Страница:
– Все. Приехали. Прошу пассажиров расстегнуть ремни. За бортом плюс двадцать семь, относительная влажность семьдесят процентов. Приятного вам отдыха и, как говорится, спасибо за то, что воспользовались услугами нашей авиакомпании.
Конечно, за такое наглое и совершенно бессмысленное во время драки заявление старшина мог бы и в зубы мурланту зарядить, и в обратном направлении его морду выкрутить, но все же Шныгин не был садистом. Вместо того чтобы издеваться над поверженным врагом, старшина взял и проснулся. Открыв глаза, Сергей пару секунд раздраженно рассматривал на удивление трезвого пилота. А затем покачал головой.
– Блин, знал бы ты, как близко находился от смерти, за то, что такой хороший сон испортил, сейчас бы мчался штаны отстирывать, а не стоял бы, как мумия Ильича во время уборки Мавзолея, – буркнул старшина, поднимаясь с кресла. – В следующий раз хотя бы разбуди пассажиров сигналом тревоги, а потом уже начинай болтать всякую ерунду. Понял, блин, еври бади? Пилот торопливо кивнул головой и с еще большей поспешностью скрылся в кабине, на всякий случай закрыв за собой дверь на все возможные запоры. Плюхнувшись в кресло, летчик изрядно приложился к полуторалитровой бутылке самогона и облегченно вздохнул. Голова пилота, как всегда в таких случаях, мгновенно прочистилась, и он вспомнил, что до сих пор не связался с диспетчером аэродрома. Укоризненно покачав головой своему отражению в стеклах приборов, пилот надел наушники.
– Земля, говорит борт номер один. Говорит борт номер один. Как слышите меня? Прием, – проговорил он в микрофон.
– Борт номер один? О, е-мое! – удивился диспетчер. – Слышу вас отлично. Вы где?
– В Караганде! – рявкнул в ответ пилот. – Ты когда-нибудь на радары смотришь? Что ты там видишь, твою мать?..
– А разве мою маму на радарах теперь показывают? – поразился диспетчер, и пилоту ничего другого не оставалось, как снять с головы наушники и швырнуть их в борт кабины.
Ну а что делать? Не вылезать же из самолета, чтобы этому придурку морду набить?!
Старшину, впрочем, в этот диалог никто посвятить не удосужился. Да и вряд ли некогда бравого десантника, а ныне безвестного народным массам “икс-ассенизатора”, бойца невидимого фронта имени Малдера и Скалли, могли интересовать переговоры одного идиота с другим. Шныгина куда больше волновало то, какие изменения произошли на базе с того момента, как он был здесь в последний раз. Остановившись на середине трапа, Сергей осмотрелся по сторонам.
После блестящей операции на лунной базе инопланетян, повлекшей за собой исчезновение пришельцев из земной атмосферы, вод и недр планеты, необходимость в строжайшей секретности бункера отпала сама собой. А вместе с ней отпали от постаментов некоторые манекены, изображавшие обитателей колхоза “Красное вымя”, частично распались муляжи коров и осыпался бревнами и трухлявой крышей сельсовет. Древесину растащили на подсобные нужды стройбатовцы, надолго укоренившиеся возле базы, как бобры на Ниагарском водопаде, а труха осталась невостребованной и горделивым ковром украшала окрестности переходного отсека, которым теперь никто не пользовался, предпочитая проникать в бункер через аэродром.
Кроме этих перемен, появилось нечто новое и вокруг взлетно-посадочной полосы. Во-первых, самолет теперь не прятали в кустах, маскируя его пятнистой сеткой, а построили ему персональную конуру. Ангар то есть. Затем, видимо, решив, что новоиспеченному строению будет тоскливо торчать в одиночестве посреди поля, собрали поблизости несколько сараев из гофрированного железа и забили их трофейной инопланетной техникой. Что, естественно, повлекло за собой вполне предсказуемые последствия. А именно появление у сараев сборщиков цветных металлов со всей округи.
Разворовывать секретное государственное имущество, а это вам не провода силовых электролиний, само собой, позволять никто не собирался. Поэтому сараи обнесли колючей проволокой в два ряда. Проволоку тоже могли украсть, и для ее охраны пригнали батальон солдат. Которые, в свою очередь, зимовать в палатках отказались. Вот так и появились около аэродрома казармы, штаб батальона, караулка, КПП и прочие хозсооружения армейского быта.
– Бардак! – констатировал старшина, вдоволь налюбовавшись новостройками, и, спрыгнув с трапа, бодро направился к переходному отсеку.
– Товарищ майор, старшина Шныгин для дальнейшего прохождения службы прибыл, – доложил он, останавливаясь перед глазком видеокамеры.
– Вижу, вижу, – буркнул в ответ Раимов. – И что же ты, старшина, всегда опаздываешь? Даже Кедман из Америки уже прибыл, а ты все телишься. Мать твою акушеркой в ветлечебницу! И вообще, Шныгин, кто тебе позволил понижать меня в звании?
– Извините, товарищ генералиссимус, блин, – обиделся старшина. – Меня Президент о вашем повышении не проинформировал, а икону вашу у входа ни фига не повесили, еври бади!
– Поумничай мне еще, из нарядов вылезать не будешь, – отрезал Раимов. – Быстро в штаб, и доложить о прибытии, как положено. Бегом марш, старшина!
Шныгин изобразил вялую трусцу на месте, явно подражая той самой беззубой лошади из анекдота, которая так и “не шмогла”. Подполковник что-то невнятно проворчал себе под нос и открыл люк переходного отсека. Сергей, не меняя темпа передвижения, забрался внутрь и мгновенно заблокировал все входные отверстия в организме. Ну, или почти все. Крышка люка вернулась в исходное положение, и старшину тут же окутали клубы газа. Дезинфекция длилась не более тридцати секунд, а затем мощная вентиляция очистила помещение. Теперь доступ в бункер старшине был открыт.
Внутри база практически не изменилась, если не считать того, что совершенно отсутствовал запах свежей краски. Что, впрочем, было вполне понятно. Если раньше двери, стены и потолки стройбатовцам, благодаря совместным спецназовско-инопланетным усилиям, приходилось ремонтировать минимум раз в неделю, то в последние несколько месяцев уродовать бункер было некому. Но теперь ситуация обещала измениться к лучшему. Все-таки “икс-ассенизаторы” вернулись на базу.
Однако некоторые новшества все-таки наблюдались. Если раньше дверь из коридора от аэродромного переходного отсека вела прямо в штаб группы, то теперь новоиспеченный подполковник избавился от ощущения, что живет в проходном дворе. Видимо, усилиями того же стройбата угол коридора был срезан и образовывал правильную дугу, огибавшую святая святых любой воинской части. Шныгин хмыкнул и, секунду полюбовавшись на изменение планировки базы, постучал в штабную дверь. Та мягко утонула в стене, и старшина очутился в резиденции Раимова.
Внутри тоже все оставалось по-прежнему: множество мониторов и пульт управления, отделенный от остальной части штаба стеклянной перегородкой, и дверь, ведущая в личные покои подполковника. Командир группы собственной персоной сидел за пультом управления, спиной к дверям и любовался картинками на мониторах. Шныгин, увидев на плечах Раимова новые погоны, тихо присвистнул, дескать, интересно, а почему меня не позвали обмывать вторые звездочки, и затем заорал:
– Товарищ подполковник, старшина Шныгин для дальнейшего прохождения службы прибыл! Жду ваших распоряжений!
– Слушай, старшина, вот в личном деле написано, что ты в нормальной воинской части служил. А ощущение такое, будто ты всю жизнь только и делал, что охранял пансионат для глухонемых офицеров запаса, – проворчал Раимов и повернулся в кресле. – Чего орешь? Тринитротолуола объелся?.. Да не стой, как хвост у мерина. Вольно! Проходи, присаживайся. Как добрался?
– На какой вопрос сначала отвечать прикажете, товарищ подполковник? – поинтересовался Шныгин, не двигаясь с места.
– Отставить! – рявкнул Раимов. – Забыл, что я просил в неофициальной обстановке называть меня по имени-отчеству? Я смотрю, старшина, ты не рад возвращению? Может, тебя обратно в часть отправить?
– Никак нет, Василий Алибабаевич, – ответил Сергей и прошел на указанное командиром место. – Просто я к вам, еври бади, с душой, а вы мою мать в акушерки. Думаете, ей там больше, чем в бухгалтерии, понравится?
– А, вон оно что. Обиделся, значит? – усмехнулся маленький подполковник и, поднявшись с кресла, хлопнул Шныгина по плечу. Хорошо, что старшина уже успел сесть! А то Раимову бы этот трюк ни за что в жизни не выполнить. – Ну, извини. Просто последняя неделя совершенно бешеная выдалась. Кстати, знаешь, зачем вас тут всех собрали снова?
– Из-за куполов? – ответил вопросом на вопрос Сергей.
– Так точно, – усмехнулся Раимов, но на этот раз горько. – Вот и мне из-за этих куполов уже всю плешь проели. Считают, что это из-за плохой работы ученых, за которых я отвечаю, пришельцы смогли пробраться незамеченными. Впрочем, узнаешь все на собрании. Сегодня вечером. А пока шагом марш в расположение. Отдохни с дороги. Все, свободен. Бегом марш!
Старшина хмыкнул и, пожав плечами, поднялся с кресла. А затем, козырнув командиру, вышел из штаба. На пути мимо лаборатории Шныгина так и подмывало заглянуть внутрь и проверить, ставит ли Харакири канистру со спиртом на прежнее место, но сделать это Сергей не решился. Помня о недреманном глазе майора, старшина горестно вздохнул и потопал в помещения личного состава.
– Мама моя, ридна Украина! – хлопнув себя ладонями по бедрам, заявил Пацук, едва увидев входящего старшину. – И москаля нам вернули. О чем они только думают? Опять мне общество двух идиотов и одного немца терпеть?
– И я, блин, рад тебя видеть, Сало, – хмыкнул Сергей. – Что, в родной воинской части, еври бади, все уже поворовал? Снова сюда вернули под бдительный надзор видеокамер?..
Есаул открыл было рот, чтобы произнести какую-то очередную гадость, но вместо этого широко улыбнулся и, первым подскочив к рослому старшине, крепко пожал ему руку. Кедман с Зибцихом тоже не преминули поприветствовать старого боевого товарища. Причем американец тут же попытался утащить Сергея в спортзал, мяч в корзину побросать, а Зибцих отеческим жестом напомнил, где находятся шныгинские тумбочка и шкаф. Вот старшина и не понял, кто из троих боевых товарищей больше рад его видеть.
Никто из троих сослуживцев Сергея за несколько месяцев, прошедших с момента их расставания, практически не изменился. Лысый череп есаула по-прежнему был украшен роскошным оселедцем, на который любая кобыла, не глядя, поменяла бы свой хвост. Голубоглазый Зибцих только сильнее загорел, а вот голову Кедмана теперь украшала прическа абсолютно невероятных оттенков. Старшина покосился на негра и спросил, указав глазами на голову:
– Это на фига, блин? Или просто шампунь паленый попался?
– Нет, белая ты остроумная задница! – оскалился капрал. – Это я недавно прощальный матч Дэниса Родмана посмотрел и решил, что он самый великий баскетболист на свете. Вот и захотел такую же, как у него, прическу сделать.
– Брешет все еврейская морда, – буркнул есаул. – Это Кедман в своей прежней части командира до бешенства довел, и тот его головой заборы красил. Вот теперь капрал отмыться и не может.
– Й-оу, русская твоя морда! – рявкнул американец и запустил в Пацука своей подушкой.
– Не смей меня москалем обзывать, афроеврей проклятый! – завопил в ответ Микола и швырнул в капрала подушкой Зибциха. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы в склоку не вмешался Раимов.
– Прекр-р-ратить погром! – прорычал подполковник по внутренней связи. – Кедман, Пацук, по два наряда вне очереди!
– Есть два наряда вне очереди, – хором ответили бойцы перьевого фронта и поспешили разойтись по разным углам. От видеокамеры подальше. Можно подумать, она мурлом своим линзовым вертеть не умеет!.. Зибцих, наградив обоих укоризненными взглядами, принялся подметать вылетевшие из подушек перья. А Шныгин, окинув помещение взглядом, радостно усмехнулся – и ничего-то на базе не изменилось! Все оставалось по-прежнему. Еще раз усмехнувшись, старшина разложил свои личные вещи по местам и удивленно уставился на листок бумаги, лежавший на его кровати.
– Это что за еври бади такое, блин? – удивленно поинтересовался Сергей, беря листок в руки.
– А это нас товарищ подполковник пищей для ума снабдил, – ехидно пояснил украинец и поклонился видеокамере. – Читай и просвещайся. А то воно ж у необразованных знаешь, как бывает? К примеру, получает какой неграмотный москаль зарплату, вместо подписи ставит крестик, а потом бац, и денег даже на трамвай не хватило!..
– Ага, все они у хохла оказались, – согласился с братом по оружию Шныгин и углубился в чтение.
То, что держал в руках старшина, действительно заслуживало особого внимания. Оное произведение искусства гордо именовалось “Инструкция по применению и использованию воинского снаряжения, находящегося на вооружении у спецотрядов по борьбе с угрозой инопланетного терроризма”. Минуты три Сергей напряженно раздумывал, в чем разница между “применением” и “использованием”, а затем все же решился почитать инструкцию. Черт ее знает, может, в ней ответ найдется?!
Ответов в инструкции было настолько много, что у старшины потихоньку начали глаза на лоб вылезать. А за постепенным превращением старшины в лупоглазого краба наблюдал Микола Григорьевич Пацук. Причем с выражением крайней степени удовольствия на лице. Есаул, привыкший к должностным инструкциям украинской армии, еще с прошлого века стремившейся максимально приблизиться к стандартам НАТО, на новоиспеченный документ для “икс-ассенизаторов” отреагировал совершенно спокойно. Как, впрочем, и Кедман с Зибцихом, в чьих странах даже в инструкциях к сотовым телефонам написано, что оные аппараты нужно прикладывать исключительно к уху. А то, наверное, кто-нибудь додумается сотовый телефон в рот засунуть!
Но вернемся к нашим баранам. То есть не к нашим, а к тем, которые инструкции составляют… А впрочем, сами бараны никому не нужны. Тем более нам! С нас хватит одних инструкций. Читая ее, Шныгин постепенно переходил от удивления к недоумению, затем потихоньку начал тупеть. Ну а после фразы: “…наденьте на голову шлем, используя для этого руки. При этом следите, чтобы левая рука не перехлестнулась с правой. Иначе вам будет очень сложно вести наблюдение за окрестностями через защитный экран, расположенный на затылке…” – и вовсе начал приближаться к состоянию тихого бешенства.
А ведь это была только малая толика из “Инструкции по применению и использованию”. Добрый, но полоумный дядя составитель позаботился о том, чтобы “икс-ассенизаторы” во всех подробностях узнали, как нужно пользоваться энергоскафандрами, средствами связи, световыми гранатами и прочим специальным снаряжением. Ну а особое внимание в инструкции было уделено лазерному оружию.
Старшина, добравшись до этого раздела, поначалу читать прекратил и стал раздумывать о том, не стоит ли использовать инструкцию в качестве украшения мусорного ведра, но все же решил добраться до конца. И отнюдь не из любви к знаниям, а из-за обычного русского упрямства. Дескать, с ума меня свести собрались? А вот хрен вам. Партизаны, мол, не сдаются! Ну а для того, чтобы не страдать в одиночестве, старшина решил читать инструкцию вслух.
– Возьмите лазерное ружье левой рукой за цевье (см. рисунок 1), а кисть правой зафиксируйте на основании приклада (см. рисунок 2), – торжественно продекламировал старшина. – В таком положении винтовку приложите торцом приклада (см. рисунок 3) к правому плечу (см. рисунок 4). Если же вы левша, то положите винтовку и повторите все в обратном порядке, – Шныгин обвел взглядом сослуживцев. – Это как, блин? Сначала винтовку к плечу приложить, а потом уже за нее руками хвататься, еври бади?..
Однако, к удивлению старшины, никого из сослуживцев эта реплика не удивила и не позабавила. Пацук ехидно улыбнулся и сделал вид, что занят исключительно изучением содержимого своей тумбочки. Друг Кедман задумался, пытаясь понять, как именно можно проделать обратную операцию, а вот Ганс набрал полную грудь воздуха, собираясь объяснить непонятливому старшине, что именно следует по инструкции делать с оружием, но приступить к лекции не успел: вмешался подполковник.
– Отставить чтение инструкции, агент Шныгин! – голосом Раимова рявкнули динамики внутренней связи. – Она создана не для публикаций, а для личного пользования.
– А чего это вы так возмущаетесь, товарищ подполковник? – ехидно поинтересовался Пацук. – Мы все эту инструкцию уже лично использовали. Пусть старшина свою почитает, пока не придумал, куда ее девать…
– Да не могу я больше слушать подобную трепотню! – завопил в ответ Раимов. – После появления этих проклятых куполов меня так забросали всевозможными инструкциями, что они мне даже снятся.
– А кто же вас заставляет их слушать? – есаул, глядя в камеру, удивленно вскинул брови. – Отключите наблюдение, и все. А то воно ж как бывает? Слухает командир, о чем подчиненные говорят, слухает, а потом бац, и…
– Мо-о-олчать! – рявкнул подполковник, отказавшись узнать, что же именно бывает с излишне любопытным начальством.
Микола, однако, сдаваться просто так не собирался и намеревался закончить фразу, но красный глазок камеры погас. Наблюдение за кубриком было снято, и Пацуку убивать своими крылатыми фразами стало некого. Есаулу только и осталось, что разочарованно вздохнуть и развести руками. Дескать, вот всегда так, на самом интересном месте слушатели разбегаются!
Старшина покачал головой и, скомкав инструкцию, запустил ее в мусорную корзину. Промазал. Любитель баскетбола Кедман укоризненно посмотрел на Сергея, явно удивляясь такому неуклюжему броску. А вот укоризна в глазах Зибциха объяснялась отнюдь не расстройством из-за отсутствия у старшины снайперских качеств. Ефрейтор просто не любил, когда мусорят. Подняв бумажку с пола, Ганс разгладил ее и аккуратно положил обратно на тумбочку старшины. А затем повернулся к есаулу.
– Микола, что ты опять достаешь господина подполковника? – поинтересовался он у сослуживца. – Может быть, человеку просто одиноко. У нас тут хоть компания есть, а Коннику даже в бильярд самому с собой играть приходится.
– Да-а, это проблема, – сокрушенно согласился с ним Пацук. – Играть самому с собой в бильярд действительно интересно. Слушайте, мужики, а давайте на следующем задании скинемся и купим Раимову резиновую бабу! Или нашу тетю Машу к нему раз в неделю будем отправлять.
Старшина с Кедманом, услышав такое предложение, зашлись в приступе дикого хохота. А вот Гансу было не до смеха. Только сейчас он сообразил, что, защищая подполковника, сморозил глупость. Ефрейтор, глядя в невинные глазки украинца, начал багроветь и явно примеряться к горлу есаула. Микола, изобразив панический ужас, попятился. Капрала со Шныгиным этот демарш и вовсе убил. И еще неизвестно, чем бы для самого Пацука закончились подобные шуточки, если бы Раимову окончательно не надоело сидеть в одиночестве.
– Группа, “смирно”! – рявкнул он через динамики внутренней связи. И, дождавшись, пока “икс-ассенизаторы” примут указанное положение, добавил: – Привести себя в надлежащий вид и через пять минут быть в актовом зале на общем собрании. Всем все ясно?
– Товарищ подполковник, разрешите задать вопрос? – строго в соответствии с уставом, обратился к командиру Шныгин.
– В чем дело, агент? – сердито поинтересовался Раимов.
– А эту инструкцию кто составлял? – спросил старшина, кивнув головой в сторону тумбочки, украшенной помятым листком.
Подполковник на секунду задумался, пытаясь решить, не намеревается ли Шныгин поиздеваться над его командирской честью и достоинством, а затем все-таки ответил:
– Инструкция составлена специалистами. А вот редактировал ее доктор Гобе.
– Так, значит, Инквизитора нет на базе? – с надеждой в голосе спросил Сергей.
– Как это нет? Куда же он от нас денется? – голос Раимова казался просто счастливым. – Доктор Гобе назначен моим заместителем по психологической подготовке и теперь будет у вас каждый день занятия вести.
Тот звук, с которым “икс-ассенизаторы” встретили это заявление командира, вечно стонущим бурлакам даже и не снился. Какое-нибудь среднестатистическое привидение древнего замка удавилось бы от зависти из-за этого предсмертного вопля, а вот Раимов был доволен и с ехидным смешком связь отключил. Хотя, наверное, поторопился. Если бы чуть-чуть подождал, то имел бы возможность наградить есаула пяточком нарядов. Хотя бы за то, что Микола предложил сослуживцам подложить радиоуправляемые мины в кровати и к французу, и к своему непосредственному начальнику.
Остальные “икс-ассенизаторы” хотя и восприняли предложение есаула с должной долей понимания, но даже в повестку дня вносить его не стали. Все-таки устав чтили все, а в соответствии с этой библией военнослужащих учить командиров уму-разуму при помощи радиоуправляемых мин строго запрещалось. Именно поэтому Раимов с Гобе остались целы и невредимы, а спецназовцы безропотно принялись собираться на общее собрание. Первое с момента захвата лунной базы инопланетян.
Нелюбовь “икс-ассенизаторов” к доктору Гобе была вполне объяснима. Вся четверка бойцов некогда отбиралась для участия в операции по борьбе с пришельцами исключительно из-за того, что каждый член группы был невосприимчив к любому психологическому воздействию. Однако француз так умел “вправлять мозги”, что дал бы фору самому Торквемаде. Он до того затерроризировал “икс-ассенизаторов”, что те шли на каждое занятие к Гобе, как на казнь. Причем извращенный француз, обучая солдат защите от собственного воздействия, тут же придумывал новые методы, как самому эту защиту обойти. В общем, каждый урок у доктора превращался в настоящую борьбу за выживание. И хотя “икс-ассенизаторы” не теряли надежды когда-нибудь свести самого француза с ума, радости занятия у Гобе им не приносили.
Остальные члены команды были куда более безобидны, чем доктор. Кроме “икс-ассенизаторов”, их командира и уже упомянутого доктора Гобе, на базе находились еще двое ученых: Хиро Харакири, специалист по компьютерной технике и вооружениям, и профессор Зубов – гениальный универсал, являвшийся руководителем научной части проекта. Вместе с доктором оба этих ученых занимались исследованием инопланетных технологий. Ну а в обязанности Гобе входило познание структурных форм жизни пришельцев, их психологии, общественного строя, а также подготовка рекомендаций по борьбе с инопланетным вторжением.
Со всеми тремя бойцам предстояло встретиться на общем собрании, и благодаря присутствию там пресловутого доктора, “икс-ассенизаторы” от этого были не в восторге.
– Слушайте, мужики, – запоздало вспомнил Шныгин о пятом бойце их команды, перед тем как покинуть кубрик. – А что, Сару на базу не вызвали?
– И слава богу, – буркнул в ответ есаул. – Женщина в войсках все равно, что бретелька на трусах. Воно ж как бывает? Появится какая-нибудь баба в воинской части – бац, и у танков стволы из перпендикулярного земле положения выходить не хотят!
– А по-моему, ты придираешься… – попытался было заступиться за отсутствующую Сару Штольц ефрейтор. Однако Микола не дал ему договорить.
– К кому я придираюсь? К танкам? – делано удивился он. – Да я сам видел! У нас в части пройдет, бывало, одна связисточка мимо танковой колонны, так потом стволы пушек ломами вниз опускать приходится…
– Отставить пошлости! – рявкнул по внутренней связи Раимов, прерывая общий смех. – У вас осталось две минуты. Последний, кто появится на собрании, получит три наряда вне очереди и после пятнадцати километров с полной выкладкой будет в спортзале с тренажеров пыль вытирать!
То, что раздача нарядов для подполковника была делом святым, с которым не шутят, бойцы уже давно поняли и трепетных чувств командира оскорблять никоим образом не хотели. К тому же перспектива стирания с тренажеров многомесячной пыли никого не прельщала. Может быть, тетя Маша, то бишь Ганс Зибцих, прозванный так за чрезмерное стремление к чистоте и порядку, с удовольствием и взялся бы за это дело, но немца, привыкшего к неподвижной жизни снайпера, просто воротило от одной мысли о том, что перед уборкой придется бежать марш-бросок. Про остальных и вовсе с уверенностью можно было сказать, что ни к любителям бега, ни к рыцарям ведра и тряпки они не относятся. Поэтому любой, кому ситуация интересна, может легко представить себе, с какой скоростью все четверо бросились в актовый зал.
Самым расторопным оказался Пацук. Микола сорвался с места еще до того, как Раимов успел закончить свою фразу. И к тому моменту, когда Зибцих сумел-таки выбраться из хот-дога, устроенного ему в дверях капралом и старшиной, украинец уже почти добрался до входа в актовый зал. Следом за ним на собрание прибыл здорово расплющенный немец, и уж только затем актовый зал своим присутствием почтили Кедман и старшина. При этом оба так спешили, что вошли в дверь одновременно. И только благодаря тому, что Раимов заблаговременно приказал укрепить косяки стальными накладками, двери выдержали и не рухнули внутрь.
Раимов неодобрительно посмотрел на обоих спецназовцев, упорно не желавших оказаться тем самым последним пылесосом, но к неудовольствию Пацука, нарядов не дал ни тому, ни другому. Микола уже собрался выразить протест по поводу крайне беспринципного поведения командира и, наверное, огреб бы на свою голову не три, а все шесть нарядов, но есаула спас Зубов. Профессор, взлохматив и без того нечесаную шевелюру, вскочил с места, едва Шныгин с Джоном ввалились в актовый зал.
Конечно, за такое наглое и совершенно бессмысленное во время драки заявление старшина мог бы и в зубы мурланту зарядить, и в обратном направлении его морду выкрутить, но все же Шныгин не был садистом. Вместо того чтобы издеваться над поверженным врагом, старшина взял и проснулся. Открыв глаза, Сергей пару секунд раздраженно рассматривал на удивление трезвого пилота. А затем покачал головой.
– Блин, знал бы ты, как близко находился от смерти, за то, что такой хороший сон испортил, сейчас бы мчался штаны отстирывать, а не стоял бы, как мумия Ильича во время уборки Мавзолея, – буркнул старшина, поднимаясь с кресла. – В следующий раз хотя бы разбуди пассажиров сигналом тревоги, а потом уже начинай болтать всякую ерунду. Понял, блин, еври бади? Пилот торопливо кивнул головой и с еще большей поспешностью скрылся в кабине, на всякий случай закрыв за собой дверь на все возможные запоры. Плюхнувшись в кресло, летчик изрядно приложился к полуторалитровой бутылке самогона и облегченно вздохнул. Голова пилота, как всегда в таких случаях, мгновенно прочистилась, и он вспомнил, что до сих пор не связался с диспетчером аэродрома. Укоризненно покачав головой своему отражению в стеклах приборов, пилот надел наушники.
– Земля, говорит борт номер один. Говорит борт номер один. Как слышите меня? Прием, – проговорил он в микрофон.
– Борт номер один? О, е-мое! – удивился диспетчер. – Слышу вас отлично. Вы где?
– В Караганде! – рявкнул в ответ пилот. – Ты когда-нибудь на радары смотришь? Что ты там видишь, твою мать?..
– А разве мою маму на радарах теперь показывают? – поразился диспетчер, и пилоту ничего другого не оставалось, как снять с головы наушники и швырнуть их в борт кабины.
Ну а что делать? Не вылезать же из самолета, чтобы этому придурку морду набить?!
Старшину, впрочем, в этот диалог никто посвятить не удосужился. Да и вряд ли некогда бравого десантника, а ныне безвестного народным массам “икс-ассенизатора”, бойца невидимого фронта имени Малдера и Скалли, могли интересовать переговоры одного идиота с другим. Шныгина куда больше волновало то, какие изменения произошли на базе с того момента, как он был здесь в последний раз. Остановившись на середине трапа, Сергей осмотрелся по сторонам.
После блестящей операции на лунной базе инопланетян, повлекшей за собой исчезновение пришельцев из земной атмосферы, вод и недр планеты, необходимость в строжайшей секретности бункера отпала сама собой. А вместе с ней отпали от постаментов некоторые манекены, изображавшие обитателей колхоза “Красное вымя”, частично распались муляжи коров и осыпался бревнами и трухлявой крышей сельсовет. Древесину растащили на подсобные нужды стройбатовцы, надолго укоренившиеся возле базы, как бобры на Ниагарском водопаде, а труха осталась невостребованной и горделивым ковром украшала окрестности переходного отсека, которым теперь никто не пользовался, предпочитая проникать в бункер через аэродром.
Кроме этих перемен, появилось нечто новое и вокруг взлетно-посадочной полосы. Во-первых, самолет теперь не прятали в кустах, маскируя его пятнистой сеткой, а построили ему персональную конуру. Ангар то есть. Затем, видимо, решив, что новоиспеченному строению будет тоскливо торчать в одиночестве посреди поля, собрали поблизости несколько сараев из гофрированного железа и забили их трофейной инопланетной техникой. Что, естественно, повлекло за собой вполне предсказуемые последствия. А именно появление у сараев сборщиков цветных металлов со всей округи.
Разворовывать секретное государственное имущество, а это вам не провода силовых электролиний, само собой, позволять никто не собирался. Поэтому сараи обнесли колючей проволокой в два ряда. Проволоку тоже могли украсть, и для ее охраны пригнали батальон солдат. Которые, в свою очередь, зимовать в палатках отказались. Вот так и появились около аэродрома казармы, штаб батальона, караулка, КПП и прочие хозсооружения армейского быта.
– Бардак! – констатировал старшина, вдоволь налюбовавшись новостройками, и, спрыгнув с трапа, бодро направился к переходному отсеку.
– Товарищ майор, старшина Шныгин для дальнейшего прохождения службы прибыл, – доложил он, останавливаясь перед глазком видеокамеры.
– Вижу, вижу, – буркнул в ответ Раимов. – И что же ты, старшина, всегда опаздываешь? Даже Кедман из Америки уже прибыл, а ты все телишься. Мать твою акушеркой в ветлечебницу! И вообще, Шныгин, кто тебе позволил понижать меня в звании?
– Извините, товарищ генералиссимус, блин, – обиделся старшина. – Меня Президент о вашем повышении не проинформировал, а икону вашу у входа ни фига не повесили, еври бади!
– Поумничай мне еще, из нарядов вылезать не будешь, – отрезал Раимов. – Быстро в штаб, и доложить о прибытии, как положено. Бегом марш, старшина!
Шныгин изобразил вялую трусцу на месте, явно подражая той самой беззубой лошади из анекдота, которая так и “не шмогла”. Подполковник что-то невнятно проворчал себе под нос и открыл люк переходного отсека. Сергей, не меняя темпа передвижения, забрался внутрь и мгновенно заблокировал все входные отверстия в организме. Ну, или почти все. Крышка люка вернулась в исходное положение, и старшину тут же окутали клубы газа. Дезинфекция длилась не более тридцати секунд, а затем мощная вентиляция очистила помещение. Теперь доступ в бункер старшине был открыт.
Внутри база практически не изменилась, если не считать того, что совершенно отсутствовал запах свежей краски. Что, впрочем, было вполне понятно. Если раньше двери, стены и потолки стройбатовцам, благодаря совместным спецназовско-инопланетным усилиям, приходилось ремонтировать минимум раз в неделю, то в последние несколько месяцев уродовать бункер было некому. Но теперь ситуация обещала измениться к лучшему. Все-таки “икс-ассенизаторы” вернулись на базу.
Однако некоторые новшества все-таки наблюдались. Если раньше дверь из коридора от аэродромного переходного отсека вела прямо в штаб группы, то теперь новоиспеченный подполковник избавился от ощущения, что живет в проходном дворе. Видимо, усилиями того же стройбата угол коридора был срезан и образовывал правильную дугу, огибавшую святая святых любой воинской части. Шныгин хмыкнул и, секунду полюбовавшись на изменение планировки базы, постучал в штабную дверь. Та мягко утонула в стене, и старшина очутился в резиденции Раимова.
Внутри тоже все оставалось по-прежнему: множество мониторов и пульт управления, отделенный от остальной части штаба стеклянной перегородкой, и дверь, ведущая в личные покои подполковника. Командир группы собственной персоной сидел за пультом управления, спиной к дверям и любовался картинками на мониторах. Шныгин, увидев на плечах Раимова новые погоны, тихо присвистнул, дескать, интересно, а почему меня не позвали обмывать вторые звездочки, и затем заорал:
– Товарищ подполковник, старшина Шныгин для дальнейшего прохождения службы прибыл! Жду ваших распоряжений!
– Слушай, старшина, вот в личном деле написано, что ты в нормальной воинской части служил. А ощущение такое, будто ты всю жизнь только и делал, что охранял пансионат для глухонемых офицеров запаса, – проворчал Раимов и повернулся в кресле. – Чего орешь? Тринитротолуола объелся?.. Да не стой, как хвост у мерина. Вольно! Проходи, присаживайся. Как добрался?
– На какой вопрос сначала отвечать прикажете, товарищ подполковник? – поинтересовался Шныгин, не двигаясь с места.
– Отставить! – рявкнул Раимов. – Забыл, что я просил в неофициальной обстановке называть меня по имени-отчеству? Я смотрю, старшина, ты не рад возвращению? Может, тебя обратно в часть отправить?
– Никак нет, Василий Алибабаевич, – ответил Сергей и прошел на указанное командиром место. – Просто я к вам, еври бади, с душой, а вы мою мать в акушерки. Думаете, ей там больше, чем в бухгалтерии, понравится?
– А, вон оно что. Обиделся, значит? – усмехнулся маленький подполковник и, поднявшись с кресла, хлопнул Шныгина по плечу. Хорошо, что старшина уже успел сесть! А то Раимову бы этот трюк ни за что в жизни не выполнить. – Ну, извини. Просто последняя неделя совершенно бешеная выдалась. Кстати, знаешь, зачем вас тут всех собрали снова?
– Из-за куполов? – ответил вопросом на вопрос Сергей.
– Так точно, – усмехнулся Раимов, но на этот раз горько. – Вот и мне из-за этих куполов уже всю плешь проели. Считают, что это из-за плохой работы ученых, за которых я отвечаю, пришельцы смогли пробраться незамеченными. Впрочем, узнаешь все на собрании. Сегодня вечером. А пока шагом марш в расположение. Отдохни с дороги. Все, свободен. Бегом марш!
Старшина хмыкнул и, пожав плечами, поднялся с кресла. А затем, козырнув командиру, вышел из штаба. На пути мимо лаборатории Шныгина так и подмывало заглянуть внутрь и проверить, ставит ли Харакири канистру со спиртом на прежнее место, но сделать это Сергей не решился. Помня о недреманном глазе майора, старшина горестно вздохнул и потопал в помещения личного состава.
– Мама моя, ридна Украина! – хлопнув себя ладонями по бедрам, заявил Пацук, едва увидев входящего старшину. – И москаля нам вернули. О чем они только думают? Опять мне общество двух идиотов и одного немца терпеть?
– И я, блин, рад тебя видеть, Сало, – хмыкнул Сергей. – Что, в родной воинской части, еври бади, все уже поворовал? Снова сюда вернули под бдительный надзор видеокамер?..
Есаул открыл было рот, чтобы произнести какую-то очередную гадость, но вместо этого широко улыбнулся и, первым подскочив к рослому старшине, крепко пожал ему руку. Кедман с Зибцихом тоже не преминули поприветствовать старого боевого товарища. Причем американец тут же попытался утащить Сергея в спортзал, мяч в корзину побросать, а Зибцих отеческим жестом напомнил, где находятся шныгинские тумбочка и шкаф. Вот старшина и не понял, кто из троих боевых товарищей больше рад его видеть.
Никто из троих сослуживцев Сергея за несколько месяцев, прошедших с момента их расставания, практически не изменился. Лысый череп есаула по-прежнему был украшен роскошным оселедцем, на который любая кобыла, не глядя, поменяла бы свой хвост. Голубоглазый Зибцих только сильнее загорел, а вот голову Кедмана теперь украшала прическа абсолютно невероятных оттенков. Старшина покосился на негра и спросил, указав глазами на голову:
– Это на фига, блин? Или просто шампунь паленый попался?
– Нет, белая ты остроумная задница! – оскалился капрал. – Это я недавно прощальный матч Дэниса Родмана посмотрел и решил, что он самый великий баскетболист на свете. Вот и захотел такую же, как у него, прическу сделать.
– Брешет все еврейская морда, – буркнул есаул. – Это Кедман в своей прежней части командира до бешенства довел, и тот его головой заборы красил. Вот теперь капрал отмыться и не может.
– Й-оу, русская твоя морда! – рявкнул американец и запустил в Пацука своей подушкой.
– Не смей меня москалем обзывать, афроеврей проклятый! – завопил в ответ Микола и швырнул в капрала подушкой Зибциха. Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы в склоку не вмешался Раимов.
– Прекр-р-ратить погром! – прорычал подполковник по внутренней связи. – Кедман, Пацук, по два наряда вне очереди!
– Есть два наряда вне очереди, – хором ответили бойцы перьевого фронта и поспешили разойтись по разным углам. От видеокамеры подальше. Можно подумать, она мурлом своим линзовым вертеть не умеет!.. Зибцих, наградив обоих укоризненными взглядами, принялся подметать вылетевшие из подушек перья. А Шныгин, окинув помещение взглядом, радостно усмехнулся – и ничего-то на базе не изменилось! Все оставалось по-прежнему. Еще раз усмехнувшись, старшина разложил свои личные вещи по местам и удивленно уставился на листок бумаги, лежавший на его кровати.
– Это что за еври бади такое, блин? – удивленно поинтересовался Сергей, беря листок в руки.
– А это нас товарищ подполковник пищей для ума снабдил, – ехидно пояснил украинец и поклонился видеокамере. – Читай и просвещайся. А то воно ж у необразованных знаешь, как бывает? К примеру, получает какой неграмотный москаль зарплату, вместо подписи ставит крестик, а потом бац, и денег даже на трамвай не хватило!..
– Ага, все они у хохла оказались, – согласился с братом по оружию Шныгин и углубился в чтение.
То, что держал в руках старшина, действительно заслуживало особого внимания. Оное произведение искусства гордо именовалось “Инструкция по применению и использованию воинского снаряжения, находящегося на вооружении у спецотрядов по борьбе с угрозой инопланетного терроризма”. Минуты три Сергей напряженно раздумывал, в чем разница между “применением” и “использованием”, а затем все же решился почитать инструкцию. Черт ее знает, может, в ней ответ найдется?!
Ответов в инструкции было настолько много, что у старшины потихоньку начали глаза на лоб вылезать. А за постепенным превращением старшины в лупоглазого краба наблюдал Микола Григорьевич Пацук. Причем с выражением крайней степени удовольствия на лице. Есаул, привыкший к должностным инструкциям украинской армии, еще с прошлого века стремившейся максимально приблизиться к стандартам НАТО, на новоиспеченный документ для “икс-ассенизаторов” отреагировал совершенно спокойно. Как, впрочем, и Кедман с Зибцихом, в чьих странах даже в инструкциях к сотовым телефонам написано, что оные аппараты нужно прикладывать исключительно к уху. А то, наверное, кто-нибудь додумается сотовый телефон в рот засунуть!
Но вернемся к нашим баранам. То есть не к нашим, а к тем, которые инструкции составляют… А впрочем, сами бараны никому не нужны. Тем более нам! С нас хватит одних инструкций. Читая ее, Шныгин постепенно переходил от удивления к недоумению, затем потихоньку начал тупеть. Ну а после фразы: “…наденьте на голову шлем, используя для этого руки. При этом следите, чтобы левая рука не перехлестнулась с правой. Иначе вам будет очень сложно вести наблюдение за окрестностями через защитный экран, расположенный на затылке…” – и вовсе начал приближаться к состоянию тихого бешенства.
А ведь это была только малая толика из “Инструкции по применению и использованию”. Добрый, но полоумный дядя составитель позаботился о том, чтобы “икс-ассенизаторы” во всех подробностях узнали, как нужно пользоваться энергоскафандрами, средствами связи, световыми гранатами и прочим специальным снаряжением. Ну а особое внимание в инструкции было уделено лазерному оружию.
Старшина, добравшись до этого раздела, поначалу читать прекратил и стал раздумывать о том, не стоит ли использовать инструкцию в качестве украшения мусорного ведра, но все же решил добраться до конца. И отнюдь не из любви к знаниям, а из-за обычного русского упрямства. Дескать, с ума меня свести собрались? А вот хрен вам. Партизаны, мол, не сдаются! Ну а для того, чтобы не страдать в одиночестве, старшина решил читать инструкцию вслух.
– Возьмите лазерное ружье левой рукой за цевье (см. рисунок 1), а кисть правой зафиксируйте на основании приклада (см. рисунок 2), – торжественно продекламировал старшина. – В таком положении винтовку приложите торцом приклада (см. рисунок 3) к правому плечу (см. рисунок 4). Если же вы левша, то положите винтовку и повторите все в обратном порядке, – Шныгин обвел взглядом сослуживцев. – Это как, блин? Сначала винтовку к плечу приложить, а потом уже за нее руками хвататься, еври бади?..
Однако, к удивлению старшины, никого из сослуживцев эта реплика не удивила и не позабавила. Пацук ехидно улыбнулся и сделал вид, что занят исключительно изучением содержимого своей тумбочки. Друг Кедман задумался, пытаясь понять, как именно можно проделать обратную операцию, а вот Ганс набрал полную грудь воздуха, собираясь объяснить непонятливому старшине, что именно следует по инструкции делать с оружием, но приступить к лекции не успел: вмешался подполковник.
– Отставить чтение инструкции, агент Шныгин! – голосом Раимова рявкнули динамики внутренней связи. – Она создана не для публикаций, а для личного пользования.
– А чего это вы так возмущаетесь, товарищ подполковник? – ехидно поинтересовался Пацук. – Мы все эту инструкцию уже лично использовали. Пусть старшина свою почитает, пока не придумал, куда ее девать…
– Да не могу я больше слушать подобную трепотню! – завопил в ответ Раимов. – После появления этих проклятых куполов меня так забросали всевозможными инструкциями, что они мне даже снятся.
– А кто же вас заставляет их слушать? – есаул, глядя в камеру, удивленно вскинул брови. – Отключите наблюдение, и все. А то воно ж как бывает? Слухает командир, о чем подчиненные говорят, слухает, а потом бац, и…
– Мо-о-олчать! – рявкнул подполковник, отказавшись узнать, что же именно бывает с излишне любопытным начальством.
Микола, однако, сдаваться просто так не собирался и намеревался закончить фразу, но красный глазок камеры погас. Наблюдение за кубриком было снято, и Пацуку убивать своими крылатыми фразами стало некого. Есаулу только и осталось, что разочарованно вздохнуть и развести руками. Дескать, вот всегда так, на самом интересном месте слушатели разбегаются!
Старшина покачал головой и, скомкав инструкцию, запустил ее в мусорную корзину. Промазал. Любитель баскетбола Кедман укоризненно посмотрел на Сергея, явно удивляясь такому неуклюжему броску. А вот укоризна в глазах Зибциха объяснялась отнюдь не расстройством из-за отсутствия у старшины снайперских качеств. Ефрейтор просто не любил, когда мусорят. Подняв бумажку с пола, Ганс разгладил ее и аккуратно положил обратно на тумбочку старшины. А затем повернулся к есаулу.
– Микола, что ты опять достаешь господина подполковника? – поинтересовался он у сослуживца. – Может быть, человеку просто одиноко. У нас тут хоть компания есть, а Коннику даже в бильярд самому с собой играть приходится.
– Да-а, это проблема, – сокрушенно согласился с ним Пацук. – Играть самому с собой в бильярд действительно интересно. Слушайте, мужики, а давайте на следующем задании скинемся и купим Раимову резиновую бабу! Или нашу тетю Машу к нему раз в неделю будем отправлять.
Старшина с Кедманом, услышав такое предложение, зашлись в приступе дикого хохота. А вот Гансу было не до смеха. Только сейчас он сообразил, что, защищая подполковника, сморозил глупость. Ефрейтор, глядя в невинные глазки украинца, начал багроветь и явно примеряться к горлу есаула. Микола, изобразив панический ужас, попятился. Капрала со Шныгиным этот демарш и вовсе убил. И еще неизвестно, чем бы для самого Пацука закончились подобные шуточки, если бы Раимову окончательно не надоело сидеть в одиночестве.
– Группа, “смирно”! – рявкнул он через динамики внутренней связи. И, дождавшись, пока “икс-ассенизаторы” примут указанное положение, добавил: – Привести себя в надлежащий вид и через пять минут быть в актовом зале на общем собрании. Всем все ясно?
– Товарищ подполковник, разрешите задать вопрос? – строго в соответствии с уставом, обратился к командиру Шныгин.
– В чем дело, агент? – сердито поинтересовался Раимов.
– А эту инструкцию кто составлял? – спросил старшина, кивнув головой в сторону тумбочки, украшенной помятым листком.
Подполковник на секунду задумался, пытаясь решить, не намеревается ли Шныгин поиздеваться над его командирской честью и достоинством, а затем все-таки ответил:
– Инструкция составлена специалистами. А вот редактировал ее доктор Гобе.
– Так, значит, Инквизитора нет на базе? – с надеждой в голосе спросил Сергей.
– Как это нет? Куда же он от нас денется? – голос Раимова казался просто счастливым. – Доктор Гобе назначен моим заместителем по психологической подготовке и теперь будет у вас каждый день занятия вести.
Тот звук, с которым “икс-ассенизаторы” встретили это заявление командира, вечно стонущим бурлакам даже и не снился. Какое-нибудь среднестатистическое привидение древнего замка удавилось бы от зависти из-за этого предсмертного вопля, а вот Раимов был доволен и с ехидным смешком связь отключил. Хотя, наверное, поторопился. Если бы чуть-чуть подождал, то имел бы возможность наградить есаула пяточком нарядов. Хотя бы за то, что Микола предложил сослуживцам подложить радиоуправляемые мины в кровати и к французу, и к своему непосредственному начальнику.
Остальные “икс-ассенизаторы” хотя и восприняли предложение есаула с должной долей понимания, но даже в повестку дня вносить его не стали. Все-таки устав чтили все, а в соответствии с этой библией военнослужащих учить командиров уму-разуму при помощи радиоуправляемых мин строго запрещалось. Именно поэтому Раимов с Гобе остались целы и невредимы, а спецназовцы безропотно принялись собираться на общее собрание. Первое с момента захвата лунной базы инопланетян.
Нелюбовь “икс-ассенизаторов” к доктору Гобе была вполне объяснима. Вся четверка бойцов некогда отбиралась для участия в операции по борьбе с пришельцами исключительно из-за того, что каждый член группы был невосприимчив к любому психологическому воздействию. Однако француз так умел “вправлять мозги”, что дал бы фору самому Торквемаде. Он до того затерроризировал “икс-ассенизаторов”, что те шли на каждое занятие к Гобе, как на казнь. Причем извращенный француз, обучая солдат защите от собственного воздействия, тут же придумывал новые методы, как самому эту защиту обойти. В общем, каждый урок у доктора превращался в настоящую борьбу за выживание. И хотя “икс-ассенизаторы” не теряли надежды когда-нибудь свести самого француза с ума, радости занятия у Гобе им не приносили.
Остальные члены команды были куда более безобидны, чем доктор. Кроме “икс-ассенизаторов”, их командира и уже упомянутого доктора Гобе, на базе находились еще двое ученых: Хиро Харакири, специалист по компьютерной технике и вооружениям, и профессор Зубов – гениальный универсал, являвшийся руководителем научной части проекта. Вместе с доктором оба этих ученых занимались исследованием инопланетных технологий. Ну а в обязанности Гобе входило познание структурных форм жизни пришельцев, их психологии, общественного строя, а также подготовка рекомендаций по борьбе с инопланетным вторжением.
Со всеми тремя бойцам предстояло встретиться на общем собрании, и благодаря присутствию там пресловутого доктора, “икс-ассенизаторы” от этого были не в восторге.
– Слушайте, мужики, – запоздало вспомнил Шныгин о пятом бойце их команды, перед тем как покинуть кубрик. – А что, Сару на базу не вызвали?
– И слава богу, – буркнул в ответ есаул. – Женщина в войсках все равно, что бретелька на трусах. Воно ж как бывает? Появится какая-нибудь баба в воинской части – бац, и у танков стволы из перпендикулярного земле положения выходить не хотят!
– А по-моему, ты придираешься… – попытался было заступиться за отсутствующую Сару Штольц ефрейтор. Однако Микола не дал ему договорить.
– К кому я придираюсь? К танкам? – делано удивился он. – Да я сам видел! У нас в части пройдет, бывало, одна связисточка мимо танковой колонны, так потом стволы пушек ломами вниз опускать приходится…
– Отставить пошлости! – рявкнул по внутренней связи Раимов, прерывая общий смех. – У вас осталось две минуты. Последний, кто появится на собрании, получит три наряда вне очереди и после пятнадцати километров с полной выкладкой будет в спортзале с тренажеров пыль вытирать!
То, что раздача нарядов для подполковника была делом святым, с которым не шутят, бойцы уже давно поняли и трепетных чувств командира оскорблять никоим образом не хотели. К тому же перспектива стирания с тренажеров многомесячной пыли никого не прельщала. Может быть, тетя Маша, то бишь Ганс Зибцих, прозванный так за чрезмерное стремление к чистоте и порядку, с удовольствием и взялся бы за это дело, но немца, привыкшего к неподвижной жизни снайпера, просто воротило от одной мысли о том, что перед уборкой придется бежать марш-бросок. Про остальных и вовсе с уверенностью можно было сказать, что ни к любителям бега, ни к рыцарям ведра и тряпки они не относятся. Поэтому любой, кому ситуация интересна, может легко представить себе, с какой скоростью все четверо бросились в актовый зал.
Самым расторопным оказался Пацук. Микола сорвался с места еще до того, как Раимов успел закончить свою фразу. И к тому моменту, когда Зибцих сумел-таки выбраться из хот-дога, устроенного ему в дверях капралом и старшиной, украинец уже почти добрался до входа в актовый зал. Следом за ним на собрание прибыл здорово расплющенный немец, и уж только затем актовый зал своим присутствием почтили Кедман и старшина. При этом оба так спешили, что вошли в дверь одновременно. И только благодаря тому, что Раимов заблаговременно приказал укрепить косяки стальными накладками, двери выдержали и не рухнули внутрь.
Раимов неодобрительно посмотрел на обоих спецназовцев, упорно не желавших оказаться тем самым последним пылесосом, но к неудовольствию Пацука, нарядов не дал ни тому, ни другому. Микола уже собрался выразить протест по поводу крайне беспринципного поведения командира и, наверное, огреб бы на свою голову не три, а все шесть нарядов, но есаула спас Зубов. Профессор, взлохматив и без того нечесаную шевелюру, вскочил с места, едва Шныгин с Джоном ввалились в актовый зал.