Эпизоды инфляции бумажных денег встречаются нерегулярно. Обычно такую инфляцию порождают не внутриэкономические события, а определенного рода политические установки. Можно с уверенностью утверждать, что после того как страна, проводившая инфляционную политику, довела ее до логического конца или по крайней мере далеко зашла в ней, она больше не может пользоваться инфляцией для обслуживания своих финансовых интересов. Люди, пережившие инфляцию, приобретут недоверие к ней на всю жизнь и будут встречать в штыки любую попытку возобновить инфляцию.
При первых признаках новой инфляции люди будут отказываться от инфляционных денег или дисконтировать их непропорционально реальному увеличению денежного предложения. Как правило, необычно высокий уровень дисконта характерен для финальной фазы инфляции. Таким образом, попытки вновь начать инфляцию бумажных денег сразу после окончания предыдущей инфляции или вскоре после нее либо обречены на полный провал, либо почти сразу же приводят к катастрофе. Из этого можно сделать вывод – который подтверждает, или по крайней мере не опровергает история денежного обращения, – что для того, чтобы мысль о поддержке государственных финансов с помощью печатного станка вновь стала рассматриваться всерьез, должно вырасти новое поколение.
Есть много государств, которые никогда не проводили политику инфляции бумажных денег. Многие использовали ее лишь единожды. Даже страны, известные своей слабостью к печатному станку, повторяют этот эксперимент не слишком часто. После того как Австрия пережила инфляцию банкнот в эпоху наполеоновских войн, понадобилось целое поколение, чтобы она вновь начала проводить инфляционную политику, причем на этот раз масштабы инфляции были куда скромнее, чем в начале XIX в. Между вторым и третьим, недавно закончившимся эпизодом инфляции в ее истории прошло почти полвека. Инфляцию бумажных денег ни в коей мере нельзя назвать циклическим явлением.
3. Циклический процесс кредитной экспансии
4. Маниакальное стремление снизить ставку процента
5. Свободная банковская деятельность
6. Банковская система, основанная на государственном вмешательстве
7. Бесполезность вмешательства
IV. Антикризисная политика денежной школы
1. Недостатки денежной школы
2. Стремление к «буму»
При первых признаках новой инфляции люди будут отказываться от инфляционных денег или дисконтировать их непропорционально реальному увеличению денежного предложения. Как правило, необычно высокий уровень дисконта характерен для финальной фазы инфляции. Таким образом, попытки вновь начать инфляцию бумажных денег сразу после окончания предыдущей инфляции или вскоре после нее либо обречены на полный провал, либо почти сразу же приводят к катастрофе. Из этого можно сделать вывод – который подтверждает, или по крайней мере не опровергает история денежного обращения, – что для того, чтобы мысль о поддержке государственных финансов с помощью печатного станка вновь стала рассматриваться всерьез, должно вырасти новое поколение.
Есть много государств, которые никогда не проводили политику инфляции бумажных денег. Многие использовали ее лишь единожды. Даже страны, известные своей слабостью к печатному станку, повторяют этот эксперимент не слишком часто. После того как Австрия пережила инфляцию банкнот в эпоху наполеоновских войн, понадобилось целое поколение, чтобы она вновь начала проводить инфляционную политику, причем на этот раз масштабы инфляции были куда скромнее, чем в начале XIX в. Между вторым и третьим, недавно закончившимся эпизодом инфляции в ее истории прошло почти полвека. Инфляцию бумажных денег ни в коей мере нельзя назвать циклическим явлением.
3. Циклический процесс кредитной экспансии
Регулярность можно обнаружить лишь в проявлении феноменов, связанных с фидуциарным кредитом. С тех пор как банки, выпускающие фидуциарные средства, стали играть важную роль в экономической жизни, кризисы возникают раз в несколько лет. За кризисом следует стагнация, а за стагнацией – бум. Лорд Оверстоун более 90 лет назад чрезвычайно четко описал этот процесс: «Мы видим, что оно [состояние торговли] подвержено периодически повторяющимся изменениям, так что существует своего рода сложившийся цикл. Сначала мы видим состояние покоя, потом улучшение ситуации – рост доверия – процветание – эйфорию – неоправданный рост числа торговых сделок – судорогу – спад – стагнацию – отчаяние – и, наконец, снова состояние покоя»[48].
Это описание, чья краткость и четкость не имеют себе равных, свидетельствует о том, насколько несправедливо приписывать экономистам более позднего времени честь трансформации проблемы кризисов в проблему общего предпринимательского климата.
Предпринимались безуспешные попытки установить точную продолжительность деловых циклов. Этим, как и можно было ожидать, особенно грешили теории, искавшие источник экономических перемен в повторяющихся космических событиях. Экономическая история не подтверждает таких предположений. Она фиксирует чередование экономических спадов и экономических подъемов, но продолжительность этих спадов и подъемов неодинакова.
Проблема, в том, почему происходят эти колебания конъюнктуры. Теория фидуциарного кредита позволяет нам описать в первом приближении типичную структуру цикла, однако она, насколько нам известно, не объясняет, почему циклы повторяются.
Из теории фидуциарного кредита со всей очевидностью вытекает, что непосредственный стимул, который ведет к колебаниям, следует искать в поведении банков. Тем, что банки начинают снижать «денежную ставку процента» ниже уровня «естественной ставки процента», они расширяют обращение кредита и, следовательно, искажают естественный ход событий. Они влияют на ситуацию таким образом, что это неизбежно приводит к буму и кризису. Вопрос соответственно в том, что заставляет банки снова и снова возобновлять попытки расширить фидуциарный кредит.
Многие ученые считают, что на банки действуют внешние стимулы: что они начинают накачивать денежную систему фидуциарными средствами под воздействием определенных событий и что, если бы этих событий не происходило, они вели бы себя по-другому. Я тоже разделял эту точку зрения, о чем свидетельствует первое издание моей книги о теории денег[49]. Я не мог понять, почему опыт ничему не учит банки. Я считал, что если бы не внешние факторы, банки вели бы себя осторожно и сдержанно. Но потом я убедился, что объяснять изменения в поведении банков внешними стимулами бесполезно. Позже я также осознал, что колебания экономической конъюнктуры полностью зависят от соотношения количества фидуциарных средств в обращении и спроса на них.
Вброс в обращение каждой новой порции фидуциарных средств приводит к последствиям, описанным выше. Прежде всего это вызывает снижение процента по кредитам, а кроме того, сокращает покупательную способность денежной единицы. Каждый последующий вброс приводит к тому же результату. Возникновение новых банков, выпускающих фидуциарные средства обращения, и постепенное расширение фидуциарного кредита вызывает экономический бум и в результате приводит к кризису, сопровождающемуся спадом. Легко понять, почему банки, выпускающие фидуциарные средства обращения, стремясь повысить свои шансы на получение прибыли, готовы увеличивать объем кредитов и количество выпускаемых расписок. Объяснения требует то, почему попытки улучшить экономический климат путем кредитной экспансии повторяются снова и снова, несмотря на то что все предшествующие попытки такого рода блистательно провалились.
Ответ таков: причина в том, что среди деловых людей и экономистов доминирует представление о том, что снижение ставки процента является одной из главных целей экономической политики, а кредитная экспансия считается рациональным инструментом достижения этой цели.
Это описание, чья краткость и четкость не имеют себе равных, свидетельствует о том, насколько несправедливо приписывать экономистам более позднего времени честь трансформации проблемы кризисов в проблему общего предпринимательского климата.
Предпринимались безуспешные попытки установить точную продолжительность деловых циклов. Этим, как и можно было ожидать, особенно грешили теории, искавшие источник экономических перемен в повторяющихся космических событиях. Экономическая история не подтверждает таких предположений. Она фиксирует чередование экономических спадов и экономических подъемов, но продолжительность этих спадов и подъемов неодинакова.
Проблема, в том, почему происходят эти колебания конъюнктуры. Теория фидуциарного кредита позволяет нам описать в первом приближении типичную структуру цикла, однако она, насколько нам известно, не объясняет, почему циклы повторяются.
Из теории фидуциарного кредита со всей очевидностью вытекает, что непосредственный стимул, который ведет к колебаниям, следует искать в поведении банков. Тем, что банки начинают снижать «денежную ставку процента» ниже уровня «естественной ставки процента», они расширяют обращение кредита и, следовательно, искажают естественный ход событий. Они влияют на ситуацию таким образом, что это неизбежно приводит к буму и кризису. Вопрос соответственно в том, что заставляет банки снова и снова возобновлять попытки расширить фидуциарный кредит.
Многие ученые считают, что на банки действуют внешние стимулы: что они начинают накачивать денежную систему фидуциарными средствами под воздействием определенных событий и что, если бы этих событий не происходило, они вели бы себя по-другому. Я тоже разделял эту точку зрения, о чем свидетельствует первое издание моей книги о теории денег[49]. Я не мог понять, почему опыт ничему не учит банки. Я считал, что если бы не внешние факторы, банки вели бы себя осторожно и сдержанно. Но потом я убедился, что объяснять изменения в поведении банков внешними стимулами бесполезно. Позже я также осознал, что колебания экономической конъюнктуры полностью зависят от соотношения количества фидуциарных средств в обращении и спроса на них.
Вброс в обращение каждой новой порции фидуциарных средств приводит к последствиям, описанным выше. Прежде всего это вызывает снижение процента по кредитам, а кроме того, сокращает покупательную способность денежной единицы. Каждый последующий вброс приводит к тому же результату. Возникновение новых банков, выпускающих фидуциарные средства обращения, и постепенное расширение фидуциарного кредита вызывает экономический бум и в результате приводит к кризису, сопровождающемуся спадом. Легко понять, почему банки, выпускающие фидуциарные средства обращения, стремясь повысить свои шансы на получение прибыли, готовы увеличивать объем кредитов и количество выпускаемых расписок. Объяснения требует то, почему попытки улучшить экономический климат путем кредитной экспансии повторяются снова и снова, несмотря на то что все предшествующие попытки такого рода блистательно провалились.
Ответ таков: причина в том, что среди деловых людей и экономистов доминирует представление о том, что снижение ставки процента является одной из главных целей экономической политики, а кредитная экспансия считается рациональным инструментом достижения этой цели.
4. Маниакальное стремление снизить ставку процента
Наивный инфляционизм XVII–XVIII вв. пал под натиском экономической науки. В XIX в. инфляционной теории продолжали придерживаться только никому не известные авторы, оторванные от научного сообщества и практической экономической политики. В силу чисто политических причин школа эмпирического и исторического «реализма» не обращала внимания на проблемы экономической теории. Исключительно благодаря этому презрению к теории наивные взгляды на инфляцию смогли вновь завоевать временное признание во время [первой] Мировой войны, особенно в Германии.
Судьба инфляционной теории, пропагандирующей создание инфляции с помощью выпуска фидуциарных средств обращения, сложилась более удачно. Ее резко критиковали Адам Смит и некоторые его предшественники, в особенности американский ученый Уильям Дуглас[50]. Непримиримую позицию по отношению к этой доктрине занимали многие теоретики, в особенности приверженцы денежной школы. Однако с появлением банковской школы ситуация резко изменилась. Основатели этой школы не понимали, что кредитная экспансия приводит к снижению процентной ставки. Они даже утверждали, что кредитная экспансия, выходящая за пределы «потребностей бизнеса», принципиально невозможна. Таким образом, в доктрине банковской школы уже содержалась в зародыше мысль о том, что банки своим поведением способны снизить ставку процента. Как минимум следует констатировать, что авторы, занимавшиеся этими проблемами, не совсем понимали, почему они должны выступать против кредитной экспансии, и это не позволяло им противостоять общественности, требовавшей от банков «дешевых денег».
Экономическая пресса использовала для обсуждения процентной ставки сомнительный жаргон деловых кругов: журналисты рассуждали о «дефиците» и «изобилии» денег и называли рынок краткосрочного кредита «рынком денег». Наученные горьким опытом банки – эмитенты фидуциарных средств обращения, вели себя осторожно и не стремились удовлетворять желание получить более дешевый кредит, которое единодушно выражали газеты, политические партии, парламенты, правительства, предприниматели, землевладельцы и наемные работники. Нежелание банков расширять кредит воспринималось как злонамеренное. Даже газеты и политики, которые обязаны быть осмотрительными, неустанно заявляли, что банки-эмитенты могли бы выдавать более дешевые кредиты и что они держат высокую ставку по кредитам, потому что думают только о собственной выгоде и об интересах контролирующих их капиталистов.
Крупные эмиссионные банки континентальной Европы практически всегда создавались с надеждой на то, что выпуск фидуциарных средств обращения приведет к снижению ставки процента по кредитам. Под влиянием денежной школы сначала в Англии, а потом и в других странах, где раньше не было законов, ограничивавших выпуск банковских расписок, появилось регулирование, направленное на ограничение кредитной экспансии, по крайней мере в части выпуска необеспеченных банкнот. Несмотря на это, под натиском Тука (1774–1858) и его последователей денежная школа потерпела поражение. Хотя отмена законов, ограничивавших эмиссию расписок, считалась рискованной, считалось возможным обходить их. Собственно говоря, именно буква банковского закона обеспечила концентрацию драгоценных металлов в хранилищах эмиссионных банков. Это позволило увеличить выпуск фидуциарных средств обращения и сыграло важную роль в распространении золотодевизного стандарта.
До войны [1914] в Германии открыто звучали призывы к выведению золота из обращения ради того, чтобы Рейхсбанк получил возможность выпускать 60 бумажных марок на каждые 20 золотых марок, пополнявших его хранилища. Пропагандировались также чековые платежи – как способ существенно снизить ставку процента[51]. Примерно то же самое, хотя и не в столь явном виде, происходило повсеместно.
Любое отдельно взятое изменение экономической конъюнктуры – и резкий рост, и следующий за ним провал – вызвано попытками эмиссионных банков снизить процент по кредитам и таким образом расширить фидуциарный кредит посредством увеличения предложения фидуциарных средств обращения (т. е. не полностью обеспеченных деньгами банковских расписок и депозитов до востребования). То, что эти попытки повторяются снова и снова, несмотря на печальные последствия таких действий, связано с доминированием идеологии, которая считает главными целями экономической политики рост цен на товары и особенно – низкую процентную ставку. Предполагается, что, увеличивая предложение фидуциарных средств обращения, можно достичь даже второй цели. Жалобы на кризис и депрессию не умолкают, но причинно-следственная связь между поведением эмиссионных банков и этими бедствиями не осознается; в силу этого пропагандируется такая экономическая политика, которая в итоге неизбежно приводит к кризису и депрессии.
Судьба инфляционной теории, пропагандирующей создание инфляции с помощью выпуска фидуциарных средств обращения, сложилась более удачно. Ее резко критиковали Адам Смит и некоторые его предшественники, в особенности американский ученый Уильям Дуглас[50]. Непримиримую позицию по отношению к этой доктрине занимали многие теоретики, в особенности приверженцы денежной школы. Однако с появлением банковской школы ситуация резко изменилась. Основатели этой школы не понимали, что кредитная экспансия приводит к снижению процентной ставки. Они даже утверждали, что кредитная экспансия, выходящая за пределы «потребностей бизнеса», принципиально невозможна. Таким образом, в доктрине банковской школы уже содержалась в зародыше мысль о том, что банки своим поведением способны снизить ставку процента. Как минимум следует констатировать, что авторы, занимавшиеся этими проблемами, не совсем понимали, почему они должны выступать против кредитной экспансии, и это не позволяло им противостоять общественности, требовавшей от банков «дешевых денег».
Экономическая пресса использовала для обсуждения процентной ставки сомнительный жаргон деловых кругов: журналисты рассуждали о «дефиците» и «изобилии» денег и называли рынок краткосрочного кредита «рынком денег». Наученные горьким опытом банки – эмитенты фидуциарных средств обращения, вели себя осторожно и не стремились удовлетворять желание получить более дешевый кредит, которое единодушно выражали газеты, политические партии, парламенты, правительства, предприниматели, землевладельцы и наемные работники. Нежелание банков расширять кредит воспринималось как злонамеренное. Даже газеты и политики, которые обязаны быть осмотрительными, неустанно заявляли, что банки-эмитенты могли бы выдавать более дешевые кредиты и что они держат высокую ставку по кредитам, потому что думают только о собственной выгоде и об интересах контролирующих их капиталистов.
Крупные эмиссионные банки континентальной Европы практически всегда создавались с надеждой на то, что выпуск фидуциарных средств обращения приведет к снижению ставки процента по кредитам. Под влиянием денежной школы сначала в Англии, а потом и в других странах, где раньше не было законов, ограничивавших выпуск банковских расписок, появилось регулирование, направленное на ограничение кредитной экспансии, по крайней мере в части выпуска необеспеченных банкнот. Несмотря на это, под натиском Тука (1774–1858) и его последователей денежная школа потерпела поражение. Хотя отмена законов, ограничивавших эмиссию расписок, считалась рискованной, считалось возможным обходить их. Собственно говоря, именно буква банковского закона обеспечила концентрацию драгоценных металлов в хранилищах эмиссионных банков. Это позволило увеличить выпуск фидуциарных средств обращения и сыграло важную роль в распространении золотодевизного стандарта.
До войны [1914] в Германии открыто звучали призывы к выведению золота из обращения ради того, чтобы Рейхсбанк получил возможность выпускать 60 бумажных марок на каждые 20 золотых марок, пополнявших его хранилища. Пропагандировались также чековые платежи – как способ существенно снизить ставку процента[51]. Примерно то же самое, хотя и не в столь явном виде, происходило повсеместно.
Любое отдельно взятое изменение экономической конъюнктуры – и резкий рост, и следующий за ним провал – вызвано попытками эмиссионных банков снизить процент по кредитам и таким образом расширить фидуциарный кредит посредством увеличения предложения фидуциарных средств обращения (т. е. не полностью обеспеченных деньгами банковских расписок и депозитов до востребования). То, что эти попытки повторяются снова и снова, несмотря на печальные последствия таких действий, связано с доминированием идеологии, которая считает главными целями экономической политики рост цен на товары и особенно – низкую процентную ставку. Предполагается, что, увеличивая предложение фидуциарных средств обращения, можно достичь даже второй цели. Жалобы на кризис и депрессию не умолкают, но причинно-следственная связь между поведением эмиссионных банков и этими бедствиями не осознается; в силу этого пропагандируется такая экономическая политика, которая в итоге неизбежно приводит к кризису и депрессии.
5. Свободная банковская деятельность
Любое отклонение цен, заработной платы или ставки процента от значений, которые сложились бы на свободном рынке, всегда приводит к нарушению экономического «равновесия». Нарушение «равновесия», вызванное попытками искусственно занизить ставку процента, и провоцирует кризисы.
Таким образом, источник феномена волнообразных подъемов и спадов экономики носит идеологический характер. Экономические циклы будут повторяться до тех пор, пока люди считают, что ставку процента можно снизить не только за счет накопления капитала, но и с помощью банковской политики.
Но если бы государства вообще не занимались выпуском фидуциарных средств обращения, это все равно делали бы банки: и в виде расписок, и в виде депозитов. Если бы законодательных ограничений на эмиссию фидуциарных средств обращения не существовало, наступило бы господство свободной банковской деятельности. При этом банки должны были бы проявлять особую предусмотрительность, чтобы выпускаемые ими фидуциарные средства обращения не потеряли репутацию; ведь никто не обязан был бы их принимать. Со временем жители капиталистических стран научились бы отличать хорошие банки от плохих. Жители «слаборазвитых» стран не стали бы доверять никаким банкам. Государство не давило бы на банки, заставляя их снизить процентные ставки. Управляющие надежных и уважаемых банков, выпускающие такие фидуциарные средства обращения, которые пользуются общим доверием и функционируют в качестве заместителей денег, извлекли бы уроки из опыта истории. Даже если бы они не вполне осознавали теоретическую взаимосвязь между кредитной экспансией и кризисом, они интуитивно чувствовали бы, насколько далеко можно зайти в выпуске фидуциарных средств, не ставя экономику на грань краха.
Осмотрительная и осторожная политика уважаемых и солидных банков служила бы примером и для менее ответственных управляющих остальных банков, и они вынуждены были бы придерживаться ее, как бы ни хотелось им выдавать более дешевые кредиты. Ведь один отдельно взятый банк или даже группа банков не в состоянии запустить кредитную экспансию. Для этого нужно, чтобы фидуциарные средства рассматривались всеми как заместители денег. Если одновременно существует несколько эмиссионных банков с равными правами и некоторые из них пытаются расширить объем фидуциарного кредита в то время, как другие этого не делают, то после каждого очередного раунда взаимозачетов положительный остаток на текущем счете будут иметь консервативные банки. В этих условиях, столкнувшись с необходимостью оплаты предъявляемых к возмещению расписок и сокращением остатков наличности, банки, начавшие было расширять фидуциарный кредит, были бы вынуждены сократить эмиссию фидуциарных средств обращения.
В ходе развития банковской системы, допускающей существование фидуциарных средств в принципе, кризисов избежать не удалось бы. Однако, как только банкиры осознают угрозу кредитной экспансии для их деятельности, они сделают все, чтобы избежать кризиса. В условиях свободной банковской деятельности они неизбежно выберут единственно возможный путь, ведущий к этой цели: они станут подходить к эмиссии фидуциарных средств крайне осторожно.
Таким образом, источник феномена волнообразных подъемов и спадов экономики носит идеологический характер. Экономические циклы будут повторяться до тех пор, пока люди считают, что ставку процента можно снизить не только за счет накопления капитала, но и с помощью банковской политики.
Но если бы государства вообще не занимались выпуском фидуциарных средств обращения, это все равно делали бы банки: и в виде расписок, и в виде депозитов. Если бы законодательных ограничений на эмиссию фидуциарных средств обращения не существовало, наступило бы господство свободной банковской деятельности. При этом банки должны были бы проявлять особую предусмотрительность, чтобы выпускаемые ими фидуциарные средства обращения не потеряли репутацию; ведь никто не обязан был бы их принимать. Со временем жители капиталистических стран научились бы отличать хорошие банки от плохих. Жители «слаборазвитых» стран не стали бы доверять никаким банкам. Государство не давило бы на банки, заставляя их снизить процентные ставки. Управляющие надежных и уважаемых банков, выпускающие такие фидуциарные средства обращения, которые пользуются общим доверием и функционируют в качестве заместителей денег, извлекли бы уроки из опыта истории. Даже если бы они не вполне осознавали теоретическую взаимосвязь между кредитной экспансией и кризисом, они интуитивно чувствовали бы, насколько далеко можно зайти в выпуске фидуциарных средств, не ставя экономику на грань краха.
Осмотрительная и осторожная политика уважаемых и солидных банков служила бы примером и для менее ответственных управляющих остальных банков, и они вынуждены были бы придерживаться ее, как бы ни хотелось им выдавать более дешевые кредиты. Ведь один отдельно взятый банк или даже группа банков не в состоянии запустить кредитную экспансию. Для этого нужно, чтобы фидуциарные средства рассматривались всеми как заместители денег. Если одновременно существует несколько эмиссионных банков с равными правами и некоторые из них пытаются расширить объем фидуциарного кредита в то время, как другие этого не делают, то после каждого очередного раунда взаимозачетов положительный остаток на текущем счете будут иметь консервативные банки. В этих условиях, столкнувшись с необходимостью оплаты предъявляемых к возмещению расписок и сокращением остатков наличности, банки, начавшие было расширять фидуциарный кредит, были бы вынуждены сократить эмиссию фидуциарных средств обращения.
В ходе развития банковской системы, допускающей существование фидуциарных средств в принципе, кризисов избежать не удалось бы. Однако, как только банкиры осознают угрозу кредитной экспансии для их деятельности, они сделают все, чтобы избежать кризиса. В условиях свободной банковской деятельности они неизбежно выберут единственно возможный путь, ведущий к этой цели: они станут подходить к эмиссии фидуциарных средств крайне осторожно.
6. Банковская система, основанная на государственном вмешательстве
То, что развитие фидуциарных средств пошло по другому пути, связано исключительно с тем, что выпуск банковских расписок (которые долгое время были единственной формой фидуциарных средств и продолжают оставаться их самой важной формой сегодня [1928] даже в Англии и США) стал епархией государства. На смену частным банкирам и акционерным коммерческим банкам пришли политически привилегированные эмиссионные банки. Это произошло потому, что правительства по причинам фискального характера и соображениям государственной кредитной политики выступали за расширение фидуциарного кредита. Привилегированные институты могли безбоязненно выдавать кредиты не только потому, что обычно были эмиссионными монополистами, но и потому, что в чрезвычайной ситуации могли рассчитывать на помощь государства. Частный банкир, переборщивший с кредитами, разоряется. В той же ситуации привилегированный банк получает разрешение приостановить платежи, а его расписки становятся законным средством платежа по номиналу.
Если бы из учения денежной школы был сделан вывод о том, что фидуциарные средства обращения следует лишить всех специальных привилегий и регулировать так же, как любые другие денежные требования, по общим законам без каких-либо специальных изъятий и исключений, это, вероятно, успешнее противодействовало бы кризисам, чем установление жестких пропорций выпуска фидуциарных средств и ограничение права банков создавать фидуциарные средства обращения сферой депозитов. Принцип свободной банковской деятельности, таким образом, был ограничен депозитами, но и там он не смог сформировать у банков и банкиров осмотрительность по отношению к фидуциарным средствам обращения. Дело в том, что общественное мнение навязало правительствам такую экономическую политику, которая предполагала, что во время кризиса государство обязано помогать центральным эмиссионным банкам. Чтобы позволить Банку Англии помочь банкам, увлекшимся кредитной экспансией, в 1847, 1857 и 1866 гг. действие закона Пиля приостанавливалось. И такая помощь в той или иной форме предоставлялась всегда и повсюду.
В США национальное банковское законодательство было устроено таким образом, что помогать заигравшимся эмиссионным банкам было крайне трудно, если вообще не невозможно. Одним из главных недостатков этой системы регулирования считалось то, что она не позволяла помогать неплатежеспособным кредиторам и поддерживать объем выданных ими кредитов. Среди причин, которые привели к существенному пересмотру американского банковского законодательства [имеется в виду закон о Федеральном резерве 1913 г.], главной была убежденность в том, что нужно создавать резервы на случай кризиса. Иными словами, после того как выпуск расчетных сертификатов позволил спасти банки во время паники 1907 г., сложилось мнение, что необходимо использовать специальные технические инструменты для того, чтобы предотвращать крах банков и банкиров, чье поведение привело к кризису. Обычно считалось, что особенно важно защитить банки, занимавшиеся расширением фидуциарного кредита, от последствий их безответственного поведения. В этом состояла одна из главных задач центральных эмиссионных банков. Кроме того, считалось, что те банки, которые даже во время кризиса остались на плаву благодаря собственной предусмотрительности, обязаны помочь попавшим в беду коллегам.
Если бы из учения денежной школы был сделан вывод о том, что фидуциарные средства обращения следует лишить всех специальных привилегий и регулировать так же, как любые другие денежные требования, по общим законам без каких-либо специальных изъятий и исключений, это, вероятно, успешнее противодействовало бы кризисам, чем установление жестких пропорций выпуска фидуциарных средств и ограничение права банков создавать фидуциарные средства обращения сферой депозитов. Принцип свободной банковской деятельности, таким образом, был ограничен депозитами, но и там он не смог сформировать у банков и банкиров осмотрительность по отношению к фидуциарным средствам обращения. Дело в том, что общественное мнение навязало правительствам такую экономическую политику, которая предполагала, что во время кризиса государство обязано помогать центральным эмиссионным банкам. Чтобы позволить Банку Англии помочь банкам, увлекшимся кредитной экспансией, в 1847, 1857 и 1866 гг. действие закона Пиля приостанавливалось. И такая помощь в той или иной форме предоставлялась всегда и повсюду.
В США национальное банковское законодательство было устроено таким образом, что помогать заигравшимся эмиссионным банкам было крайне трудно, если вообще не невозможно. Одним из главных недостатков этой системы регулирования считалось то, что она не позволяла помогать неплатежеспособным кредиторам и поддерживать объем выданных ими кредитов. Среди причин, которые привели к существенному пересмотру американского банковского законодательства [имеется в виду закон о Федеральном резерве 1913 г.], главной была убежденность в том, что нужно создавать резервы на случай кризиса. Иными словами, после того как выпуск расчетных сертификатов позволил спасти банки во время паники 1907 г., сложилось мнение, что необходимо использовать специальные технические инструменты для того, чтобы предотвращать крах банков и банкиров, чье поведение привело к кризису. Обычно считалось, что особенно важно защитить банки, занимавшиеся расширением фидуциарного кредита, от последствий их безответственного поведения. В этом состояла одна из главных задач центральных эмиссионных банков. Кроме того, считалось, что те банки, которые даже во время кризиса остались на плаву благодаря собственной предусмотрительности, обязаны помочь попавшим в беду коллегам.
7. Бесполезность вмешательства
Вполне имеет право на существование вопрос: а каков был бы ущерб от естественного развития кризиса по сравнению с тем ущербом, который наносит искусственное занижение процентной ставки, вводя в заблуждение предпринимателей? Бесспорно, многие из тех, кого спасло вмешательство, пали бы жертвой паники, но если бы таким предприятиям дали обанкротиться, на их месте расцвели бы другие. Несмотря на это, общий убыток от «бума» (кризис сам по себе не порождает этот убыток: он лишь делает его очевидным) связан в основном с тем, что факторы производства были потрачены на такие вложения в основной капитал, которые не были первоочередными с учетом реальных экономических условий. В результате эти факторы производства не могут быть использованы для более насущных направлений использования. Вмешательство препятствует переходу благ из рук неосмотрительных предпринимателей в руки тех, кто проявил большую осмотрительность; в результате дисбаланс не смягчается и не уменьшается.
Практика вмешательства государства в интересах банков, ставших неплатежеспособными в результате кризиса, приводит к блокированию рыночных сил, которые могли бы предотвратить возобновление кредитной экспансии, возникновение нового бума и соответственно – нового кризиса. Если кризис не наносит ущерба банкам, а лишь чуть-чуть ослабляет их, то их ничто не удерживает от новых попыток искусственно занизить процентную ставку по кредитам и расширить фидуциарный кредит. Если позволить кризису сделать свое дело и безжалостно уничтожить те предприятия, которые не смогли расплатиться по своим обязательствам, то все предприниматели, а не только банки, будут осторожнее пользоваться кредитами и выдавать их с гораздо меньшей легкостью. Однако общественное мнение одобряет спасение безответственных предприятий во время кризиса. Разумеется, как только худшее остается позади, банки снова приступают к кредитной экспансии.
Деловым людям кажется естественным и понятным то, что банки удовлетворяют их спрос на кредит, создавая фидуциарные средства обращения. Они считают, что задача и долг банков – «быть на стороне» бизнеса и торговли. Действительно, расширение фидуциарного кредита поощряет накопление капитала в узких рамках «принудительных сбережений», которые оно вызывает, – и в этом смысле кредитная экспансия способствует росту производства. Тем не менее любые шаги в этом направлении заводят предпринимателя все дальше и дальше по «неверному» пути, о чем уже говорилось выше. Разрыв между реальными действиями предпринимателей и тем, как они вели бы себя на свободном рынке, в период кризиса становится явным. То, что каждый кризис, с его крайне неприятными последствиями, сменяется очередным «бумом», который неизбежно переходит в следующий кризис, объясняется исключительно тем, что доминирующая во всех влиятельных общественных группах (в СМИ, среди политиков, экономистов, чиновников и в деловых кругах) идеология не только допускает кредитную экспансию, но и предписывает ее.
Практика вмешательства государства в интересах банков, ставших неплатежеспособными в результате кризиса, приводит к блокированию рыночных сил, которые могли бы предотвратить возобновление кредитной экспансии, возникновение нового бума и соответственно – нового кризиса. Если кризис не наносит ущерба банкам, а лишь чуть-чуть ослабляет их, то их ничто не удерживает от новых попыток искусственно занизить процентную ставку по кредитам и расширить фидуциарный кредит. Если позволить кризису сделать свое дело и безжалостно уничтожить те предприятия, которые не смогли расплатиться по своим обязательствам, то все предприниматели, а не только банки, будут осторожнее пользоваться кредитами и выдавать их с гораздо меньшей легкостью. Однако общественное мнение одобряет спасение безответственных предприятий во время кризиса. Разумеется, как только худшее остается позади, банки снова приступают к кредитной экспансии.
Деловым людям кажется естественным и понятным то, что банки удовлетворяют их спрос на кредит, создавая фидуциарные средства обращения. Они считают, что задача и долг банков – «быть на стороне» бизнеса и торговли. Действительно, расширение фидуциарного кредита поощряет накопление капитала в узких рамках «принудительных сбережений», которые оно вызывает, – и в этом смысле кредитная экспансия способствует росту производства. Тем не менее любые шаги в этом направлении заводят предпринимателя все дальше и дальше по «неверному» пути, о чем уже говорилось выше. Разрыв между реальными действиями предпринимателей и тем, как они вели бы себя на свободном рынке, в период кризиса становится явным. То, что каждый кризис, с его крайне неприятными последствиями, сменяется очередным «бумом», который неизбежно переходит в следующий кризис, объясняется исключительно тем, что доминирующая во всех влиятельных общественных группах (в СМИ, среди политиков, экономистов, чиновников и в деловых кругах) идеология не только допускает кредитную экспансию, но и предписывает ее.
IV. Антикризисная политика денежной школы
1. Недостатки денежной школы
Все успехи в объяснении колебаний экономической конъюнктуры, достигнутые до сего дня, являются заслугой денежной школы. Исключительно этой школе мы обязаны идеями, которые легли в основу политики, направленной на устранение этих колебаний. Роковая ошибка денежной школы связана с тем, что она не смогла осознать того, что заместителями денег и соответственно денежными сертификатами и фидуциарными средствами обращения являются не только банковские расписки, но и банковские депозиты до востребования. Она рассматривала как заместители денег исключительно банковские расписки. Соответственно с точки зрения денежной школы на обращение чисто металлических денег могло оказывать негативное влияние исключительно введение банкнот, не обеспеченных [металлическими] деньгами.
В силу этого представители денежной школы полагали, что для того, чтобы предотвратить регулярное повторение кризисов, достаточно ограничить выпуск не обеспеченных золотом банкнот. Вопрос об эмиссии фидуциарных средств обращения в виде необеспеченных депозитов до востребования их не занимал[52]. Поскольку ничто не препятствовало осуществлению кредитной экспансии посредством создания банковских депозитов, ее можно было продолжать даже в Англии. Когда технические проблемы ограничивали возможность дальнейшего предоставления банковских кредитов и кризис становился явным, банки и их вкладчики обычно получали помощь в виде дополнительной эмиссии банкнот. Практика ограничения доли необеспеченных банкнот в обращении систематизировала эту процедуру. Так как банки могли положиться на помощь эмиссионного банка, они с легкостью шли на расширение объема предоставляемых кредитов.
Если бы было запрещено всякое расширение объема фидуциарных средств в любой форме, т. е. если бы от банков требовалось полностью обеспечивать и дополнительный выпуск банкнот, и депозиты до востребования – или по крайней мере если бы им не разрешали увеличивать объем фидуциарных средств обращения сверх жестко установленного лимита, – то цены стали бы резко падать, особенно в периоды, когда рост спроса на деньги превышает увеличение денежного предложения. Тогда у экономики не было бы стимула, которым для нее являются «принудительные сбережения», а, кроме того, в течение какого-то времени она страдала бы от последствий роста покупательной способности денежной единицы [т. е. от падающих цен]. Накопление капитала хоть и не остановилось бы совсем, но происходило бы медленнее. В то же время в этом случае экономика, безусловно, не испытывала бы периодов бурного роста, внезапно перерастающих в драматические кризисы и рецессии.
Обсуждать, была бы описанная выше политика ограничения эмиссии фидуциарных средств обращения банками лучше, чем реально проводимая политика, не имеет особого смысла. Подлинной альтернативой нынешней политике является не просто ограничение свободы эмиссии фидуциарных средств. Реальный выбор существует (или по крайней мере существовал) между предоставлением привилегий на эмиссию фидуциарных средств обращения и свободной банковской деятельностью.
Вариант со свободной банковской деятельностью сегодня практически не обсуждается. Первые попытки вмешательства государства в капиталистическую систему связаны с периодом, когда в центре экономических и политических дебатов оказалась банковская политика. Разумеется, некоторые люди выступали за свободную банковскую деятельность, но они потерпели поражение. Главной задачей регуляторов была защита держателей банковских расписок от банков. При этом все забыли, что когда банки останавливают платежи, от этого страдают именно те, кого призвано защитить банковское законодательство. Нельзя не признать, что гипотетические последствия краха банков в системе, основанной на абсолютно свободной банковской деятельности, не идут ни в какое сравнение с последствиями войны и той банковской политики, которую проводили после нее три европейские империи[53].
В силу этого представители денежной школы полагали, что для того, чтобы предотвратить регулярное повторение кризисов, достаточно ограничить выпуск не обеспеченных золотом банкнот. Вопрос об эмиссии фидуциарных средств обращения в виде необеспеченных депозитов до востребования их не занимал[52]. Поскольку ничто не препятствовало осуществлению кредитной экспансии посредством создания банковских депозитов, ее можно было продолжать даже в Англии. Когда технические проблемы ограничивали возможность дальнейшего предоставления банковских кредитов и кризис становился явным, банки и их вкладчики обычно получали помощь в виде дополнительной эмиссии банкнот. Практика ограничения доли необеспеченных банкнот в обращении систематизировала эту процедуру. Так как банки могли положиться на помощь эмиссионного банка, они с легкостью шли на расширение объема предоставляемых кредитов.
Если бы было запрещено всякое расширение объема фидуциарных средств в любой форме, т. е. если бы от банков требовалось полностью обеспечивать и дополнительный выпуск банкнот, и депозиты до востребования – или по крайней мере если бы им не разрешали увеличивать объем фидуциарных средств обращения сверх жестко установленного лимита, – то цены стали бы резко падать, особенно в периоды, когда рост спроса на деньги превышает увеличение денежного предложения. Тогда у экономики не было бы стимула, которым для нее являются «принудительные сбережения», а, кроме того, в течение какого-то времени она страдала бы от последствий роста покупательной способности денежной единицы [т. е. от падающих цен]. Накопление капитала хоть и не остановилось бы совсем, но происходило бы медленнее. В то же время в этом случае экономика, безусловно, не испытывала бы периодов бурного роста, внезапно перерастающих в драматические кризисы и рецессии.
Обсуждать, была бы описанная выше политика ограничения эмиссии фидуциарных средств обращения банками лучше, чем реально проводимая политика, не имеет особого смысла. Подлинной альтернативой нынешней политике является не просто ограничение свободы эмиссии фидуциарных средств. Реальный выбор существует (или по крайней мере существовал) между предоставлением привилегий на эмиссию фидуциарных средств обращения и свободной банковской деятельностью.
Вариант со свободной банковской деятельностью сегодня практически не обсуждается. Первые попытки вмешательства государства в капиталистическую систему связаны с периодом, когда в центре экономических и политических дебатов оказалась банковская политика. Разумеется, некоторые люди выступали за свободную банковскую деятельность, но они потерпели поражение. Главной задачей регуляторов была защита держателей банковских расписок от банков. При этом все забыли, что когда банки останавливают платежи, от этого страдают именно те, кого призвано защитить банковское законодательство. Нельзя не признать, что гипотетические последствия краха банков в системе, основанной на абсолютно свободной банковской деятельности, не идут ни в какое сравнение с последствиями войны и той банковской политики, которую проводили после нее три европейские империи[53].
2. Стремление к «буму»
Если взять последние два поколения, то любой, кто давал себе труд задуматься, знает, что кризис следует за бумом. Несмотря на это, ни одному самому хитрому и ловкому банкиру не удавалось вовремя прекратить кредитную экспансию. Этому препятствовало общественное мнение. Считается, что резкие колебания экономической конъюнктуры являются неотъемлемой чертой капиталистической системы. Под влиянием теорий банковской школы сложилось мнение, что банки просто повинуются восходящей волне конъюнктуры и никак не могут вызвать бум или способствовать ему. Когда после длительной стагнации банки снова начинали удовлетворять спрос общества на дешевый кредит, признаки начинающегося бума всегда вызывали в обществе восторг.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента