Страница:
Может быть, до него наконец стало доходить, что именно собой представляет новая пассия?
— Вот и снова ты груб, — вздохнула Немертея, но развивать свою мысль не стала, обреченно махнув рукой. — Ладно, надеюсь, у меня еще будет время, чтобы сделать из мента цивилизованного члена общества. Ну а пока поехали.
— Спасибо, — Рабинович отвесил девушке земной поклон и повернулся к Жомову. — Чего застыл? Давай трогай!
— Что потрогать? — не понял омоновец.
— Пистолет свой! — рявкнул Сеня.
Жомов полез в карман, и Попов едва не подавился собственным языком от смеха. До Ивана наконец дошло, что над ним издеваются. Омоновец начал спешно багроветь.
— Жевательницу закрой, кабан перекормленный, — рявкнул он на Андрюшу.
— Или я тебе туда оба берца засуну!
— Ну вот, опять я крайний, — поперхнулся Попов и посмотрел на титаниду, забирающуюся в колесницу. — Немертеечка, за меня заступиться не хочешь? Я ведь тоже униженный и оскорбленный.
— Руку бы лучше подал, — отмахнулась от него титанида, все еще страшно разочарованная неудачной попыткой приобщить Рабиновича к цивилизации.
Попов горестно вздохнул и, схватив Немертею за запястье, одним мощным рывком загрузил ее в колесницу. Мой Сеня прошествовал мимо, даже не посмотрев в сторону грустной титаниды-правдолюбицы, и забрался на спину своей кляче. Несколько секунд наш караван безмолвной скульптурной группой красовался посреди дороги, а затем Жомов подхлестнул свою лошадь и вновь возглавил пелетон. Правда, теперь мы не неслись вперед с бешеной скоростью, а еле плелись вниз, к не подозревающей еще о приближении ментов колонии кентавров с требующимся нам Хироном во главе.
Немертея была права, когда говорила, что поселение парнокопытных мутантов находится недалеко от входа в лощину. Вот только после встречи с бандой распоясавшихся расистов и рэкетиров на той стороне гор я здорово сомневался в том, что нам у Хирона окажут «самый радушный прием», на который так рассчитывала правдолюбивая титанида. После недавней стычки даже неоднократные Жомовым заверения жены в том, что он бросает пить, выглядели куда правдоподобнее! Мои менты, пожалуй, считали так же, поэтому на территорию поселения въезжали с большой осторожностью. Ваня даже на всякий случай предложил сразу при прибытии двум-трем уродам задние копыта с передними поменять, но Сеня, прислушавшись к голосу «титановой совести», уговорил соратника повременить с проведением в жизнь омоновской методики профилактики преступлений.
Если честно, после Дельф, Коринфа и прочих древнегреческих чудес архитектуры, я надеялся увидеть в поселении кентавров достаточно много признаков цивилизованного мира, но был здорово разочарован: античной культурой тут и не пахло! Почти вся колония кентавров располагалась в целой анфиладе пещер, невесть каким образом появившихся на склонах гор, и лишь почти у самой кромки леса, прямо у подножия склонов, ютились десятка три перекошенных каменных строений, лишь отдаленно похожих на человеческие дома.
В общем, смотреть тут было абсолютно не на что. Зато было что послушать! Едва ступив на территорию поселения, я чуть не оглох от какого-то невероятного шума, здорово напоминавшего звук вытяжки, работающей в лаборатории Попова. Я даже невольно прижался к земле и поднял вверх голову, пытаясь рассмотреть в воздухе эдакий огромный раструб, изо всех сил стремившийся перекачать на ту сторону гор устойчивый запах конюшни.
Однако я ошибся. Никакой вытяжки, естественно, над поселением кентавров не было. Зато в воздухе висел огромный рой насекомых. Слепни, оводы, навозные мухи и прочая нечисть парила над нами на бреющем полете, явно оценивая вкусовые качества вновь прибывшего десерта. В ужасе от предстоящей встречи с перепончатокрылой армадой я захлопнул пасть, прижал к голове уши и даже собирался закрыть глаза, но, прежде чем рой жалящих насекомых пошел в атаку, собираясь полакомиться нашей кровушкой, в небо с колесницы поднялся наш трехглавый дирижабль, начиненный дихлофосом.
Издав ликующий вопль, Горыныч дал такой мощный залп из всех своих пульверизаторов, что все мухообразные чудища разом рухнули вниз, покрыв дорогу разноцветным ковром почти двухсантиметровой толщины. Кентавры, поначалу совершенно не обратившие внимания на наше прибытие, удивленно замерли, наблюдая за новоявленным истребителем насекомых. А Горыныч, обрадованный огромным количеством излюбленного лакомства, годами заготавливаемого кентаврами специально к его прибытию, в два приема слизнул всех мух с дороги и, вдвое увеличив свой объем, пошел на второй заход.
Его новую атаку на летающих паразитов кентавры встретили единоутробным торжествующим ревом.
Ахтармерз удивленно покосился на них, но свой полет не прервал. Правда, в этот раз мух травили только две его головы, а третья на лету проглатывала рой за роем, словно кит планктон. Через пару минут такой санитарной обработки вся колония кентавров намертво пропиталась характерным запахом Горыныча, смешанным с устойчивым ароматом конского навоза, зато от летающей армады насекомых и следа не осталось. Часть была заживо проглочена Ахтармерзом, часть валялась на земле, приготовившись последовать в бездонный желудок Горыныча, а те из насекомых, кто оказался немного сообразительнее, «делали крылья» подальше от поселения, дав себе зарок не возвращаться назад по крайней мере лет сто пятьдесят. А Ахтармерз, сожрав остатки перепончатокрылых, удовлетворенно рыгнул, обдав всех нас мощной струей сероводорода.
Немертея от такого сногсшибательного парфюма упала в обморок, Геракл, видимо, склонный к токсикомании, начал хихикать, а у Гомера сделалось одухотворенное лицо, и он, выпучив глаза, принялся размахивать руками, дирижируя невидимым оркестром. Под Жомовым, оказавшимся ближе всех к эпицентру выброса газа, пала лошадь, а он сам неуклюже принялся затыкать собственной кепкой все три газовых трубы Горыныча одновременно. Сеня, собрав остатки мужества и помутневшего разума в маленькую кучку, пополз поднимать свою пассию, павшую в неравной битве с отравляющей отрыжкой, я невольно заскулил, стараясь заткнуть лапами ноздри, и лишь Андрюша, которого, как известно, никаким запахом не проймешь, удивленно смотрел по сторонам, явно не понимая, что с нами происходит.
Несколько секунд мы были в полной прострации, пытаясь поймать в воздухе хоть молекулу кислорода, а кентавры тем временем сбились в кучу. Некоторое время они совещались, а затем одним рывком примчались к нам и упали на землю, преклонив передние колени перед Горынычем. Тот удивленно посмотрел на них.
— Ты — бог! — с восхищением поставил в известность обожравшуюся рептилию один из парнокопытных.
— Нет, я только учусь, — скромно потупив все три пары очей долу, ответил Горыныч, и именно в этот момент Жомов наконец добрался до кислорода.
— А это тебе оценка за экзамен, — проговорил Ваня и от души приложился кулачищем к нижней челюсти средней головы Ахтармерза. — Садись, два!
Раздувшийся до размеров автобуса Горыныч несколько мгновений удивленно смотрел на омоновца, а затем закатил глазоньки и мешком рухнул на землю. Нокаут! И в принципе поделом. Рыгать после еды неприлично.
— Вот и снова ты груб, — вздохнула Немертея, но развивать свою мысль не стала, обреченно махнув рукой. — Ладно, надеюсь, у меня еще будет время, чтобы сделать из мента цивилизованного члена общества. Ну а пока поехали.
— Спасибо, — Рабинович отвесил девушке земной поклон и повернулся к Жомову. — Чего застыл? Давай трогай!
— Что потрогать? — не понял омоновец.
— Пистолет свой! — рявкнул Сеня.
Жомов полез в карман, и Попов едва не подавился собственным языком от смеха. До Ивана наконец дошло, что над ним издеваются. Омоновец начал спешно багроветь.
— Жевательницу закрой, кабан перекормленный, — рявкнул он на Андрюшу.
— Или я тебе туда оба берца засуну!
— Ну вот, опять я крайний, — поперхнулся Попов и посмотрел на титаниду, забирающуюся в колесницу. — Немертеечка, за меня заступиться не хочешь? Я ведь тоже униженный и оскорбленный.
— Руку бы лучше подал, — отмахнулась от него титанида, все еще страшно разочарованная неудачной попыткой приобщить Рабиновича к цивилизации.
Попов горестно вздохнул и, схватив Немертею за запястье, одним мощным рывком загрузил ее в колесницу. Мой Сеня прошествовал мимо, даже не посмотрев в сторону грустной титаниды-правдолюбицы, и забрался на спину своей кляче. Несколько секунд наш караван безмолвной скульптурной группой красовался посреди дороги, а затем Жомов подхлестнул свою лошадь и вновь возглавил пелетон. Правда, теперь мы не неслись вперед с бешеной скоростью, а еле плелись вниз, к не подозревающей еще о приближении ментов колонии кентавров с требующимся нам Хироном во главе.
Немертея была права, когда говорила, что поселение парнокопытных мутантов находится недалеко от входа в лощину. Вот только после встречи с бандой распоясавшихся расистов и рэкетиров на той стороне гор я здорово сомневался в том, что нам у Хирона окажут «самый радушный прием», на который так рассчитывала правдолюбивая титанида. После недавней стычки даже неоднократные Жомовым заверения жены в том, что он бросает пить, выглядели куда правдоподобнее! Мои менты, пожалуй, считали так же, поэтому на территорию поселения въезжали с большой осторожностью. Ваня даже на всякий случай предложил сразу при прибытии двум-трем уродам задние копыта с передними поменять, но Сеня, прислушавшись к голосу «титановой совести», уговорил соратника повременить с проведением в жизнь омоновской методики профилактики преступлений.
Если честно, после Дельф, Коринфа и прочих древнегреческих чудес архитектуры, я надеялся увидеть в поселении кентавров достаточно много признаков цивилизованного мира, но был здорово разочарован: античной культурой тут и не пахло! Почти вся колония кентавров располагалась в целой анфиладе пещер, невесть каким образом появившихся на склонах гор, и лишь почти у самой кромки леса, прямо у подножия склонов, ютились десятка три перекошенных каменных строений, лишь отдаленно похожих на человеческие дома.
В общем, смотреть тут было абсолютно не на что. Зато было что послушать! Едва ступив на территорию поселения, я чуть не оглох от какого-то невероятного шума, здорово напоминавшего звук вытяжки, работающей в лаборатории Попова. Я даже невольно прижался к земле и поднял вверх голову, пытаясь рассмотреть в воздухе эдакий огромный раструб, изо всех сил стремившийся перекачать на ту сторону гор устойчивый запах конюшни.
Однако я ошибся. Никакой вытяжки, естественно, над поселением кентавров не было. Зато в воздухе висел огромный рой насекомых. Слепни, оводы, навозные мухи и прочая нечисть парила над нами на бреющем полете, явно оценивая вкусовые качества вновь прибывшего десерта. В ужасе от предстоящей встречи с перепончатокрылой армадой я захлопнул пасть, прижал к голове уши и даже собирался закрыть глаза, но, прежде чем рой жалящих насекомых пошел в атаку, собираясь полакомиться нашей кровушкой, в небо с колесницы поднялся наш трехглавый дирижабль, начиненный дихлофосом.
Издав ликующий вопль, Горыныч дал такой мощный залп из всех своих пульверизаторов, что все мухообразные чудища разом рухнули вниз, покрыв дорогу разноцветным ковром почти двухсантиметровой толщины. Кентавры, поначалу совершенно не обратившие внимания на наше прибытие, удивленно замерли, наблюдая за новоявленным истребителем насекомых. А Горыныч, обрадованный огромным количеством излюбленного лакомства, годами заготавливаемого кентаврами специально к его прибытию, в два приема слизнул всех мух с дороги и, вдвое увеличив свой объем, пошел на второй заход.
Его новую атаку на летающих паразитов кентавры встретили единоутробным торжествующим ревом.
Ахтармерз удивленно покосился на них, но свой полет не прервал. Правда, в этот раз мух травили только две его головы, а третья на лету проглатывала рой за роем, словно кит планктон. Через пару минут такой санитарной обработки вся колония кентавров намертво пропиталась характерным запахом Горыныча, смешанным с устойчивым ароматом конского навоза, зато от летающей армады насекомых и следа не осталось. Часть была заживо проглочена Ахтармерзом, часть валялась на земле, приготовившись последовать в бездонный желудок Горыныча, а те из насекомых, кто оказался немного сообразительнее, «делали крылья» подальше от поселения, дав себе зарок не возвращаться назад по крайней мере лет сто пятьдесят. А Ахтармерз, сожрав остатки перепончатокрылых, удовлетворенно рыгнул, обдав всех нас мощной струей сероводорода.
Немертея от такого сногсшибательного парфюма упала в обморок, Геракл, видимо, склонный к токсикомании, начал хихикать, а у Гомера сделалось одухотворенное лицо, и он, выпучив глаза, принялся размахивать руками, дирижируя невидимым оркестром. Под Жомовым, оказавшимся ближе всех к эпицентру выброса газа, пала лошадь, а он сам неуклюже принялся затыкать собственной кепкой все три газовых трубы Горыныча одновременно. Сеня, собрав остатки мужества и помутневшего разума в маленькую кучку, пополз поднимать свою пассию, павшую в неравной битве с отравляющей отрыжкой, я невольно заскулил, стараясь заткнуть лапами ноздри, и лишь Андрюша, которого, как известно, никаким запахом не проймешь, удивленно смотрел по сторонам, явно не понимая, что с нами происходит.
Несколько секунд мы были в полной прострации, пытаясь поймать в воздухе хоть молекулу кислорода, а кентавры тем временем сбились в кучу. Некоторое время они совещались, а затем одним рывком примчались к нам и упали на землю, преклонив передние колени перед Горынычем. Тот удивленно посмотрел на них.
— Ты — бог! — с восхищением поставил в известность обожравшуюся рептилию один из парнокопытных.
— Нет, я только учусь, — скромно потупив все три пары очей долу, ответил Горыныч, и именно в этот момент Жомов наконец добрался до кислорода.
— А это тебе оценка за экзамен, — проговорил Ваня и от души приложился кулачищем к нижней челюсти средней головы Ахтармерза. — Садись, два!
Раздувшийся до размеров автобуса Горыныч несколько мгновений удивленно смотрел на омоновца, а затем закатил глазоньки и мешком рухнул на землю. Нокаут! И в принципе поделом. Рыгать после еды неприлично.
Глава 6
Кентавры, которые никем и никогда не были поставлены в известность о правилах гигиены, издревле мучились от полчищ всевозможных кровососущих насекомых. Ленивые и недальновидные, более склонные к пустопорожним разговорам, чем к конкретным действиям, кентавры никак не могли придумать средство борьбы с оводами, слепнями и прочей кусачей живностью. Издревле они терпели присутствие в своих поселениях летающих паразитов, а когда те их слишком сильно доставали, просто шли и топились в ближайшей речке или направлялись к ближайшему людскому городу, чтобы поделиться своей бедой.
Однако люди эту беду принимать не хотели и, издали завидев очередную делегацию кентавров, приближающуюся к городским стенам вместе с полчищами мух, закрывали ворота и под угрозой разделения парнокопытных мутантов на чучела и конскую колбасу требовали убраться обратно. Кентавры, постояв несколько дней у городских ворот и требуя трубными голосами от людей принять к себе хотя бы часть кровососущих насекомых, в итоге доводили население города да буйного помешательства. Все человечество тут же бросалось на изготовление мухобоек, которые сами кентавры изготовлять ленились, и целыми возами отправляло их за городские ворота. После чего счастливые парнокопытные ошибки генетики, привязав мухобойки к своим хвостам, убирались восвояси. И так до следующего раза, пока разномастные хлопушки не изнашивались.
К тому моменту, когда смешанный ментовско-греческий караван прибыл в одно из последних поселений кентавров, оставшихся в этой параллельной вселенной, как раз прошло уже два месяца после того, как износилась последняя мухобойка у самого запасливого парнокопытного лошадечеловека по имени Сил ем. Остальные кентавры, измученные паразитами, уже вовсю вели дискуссии о том, отправиться им к людям за новой партией хлопушек или потребовать от какого-нибудь бога раз и навсегда избавить их от назойливых мух, пообещав за это отдать свои голоса на выборах в президенты Олимпа.
Именно поэтому Горыныча, дорвавшегося до огромного количества дармового десерта, кентавры и приняли за бога. Быть бы Ахтармерзу кандидатом, выдвинутым на должность верховного божества, если бы не досадная для него выходка Жомова, раз и навсегда подорвавшего божественную репутацию летающего истребителя насекомых. После Ваниного удара по источающей газ голове Горыныча недальновидные кентавры приняли трехглавого проглота за очередную модификацию мухобойки и попытались выменять его у ментов, предложив небывалый по тем временам бартер: за каждую голову Ахтармерза — по полторы тонны кумыса. Сеня несколько секунд прикидывал, какую прибыль от этой сделки можно получить, экспортировав кумыс в Казахстан, но, просчитав дорожные расходы и приплюсовав к ним возможную полезность Горыныча в дальнейшем путешествии, с сожалением вынужден был отказаться, хотя и постарался сделать это в самой мягкой форме.
— Нет, этот экземпляр нам самим нужен, — развел руками он. — А вы лучше сходите в Дельфы. Там таких Горынычей — пруд пруди. Приобретете по дешевке.
Кентавры, рассудив, что полторы тонны кумыса за голову действительно слишком дорого, согласились с предложением Рабиновича и, решив в ближайшие пару месяцев снарядить экспедицию в Дельфы, утратили к людям интерес, а менты и древние греки сгрудились около поверженного Ахтармерза. Жалостливая Немертея принялась гладить летающего монстра по бессознательным черепушкам, а любознательный Геракл тут же попытался оторвать у Горыныча крыло, за что и получил от Жомова подзатыльник.
— Ванечка, в следующий раз, когда соберешься кого-то ударить, сначала разбегись и стукнись своим зародышем мозгов о гранитную скалу, — ехидно посоветовал Жомову кинолог. — Может быть, тогда желания махать кулаками и думать местами поменяются.
— Так я же не нарочно, — оправдывался омоновец, привыкший сам применять различные отравляющие газы на правонарушителях, но совершенно не приспособленный к обратному процессу. — Это же рефлекторно получилось.
— Поглядите, какие слова Ванечка знает, — фыркнул Рабинович. — И что теперь прикажешь с Горынычем делать? В чувство как его приводить?
— А ну, разойдись! — рявкнул откуда-то сзади Андрюша Попов. Все удивленно обернулись.
Оказывается, криминалист, на которого дыхание Ахтармерза не произвело ровным счетом никакого эффекта, после демарша Жомова быстрее всех сообразил, что следует делать. Отыскав среди дорожного инвентаря два кожаных ведра, Андрюша успел сбегать к ближайшей речке, набрать в них воды и вернуться обратно. Теперь оставалось только щедро оросить живительной влагой черепушки Ахтармерза, что Попов и поспешил сделать, попутно окатив волной брызг Немертею, не успевшую вовремя убраться подальше. Девица еще удивленно обтекала, когда Горыныч открыл глаза.
— Если учесть, что насилие — это единственный способ людей разрешать нетривиальные ситуации, то вполне понятно, почему вы никогда не достигнете вершин цивилизации и не продвинетесь в самопонимании, — шмыгнув носом, проговорил он. — С точки зрения более развитого существа, я должен принять издевательства стоически и сделать соответствующие поправки к теории взаимоотношений двух различных цивилизаций. Но с точки зрения несовершеннолетнего индивидуума, каковым я и являюсь в некоторой степени, мне следует просто закричать. Что я сейчас и сделаю, — и вдруг заорал во всю мощь собственных органов дыхания: — Па-а-па-а, а меня Ва-анька бьет!
Человеческая часть экспедиции на Олимп на несколько мгновений оказалась ошарашена таким переходом в монологе Ахтармерза и изумленно застыла. А затем каждый в меру своих сил и сообразительности принялся утешать обиженного монстра. Немертея вновь стала наглаживать головы Ахтармерза, Попов побежал к колеснице за остатками завтрака, Геракл принялся орать вместе с Горынычем, Жомов извинялся, а Сеня тут же подверг омоновца всеобщей обструкции. Даже Мурзик и тот лизнул хнычущего второгодника в нос, и лишь Гомер стоял в стороне, декламируя во весь голос очередные вновь сочиненные вирши, которые слышали лишь ошалевшие от сутолоки лошади. Первым всеобщие крики не вынес Попов.
— Молчать! — заорал он во всю свою луженую глотку и, когда наступила мертвая тишина, вежливо поблагодарил: — Спасибо, — и тут же засунул баранью ногу в открытую пасть Ахтармерза.
— Пожалуйста, — сглотнув, ошалело ответил тот и мгновенно уменьшился в размерах до величины комнатной болонки.
— Ну, вот. Так-то лучше, — обрадовался Жомов и тут же сгреб Горыныча в охапку и спрятал за пазуху. Затем повернулся к Рабиновичу: — И что дальше?
— С кем хлеб-соль водишь, на того и походишь, — обреченно вздохнул Сеня. — Что одна башка, что три, а мозгов нет, хоть умри!.. Хирона ищем, Ванечка. Хирона, — а затем дернул за хвост проходившего мимо кентавра. — Эй, потомок Пржевальского, где нам вашего старейшину найти?
Поначалу кентавр оторопел от такого нахальства и собрался лягнуть оборзевшего Рабиновича, но, посмотрев на наглые рожи ментов, быстренько передумал. Несколько секунд он задумчиво чесал грязной лапой лохматую маковку, затем перенес нехитрую операцию на лоб, после чего поковырялся пальцем в зубах. Глядя на эти манипуляции, Сеня уже собрался навсегда потерять терпение, но тут кентавр заговорил.
— И-гы-ы-а-му-о-мо-бы? — поинтересовался он, не вынимая пальца изо рта. Жомов без сурдопереводчика вопроса не понял и дубинкой слегка указал кентавру на его же собственную руку, до неприличия забравшуюся по самый локоть в пасть. — Вы чего? Охренели напрочь? — возмущенно завопил тот, пытаясь восстановить кровообращение в конечности, обработанной омоновским учителем хороших манер. — Не в «трюме» находитесь. И вам тут не тридцать седьмой год! Беспредельничать сейчас никто не позволит. Я на вас найду управу…
— Все сказал? — поинтересовался Жомов и, не дожидаясь ответа, собрался еще раз приложиться «демократизатором» к кентавру. На этот раз — к голове. Но Сеня не позволил. Поймал омоновца за руку.
— Я еще раз спрашиваю, урод, где находится Хирон? — вежливо обратился он к кентавру. — Снова не ответишь, руку этого добрейшего человека удерживать больше не буду.
— Прекратите издевательство! — взревела Немертея, мгновенно вырастая между ментами и древней генетической ошибкой о четырех ногах. — Что вы за аресовцы такие? Неужели нельзя по-хорошему все узнать? — А затем повернулась к обиженному судьбой в лице Жомова кентавру и почти умоляюще произнесла: — Скажи им, уважаемый, где же найти Хирона.
— А я и говорю, что в центральной пещере, — буркнул тот. — Где еще этот старый скряга может быть?
Покрутив пальцем у виска, нервный бракованный конь умчался куда-то по своим парнокопытным делам. Ваня Жомов, обычно добрейшей души человек, в этот раз почему-то оказался больше всех раздосадован неуважительным поведением кентавра. Но, как это водится у воспитанных омоновцев, все же решил пожелать ему счастливого пути, использовав для этого пятикилограммовый кусок мраморной скалы. Однако излишне мнительная Немертея, усмотрев в прощальном жесте Жомова какой-то подвох (во сумасшедшая?!), всем своим весом повисла на руке омоновца и помешала ему выполнить задуманное.
— Ну и ладно. Не больно-то и хотелось, — буркнул Ваня и забрался на спину своей клячи, не забыв по пути отвесить подзатыльник о чем-то задумавшемуся Попову. — Чего пасть раззявил, свинюк? Поехали. Дел еще навалом.
Андрюша поначалу оторопел, затем решил обидеться, но после некоторых раздумий все же решил проявить благоразумие. Действительно, зачем с дураком связываться? Вместо этого Попов связался с его лошадью. Без телефона. Просто подошел вплотную к коняшке, готовой свихнуться от одного присутствия ненавистного всем парнокопытным существам Попова, и, ласково схватив ее за холку, нежно, так, что вороны с ближайших кипарисов посыпались, рявкнул животному в ухо:
— А ну, пошла отсюда, скотина!
Кобылу, косившую на Попова лиловым глазом, упрашивать не пришлось. Даже не проверив состояние барабанной перепонки, коняга резко развернулась в противоположную от Андрюши сторону и, с пробуксовкой, резво рванула с места в карьер. Ваня, не ожидавший такой прыти от меланхоличной животины, свалился с ее хребта, подняв в воздух внушительную тучу пыли. И к тому моменту, когда он смог подняться на ноги, и кобыла, и Попов были уже далеко.
Разгневанный Жомов поначалу предпринял резвый спурт за подлым криминалистом, но хитрый Андрюша знал, где следует спасаться. Требуя высшей справедливости, он начал нарезать круги около оторопевшей Немертеи, стараясь изо всех сил не попасться в загребущие лапы омоновца. Правдолюбивая титанида, естественно, тут же вступилась за несчастного Андрюшу, но угомонить Жомова было не так-то просто. Неизвестно, сколько бы километров накрутил он вокруг Немертеи в погоне за Поповым, вопя об измазанной форме и о том, кто за все это будет отвечать, если бы титанида не пообещала самолично исправить эту погрешность и сполоснуть китель Жомова в проточной воде. После такого предложения Ваня, не любивший длительных забегов, остановился и великодушно позволил Немертее помирить их с толстяком, пока остальные члены экспедиции умирали от хохота.
После кругового забега менты вместе с греками потратили некоторое время на возвращение в состав каравана сбежавшей жомовской животины и лишь после этого смогли тронуться в путь. Еле протащив колесницу по узеньким дорогам поселения кентавров, менты через полчаса наконец-то добрались до входа в пещеру Хирона.
— Тук-тук, кто в теремочке живет? — громко поинтересовался Сеня, при этом стукнув резиновой дубинкой о стену пещеры так, что откуда-то сверху посыпались сушеные мухи, пауки и контуженые летучие мыши.
— Я сейчас кому-то постучу по голове! — раздался из пещеры настолько наглый голос, что даже менты опешили.
После такого рискованного заявления пред ясные очи доблестных сотрудников российской милиции показалось и само существо, его издававшее. Раздвинув занавески из шкур какого-то неведомого животного, скрывавшие от чужих глаз содержимое пещеры, наружу выбрался кентавр воистину огромных размеров. Даже великан Жомов, оседлав свою клячу, едва бы мог достать затылком ему до подбородка, а уж об остальных и говорить нечего. Кентавр был сед как лунь. Так, что даже короткая шерсть, покрывавшая его вороную конскую половину, в солнечных лучах отливала серебром. Гигант собирался добавить что-то еще к своей не слишком вежливой фразе, но, увидев необычных гостей, застыл с открытым ртом.
— Так, блин, — воспользовался паузой Жомов, отстегивая дубинку от пояса. — Какую ему ногу первой ломать?
Однако дождаться ответа на свой вопрос ему было не суждено. Кентавр, увидев Геракла, ковырявшегося пальцем в носу за спинами остальных путешественников, вдруг взревел диким голосом и, расшвыряв всех в стороны, бросился к полубогу, впавшему в детство. Схватив долговязого идиота в охапку, Хирон легко оторвал его от земли и, подняв на уровень своего лица, трижды по-брежневски облобызал, не забывая при этом трижды проорать: «Сыночек мой, как я рад тебя видеть!» В ответ на такое теплое приветствие Геракл завопил истошным голосом и принялся молотить по груди кентавра кулаками, стараясь вырваться из его медвежьих объятий.
Первым сориентировался в ситуации Рабинович. Не долго думая, он пнул ботинком по ноге Хирона, спеша прийти на помощь перепугавшемуся Гераклу. Однако маневр не удался. Кентавр обратил на его пинок внимания не больше, чем пикирующий бомбардировщик на идущего на таран комара. На помощь кинологу тут же пришли верный Мурзик и бесстрашный Жомов. Первый облаял обнаглевшего Хирона, а второй, накрутив на кулак конский хвост кентавра, попытался повернуть оного к себе.
— Эй ты, роковая ошибка хирурга, а ну отпусти пацана, — завопил что есть мочи омоновец, все еще сомневаясь, стоит ли пускать в ход резиновую дубинку. Приказа-то на это не было!
— Геракл, мальчик мой, ты не узнаешь своего учителя? — не обращая на людей никакого внимания, поинтересовался Хирон у перепуганного сына Зевса.
— Не знаю я тебя, пугало пелопоннесское! — завопил в ответ Геракл и посмотрел на Жомова. — Папа, скажи этому уроду, чтобы он меня отпустил.
Хирон дожидаться команды омоновца не стал. Поставив Геракла на землю, он обернулся в сторону Жомова и, сграбастав того в охапку, с криком: «Что вы сделали с моим учеником?» — оторвал омоновца от земли. Ваня на секунду опешил от такого поворота событий, а затем молча стукнул своим кулачищем между глаз кентавра. Тот удивленно хрюкнул и, замерев на мгновение, с грохотом обрушился на землю, так и не выпустив Жомова из рук. Сеня уже начал придумывать, каким образом извлекать омоновца из-под туши, но тот выбрался на свободу сам.
— Второй, — констатировал Ваня, отряхивая ладони. — Бог любит троицу. Кто следующий?
— Отдохни пока, — посоветовал ему Рабинович и повернулся к Попову. — Андрюша, может, сбегаешь за водичкой еще раз?
Тот в ответ фыркнул и, подойдя к поверженному гиганту, начал шлепать его по щекам, пытаясь привести в чувство. После десятого или одиннадцатого удара ему это наконец удалось. Хирон открыл глаза, еще раз хрюкнул и с трудом поднялся на ноги.
— Что это было? — поинтересовался он, помотав головой. За всех ответил Гомер. Встав в подобающую случаю позу, он во весь голос с восторгом продекламировал:
— Крепкие скалы трещали от поступи мощной древних кентавров, старинных приятелей Крона. Но даже им никогда и нигде не удастся выстоять против сильнейших бойцов из ОМОНа.
— Вот это правильно, — похвалил его довольный Ваня и собрался что-то добавить от себя, но поэтическим настроениям Жомова не дал реализоваться в сохраненные навечно строки поэтоненавистник Рабинович.
— Заткнитесь оба, — рявкнул он на гомеро-омоновский дуэт и повернулся к Хирону. — По сведениям, поступившим из некоего источника, имя которого я раскрывать не буду, нам известно, что ты, Хирон, ведешь врачебную практику без лицензии и тайно делаешь скрывающимся от правосудия преступникам пластические операции. Что ты на это скажешь?
— Врут люди, гражданин начальник, — неожиданно захныкал кентавр. — Какой из меня доктор? Я даже клизму поставить не умею. О каких тут пластических операциях можно говорить?
— Значит, нет? — не сдавался Сеня. — А если я тебе очную ставку устрою?
— Да мамой клянусь, не лечу я! Вот зуб даю, — упирался Хирон, но, заметив Немертею, тут же сник. — Ну, если только чуть-чуть.
— Вот и хорошо, — ласково оскалился Рабинович. — Значит, сейчас нам Геракла вылечишь, а мы забудем о твоих прошлых грешках.
— А что с моим учеником? — удивленно поинтересовался Хирон, вновь оборачиваясь к сыну Зевса.
Тот, не желая снова целоваться с полулошадью, ужом юркнул за спину Жомову, и Ваня загородил его собой, уперев руки в бока. Однако нового применения Ваниной силы больше не потребовалось. Хирон, наученный горьким опытом, скромно потупил глаза и вновь повернулся к Сене за разъяснениями. Тот коротко вздохнул и принялся рассказывать о постигшей их беде, скромно опустив детали появления ментов в этом мире, заселенном существами из земных мифов Древней Греции, и даже почти не возвысил собственную роль в этой экспедиции.
Хирон, разинув рот, так заслушался басней Рабиновича, что даже забыл пригласить гостей в свое жилище. Пришлось Сене ненадолго прервать свой рассказ и намекнуть маразматичному от старости кентавру на то, что неплохо было бы куда-нибудь присесть и чего-нибудь выпить, чтобы смочить пересохшее горло. Насчет первого Хирон ничуть не возражал, а вот, услышав о выпивке, начал недовольно ворчать о том, что и год был неурожайный, и эллинских торговцев давно не видно, да и в недавние праздники много вина выпили. В ответ на эту длинную тираду Жомов деликатно кашлянул и пару раз согнул в руках резиновую дубинку. Кентавр горестно вздохнул и пригласил всех в свою пещеру.
Жилище Хирона даже слепой на ощупь не смог бы назвать привлекательным. Кентавр раздвинул занавески из шкур, не доходившие до верха сантиметров на тридцать, что создавало нечто похожее на окно над входом, и пропустил гостей внутрь. Вошли все, за исключением Мурзика, который, принюхавшись к запахам жилья Хирона, категорично отказался воспользоваться кентавровым гостеприимством. Остальные изумленно уставились на внутреннюю обстановку: шкуры на полу в углу пещеры, что-то вроде лекторской кафедры посередине, несколько потухших факелов на стенах, очаг в противоположном от постели углу и ничего больше. Небольшую нишу в одной из стен также закрывали шкуры, и Хирон, махнув рукой гостям в сторону шкур в углу, скрылся в этой нише. Брезгливо пощупав шкуры, менты все же решили сесть и едва успели дать отдых уставшим ногам, как кентавр вернулся обратно, неся в руках бурдюк и несколько серебряных кубков.
Однако люди эту беду принимать не хотели и, издали завидев очередную делегацию кентавров, приближающуюся к городским стенам вместе с полчищами мух, закрывали ворота и под угрозой разделения парнокопытных мутантов на чучела и конскую колбасу требовали убраться обратно. Кентавры, постояв несколько дней у городских ворот и требуя трубными голосами от людей принять к себе хотя бы часть кровососущих насекомых, в итоге доводили население города да буйного помешательства. Все человечество тут же бросалось на изготовление мухобоек, которые сами кентавры изготовлять ленились, и целыми возами отправляло их за городские ворота. После чего счастливые парнокопытные ошибки генетики, привязав мухобойки к своим хвостам, убирались восвояси. И так до следующего раза, пока разномастные хлопушки не изнашивались.
К тому моменту, когда смешанный ментовско-греческий караван прибыл в одно из последних поселений кентавров, оставшихся в этой параллельной вселенной, как раз прошло уже два месяца после того, как износилась последняя мухобойка у самого запасливого парнокопытного лошадечеловека по имени Сил ем. Остальные кентавры, измученные паразитами, уже вовсю вели дискуссии о том, отправиться им к людям за новой партией хлопушек или потребовать от какого-нибудь бога раз и навсегда избавить их от назойливых мух, пообещав за это отдать свои голоса на выборах в президенты Олимпа.
Именно поэтому Горыныча, дорвавшегося до огромного количества дармового десерта, кентавры и приняли за бога. Быть бы Ахтармерзу кандидатом, выдвинутым на должность верховного божества, если бы не досадная для него выходка Жомова, раз и навсегда подорвавшего божественную репутацию летающего истребителя насекомых. После Ваниного удара по источающей газ голове Горыныча недальновидные кентавры приняли трехглавого проглота за очередную модификацию мухобойки и попытались выменять его у ментов, предложив небывалый по тем временам бартер: за каждую голову Ахтармерза — по полторы тонны кумыса. Сеня несколько секунд прикидывал, какую прибыль от этой сделки можно получить, экспортировав кумыс в Казахстан, но, просчитав дорожные расходы и приплюсовав к ним возможную полезность Горыныча в дальнейшем путешествии, с сожалением вынужден был отказаться, хотя и постарался сделать это в самой мягкой форме.
— Нет, этот экземпляр нам самим нужен, — развел руками он. — А вы лучше сходите в Дельфы. Там таких Горынычей — пруд пруди. Приобретете по дешевке.
Кентавры, рассудив, что полторы тонны кумыса за голову действительно слишком дорого, согласились с предложением Рабиновича и, решив в ближайшие пару месяцев снарядить экспедицию в Дельфы, утратили к людям интерес, а менты и древние греки сгрудились около поверженного Ахтармерза. Жалостливая Немертея принялась гладить летающего монстра по бессознательным черепушкам, а любознательный Геракл тут же попытался оторвать у Горыныча крыло, за что и получил от Жомова подзатыльник.
— Ванечка, в следующий раз, когда соберешься кого-то ударить, сначала разбегись и стукнись своим зародышем мозгов о гранитную скалу, — ехидно посоветовал Жомову кинолог. — Может быть, тогда желания махать кулаками и думать местами поменяются.
— Так я же не нарочно, — оправдывался омоновец, привыкший сам применять различные отравляющие газы на правонарушителях, но совершенно не приспособленный к обратному процессу. — Это же рефлекторно получилось.
— Поглядите, какие слова Ванечка знает, — фыркнул Рабинович. — И что теперь прикажешь с Горынычем делать? В чувство как его приводить?
— А ну, разойдись! — рявкнул откуда-то сзади Андрюша Попов. Все удивленно обернулись.
Оказывается, криминалист, на которого дыхание Ахтармерза не произвело ровным счетом никакого эффекта, после демарша Жомова быстрее всех сообразил, что следует делать. Отыскав среди дорожного инвентаря два кожаных ведра, Андрюша успел сбегать к ближайшей речке, набрать в них воды и вернуться обратно. Теперь оставалось только щедро оросить живительной влагой черепушки Ахтармерза, что Попов и поспешил сделать, попутно окатив волной брызг Немертею, не успевшую вовремя убраться подальше. Девица еще удивленно обтекала, когда Горыныч открыл глаза.
— Если учесть, что насилие — это единственный способ людей разрешать нетривиальные ситуации, то вполне понятно, почему вы никогда не достигнете вершин цивилизации и не продвинетесь в самопонимании, — шмыгнув носом, проговорил он. — С точки зрения более развитого существа, я должен принять издевательства стоически и сделать соответствующие поправки к теории взаимоотношений двух различных цивилизаций. Но с точки зрения несовершеннолетнего индивидуума, каковым я и являюсь в некоторой степени, мне следует просто закричать. Что я сейчас и сделаю, — и вдруг заорал во всю мощь собственных органов дыхания: — Па-а-па-а, а меня Ва-анька бьет!
Человеческая часть экспедиции на Олимп на несколько мгновений оказалась ошарашена таким переходом в монологе Ахтармерза и изумленно застыла. А затем каждый в меру своих сил и сообразительности принялся утешать обиженного монстра. Немертея вновь стала наглаживать головы Ахтармерза, Попов побежал к колеснице за остатками завтрака, Геракл принялся орать вместе с Горынычем, Жомов извинялся, а Сеня тут же подверг омоновца всеобщей обструкции. Даже Мурзик и тот лизнул хнычущего второгодника в нос, и лишь Гомер стоял в стороне, декламируя во весь голос очередные вновь сочиненные вирши, которые слышали лишь ошалевшие от сутолоки лошади. Первым всеобщие крики не вынес Попов.
— Молчать! — заорал он во всю свою луженую глотку и, когда наступила мертвая тишина, вежливо поблагодарил: — Спасибо, — и тут же засунул баранью ногу в открытую пасть Ахтармерза.
— Пожалуйста, — сглотнув, ошалело ответил тот и мгновенно уменьшился в размерах до величины комнатной болонки.
— Ну, вот. Так-то лучше, — обрадовался Жомов и тут же сгреб Горыныча в охапку и спрятал за пазуху. Затем повернулся к Рабиновичу: — И что дальше?
— С кем хлеб-соль водишь, на того и походишь, — обреченно вздохнул Сеня. — Что одна башка, что три, а мозгов нет, хоть умри!.. Хирона ищем, Ванечка. Хирона, — а затем дернул за хвост проходившего мимо кентавра. — Эй, потомок Пржевальского, где нам вашего старейшину найти?
Поначалу кентавр оторопел от такого нахальства и собрался лягнуть оборзевшего Рабиновича, но, посмотрев на наглые рожи ментов, быстренько передумал. Несколько секунд он задумчиво чесал грязной лапой лохматую маковку, затем перенес нехитрую операцию на лоб, после чего поковырялся пальцем в зубах. Глядя на эти манипуляции, Сеня уже собрался навсегда потерять терпение, но тут кентавр заговорил.
— И-гы-ы-а-му-о-мо-бы? — поинтересовался он, не вынимая пальца изо рта. Жомов без сурдопереводчика вопроса не понял и дубинкой слегка указал кентавру на его же собственную руку, до неприличия забравшуюся по самый локоть в пасть. — Вы чего? Охренели напрочь? — возмущенно завопил тот, пытаясь восстановить кровообращение в конечности, обработанной омоновским учителем хороших манер. — Не в «трюме» находитесь. И вам тут не тридцать седьмой год! Беспредельничать сейчас никто не позволит. Я на вас найду управу…
— Все сказал? — поинтересовался Жомов и, не дожидаясь ответа, собрался еще раз приложиться «демократизатором» к кентавру. На этот раз — к голове. Но Сеня не позволил. Поймал омоновца за руку.
— Я еще раз спрашиваю, урод, где находится Хирон? — вежливо обратился он к кентавру. — Снова не ответишь, руку этого добрейшего человека удерживать больше не буду.
— Прекратите издевательство! — взревела Немертея, мгновенно вырастая между ментами и древней генетической ошибкой о четырех ногах. — Что вы за аресовцы такие? Неужели нельзя по-хорошему все узнать? — А затем повернулась к обиженному судьбой в лице Жомова кентавру и почти умоляюще произнесла: — Скажи им, уважаемый, где же найти Хирона.
— А я и говорю, что в центральной пещере, — буркнул тот. — Где еще этот старый скряга может быть?
Покрутив пальцем у виска, нервный бракованный конь умчался куда-то по своим парнокопытным делам. Ваня Жомов, обычно добрейшей души человек, в этот раз почему-то оказался больше всех раздосадован неуважительным поведением кентавра. Но, как это водится у воспитанных омоновцев, все же решил пожелать ему счастливого пути, использовав для этого пятикилограммовый кусок мраморной скалы. Однако излишне мнительная Немертея, усмотрев в прощальном жесте Жомова какой-то подвох (во сумасшедшая?!), всем своим весом повисла на руке омоновца и помешала ему выполнить задуманное.
— Ну и ладно. Не больно-то и хотелось, — буркнул Ваня и забрался на спину своей клячи, не забыв по пути отвесить подзатыльник о чем-то задумавшемуся Попову. — Чего пасть раззявил, свинюк? Поехали. Дел еще навалом.
Андрюша поначалу оторопел, затем решил обидеться, но после некоторых раздумий все же решил проявить благоразумие. Действительно, зачем с дураком связываться? Вместо этого Попов связался с его лошадью. Без телефона. Просто подошел вплотную к коняшке, готовой свихнуться от одного присутствия ненавистного всем парнокопытным существам Попова, и, ласково схватив ее за холку, нежно, так, что вороны с ближайших кипарисов посыпались, рявкнул животному в ухо:
— А ну, пошла отсюда, скотина!
Кобылу, косившую на Попова лиловым глазом, упрашивать не пришлось. Даже не проверив состояние барабанной перепонки, коняга резко развернулась в противоположную от Андрюши сторону и, с пробуксовкой, резво рванула с места в карьер. Ваня, не ожидавший такой прыти от меланхоличной животины, свалился с ее хребта, подняв в воздух внушительную тучу пыли. И к тому моменту, когда он смог подняться на ноги, и кобыла, и Попов были уже далеко.
Разгневанный Жомов поначалу предпринял резвый спурт за подлым криминалистом, но хитрый Андрюша знал, где следует спасаться. Требуя высшей справедливости, он начал нарезать круги около оторопевшей Немертеи, стараясь изо всех сил не попасться в загребущие лапы омоновца. Правдолюбивая титанида, естественно, тут же вступилась за несчастного Андрюшу, но угомонить Жомова было не так-то просто. Неизвестно, сколько бы километров накрутил он вокруг Немертеи в погоне за Поповым, вопя об измазанной форме и о том, кто за все это будет отвечать, если бы титанида не пообещала самолично исправить эту погрешность и сполоснуть китель Жомова в проточной воде. После такого предложения Ваня, не любивший длительных забегов, остановился и великодушно позволил Немертее помирить их с толстяком, пока остальные члены экспедиции умирали от хохота.
После кругового забега менты вместе с греками потратили некоторое время на возвращение в состав каравана сбежавшей жомовской животины и лишь после этого смогли тронуться в путь. Еле протащив колесницу по узеньким дорогам поселения кентавров, менты через полчаса наконец-то добрались до входа в пещеру Хирона.
— Тук-тук, кто в теремочке живет? — громко поинтересовался Сеня, при этом стукнув резиновой дубинкой о стену пещеры так, что откуда-то сверху посыпались сушеные мухи, пауки и контуженые летучие мыши.
— Я сейчас кому-то постучу по голове! — раздался из пещеры настолько наглый голос, что даже менты опешили.
После такого рискованного заявления пред ясные очи доблестных сотрудников российской милиции показалось и само существо, его издававшее. Раздвинув занавески из шкур какого-то неведомого животного, скрывавшие от чужих глаз содержимое пещеры, наружу выбрался кентавр воистину огромных размеров. Даже великан Жомов, оседлав свою клячу, едва бы мог достать затылком ему до подбородка, а уж об остальных и говорить нечего. Кентавр был сед как лунь. Так, что даже короткая шерсть, покрывавшая его вороную конскую половину, в солнечных лучах отливала серебром. Гигант собирался добавить что-то еще к своей не слишком вежливой фразе, но, увидев необычных гостей, застыл с открытым ртом.
— Так, блин, — воспользовался паузой Жомов, отстегивая дубинку от пояса. — Какую ему ногу первой ломать?
Однако дождаться ответа на свой вопрос ему было не суждено. Кентавр, увидев Геракла, ковырявшегося пальцем в носу за спинами остальных путешественников, вдруг взревел диким голосом и, расшвыряв всех в стороны, бросился к полубогу, впавшему в детство. Схватив долговязого идиота в охапку, Хирон легко оторвал его от земли и, подняв на уровень своего лица, трижды по-брежневски облобызал, не забывая при этом трижды проорать: «Сыночек мой, как я рад тебя видеть!» В ответ на такое теплое приветствие Геракл завопил истошным голосом и принялся молотить по груди кентавра кулаками, стараясь вырваться из его медвежьих объятий.
Первым сориентировался в ситуации Рабинович. Не долго думая, он пнул ботинком по ноге Хирона, спеша прийти на помощь перепугавшемуся Гераклу. Однако маневр не удался. Кентавр обратил на его пинок внимания не больше, чем пикирующий бомбардировщик на идущего на таран комара. На помощь кинологу тут же пришли верный Мурзик и бесстрашный Жомов. Первый облаял обнаглевшего Хирона, а второй, накрутив на кулак конский хвост кентавра, попытался повернуть оного к себе.
— Эй ты, роковая ошибка хирурга, а ну отпусти пацана, — завопил что есть мочи омоновец, все еще сомневаясь, стоит ли пускать в ход резиновую дубинку. Приказа-то на это не было!
— Геракл, мальчик мой, ты не узнаешь своего учителя? — не обращая на людей никакого внимания, поинтересовался Хирон у перепуганного сына Зевса.
— Не знаю я тебя, пугало пелопоннесское! — завопил в ответ Геракл и посмотрел на Жомова. — Папа, скажи этому уроду, чтобы он меня отпустил.
Хирон дожидаться команды омоновца не стал. Поставив Геракла на землю, он обернулся в сторону Жомова и, сграбастав того в охапку, с криком: «Что вы сделали с моим учеником?» — оторвал омоновца от земли. Ваня на секунду опешил от такого поворота событий, а затем молча стукнул своим кулачищем между глаз кентавра. Тот удивленно хрюкнул и, замерев на мгновение, с грохотом обрушился на землю, так и не выпустив Жомова из рук. Сеня уже начал придумывать, каким образом извлекать омоновца из-под туши, но тот выбрался на свободу сам.
— Второй, — констатировал Ваня, отряхивая ладони. — Бог любит троицу. Кто следующий?
— Отдохни пока, — посоветовал ему Рабинович и повернулся к Попову. — Андрюша, может, сбегаешь за водичкой еще раз?
Тот в ответ фыркнул и, подойдя к поверженному гиганту, начал шлепать его по щекам, пытаясь привести в чувство. После десятого или одиннадцатого удара ему это наконец удалось. Хирон открыл глаза, еще раз хрюкнул и с трудом поднялся на ноги.
— Что это было? — поинтересовался он, помотав головой. За всех ответил Гомер. Встав в подобающую случаю позу, он во весь голос с восторгом продекламировал:
— Крепкие скалы трещали от поступи мощной древних кентавров, старинных приятелей Крона. Но даже им никогда и нигде не удастся выстоять против сильнейших бойцов из ОМОНа.
— Вот это правильно, — похвалил его довольный Ваня и собрался что-то добавить от себя, но поэтическим настроениям Жомова не дал реализоваться в сохраненные навечно строки поэтоненавистник Рабинович.
— Заткнитесь оба, — рявкнул он на гомеро-омоновский дуэт и повернулся к Хирону. — По сведениям, поступившим из некоего источника, имя которого я раскрывать не буду, нам известно, что ты, Хирон, ведешь врачебную практику без лицензии и тайно делаешь скрывающимся от правосудия преступникам пластические операции. Что ты на это скажешь?
— Врут люди, гражданин начальник, — неожиданно захныкал кентавр. — Какой из меня доктор? Я даже клизму поставить не умею. О каких тут пластических операциях можно говорить?
— Значит, нет? — не сдавался Сеня. — А если я тебе очную ставку устрою?
— Да мамой клянусь, не лечу я! Вот зуб даю, — упирался Хирон, но, заметив Немертею, тут же сник. — Ну, если только чуть-чуть.
— Вот и хорошо, — ласково оскалился Рабинович. — Значит, сейчас нам Геракла вылечишь, а мы забудем о твоих прошлых грешках.
— А что с моим учеником? — удивленно поинтересовался Хирон, вновь оборачиваясь к сыну Зевса.
Тот, не желая снова целоваться с полулошадью, ужом юркнул за спину Жомову, и Ваня загородил его собой, уперев руки в бока. Однако нового применения Ваниной силы больше не потребовалось. Хирон, наученный горьким опытом, скромно потупил глаза и вновь повернулся к Сене за разъяснениями. Тот коротко вздохнул и принялся рассказывать о постигшей их беде, скромно опустив детали появления ментов в этом мире, заселенном существами из земных мифов Древней Греции, и даже почти не возвысил собственную роль в этой экспедиции.
Хирон, разинув рот, так заслушался басней Рабиновича, что даже забыл пригласить гостей в свое жилище. Пришлось Сене ненадолго прервать свой рассказ и намекнуть маразматичному от старости кентавру на то, что неплохо было бы куда-нибудь присесть и чего-нибудь выпить, чтобы смочить пересохшее горло. Насчет первого Хирон ничуть не возражал, а вот, услышав о выпивке, начал недовольно ворчать о том, что и год был неурожайный, и эллинских торговцев давно не видно, да и в недавние праздники много вина выпили. В ответ на эту длинную тираду Жомов деликатно кашлянул и пару раз согнул в руках резиновую дубинку. Кентавр горестно вздохнул и пригласил всех в свою пещеру.
Жилище Хирона даже слепой на ощупь не смог бы назвать привлекательным. Кентавр раздвинул занавески из шкур, не доходившие до верха сантиметров на тридцать, что создавало нечто похожее на окно над входом, и пропустил гостей внутрь. Вошли все, за исключением Мурзика, который, принюхавшись к запахам жилья Хирона, категорично отказался воспользоваться кентавровым гостеприимством. Остальные изумленно уставились на внутреннюю обстановку: шкуры на полу в углу пещеры, что-то вроде лекторской кафедры посередине, несколько потухших факелов на стенах, очаг в противоположном от постели углу и ничего больше. Небольшую нишу в одной из стен также закрывали шкуры, и Хирон, махнув рукой гостям в сторону шкур в углу, скрылся в этой нише. Брезгливо пощупав шкуры, менты все же решили сесть и едва успели дать отдых уставшим ногам, как кентавр вернулся обратно, неся в руках бурдюк и несколько серебряных кубков.