Страница:
-- контракт на передачу со стороны 3-й гвардейской дивизии береговой охраны, дислоцирующейся в Клайпеде, -- 5 тысяч автоматов Литовской стороне;
-- письмо с просьбой взамен строительства в Калининградской области жилья для военно-служащих продать Литве 5 тысяч автоматов Калашникова,
-- письмо с ответом на отсутствующий в компьютере запрос Командующего Балтийским флотом с резолюцией Мошонко С.Ф.: "Согласиться на продажу металлолома от разделки 40 списанных кораблей с целью получения средств для решения проблем военнослужащих" (каких нужд и каких именно военнослужащих -не указано),
-- письмо о перевалке химпродуктов с баз АО "Vral" (учредителем которого является Росминхим) на экспорт, с просьбой проводить финансовые расчеты через фирму "Dostal",
-- письмо Общества научно-технического развития (генеральный директор Мартынов) с просьбой содействовать в приобретении следующего оружия:
1. Т 72 С -- 800.
2. Пушка на колесах ЗУ23 -- 1000 единиц.
3. Игла 5 (7 портативн.) -- 300.
4. Автоматы АК, из них с подствольным гранатометом -- 100 000, АК 74 -5 000 штук.
5. Наземная противовоздушная пушка 30 мм ЗА 72 (автомат на колесах) -200 единиц.
6. Мины противотанковые 100 000.
7. Мины противопехотные 100 000.
8. Противоракетная система С-300 -- 4 комплекта.
В данных компьютера также обнаружен проект Указа Президента о продаже самолетов Ирану и ракетной установки Ираку через фирму "Dostal".
Нестеров присвистнул.
-- Костя, некоторые из образцов в единичных экземплярах в вооруженных силах.
-- Причем цены, заметь, -- добавил Алтухов, -- указаны раза в три ниже официальных, по которым торгует Росвооружение. А также обнаружены: проекты писем о незаконных перечислениях денег от фирм "Vral", "Интендант-милитер" и Госкомимущества РФ на счета карлсбадской фирмы "Dostal", представительство которой в Москве, по агентурным данным, незаконно возглавляет начальник управления приватизации объектов торговли и общественного питания Госкомимущества А.З. Финк. Все письма от указанных выше фирм и организаций, как о проводке операций по торговле на экспорт оружием, так и о продаже цветных металлов, угля, алюминия первичного и драгоценных камней, с освобождением от экспортных тарифов, написаны на имя Главного государственного распорядителя Российской Федерации Семена Филимоновича Мошонко. В них же содержится просьба санкционировать проведение всех финансовых операций через фирму "Dostal" (Карлсбад).
Так, просматривается проект письма о продаже алюминия с освобождением сделки от всех видов налогов, в котором содержится стандартная для обнаруженных писем фраза: "В случае положительного решения прошу Вас дать указание Министерству внешнеэкономических связей о выдаче соответствующих лицензий и Государственному таможенному комитету о пропуске груза через границу без уплаты пошлин. Указанные операции будут проведены с карлсбадской фирмой "Dostal". Наличествовала подпись директора алюминиевого завода.
Данная информация была обнаружена Константином Константиновичем Алтуховым на дискетах, но самого архива с документацией в офисе Торгового агентства не оказалось. Допрос сотрудников агентства положительных результатов в розыске документации не дал. Уф!
-- Необходимо осуществление глубокой оперативной проработки и аудиторской проверки деятельности Торгового агентства, а также всех фирм и организаций, входящих в состав учредителей, в части их совместной деятельности, -- пометь себе, Костя, -- сказал Нестеров, -- и без "Уф!" Трудно, но не труднее, чем поставить "Отелло" в Камеруне.
ФИНК
Госкомимущество расположилось в небольшом одноэтажном здании, похожем на типовой дет-ский садик, да и запах внутри линялых стен был похожий: пахло в Госкомимуществе детскими горшками и столовской гречкой. Домик стоял посередине нового микрорайона Ново-Косино на улице имени Пришельцев из космоса. Строил его тот трест, который строит скорлупки, иногда разваливающиеся от неправильной консистенции цемента. Подъехать на легковом транспорте к зданию было невозможно, так как дороги заканчивались сразу после Садового кольца, но зато один раз утром и один раз вечером по микрорайону проходил буксующий по непролазной грязи микроавтобус с погнутым бампером и оторванным глушителем...
Нет. Шутка. Снова:
Госкомимущество располагалось в квартале правительственных зданий, что тянется от Старой площади до ГУМа. ГУМ в столице разделяет Правительственный квартал и Кремль. Чиновники ездят из своих зданий в Кремль к Президенту через ГУМ. Госкомимущество, как рубенсовский "Вакх", раскинул свои жиры на добрые три-четыре строения, каждое из которых можно сравнить с Кремлевским Дворцом съездов. Дворец в сравнении проиграет.
А уж в сам Правительственный квартал можно попасть и остановиться, скажем, возле того же Госкомимущества, только если на вашей черной сверкающей "Волге" или лучше "Вольво" есть пропуск в "Китай-город". Я повторяю: сверкающей!
Серафимова вышла из своего слегка запыленного матового вездехода возле кроваво-красной Китайгородской стены. Володя, следуя указаниям жестов гибедедешника, проехал поворот к Госкомимуществу мимо и спустился чуть ли не к набережной. Справа, за историческими останками стены, белел каньон гостиницы "Россия", которая тоже когда-нибудь, когда исчезнет ее прототип, станет достопримечательностью или аттракционом "Россия".
Серафимова, тяжело ступая, поднялась к гостинице и вышла на Варварку, название которой в наше время стали произносить с ударением на первом слоге: неологизм. Впереди в легкой солнечной дымке переливался всеми космическими цветами Василий Блаженный, а на переднем плане, по правую сторону Варварки мощными сооружениями желтели старинные торговые ряды. Где же, как не здесь, разместить Госкомимущество?..
Подъезд на углу дома оказался мизерным, тесненьким. Пока Серафимова дожидалась, когда за ней спустится второй секретарь председателя комитета, ее буквально затерли, и ее джинсы из просто "левисовских" превратились в "левисовские-тертые", и спасибо, что не в варенку, варенку Серафимова не любила.
Она была очаровательна сегодня. Взгляд ее светился, челочка серебрилась и лежала послушно, губы приняли новую помаду безоговорочно. Она была довольна тем, что к своим сорока двум ее фигурка вытачивалась еще четче, словно обдуваемая морскими ветрами скала. После утреннего совещания в прокуратуре, где самое умное, что ей довелось узнать, было то, что слово "нувориш" происходит не от слова "вор", выслушав похвалу в свой адрес, а также комплименты по поводу нового костюма, Серафимова поехала домой, переоделась в привычные джинсы и пиджак и отправи-лась в Комитет, где работал Финк, предварительно созвонившись с приемной председателя.
Там еще ничего не знали: секретарям некогда читать газеты. Председателя на месте не было, а зав. секретариатом велела ей приехать через час, когда на месте будет первый заместитель, курирующий управление Финка. Серафимова потребовала обеспечить охрану кабинета погибшего и стала прихорашиваться.
Теперь она уже минут десять шла по катакомбам Госкомимущества, и ей казалось, что ее ведут подземными ходами в Кремль. Но, выйдя на поверхность, по ее подсчетам, на четвертый этаж, Серафимова проследовала за не задающим вопросы секретарем по стеклянному переходу, соединявшему старое и новое здания, потом еще три раза повернула и оказалась в просторном холле, с картинами на стенах и мягкими креслами вдоль окон. У нее закружилась голова, а в глазах замелькали двери кабинетов.
АРИФМОМЕТР
Секретарь первого, некто Людмила Петровна, недовольно посмотрела на Серафимову. Она была немолода, опрятна, в современном модном костюме с золотой брошью на лацкане, очки выгодно подчеркивали ее слегка раскосые глаза.
-- Вообще-то, у Адольфа Зиновьевича свой секретарь есть, -- произнесла женщина, слегка запыхавшись, -- не знаю, где она ходит, подождите здесь в кресле.
Женщина повернулась было на своих высоченных тонких каблучках, чтобы уйти. Но Серафимова задержала ее.
-- Постойте, как вас зовут?
-- Я уже сказала! Вы что-то хотели? -- презрительно спросила та.
-- Послушайте, вы собираетесь меня здесь бросить? А если секретарь Финка не придет? Я же не только не выберусь отсюда, но и задачу свою не смогу выполнить. Мне нужен кто-нибудь из руководства, мне нужны ключи, у меня постановление на обыск, понятые из числа...
-- Извините, мне некогда, подождите, пожалуйста, Галину Тимофеевну, она вами займется. У меня очень много работы.
-- У вас начальнику управления топором раскроили надвое череп, ровно на два полушария, -- вскипела следователь. -- Или вам дали указание чинить препятствия следствию?
Людмила Петровна смерила Серафимову долгим тяжелым взглядом, снисходительно скривила уголок рта, потом подошла к боковой двери и открыла ее.
-- Галочка! Ты тут?
Из дверей высунулась приветливо улыбающаяся секретарша Финка с печеньем в руке.
-- Ой, а мы с девчонками чай пьем, пока моего нет.
-- Это к тебе. Содействуй. Приедет Альберт Вольдемарович, я сообщу.
Каменная леди, столь своеобразно изображающая из себя личность в этом обезличенном мире, прокалывая насквозь своими шпильками серый ворсяной покров пола, удалилась за поворотом коридора.
-- Здравствуйте, -- открыто улыбаясь, сказала Галочка, направившись не к Серафимовой, а сразу же открывать дверь приемной, на которой висела табличка: "ФИНК Адольф Зиновьевич. Начальник Управления". -- Проходите, пожалуйста. Вы от кого?
-- От... прокуратуры, наверное, -- ответила Нонна Богдановна. Не решаясь заявить о себе в полный голос, присматривалась к секретарше.
Галочка сразу показалась ей очень домашней женщиной. Она была непуганой и доброжелательной, на вид лет тридцати пяти -- тридцати семи. Небогатая блузка, юбочка чуть ниже колен, движения женственные. Все в приемной было устроено, как в жилой комнатке одинокой интеллигентной бабули. На окнах низенькие, в пол-окна белые занавеси, в серванте посуда, сок, пачки чая и банка кофе, возле стола на тумбочке -- чайник "Тефаль", кофеварка, термос и салфетки. На столе -- арифмометр. Шутка. Калькулятор на солнечных батареях.
-- Давайте ваш плащ, -- предложила Галочка. -- Вы к Адольфу Зиновьевичу? А он будет попозже. Когда точно, не знаю. Хотите подождать?
Серафимова пожала плечами. Галочка показала ей на диван а сама щелкнула включателем чайника.
-- Вы, наверное, по поводу столовой?
-- Какой столовой? -- удивилась Серафимова.
-- Да у нас сейчас все ведомства ринулись свои столовые приватизировать, прямо наплыв.
-- А вы давно здесь работаете? Наверное, трудно сюда попасть на службу?
-- Да, наверное. Я здесь второй год, а вообще-то меня Адольф Зиновьевич за собой уже в третью организацию переводит. Хотите чаю?
-- Галя, -- решилась-таки Серафимова, -- я знаю, что подчас секретари как матери для своих начальников... Вот, такая профессия...
-- Да-да, -- перебила Галочка, -- пылинки сдувать, это как раз мой случай. Он же, в сущности, ребенок, только страной правит, а жить ему секретарь помогает... Хотите, я ему домой позвоню? Правда, там никто не отвечает...
Галочка явно была растерянна. Ей хотелось сделать доброе дело, и она переживала, что ничем не может помочь.
-- Не надо, Галочка, его там нет, он... Я, собственно, к вам... Прошлым вечером случилось непредвиденное, не хочу вас пугать, но вашего начальника больше нет. Убийство... Вы меня понимаете?
Галочка оцепенела. Только губы ее дрожали в улыбке, будто ее разыгрывают, и она готовится, что розыгрыш сейчас раскроют. Она не знала, как ей реагировать, но известие все глубже вгрызалось в ее мозг, и постепенно носик ее покраснел, глаза наполнились слезами, она упала в кресло и, поставив локти на стол, уронила лицо в ладони.
-- Ну-ну, девонька, давай соберись. Мне нужна твоя помощь. Понимаешь? Убийцу не нашли по горячим следам, я веду следствие, нам с тобой необходимо поговорить, потом осмотреть кабинет, с людьми пообщаться...
-- Я не могу, -- прошептала, захлебываясь в слезах, Галочка, -- нет, нет... Почему я вчера не поинтересовалась? Мы же в соседних подъездах живем...
Серафимова закурила, давая секретарше время прийти в себя. "Уж не эта ли сиротка звонила вчера в милицию, спутав следствию все карты этим своим звонком?" Та, не обращая внимания на следователя, заходилась плачем все пуще и пуще. Серафимовой показалось странным, что в приемной не раздавалось телефонных звонков и никто не заглядывал туда в течение вот уже получаса: неужели никто не знает о случившемся?
Нонна Богдановна впервые в своей жизни произнесла эту прибереженную на крайний случай, киношную, пластмассовую фразу, вдруг неимоверно пригодившуюся в эту секунду:
-- Примите мои соболезнования. Будьте сильной, -- добавила она.
И тут ей показалось, что эти слова прошибли сознание секретарши. Галя сначала закатилась беззвучно, страшно скривив лицо с открытым ртом, потом выдохнула раскатисто, закивала, сильно закусила губу, руки и губы ее тряслись, она попросила сигарету.
-- А вы когда вернулись вчера домой? -- почти шепотом спросила Серафимова. -- Я понимаю, но вы не обижайтесь на мои вопросы, их еще много разных будет.
-- В десять. Он не позвонил. Только уезжая, сказал, что его не будет. Но обычно он звонит и говорит, что я могу идти домой, а тут не отпустил.
-- Да, в десять там еще шум стоял, -- задумчиво произнесла Серафимова.
-- А когда, как? -- спросила Галочка, вытирая платком совершенно мокрое лицо, ее рыдания еще не прекращались, но она уже обрела способность соображать.
-- Я все вам расскажу, только позже, а сейчас давайте откроем кабинет. Вот у меня постановление. А вы держитесь, держитесь. Выпейте воды.
Галочка покосилась на следователя: холодный тон заставил секретаршу взять себя в руки. Она встала и открыла дверь кабинета Финка.
-- Позовите кого-нибудь. Двух человек, у кого есть время.
-- Кого?
-- Прежде чем входить в кабинет, нужны понятые, -- учительским тоном пояснила Нонна Богдановна.
Галочка вышла. Ее шатало. Минут через пять возле дверей в приемную толпилось человек десять, другие подбегали, протискивались, подымались на мыски. Галочка еле преодолела заслон, вошла в свою приемную и сказала, что народ в понятые идти отказывается. Серафимова столкнулась со сложностями, которых не предвидела. Какие-то странные были эти приватизаторы.
-- Товарищи, может быть, кто-нибудь соизволит пройти в кабинет и посидеть в качестве понятых? -- обратилась она к уставившимся на нее сотрудникам.
Тут же добрая половина оказалась на своих рабочих местах. Кто-то из них, убегая, даже крикнул: "Мы малограмотные". Серафимова разозлилась, резко встала с дивана и подошла к народу. Схватила за пуговицу плюгавенького мужичка, втащила в комнату со словами: "Я освобождаю вас от работы для выполнения гражданского долга". Мужичок бормотал, что он хотел бы выполнять свой долг на рабочем месте, но Серафимова перебила его:
-- Ничего, проходите, так безопаснее будет для общества, меньше вреда. -- И добавила: -- Правильно вас Иисус из храма изгонял, сволочи равнодушные.
Эти ее слова напугали сотрудников еще больше.
Потом Галочка все-таки сумела уговорить круглую дамочку из соседнего отдела, заманив ее чаем и пряниками. Та пыталась объяснить общественности, что у нее очень много работы, просто завал. Общественность оправданий не приняла, жертву подтолкнули в приемную.
Следователь закрыла перед дюжиной носов дверь приемной, повернула ключ в замке.
-- Проходите, -- сказала Серафимова секретарше и понятым. -- Садитесь, вы здесь в уголке, -- указала даме, -- а вы ко мне поближе.
Она надеялась, что первичный осмотр кабинета ей удастся провести одной, но, увидев размеры кабинета, вызвонила Братченко. Просила подъ-ехать, объяснила, как и что делать, оказавшись в проходной. Потом разложила перед собой бланки, выбрала бланк протокола допроса и задала секретарше главный вопрос. Та уже не плакала, но платок еще был наготове.
-- Вчера был вторник. Расскажите мне, Галочка, как проходил ваш рабочий день, и все от начала до конца: что делал Финк со времени прихода в эти стены до окончания рабочего дня. Звонки, визиты, отъезды, совещания. Я слушаю.
ВТОРНИК
Адольф Зиновьевич Финк пришел на работу во вторник, как обычно, в девять двадцать. Это было мило с его стороны -- приходить на работу в девять двадцать, чтобы дать возможность секретарю приготовить его кабинет: включить кондиционер, полить цветы, перевернуть лист на настольном перекидном календаре, передвинуть окошечко на стенном календаре, поменять воду в графине, завести часы, что там еще... сбегать в буфет за апельсиновым соком. Последнее время Адольф Зиновьевич сел на "Гербалайф", и каждое утро Галочка разводила ему в стакане апельсинового сока дозу странного порошка из огромной банки. Результаты начинали сказываться: у Финка обнаружили язву двенадцатиперстной кишки.
Потом Галочка садилась на свое место, включив чайник, так как сразу после "Гербалайфа" Финк любил попить чайку с двумя печеньями или конфетой. Начинались звонки. Она записывала звонивших в блокнот, который Финк подарил ей на Восьмое марта. Рядом с каждой фамилией -- приблизительное время звонка. В примечаниях -- по какому вопросу звонили, если это удавалось выяснить. А то, знаете, бывают такие, ну прямо секретные агенты, слова не вытянешь. Культуры маловато или считают, что они пуп земли, по голосу их, что ли, узнавать надо?.. Совещаний во вторник никаких не было, и ничего особенного запланировано не было. Честно говоря, у них с Финком не заведено, чтобы секретарь составляла план на день, а тем более на неделю. Бесполезно это.
Стихийно ведь все происходит. Один позвонит, предупредит, что приедет через час; другой и вовсе без предупреждения, а третий за неделю записывается. Таких Галочка, конечно, отмечала -- в конце блокнота. Но эти господа -- мелкая сошка. Не понимали, что, назвав время и день встречи, Финк тут же об этом забывал. Записывал в настольный календарь, но все равно забывал. Потому что начальство срывало все планы, а еще -- всякие там друзья, обстоятельства...
Что еще?
Приехал Финк в обычном непонятном состоянии и настроении. Он такой человек: поутру его лучше не трогать. Входит в приемную, Галочка ему: "здрасьте", он может ответить, может не ответить. Посмотрит на нее туманным взглядом и проходит в свой кабинет. Ключи у него свои. А через пять минут Галочке по коммутатору:
-- Зайди.
Галочка до сих пор от этого его "зайди", как от уведомления о сокращении, шарахается. А это он ее зовет сказать, чтобы она ему "Гербалайф" несла, или чтобы кондиционер на другую скорость включила, или чтобы картину на противоположной стене поправила. Она к нему с готовым "Гербалайфом" несется, стакан на блюдечке, "Гербалайф" в апельсиновом соке настоялся, размок, загустел. Он пьет и слипшимися губами дает Галочке первые указания:
-- Вызвать зама Бродского, потом Гиппиус из профкома, потом главбуха управления Вознесенского. Не забыть поздравить начальника снабжения Распутина с днем рождения, а кадровика Дзержинского состыковать с юристами.
Потом звонки, которые он должен сделать, а Галочка -- набрать: начальник "Шереметьево-2", начальник таможни, ФАПСИ, Мосстройэкономбанк.
-- Очень интересно, -- притормозила Серафимова, -- нельзя ли взглянуть на этот блокнотик?
Галочка принесла из приемной пухлую, но еще новую книжку. Нонна Богдановна открыла на последней исписанной странице, звонили: Минрадиопром, Катя, Вышеславцев, Овечкин, Приемыхов, Мария Олеговна из столовой с жалобой, что ее облили нарзаном, и так целый столбец.
-- Изымаю, -- вздохнула следователь.
-- Да не надо, берите так, -- обреченно махнула рукой Галочка и продолжила:
-- Пришел Финк во вторник в обычном настроении. В светлом костюме, без куртки, уже по-весеннему. Мужчины вообще верхнюю одежду не любят, особенно кто за рулем. Да, Финку полагается служебка, он на ней и ездит. Утром его водитель на работу привозит, а вечером он сам за рулем. Потому что по-разному день заканчивается, когда в пять, а когда и в двенадцать. Руководство, например, сидит, и ты сиди, жди, вдруг понадобишься. Мало ли выезды какие. А иногда он и не домой с работы едет, а еще куда-нибудь...
-- Например?
-- Ну, молодой же еще человек, неженатый, завидный жених. Рекспек-репсе-рексебентабельный.
-- Да хороший человек был, -- громко проговорила со своего места понятая, допивая свой чай с пряником. -- Поорет иногда, но с кем не бывает? А кто теперь его заменит... Галь, под кого ты теперь?..
Серафимова строго попросила понятую подождать своей очереди, а потом высказываться.
-- Какие функции у него были в Комитете? Что конкретно от него зависело?
-- Ну, если по-простому объяснять, он был представителем от государства в акционировавшихся предприятиях торговли. Вот, скажем, какой-нибудь там универмаг государственный говорит, что хочет приватизироваться, то есть коллектив хочет выкупить у государства свой универмаг. Адольф Зиновьевич от начала до конца эту приватизацию контролирует. Участвует в комиссии по оценке основных фондов, подписывает план приватизации, договор с трудовым коллективом или там с лицом, которое этот универмаг покупает. Обычно государство говорит, что в течение трех лет универмаг или магазин свой профиль менять не имеет права и в его ассортименте обязательно должны быть такие-то и такие-то наименования. Но это не главное. Когда предприятие приватизируется, сразу оно все выкупить себя не может. Обязательно какая-то часть акций у государства остается. Вот управляющим этой частью и является государственный чиновник. В большинстве случаев Финк, ну и другие управляющие, его замы. Это только торговли касается.
-- Хорошо объяснили, толково. Вы, Галочка, ценный специалист.
Не надо было это говорить, опять у нее нос покраснел и ноздри расползлись и запрыгали. Слава Богу, косметикой не пользуется, сейчас бы потекло все и размазалось. Потому что на французскую денег нет, а наша... размазывается.
-- Мне нужен будет весь список таких предприятий, -- заметила Серафимова, -- вся надежда на вас, Галя. Дальше, пожалуйста.
-- Вот. Приехал Финк, выпил свой "Гербалайф". Я начала его соединять: кто сам прорывался по телефону, кого я вызванивала. Потом приехал кто-то, кажется, из ФАПСИ, знакомый его, приятель, очень любезный, бывший полковник ракетных войск. Шоколадку подарил. Я им чаю подала с этой шоколадкой, у Финка настроение поднялось, больше никто не приезжал, потому что в середине дня Финк уехал, сказал, что на встречу с Овечкиным, в ресторан.
-- На обед?
Обедают они обычно вместе, в старой "Октябрьской". Это не очень близко, да отсюда вообще неудобно никуда добираться. Особенно на машине. Галочку пару раз туда возили пообедать, там пища домашняя, даже пирожки, даже бульон, и то домашний.
В уютных холлах на этажах диваны, столики, искусственные цветы. Охрана из госбезопасности, пропуск Овечкину и Финку -- всегда пожалуйста. Цены на номера, против ожидания непосвященных, очень низкие, хотя апартаменты выдающиеся, в них все по-домашнему: обои в цвет обивке мягкой мебели и занавесей, в спальне мебель карельской березы, а в ванной -- все сияет чистотой, везде полоски бумаги с надписью: "desinfacted". У Торгового агентства на пятом этаже три номера. После обеда можно забежать, вздремнуть часок. Некоторые из членов команды девок таскают в почтенную гостиницу, но остальных это не беспокоит. Посмеиваются.
-- После обеда Финк вернулся очень мрачный, работал с бумагами. Звонили ему, там записано кто. Я всех записываю, даже тех, кого сразу соединяю. Мало ли. Потом, часа в четыре, позвонила Катя. И он уехал.
-- Какая Катя?
-- Последнее время звонила очень часто. Кто такая, не знаю. Номер телефона у меня где-то есть. По первости записала. Звонила часто. Настойчивый голос, требовательный. "Здрасьте" никогда не скажет. Просто: "Адольфа Зиновьевича", я как всегда уточняю: "кто, мол, его спрашивает?" Она: "Катя". Адольф Зиновьевич сразу трубку брал. Уж я-то приметила это. Никогда не скажет: "Я занят" или "Пусть перезвонит". Словом, или эта Катя очень важная шишка, или зазноба. Я думаю, последнее.
Галя опустила глаза, и Серафимова поняла, что даже теперь, после произошедшего, она ревнует его к этой Кате. Где-то глубоко, как первая раковая клеточка, засела в ней эта ревность и боль. Следователь пожалела, что этот вальяжный Финк не понял, не приметил, не распознал, какой клад работал рядом с ним.
-- Вы не замужем?
-- Почему вы спрашиваете?
-- Вы очень привязаны были...
-- Исключено. Я свое место знаю. Я уважала его очень сильно, -- и вдруг она посмотрела прямо, открыто. -- А врагов у него не было. Таких, чтоб убить...
Серафимова сказала Гале, что Финк был убит вчера в девятом часу чем-то вроде топора.
Понятые вскочили на ноги. Прямо Пат и Паташон, маленький до сострадания сухарик и грудастая эта, объевшаяся пряников, слушая про Финка, подступили к следователю:
-- Это кто же в Госкомимуществе работать станет, если за взятки теперь топором будут убивать?! Что за безобразие! Ведь теперь разбегутся все, да и платят здесь не ахти! Ладно там из пистолета, но топором! Беззаконие!
-- А много взяточников у вас числится? -- уточнила Серафимова.
Понятые потупились и сели: а что тут такого!? Вон им можно все, а кто рангом пониже, на две тыщи не проживешь!
Серафимова отложила разговор о коррупции и обратилась к Галочке:
-- Вам знакома фамилия -- Похвалов?
-- Нет. Не помню. Нужно в книжке посмотреть, в телефонной, я могла забыть.
-- письмо с просьбой взамен строительства в Калининградской области жилья для военно-служащих продать Литве 5 тысяч автоматов Калашникова,
-- письмо с ответом на отсутствующий в компьютере запрос Командующего Балтийским флотом с резолюцией Мошонко С.Ф.: "Согласиться на продажу металлолома от разделки 40 списанных кораблей с целью получения средств для решения проблем военнослужащих" (каких нужд и каких именно военнослужащих -не указано),
-- письмо о перевалке химпродуктов с баз АО "Vral" (учредителем которого является Росминхим) на экспорт, с просьбой проводить финансовые расчеты через фирму "Dostal",
-- письмо Общества научно-технического развития (генеральный директор Мартынов) с просьбой содействовать в приобретении следующего оружия:
1. Т 72 С -- 800.
2. Пушка на колесах ЗУ23 -- 1000 единиц.
3. Игла 5 (7 портативн.) -- 300.
4. Автоматы АК, из них с подствольным гранатометом -- 100 000, АК 74 -5 000 штук.
5. Наземная противовоздушная пушка 30 мм ЗА 72 (автомат на колесах) -200 единиц.
6. Мины противотанковые 100 000.
7. Мины противопехотные 100 000.
8. Противоракетная система С-300 -- 4 комплекта.
В данных компьютера также обнаружен проект Указа Президента о продаже самолетов Ирану и ракетной установки Ираку через фирму "Dostal".
Нестеров присвистнул.
-- Костя, некоторые из образцов в единичных экземплярах в вооруженных силах.
-- Причем цены, заметь, -- добавил Алтухов, -- указаны раза в три ниже официальных, по которым торгует Росвооружение. А также обнаружены: проекты писем о незаконных перечислениях денег от фирм "Vral", "Интендант-милитер" и Госкомимущества РФ на счета карлсбадской фирмы "Dostal", представительство которой в Москве, по агентурным данным, незаконно возглавляет начальник управления приватизации объектов торговли и общественного питания Госкомимущества А.З. Финк. Все письма от указанных выше фирм и организаций, как о проводке операций по торговле на экспорт оружием, так и о продаже цветных металлов, угля, алюминия первичного и драгоценных камней, с освобождением от экспортных тарифов, написаны на имя Главного государственного распорядителя Российской Федерации Семена Филимоновича Мошонко. В них же содержится просьба санкционировать проведение всех финансовых операций через фирму "Dostal" (Карлсбад).
Так, просматривается проект письма о продаже алюминия с освобождением сделки от всех видов налогов, в котором содержится стандартная для обнаруженных писем фраза: "В случае положительного решения прошу Вас дать указание Министерству внешнеэкономических связей о выдаче соответствующих лицензий и Государственному таможенному комитету о пропуске груза через границу без уплаты пошлин. Указанные операции будут проведены с карлсбадской фирмой "Dostal". Наличествовала подпись директора алюминиевого завода.
Данная информация была обнаружена Константином Константиновичем Алтуховым на дискетах, но самого архива с документацией в офисе Торгового агентства не оказалось. Допрос сотрудников агентства положительных результатов в розыске документации не дал. Уф!
-- Необходимо осуществление глубокой оперативной проработки и аудиторской проверки деятельности Торгового агентства, а также всех фирм и организаций, входящих в состав учредителей, в части их совместной деятельности, -- пометь себе, Костя, -- сказал Нестеров, -- и без "Уф!" Трудно, но не труднее, чем поставить "Отелло" в Камеруне.
ФИНК
Госкомимущество расположилось в небольшом одноэтажном здании, похожем на типовой дет-ский садик, да и запах внутри линялых стен был похожий: пахло в Госкомимуществе детскими горшками и столовской гречкой. Домик стоял посередине нового микрорайона Ново-Косино на улице имени Пришельцев из космоса. Строил его тот трест, который строит скорлупки, иногда разваливающиеся от неправильной консистенции цемента. Подъехать на легковом транспорте к зданию было невозможно, так как дороги заканчивались сразу после Садового кольца, но зато один раз утром и один раз вечером по микрорайону проходил буксующий по непролазной грязи микроавтобус с погнутым бампером и оторванным глушителем...
Нет. Шутка. Снова:
Госкомимущество располагалось в квартале правительственных зданий, что тянется от Старой площади до ГУМа. ГУМ в столице разделяет Правительственный квартал и Кремль. Чиновники ездят из своих зданий в Кремль к Президенту через ГУМ. Госкомимущество, как рубенсовский "Вакх", раскинул свои жиры на добрые три-четыре строения, каждое из которых можно сравнить с Кремлевским Дворцом съездов. Дворец в сравнении проиграет.
А уж в сам Правительственный квартал можно попасть и остановиться, скажем, возле того же Госкомимущества, только если на вашей черной сверкающей "Волге" или лучше "Вольво" есть пропуск в "Китай-город". Я повторяю: сверкающей!
Серафимова вышла из своего слегка запыленного матового вездехода возле кроваво-красной Китайгородской стены. Володя, следуя указаниям жестов гибедедешника, проехал поворот к Госкомимуществу мимо и спустился чуть ли не к набережной. Справа, за историческими останками стены, белел каньон гостиницы "Россия", которая тоже когда-нибудь, когда исчезнет ее прототип, станет достопримечательностью или аттракционом "Россия".
Серафимова, тяжело ступая, поднялась к гостинице и вышла на Варварку, название которой в наше время стали произносить с ударением на первом слоге: неологизм. Впереди в легкой солнечной дымке переливался всеми космическими цветами Василий Блаженный, а на переднем плане, по правую сторону Варварки мощными сооружениями желтели старинные торговые ряды. Где же, как не здесь, разместить Госкомимущество?..
Подъезд на углу дома оказался мизерным, тесненьким. Пока Серафимова дожидалась, когда за ней спустится второй секретарь председателя комитета, ее буквально затерли, и ее джинсы из просто "левисовских" превратились в "левисовские-тертые", и спасибо, что не в варенку, варенку Серафимова не любила.
Она была очаровательна сегодня. Взгляд ее светился, челочка серебрилась и лежала послушно, губы приняли новую помаду безоговорочно. Она была довольна тем, что к своим сорока двум ее фигурка вытачивалась еще четче, словно обдуваемая морскими ветрами скала. После утреннего совещания в прокуратуре, где самое умное, что ей довелось узнать, было то, что слово "нувориш" происходит не от слова "вор", выслушав похвалу в свой адрес, а также комплименты по поводу нового костюма, Серафимова поехала домой, переоделась в привычные джинсы и пиджак и отправи-лась в Комитет, где работал Финк, предварительно созвонившись с приемной председателя.
Там еще ничего не знали: секретарям некогда читать газеты. Председателя на месте не было, а зав. секретариатом велела ей приехать через час, когда на месте будет первый заместитель, курирующий управление Финка. Серафимова потребовала обеспечить охрану кабинета погибшего и стала прихорашиваться.
Теперь она уже минут десять шла по катакомбам Госкомимущества, и ей казалось, что ее ведут подземными ходами в Кремль. Но, выйдя на поверхность, по ее подсчетам, на четвертый этаж, Серафимова проследовала за не задающим вопросы секретарем по стеклянному переходу, соединявшему старое и новое здания, потом еще три раза повернула и оказалась в просторном холле, с картинами на стенах и мягкими креслами вдоль окон. У нее закружилась голова, а в глазах замелькали двери кабинетов.
АРИФМОМЕТР
Секретарь первого, некто Людмила Петровна, недовольно посмотрела на Серафимову. Она была немолода, опрятна, в современном модном костюме с золотой брошью на лацкане, очки выгодно подчеркивали ее слегка раскосые глаза.
-- Вообще-то, у Адольфа Зиновьевича свой секретарь есть, -- произнесла женщина, слегка запыхавшись, -- не знаю, где она ходит, подождите здесь в кресле.
Женщина повернулась было на своих высоченных тонких каблучках, чтобы уйти. Но Серафимова задержала ее.
-- Постойте, как вас зовут?
-- Я уже сказала! Вы что-то хотели? -- презрительно спросила та.
-- Послушайте, вы собираетесь меня здесь бросить? А если секретарь Финка не придет? Я же не только не выберусь отсюда, но и задачу свою не смогу выполнить. Мне нужен кто-нибудь из руководства, мне нужны ключи, у меня постановление на обыск, понятые из числа...
-- Извините, мне некогда, подождите, пожалуйста, Галину Тимофеевну, она вами займется. У меня очень много работы.
-- У вас начальнику управления топором раскроили надвое череп, ровно на два полушария, -- вскипела следователь. -- Или вам дали указание чинить препятствия следствию?
Людмила Петровна смерила Серафимову долгим тяжелым взглядом, снисходительно скривила уголок рта, потом подошла к боковой двери и открыла ее.
-- Галочка! Ты тут?
Из дверей высунулась приветливо улыбающаяся секретарша Финка с печеньем в руке.
-- Ой, а мы с девчонками чай пьем, пока моего нет.
-- Это к тебе. Содействуй. Приедет Альберт Вольдемарович, я сообщу.
Каменная леди, столь своеобразно изображающая из себя личность в этом обезличенном мире, прокалывая насквозь своими шпильками серый ворсяной покров пола, удалилась за поворотом коридора.
-- Здравствуйте, -- открыто улыбаясь, сказала Галочка, направившись не к Серафимовой, а сразу же открывать дверь приемной, на которой висела табличка: "ФИНК Адольф Зиновьевич. Начальник Управления". -- Проходите, пожалуйста. Вы от кого?
-- От... прокуратуры, наверное, -- ответила Нонна Богдановна. Не решаясь заявить о себе в полный голос, присматривалась к секретарше.
Галочка сразу показалась ей очень домашней женщиной. Она была непуганой и доброжелательной, на вид лет тридцати пяти -- тридцати семи. Небогатая блузка, юбочка чуть ниже колен, движения женственные. Все в приемной было устроено, как в жилой комнатке одинокой интеллигентной бабули. На окнах низенькие, в пол-окна белые занавеси, в серванте посуда, сок, пачки чая и банка кофе, возле стола на тумбочке -- чайник "Тефаль", кофеварка, термос и салфетки. На столе -- арифмометр. Шутка. Калькулятор на солнечных батареях.
-- Давайте ваш плащ, -- предложила Галочка. -- Вы к Адольфу Зиновьевичу? А он будет попозже. Когда точно, не знаю. Хотите подождать?
Серафимова пожала плечами. Галочка показала ей на диван а сама щелкнула включателем чайника.
-- Вы, наверное, по поводу столовой?
-- Какой столовой? -- удивилась Серафимова.
-- Да у нас сейчас все ведомства ринулись свои столовые приватизировать, прямо наплыв.
-- А вы давно здесь работаете? Наверное, трудно сюда попасть на службу?
-- Да, наверное. Я здесь второй год, а вообще-то меня Адольф Зиновьевич за собой уже в третью организацию переводит. Хотите чаю?
-- Галя, -- решилась-таки Серафимова, -- я знаю, что подчас секретари как матери для своих начальников... Вот, такая профессия...
-- Да-да, -- перебила Галочка, -- пылинки сдувать, это как раз мой случай. Он же, в сущности, ребенок, только страной правит, а жить ему секретарь помогает... Хотите, я ему домой позвоню? Правда, там никто не отвечает...
Галочка явно была растерянна. Ей хотелось сделать доброе дело, и она переживала, что ничем не может помочь.
-- Не надо, Галочка, его там нет, он... Я, собственно, к вам... Прошлым вечером случилось непредвиденное, не хочу вас пугать, но вашего начальника больше нет. Убийство... Вы меня понимаете?
Галочка оцепенела. Только губы ее дрожали в улыбке, будто ее разыгрывают, и она готовится, что розыгрыш сейчас раскроют. Она не знала, как ей реагировать, но известие все глубже вгрызалось в ее мозг, и постепенно носик ее покраснел, глаза наполнились слезами, она упала в кресло и, поставив локти на стол, уронила лицо в ладони.
-- Ну-ну, девонька, давай соберись. Мне нужна твоя помощь. Понимаешь? Убийцу не нашли по горячим следам, я веду следствие, нам с тобой необходимо поговорить, потом осмотреть кабинет, с людьми пообщаться...
-- Я не могу, -- прошептала, захлебываясь в слезах, Галочка, -- нет, нет... Почему я вчера не поинтересовалась? Мы же в соседних подъездах живем...
Серафимова закурила, давая секретарше время прийти в себя. "Уж не эта ли сиротка звонила вчера в милицию, спутав следствию все карты этим своим звонком?" Та, не обращая внимания на следователя, заходилась плачем все пуще и пуще. Серафимовой показалось странным, что в приемной не раздавалось телефонных звонков и никто не заглядывал туда в течение вот уже получаса: неужели никто не знает о случившемся?
Нонна Богдановна впервые в своей жизни произнесла эту прибереженную на крайний случай, киношную, пластмассовую фразу, вдруг неимоверно пригодившуюся в эту секунду:
-- Примите мои соболезнования. Будьте сильной, -- добавила она.
И тут ей показалось, что эти слова прошибли сознание секретарши. Галя сначала закатилась беззвучно, страшно скривив лицо с открытым ртом, потом выдохнула раскатисто, закивала, сильно закусила губу, руки и губы ее тряслись, она попросила сигарету.
-- А вы когда вернулись вчера домой? -- почти шепотом спросила Серафимова. -- Я понимаю, но вы не обижайтесь на мои вопросы, их еще много разных будет.
-- В десять. Он не позвонил. Только уезжая, сказал, что его не будет. Но обычно он звонит и говорит, что я могу идти домой, а тут не отпустил.
-- Да, в десять там еще шум стоял, -- задумчиво произнесла Серафимова.
-- А когда, как? -- спросила Галочка, вытирая платком совершенно мокрое лицо, ее рыдания еще не прекращались, но она уже обрела способность соображать.
-- Я все вам расскажу, только позже, а сейчас давайте откроем кабинет. Вот у меня постановление. А вы держитесь, держитесь. Выпейте воды.
Галочка покосилась на следователя: холодный тон заставил секретаршу взять себя в руки. Она встала и открыла дверь кабинета Финка.
-- Позовите кого-нибудь. Двух человек, у кого есть время.
-- Кого?
-- Прежде чем входить в кабинет, нужны понятые, -- учительским тоном пояснила Нонна Богдановна.
Галочка вышла. Ее шатало. Минут через пять возле дверей в приемную толпилось человек десять, другие подбегали, протискивались, подымались на мыски. Галочка еле преодолела заслон, вошла в свою приемную и сказала, что народ в понятые идти отказывается. Серафимова столкнулась со сложностями, которых не предвидела. Какие-то странные были эти приватизаторы.
-- Товарищи, может быть, кто-нибудь соизволит пройти в кабинет и посидеть в качестве понятых? -- обратилась она к уставившимся на нее сотрудникам.
Тут же добрая половина оказалась на своих рабочих местах. Кто-то из них, убегая, даже крикнул: "Мы малограмотные". Серафимова разозлилась, резко встала с дивана и подошла к народу. Схватила за пуговицу плюгавенького мужичка, втащила в комнату со словами: "Я освобождаю вас от работы для выполнения гражданского долга". Мужичок бормотал, что он хотел бы выполнять свой долг на рабочем месте, но Серафимова перебила его:
-- Ничего, проходите, так безопаснее будет для общества, меньше вреда. -- И добавила: -- Правильно вас Иисус из храма изгонял, сволочи равнодушные.
Эти ее слова напугали сотрудников еще больше.
Потом Галочка все-таки сумела уговорить круглую дамочку из соседнего отдела, заманив ее чаем и пряниками. Та пыталась объяснить общественности, что у нее очень много работы, просто завал. Общественность оправданий не приняла, жертву подтолкнули в приемную.
Следователь закрыла перед дюжиной носов дверь приемной, повернула ключ в замке.
-- Проходите, -- сказала Серафимова секретарше и понятым. -- Садитесь, вы здесь в уголке, -- указала даме, -- а вы ко мне поближе.
Она надеялась, что первичный осмотр кабинета ей удастся провести одной, но, увидев размеры кабинета, вызвонила Братченко. Просила подъ-ехать, объяснила, как и что делать, оказавшись в проходной. Потом разложила перед собой бланки, выбрала бланк протокола допроса и задала секретарше главный вопрос. Та уже не плакала, но платок еще был наготове.
-- Вчера был вторник. Расскажите мне, Галочка, как проходил ваш рабочий день, и все от начала до конца: что делал Финк со времени прихода в эти стены до окончания рабочего дня. Звонки, визиты, отъезды, совещания. Я слушаю.
ВТОРНИК
Адольф Зиновьевич Финк пришел на работу во вторник, как обычно, в девять двадцать. Это было мило с его стороны -- приходить на работу в девять двадцать, чтобы дать возможность секретарю приготовить его кабинет: включить кондиционер, полить цветы, перевернуть лист на настольном перекидном календаре, передвинуть окошечко на стенном календаре, поменять воду в графине, завести часы, что там еще... сбегать в буфет за апельсиновым соком. Последнее время Адольф Зиновьевич сел на "Гербалайф", и каждое утро Галочка разводила ему в стакане апельсинового сока дозу странного порошка из огромной банки. Результаты начинали сказываться: у Финка обнаружили язву двенадцатиперстной кишки.
Потом Галочка садилась на свое место, включив чайник, так как сразу после "Гербалайфа" Финк любил попить чайку с двумя печеньями или конфетой. Начинались звонки. Она записывала звонивших в блокнот, который Финк подарил ей на Восьмое марта. Рядом с каждой фамилией -- приблизительное время звонка. В примечаниях -- по какому вопросу звонили, если это удавалось выяснить. А то, знаете, бывают такие, ну прямо секретные агенты, слова не вытянешь. Культуры маловато или считают, что они пуп земли, по голосу их, что ли, узнавать надо?.. Совещаний во вторник никаких не было, и ничего особенного запланировано не было. Честно говоря, у них с Финком не заведено, чтобы секретарь составляла план на день, а тем более на неделю. Бесполезно это.
Стихийно ведь все происходит. Один позвонит, предупредит, что приедет через час; другой и вовсе без предупреждения, а третий за неделю записывается. Таких Галочка, конечно, отмечала -- в конце блокнота. Но эти господа -- мелкая сошка. Не понимали, что, назвав время и день встречи, Финк тут же об этом забывал. Записывал в настольный календарь, но все равно забывал. Потому что начальство срывало все планы, а еще -- всякие там друзья, обстоятельства...
Что еще?
Приехал Финк в обычном непонятном состоянии и настроении. Он такой человек: поутру его лучше не трогать. Входит в приемную, Галочка ему: "здрасьте", он может ответить, может не ответить. Посмотрит на нее туманным взглядом и проходит в свой кабинет. Ключи у него свои. А через пять минут Галочке по коммутатору:
-- Зайди.
Галочка до сих пор от этого его "зайди", как от уведомления о сокращении, шарахается. А это он ее зовет сказать, чтобы она ему "Гербалайф" несла, или чтобы кондиционер на другую скорость включила, или чтобы картину на противоположной стене поправила. Она к нему с готовым "Гербалайфом" несется, стакан на блюдечке, "Гербалайф" в апельсиновом соке настоялся, размок, загустел. Он пьет и слипшимися губами дает Галочке первые указания:
-- Вызвать зама Бродского, потом Гиппиус из профкома, потом главбуха управления Вознесенского. Не забыть поздравить начальника снабжения Распутина с днем рождения, а кадровика Дзержинского состыковать с юристами.
Потом звонки, которые он должен сделать, а Галочка -- набрать: начальник "Шереметьево-2", начальник таможни, ФАПСИ, Мосстройэкономбанк.
-- Очень интересно, -- притормозила Серафимова, -- нельзя ли взглянуть на этот блокнотик?
Галочка принесла из приемной пухлую, но еще новую книжку. Нонна Богдановна открыла на последней исписанной странице, звонили: Минрадиопром, Катя, Вышеславцев, Овечкин, Приемыхов, Мария Олеговна из столовой с жалобой, что ее облили нарзаном, и так целый столбец.
-- Изымаю, -- вздохнула следователь.
-- Да не надо, берите так, -- обреченно махнула рукой Галочка и продолжила:
-- Пришел Финк во вторник в обычном настроении. В светлом костюме, без куртки, уже по-весеннему. Мужчины вообще верхнюю одежду не любят, особенно кто за рулем. Да, Финку полагается служебка, он на ней и ездит. Утром его водитель на работу привозит, а вечером он сам за рулем. Потому что по-разному день заканчивается, когда в пять, а когда и в двенадцать. Руководство, например, сидит, и ты сиди, жди, вдруг понадобишься. Мало ли выезды какие. А иногда он и не домой с работы едет, а еще куда-нибудь...
-- Например?
-- Ну, молодой же еще человек, неженатый, завидный жених. Рекспек-репсе-рексебентабельный.
-- Да хороший человек был, -- громко проговорила со своего места понятая, допивая свой чай с пряником. -- Поорет иногда, но с кем не бывает? А кто теперь его заменит... Галь, под кого ты теперь?..
Серафимова строго попросила понятую подождать своей очереди, а потом высказываться.
-- Какие функции у него были в Комитете? Что конкретно от него зависело?
-- Ну, если по-простому объяснять, он был представителем от государства в акционировавшихся предприятиях торговли. Вот, скажем, какой-нибудь там универмаг государственный говорит, что хочет приватизироваться, то есть коллектив хочет выкупить у государства свой универмаг. Адольф Зиновьевич от начала до конца эту приватизацию контролирует. Участвует в комиссии по оценке основных фондов, подписывает план приватизации, договор с трудовым коллективом или там с лицом, которое этот универмаг покупает. Обычно государство говорит, что в течение трех лет универмаг или магазин свой профиль менять не имеет права и в его ассортименте обязательно должны быть такие-то и такие-то наименования. Но это не главное. Когда предприятие приватизируется, сразу оно все выкупить себя не может. Обязательно какая-то часть акций у государства остается. Вот управляющим этой частью и является государственный чиновник. В большинстве случаев Финк, ну и другие управляющие, его замы. Это только торговли касается.
-- Хорошо объяснили, толково. Вы, Галочка, ценный специалист.
Не надо было это говорить, опять у нее нос покраснел и ноздри расползлись и запрыгали. Слава Богу, косметикой не пользуется, сейчас бы потекло все и размазалось. Потому что на французскую денег нет, а наша... размазывается.
-- Мне нужен будет весь список таких предприятий, -- заметила Серафимова, -- вся надежда на вас, Галя. Дальше, пожалуйста.
-- Вот. Приехал Финк, выпил свой "Гербалайф". Я начала его соединять: кто сам прорывался по телефону, кого я вызванивала. Потом приехал кто-то, кажется, из ФАПСИ, знакомый его, приятель, очень любезный, бывший полковник ракетных войск. Шоколадку подарил. Я им чаю подала с этой шоколадкой, у Финка настроение поднялось, больше никто не приезжал, потому что в середине дня Финк уехал, сказал, что на встречу с Овечкиным, в ресторан.
-- На обед?
Обедают они обычно вместе, в старой "Октябрьской". Это не очень близко, да отсюда вообще неудобно никуда добираться. Особенно на машине. Галочку пару раз туда возили пообедать, там пища домашняя, даже пирожки, даже бульон, и то домашний.
В уютных холлах на этажах диваны, столики, искусственные цветы. Охрана из госбезопасности, пропуск Овечкину и Финку -- всегда пожалуйста. Цены на номера, против ожидания непосвященных, очень низкие, хотя апартаменты выдающиеся, в них все по-домашнему: обои в цвет обивке мягкой мебели и занавесей, в спальне мебель карельской березы, а в ванной -- все сияет чистотой, везде полоски бумаги с надписью: "desinfacted". У Торгового агентства на пятом этаже три номера. После обеда можно забежать, вздремнуть часок. Некоторые из членов команды девок таскают в почтенную гостиницу, но остальных это не беспокоит. Посмеиваются.
-- После обеда Финк вернулся очень мрачный, работал с бумагами. Звонили ему, там записано кто. Я всех записываю, даже тех, кого сразу соединяю. Мало ли. Потом, часа в четыре, позвонила Катя. И он уехал.
-- Какая Катя?
-- Последнее время звонила очень часто. Кто такая, не знаю. Номер телефона у меня где-то есть. По первости записала. Звонила часто. Настойчивый голос, требовательный. "Здрасьте" никогда не скажет. Просто: "Адольфа Зиновьевича", я как всегда уточняю: "кто, мол, его спрашивает?" Она: "Катя". Адольф Зиновьевич сразу трубку брал. Уж я-то приметила это. Никогда не скажет: "Я занят" или "Пусть перезвонит". Словом, или эта Катя очень важная шишка, или зазноба. Я думаю, последнее.
Галя опустила глаза, и Серафимова поняла, что даже теперь, после произошедшего, она ревнует его к этой Кате. Где-то глубоко, как первая раковая клеточка, засела в ней эта ревность и боль. Следователь пожалела, что этот вальяжный Финк не понял, не приметил, не распознал, какой клад работал рядом с ним.
-- Вы не замужем?
-- Почему вы спрашиваете?
-- Вы очень привязаны были...
-- Исключено. Я свое место знаю. Я уважала его очень сильно, -- и вдруг она посмотрела прямо, открыто. -- А врагов у него не было. Таких, чтоб убить...
Серафимова сказала Гале, что Финк был убит вчера в девятом часу чем-то вроде топора.
Понятые вскочили на ноги. Прямо Пат и Паташон, маленький до сострадания сухарик и грудастая эта, объевшаяся пряников, слушая про Финка, подступили к следователю:
-- Это кто же в Госкомимуществе работать станет, если за взятки теперь топором будут убивать?! Что за безобразие! Ведь теперь разбегутся все, да и платят здесь не ахти! Ладно там из пистолета, но топором! Беззаконие!
-- А много взяточников у вас числится? -- уточнила Серафимова.
Понятые потупились и сели: а что тут такого!? Вон им можно все, а кто рангом пониже, на две тыщи не проживешь!
Серафимова отложила разговор о коррупции и обратилась к Галочке:
-- Вам знакома фамилия -- Похвалов?
-- Нет. Не помню. Нужно в книжке посмотреть, в телефонной, я могла забыть.