Страница:
— Свершилось! — радостно завопила Немертея, подбегая к Жомову и восхищенно глядя ему в глаза. — Ты, как и положено настоящему герою, не только доблестный воин, но и великий врачеватель!
— Да ладно, чего уж там, — смутившись, покраснел Ваня. — Это не я. Это тесть…
— Жомов, у тебя жена дома, — ревниво посмотрев на них, напомнил другу Рабинович. Тот обреченно кивнул головой и пошел проверить лошадей. Сеня облегченно вздохнул и повернулся к Гераклу.
— Что тут вообще происходит? — удивленно поинтересовался тот. — Где мы и зачем вы меня сюда притащили?
Рабинович удивленно посмотрел на него, решив, что сын Зевса помешался окончательно, но все оказалось намного проще. Видимо, удар Жомова, поменявший полярность контактов в голове Геракла, заодно и отключил все воспоминания, связанные с путешествием. То, что было до встречи с Телемом, сын Зевса теперь помнил, а вот оставшийся промежуток с того момента до сегодняшнего дня — совершенно забыл.
Сеня посчитал, что пытаться подробно рассказывать Гераклу о всех приключениях, выпавших на их долю, будет нецелесообразно. Пообещав изложить всю историю в деталях позднее, Сеня кратко ввел полубога в курс дела и потребовал немедленно проводить всю экспедицию на Олимп.
— Не могу, — буркнул в ответ Геракл. — Простым смертным свободный вход туда запрещен, а после исчезновения папы даже экскурсии отменили.
— Может быть, попросить Ваню, чтобы он тебя еще разок стукнул? — оторопев, поинтересовался Рабинович. — Или давай я тебе в другое ухо дубинкой заряжу?!
— Спасибо, не нужно, — немного подумав, отказался Геракл и встал с земли. — Ладно, пошлите. Только, если вас с Олимпа выгонят или в каких-нибудь жаб превратят, на меня потом не жалуйтесь. Я вас предупредил!
Возражений не последовало, если, конечно, не считать возражением фразу Жомова о том, что еще неизвестно кто, кого и откуда выгонит. Геракл грустно посмотрел на членов экспедиции и в присущей ему манере, от которой менты уже успели отвыкнуть, опустив голову и ссутулив плечи, поплелся прямиком в лес. Лошадей и колесницу брать с собой он запретил, объяснив, что они просто не смогут пройти на Олимп — таможня не пропустит. А вот рассказать, куда же пропала сама гора, кто ее спрятал и почему ее никому не удается найти, он толком так и не смог. Менты устроили сыну Зевса перекрестный допрос, но тот либо еще не отошел от контузии, либо с детства был кретином, либо действительно практически ничего не знал. Иначе одного жомовского поигрывания дубинкой хватило бы для того, чтобы заставить говорить даже Зою Космодемьянскую.
В общем, доблестные российские милиционеры, хорошо натасканные на выбивании признаний у подозреваемых, пытали Геракла долго, но добились немногого. По словам полубога выходило, что даже сами обитатели Олимпа никак не могли понять, что происходит с их домом и с окружающим миром. Просто, проснувшись однажды утром, они обнаружили, что Большой Босс исчез. Значения этому не придали никакого, поскольку Зевс любил ходить налево, а вот пропаже Олимпа с лица земли удивились здорово.
Первым подобное чудо обнаружил персональный враг Жомова в данной вселенной — Гермес. Ему, как обычно, не сиделось дома. К тому же в то утро Гефест отдал ему модернизированные парой новых клепок крылатые сандалии, вот бог плутов и решил их быстренько обкатать. С Олимпа он выбрался довольно легко, пробежал пару сотен километров, а вот когда возвращался назад, тут и офигел — Олимпа на месте не оказалось!
Поначалу Гермес ударился в панику и стал истерично вопить, призывая проклятье на головы всех, кто посмел умыкнуть гору и тем самым лишить его крыши над головой. Но затем, устав орать, закрыл глаза и тут же почувствовал, как сандалии, натянутые на его тощие ноги, сами понесли его в нужном направлении. Так он и шел, не решаясь разлепить буркалы, пока не уткнулся носом в стену собственного дома. А затем, радостно завопив, бросился рассказывать остальным богам о происшествии.
Те, естественно, не поверили и бросились самолично убеждаться в том, что бог плутов не врет. Убедиться-то они убедились, но вот Гермес не сдержался и повытаскивал из их квартир честно нажитое за счет эллинов добро. Пропажу обнаружили, Гермесу набили морду (дважды Арес, затем Гефест и после этого снова Арес) и, поспорив немного о том, на фига Зевсу понадобилось устраивать такие приколы, разбрелись по своим делам.
— Ну а затем началась предвыборная кампания, и все перестали интересоваться тем, как Зевсу удалось спрятать целый горный массив, — меланхолично закончил долговязый Геракл свой рассказ. — Да и мне это, собственно говоря, по фигу. Я все равно на Олимпе редко бываю. Только за зарплатой прихожу, — Геракл остановился и принюхался. — Ага, нектаром пахнет. Значит, пришли. Отвернитесь, я код введу. Смертным его знать не положено.
Жомов, как и полагается образцовому сотруднику милиции, от которого свидетели пытаются скрыть важную информацию, собрался заехать в ухо обнаглевшему сыну Зевса, но Рабинович остановил его. Более того, только благодаря усилиям Сени Жомова удалось развернуть спиной к Гераклу. Остальные это сделали самостоятельно и пару минут внимательно разглядывали ближайшие деревья, пока полубог наконец не разрешил повернуться. Рабинович, первым увидевший, что совершенно ничего не изменилось и Геракл по-прежнему стоит посреди леса, хотел было потребовать объяснений, однако застыл, открыв рот. Неожиданно откуда-то сверху раздался громкий скрежет, и абсолютно из ниоткуда появился открытый лифт. То есть вход в лифт был, и совершенно осязаемый. Но, если смотреть чуть сбоку, где стоял Рабинович, никакого лифта уже видно не было. Удивленный Сеня даже попытался обойти кабину сзади и, оказавшись нос к носу с Гераклом, застывшим посреди леса, и не найдя даже следов присутствия лифта, растерянно присвистнул.
— Ни фига себе, — удивленно пробормотал он, с опаской возвращаясь назад. — На что только ни насмотрелся, но невидимых лифтов еще не встречал.
— Да ничего сложного, — малолетний второгодник из школы трехглавых керосинок презрительно хмыкнул, помогая кинологу разобраться в ситуации. — Обычное изометричное использование проекции четвертого измерения. Конечно, все сделано примитивно. Даже подстраховывающих хорд Ляпсуса нет, но для цивилизации приматов это уже серьезное достижение. Впрочем, может быть, тут не обошлось…
— Я не понял, вы лифт вызывали или нет? — прерывая разглагольствования Горыныча, раздался слегка нагловатый, певучий голос, и лишь тогда путешественники, зачарованно рассматривавшие необычное сооружение, заметили, что внутри его кто-то есть.
Этим «кем-то» оказалась маленькая, худенькая девушка, ростом около полутора метров. Одетая в темно-серый хитон, такого же цвета накидку и серебристые сандалии, она стояла около боковой стенки, уперев руки в бока. Девушку можно бы было назвать привлекательной, и вполне вероятно, что бабник Рабинович начал бы с ней заигрывать, если бы не несколько дефектов, сводящих на нет всю ее красоту.
Во-первых, из-под коротко стриженных пепельных волос лифтерши отчетливо выступали маленькие рожки. Во-вторых, ее уши были, пожалуй, излишне велики для такой миниатюрной головки. Ну, и в-третьих, серые зрачки ее глаз были настолько огромны, что казалось, будто белки совсем отсутствуют. И теперь, когда девушка подала голос, все перестали удивленно таращиться на странный лифт и не менее пристально начали пялиться на его содержимое. Впрочем, девицу это не смутило.
— Геракл, снимись с ручника и заходи внутрь, — потребовала она категоричным тоном. — А вообще, я буду вынуждена доложить начальству, что ты привел с собой к служебному лифту троих ментов, одного грека, титаниду и двух животных, породу одного из которых я не могу определить.
— Не понял. Нас посчитали? — оторопело поинтересовался Ваня. — Рабинович, что за беспредел? И вообще, кто она такая?
— Ореада. Горная нимфа, — вместо него ответил сын Зевса. — Конкретно эту зовут Полиада, и она состоит в спецподразделении камнегрызок, занимающихся охраной входов на Олимп, — а затем повернулся к ореаде: — Утухни, Поля. Меня еще, между прочим, привилегий никто не лишал, и я могу приводить на Олимп группу численностью до десяти человек.
— Человек, но не животных и титанид, — сварливо перебила его юная хранительница входов. — Про них в правилах ничего не сказано.
— Вот именно, что ничего не сказано, — обиженно буркнул Геракл. — А раз нет конкретного запрета, значит, проходить им можно. И вообще, прекрати со мной спорить, иначе пожалуюсь отцу, он тебя обратно на Кавказ переведет. Будешь вместе с моджахедами от налетов авиации прятаться.
— Найди папаньку сначала, — буркнула себе под нос Полиада, но вход в лифт освободила. — Ладно, заходите. Только учти, Геракл, это под твою ответственность, и начальству я все равно доложу.
— А мне плевать, — равнодушно ответил ей полубог и шагнул вперед. — Забирайтесь. Места всем хватит…
В лифте, внешне казавшемся не очень вместительным, действительно свободно расположились.
Правда, Андрюше пришлось взять Горыныча на руки, а Мурзика достаточно плотно прижали в углу, но зато остальные чувствовали себя вполне комфортно. Исключая, пожалуй, Полиаду. В соседи ей достался Андрюша Попов вкупе с Ахтармерзом, а они для непривычного носа, заключенного в тесное помещение, вместе испускали излишне резкий аромат. Ореада, морщась, водила носом из стороны в сторону, пытаясь определить, от кого это так «приятно» пахнет. А когда справилась с этой непосильной задачей, своротила свое рогатое личико подальше от Попова. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Лифт поднимался вверх довольно-таки долго, и Сеня, поначалу пытавшийся посчитать хотя бы примерно, сколько этажей они проехали, в конце концов был вынужден оставить это бесполезное занятие, сбившись со счета на семьдесят седьмом или семьдесят восьмом этаже. А когда ему уже стало казаться, что поднимающее их устройство должно оказаться на орбите Луны, лифт наконец остановился. Дверки распахнулись, и Сеня оторопел — прямо перед ним был тот же самый лес, из которого они только что уехали.
— Не понял, — грозно проговорил он. — Это что, приколы в Греции такие? — и когда Геракл с ореадой удивленно посмотрели на него, добавил, кивнув головой в сторону открывшегося за дверями лифта пейзажа: — Мы же отсюда только что приехали!
— А-а, — меланхолично протянул сын Зевса. — Нет, мы поднялись на Олимп. А лес сделан точно таким же, как и внизу, в качестве защитной меры. Когда-то давно была пара случаев несанкционированного проникновения в обитель богов, и такую маскировку придумала Афина. Любой нарушитель, забравшись сюда, теряется и снова пытается воспользоваться лифтом. А запустив его во второй раз, оказывается внизу, поскольку лифт делает только две остановки. У подножия Олимпа нарушителя, естественно, уже ожидает охрана. Тут ему, как говорится, и крышка от унитаза!
— Понятно, — буркнул в ответ Сеня. — Но запомни, если ты нас дурачишь, пятнадцатью сутками уже не отделаешься. Вляпаем пару лет за дачу ложных показаний.
Рабинович выпустил из лифта Мурзика и вышел следом за ним. Затем под бдительным конвоем в лице Жомова, Попова и Горыныча на территорию обители богов выпихнули Геракла, и лишь после этого душную кабину покинули Немертея и Гомер. Пока они выбирались, Сеня уже успел осмотреть местность, а Мурзик поспешил застолбить территорию, отметившись на стволах двух деревьев и ноге мраморной статуи какого-то бородатого типа, охранявшего дорогу из камня, берущую начало от небольшой площадки справа от места высадки на Олимпе смешанного титано-зверино-людского десанта.
— Нам туда, — кивнув головой в сторону сверкающей белизной дороги, проговорил Геракл и, сгорбившись, пошел в указанном направлении.
— Что же, полдела сделано, — хмыкнул Сеня, направляясь следом. — Ну что, Зевс? Не долго тебе прятаться осталось…
— Да ладно, чего уж там, — смутившись, покраснел Ваня. — Это не я. Это тесть…
— Жомов, у тебя жена дома, — ревниво посмотрев на них, напомнил другу Рабинович. Тот обреченно кивнул головой и пошел проверить лошадей. Сеня облегченно вздохнул и повернулся к Гераклу.
— Что тут вообще происходит? — удивленно поинтересовался тот. — Где мы и зачем вы меня сюда притащили?
Рабинович удивленно посмотрел на него, решив, что сын Зевса помешался окончательно, но все оказалось намного проще. Видимо, удар Жомова, поменявший полярность контактов в голове Геракла, заодно и отключил все воспоминания, связанные с путешествием. То, что было до встречи с Телемом, сын Зевса теперь помнил, а вот оставшийся промежуток с того момента до сегодняшнего дня — совершенно забыл.
Сеня посчитал, что пытаться подробно рассказывать Гераклу о всех приключениях, выпавших на их долю, будет нецелесообразно. Пообещав изложить всю историю в деталях позднее, Сеня кратко ввел полубога в курс дела и потребовал немедленно проводить всю экспедицию на Олимп.
— Не могу, — буркнул в ответ Геракл. — Простым смертным свободный вход туда запрещен, а после исчезновения папы даже экскурсии отменили.
— Может быть, попросить Ваню, чтобы он тебя еще разок стукнул? — оторопев, поинтересовался Рабинович. — Или давай я тебе в другое ухо дубинкой заряжу?!
— Спасибо, не нужно, — немного подумав, отказался Геракл и встал с земли. — Ладно, пошлите. Только, если вас с Олимпа выгонят или в каких-нибудь жаб превратят, на меня потом не жалуйтесь. Я вас предупредил!
Возражений не последовало, если, конечно, не считать возражением фразу Жомова о том, что еще неизвестно кто, кого и откуда выгонит. Геракл грустно посмотрел на членов экспедиции и в присущей ему манере, от которой менты уже успели отвыкнуть, опустив голову и ссутулив плечи, поплелся прямиком в лес. Лошадей и колесницу брать с собой он запретил, объяснив, что они просто не смогут пройти на Олимп — таможня не пропустит. А вот рассказать, куда же пропала сама гора, кто ее спрятал и почему ее никому не удается найти, он толком так и не смог. Менты устроили сыну Зевса перекрестный допрос, но тот либо еще не отошел от контузии, либо с детства был кретином, либо действительно практически ничего не знал. Иначе одного жомовского поигрывания дубинкой хватило бы для того, чтобы заставить говорить даже Зою Космодемьянскую.
В общем, доблестные российские милиционеры, хорошо натасканные на выбивании признаний у подозреваемых, пытали Геракла долго, но добились немногого. По словам полубога выходило, что даже сами обитатели Олимпа никак не могли понять, что происходит с их домом и с окружающим миром. Просто, проснувшись однажды утром, они обнаружили, что Большой Босс исчез. Значения этому не придали никакого, поскольку Зевс любил ходить налево, а вот пропаже Олимпа с лица земли удивились здорово.
Первым подобное чудо обнаружил персональный враг Жомова в данной вселенной — Гермес. Ему, как обычно, не сиделось дома. К тому же в то утро Гефест отдал ему модернизированные парой новых клепок крылатые сандалии, вот бог плутов и решил их быстренько обкатать. С Олимпа он выбрался довольно легко, пробежал пару сотен километров, а вот когда возвращался назад, тут и офигел — Олимпа на месте не оказалось!
Поначалу Гермес ударился в панику и стал истерично вопить, призывая проклятье на головы всех, кто посмел умыкнуть гору и тем самым лишить его крыши над головой. Но затем, устав орать, закрыл глаза и тут же почувствовал, как сандалии, натянутые на его тощие ноги, сами понесли его в нужном направлении. Так он и шел, не решаясь разлепить буркалы, пока не уткнулся носом в стену собственного дома. А затем, радостно завопив, бросился рассказывать остальным богам о происшествии.
Те, естественно, не поверили и бросились самолично убеждаться в том, что бог плутов не врет. Убедиться-то они убедились, но вот Гермес не сдержался и повытаскивал из их квартир честно нажитое за счет эллинов добро. Пропажу обнаружили, Гермесу набили морду (дважды Арес, затем Гефест и после этого снова Арес) и, поспорив немного о том, на фига Зевсу понадобилось устраивать такие приколы, разбрелись по своим делам.
— Ну а затем началась предвыборная кампания, и все перестали интересоваться тем, как Зевсу удалось спрятать целый горный массив, — меланхолично закончил долговязый Геракл свой рассказ. — Да и мне это, собственно говоря, по фигу. Я все равно на Олимпе редко бываю. Только за зарплатой прихожу, — Геракл остановился и принюхался. — Ага, нектаром пахнет. Значит, пришли. Отвернитесь, я код введу. Смертным его знать не положено.
Жомов, как и полагается образцовому сотруднику милиции, от которого свидетели пытаются скрыть важную информацию, собрался заехать в ухо обнаглевшему сыну Зевса, но Рабинович остановил его. Более того, только благодаря усилиям Сени Жомова удалось развернуть спиной к Гераклу. Остальные это сделали самостоятельно и пару минут внимательно разглядывали ближайшие деревья, пока полубог наконец не разрешил повернуться. Рабинович, первым увидевший, что совершенно ничего не изменилось и Геракл по-прежнему стоит посреди леса, хотел было потребовать объяснений, однако застыл, открыв рот. Неожиданно откуда-то сверху раздался громкий скрежет, и абсолютно из ниоткуда появился открытый лифт. То есть вход в лифт был, и совершенно осязаемый. Но, если смотреть чуть сбоку, где стоял Рабинович, никакого лифта уже видно не было. Удивленный Сеня даже попытался обойти кабину сзади и, оказавшись нос к носу с Гераклом, застывшим посреди леса, и не найдя даже следов присутствия лифта, растерянно присвистнул.
— Ни фига себе, — удивленно пробормотал он, с опаской возвращаясь назад. — На что только ни насмотрелся, но невидимых лифтов еще не встречал.
— Да ничего сложного, — малолетний второгодник из школы трехглавых керосинок презрительно хмыкнул, помогая кинологу разобраться в ситуации. — Обычное изометричное использование проекции четвертого измерения. Конечно, все сделано примитивно. Даже подстраховывающих хорд Ляпсуса нет, но для цивилизации приматов это уже серьезное достижение. Впрочем, может быть, тут не обошлось…
— Я не понял, вы лифт вызывали или нет? — прерывая разглагольствования Горыныча, раздался слегка нагловатый, певучий голос, и лишь тогда путешественники, зачарованно рассматривавшие необычное сооружение, заметили, что внутри его кто-то есть.
Этим «кем-то» оказалась маленькая, худенькая девушка, ростом около полутора метров. Одетая в темно-серый хитон, такого же цвета накидку и серебристые сандалии, она стояла около боковой стенки, уперев руки в бока. Девушку можно бы было назвать привлекательной, и вполне вероятно, что бабник Рабинович начал бы с ней заигрывать, если бы не несколько дефектов, сводящих на нет всю ее красоту.
Во-первых, из-под коротко стриженных пепельных волос лифтерши отчетливо выступали маленькие рожки. Во-вторых, ее уши были, пожалуй, излишне велики для такой миниатюрной головки. Ну, и в-третьих, серые зрачки ее глаз были настолько огромны, что казалось, будто белки совсем отсутствуют. И теперь, когда девушка подала голос, все перестали удивленно таращиться на странный лифт и не менее пристально начали пялиться на его содержимое. Впрочем, девицу это не смутило.
— Геракл, снимись с ручника и заходи внутрь, — потребовала она категоричным тоном. — А вообще, я буду вынуждена доложить начальству, что ты привел с собой к служебному лифту троих ментов, одного грека, титаниду и двух животных, породу одного из которых я не могу определить.
— Не понял. Нас посчитали? — оторопело поинтересовался Ваня. — Рабинович, что за беспредел? И вообще, кто она такая?
— Ореада. Горная нимфа, — вместо него ответил сын Зевса. — Конкретно эту зовут Полиада, и она состоит в спецподразделении камнегрызок, занимающихся охраной входов на Олимп, — а затем повернулся к ореаде: — Утухни, Поля. Меня еще, между прочим, привилегий никто не лишал, и я могу приводить на Олимп группу численностью до десяти человек.
— Человек, но не животных и титанид, — сварливо перебила его юная хранительница входов. — Про них в правилах ничего не сказано.
— Вот именно, что ничего не сказано, — обиженно буркнул Геракл. — А раз нет конкретного запрета, значит, проходить им можно. И вообще, прекрати со мной спорить, иначе пожалуюсь отцу, он тебя обратно на Кавказ переведет. Будешь вместе с моджахедами от налетов авиации прятаться.
— Найди папаньку сначала, — буркнула себе под нос Полиада, но вход в лифт освободила. — Ладно, заходите. Только учти, Геракл, это под твою ответственность, и начальству я все равно доложу.
— А мне плевать, — равнодушно ответил ей полубог и шагнул вперед. — Забирайтесь. Места всем хватит…
В лифте, внешне казавшемся не очень вместительным, действительно свободно расположились.
Правда, Андрюше пришлось взять Горыныча на руки, а Мурзика достаточно плотно прижали в углу, но зато остальные чувствовали себя вполне комфортно. Исключая, пожалуй, Полиаду. В соседи ей достался Андрюша Попов вкупе с Ахтармерзом, а они для непривычного носа, заключенного в тесное помещение, вместе испускали излишне резкий аромат. Ореада, морщась, водила носом из стороны в сторону, пытаясь определить, от кого это так «приятно» пахнет. А когда справилась с этой непосильной задачей, своротила свое рогатое личико подальше от Попова. Тот сделал вид, что ничего не заметил. Лифт поднимался вверх довольно-таки долго, и Сеня, поначалу пытавшийся посчитать хотя бы примерно, сколько этажей они проехали, в конце концов был вынужден оставить это бесполезное занятие, сбившись со счета на семьдесят седьмом или семьдесят восьмом этаже. А когда ему уже стало казаться, что поднимающее их устройство должно оказаться на орбите Луны, лифт наконец остановился. Дверки распахнулись, и Сеня оторопел — прямо перед ним был тот же самый лес, из которого они только что уехали.
— Не понял, — грозно проговорил он. — Это что, приколы в Греции такие? — и когда Геракл с ореадой удивленно посмотрели на него, добавил, кивнув головой в сторону открывшегося за дверями лифта пейзажа: — Мы же отсюда только что приехали!
— А-а, — меланхолично протянул сын Зевса. — Нет, мы поднялись на Олимп. А лес сделан точно таким же, как и внизу, в качестве защитной меры. Когда-то давно была пара случаев несанкционированного проникновения в обитель богов, и такую маскировку придумала Афина. Любой нарушитель, забравшись сюда, теряется и снова пытается воспользоваться лифтом. А запустив его во второй раз, оказывается внизу, поскольку лифт делает только две остановки. У подножия Олимпа нарушителя, естественно, уже ожидает охрана. Тут ему, как говорится, и крышка от унитаза!
— Понятно, — буркнул в ответ Сеня. — Но запомни, если ты нас дурачишь, пятнадцатью сутками уже не отделаешься. Вляпаем пару лет за дачу ложных показаний.
Рабинович выпустил из лифта Мурзика и вышел следом за ним. Затем под бдительным конвоем в лице Жомова, Попова и Горыныча на территорию обители богов выпихнули Геракла, и лишь после этого душную кабину покинули Немертея и Гомер. Пока они выбирались, Сеня уже успел осмотреть местность, а Мурзик поспешил застолбить территорию, отметившись на стволах двух деревьев и ноге мраморной статуи какого-то бородатого типа, охранявшего дорогу из камня, берущую начало от небольшой площадки справа от места высадки на Олимпе смешанного титано-зверино-людского десанта.
— Нам туда, — кивнув головой в сторону сверкающей белизной дороги, проговорил Геракл и, сгорбившись, пошел в указанном направлении.
— Что же, полдела сделано, — хмыкнул Сеня, направляясь следом. — Ну что, Зевс? Не долго тебе прятаться осталось…
Глава 3
Если бы мне кто-нибудь сказал, что Рабинович вдруг станет увлекаться античной скульптурой, я бы, наверное, покусал подлеца за клевету. Ну, посудите сами, разве приличествует честному милиционеру заниматься такими глупостями, когда во всем мире наблюдается рост преступности и разгул насилия, дети приобщаются к наркотикам, а у нормального, красивого кобеля столько дел, что даже на встречу с московской сторожевой времени не остается?! АН нет, оказывается, некоторые считают по-другому. И Сеня, страшно торопившийся на Олимп, оказавшись в жилище античных богов, вместо того чтобы немедленно начать поиски Зевса, принялся пялиться на статуи вдоль дороги. Чем буквально вогнал меня в ступор. Я даже забыл, что хотел как следует окрестности проверить, и застыл на обочине, будто пресловутую медузу Горгону узрел.
— Ну-ка, мужики, посмотрите! По-моему, с этим типом мы уже знакомы, — проговорил Рабинович, тыча пальцем в одну из статуй.
Ну, глаз-алмаз у моего Сени, да и только! Это же надо в трехметровой скульптуре узнать Гермеса?! Теперь можно бурными овациями наградить его за наблюдательность и какой-нибудь местный орден на пузо нацепить… Извините, это я слегка разозлился. Устал, наверное, и соскучился по родному коврику, любимой миске с дарственной надписью от Жомова и даже по соседскому наглому коту, который всегда норовит неожиданно выскочить из кустов и царапнуть меня по носу. В общем, я домой хочу, а мой драгоценный хозяин, вместо того чтобы быстренько уладить на Олимпе все дела, как это он умеет, и вернуться назад, в свою вселенную, стоит, как заблудившийся гаишник, посреди дороги и по сторонам пялится. Дескать, не понял, почему никто мне деньги привезти не спешит?!
Честно вам скажу, не понравилось мне на Олимпе. Подозрительно тут как-то и опасно. Только не пытайтесь расспросить, почему именно. Все равно не смогу ответить. И запахи тут какие-то неправильные — вы когда-нибудь видели дуб, который духами пахнет? — и звуки непонятные. Трава не шуршит, когда по ней идешь, а будто мелодию вам наигрывает! Да и животные себя отвратительно ведут. Кролик с таким царственным видом мимо прошествовал, что мне даже от одной мысли погнаться за ним противно стало. В общем, непривычно вокруг все. Вроде бы, ничего угрожающего, а на душе — неспокойно. Будем считать это интуицией, а я к ней всегда прислушиваюсь.
Вдобавок к интуиции, мне не давали покоя мысли о вратах, ведущих в пространство мертвой пустоты, куда нас чуть не засосало на горном перевале, и человеке, который их открыл. Что-то я здорово сомневался в том, что этот неизвестный, едва не угробивший всю экспедицию, потерпев одну неудачу, так просто оставит нас в покое! Не знаю, может быть, он и предпринимал еще какие-то попытки остановить нас (например, появление амазонок на нашем пути могло быть делом его рук), но утверждать это не берусь. Следовательно, нужно было в любую секунду ждать следующей гадости с его стороны. Вот только эта мысль, похоже, терзала меня одного, а мои менты тем временем принялись изучать весь пантеон греческих богов.
Впрочем, не скажу, что это было совершенно бесполезным занятием. Все-таки, разыскивая Зевса, нам предстояло встретиться со многими, если не со всеми, обитателями Олимпа, а подозреваемых нужно знать в лицо. Впрочем, не думаю, что статуи вдоль дороги могли помочь опознанию, поскольку портретного сходства с натурщиками у них было немного. Тот же Гермес, например, в скульптурном варианте обладал намного более совершенным телосложением, да и физиономия казалась более привлекательной. Хотя, может быть, во время обоих недолгих встреч с нами этот божок просто с похмелья страдал. Такое ведь и у богов бывает!..
Тем временем, пока мои менты при помощи Геракла, Немертеи и Гомера пытались заочно познакомиться с олимпийцами, на дороге произошло одно довольно странное событие. С той стороны, где заканчивался лес и начиналось некое подобие города, состоявшего сплошь из дворцов, появилась довольно странная процессия. Двумя ровными колоннами к нам направлялись около тридцати мужчин с веревками на плечах и крюками в руках. Следом за ними два человека тащили деревянную повозку, а возглавлял процессию коренастый черноволосый мужик, одетый в сверкающие доспехи, судя по всему, золотые, и несший в руках точно такой же блестящий шлем. Не обращая на нас совершенно никакого внимания, вся процессия остановилась около одной из статуй. Расфуфыренный вояка отдал короткий приказ, и обе колонны рассыпались, принявшись опутывать трехметровую скульптуру веревками.
Жомов тронул Рабиновича за плечо.
— Сеня, по-моему, стоит вмешаться, — с сомнением в голосе проговорил он. — Хрен знает, кто они такие, но, если статую пытаются своровать у нас на глазах, наш долг пресечь преступление на корню. Мы же все-таки работники правопорядка…
— Значит, и здесь уже прихвостни Дики сшиваются? — разгневанно поинтересовался бронированный абориген, снизойдя наконец до того, чтобы заметить наше присутствие. — Только попробуйте вмешаться, бараны, и вы узнаете, что такое гнев Ареса. Потом вас даже родная мама от мясного рагу не отличит. — А затем повернулся к застывшим в ожидании подчиненным: — Взво-од, продолжать работу!
— Не понял, блин! Он оборзел совсем? — оторопел омоновец. — На кого этот лох наехал?
Помешать Жомову мой Сеня не успел, да и не пытался, а Ваня мешкать не стал. Двумя шагами омоновец преодолел пространство, отделявшее его от наглого бога (а это, как вы могли догадаться, был Арес), и, не слишком заботясь о джентльменском поведении, отвесил стоявшему спиной неразумному подлецу увесистый подзатыльник. Арес взвизгнул и врезался носом в собственную статую, мгновенно запутавшись в веревках. Несколько мгновений бог войны пытался освободиться, а затем истошно завопил, обращаясь к своим подчиненным, удивленно взиравшим на происходящее:
— Взять их, уроды! Разорвать на куски, отрубить головы, четвертовать и расфасовать в банки для кунсткамеры… Хотя нет! Взять живыми. Я их сам нашинкую.
Немного помедлив, похитители статуй переглянулись и ленивой походкой направились к нам, явно собираясь взять в кольцо. Менты, словно по команде, отстегнули от пояса дубинки, я угрожающе зарычал, чем слегка остановил наступление. Греки наши даже не двинулись с места. Гомер, закатив глаза, принялся бормотать, явно придумывая свой очередной стишок, Геракл равнодушно ковырялся в носу, прекрасно понимая, что именно сейчас произойдет, а Немертея растерянно смотрела по сторонам, пытаясь найти способ, как остановить очередное кровопролитие.
Впрочем, до кровопролития дело и так не дошло. Когда, приблизившись к нам на расстояние пары метров, слуги Ареса, подгоняемые истошными криками оного, решили наконец перейти в наступление, мы уже вполне были готовы их встретить. Ваня Жомов сгреб ближайшего к нему аборигена в охапку и легко, словно мягкую игрушку, запустил его в надвигающуюся толпу. Сеня огрел дубинкой пару человек, не попавших в радиус действия нового метательного оружия омоновцев, а Попов неуклюже бросился вперед, намереваясь добраться до замешкавшейся жертвы. Жертва в лице тощего сподвижника Ареса встречаться с толстым и злым милиционером явно раздумала и бросилась наутек, спрятавшись за статуей своего господина. В итоге этот урод остался единственным, кто устоял на ногах в скоротечной битве.
Я тоже внес в сражение свою лепту. Подкравшись к аборигену, испуганно глядевшему из-за статуи на ментов, я разочек гавкнул, чем привел грека в неописуемый восторг. Он подскочил на месте, хлопнул себя руками по бедрам и помчался в лес, издавая вопли, достойные потягаться с сиреной дежурного «уазика». Преследовать его мне было лень, и я позволил греку скрыться с места преступления, хотя у себя дома так бы никогда не сделал.
— Прекрасно! — вместо того чтобы закатить историку, восхищенно произнес Арес, уставившись на Жомова. — Назови свое имя, солдат, номер воинской части и фамилию командира. Я отправлю приказ, чтобы тебя повысили в звании.
Жомов открыл было рот, чтобы, в силу привычки, выполнить приказ бога войны, но тут же его захлопнул, сообразив, что указания Ареса наш начальник отдела ни за что выполнять не станет. Да и не дойдут они до него, если, конечно, наш персональный эльф-хранитель чего-нибудь не придумает. Впрочем, поощрять нас было явно не в привычках Лориэля, поэтому повышения Жомову в любом случае ждать не следовало. Омоновец махнул рукой.
— Да пошел ты в «трюм», парашу чистить, — посоветовал он Аресу, а затем посмотрел на Сеню: — Что с этим уродом делать будем?
Ответить Рабинович не успел. Едва он открыл рот, чтобы выдать какие-то инструкции в отношении дальнейшей судьбы запутавшегося в веревках бога, как со стороны олимпийской «деревни» раздался звук рогов. Мы все обернулись в ту сторону и получили возможность лицезреть появление еще одной процессии. На этот раз аборигенов было больше, вооружены они были дубинками и передвигались бегом. Да и возглавлял их не мужчина, а женщина. Она стояла в колеснице, запряженной двумя тощими клячами, и истошно трубила в рог. Я, если честно, сразу ее не рассмотрел, поскольку никогда не мог визуально найти кардинальные различия одной человеческой самки от другой, но, судя по отстегнувшейся челюсти Рабиновича, приближавшуюся к нам дамочку он считал красивой. Впрочем, только до того момента, пока не смог получше разглядеть ее.
Вновь прибывшая дама обладала тонкой, почти девичьей фигурой, однако лицо, оснащенное маленькими крысиными глазками, огромным крючковатым носом и испещренное продольными и поперечными морщинами если и могло кого-нибудь привести в восторг, то только режиссера-сказочника Роу, а никак не Сеню Рабиновича. Пока дамочка осаживала коней, ее свита, не теряя времени, принялась разгребать завал из подручных Ареса и выстраивать их вдоль обочины дороги. Те, то ли не успев отойти от зверств милиции, то ли из-за врожденного безволия, совершенно не сопротивлялись. А вновь прибывшая возница посмотрела на бога войны.
— И скажи мне на милость, Арес, чем ты тут собрался заниматься? — каркающим голосом, совершенно соответствовавшим ее физиономии, произнесла она.
— Дика, мне надоело то, что моя статуя не занимает надлежащего ей почетного места, — несмотря на свое беспомощное положение, довольно нагло ответил ей бог войны. — Зевса я, конечно, трогать не собирался — пока! — но Афина с Герой и Посейдоном должны потесниться. Я думаю…
— Мне плевать, что ты думаешь, — перебив его, прокаркала та самая богиня, приспешниками которой нас совсем недавно обозвали. — До тех пор, пока я обязана следить за порядком на Олимпе, никто и ничего тут менять не будет. Ну а когда выберут нового верховного бога, делайте все, что хотите. После меня хоть потоп, — она сделала паузу и задумалась. — Или эти слова не я должна была сказать?
— Здравствуй, праведная Дика, — неожиданно подала голос Немертея, и я удивленно посмотрел на нее. — Верно ли я поняла твои слова? От Зевса по-прежнему нет никаких известий?
— Мне уже доложили, что ты прибыла на Олимп, — кивнула головой богиня правопорядка. — Наверное, опять с прошением об амнистии пришла? Только зря. Все равно сейчас этими делами некому заниматься. Приходи после выборов. Может быть, твое прошение кто-нибудь и рассмотрит.
Немертея хотела что-то возразить, но крючконосая богиня отвернулась от нее. Отдав приказ своей свите конвоировать людей Ареса на гауптвахту, Дика направила свою колесницу в сторону скопления дворцов, оставив бога войны беспомощно болтаться на веревках. Тот плюнул ей вслед, высказал парочку не слишком лестных и не совсем цензурных пожеланий, а затем повернулся к нам.
— Даю орден имени меня первой степени тому, кто меня освободит, — возвышенно пообещал он и, увидев сомнения на лицах ментов, добавил: — Обещаю прибавить к награде еще и именное оружие. Позолоченный кинжал… Ладно, золотой!
Я посмотрел на Рабиновича и буквально наяву увидел, как вращаются его шестеренки, старательно прокручивая предложение Ареса. Мой Сеня награды любил, а еще больше любил собственную выгоду. Лично мне нетрудно было догадаться, что хозяин пытается подсчитать, сколько прибыли он сможет получить в нашем мире, продав антикварный кинжал с собственноручной подписью древнегреческого бога. Но даже мне было ясно, что в подлинность такого автографа ни один эксперт не поверит. Рабинович тоже это сообразил и, хотя золотой клинок не копейки стоит, таскать его с собой Сеня не собирался и предоставил право на обладание ножом страстному любителю оружия — Жомову. Но перед тем как позволить Ване освободить Ареса от пут, Рабинович потребовал у плененного бога:
— В общем, так… Нам кое-что нужно у всей вашей шайки узнать. Долго мы на Олимпе не пробудем, но жить в это время нам где-то нужно. Если ты предоставишь нам комнаты, обеспечишь питанием и выпивкой, мы тебя освободим. Если нет, виси тут, пока кто-нибудь еще не появится. Естественно, свое обещание тебе тоже придется выполнить.
Несколько мгновений Арес раздумывал над словами Рабиновича. Как я понял, бог войны не слишком любил принимать гостей у себя дома и не горел желанием приютить в собственном дворце наряд российской милиции, но выбора у него не было. Доступ экскурсиям на Олимп был закрыт, поэтому вероятность того, что кто-нибудь воспользуется служебным лифтом, оказалась слишком мала. Арес мог провисеть на своей собственной статуе несколько дней, если не недель, а этого ему явно не хотелось. Тяжело вздохнув, бог войны принял предложение моего хозяина.
— Ну-ка, мужики, посмотрите! По-моему, с этим типом мы уже знакомы, — проговорил Рабинович, тыча пальцем в одну из статуй.
Ну, глаз-алмаз у моего Сени, да и только! Это же надо в трехметровой скульптуре узнать Гермеса?! Теперь можно бурными овациями наградить его за наблюдательность и какой-нибудь местный орден на пузо нацепить… Извините, это я слегка разозлился. Устал, наверное, и соскучился по родному коврику, любимой миске с дарственной надписью от Жомова и даже по соседскому наглому коту, который всегда норовит неожиданно выскочить из кустов и царапнуть меня по носу. В общем, я домой хочу, а мой драгоценный хозяин, вместо того чтобы быстренько уладить на Олимпе все дела, как это он умеет, и вернуться назад, в свою вселенную, стоит, как заблудившийся гаишник, посреди дороги и по сторонам пялится. Дескать, не понял, почему никто мне деньги привезти не спешит?!
Честно вам скажу, не понравилось мне на Олимпе. Подозрительно тут как-то и опасно. Только не пытайтесь расспросить, почему именно. Все равно не смогу ответить. И запахи тут какие-то неправильные — вы когда-нибудь видели дуб, который духами пахнет? — и звуки непонятные. Трава не шуршит, когда по ней идешь, а будто мелодию вам наигрывает! Да и животные себя отвратительно ведут. Кролик с таким царственным видом мимо прошествовал, что мне даже от одной мысли погнаться за ним противно стало. В общем, непривычно вокруг все. Вроде бы, ничего угрожающего, а на душе — неспокойно. Будем считать это интуицией, а я к ней всегда прислушиваюсь.
Вдобавок к интуиции, мне не давали покоя мысли о вратах, ведущих в пространство мертвой пустоты, куда нас чуть не засосало на горном перевале, и человеке, который их открыл. Что-то я здорово сомневался в том, что этот неизвестный, едва не угробивший всю экспедицию, потерпев одну неудачу, так просто оставит нас в покое! Не знаю, может быть, он и предпринимал еще какие-то попытки остановить нас (например, появление амазонок на нашем пути могло быть делом его рук), но утверждать это не берусь. Следовательно, нужно было в любую секунду ждать следующей гадости с его стороны. Вот только эта мысль, похоже, терзала меня одного, а мои менты тем временем принялись изучать весь пантеон греческих богов.
Впрочем, не скажу, что это было совершенно бесполезным занятием. Все-таки, разыскивая Зевса, нам предстояло встретиться со многими, если не со всеми, обитателями Олимпа, а подозреваемых нужно знать в лицо. Впрочем, не думаю, что статуи вдоль дороги могли помочь опознанию, поскольку портретного сходства с натурщиками у них было немного. Тот же Гермес, например, в скульптурном варианте обладал намного более совершенным телосложением, да и физиономия казалась более привлекательной. Хотя, может быть, во время обоих недолгих встреч с нами этот божок просто с похмелья страдал. Такое ведь и у богов бывает!..
Тем временем, пока мои менты при помощи Геракла, Немертеи и Гомера пытались заочно познакомиться с олимпийцами, на дороге произошло одно довольно странное событие. С той стороны, где заканчивался лес и начиналось некое подобие города, состоявшего сплошь из дворцов, появилась довольно странная процессия. Двумя ровными колоннами к нам направлялись около тридцати мужчин с веревками на плечах и крюками в руках. Следом за ними два человека тащили деревянную повозку, а возглавлял процессию коренастый черноволосый мужик, одетый в сверкающие доспехи, судя по всему, золотые, и несший в руках точно такой же блестящий шлем. Не обращая на нас совершенно никакого внимания, вся процессия остановилась около одной из статуй. Расфуфыренный вояка отдал короткий приказ, и обе колонны рассыпались, принявшись опутывать трехметровую скульптуру веревками.
Жомов тронул Рабиновича за плечо.
— Сеня, по-моему, стоит вмешаться, — с сомнением в голосе проговорил он. — Хрен знает, кто они такие, но, если статую пытаются своровать у нас на глазах, наш долг пресечь преступление на корню. Мы же все-таки работники правопорядка…
— Значит, и здесь уже прихвостни Дики сшиваются? — разгневанно поинтересовался бронированный абориген, снизойдя наконец до того, чтобы заметить наше присутствие. — Только попробуйте вмешаться, бараны, и вы узнаете, что такое гнев Ареса. Потом вас даже родная мама от мясного рагу не отличит. — А затем повернулся к застывшим в ожидании подчиненным: — Взво-од, продолжать работу!
— Не понял, блин! Он оборзел совсем? — оторопел омоновец. — На кого этот лох наехал?
Помешать Жомову мой Сеня не успел, да и не пытался, а Ваня мешкать не стал. Двумя шагами омоновец преодолел пространство, отделявшее его от наглого бога (а это, как вы могли догадаться, был Арес), и, не слишком заботясь о джентльменском поведении, отвесил стоявшему спиной неразумному подлецу увесистый подзатыльник. Арес взвизгнул и врезался носом в собственную статую, мгновенно запутавшись в веревках. Несколько мгновений бог войны пытался освободиться, а затем истошно завопил, обращаясь к своим подчиненным, удивленно взиравшим на происходящее:
— Взять их, уроды! Разорвать на куски, отрубить головы, четвертовать и расфасовать в банки для кунсткамеры… Хотя нет! Взять живыми. Я их сам нашинкую.
Немного помедлив, похитители статуй переглянулись и ленивой походкой направились к нам, явно собираясь взять в кольцо. Менты, словно по команде, отстегнули от пояса дубинки, я угрожающе зарычал, чем слегка остановил наступление. Греки наши даже не двинулись с места. Гомер, закатив глаза, принялся бормотать, явно придумывая свой очередной стишок, Геракл равнодушно ковырялся в носу, прекрасно понимая, что именно сейчас произойдет, а Немертея растерянно смотрела по сторонам, пытаясь найти способ, как остановить очередное кровопролитие.
Впрочем, до кровопролития дело и так не дошло. Когда, приблизившись к нам на расстояние пары метров, слуги Ареса, подгоняемые истошными криками оного, решили наконец перейти в наступление, мы уже вполне были готовы их встретить. Ваня Жомов сгреб ближайшего к нему аборигена в охапку и легко, словно мягкую игрушку, запустил его в надвигающуюся толпу. Сеня огрел дубинкой пару человек, не попавших в радиус действия нового метательного оружия омоновцев, а Попов неуклюже бросился вперед, намереваясь добраться до замешкавшейся жертвы. Жертва в лице тощего сподвижника Ареса встречаться с толстым и злым милиционером явно раздумала и бросилась наутек, спрятавшись за статуей своего господина. В итоге этот урод остался единственным, кто устоял на ногах в скоротечной битве.
Я тоже внес в сражение свою лепту. Подкравшись к аборигену, испуганно глядевшему из-за статуи на ментов, я разочек гавкнул, чем привел грека в неописуемый восторг. Он подскочил на месте, хлопнул себя руками по бедрам и помчался в лес, издавая вопли, достойные потягаться с сиреной дежурного «уазика». Преследовать его мне было лень, и я позволил греку скрыться с места преступления, хотя у себя дома так бы никогда не сделал.
— Прекрасно! — вместо того чтобы закатить историку, восхищенно произнес Арес, уставившись на Жомова. — Назови свое имя, солдат, номер воинской части и фамилию командира. Я отправлю приказ, чтобы тебя повысили в звании.
Жомов открыл было рот, чтобы, в силу привычки, выполнить приказ бога войны, но тут же его захлопнул, сообразив, что указания Ареса наш начальник отдела ни за что выполнять не станет. Да и не дойдут они до него, если, конечно, наш персональный эльф-хранитель чего-нибудь не придумает. Впрочем, поощрять нас было явно не в привычках Лориэля, поэтому повышения Жомову в любом случае ждать не следовало. Омоновец махнул рукой.
— Да пошел ты в «трюм», парашу чистить, — посоветовал он Аресу, а затем посмотрел на Сеню: — Что с этим уродом делать будем?
Ответить Рабинович не успел. Едва он открыл рот, чтобы выдать какие-то инструкции в отношении дальнейшей судьбы запутавшегося в веревках бога, как со стороны олимпийской «деревни» раздался звук рогов. Мы все обернулись в ту сторону и получили возможность лицезреть появление еще одной процессии. На этот раз аборигенов было больше, вооружены они были дубинками и передвигались бегом. Да и возглавлял их не мужчина, а женщина. Она стояла в колеснице, запряженной двумя тощими клячами, и истошно трубила в рог. Я, если честно, сразу ее не рассмотрел, поскольку никогда не мог визуально найти кардинальные различия одной человеческой самки от другой, но, судя по отстегнувшейся челюсти Рабиновича, приближавшуюся к нам дамочку он считал красивой. Впрочем, только до того момента, пока не смог получше разглядеть ее.
Вновь прибывшая дама обладала тонкой, почти девичьей фигурой, однако лицо, оснащенное маленькими крысиными глазками, огромным крючковатым носом и испещренное продольными и поперечными морщинами если и могло кого-нибудь привести в восторг, то только режиссера-сказочника Роу, а никак не Сеню Рабиновича. Пока дамочка осаживала коней, ее свита, не теряя времени, принялась разгребать завал из подручных Ареса и выстраивать их вдоль обочины дороги. Те, то ли не успев отойти от зверств милиции, то ли из-за врожденного безволия, совершенно не сопротивлялись. А вновь прибывшая возница посмотрела на бога войны.
— И скажи мне на милость, Арес, чем ты тут собрался заниматься? — каркающим голосом, совершенно соответствовавшим ее физиономии, произнесла она.
— Дика, мне надоело то, что моя статуя не занимает надлежащего ей почетного места, — несмотря на свое беспомощное положение, довольно нагло ответил ей бог войны. — Зевса я, конечно, трогать не собирался — пока! — но Афина с Герой и Посейдоном должны потесниться. Я думаю…
— Мне плевать, что ты думаешь, — перебив его, прокаркала та самая богиня, приспешниками которой нас совсем недавно обозвали. — До тех пор, пока я обязана следить за порядком на Олимпе, никто и ничего тут менять не будет. Ну а когда выберут нового верховного бога, делайте все, что хотите. После меня хоть потоп, — она сделала паузу и задумалась. — Или эти слова не я должна была сказать?
— Здравствуй, праведная Дика, — неожиданно подала голос Немертея, и я удивленно посмотрел на нее. — Верно ли я поняла твои слова? От Зевса по-прежнему нет никаких известий?
— Мне уже доложили, что ты прибыла на Олимп, — кивнула головой богиня правопорядка. — Наверное, опять с прошением об амнистии пришла? Только зря. Все равно сейчас этими делами некому заниматься. Приходи после выборов. Может быть, твое прошение кто-нибудь и рассмотрит.
Немертея хотела что-то возразить, но крючконосая богиня отвернулась от нее. Отдав приказ своей свите конвоировать людей Ареса на гауптвахту, Дика направила свою колесницу в сторону скопления дворцов, оставив бога войны беспомощно болтаться на веревках. Тот плюнул ей вслед, высказал парочку не слишком лестных и не совсем цензурных пожеланий, а затем повернулся к нам.
— Даю орден имени меня первой степени тому, кто меня освободит, — возвышенно пообещал он и, увидев сомнения на лицах ментов, добавил: — Обещаю прибавить к награде еще и именное оружие. Позолоченный кинжал… Ладно, золотой!
Я посмотрел на Рабиновича и буквально наяву увидел, как вращаются его шестеренки, старательно прокручивая предложение Ареса. Мой Сеня награды любил, а еще больше любил собственную выгоду. Лично мне нетрудно было догадаться, что хозяин пытается подсчитать, сколько прибыли он сможет получить в нашем мире, продав антикварный кинжал с собственноручной подписью древнегреческого бога. Но даже мне было ясно, что в подлинность такого автографа ни один эксперт не поверит. Рабинович тоже это сообразил и, хотя золотой клинок не копейки стоит, таскать его с собой Сеня не собирался и предоставил право на обладание ножом страстному любителю оружия — Жомову. Но перед тем как позволить Ване освободить Ареса от пут, Рабинович потребовал у плененного бога:
— В общем, так… Нам кое-что нужно у всей вашей шайки узнать. Долго мы на Олимпе не пробудем, но жить в это время нам где-то нужно. Если ты предоставишь нам комнаты, обеспечишь питанием и выпивкой, мы тебя освободим. Если нет, виси тут, пока кто-нибудь еще не появится. Естественно, свое обещание тебе тоже придется выполнить.
Несколько мгновений Арес раздумывал над словами Рабиновича. Как я понял, бог войны не слишком любил принимать гостей у себя дома и не горел желанием приютить в собственном дворце наряд российской милиции, но выбора у него не было. Доступ экскурсиям на Олимп был закрыт, поэтому вероятность того, что кто-нибудь воспользуется служебным лифтом, оказалась слишком мала. Арес мог провисеть на своей собственной статуе несколько дней, если не недель, а этого ему явно не хотелось. Тяжело вздохнув, бог войны принял предложение моего хозяина.