Лукницкий Сергей. Отель "Империал" : выход из WINDOWS

   -- Мура все (не путать с МУРом), вишь, оказывается, моя баба ему больше понравилась. Давай помянем.
   -- Так кто же все-таки убил твою жену и Адольфа Финка?
   -- Ну не я же, -- Витя нервно растопырил пальцы. -- Хоупек их убил и папки забрал. Он думал, его вычислить трудно! Просчитался.
   -- Похоже, -- проговорил Алтухов, -- но почему же он сразу не улетел обратно?
   Похвалов постучал себя по лбу, показывая, что фээсбешник ничего не соображает:
   -- Ну, он же не сразу папки нашел, а потом, когда уже на Юсицкова наткнулся. Друга убил, жену убил, фашист недорезанный!
   На вопросе, почему же люди Мошонко, с их-то возможностями, не нашли Хоупека в Москве, Похвалов заснул, и только голос его разума мог бы разбудить его, но голос разума давно уже покинул узловатые связки галактики.
   СПАСЕНИЕ
   Ганса Хоупека нашли на дороге, ведущей с его виллы, в бесконтрольном состоянии, спустя трое суток со дня его похищения. Местность была пустынная, горное шоссе, окруженное лесистыми холмами, и лугами, вдруг проскакивающими в небольших просеках. К вилле Хоупека с этого шоссе давно никто не сворачивал. Но туристы, семья из Франции, заметили еще с подножия горы замечательную виллу с башенками и водонапорной башней, приняли ее издалека за замок, и решили заехать посмотреть на достопримечательность.
   Ганс Хоупек лежал на обочине в мокрой одежде и протягивал руку навстречу машине. Остановившийся "Рено" подобрал его, и Ганс Хоупек был отвезен в ближайший госпиталь. Он сообщил своим спасителям, что его похитили четыре дня назад двое русских и почти три дня с перерывами держали в холодной ванне. Они добивались от него драгоценностей и денег, не желая, видимо, убивать. В конце концов ему пришлось выдать им тайник, и теперь все его сбережения и застрахованное имущество -- в руках бандитов.
   Пресса, как водится, разразилась публикациями о наступлении русской мафии, добропорядочные чехи стали запирать свои машины, окна и дома, а на улицах старательно прислушивались, не звучит ли русская речь. Услышав же таковую, обязательно подходили к полицейским и указывали на русских.
   Мэр Карлсбада послал в больницу личную грамоту, присваивающую херру Гансу Хоупеку звание почетного гражданина города. В честь Ганса Хоупека были даны балы и приемы, пока тот доходил до кондиции на больничной койке.
   Ганс Хоупек был переправлен в правительственную клинику, где началось лечение его скоротечной пневмонии и психического расстройства.
   Поиски же русских похитителей, к сожалению, ничего не дали.
   ШВЕДСКИЙ СТОЛ
   В десять часов утра в номер Алтухова постучали. Костя крепко спал, а Виктор Степанович Похвалов, в помятом костюме, сполз со своего кресла и пошел открывать дверь.
   Ярослава Иераскова увидела перед собой заспанного чужого человека и, вынув голову из дверного проема, посмотрела на номер номера. "Сорок первый".
   -- О, звиняйтэ, хлопчик, я не помешала вашим занятиям? -- спросила она несколько смущенно, оглядывая Похвалова. -- А господийн Алтуфьеофф уже встал?
   Похвалов шмыгнул носом и отошел от двери. Но вдруг с Ярмилкой Иерасковой что-то случилось, лицо ее преобразилось, она быстро посмотрела на кровать, на которой в позе умершей мышки лежал Константин Константинович Алтухов, и побледнела. Похвалов даже оглянулся, тоже посмотрел.
   -- Во хорек! Да спит он, косоглазка, -- улыбнулся он, но почувствовал на своем лбу холодное дуло браунинга.
   -- Вы арестованы, мосье Бахвалофф! -- рявкнула Ярослава Иераскова и одной рукой закрутила запястье несопротивлявшегося Похвалова за спину, потом спрятала оружие и пристегнула мужика к вешалке, стоявшей в комнате.
   -- Да че вы меня всю ночь арестовываете-то? -- заныл тот. -- Алтухов, скажи ей, что я уже арестован. А дважды одного и того же человека за одно и то же недоказанное преступление в одно и то же время... по законам физики арестовать невозможно. Я гражданин России, требую русского адвоката...
   -- Где ты, интересно, русских адвокатов видел? -- прокряхтел, вставая, Алтухов. -- Вот, Ярмилочка, знакомьтесь, мосье Похвалов, собственной персоной.
   -- Блин, меня месьем... мосьей первый раз в жизни называют, -- пошутил Похвалов.
   Ярослава развернулась и ударила его по ребрам. Так, несильно, только шесть ребер сломала. Шутка. Поцарапала.
   -- Ну, мадемуазель Иераскова, у вас странные методы...-- пристыдил Алтухов, вышагивая по комнате в трусах и носках в поисках брюк.
   -- Слышь, Алтухов, мадемуазель -- это незамужняя по-ихнему?
   -- Не придуривайся, ты по заграницам больше моего поездил.
   -- А я есть хочу! -- ехидно сказал Похвалов. -- Мадемуазель Иераскова, предлагаю вам руку, нет, обе руки, правда, они затекли немного.
   Ярослава уже ничего не понимала, сидела на пуфике и тупо смотрела на волосатые ноги Алтухова.
   -- Так быстро ваше расследование кончилось, -- тихо произнесла она, -за одну ничь!
   -- Что вы, нам еще Хоупека надобно спийматы! -- сказал Алтухов. -- Где, вы говорите, у него вилы?
   -- Ганса Хоупека сегодня нашли на дороге в Уткины Лазни. В лесу, -сообщила Ярослава и включила телевизор. -- Я поэтому к вам так рано.
   Алтухов подскочил к ней, на ходу застегивая брюки, с таким лицом, будто застегивать брюки для него было, что для Серафимовой -- подпиливать ногти.
   -- Жив, но очень плох.
   -- Пытали?
   -- Нет, пока не пытали, спытаем, когда прийдет в себя.
   -- Били его? -- уточнил вопрос Алтухов.
   -- Нет, пока не били, а вы думаете -- надо?
   -- Слышь, Костыль, а что, папаша Иерасков на Украине гастролировал? -спросил Похвалов, зачарованно глядя на украиноговорящую спецслужницу.
   -- А что?
   -- Она у тебя что -- хохлушка?
   ...К удивлению Алтухова, в ресторане еще не все разобрали со шведского стола, очевидно, мало было постояльцев из России. Рано просыпающиеся граждане свободной Чехии шарахались от двух русских, пришедших на завтрак, как лошади от машин, -- подпрыгивая.
   Ярослава вежливо улыбалась официантам, собирая из горячих баков и салатниц на свою тарелку то, что оставалось после Алтухова и Похвалова, то есть воздух.
   -- Я голодный, як зверь, як питон, -- обольщал Похвалов длинноногую Ярмилку. -- Слышь, старичок, я много тебе вчера наболтал?
   -- Прилично.
   -- Да я все помню. Ну ты скажи, ты мне веришь?
   -- Ешь давай, может, последний раз в этой гостинице. Ярослава, пока Ганс Хоупек в больнице, мы сможем постеречь этого змея в его номере?
   -- А... О! Это за счет вашей стороны! Сотрудников мы предоставим, да я сама подежурю, но номер мы не оплатим, у нас так не принято!
   -- Да я весь этаж куплю для тебя, королева моя! -- возликовал Похвалов, уминая жульен, жареный бекон, салат из макарон, сосиски по-немецки, колбасу докторскую, колбасу краковскую, колбасу языковую, сыры (одиннадцать видов), рыбу, миног, гринуй, устриц, жареные каштаны, картофель фри, запивая все это соком, кофе с молоком, газированной водой и сливками из маленьких наперстков для добавления в кофе.
   Когда он попытался насыпать себе в рот сахарный песок из бумажного пакетика, чтобы не пропало, его остановили.
   -- Ничего, но маловато, -- крякали мужчины, и Ярослава Иераскова проникалась все большей симпатией к этим добродушным жующим существам, начиная понимать русскую изюминку.
   -- А вот скажи, Витя, -- наконец, прокашлявшись и помыв руки в стеклянной вазочке с персиком, спросил Алтухов, -- что бы было, если бы ты Хоупека первым нашел?
   -- Вбыв бы, товарищ журналист! Это же на нем все три убийства, не за столом будь сказано.
   -- Откуда ты все знаешь?
   -- Умный! Уехал-то я, во-первых, потому что от шефа надо было скрыться. Но еще потому, что понял, когда два трупа в квартире мне показали: никто, кроме Хоупека, этого сделать не мог. Не юсицковские же (у него спецподразделение), так называемые журналисты, они по-умному работают, это не торгаши какие-нибудь. Они зря убивать не станут, тем более мою жену. А мне без этих папок -- ваще хана.
   -- Кес ке се -- "ващехана"? -- переспросила Ярослава.
   -- Я тебе потом объясню, красота моя нена-глядная, -- зло буркнул Похвалов. -- Выходит, Натка привезла папки вечером к Фюреру, а там Хоупек и порешил их всех. Я был в бане, все были. Но это не журналисты убили, это Хоупек. У него же морда бандитская.
   -- А, ну если морда!.. -- многозначительно согласился Алтухов.
   НЕТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР
   Ярослава вызвала подкрепление, сдала с рук на руки счастливого Похвалова. Костя позвонил Нестерову на работу, доложил результаты ночной прогулки по Карлсбаду.
   -- Медаль тебе полагается, -- одобрил Нестеров, -- за мной будет. Что дальше?
   -- Похвалова я тебе привезу, а с Хоупеком посложнее. Сейчас еду в больницу. Он тут нацио-нальным героем стал, как его брать?
   -- У тебя есть все основания. Ты только помоги ему выздороветь, не спугни. Мы уже договорились сегодня с карлсбадской стороной. Ботинок с них достаточно было, а у нас еще по датам совпало. И еще одно. Мы тут бабульку одну хотим испытать на прочность, надеемся на научно-технический прогресс.
   -- А Похвалов, похоже, не убивал, -- сообщил Алтухов, -- он про наркотик и про время смерти жены ни бум-бум, я это чувствую. До сих пор только про чулок на шее знает, считает, что Хоупек обоих в квартире застал и убил, как раз Наталья Похвалова папки подвезла, -- и Алтухов передал Нестерову ночные откровения Похвалова, включая ориентировку на Шарково, -так что по поводу убийства Похваловой копать надо в другом месте.
   -- Мы уже копаем, мне звонила Серафимова, у нее какая-то гениальная версия. Говорит, уже есть некоторое подтверждение этой версии. Ты через телефонистку звонишь?
   -- Ага.
   -- Тогда пока, позвони попозже по коду, все тебе расскажу, ждем тебя. Да! Да! Забыл совсем, старик! Не вешай трубку! Еще два слова...
   -- Ну, что ты мнешься?
   -- Да тут ЧП небольшое: у тебя, оказывается, жена беременна.
   Алтухов засмеялся:
   -- От тебя, что ли?
   -- Да я серьезно, но это по секрету, она вчера проговорилась...
   -- О-ой! -- ойкнул Алтухов. -- Я, по-моему, тоже!
   Он гордо поднял голову и положил трубку. Ярослава внутренне согласилась с тем, что русским сыщикам есть чем гордиться!
   Ей сообщили, в какой палате больницы содержится Хоупек. Они поехали к нему вдвоем.
   ГУБАРЕВ
   После общения Алтухова с Нестеровым по телефону в кабинет Николая Константиновича постучали. В щелочку просунулась голова Серафимовой.
   -- Разрешите, товарищ генерал?
   -- Заходи, заходи, Нонночка, -- совсем по-родственному пригласил Нестеров.
   Он сразу заметил новый блеск в ее глазах, она с особой теплотой смотрела на него, щеки ее пылали, и еще она была неотразима. От нее шел такой шарм, такой поток энергии и жизнелюбия, что Нестеров грешным делом подумал, уж не влюбилась ли она в него. А Серафимова продолжала трепетать, как молодая бабочка-лимонница.
   -- Ты, Нонна, как лошадь перед скачками, копытом землю роешь, на месте тебе не сидится, -- улыбаясь, заметил он.
   -- Так раскрыто почти дело-то. Правда, с хвоста, с кражи, -- но ведь ясно уже, что осталось совсем немного.
   -- Осталось самое главное -- доказательственная база. Да и почему ты решила, что мы всех преступников уже нашли и определили?
   -- Ну, всех не всех, Николай Константинович, а моих -- можно сказать, определили.
   Нестеров теперь понял, что Серафимова принеслась к нему такая огнедышащая в обеденное время -- так как была полностью охвачена своей новой версией, которая прольет свет на все дело, отчего у нее и глаза сверкают, как у лунатика.
   -- Валяй, выкладывай, что ты насочиняла за ночь.
   Она села напротив Нестерова, спиной к окну.
   -- Я нашла отца своей девочки! -- заявила восторженно.
   -- Поздравляю, -- запинаясь, проговорил Нестеров, -- а у вас дочь?..
   -- Вы дело читали? -- терпеливо спросила Серафимова.
   -- Читал.
   -- Помните, нас на Похвалова его малолетняя сожительница навела, сказав, что он улетел в Карл-сбад?
   -- Помню, только Похвалов, похоже, тут с боку припеку, -- вздохнул Нестеров.
   -- Я и сама догадалась.
   Нестеров удивленно посмотрел на Серафимову. Нет, что-то в ней сегодня необычное, она словно в облаках парит.
   -- Это как же?
   -- У этой Зины есть отец, и это тот самый Евгений Александрович Губарев...
   -- Постой, постой, тот программист в Торговом агентстве? Который нам Windows заминировал и скачал всю информацию? Ловко! Как вы узнали?
   -- Братченко спозаранку слетал в Одинцово, побеседовал с участковым, видел мать девочки. Только самого хозяина дома нет, проживает в Москве, иногда наведывается проведать пьяницу-жену. Пока установить, где он прячется, не представляется возможным. Да и вы всю контору разогнали, на работу он уже не вернется. Витя Братченко предупредил участкового, чтобы тот звонил, как только Губарев объявится.
   -- Постой-ка, не торопись. Ну, работал он в Торговом агентстве, что с того? За что ему жену Похвалова убивать?
   -- Тут вопрос тонкий, Николай Константинович. Но вам, я думаю, это будет понять даже легче, чем мне, -- Серафимова замолчала, задумалась. -Растлили они эту девочку вместе со своим дружком Юсицковым, когда ей около двенадцати лет было. Она, по словам участкового, была и сама шантрапа, но это не снимает с них ответственности, она и сейчас еще несовершеннолетняя, а потом -- какие мозги у двенадцатилетнего ребенка? Видимо, заманили деньгами и занимались с ней чем хотели. А девчонка свободу почувствовала, может, и влюбилась. Так и сбежала из дому. Похвалов в это время уже в Обществе защиты адвокатов работал, денег куры не клюют, что ему стоило в свой бедлам еще и девчонку пустить, она много не просит, живет, как бестелесное бесправное существо, только и умеет в этой жизни, что отдавать себя на поруганье. Не сознает своей личности.
   -- Так-так... Ну а Похвалова?
   -- Думаю, что у Губарева прицел был дальний. Как он устроился в Торговое агентство? Вероятно, что тот же Похвалов и устроил. Они же знали друг друга в лицо, в одном доме жили, в одном дворе. Может быть, девочка за отца попросила. Словом, после ее ухода из дома семья у
   Губаревых разрушилась. Жена опустилась, прихватила алкоголизм, как дизентерию, совсем обессилела, пошла по рукам. Один Губарев держался, но затаил ненависть и черные планы. Вот как я думаю.
   -- Странный способ отомстить Похвалову, -- засомневался Нестеров для порядка, но гипотеза Серафимовой ему понравилась. -- Да и ведь все на его глазах происходило в агентстве, все эти материалы, доступ к компьютерам, стенания по поводу папок, которые Наталья Похвалова из-под носа муженька увела.
   -- Правильно, и я о том же, -- подхватила Серафимова, -- он заранее знал, на кого подозрение упадет. Он все знал, и про связь Похваловой с Финком тоже. Наверняка следил. Да и работал в одном здании.
   -- Все, все, все! -- Нестеров даже руками замахал. -- Так складно все получается, прямо страшно и подозрительно.
   -- Я посылаю в Одинцово свою группу. Наверняка у этого Губарева есть какие-то старые связи, может, дома адрес московской квартиры, где он живет. Пусть проверят и покараулят.
   -- Но чтобы в Одинцове не брали, -- предупредил Нестеров. -- Нужно, чтобы он показал, где живет, чтоб в Москву вернулся.
   -- А вы не хотите спросить, не имеется ли чего на несчастного отца в картотеке?
   Нестеров живо повернул голову.
   -- Неужто наш пациент?
   -- Хронический причем. Дважды судим за сутенерство, первый раз условное наказание понес, второй раз полгода следствия зачли при назначении восьмимесячного заключения.
   -- Бумеранг, значит, -- тихо сказал Нестеров, найдя еще одно подтверждение своему философскому открытию: в этом мире и хорошие и плохие дела возвращаются к нам бумерангом.
   Серафимова договорилась с Нестеровым о том, что вечером он приедет к ней домой на сеанс гипноза, который ее психиатр Буянов будет про-водить с Евдокией Григорьевной Эминой, и побежала в прокуратуру -- выбивать из Паши постановления на обыск квартиры Губарева в Одинцове и в Москве, если таковая найдется.
   Вечером к усадьбе Серафимовой, к Серафимовой усадьбе начали подтягиваться кареты с московской знатью. Первыми приехали родной брат Вазген с женой, Данилов никуда не уезжал, так как был на больничном. Только утром съездил в клинику Вазгена, сделал рентген черепа, долго ждал результата: пуля прошла насквозь, но мозг не задела. Шутка.
   Никакие жизненно-важные органы не повреждены. Нет, действительно, все было в порядке, небольшая шишка, черепушка цела, Данилов с детства с необычайным восторгом уплетал рыбу в любом виде, потому что его мама все время говорила, что в рыбе фосфор, а он очень полезен для костей. Данилов в темноте даже немножечко светился. Вот когда твердость кости пригодилась, иначе быть бы черепу надтреснутым.
   Ближе к восьми подъехал экипаж Нестерова с молоденькой барышней, напросилась Женечка посмотреть на сеанс гипноза. А может, старушек не любила...
   Потом прямо напротив окон Нонны Богдановны возник и сам маг и волшебник, с чемоданчиком и в котелке, но окна у Серафимовой были еще заклеены, и Михаилу Ивановичу Буянову пришлось войти, как все нормальные люди входят -- через вентиляцию.
   Опять шутка. Вошел, как все люди.
   Оставалась только Юля, племянница Серафимовой, и сама подопытная -Евдокия Григорьевна Эмина.
   Серафимова поила гостей чаем с кексом и обсуждала с Братченко и Нестеровым свою новую версию. Братченко не был в числе приглашенных, да и не приходил он: она общалась с ним по телефону.
   -- Ты все телефоны дал участковому, чует мое сердце, затоскует Губарев, приедет домой.
   -- Приедет, он уже едет в Одинцово, -- закрыв глаза, произнес Буянов, -- я вижу его, испуганный, худой такой мужичишка, светловолосый, жилистый.
   Нестеров мотнул головой, поражаясь чудо-способностям маэстро. А ведь точно портрет Губарева воссоздал.
   -- У него еще... сейчас... у него точки белые в каком... в правом глазу, -- выдал Буянов поднатужившись.
   -- А! -- крикнул испуганный Нестеров. -- Данилов, покури, а?
   Убитый наповал происходившими в трубке телефона чудесами, Братченко решил срочно ехать в Одинцово. Тем более что если так долго занимать телефон, никакой участковый не сможет дозвониться.
   Глава 7. ЛИТЕРАТУРА
   Всякая вонь, сражающаяся с вентилятором, вероятно, мнит себя Дон Кихотом.
   Эмиль Кроткий
   ЧУЖИЕ ГЕРОИ
   Буянов превзошел сам себя.
   -- Ты не хочешь посетить Центральный Дом писателя? -- спросил он Серафимову. -- Там вечер поэзии, и есть возможность познакомиться с интересными людьми.
   Поскольку Буянов никогда и ничего не говорил просто так, Нонна Богдановна обреченно вздохнула. Зачем ей нужен вечер поэзии, когда она и так не засыпает без Рильке, Аполлинера, Уитмена и Хосроу?
   -- Я пойду туда с тобой, -- сказал Михаил Иванович.
   -- Знакомить с интересными людьми?
   -- Отчасти. Мне надо подготовиться к сеансу с Эминой, и ты мне поможешь. Кроме того, проверим с тобой одну мою версию твоего дела.
   -- Ты решил стать сыщиком?
   -- Я решил побыстрее раскидать твои дела, чтобы ты отдохнула.
   -- А с кем ты меня хочешь познакомить? -- ревниво спросила Нонна Богдановна, вспомнив Данилова.
   -- С писателем Ароном Мюнхгаузеном. Шучу. С нештатной ситуацией, к которой ты, дорогая моя, должна быть готова.
   ...Большой зал Центрального Дома писателя, наполненный самой благодатной публикой -- учителями литературы, восседавшими на желтого плюша креслах, сверкал огнями имен, обозначенных в пригласительных билетах. Публика собиралась на Доронину, Волчек, Лучко, Варлей. Но когда началось действо, все великолепие гирлянды изысканных имен разбилось о мутные и путаные объяснения устроителей вечера, что именно эти-то знаменитости как раз прийти и не смогли. Вот взяли этак хором -- сговорились -- и не смогли. Но зато будет выступать литературный семинар Иволгина из Писинститута. А это еще весомей и современней...
   И действительно, вместо милых нашим взорам актрис отрекомендованный известным прозаиком некто Рвотин-Блин читал свой новый, а главное -- длинный рассказ о перхоти. В зале постепенно завитало недоумение, а когда и все остальные выступающие стали самовыражаться в таком же духе, зал стал редеть. Полненькая зарифмуечка Даша Ату в лопнувших выше колен колготках и газовых перчатках читала про то, что ее вот бросили, и теперь она -- Татьяна Ларина, только ждет генерала (за армянина не пойдет), чтобы выскочить замуж и отомстить своему Онегину. "Онегина" она ценила изрядно. В ее опусе даже были такие строки:
   Грудь держи и попей молоко.
   И не думай, что бабы все дуры.
   Ты входил в меня, милый, так же легко,
   Как в историю литературы...
   Другая, в своем видении мира, изящно называла тахту сексодромом и недоумевала, почему появив-шаяся в спальне жена героя, случайно ударившаяся о решетку камина, была столь недовольна. Неожиданно, в порыве страсти, выступающая испортила воздух и, всхлипнув, предпочла быть "заменима пустотою" и исчезла со сцены. Ее присутствие еще какое-то время ощущалось...
   Третья тоже читала лирику в духе:
   По воскресеньям он живет с женой,
   и это нас утроит между прочим...
   Почему "утроит" -- не объясняла.
   По творческому семинару создавалось впечатление, что в него входят исключительно одинокие, до патологии озабоченные одной только темой женщины. Свою распущенность они выдавали за особое величие души, а неопрятность -- за признак аристократизма.
   Серафимова вышла покурить и почти немедленно столкнулась нос к носу с обаятельной длинноногой блондинкой.
   Обе дамы, еще не зная друг друга, раскланялись.
   -- Анастасия Каменская, -- представилась незнакомка. И уже через секунду обе они были увлечены исключительно друг другом. Присели на банкетку.
   -- Я вас видела в фильме, но в жизни вы гораздо интересней, -- сказала Нонна.
   -- А я только читала про вас. Боже мой, как тесен мир!
   -- Это не мир тесен, это нас мало, -- грустно сказала Серафимова.
   -- Нонночка, Настя, скорее, там действо исключительно для вас обеих, -закричал выскочивший из зала Михаил Иванович.
   На сцене стоял неопрятный высокий плотный человек в невымытой бороде и читал что-то рифмованное. Оно было о голом короле, которого народ довел до того, что не на что ему было купить мантию. Обе женщины недоуменно взглянули на психиатра.
   -- У него вид кретина. И это писатель?
   -- Я просто хотел вам показать вашего "лифтера". Вот он -- Алексей Запоев...
   КОНТРОЛЕР
   Юля, студенка медицинского института, сбежала с последней пары, потому что у тети Нонны этим вечером намечались фантастически интересные занятия и потому что она очень любила, когда все собирались вместе. Она перешла Садовое кольцо и села в троллейбус, чтобы доехать до Покровки. Там она пройдется пешочком до нужного ей дома, а если повезет, две остановки еще прокатится на двадцать пятом или сорок пятом. Студенческий билет у нее в кармане, беспокоиться о билетиках и компостерах не надо.
   В "букашке" очень часто проверяют. Как нагрянут в салон троллейбуса: то ли бандиты, то ли контролеры -- не поймешь.
   Она проехала уже "Красные ворота", когда по ее плечу постучали. Странно, что она, сидящая в середине троллейбуса, не слышала, чтобы других просили предъявить проездные документы, неужели начали с нее? Она обернулась: черные курчавые волосы, постриженные ровным длинным каре без челки, как пружинки хлестнули по щекам. Она подняла глаза. Над ней стоял контролер и смотрел не в лицо своей будущей жертве, а почему-то на ее ноги. Юля была в черных колготках и короткой (ну не такой уж короткой!) юбке. Она спрятала ноги и судорожно полезла за студенческим. Неожиданно ее прожгло отчаяние: студенческое удостоверение она с собой сегодня не взяла, а без него студенческий проездной недействителен. Если контролер об этом вспомнит, ей крышка.
   Юля медленно и спокойно рылась в сумке, быстро соображая, что ей делать. Посмотрела в окно: троллейбус подъезжал к Глазной больнице. Черт! Перед самой остановкой -- светофор! Проклятый контролер! Стоит и ни с места, пошел бы проверил билетики у тех мордоворотов, что сидят к ней лицом на местах для инвалидов и пассажиров с детьми. Ну, слава Богу, тронулись!
   -- Девушка, не смотрите в окно, я вас отсюда без билета не выпущу. Или платите штраф, -- прокричало большеголовое контролерское привидение, -платите штраф.
   -- Вот, -- Юля встала в проходе и, опершись пятой точкой о перила, вынула из сумочки проезд-ной и показала контролеру.
   Пока тот соображал -- долю секунды, двери открылись, Юля махнула в воздухе билетом и выскочила на тротуар. Ничего, доберется и отсюда, переулками.
   Она побежала от троллейбуса, прислушиваясь, когда же захлопнутся его двери и он тронется с места. Так и не услышала, свернула в Большой Харитоньевский и что есть духу помчалась вперед, размахивая сумочкой из стороны в сторону. Остановилась только через двести метров, оглянулась. Горло схватило, в грудной клетке что-то квакало. Улица была абсолютно пуста.
   "Даже хорошо, что здесь вышла: окажусь у самого теткиного дома, родители уже там".
   Она ускорила шаг и вскоре оказалась у красной кирпичной поликлиники, здесь нужно свернуть налево, во двор, впереди и чуть слева виден ресторан на Чистых прудах, бульвар. Ей показалось, что по тротуару вдоль бульвара ей навстречу идет тот же самый контролер. Сердце оборвалось. Она юркнула за дом и вдруг услышала чьи-то семимильные шлепающие прыжки. Времени на раздумье не было, Юля побежала вдоль подъездов, только бы успеть влететь в подъезд тети Нонны так, чтобы этот ненормальный ее не увидел, чтобы не увидел, в каком подъезде она укрылась.
   Сердце колотилось, проталкивая наадреналиненные порции крови: вжих-вжих, вжих-вжих. Она добежала, она улизнула от него. Теперь на второй этаж и вызвать лифт оттуда. Ну и придурок! А вдруг это показалось все, вдруг стечение обстоятельств? Она уже взлетела на два пролета выше.