Страница:
2. Отказ от «чистого» золотого стандарта
Мы уже знаем, что в ХХ в. покупательная способность золота начала падать. Это случилось не просто в результате увеличения производства, как часто полагают. У нас нет способа узнать, было ли бы роста производства золота достаточно для того, чтобы удовлетворить выросший спрос на деньги, не увеличивая их покупательной способности, если бы денежная политика была иной. Во многих странах был, вопреки ожиданиям сторонников «чистого» золотого стандарта, введен золотодевизный либо гибкий стандарт. В странах с «чистым» золотым стандартом предпринимались меры, которые рассматривались как шаги к девизному стандарту и действительно являлись таковыми. Наконец, начиная с 1914 г. золото было практически повсеместно выведено из реального обращения. Вследствие этих мер ценность золота упала, что и породило нынешние споры о денежной политике.
Таким образом, золотой стандарт не заслуживает тех критических замечаний, которые сегодня обращены против него. То, в чем обвиняют золотой стандарт, – это результаты политики, осознанно направленной на подрыв золотого стандарта ради снижения расходов на использование денег, и в особенности на их «удешевление», т. е. на снижение процентных ставок по кредитам. Очевидно, что эта политика не в состоянии достичь заявленных целей. В конечном счете она приводит не к снижению ставки по кредитам, а к повышению цен и искажению экономических сигналов. Не проще ли прекратить попытки использовать ухищрения банковской и денежной политики для того, чтобы снизить процентные ставки, сократить издержки на использование и обращение денег, а также отказаться от удовлетворения «потребностей» посредством инфляции бумажных денег?
«Чистый» золотой стандарт лег в основу денежной системы в крупнейших странах Европы, в Америке и в Австралии. Эта система существовала до начала [первой] Мировой войны [1914]. В научной литературе она до самого последнего времени считалась идеальной. Однако сторонники «чистого» золотого стандарта не уделяли достаточного внимания изменениям в покупательной способности денежного золота, возникавшим под действием денежных факторов. Они не обратили внимания на проблему «стабилизации» покупательной способности денег: скорее всего, потому, что считали ее абсолютно оторванной от реальности. Сегодня мы можем гордиться тем, что гораздо лучше стали понимать базовые вопросы теории цены и денег, а также тем, что мы отказались от многих представлений, которые еще совсем недавно господствовали в работах, посвященных денежной политике. Однако именно потому, что мы стали лучше понимать проблему ценности, мы больше не можем считать допустимыми планы построения денежной системы, основанной на индексах.
Таким образом, золотой стандарт не заслуживает тех критических замечаний, которые сегодня обращены против него. То, в чем обвиняют золотой стандарт, – это результаты политики, осознанно направленной на подрыв золотого стандарта ради снижения расходов на использование денег, и в особенности на их «удешевление», т. е. на снижение процентных ставок по кредитам. Очевидно, что эта политика не в состоянии достичь заявленных целей. В конечном счете она приводит не к снижению ставки по кредитам, а к повышению цен и искажению экономических сигналов. Не проще ли прекратить попытки использовать ухищрения банковской и денежной политики для того, чтобы снизить процентные ставки, сократить издержки на использование и обращение денег, а также отказаться от удовлетворения «потребностей» посредством инфляции бумажных денег?
«Чистый» золотой стандарт лег в основу денежной системы в крупнейших странах Европы, в Америке и в Австралии. Эта система существовала до начала [первой] Мировой войны [1914]. В научной литературе она до самого последнего времени считалась идеальной. Однако сторонники «чистого» золотого стандарта не уделяли достаточного внимания изменениям в покупательной способности денежного золота, возникавшим под действием денежных факторов. Они не обратили внимания на проблему «стабилизации» покупательной способности денег: скорее всего, потому, что считали ее абсолютно оторванной от реальности. Сегодня мы можем гордиться тем, что гораздо лучше стали понимать базовые вопросы теории цены и денег, а также тем, что мы отказались от многих представлений, которые еще совсем недавно господствовали в работах, посвященных денежной политике. Однако именно потому, что мы стали лучше понимать проблему ценности, мы больше не можем считать допустимыми планы построения денежной системы, основанной на индексах.
3. Индексный стандарт
Одной из особенностей современной политической мысли является то, что она приветствует любые идеи, направленные на расширение сферы влияния правительства. Можно понять, когда планы Фишера и Кейнса[34] вызывают одобрение из-за того, что они предлагают использовать правительство, чтобы прямо подчинить ценность денег конкретным экономическим и политическим целям. Однако те, кто поддерживает индексный стандарт, потому что рассчитывает на «стабилизацию» покупательной способности, глубоко заблуждаются.
Отказ от химерической идеи денег, обладающих неизменной покупательной способностью, не означает игнорирования социальных последствий изменений ценности денег или готовности смириться с ними. Из приведенных выше аргументов следует, что стабильность покупательной способности денежной единицы возможна лишь в условиях стабильности всех меновых отношений и, следовательно, требует полного отказа от рыночной экономики.
Многократно ставился вопрос о том, что случится, если в результате технологической революции добыча золота вырастет настолько, что будет невозможно придерживаться золотого стандарта. В ответ часто утверждают, что, поскольку тогда без перехода на индексный стандарт не обойтись, это означает, что лучше добровольно перейти на него прямо сейчас. На наш взгляд, бессмысленно решать сейчас те денежные проблемы, которые еще не возникли и неизвестно, возникнут ли. Мы не знаем, в какой обстановке их придется решать (если вообще придется). Возможно, что при некоторых условиях решением проблемы действительно будет система, основанная на индексе, хотя это сомнительно. Но даже если это так, индексный стандарт не будет шагом вперед по сравнению с нашим нынешним денежным стандартом. Несмотря на все недостатки золотого стандарта, это крайне полезный и вполне разумный стандарт.
Отказ от химерической идеи денег, обладающих неизменной покупательной способностью, не означает игнорирования социальных последствий изменений ценности денег или готовности смириться с ними. Из приведенных выше аргументов следует, что стабильность покупательной способности денежной единицы возможна лишь в условиях стабильности всех меновых отношений и, следовательно, требует полного отказа от рыночной экономики.
Многократно ставился вопрос о том, что случится, если в результате технологической революции добыча золота вырастет настолько, что будет невозможно придерживаться золотого стандарта. В ответ часто утверждают, что, поскольку тогда без перехода на индексный стандарт не обойтись, это означает, что лучше добровольно перейти на него прямо сейчас. На наш взгляд, бессмысленно решать сейчас те денежные проблемы, которые еще не возникли и неизвестно, возникнут ли. Мы не знаем, в какой обстановке их придется решать (если вообще придется). Возможно, что при некоторых условиях решением проблемы действительно будет система, основанная на индексе, хотя это сомнительно. Но даже если это так, индексный стандарт не будет шагом вперед по сравнению с нашим нынешним денежным стандартом. Несмотря на все недостатки золотого стандарта, это крайне полезный и вполне разумный стандарт.
Часть B Циклическая политика, направленная на устранение колебаний экономической конъюнктуры
I. Стабилизация покупательной способности денежной единицы и ликвидация экономического цикла
1. Концепция денежной школы
«Стабилизация» покупательной способности денежной единицы означает создание идеальной и неизменной экономики. В стационарной экономике бизнес не будет переживать то хорошие, то плохие времена. События будут течь непрерывно и гладко, и никакие непредвиденные обстоятельства не будут мешать равномерности процесса обеспечения людей товарами. Экономическим агентам не придется сталкиваться с разочарованиями из-за того, что ситуация сложилась не так, как они прогнозировали, когда строили планы на будущее.
Во-первых, мы уже объяснили, почему этот идеал недостижим. Во-вторых, мы выяснили, что обычно эту цель формулируют только потому, что не до конца понимают, каким образом происходит формирование покупательной способности. Наконец, мы видели, что даже если бы стационарную экономику можно было создать, она все равно не оправдала бы возлагаемых на нее ожиданий. Но все это, так же как ограничение задач денежной политики поддержанием «чистого» золотого стандарта, не означает, что политический лозунг устранения делового цикла не имеет ценности.
У некоторых из тех, кто занимался этими проблемами, действительно имелось смутное представление о том, что «стабилизация уровня цен» является способом достижения заявленной ими цели циклической политики. Но циклическая политика не сводилась к бесплодным попыткам зафиксировать покупательную способность денег. Принимались также меры в области банковской политики, направленные на подавление бума и тем самым на то, чтобы ограничить масштабы спада, который неизбежно следует за бумом. Эти шаги, которые с энтузиазмом делались тогда, когда люди и знать не знали, что в будущем будут выдвигаться идеи стабилизации ценности денежной единицы, имели важные последствия.
Мы ни в коем случае не должны забывать о вкладе денежной школы в решение нашей проблемы. Этот вклад был не только теоретическим и научным, но и практическим. Новейшая теоретическая трактовка проблемы, связанная с исследованием политического процесса и политической статистики, целиком и полностью основана на достижениях денежной школы. Мы пока не превзошли лорда Оверстоуна[35] настолько, чтобы это дало нам право презирать его теорию.
Многие современные исследователи цикла пренебрежительно относятся к теории – не к какой-либо конкретной теории, а к теории вообще. Они утверждают, что факты должны говорить сами за себя. В теории цикла ошибочное представление о том, что теорию можно вывести из объективного анализа фактов, распространено значительно шире, чем в других областях экономической науки. Однако именно теория цикла ярчайшим образом демонстрирует, что в отсутствие теории невозможно интерпретировать факты.
Несомненно, сейчас уже нет необходимости в очередной раз демонстрировать провалы в логике исторически-эмпирически-реалистического подхода к «общественным наукам»[36]. Лишь недавно это в очередной раз сделали высококвалифицированные ученые. Тем не менее мы постоянно встречаемся с попытками объяснения делового цикла, якобы основанными на отказе от теории.
Те, кто придерживается такого подхода, впадают в совершенно непостижимое заблуждение. Они почему-то полагают, что данные об изменениях экономической конъюнктуры являются точными, бесспорными и однозначными. Задача науки, по их мнению, состоит исключительно в том, чтобы истолковать эти изменения, а искусство политики – в том, чтобы найти способы их устранения.
Во-первых, мы уже объяснили, почему этот идеал недостижим. Во-вторых, мы выяснили, что обычно эту цель формулируют только потому, что не до конца понимают, каким образом происходит формирование покупательной способности. Наконец, мы видели, что даже если бы стационарную экономику можно было создать, она все равно не оправдала бы возлагаемых на нее ожиданий. Но все это, так же как ограничение задач денежной политики поддержанием «чистого» золотого стандарта, не означает, что политический лозунг устранения делового цикла не имеет ценности.
У некоторых из тех, кто занимался этими проблемами, действительно имелось смутное представление о том, что «стабилизация уровня цен» является способом достижения заявленной ими цели циклической политики. Но циклическая политика не сводилась к бесплодным попыткам зафиксировать покупательную способность денег. Принимались также меры в области банковской политики, направленные на подавление бума и тем самым на то, чтобы ограничить масштабы спада, который неизбежно следует за бумом. Эти шаги, которые с энтузиазмом делались тогда, когда люди и знать не знали, что в будущем будут выдвигаться идеи стабилизации ценности денежной единицы, имели важные последствия.
Мы ни в коем случае не должны забывать о вкладе денежной школы в решение нашей проблемы. Этот вклад был не только теоретическим и научным, но и практическим. Новейшая теоретическая трактовка проблемы, связанная с исследованием политического процесса и политической статистики, целиком и полностью основана на достижениях денежной школы. Мы пока не превзошли лорда Оверстоуна[35] настолько, чтобы это дало нам право презирать его теорию.
Многие современные исследователи цикла пренебрежительно относятся к теории – не к какой-либо конкретной теории, а к теории вообще. Они утверждают, что факты должны говорить сами за себя. В теории цикла ошибочное представление о том, что теорию можно вывести из объективного анализа фактов, распространено значительно шире, чем в других областях экономической науки. Однако именно теория цикла ярчайшим образом демонстрирует, что в отсутствие теории невозможно интерпретировать факты.
Несомненно, сейчас уже нет необходимости в очередной раз демонстрировать провалы в логике исторически-эмпирически-реалистического подхода к «общественным наукам»[36]. Лишь недавно это в очередной раз сделали высококвалифицированные ученые. Тем не менее мы постоянно встречаемся с попытками объяснения делового цикла, якобы основанными на отказе от теории.
Те, кто придерживается такого подхода, впадают в совершенно непостижимое заблуждение. Они почему-то полагают, что данные об изменениях экономической конъюнктуры являются точными, бесспорными и однозначными. Задача науки, по их мнению, состоит исключительно в том, чтобы истолковать эти изменения, а искусство политики – в том, чтобы найти способы их устранения.
2. Первые теории экономического цикла
Дела иногда идут хорошо, а иногда плохо. Иногда предприниматель сталкивается с тем, что его прибыль растет гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Обнадеженный этим «золотым дождем», он приступает к расширению бизнеса. Потом в силу резкого изменения условий на смену росту приходит суровое разочарование; предприниматели несут крупные убытки, почтенные компании терпят крах и в экономике распространяется пессимизм, который может длиться годами. Деловые люди, действовавшие в условиях капиталистической экономики, переживали эти циклы на личном опыте задолго до того, как проблемой кризиса занялись исследователи. Внезапные переходы от резкого роста процветания – или по крайней мере от того, что воспринималось как процветание, – к резкому сокращению возможностей для получения прибыли были слишком заметны, чтобы не привлечь всеобщего внимания. Даже те, кто не хотел иметь ничего общего с миром «поклонения золотому тельцу», не могли не видеть, как люди, которые еще вчера были или считались богачами, внезапно впадают в нищету, не могли не замечать закрытия фабрик, остановки строек и затруднений с поиском работы. Разумеется, деловых людей эта проблема чрезвычайно волновала.
Если спросить предпринимателя, как он понимает этот феномен – абстрагировавшись при этом от тех изменений цен, причины которых очевидны, – он, вполне возможно, скажет, что иногда «уровень цен» в целом растет, а иногда падает. Он вполне может сказать примерно следующее: по непонятным причинам иногда вдруг становится невозможно продать без убытка практически любые товары. И, что самое любопытное, эти тощие времена всегда наступают неожиданно, после периода стабильного роста, в тот самый момент, когда люди начинают верить в непрерывный и быстрый прогресс.
В конце концов наиболее смышленым предпринимателям должно было стать ясно, что истоки кризиса – в предшествующем ему буме. Ученые, у которых по природе их занятий более широкий временной горизонт, быстро обнаружили, что экономические подъемы и спады регулярно чередуются. После этого проблема была отчасти осознана, и экономисты стали предпринимать попытки дать объяснение этой закономерности.
Использование теоретического анализа позволило доказать ложность двух теорий, претендовавших на объяснение кризисов: теории общего перепроизводства и недопотребления. В научных кругах они даже не обсуждаются. Однако эти теории имеют хождение за пределами науки; рядовые граждане часто разделяют взгляды сторонников теории общего перепроизводства, а марксисты придерживаются теории недопотребления.
Третий способ объяснения кризиса, основанный на попытке вывести колебания экономической конъюнктуры из периодических природных изменений, влияющих на производство сельскохозяйственной продукции, был гораздо менее уязвим для критики, чем первые два. Для опровержения таких объяснений было недостаточно теоретического анализа. Дело в том, что периодические изменения, затрагивающие сельское хозяйство, действительно могут происходить регулярно, но для того, чтобы это доказать, требуются практические наблюдения. До сих пор ни одна из «погодных теорий» не была подтверждена данными наблюдений[37].
Многие очень разные по духу попытки дать объяснение кризисов связывают циклы с нестабильностью общественных настроений. В экономике это выражается в том, что уверенность в будущем, которая порождает бум, сменяется унынием, приводящим к кризису и стагнации, а периоды смелого движения вперед, в неизведанное чередуются с периодами верности старым, хорошо известным путям.
Нужно отметить, что и описанные выше, и другие подобные теории, основанные на рассуждениях о психологии людей, ничего не объясняют. Они представляют собой переформулировку проблемы иными словами, но не указывают на конкретный и определенный источник изменений делового климата. Исходя из наблюдения за периодическими колебаниями психологического состояния людей и их склонностью к инновациям, но не уделяя внимания происходящему на рынке труда, мы узнаем лишь то, что экономические циклы можно описывать по-иному. В силу того, что изменения психологического состояния общества проявляются исключительно в виде чередований экономических подъемов с экономическими спадами, психологические и связанные с ними теории кризиса представляют собой попытку объяснить одно неизвестное через другое неизвестное.
Если спросить предпринимателя, как он понимает этот феномен – абстрагировавшись при этом от тех изменений цен, причины которых очевидны, – он, вполне возможно, скажет, что иногда «уровень цен» в целом растет, а иногда падает. Он вполне может сказать примерно следующее: по непонятным причинам иногда вдруг становится невозможно продать без убытка практически любые товары. И, что самое любопытное, эти тощие времена всегда наступают неожиданно, после периода стабильного роста, в тот самый момент, когда люди начинают верить в непрерывный и быстрый прогресс.
В конце концов наиболее смышленым предпринимателям должно было стать ясно, что истоки кризиса – в предшествующем ему буме. Ученые, у которых по природе их занятий более широкий временной горизонт, быстро обнаружили, что экономические подъемы и спады регулярно чередуются. После этого проблема была отчасти осознана, и экономисты стали предпринимать попытки дать объяснение этой закономерности.
Использование теоретического анализа позволило доказать ложность двух теорий, претендовавших на объяснение кризисов: теории общего перепроизводства и недопотребления. В научных кругах они даже не обсуждаются. Однако эти теории имеют хождение за пределами науки; рядовые граждане часто разделяют взгляды сторонников теории общего перепроизводства, а марксисты придерживаются теории недопотребления.
Третий способ объяснения кризиса, основанный на попытке вывести колебания экономической конъюнктуры из периодических природных изменений, влияющих на производство сельскохозяйственной продукции, был гораздо менее уязвим для критики, чем первые два. Для опровержения таких объяснений было недостаточно теоретического анализа. Дело в том, что периодические изменения, затрагивающие сельское хозяйство, действительно могут происходить регулярно, но для того, чтобы это доказать, требуются практические наблюдения. До сих пор ни одна из «погодных теорий» не была подтверждена данными наблюдений[37].
Многие очень разные по духу попытки дать объяснение кризисов связывают циклы с нестабильностью общественных настроений. В экономике это выражается в том, что уверенность в будущем, которая порождает бум, сменяется унынием, приводящим к кризису и стагнации, а периоды смелого движения вперед, в неизведанное чередуются с периодами верности старым, хорошо известным путям.
Нужно отметить, что и описанные выше, и другие подобные теории, основанные на рассуждениях о психологии людей, ничего не объясняют. Они представляют собой переформулировку проблемы иными словами, но не указывают на конкретный и определенный источник изменений делового климата. Исходя из наблюдения за периодическими колебаниями психологического состояния людей и их склонностью к инновациям, но не уделяя внимания происходящему на рынке труда, мы узнаем лишь то, что экономические циклы можно описывать по-иному. В силу того, что изменения психологического состояния общества проявляются исключительно в виде чередований экономических подъемов с экономическими спадами, психологические и связанные с ними теории кризиса представляют собой попытку объяснить одно неизвестное через другое неизвестное.
3. Теория фидуциарного кредита
Из всех теорий делового цикла лишь одна обладает научной завершенностью. Это теория денежной школы, объясняющая изменения делового климата феноменом фидуциарного кредита. Все остальные теории кризиса повторяют идеи денежной школы даже тогда, когда усиленно стремятся отмежеваться от нее. Поэтому нас будут интересовать те факты, которые подтверждают теории денежной школы.
Можно констатировать, что все современные специалисты по теории цикла разделяют идеи теории фидуциарного кредита[38] и что все остальные современные теории претендуют лишь на то, чтобы объяснить, почему объем фидуциарного кредита, гарантированный банками, не является постоянным. Все эмпирические и статистические исследования колебаний экономической конъюнктуры и все попытки политически повлиять на них опираются на теории экономического цикла на основе фидуциарного кредита.
Чтобы показать, что проблема делового цикла не является воображаемой, нужна такая теория цикла, которая признает циклическую регулярность изменений делового климата. В отсутствие удовлетворительной теории циклических изменений нельзя решить вопрос о том, есть ли у данного конкретного кризиса специфическая причина или нет. Сначала экономисты пытались объяснить все кризисы конкретными «видимыми» и «явными» причинами: войной, природными катастрофами или приспособлением к новым экономическим факторам, например к изменениям в потреблении, технологическим изменениям или к открытию новых, более легких и прибыльных способов производства. Те кризисы, которые нельзя было объяснить такими причинами, они относили под рубрику «общая проблема кризиса».
Ни того, что необъяснимые кризисы повторяются, ни того, что им всегда предшествует период бума, недостаточно, чтобы доказать, что речь идет о специфическом феномене, который имеет одну конкретную причину. Интервалы между кризисами неодинаковы. Несложно увидеть, что чем больше контраст между кризисом и предшествовавшим ему бумом, тем более глубоким считается кризис. На этом основании можно предположить, что проблемы «кризиса вообще» не существует и что все не получившие объяснения кризисы можно объяснить разными конкретными причинами, подобно «кризису», с которым столкнулось сельское хозяйство Центральной Европы, когда у него появились конкуренты в Восточной Европе и колониях, где земля была более плодородной, или «кризису» европейской хлопчатобумажной промышленности во время Гражданской войны в США. Сказанное о кризисах верно и для бумов. Вместо того, чтобы пытаться вывести общую теорию бума, можно найти конкретную причину каждого отдельно взятого бума.
В отрыве от теории нельзя установить ни взаимосвязь между бумом и крахом, ни цикличность изменений делового климата. Только теория, теория экономического цикла, позволяет нам различить смутные очертания цикла в гуще событий[39].
Можно констатировать, что все современные специалисты по теории цикла разделяют идеи теории фидуциарного кредита[38] и что все остальные современные теории претендуют лишь на то, чтобы объяснить, почему объем фидуциарного кредита, гарантированный банками, не является постоянным. Все эмпирические и статистические исследования колебаний экономической конъюнктуры и все попытки политически повлиять на них опираются на теории экономического цикла на основе фидуциарного кредита.
Чтобы показать, что проблема делового цикла не является воображаемой, нужна такая теория цикла, которая признает циклическую регулярность изменений делового климата. В отсутствие удовлетворительной теории циклических изменений нельзя решить вопрос о том, есть ли у данного конкретного кризиса специфическая причина или нет. Сначала экономисты пытались объяснить все кризисы конкретными «видимыми» и «явными» причинами: войной, природными катастрофами или приспособлением к новым экономическим факторам, например к изменениям в потреблении, технологическим изменениям или к открытию новых, более легких и прибыльных способов производства. Те кризисы, которые нельзя было объяснить такими причинами, они относили под рубрику «общая проблема кризиса».
Ни того, что необъяснимые кризисы повторяются, ни того, что им всегда предшествует период бума, недостаточно, чтобы доказать, что речь идет о специфическом феномене, который имеет одну конкретную причину. Интервалы между кризисами неодинаковы. Несложно увидеть, что чем больше контраст между кризисом и предшествовавшим ему бумом, тем более глубоким считается кризис. На этом основании можно предположить, что проблемы «кризиса вообще» не существует и что все не получившие объяснения кризисы можно объяснить разными конкретными причинами, подобно «кризису», с которым столкнулось сельское хозяйство Центральной Европы, когда у него появились конкуренты в Восточной Европе и колониях, где земля была более плодородной, или «кризису» европейской хлопчатобумажной промышленности во время Гражданской войны в США. Сказанное о кризисах верно и для бумов. Вместо того, чтобы пытаться вывести общую теорию бума, можно найти конкретную причину каждого отдельно взятого бума.
В отрыве от теории нельзя установить ни взаимосвязь между бумом и крахом, ни цикличность изменений делового климата. Только теория, теория экономического цикла, позволяет нам различить смутные очертания цикла в гуще событий[39].
II. Теория фидуциарного кредита
1. Ложная теория банковской школы
Если банки выпускают расписки или открывают депозиты до востребования на суммы, превышающие количество денег в хранилище банка, на цены это влияет примерно так же, как увеличение количества денег. Поскольку эти фидуциарные средства обращения – так называются не обеспеченные золотом банковские расписки и вклады до востребования – служат общепринятым средством платежа и выполняют роль немедленно погашаемых денежных требований, они могут использоваться как деньги для сделок любого типа. В этом смысле они являются подлинными заместителями денег. Поскольку их объем превышает объем количества денег в узком смысле, речь идет об увеличении количества денег в широком смысле.
Банковская школа, с ее тезисом о том, что выпуск фидуциарных средств обращения жестко ограничен спросом на деньги в экономике, отрицает практическое значение этих бесспорных и никем не оспариваемых выводов. Теория банковской школы утверждает, что если фидуциарные средства обращения выпускаются банками исключительно для учета краткосрочных товарных векселей, то их будет выпущено ровно столько, сколько нужно для проведения всех сделок. Согласно этой доктрине, руководство банков не в состоянии оказывать влияние на объем товарных сделок. Продажи и покупки, для обслуживания которых выпущены краткосрочные товарные векселя, уже по факту заключения сделки порождают бумажный кредит, который может быть использован для обмена благ и услуг в рамках дальнейшей торговли. Если банк учитывает вексель и выпускает против него расписку, то, согласно учению банковской школы, с точки зрения рынка это будет нейтральной сделкой. Банковская школа считает, что в этом случае не происходит ничего, кроме замены менее удобного в обращении инструмента, векселя, на более удобный инструмент, банковскую расписку. Поэтому, по мнению банковской школы, выпуск банковских расписок не обязательно увеличивает количество денег в обращении: ведь если вексель погашается, то расписки поступают обратно в банк, а новые расписки будут выпущены в обращение только тогда, когда в результате новых сделок появятся новые товарные векселя.
Слабость этой хорошо известной аргументации заключается в предположении, что объем заключаемых сделок, т. е. покупок и продаж, в ходе которых могут выдаваться векселя, не зависит от поведения банков. Чем ниже ставка банковского процента, тем больше выдается кредитов. Те сделки, которые не являются прибыльными (и, следовательно, не заключаются) при ставке кредита 5 %, могут быть выгодными при ставке 4 %. Таким образам, снижая ставку, банки могут увеличить спрос на кредиты. Затем, удовлетворив этот спрос, они могут увеличить количество фидуциарных средств в обращении. Если признать это, то рушится главный тезис банковской теории – что фидуциарные средства обращения не влияют на цены.
Речь идет не просто о влиянии на цены кредита вообще, а о конкретном воздействии на цены «расширения кредита», или «кредитной экспансии». Нужно проводить четкое различие между: 1) таким кредитом, когда банк предоставляет в долг собственные средства или средства, доверенные ему вкладчиками, так называемым товарным кредитом, и 2) кредитом, который предоставляется за счет создания фидуциарных средств, то есть не обеспеченных деньгами расписок и вкладов, – этот феномен мы называем «фидуциарным кредитом»[40]. На цены всех товаров и услуг непосредственно влияет исключительно фидуциарный кредит.
Когда банки учитывают трехмесячный вексель, порождая тем самым фидуциарный кредит, они обменивают будущее благо – требование, подлежащее оплате через три месяца, – на настоящее благо, которое они производят из ничего. В силу этого неверно считать, будто бы не имеет значения то, учитывается ли вексель выпустившим его банком или же вексель остается в обращении и переходит из рук в руки. Чтобы учесть вексель в ходе торговых операций, нужно иметь для этого средства. Но банк учитывает вексель, создавая необходимые для этого платежные средства и выпуская их в обращение. Разумеется, после оплаты векселя фидуциарные средства возвращаются обратно в банк. Если банк не выпускает их снова, то это имеет те же последствия, что и сокращение количества денег в широком смысле.
Банковская школа, с ее тезисом о том, что выпуск фидуциарных средств обращения жестко ограничен спросом на деньги в экономике, отрицает практическое значение этих бесспорных и никем не оспариваемых выводов. Теория банковской школы утверждает, что если фидуциарные средства обращения выпускаются банками исключительно для учета краткосрочных товарных векселей, то их будет выпущено ровно столько, сколько нужно для проведения всех сделок. Согласно этой доктрине, руководство банков не в состоянии оказывать влияние на объем товарных сделок. Продажи и покупки, для обслуживания которых выпущены краткосрочные товарные векселя, уже по факту заключения сделки порождают бумажный кредит, который может быть использован для обмена благ и услуг в рамках дальнейшей торговли. Если банк учитывает вексель и выпускает против него расписку, то, согласно учению банковской школы, с точки зрения рынка это будет нейтральной сделкой. Банковская школа считает, что в этом случае не происходит ничего, кроме замены менее удобного в обращении инструмента, векселя, на более удобный инструмент, банковскую расписку. Поэтому, по мнению банковской школы, выпуск банковских расписок не обязательно увеличивает количество денег в обращении: ведь если вексель погашается, то расписки поступают обратно в банк, а новые расписки будут выпущены в обращение только тогда, когда в результате новых сделок появятся новые товарные векселя.
Слабость этой хорошо известной аргументации заключается в предположении, что объем заключаемых сделок, т. е. покупок и продаж, в ходе которых могут выдаваться векселя, не зависит от поведения банков. Чем ниже ставка банковского процента, тем больше выдается кредитов. Те сделки, которые не являются прибыльными (и, следовательно, не заключаются) при ставке кредита 5 %, могут быть выгодными при ставке 4 %. Таким образам, снижая ставку, банки могут увеличить спрос на кредиты. Затем, удовлетворив этот спрос, они могут увеличить количество фидуциарных средств в обращении. Если признать это, то рушится главный тезис банковской теории – что фидуциарные средства обращения не влияют на цены.
Речь идет не просто о влиянии на цены кредита вообще, а о конкретном воздействии на цены «расширения кредита», или «кредитной экспансии». Нужно проводить четкое различие между: 1) таким кредитом, когда банк предоставляет в долг собственные средства или средства, доверенные ему вкладчиками, так называемым товарным кредитом, и 2) кредитом, который предоставляется за счет создания фидуциарных средств, то есть не обеспеченных деньгами расписок и вкладов, – этот феномен мы называем «фидуциарным кредитом»[40]. На цены всех товаров и услуг непосредственно влияет исключительно фидуциарный кредит.
Когда банки учитывают трехмесячный вексель, порождая тем самым фидуциарный кредит, они обменивают будущее благо – требование, подлежащее оплате через три месяца, – на настоящее благо, которое они производят из ничего. В силу этого неверно считать, будто бы не имеет значения то, учитывается ли вексель выпустившим его банком или же вексель остается в обращении и переходит из рук в руки. Чтобы учесть вексель в ходе торговых операций, нужно иметь для этого средства. Но банк учитывает вексель, создавая необходимые для этого платежные средства и выпуская их в обращение. Разумеется, после оплаты векселя фидуциарные средства возвращаются обратно в банк. Если банк не выпускает их снова, то это имеет те же последствия, что и сокращение количества денег в широком смысле.
2. Ранние последствия кредитной экспансии
То, что в ходе нормальной банковской деятельности банки выпускают фидуциарные средства исключительно в виде займов производителям и торговцам, означает, что эти средства не используются для непосредственного потребления[41]. Они используются прежде всего для производства, т. е. для покупки факторов производства и выплаты зарплат. Поэтому в результате вызванного выпуском таких фидуциарных средств увеличения количества денег в широком смысле первыми повышаются цены на сырье, продукты промежуточных переделов, иные блага высших порядков, а также ставки заработной платы.
Только после этого повышаются цены на блага первого порядка [предметы потребления]. Изменения покупательной способности денег, вызванные выпуском фидуциарных средств обращения, отличаются от изменений покупательной способности денег, вызванных открытием новых месторождений золота или выпуском бумажных денег; они имеют иной паттерн и иные побочные социальные последствия. Однако в конечном счете и те и другие влияют на цены примерно одинаково.
Изменения покупательной способности денег не влияют на процентную ставку непосредственно. Они могут косвенно повлиять на величину ставки процента в силу того, что изменения в распределении богатства и доходов, вызванные изменениями ценности денежной единицы, влияют на сбережения – и тем самым на накопление капитала. Если обесценение денежной единицы приносит выгоду богатым членам общества за счет бедных, то оно, вероятно, приведет к росту накопления капитала, потому что основными сберегателями являются богатые. Чем больше они сберегут, тем больше вырастут их доходы и состояния.
Если обесценение денег вызвано выпуском фидуциарных средств обращения и если зарплаты не повышаются сразу же вслед за ростом цен на товары, то уменьшение покупательной способности, безусловно, будет более резким. При этом возникает эффект «принудительных сбережений», который справедливо привлек к себе внимание современных исследователей[42]. Однако не нужно забывать о трех вещах. Во-первых, тот факт, возникают ли на практике такие изменения в распределении богатства и доходов, которые приводят к увеличению сбережений, зависит от конкретных обстоятельств. Во-вторых, при обстоятельствах, которые не имеют отношения к предмету нашего обсуждения (при ошибочном экономическом расчете, основанном на данных бухгалтерского учета), существенное обесценение денег может приводить к проеданию капитала (именно это одно время происходило в ходе последней инфляции). В-третьих, и это должны осознавать сторонники стимулирования инфляции посредством кредитной экспансии, накопление капитала поощряют любые законодательные меры, перераспределяющие ресурсы от «бедных» к «богатым».
Только после этого повышаются цены на блага первого порядка [предметы потребления]. Изменения покупательной способности денег, вызванные выпуском фидуциарных средств обращения, отличаются от изменений покупательной способности денег, вызванных открытием новых месторождений золота или выпуском бумажных денег; они имеют иной паттерн и иные побочные социальные последствия. Однако в конечном счете и те и другие влияют на цены примерно одинаково.
Изменения покупательной способности денег не влияют на процентную ставку непосредственно. Они могут косвенно повлиять на величину ставки процента в силу того, что изменения в распределении богатства и доходов, вызванные изменениями ценности денежной единицы, влияют на сбережения – и тем самым на накопление капитала. Если обесценение денежной единицы приносит выгоду богатым членам общества за счет бедных, то оно, вероятно, приведет к росту накопления капитала, потому что основными сберегателями являются богатые. Чем больше они сберегут, тем больше вырастут их доходы и состояния.
Если обесценение денег вызвано выпуском фидуциарных средств обращения и если зарплаты не повышаются сразу же вслед за ростом цен на товары, то уменьшение покупательной способности, безусловно, будет более резким. При этом возникает эффект «принудительных сбережений», который справедливо привлек к себе внимание современных исследователей[42]. Однако не нужно забывать о трех вещах. Во-первых, тот факт, возникают ли на практике такие изменения в распределении богатства и доходов, которые приводят к увеличению сбережений, зависит от конкретных обстоятельств. Во-вторых, при обстоятельствах, которые не имеют отношения к предмету нашего обсуждения (при ошибочном экономическом расчете, основанном на данных бухгалтерского учета), существенное обесценение денег может приводить к проеданию капитала (именно это одно время происходило в ходе последней инфляции). В-третьих, и это должны осознавать сторонники стимулирования инфляции посредством кредитной экспансии, накопление капитала поощряют любые законодательные меры, перераспределяющие ресурсы от «бедных» к «богатым».