Были посадки и на территории врага, подбирали сбитые экипажи и вывозили в свой полк.
   Я прибыл сюда на пополнение.
   В начале мая поехали в Куйбышев переучиваться на Ил-2. Программу переучивания закончили хорошо. Перед нами Другие полки били самолеты нещадно. Налетали по 7-8 часов на летчика. После этого переехали в Кряж (на окраину города). Там нам дали по самолету, продолжили обучение: бомбили, стреляли, летали по маршруту и отрабатывали полеты строем. В Кинель-Черкассах 14 июня 1942 года на моих глазах в воздухе загорелся Ил-2. Летчик выпрыгнул, но нижние лямки парашюта не были застегнуты, мол, из-за этого он и не раскрылся. Это, конечно, чепуха. Проще все свалить на летчика.
   В Кряже обучение прошло тоже хорошо. У меня один раз в зоне, почти над городом, на высоте 1500 метров лопнула трубка воздушной системы. Весь воздух стравился. Пришлось выпускать шасси аварийной лебедкой.
   Перед самым вылетом на фронт начали бить самолеты. У Шуверова на взлете сдал мотор. Самолет посадил на аэродром с убранными шасси, на фюзеляж. Сержант Шумихин оторвался от строя, заблудился, повернул обратно в Кряж и где-то возле Вольска при посадке в поле разбил самолет. Вот каких недоученных летчиков выталкивали на фронт. Если немцы не убьют, сам себя погубит.
   Из Кряжа вылетели в начале июля и обосновались в Гари (севернее Дмитрова). Там мы немного полетали и в двадцатых числах июля перелетели на полевой аэродром у деревни Машутино.
   Перед моим первым туром был следующий состав полка: командир - майор Кунтыш. 1-я эскадрилья: командир - капитан Бочко, зам. командира Щербаков. 2-е звено: командир - старший лейтенант Коробейщиков, старшина Дольников. 3-е звено: командир - старший лейтенант Шуверов, лейтенант Радченко, сержант Владимиров. 2-я эскадрилья: командир - капитан Штыков, зам. командира старший лейтенант Брежнев, пилот лейтенант Горькавый. 2-е звено: командир - лейтенант Гуртовенко. Пилоты: лейтенант Лядский, младший лейтенант Пелевин. 3-е звено: командир - младший лейтенант Сутырин. Пилоты: младший лейтенант Горбаченко, сержант Полетаев. Двоих пилотов у нас не хватало. Из остальных 11 человек до этого уже воевали. Штыков, Коробейщиков, Радченко, Сутырин (на Р-5 и У-2), остальные 7 человек летали в основном по связи на У-2. Шесть человек на войне не были, в том числе и я.
   Летный состав был сильный, с приличным общим налетом, но с малой боевой практикой. Поэтому воевать начали плохо.
   Командиры не были готовы к боевым действиям. Ничему нас, рядовых, научить не могли. На Ил-2 вообще никто еще не воевал. Все учились по ходу дела.
   Не знали ничего: как атаковать различные цели, защищаться от истребителей... Это потом мы станем асами, научимся уходить от атак истребителей, ныряя в облака. А до войны вообще не приходилось летать в облаках.
   При перелете в Машутино разбил самолет Брежнев, поэтому в первые дни не летал.
   Майор Кунтыш тоже не летал на боевые задания. Только однажды командование дивизии заставило его слетать на разведку с бомбежкой. Зенитный снаряд сильно повредил руль поворота. Один раз слетал и еле жив остался...
   Капитан Бочко имел 14 боевых вылетов.
   Первый вылет мы сделали 29 июля. Наша эскадрилья - под Ржев. Первая эскадрилья - на деревню Алексино (немецкий штаб). Бочко вывел свою эскадрилью на Ржев, но потом нашел Алексино. Он же водил девятку на немецкий аэродром в районе совхоза "Дугино" (на ж. д. Ржев - Вязьма), около Сычевки. Тогда 4 летчика погибли, 2 заблудились. При вынужденной посадке в поле побили самолеты. Один из них чудом жив остался, два были подбиты и сели на других аэродромах. Только Бочко сел на своем аэродроме. Причины все в том же: отсутствие навыков. Этот полет был самым трагическим. Если бы наши летчики имели хороший опыт, не разошлись бы после прохода цели в разные стороны, а держались плотным строем.
   Капитан Щербаков вначале летал на разведку. В первом полете был ранен в левую руку (осколок) и больше не летал.
   Коробейщиков летал смело и дерзко, неутомимо. Часто - на разведку. Сделал около 10 вылетов. Сразу же был представлен к награде. И, если бы дотянул до 13 августа 1942 года, наверняка получил бы орден. Но Дугино его погубило. После цели они скорее всего строя не держались, а значит, не могли защищаться от истребителей, их и сбивали по одному.
   Хорошим воином был Коробейщиков, любимец полка.
   Жалко его.
   У Володи Дольникова в нашем полку было 9 вылетов. Однажды был подбит и сел в поле на фюзеляж. Воевал умно. При отъезде в тыл его и Радченко перевели в другой полк. Там он сделал еще 17 вылетов. При полете на Дугино один из пяти летчиков сумел удрать. Спасла облачность. Остальные все погибли.
   Шуверов, Горькавый Филя и Коробейщиков тоже погибли при полете на Дугино.
   Однажды летали на совместное задание: звено из нашего полка и звено из другого. Я и Дольников ушли от цели вместе на бреющем, а Радченко - за звеном из другого полка. Болтались на высоте. К машине Радченко подошел истребитель, пробил ему масляный радиатор, и он пошел на вынужденную посадку. Упал на улицу в городе Старица: самолет - в дым, а сам невредим. Погиб же над Дугино.
   Там же погиб и сержант Владимиров. Толковый парень. Где и как их сбили, неизвестно до сих пор. Над Дугино много наших погибло. Говорят, даже ордена находили на земле.
   Из 1-й эскадрильи на сегодняшний день остались живы Бочко, Щербаков, Дольников. Погибли Шуверов, Коробейщиков, Радченко, Владимиров.
   Капитан Штыков - единственный, кто остался из начального состава полка. Всеобщий любимец. Родине служит не языком, а делом. Не подхалим. С начальниками дерзок, а поэтому за год пребывания на фронте как был капитаном, командиром эскадрильи, так им и остался. Оказывается, даже на войне недостаточно быть хорошим, честным летчиком. Нужно быть еще и хитрым дипломатом.
   Однажды я видел, как после полета у Штыкова дрожали руки, когда закуривал. Он исключительно честный и справедливый. Не хитрый и не подлый. Где надо, матом рубанет, невзирая на лица и чины. Ненавидит людей, которые хитрят, подличают, трусят. Начальники его боятся и тихо ненавидят.
   23 ноября будем отмечать годовщину нашего полка, и я собираюсь выступить.
   23.11.42 г.
   Горькавого Филю после обучения в Кинель-Черкассах оставляли инструктором, но он отказался и уехал с нами на фронт. В связи с тем что у него умерла жена, все сбережения (около 10000 рублей) держал при себе. Потом положил в сберкассу, написал расписку на получение, хотел отдать ее Горбаченко, но, наверное, не успел. Погиб... Сделал 3 или 5 вылетов. Однажды летали вместе в составе девятки, когда бомбили эшелон под Ржевом. Филя был очень хорошим парнем, умел крепко дружить. Сначала у него умер ребенок. Потом жена, и вот до него очередь дошла...
   Лейтенант Гуртовенко на фронте больше года. Вначале возил генерала Клевцова на У-2, получил орден Красной Звезды. Был моим командиром звена, стал другом, живем в одной хате. Во время первого тура сделал наибольшее количество вылетов - 15. Летал на Дугино, был подбит, сел на другом аэродроме. Второй раз был подбит и садился на свой аэродром на одно колесо, при посадке сломал и вторую "ногу".
   Младший лейтенант Пелевин тоже был моим другом. На третьем вылете подбили. Заходил на посадку в Машутино вторично, и после четвертого разворота, примерно на высоте 150 метров, его самолет перевернулся и врезался в землю. Удар был страшный, бронь разлетелась на мелкие кусочки. Почему так произошло? Возможно, действительно была перебита тяга закрылка на одной плоскости. О подобных случаях я уже дважды слышал. Были они и в других полках. Могила Пелевина - на поляне у дороги возле аэродрома Машутино была первой.
   Младший лейтенант Сутырин. До этого воевал на У-2. На словах был отличным мастером, а на деле - плохим летчиком, бестолковым. К нам попал командиром звена. Преступно было назначать его на эту должность. Несколько раз блуждал вблизи аэродрома во время переучивания в Кряже. Один раз завел звено в Кинель-Черкассы (примерно в 30 км от Кряжа). Все пошли на вынужденную. Летать и воевать не способен. Все говорили, что он сам себя угробит. Так и вышло. (Куда смотрело начальство?) В первом же боевом вылете под Ржевом (садился на поляне перед лесом) "промазал", хотел уйти на второй круг, но зацепился за деревья, упал и погиб.
   Младший лейтенант Горбаченко. Мой коллега по Кременчугской школе. При полете на боевое задание в паре с Брежневым был подбит, сел на нейтральной полосе и сразу же побежал в растущую рядом рожь. Немцы открыли стрельбу, два раза ранили. Спрятался недалеко от самолета, да так, что наши пехотинцы ночью его еле нашли. Вырыл руками яму и прикрылся травой. Ночью самолет перетащили на нашу территорию. При этом несколько человек было убито. Самолет погрузили на платформу для отправки в ремонт, но немцы разбили его на станции Панине. Горбаченко долго пролежал в госпитале. Собирался возвратиться в наш полк. Где он сейчас, неизвестно.
   Сержант Полетаев. Молодой парень. Пользуется большим успехом у местных девиц. Балагур. На первом боевом вылете заблудился. Сел под Селижарово. Не зная, где находится, думал, что попал к немцам. Самолет остался цел. Пытался взлететь, но не смог. Добирался домой пешком. На втором вылете на аэродром Дугино опять заблудился и завел с собою Прыткова. Сел в поле под Бологое нормально. Попробовал взлететь и разбил самолет. Был отдан под трибунал и получил 6 лет. Не сидел. Вернули на исправление. Обычное дело на войне. Теперь из него должен получиться хороший летчик. Научен горьким опытом. Неосторожен. Спутался с официанткой, на которую имело виды начальство. К тому же она 4 месяца как беременна...
   Младший лейтенант Прытков начал полеты хорошо. Летал на разведку с Коробейщиковым. Имел около 8 боевых вылетов. При возвращении из одного полета заблудился вместе с Полетаевым. При посадке на большой скорости скапотировал. Самолет разбил, а сам случайно остался жив. Свой полет совершенно не помнит. Ездил на медкомиссию в Москву. Признали годным. Вчера его назначили командиром звена.
   24.11.42 г.
   Вчера праздновали годовщину нашего 687-го. Меня пригласили в президиум. Поместили фотокарточку в стенгазету. Комиссар рассказал историю полка. Потом смотрели концерт. Потанцевали и после 22 часов пошли ужинать. Был приличный выпивон, часто произносили тосты и особенно чествовали нашего Батю - Штыкова. Меня попросили толкнуть речь...
   Были танцы. Потанцевал с солдаткой Валей.
   Итак, с завтрашнего дня - на войну. Два вылета в день и по 40 минут работы над целью. Не так как раньше, когда атаки были по несколько минут. Все серьезнее. На Волге бьются. Завтра Калининский и Западный начинают.
   Надо отправить дорогуше карточку, авось дойдет. Писать не буду, что завтра начинаем воевать.
   Во время боевых действий на ужин дают по 100 граммов.
   27.11.42 г.
   Когда я на вечере сказал слово в честь нашего Бати, он всплакнул, почувствовал, что мы его действительно любим. Я сказал, что за него любой из нас не пожалеет жизни.
   25-го началось наступление. В тот же день наши войска заняли город Белый. Но погода была отвратительная, и по сей день она плохая. От нас летало 9 самолетов. Над целью растерялись и домой шли по одному, два. Три летчика не сразу вернулись. К вечеру Прытков прилетел, но на посадке, вместо шасси, выпустил закрылки и посадил самолет на фюзеляж. Конюхов заблудился и сел на другой аэродром. А Бочарошвили до сих пор нет. 26 ноября летал в составе четверки на штурмовку. Никакой боязни не было. Летал в охотку.
   28.11.42 г.
   Вчера после ужина немного потанцевали под баян. По 100 граммов не давали, потому что не летали. После вылета дают всему экипажу: летчику, технику, вооружейнику.
   Сегодня летали штурмовать, но завели нас не туда. С земли почти не стреляли. У меня одна пробоина от пули. За три вылета - первая. Теперь фрицы боятся огрызаться: мы их тут же атакуем. Летчики работают получше, не так, как в первом туре. Подготовились, потренировались. У всех хорошее настроение, рвутся летать.
   Получил от Груни письмо. Вспоминает нашу прошлую жизнь. Дело приятное. Она думает, что я увлекся кем-нибудь и ее забываю. Моих хороших писем еще не получила, поэтому и беспокоится.
   30.11.42 г.
   Вчера не летали. Была плохая погода. Сегодня сделал два вылета. Первый - на разведку в паре с моим пилотом сержантом Михайленко. Летчик он толковый. Не пропадет зря. В подлете к линии фронта облачность прижала нас до высоты 100 метров. Переднее бронестекло запотевало, пришлось вернуться километров на 20 назад, но возвращаться домой, не выполнив задания, неудобно. Решил идти на любой высоте. Низко над землей пошел на их территорию вдоль какой-то дороги. Начали встречаться одиночные танки, машины, повозки, люди. Атаковать не мог. Высота полета доходила до 30 метров. Но напугал немцев. Землю видел только под собой. Прошел над деревней. Встали два фрица с винтовками, начали стрелять по самолету. Во второй деревне было несколько машин. Развернулся для атаки, но попал в туман и деревню уже не нашел. Во второй деревне (летел на высоте 50 метров) немцы разбежались по сторонам. Один из них снял с плеча автомат и пострелял мне в хвост. Я ему кулаком погрозил.
   На другой дороге были повозки - тоже погрозил немцам кулаком. Атаковать не мог, очень низкая высота.
   В одной из деревень увидел автомашины и танкетку, сбросил 2 бомбы с замедлением на 22 секунды. Над их территорией пролетел примерно 20 минут. С самого начала полета мой ведомый отстал, потому что неожиданно попали в облака. Летали отдельно. Хорошо, что не столкнулись.
   Домой пришли врозь. У меня налет 1.35, у него - 1.58.
   Второй вылет к вечеру был восьмеркой. Погода стояла ясная. Батя нас не туда завел. Вышли на железную дорогу к Оленине. Начали нас обстреливать из пушек и пулеметов. Снаряды рвались близко.
   Заметили автоколонну и пошли на нее. Автомашины были рассредоточены. Несколько поразили.
   В третьем заходе в мой самолет попали 2 снаряда МЗА. Один из них перебил элерон, второй разорвался в фюзеляже, за бронеперегородкой. Самолет сразу пошел вниз (до линии фронта было километров 20). Я выровнял, его триммером. Домой дошел нормально. По одному снаряду попало Гуртовенко и Приткову. Полетаеву перебили воздушную магистраль для выпуска шасси. Сегодня нас прилично побили. Вот как летать в ясную погоду! Очень сильно обстреливают. Над их территорией мы были около получаса. Это очень много. Мой пилот Севрюгин не долетел домой, отстал и сел...
   А через несколько дней погода стала отвратительной. Но летали. Война заставляет рисковать. Мела метель, против ветра идти было очень трудно. Земля еле просматривается. Сплошная облачность не выше 150-200 метров. Стоит самолету уйти от аэродрома за полкилометра, как его уже не видно.
   Первыми на разведку вылетели капитан Бочко с сержантом Полетаевым. Над целью они, конечно, разошлись. Домой вернулись по одному. Полетаев в первом туре в ясную погоду заблудился после полета на аэродром Дугино и разбил самолет. А тут прилетел, все его встречали, ликованию не было конца. Жали руку, а Батя обнял и поцеловал. С него скоро снимут судимость, и он первый кандидат на орден. За такую работу полагается.
   Фрицы в плохую погоду не летают, хотя у них для "охоты" есть специально натренированные "волки".
   ...Полетели б экипажей, но погода стала еще хуже. Около линии фронта облачность прижала к земле. Дальше лететь было невозможно - и они вернулись, не выполнив задания. В очень тяжелых условиях производили посадку. Слава таким летчикам!
   Теперь наша авиация нагоняет много страха на фрицев. Даже в плохую погоду.
   Мой самолет до сих пор еще не отремонтировали...
   5.12.42 г.
   Вчера было ясно. Редкий денек. Сделал два вылета. В первом перед линией фронта начал барахлить мотор, но все уладилось. Атаковали две деревни. Оба раза нас обстреливали зенитки. У меня пробоин нет.
   Итак, теперь у меня 20 боевых вылетов.
   2-го не вернулся сержант Каплун. Отстал от строя и куда-то пропал. Вчера отстал сержант Шмиголь, сидит теперь на другом аэродроме.
   А еще вчера два Me-109 атаковали троих наших. Одному пробили снарядом большую дыру в плоскости.
   У сержанта Полетаева около аэродрома сдал мотор. До аэродрома дотянул, но самолет разбил. Сколько уже их у него на счету?
   6.12.42 г.
   Утро, 6.15. Вчера вечером некогда было писать. Домой с аэродрома пришел пешком в 18.40. Автобус застрял. Погода была плохая. Около полудня Батя предложил облетать резервный самолет. На взлете загнулся капот расширительного бака, перекрыл доступ воздуха в туннель, ведущий к водяному радиатору. Я не сообразил, что вода не охлаждается, но на всякий случай пошел на посадку. А температура воды была уже за 120°. С первого раза не сел. Ушел на второй курс, как вдруг вся кабина заполнилась паром. Водой забрызгало переднее бронестекло. Видимости никакой. Можно было смотреть только через левую открытую форточку. Обдало водой и паром. Земля едва просматривалась, еле нашел аэродром. И вот левое колесо коснулось земли, но впереди люди, истребители на стоянках... С трудом отвернул самолет в сторону и остановился. Все закончилось благополучно.
   В 15.00 выпустили две пары: Николаева с Полетаевым и меня с Михайличенко. Обратно не вернулся Николаев. Тяжело ранен. Мы с напарником возвратились по одному. Я произвел посадку в 16.30, он - в 17.00. Уже в сумерках. В полете ничего интересного не было. Обстреливали из пулеметов. За 15 минут подходящей цели не нашел. Когда возвращался, не был уверен, что лечу правильно. В плохую погоду ориентироваться очень трудно. От Ржева выходишь на север, затем ищешь подходящий ориентир и только так узнаешь, где находишься.
   Николаеву над целью в кабину попали два снаряда, раздробили переднее бронестекло, осколки поранили лоб и щеку. Лежит в госпитале. Дней через 10 вернется. Все твердит и твердит: "Полетаем!". До своего аэродрома не долетел километров 30: кровь заливала лицо. Сел на другом. Весьма удачно.
   Сегодня получил от Груни хорошее письмо.
   Отпраздновали День Конституции. Был выпивон, танцульки. Немного потанцевал с Валей. Им, оружейницам, приходится ворочать бомбы по 100 кг, таскать пушки калибром 23 мм. Все им надоело. Всем нам война надоела.
   Постоянное нервное напряжение. А человек не железный.
   И ничего утешительного впереди. Никаких надежд. Так, наверное, долго протянуть не удастся. Постепенно наступят апатия и отупение.
   А когда посмотришь на тех, кто пристроился возле воюющих, злость берет. Таких немало. Например, так называемые особые отделы при дивизиях. Эти шакалы, которые давят летчиков, после войны скажут: и мы воевали. Приживал на одного летчика - 30-40 человек. Тяжело достается технику, оружейнику, а остальным не жизнь, а рай.
   Захандрил. Погода летать не позволила. Сегодня исполнилось два месяца, как мы находимся на этом аэродроме. Интересно, если бы мне удалось вернуться теперь или позже к Груне, любил бы я ее как прежде? Был бы у нас мир и покой? Почему-то уверен, что любил бы, жалел. Она очень несчастная, много пережила.
   11.12.42 г.
   Наконец-то имею возможность написать о том, что произошло за эти дни. 7-го и 8-го не летали из-за погоды. 9-го к вечеру вылетели. Вел нашу четверку капитан Бочко. На цель не вывел, я даже бомбы не сбросил. Так и вернулся с боекомплектом. Наверное, боится штурман. Ходить с Бочко на задание - только нервы трепать. Другое дело, когда ведет Батя. Работает очень добросовестно. Если пикирует, то до земли. Атакует с азартом. Война лучший способ узнать, что за человек рядом с тобой.
   9 декабря у меня был двадцать второй вылет. У Полетаева - 11, у остальных - по 8 и меньше. В целом по полку - 99 вылетов. Трудно зимой, погода плохая.
   Вторую четверку водил капитан Щербаков. Встретили "фоккевульфа". Постреляли.
   С Полетаева сняли судимость.
   10 декабря привезли Николаева на У-2. Правая сторона лица забинтована, весь опух. Осколки от бронестекла попали в лоб, бровь, в скулу, под глаз. Еще швы не сняты. Летать пока не может.
   В этот же день собирались перелетать. Главное направление удара Великие Луки. Под Ржевом наши войска отрезали железную дорогу на Вязьму и продвинулись на 10 километров.
   Позавчера прилетел "дуглас" с техсоставом. От них узнали, что наша дивизия (3 полка по 20 самолетов) перебазируется под Андреаполь. Аэродром Батали в лесу. Просека шириной 150 метров и длиной 1,5 километра.
   Всех обслуживающих послали машинами в Торжок на поезд. Летчики собрались, но почему-то в этот день не улетели. А сегодня погода скверная. Сидим, отдыхаем. Это, конечно, неплохо.
   Тетрадь, в которую делаю записи, попросил у Вали. Не верится, что мне удастся всю ее исписать.
   В районе Великих Лук побольше и немецкой авиации.
   Писем ни от кого не получал. Вчера прощались с официантками, целовались. Расстаемся с батальоном аэродромного обслуживания. Двоих девчонок покачали в снегу прямо на аэродроме.
   13.12.42 г.
   Все еще сидим на месте, ждем команды на перелет. Погода не пускает. Здесь редко бывает хорошая погода, а под Андреаполем, говорят, она еще хуже - одни леса да болота...
   Вчера, в субботу, деревенские девчата собрались вечером в избе, где был наш штаб. Неказистый гармонист пилит на трехрядке, а они танцуют, веселятся. Танцы у них своеобразные, чисто деревенские. Европейских нет. Взрослых парней тоже нет, подростки, а больше ребятишки, которые усаживаются на полу. Одеты в кожухи и валенки. Они только мешают. Но так принято. И все девчата, за редким исключением, обуты в валенки. В туфлях только те, которые уже в городах побывали. Среди них есть приличные. На одной было даже хорошее платье. И еще у них обычай: парни и девчонки садятся друг дружке на колени без всякого стеснения. Одна из девушек на всех вечерах главенствует. Все время пляшет и обязательно с припевками. Например:
   Здравствуйте, военные,
   Как вы поживаете?
   Все девчата говорят,
   Что плохо принимаете...
   Или:
   Он военный, он военный,
   Он военный - непростой.
   Он на севере - женатый,
   А на юге - холостой.
   И я вчера там был, сидел, курил, на улице бросался снегом, как другие, шутил. Так и прошло время.
   Сейчас о конце войны уже никто не говорит, ясно, что она протянется еще не один год. Легко отдали немцам столько нашей земли, а как трудно ее освобождать. Каждый километр берем с ожесточенными боями, каждый населенный пункт приходится атаковать по несколько раз. Людей и техники здесь у немцев много. Все отборное. В прошлом году они в листовках писали: "Если вы возьмете Ржев и Холмец, то войне будет конец". Ржев - плацдарм, за который они держатся всеми силами. Союзники не спешат оттянуть их на запад. Мол, пусть русские и немцы истребляют друг друга, а мы за это время поднакопим сил и потом отхватим хороший кусок.
   Будем надеяться, что в 1943 году все же откроется второй фронт.
   Вчера написал ответное письмо Груне. Сообщил ей, что жду встречи, горячо надеюсь.
   18.12.42 г.
   Где только не побываешь за время войны. Мог ли я когда-нибудь думать, что попаду в деревню Брылево, западнее Торжка. Мой подчиненный Слава Севрюгин посадил самолет на заснеженное поле возле нее. Хорошо, что не сломал! Дали задание: взлети и перегони машину на аэродром. Привезли меня сюда на У-2 в 16 часов. Площадка очень ограничена. Ее очистили от снега и укатали катком: длина 300 м, ширина 15-40. По бокам навалили сугробы. Теперь они замерзли, и, если при взлете за них зацепится колесо, считай, самолет бит. Одним словом, площадку не доделали, сломался трактор, затем автомашина. Сегодня пробовал взлететь и не решился. Вырулил - и в каждой из двух попыток чуть не попал в сугроб. Самолет сломать запросто. Попробую завтра. Сукин сын Славка, угодил сюда, а мне теперь отдувайся. Если просижу полмесяца, как Севрюгин, буду ожидать, пока сделают нормальную площадку, вызову недовольство начальства. Подумают, затягивает, чтобы не летать на боевые задания. А тут попробуй взлететь... Можно угробить самолет!
   Живу в деревне, кормят в столовой неплохо. Здесь расположен госпиталь. Раненые почти во всех домах. Со мной авиатехник и шофер автомашины, который нам помогает. Спим на полу. В этой же комнатушке спит на кровати со своей фронтовой женой пехотный майор, какой-то помощник начальника тыла. Ему около пятидесяти, ей - около восемнадцати. Санитарка. Живут по-семейному, никто не вмешивается. Не жизнь, а малина! Зло берет, когда встречаешь таких. Одни воюют, гибнут, а другие приспособились лучше, чем в мирное время.
   Не знаю, улетели ли наши в Батали. 16-го и 17-го была хорошая погода.
   21.12.42 г.
   Я опять в деревне Голубьево. Базируясь в Машутино, мы жили в Горощино, Гари, Большое Вишенье и Голубьево. Здесь я прожил два с половиной месяца. Это много. На днях улечу отсюда. Подружились с местными жителями. Они о нас беспокоятся. Если летаем, спрашивают, все ли вернулись.
   Вчера пригнал самолет, а наши уже улетели. Зашел на бывшую свою квартиру, хозяева тут же предложили кровать. Все говорят, что им без нас очень скучно. Перед отлетом наших угощали самогонкой. Хороши старушка и дедушка Кольцовы. Он воевал в 1907 и 1914 гг. У них дочь и сынок. Иногда мы играли в карты, в "козла".
   А когда выручал Севрюгина мне, конечно, досталось. Приходилось самим снег расчищать. Наши помощники убрались побыстрее, не доделав площадку. 19 декабря была очень плохая погода. Готовили полосу, оббивали лед с самолета. Я никак не мог решиться взлететь. 20-го настроился. Поджидал улучшения погоды. Очень трудно пришлось. Несколько раз залезал на плоскость, смотрел на узкую полоску взлета... Стоило только при разбеге уклониться от прямой на 2-3° - и самолет был бы поврежден. Мое волнение было заметно. Техник Нифонтов, хотя и сам волновался, подбадривал. Хороший человек, работящий, скромный, знает свое место в жизни. На него я всегда полагаюсь.