь -
говорит, всегда глубоко понимая человека, умалчивая о его дурных сторонах,
известных, может быть, ей; даже оправдывая его в тех поступках, которые
часто не требуют оправдания... И если в таком разговоре по свойственной АА
тонкости ума с способности к иронии ("озорство мое", "мое окаянство")
попадается сатирическая фраза, то она способна вызвать в собеседнике веселый
смех, как всякая остроумная шутка, но окружение этой фразы в общем ходе
разговора совершенно обезвреживает такую фразу, делает ее абсолютно
беззлобной и нисколько не претендующей на отражение действительного
отношения АА к данному человеку...
А в дневник эта фраза попадает вырванной из целого, отрывистой и еще
вдобавок грубой (потому что т о н к о с т и иронии, при моей плохой памяти и
собственной неспособности в этом отношении, пропадают. А малейшее искажение,
даже отсутствие особой "ахматовской" интонации, совершенно меняет
впечатление, производимое этой фразой). Попадает же эта фраза в таком виде
потому, что за отсутствием времени, за отсутствием возможности п р о д у м ы
в а т ь то, что я записываю, я не окружаю ее тем, чем она была окружена в
действительности. Гораздо труднее и требует гораздо больше времени
характеристика собственными словами всего отношения АА к данному объекту
разговора, и гораздо проще, легче и скорей записать просто запомнившуюся
фразу без всяких комментариев... Я забываю, что при отсутствии фона, на
котором она была произнесена, эта фраза лишена и тонкости, и иронии, и
беззлобности, которыми она обладала в действительности. Получается
совершенная бессмыслица; образ АА получается совершенно неверным. То же
самое должен повторить о "тщеславии" АА. АА не тщеславна, н е носится с
собой, н е говорит о себе, н е хвалит себя, осуждая других... Та ирония,
которая есть у нее по отношению к другим, еще чаще бывает по отношению к
себе самой. АА не любит, когда о ней говорят как об "Ахматовой", не выносит
лести, подобострастия... Чувствует себя отвратительно, когда с ней
кто-нибудь разговаривает как с мэтром, как со знаменитостью, робко и
принужденно почтительно... Не любит, когда с ней говорят об ее стихах... В
этом отношении в ней есть какая-то исключительная стыдливость, неловкость за
себя... Пример - ну хотя бы история в антологией Голлербаха. Ей как-то
стыдно было разговаривать о ней. Отсюда отзывы ее о Голлербахе, она
иронизирует над ним, острит, шутит, посмеивается... А за этим - вот что:
понимая желание Голлербаха сделать ей приятное, допуская даже его
искренность в этом, сознавая, что Голлербах выдумал эту антологию потому,
что хорошо относится к ней, она не может думать о нем дурно по этому поводу.
Но у нее возникает вопрос: "Ну зачем это?" К чему это нужно? Самый факт
существования этой антологии ей неприятен, как бывает неприятно надеть
слишком дорогие бриллианты. Я думаю, это - ощущение европейца, попавшего в
толпу дикарей, голых, которые пляшут вокруг, разглядывая невиданное платье.
Ей неприятно, когда ее выставляют напоказ - словно она зверь в клетке
Зоологического сада. Приятно зверю или неприятно, что им восхищаются
классные дамы перед толпой любопытствующих школьников?
Нет. Но скажут: а польщенное самолюбие, а сознание своей славы? О, АА
далека от этого - это б ы л о, может быть, в первое время ее лит.
деятельности, но теперь это ей так глубоко безразлично!.. АА слишком хорошо
знает людей, знает цену их суждениям, все равно - плохим или хорошим. И в те
годы, когда зарождалась литературная известность АА, и тогда, я думаю, не
слишком много внимания обращала она на хвалы и уничижения - слишком тонок ее
ум для этого и слишком много в нем критицизма...
Повторяю: скромность до застенчивости, доброта, благородство и тонкость
ума - вот характерные черты АА. Да, в обращении с посторонними людьми, с
людьми ей мало знакомыми, АА может показаться высокомерной, гордой,
самоуверенной; но такой она может показаться именно не знающим ее людям. При
более близком знакомстве это впечатление исчезает совершенно, становится
даже непонятно, как можно было так про нее подумать. Милая и ласковая,
приветливая и простая; женственная, как только может быть женственна
женщина, и в то же время такой неженский, ясный, спокойный и светлый ум,
объективный и проникновенный... и такая любовь к искусству, совершенно
бесподобное презрение к внешним, материальным удобствам. В этом отношении АА
беззаботна до последней степени: сыта она или голодна, будет ли сегодня обед
или не будет, будет ли печка вытоплена или нет - ей глубоко, до
бесконечности безразлично. Никакого чувства собственности, никаких забот о
своем внешнем существовании, атрофия чувства хозяйственности - эти природные
качества, вернее - природное отсутствие этих качеств у АА...
Из моего дневника видно, что никогда у АА ничего своего не было, ни
обстановки, ни посуды, никакого имущества. Это - благословенная нищета.
Только духовные интересы, высшие и светлые, золотое бескорыстие, честность и
благородство - какие бывают даны только н е о б ы ч н ы м и н е п о в т о р
и м ы м натурам...
Таким образом, впечатление, получающееся от чтения моего дневника - н е
с п р а- в е д л и в о. Только выучив наизусть все вышеизложенное, запомнив
это и уверившись, приняв это как ключ к моему дневнику, можно начинать его
чтение.
Моя вина - такой общий тон дневника, и я не хочу, чтоб по моей вине
можно было бы судить об АА ошибочно. Хулителей, не знающих действительного
образа АА, найдется много. Неужели же и мне, только за невозможностью
обстоятельно писать и по неумению моему, принадлежать к их числу? Не хочу,
не могу, н е и м е ю п р а в а л г а т ь.
Из моего дневника я в этот раз прочел АА записи - от 8 декабря 1924 до
1 января 25 г. и от 22 февраля до 11 марта 25 г. Ее замечания - дословные -
занесены мной красными чернилами там же, в тексте.
О том месте, где говорится, что АА решила написать биографическую канву
Н. С. после того, как он ей снился:
АА: "В одни сутки 3 раза снился, я подумала, что я должна что-то
сделать, что это какой-то вызов... И тогда я составила канву..." (Записано
буквально.)
АА обещает когда-нибудь подробней рассказать об этом...
Пришел в половине пятого.
В. А. Щеголева пришла.
Читала книжку "Шелли и Байрон"...
В восемь встала с постели, одевалась - рубашку, чулки, теплые черные
панталоны.
Со Щеголевой разговор - о Чеботаревской, о Толстом и пьесах, о театре и
т. д.
По книге - говорили о стихах, посвященных Анрепу в "Белой стае" и в
"Подорожнике".
[AA:] "Люди менялись, а Лозинский - с одиннадцатого года - десять лет
не выпускал Н. С. из поля своего зрения".
[AA:] "Я уж ему не написала, что деньги год получала, а не неделю, и
что через Рабиновича, - Бог с ним..."
Стихи, взаимоотношения.
"Жили вместе, я была совсем девчонкой и не поддавалась". Влияния не
было. АА ненавидела экзотику, Африку. Когда Николай Степанович приезжал
рассказывал - уходила в другую комнату: "Скажи, когда кончишь рассказывать".
"Любить Россию и верить в Бога" - не знаю, я ли... Научился, во всяком
случае, потому что раньше этого не было. Революция - глубоко чужда ему, даже
чистые идеи. Уехал за границу".
Споры вечные о стихах. Уступки - удавалось убеждать?
АА: "Очень редко... Удавалось, но очень редко. Обыкновенно - не было
уступок".
Почему Наппельбаумы и подобные думают, что АА воспитана Гумилевым -
сами они, пример Одоевцевой: почему бы не воспользовалась таким случаем? А
Н. С. в 9-10 гг. еще сам прислушивался к Вяч. Иванову, Брюсову и др.
Кузмин - "С креслами давними" и "Зараза" - больше ничего нет. Этими
2-мя ограничилось. И. Анненского - вряд ли можно найти в стихах Н. С.
Конечно, постоянные собеседования были полезны очень... Н. С. присылал
в Севастополь книги, но это и каждый культурный человек делал бы. Книги -
которые тогда читали в Париже, которые рекомендовал "Весы" и т. д.
Морель - была любовницей Анрепа в свое время.
Напластования: "На О. Суд. - это - от Лурье, это - от того-то...". (У
женщин.)
А. Е. Пунина - один пласт - от Пунина. Думает совершенно одинаково. Как
это ни странно, культурность и образование женщины измеряется количеством
любовников.
У АА - 2-4. У О. Судейкиной - 5-6.
Я: "У А. И. Ходасевич - 23".
[AA:] "Да, она как-то очень!" (способна).
АА очень огорчена, что я подумал, что у нее много было.
- Я пойду к Наппельбаумам, скажу - АА меня соблазняет. Снимите меня!
АА это очень понравилось.
Н. С. Пунина не любил. Очень. Случай в Доме литераторов в революционные
годы - баллы ставили для ученого пайка. Заседание было. Все предложили Н. Г.
- 5, АА - 5. Н. Н. Пунин выступил: "Гумилеву надо 5 с минусом, если
Ахматовой - 5".
Н. С. был в Доме литераторов, пришел на заседание, и все время до конца
просидел. Постановили Н. Г. - пять с минусом, а АА - пять.
Пунин бывал еще в двенадцатом-тринадцатом годах в Цехе, в Академии
стиха, - так что незначительное знакомство - давно было.
- Н. С. помнил обиды?
- Помнил... Часто мирился с теми, с кем поссорился... Но часто и
помнил. Волошина, например, он не забывал, никогда.
- Отзывался дурно?
- Он удерживался, знал, что это нехорошо... Старался вообще не говорить
об этом человеке...
Учительство - увлечение, конечно. Он ничего долго не любил, кроме
стихов. Стихи - это уж неизменно... Поступки Н. С. в революционные годы надо
рассматривать на фоне быта: общее положение, семья на руках, неудачный
(конечно, неудачный) брак и т. д. Учительство... а еще в девятом-десятом
году говорил о "пасти народ" (не хотел).
2.04.1925
В 3 часа дня иду к АА. Она лежит, но чувствует себя хорошо. Сильная
слабость.
Сегодня Н. Н. Пунин уехал в Царское Село, чтобы окончательно найти для
АА комнату в пансионе. АА наконец решает определенно ехать завтра, в
пятницу.
Я прошу АА сообщить мне канву своей биографии - ибо это поможет мне в
моей работе по Николаю Степановичу. АА сначала не соглашается, шутит, что
мои доводы неубедительны.
Наконец, я ее уговариваю. Она говорит, я записываю - дословно, кроме
нескольких эпизодов, по поводу которых она говорит или: "Это не нужно
записывать", или: "Это Вы запишете после - не "ахматовским", а литературным
языком" (подразумевая то, что я не должен записывать ни ее остроты, ни ее
характерные выражения).
Во время записывания Маня приносит АА котлеты; АА уговаривает и меня
принять участие. "Мне скучно есть одной"... После котлет Маня приносит АА
компот и апельсинов, а мне кисель... Маня не умеет готовить, но АА
невзыскательна...
Читаю ей мое письмо Горнунгу. В нем есть фраза: "...И мое уважение к
ней (к АА) беспредельно". АА просит вычеркнуть эту фразу, вспоминает при
этом афоризм Кузьмы Пруткова: "Чувствуя к Вам безграничное уважение" (и т.
д.). По этому поводу вспоминает такой случай:
АА: "За ужином на одном из собраний Цеха в 12-13 году я, разговаривая с
соседями, сказала: "Какой сон я видела недавно - замечательный!". Николай
Степанович издали, очень почтительно, вежливо, сказал: "Чувствуя к Вам
безграничное уважение... (и т. д.)".
АА сначала рассказала это мне подробней, с шутками, как всегда, сказала
фразу вроде: "Я была окружена jeunes hommes'ами и расцветала", но когда я
стал записывать, продиктовала мне этот рассказ в вышеописанной редакции. По
поводу этого случая АА добавила: "Такие вещи очень характеризуют Колю, очень
для него характерны".
Показываю АА мои книги А. Ахматовой. В "Подорожнике" и в "Белой стае"
я, придя вчера домой, отметил, кому они посвящены (АА вчера это рассказала
мне).
АА, перелистав книги, проверила, некоторые неправильности вычеркнула, а
над некоторыми стихотворениями надписала инициалы Н. В. Н., Б. А. и Н. С. Г.
... См. страницы моей "Белой стаи" (Гиперб.) 10, 22, 26 (исправление К. В.
Н. на Н. В. Н.), 38, 39, 41, 44, 56, 71 (у меня было написано "Бэби"; АА,
сказав, что "Бэби" совсем не нужно писать, нехорошо, стерла влажным пальцем
мою пометку), 88, 93 (на стр. 93 стихотв. "Перед весной бывают дни такие..."
- посвящено Н. Г. Чулковой. АА сказала - что это тоже к Бор. Вас. относится,
несмотря на посвящение... Я спросил: "Вы про это стихотворение говорили, что
очень его любите?". АА ответила: "Да".). Стр. 95, 96, 106, 114, 120; в
"Подорожнике" (изд. "Petropolis", 1921), по поводу стихотв. "Покинув рощи
родины священной" у меня было написано: "Посв. Б. Анрепу". АА просила
зачеркнуть как неверное: "Это до него написано. Я еще не была с ним
знакома". По поводу акростиха Б. Анрепу АА сказала: "Я ему не показывала...
Прочел ли он?"
Я: "Конечно, прочел..."
АА: "Не знаю... Может быть, и нет..."
Я: "У Вас много ненапечатанных стихотворений, последнего времени?"
АА: "Есть..."
Даты, поставленные на книжках АА, иногда неверны. АА часто ставила
неверные даты.
По поводу какого-то стихотворения АА сказала: "Есть точная дата этого
стихотворения"...
Я: "А разве у Вас нет точных дат других стихотворений?"
АА: "Нет... Что вы... Ведь у меня нет рукописей..."
АА дарила их, теряла, выбрасывала. Шилейко ставил в Москве самовар
рукописью "Подорожника" (со злости, конечно). Многие стихи АА диктовала
прямо приходившим из редакций журналов. Рукописей и черновиков, таким
образом, почти не осталось.
АА с улыбкой, шутливо: "Невеста оказалась гораздо менее богатой, чем вы
думали?"
О стихотв. Николая Степановича:
Вместо строк "Голод ощерился львицей / Обороняющей львят...",
первоначально было иначе, АА помнит: ". . . . . . . . . трибуны / На
площадях говорят...".
На заседании II Цеха, где он читал это стихотворение, ему кто-то
И в темном саду между старых лип
Мачт корабельных слышится скрип.
А за окошком моим река -
Никто не знает, как глубока.
Я вольно выбрала дивный град,
Жаркое сердце зимних отрад,
И все мне казалось, что в раю
Я песню последнюю пою.
АА подписывает и дарит мне "Четки" - 1-е издание.
АА сказала, что два дня ничего не ела - Галя запретила. Галя (А. Е.
Пунина) понимает хорошо, ухаживает за АА, приходит каждый день.
На рентгеновском снимке (скелет - тонкие кости). Верхушки легких
затемнены, но зарубцевались. А внизу легких - сильное затемнение: отсюда
жар.
28.03.1925
Борис Викторович и Раиса Романовна Томашевская (не ссылаться на
Рыкову).
[AA:] "Сошлитесь, в конце концов, на меня. Хотите, я вас научу с этими
дамами разговаривать? Говорите им - не можете ли вы установить некоторые
даты?"
Jean Шюзвилль "Anthologie des poзругал стихи Мирского (Святополка) в "Аполлоне" - это одна из
причин, почему он Колю не любил. И потом меня он любил, а Колю не любил".
[H. B.] "Мирский написал АА такое письмо, а она не ответила".
АА: "Я вспоминаю такое свое окаянство".
Н. В.: "Что думает старуха, когда ей не спится?" (Некрасов.)
АА: "Должно быть, именно это и думает".
"О вас много писали в Англии? Раньше - в прежние годы?"
АА: "Писали... Много... В 16 году летом".
Альм[анах] "Творчество" (?).
"Я переписывалась с Абрамовым" (издатель, редактор).
"Я еще вспомнила. Мы были с Н. С. в ИСО-фильм обществе, когда
Ливеровская читала "Окассэн и Николет" (такая есть старо-французская
сказка). Это было в Колины университетские годы".
Для подоходного налога бумажку, что шесть месяцев не печаталась...
29.03.1925. Воскресенье
Вчера, в субботу, отъезд АА уже был решен окончательно на сегодня.
Прощаясь, я поцеловал руку (в комнате были Пунин и Рыкова), АА крепко сжала
мне руку. Думал - прощаюсь надолго...
Сегодня в 6 часов вечера мне позвонила по телефону Н. В. Рыкова,
сказала, что Н. Н. Пунин с женой уехали в Ц. С. - без АА - только
посмотреть, потому что оказалось, что в санатории условия совершенно
неподходящие - по нескольку человек в комнате и т. д. Сказала, что была у АА
днем - недавно. Звонила же, как оказалось, по просьбе АА.
Днем мне звонила жена Н. Тихонова, просила приехать. Я обещал. Поэтому
в 6 1/2 час. поехал к Н. Тихонову, просидел у него до 8. Говорили о
Гумилеве, о стихах, о литерат. воспоминаниях. Тихонов нездоров - простужен -
и не выходит из дому. Тихонов передал мне рассказ Николая Степановича
"Черный генерал", привезенный для меня приезжавшей в Петроград женой С.
Колбасьева.
Николай Степанович об АА в Доме Мурузи: "Если ее стихи положить на
музыку Лурье и исполнять, - то пойдет".
АА о Ходасевиче:
- Не люблю - тонкий, умный...
- Злой?
- Ну, он больной человек...
О Пунине: "Плохо было, не спрашивайте".
О Кузмине: "Натренировались не говорить плохо".
Не приходила к Н. С. ... А он почему не приходил? Почему плохо
отзываются об АА? Новые люди, не знают... (обрыв - В. Л.).
У АА, кроме Пунина, утром никого не было.
Если мне Н. Н. откроет - передам поклон АА и уйду.
Звонил к Л. Замятиной и к Н. В. Рыковой.
АА: "В. Ф. под фонарем записывал..."
АА - об А. И. (Ходасевич): "Несчастная в любви; трое - музыкант,
прозаик и поэт - на моих глазах".
30.03.1925
У АА - от половины девятого до половины десятого.
Температура 37,2. Слабость. Но самочувствие - хорошее. Прочла 157
страниц А. Франса "Трубка в халате". На 157 странице стало скучно.
Блок (в обществе ревнителей Художественного слова?), когда Н. С.
прислал "Актеон", в разговоре с АА фыркнул на Гумилева (как АА на Шкапскую
на Фонтанке, 18).
Николай Степанович последние годы все хуже относился к АА. Чем хуже
становились дела с Анной Николаевной, тем хуже к АА - считая ее виновницей.
Об А. Франсе: "Несколько французских литераторов в Париже в десятом
году считали его чем-то вроде Потапенко, Немировича-Данченко - не новые
мысли. Он хорош в описаниях французского быта и в... (?)".
Рыбаков принес апельсины. АА их нельзя.
Разговор о Чехове. АА была на "Расточителе" (постановка Дикова).
"Это единственный актер, которого вообще в жизни я видела. И Ив. Вас.
Ершов, - но это оперный... А женщины, я н и к о г д а не видела на сцене.
Оперные женщины - это ужас! Они с большими подложечками, так все у них
развито для пения, с большими шляпами. Они все какие-то до-потопа... Ужасные
женщины!"
"Корона и плащ" - это ужас один!
Священник гимназии - вечер был. АА должна была свои стихи послать ему
(пятидесятилетний юбилей гимназии. 1915 год?).
1915, Вербная суббота. У друга - офицер Бор. Вас. Анреп. Импровиз.
стихов. Вечер; потом еще два дня, на третий день он уехал. Его провожала на
вокзал. Стихотворение в "Белой стае".
Осенью пятнадцатого года приезжал, но не виделся с АА.
Следующая встреча в конце января шестнадцатого года, январь-февраль.
Обеды в ресторанах, возил, катался. (Приехал так: телефон друга, пришли. 10
марта - "Pirato" и по дороге назад - стихотворение. Отъезд в Лондон. Письмо,
открытка. Осень шестнадцатого года - приезд, встреча на вокзале... 3 февраля
1917 г. приезд из Лондона. Уехал опять. Приехал в сентябре семнадцатого,
уехал за несколько дней до Октябрьской революции. Пришел проститься, не
застал.
В. Срезневская была: "Анички нет!" - "Я с Вами пришел проститься,
Валерия Сергеевна!.."
Два года в 6-м классе. Немецкому флейлен Шульц учила. Была в Смольном,
но не выдержала - без воли не могла жить. Французский язык: когда пять лет
было старшим детям, взяли француженку. "Пиковую даму" - перевод на
французский язык, в гимназии. Стихи - были две подруги, которым стихи
читала.
Пришел в половине пятого - застал Л. Замятину и А. Е. Пунину. Скоро
ушли. Н. Н. Пунин два раза ездил на вокзал, оба раза не в то время... Не
поехал в Ц. С. Часов в 12 - приходил к АА.
Температура - днем была 37,3, в половине десятого тоже 37,3. АА встала
вечером, слабость страшная. Села в кресло. Перед глазами круги были, когда
села...
Лозинский: Н. С. - "Двор был уведомлен". Н. С. знал, но не ревновал
особенно. Стихи в "Белой стае".
Лозинский: Два - беби, один - Грише. "Подорожник"... "Самовар" -
стихотворение (Слепнево).
...в Москве...
Лозинский: Разговоры об акмеизме, о взаимоотношениях в стихах АА и Н.
С. - спорили всегда. "Я был автономным провинциалом со своими школами" и т.
д. Наппельбаумы и прочие - плоско.
Учительство Н. С.
Ирина Одоевцева - "неофициальная вдова". Подошла к АА: "Я все знаю о
стихах Н. С.".
АА выбрали синдиком "Звучащая раковина" - после ее разговора с Ионовым.
АА ругалась страшно - нужно бороться со старым, а не выбирать себе
начальство.
Беби звали Михаилом, но это не тот, кого АА называет Мишенькой.
Шилейко увезли в санаторию летом 1921 г. (в Ц. С.).
Надпись на "Подорожнике": "Шилейке - 25 июля 1921 г." - уже когда
расхождение решено было.
Мандельштамы действительно в Царском Селе.
1.04.1925. Московская, 1.
"Каракаллу" восьмого года сравнить с "Каракаллой" восемнадцатого года.
[AA:] "Посмотреть, что он сделал, он камня на камне не оставил. Это так
варварски. У Коли было такое хорошее варварство к себе".
"Укатали сивку на крутых горках".
Озеро Чад - I - "Сегодня я вижу особенно грустный твой взгляд". II -
"Барабанный бой племени".
АА (А. Е. Пуниной):
- Маня, это какая-то пропавшая грамота... Подумайте. Так давно ушла...
В 8 часов поехал к АА.
Дверь открыл Пунин. Был неприятно удивлен моим появлением - сказав 2-3
слова, потом в комнате у АА сидел молча, - а до этого, АА сказала, был очень
оживлен, весел... Сидел молча под предлогом, что устал от поездки в Ц. С. и
хочет спать.
У АА, кроме Пунина, застал Людм. Ник. Замятину. Замятина -
женщина-врач, небольшого роста, некрасивая, симпатичная, добрая. Немножко,
м. б., простоватая... Она очень заботится о здоровье АА, приходит к ней
каждый день, кладет компрессы (сегодня и последние дни компрессов АА не
ставили). Очень заботится о том, чтобы АА не утомлялась, мешает гостям долго
сидеть, не позволяет курить в комнате... Делает это тихо, осторожно...
Сегодня Федин с кем-то хотел прийти к АА, да еще после обеда, за которым
выпили много вина. Замятина им не позволила прийти...
АА любит Людмилу Замятину. Отзывается об ней с большой теплотой, рада
ее присутствию и благодарна ей за уход и заботы. АА не любит, чтоб за ней
ухаживали, делали ей что-нибудь - очень ревниво оберегает других от того,
чтоб другие тратили на нее свое время. Очень не любит давать поручений,
просить что-нибудь для нее сделать, предпочитает скрыть свою нужду в
чем-нибудь - в самых пустяках даже. Даже от самых близких людей она всегда
пытается отстранить заботы об ней, и если их принимает, то как-то покорно, -
когда уже не может отвести от себя эти заботы.
В самом начале моего прихода Пунин рассказывал о Ц. С. - в санаторию
ехать никак нельзя - там в каждой комнате по нескольку человек, режим
строгий слишком - такой, какого АА вовсе не нужно. Пунин ходил узнавал
насчет пансиона. В Ц. С. их два - в один из них АА решила устроиться.
Здоровье АА сегодня хуже - по-видимому потому, что ей еще нельзя
вставать, а она слишком много вставала и утомилась. Температура опять
высокая: днем было 37,5, а вечером, часов (неразборч.) - 37,7. В 9 часов к
АА приходят Гессен и Лившиц с женами (Гессен и Лившиц - издатели
["Петроград"]) - толстые евреи. Сидят до 10 1/2 - разговоры о разном - в
книге (неразборч.) de St Petersbourg (изд. 1910) - которую АА называет "La
noblesse de St Petersbourg"; разговоры о санатории, о болезни, о поездке в
Крым, о Тихонове, об антологии Голлербаха, о издающемся 2-томном собрании
стихов АА - обещают недели через 3 выпустить в свет.
АА очень утомлена. Людм. Замятина, уходя в 10 ч. вечера, просит меня
скорее выгнать гостей...
В 10 1/2 АА просит меня вывести погулять Тапа. Пока я ходил с Тапом,
издатели ушли, а Н. Н. Пунина я застал в шубе - он через несколько минут
тоже ушел, сказав мне - "Павел Николаевич, вы сделаете АА все, что нужно...
Только не занимайтесь особенно долго"...
Я остаюсь один.
Пунин ревнует меня - ревнует уже всерьез. Сегодня, при Замятиной, пока
я выходил в кухню кипятить чай, он ясно это показал АА.
Разговор такой с АА: я упомянул про толстые как бревна ноги в тонких
шелковых чулках - жены издателя. АА заговорила о том, какая теперь
безжалостная мода - она слишком много от женщины требует.
АА: "Представьте себе, если б при Елизавете или Екатерине была такая
мода? Как бы они были ужасны? А тогда, при той моде, какая тогда была, - они
даже казались прелестными..."
АА: "Но подумайте, какие они милые (издатели). Они предлагали мне ехать
в Крым и обещали каждый месяц высылать деньги. Ведь по правилам я могу
получить деньги только через месяц по выходе книги... А они столько
заплатили - я ведь уже 1000 рублей получила... Я думала, что я уже все
получила, а они говорят: "Нет, кроме этого Вам еще 800 рублей причитается".
- Это больше, чем я думала..."
АА тронута таким отношением издателей.
Я принес АА свой литературный дневник и стал читать. АА делала свои
замечания - некоторые фактические поправки.
АА очень огорчили дневники: "По этому дневнику выходит, что я злая,
глупая и тщеславная... Это, вероятно, так на самом деле и есть".
Эти слова АА заставили меня (на следующий день - я записываю все через
день) внимательно прочесть дневник... И вот в чем я убедился... Дневник мой
ведется совершенно по-дурацки. Действительно получается черт знает что!
Получается совершенно неверное представление об АА... АА - живая,
добрая, чуткая, ума совершенно исключительного - никак в дневнике не
чувствуется... Я думаю, это происходит вот отчего: я записываю далеко не
все... Из каждого разговора я записываю фразу или несколько фраз, которые
сильно запали в память, а все остальное, окружение этой фразы, в дневник не
попадает... Отзывы о людях АА получаются резкими, злыми именно поэтому. АА н
и к о г д а, н и р а з у не сказала ни об одном человеке дурно и зло. АА
проникнута симпатией даже к самым неприятным ей людям, она глубоко
объективна в своих суждениях. А те фразы, которыми пестрит дневник - это не
есть ее отношение к данному человеку. Когда АА говорит о ком-нибудь -
говорит, всегда глубоко понимая человека, умалчивая о его дурных сторонах,
известных, может быть, ей; даже оправдывая его в тех поступках, которые
часто не требуют оправдания... И если в таком разговоре по свойственной АА
тонкости ума с способности к иронии ("озорство мое", "мое окаянство")
попадается сатирическая фраза, то она способна вызвать в собеседнике веселый
смех, как всякая остроумная шутка, но окружение этой фразы в общем ходе
разговора совершенно обезвреживает такую фразу, делает ее абсолютно
беззлобной и нисколько не претендующей на отражение действительного
отношения АА к данному человеку...
А в дневник эта фраза попадает вырванной из целого, отрывистой и еще
вдобавок грубой (потому что т о н к о с т и иронии, при моей плохой памяти и
собственной неспособности в этом отношении, пропадают. А малейшее искажение,
даже отсутствие особой "ахматовской" интонации, совершенно меняет
впечатление, производимое этой фразой). Попадает же эта фраза в таком виде
потому, что за отсутствием времени, за отсутствием возможности п р о д у м ы
в а т ь то, что я записываю, я не окружаю ее тем, чем она была окружена в
действительности. Гораздо труднее и требует гораздо больше времени
характеристика собственными словами всего отношения АА к данному объекту
разговора, и гораздо проще, легче и скорей записать просто запомнившуюся
фразу без всяких комментариев... Я забываю, что при отсутствии фона, на
котором она была произнесена, эта фраза лишена и тонкости, и иронии, и
беззлобности, которыми она обладала в действительности. Получается
совершенная бессмыслица; образ АА получается совершенно неверным. То же
самое должен повторить о "тщеславии" АА. АА не тщеславна, н е носится с
собой, н е говорит о себе, н е хвалит себя, осуждая других... Та ирония,
которая есть у нее по отношению к другим, еще чаще бывает по отношению к
себе самой. АА не любит, когда о ней говорят как об "Ахматовой", не выносит
лести, подобострастия... Чувствует себя отвратительно, когда с ней
кто-нибудь разговаривает как с мэтром, как со знаменитостью, робко и
принужденно почтительно... Не любит, когда с ней говорят об ее стихах... В
этом отношении в ней есть какая-то исключительная стыдливость, неловкость за
себя... Пример - ну хотя бы история в антологией Голлербаха. Ей как-то
стыдно было разговаривать о ней. Отсюда отзывы ее о Голлербахе, она
иронизирует над ним, острит, шутит, посмеивается... А за этим - вот что:
понимая желание Голлербаха сделать ей приятное, допуская даже его
искренность в этом, сознавая, что Голлербах выдумал эту антологию потому,
что хорошо относится к ней, она не может думать о нем дурно по этому поводу.
Но у нее возникает вопрос: "Ну зачем это?" К чему это нужно? Самый факт
существования этой антологии ей неприятен, как бывает неприятно надеть
слишком дорогие бриллианты. Я думаю, это - ощущение европейца, попавшего в
толпу дикарей, голых, которые пляшут вокруг, разглядывая невиданное платье.
Ей неприятно, когда ее выставляют напоказ - словно она зверь в клетке
Зоологического сада. Приятно зверю или неприятно, что им восхищаются
классные дамы перед толпой любопытствующих школьников?
Нет. Но скажут: а польщенное самолюбие, а сознание своей славы? О, АА
далека от этого - это б ы л о, может быть, в первое время ее лит.
деятельности, но теперь это ей так глубоко безразлично!.. АА слишком хорошо
знает людей, знает цену их суждениям, все равно - плохим или хорошим. И в те
годы, когда зарождалась литературная известность АА, и тогда, я думаю, не
слишком много внимания обращала она на хвалы и уничижения - слишком тонок ее
ум для этого и слишком много в нем критицизма...
Повторяю: скромность до застенчивости, доброта, благородство и тонкость
ума - вот характерные черты АА. Да, в обращении с посторонними людьми, с
людьми ей мало знакомыми, АА может показаться высокомерной, гордой,
самоуверенной; но такой она может показаться именно не знающим ее людям. При
более близком знакомстве это впечатление исчезает совершенно, становится
даже непонятно, как можно было так про нее подумать. Милая и ласковая,
приветливая и простая; женственная, как только может быть женственна
женщина, и в то же время такой неженский, ясный, спокойный и светлый ум,
объективный и проникновенный... и такая любовь к искусству, совершенно
бесподобное презрение к внешним, материальным удобствам. В этом отношении АА
беззаботна до последней степени: сыта она или голодна, будет ли сегодня обед
или не будет, будет ли печка вытоплена или нет - ей глубоко, до
бесконечности безразлично. Никакого чувства собственности, никаких забот о
своем внешнем существовании, атрофия чувства хозяйственности - эти природные
качества, вернее - природное отсутствие этих качеств у АА...
Из моего дневника видно, что никогда у АА ничего своего не было, ни
обстановки, ни посуды, никакого имущества. Это - благословенная нищета.
Только духовные интересы, высшие и светлые, золотое бескорыстие, честность и
благородство - какие бывают даны только н е о б ы ч н ы м и н е п о в т о р
и м ы м натурам...
Таким образом, впечатление, получающееся от чтения моего дневника - н е
с п р а- в е д л и в о. Только выучив наизусть все вышеизложенное, запомнив
это и уверившись, приняв это как ключ к моему дневнику, можно начинать его
чтение.
Моя вина - такой общий тон дневника, и я не хочу, чтоб по моей вине
можно было бы судить об АА ошибочно. Хулителей, не знающих действительного
образа АА, найдется много. Неужели же и мне, только за невозможностью
обстоятельно писать и по неумению моему, принадлежать к их числу? Не хочу,
не могу, н е и м е ю п р а в а л г а т ь.
Из моего дневника я в этот раз прочел АА записи - от 8 декабря 1924 до
1 января 25 г. и от 22 февраля до 11 марта 25 г. Ее замечания - дословные -
занесены мной красными чернилами там же, в тексте.
О том месте, где говорится, что АА решила написать биографическую канву
Н. С. после того, как он ей снился:
АА: "В одни сутки 3 раза снился, я подумала, что я должна что-то
сделать, что это какой-то вызов... И тогда я составила канву..." (Записано
буквально.)
АА обещает когда-нибудь подробней рассказать об этом...
Пришел в половине пятого.
В. А. Щеголева пришла.
Читала книжку "Шелли и Байрон"...
В восемь встала с постели, одевалась - рубашку, чулки, теплые черные
панталоны.
Со Щеголевой разговор - о Чеботаревской, о Толстом и пьесах, о театре и
т. д.
По книге - говорили о стихах, посвященных Анрепу в "Белой стае" и в
"Подорожнике".
[AA:] "Люди менялись, а Лозинский - с одиннадцатого года - десять лет
не выпускал Н. С. из поля своего зрения".
[AA:] "Я уж ему не написала, что деньги год получала, а не неделю, и
что через Рабиновича, - Бог с ним..."
Стихи, взаимоотношения.
"Жили вместе, я была совсем девчонкой и не поддавалась". Влияния не
было. АА ненавидела экзотику, Африку. Когда Николай Степанович приезжал
рассказывал - уходила в другую комнату: "Скажи, когда кончишь рассказывать".
"Любить Россию и верить в Бога" - не знаю, я ли... Научился, во всяком
случае, потому что раньше этого не было. Революция - глубоко чужда ему, даже
чистые идеи. Уехал за границу".
Споры вечные о стихах. Уступки - удавалось убеждать?
АА: "Очень редко... Удавалось, но очень редко. Обыкновенно - не было
уступок".
Почему Наппельбаумы и подобные думают, что АА воспитана Гумилевым -
сами они, пример Одоевцевой: почему бы не воспользовалась таким случаем? А
Н. С. в 9-10 гг. еще сам прислушивался к Вяч. Иванову, Брюсову и др.
Кузмин - "С креслами давними" и "Зараза" - больше ничего нет. Этими
2-мя ограничилось. И. Анненского - вряд ли можно найти в стихах Н. С.
Конечно, постоянные собеседования были полезны очень... Н. С. присылал
в Севастополь книги, но это и каждый культурный человек делал бы. Книги -
которые тогда читали в Париже, которые рекомендовал "Весы" и т. д.
Морель - была любовницей Анрепа в свое время.
Напластования: "На О. Суд. - это - от Лурье, это - от того-то...". (У
женщин.)
А. Е. Пунина - один пласт - от Пунина. Думает совершенно одинаково. Как
это ни странно, культурность и образование женщины измеряется количеством
любовников.
У АА - 2-4. У О. Судейкиной - 5-6.
Я: "У А. И. Ходасевич - 23".
[AA:] "Да, она как-то очень!" (способна).
АА очень огорчена, что я подумал, что у нее много было.
- Я пойду к Наппельбаумам, скажу - АА меня соблазняет. Снимите меня!
АА это очень понравилось.
Н. С. Пунина не любил. Очень. Случай в Доме литераторов в революционные
годы - баллы ставили для ученого пайка. Заседание было. Все предложили Н. Г.
- 5, АА - 5. Н. Н. Пунин выступил: "Гумилеву надо 5 с минусом, если
Ахматовой - 5".
Н. С. был в Доме литераторов, пришел на заседание, и все время до конца
просидел. Постановили Н. Г. - пять с минусом, а АА - пять.
Пунин бывал еще в двенадцатом-тринадцатом годах в Цехе, в Академии
стиха, - так что незначительное знакомство - давно было.
- Н. С. помнил обиды?
- Помнил... Часто мирился с теми, с кем поссорился... Но часто и
помнил. Волошина, например, он не забывал, никогда.
- Отзывался дурно?
- Он удерживался, знал, что это нехорошо... Старался вообще не говорить
об этом человеке...
Учительство - увлечение, конечно. Он ничего долго не любил, кроме
стихов. Стихи - это уж неизменно... Поступки Н. С. в революционные годы надо
рассматривать на фоне быта: общее положение, семья на руках, неудачный
(конечно, неудачный) брак и т. д. Учительство... а еще в девятом-десятом
году говорил о "пасти народ" (не хотел).
2.04.1925
В 3 часа дня иду к АА. Она лежит, но чувствует себя хорошо. Сильная
слабость.
Сегодня Н. Н. Пунин уехал в Царское Село, чтобы окончательно найти для
АА комнату в пансионе. АА наконец решает определенно ехать завтра, в
пятницу.
Я прошу АА сообщить мне канву своей биографии - ибо это поможет мне в
моей работе по Николаю Степановичу. АА сначала не соглашается, шутит, что
мои доводы неубедительны.
Наконец, я ее уговариваю. Она говорит, я записываю - дословно, кроме
нескольких эпизодов, по поводу которых она говорит или: "Это не нужно
записывать", или: "Это Вы запишете после - не "ахматовским", а литературным
языком" (подразумевая то, что я не должен записывать ни ее остроты, ни ее
характерные выражения).
Во время записывания Маня приносит АА котлеты; АА уговаривает и меня
принять участие. "Мне скучно есть одной"... После котлет Маня приносит АА
компот и апельсинов, а мне кисель... Маня не умеет готовить, но АА
невзыскательна...
Читаю ей мое письмо Горнунгу. В нем есть фраза: "...И мое уважение к
ней (к АА) беспредельно". АА просит вычеркнуть эту фразу, вспоминает при
этом афоризм Кузьмы Пруткова: "Чувствуя к Вам безграничное уважение" (и т.
д.). По этому поводу вспоминает такой случай:
АА: "За ужином на одном из собраний Цеха в 12-13 году я, разговаривая с
соседями, сказала: "Какой сон я видела недавно - замечательный!". Николай
Степанович издали, очень почтительно, вежливо, сказал: "Чувствуя к Вам
безграничное уважение... (и т. д.)".
АА сначала рассказала это мне подробней, с шутками, как всегда, сказала
фразу вроде: "Я была окружена jeunes hommes'ами и расцветала", но когда я
стал записывать, продиктовала мне этот рассказ в вышеописанной редакции. По
поводу этого случая АА добавила: "Такие вещи очень характеризуют Колю, очень
для него характерны".
Показываю АА мои книги А. Ахматовой. В "Подорожнике" и в "Белой стае"
я, придя вчера домой, отметил, кому они посвящены (АА вчера это рассказала
мне).
АА, перелистав книги, проверила, некоторые неправильности вычеркнула, а
над некоторыми стихотворениями надписала инициалы Н. В. Н., Б. А. и Н. С. Г.
... См. страницы моей "Белой стаи" (Гиперб.) 10, 22, 26 (исправление К. В.
Н. на Н. В. Н.), 38, 39, 41, 44, 56, 71 (у меня было написано "Бэби"; АА,
сказав, что "Бэби" совсем не нужно писать, нехорошо, стерла влажным пальцем
мою пометку), 88, 93 (на стр. 93 стихотв. "Перед весной бывают дни такие..."
- посвящено Н. Г. Чулковой. АА сказала - что это тоже к Бор. Вас. относится,
несмотря на посвящение... Я спросил: "Вы про это стихотворение говорили, что
очень его любите?". АА ответила: "Да".). Стр. 95, 96, 106, 114, 120; в
"Подорожнике" (изд. "Petropolis", 1921), по поводу стихотв. "Покинув рощи
родины священной" у меня было написано: "Посв. Б. Анрепу". АА просила
зачеркнуть как неверное: "Это до него написано. Я еще не была с ним
знакома". По поводу акростиха Б. Анрепу АА сказала: "Я ему не показывала...
Прочел ли он?"
Я: "Конечно, прочел..."
АА: "Не знаю... Может быть, и нет..."
Я: "У Вас много ненапечатанных стихотворений, последнего времени?"
АА: "Есть..."
Даты, поставленные на книжках АА, иногда неверны. АА часто ставила
неверные даты.
По поводу какого-то стихотворения АА сказала: "Есть точная дата этого
стихотворения"...
Я: "А разве у Вас нет точных дат других стихотворений?"
АА: "Нет... Что вы... Ведь у меня нет рукописей..."
АА дарила их, теряла, выбрасывала. Шилейко ставил в Москве самовар
рукописью "Подорожника" (со злости, конечно). Многие стихи АА диктовала
прямо приходившим из редакций журналов. Рукописей и черновиков, таким
образом, почти не осталось.
АА с улыбкой, шутливо: "Невеста оказалась гораздо менее богатой, чем вы
думали?"
О стихотв. Николая Степановича:
Вместо строк "Голод ощерился львицей / Обороняющей львят...",
первоначально было иначе, АА помнит: ". . . . . . . . . трибуны / На
площадях говорят...".
На заседании II Цеха, где он читал это стихотворение, ему кто-то