Лютый Алексей. На крестины в Палестины

   — Слушай, чудо ты перекормленное, — огрызнулся в ответ Рабинович, высматривая во тьме желтые волчьи глаза. — Откуда я знаю? Я тебе Господь Бог, что ли, чтобы на такие вопросы отвечать?
   — Господи, так это ты? Вот бы в жизни не догадался, — завопил Ричард, плюхаясь перед Рабиновичем на колени.
   — Уберите от меня этого идиота! — завопил Сеня, зачем-то пиная экс-ландскнехта ногой в бедро. — Своих мне мало, так еще и чужих подсовывать начали!
   Впрочем, убирать Ричарда от оторопевшего кинолога не пришлось — волки завыли. Ландскнехт тут же вскочил на ноги и, запалив факел, так неистово начал им размахивать из стороны в сторону, что едва не спалил все вокруг. Сеня едва смог увернуться от летящей в него головешки. Он хотел тут же отвесить Ричарду еще пинка, но вынужден был отвлечься от взбесившегося крестоносца. Волки, не переставая выть, начали сужать круг. И, судя по всему, их не пугали ни горящие факелы, ни крики людей.
   Первыми в атаку решили пойти те хищники, которые собрались неподалеку от спокойно стоявшего Жомова. Причем бросились вперед они всем скопом. Ваня успел пинками отбросить двух, а на третьем подпалить шерсть, но от остальных путешественники вряд ли успели бы защититься, если бы не вмешался Попов. Криминалист приказал Горынычу дать залп поверх головы бешено крутящегося Ричарда, а сам повернулся к Ване и рявкнул во все горло:
   — Стоять, шакалы! Сейчас всех покусаю!
   Истории неизвестно, поверили ли степные волки в то, что толстый человек бросится их кусать, но звук его голоса впечатление на них произвел огромное. Парочку ближайших к Ване хищников буквально отбросило назад. Еще несколько зверюг закрутились на месте, передними лапами стараясь выковырять из ушей поповские децибелы. Волки отступили, но и для Вани Андрюшино вмешательство просто так не прошло. Вопль буквально контузил омоновца, и тот пару секунд стоял на месте, тупо уставившись вперед. А затем с трудом проговорил:
   — Конечно, спасибо тебе, Андрюша, но когда все кончится, я тебе, в натуре, хлебальник булыжником закупорю. — Жомов потряс головой. — Чтобы не орал без предупреждения .
   Больше Ваня ничего сказать не успел. Волки снова бросились в атаку, и на этот раз по всей линии обороны. Приблизились они молниеносно, и Горыныч как стационарная огнеметная точка стал бесполезен. Он просто не мог фыркать пламенем в сторону хищников, чтобы не подпалить кого-нибудь из членов экспедиции. Попов тоже завертелся на месте, не зная, в каком направлении следует орать.
   Впрочем, растерянности криминалиста и трехглавой керосинки, за исключением Фатимы, никто не видел. Остальным было просто не до того, чтобы смотреть по сторонам. Правда, видимо, наученные поповским криком, волки уже сломя голову вперед не кидались. Атаковали по двое, по трое, но у оборонявшихся, хоть им пока и удавалось отбивать атаки, времени на передышку не оставалось совсем. Лошади бесились и пытались порвать узду, и, если бы не Фатима, мужественно бросившаяся успокаивать парнокопытных психопатов, они наверняка бы разбежались. При этом еще и телегу бы изувечили!
   То ли на Сенином участке волки ленивее прочих были, то ли он таким уж жутко изворотливым оказался, но Рабинович успевал не только отбивать атаки степных хищников. но еще и поглядывать в сторону танцовщицы, скачущей от одного коня к другому. Именно поэтому он и заметил, как парочка волков, прорвавшись мимо Ричарда, исступленно вертевшегося на месте, бросилась к лошадям. Рабинович истошно заорал и, оставив боевой пост, бросился спасать сарацинку.
   Фатима на крик обернулась и недоуменно уставилась на Сеню, тычущего пальцами куда-то ей за спину. То, что ей грозит атака с тыла, девица поняла через секунду, но именно этой секунды и хватило одному из волков для того, чтобы прыгнуть. Фатима уже начала разворачиваться в сторону летящего хищника, но ни остановить полет, ни увернуться от волчьего прыжка не успевала. И тогда Сеня тоже прыгнул. Сметенная им девица как подкошенная рухнула на землю, и волк, пролетев мимо, вписался мордой прямо в мягкий конский бок. Парнокопытный психопат с перепугу вспомнил, что у него есть копыта, и лягнул волка по голове. С тех пор этот хищник уже вторую тысячу лет ходит по степи в каске и всем улыбается. Второго волка взял на себя подоспевший Мурзик и не дал ему вцепиться в лежавшего на земле хозяина, но проблемы это не решило. Линия обороны была прорвана, и волки серым потоком хлынули к телеге через оставленный Рабиновичем пост.
   — Да чтоб вы сдохли все, твари клыкастые! — рявкнул Андрюша, швырнув Горыныча на дно телеги и бросаясь вперед, навстречу волкам.
   К удивлению Рабиновича, тот прорвавшийся хищник, что уже готовился вонзить в него зубы, вдруг остановился и, хлопнув лапой по тому месту, где у нормального человека находится сердце, свалился, закатив глаза. Рядом грохнулся следующий волк, но этот сердце не искал. Он схватил себя лапами за горло и, захрипев, начал биться в конвульсиях. Остальных волков постигла та же участь. Начиная от того места, где стоял Попов, по их рядам пошла живая волна, и хищники посыпались на землю с самыми разными симптомами. Один даже зачем-то пытался укусить себя за хвост! Интересно, что это за болезнь в хвосте такая, от которой умереть можно?
   — Андрюша, «зеленые» тебе этого не простят. — Рабинович вздохнул с облегчением и поднялся с земли. Ну а если точнее, то с Фатимы, которую прикрывал свои телом. — Ты бы хоть выбирал, что именно говорить. Что теперь с этой кучей трупов будем делать?
   — Ничего не будем. Сама рассосется, — буркнул Попов, недовольный тем, что его усилия должным образом не оценили. — И вообще, меня ни «зеленые», ни волки не волнуют. Пусть они все хоть дохнут, хоть оживают, но чтобы духа их тут не было!..
   Едва он проговорил это, как все до единого волки истошно завыли. Правда, хоть в этом вое и были не угрожающие, а радостные нотки, Сеня все равно не смог сдержаться и подпрыгнул на месте. Впрочем, самих волков прыжки кинолога не интересовали. Вскочив, степные хищники со всех ног бросились бежать прочь, оставив после себя аромат ландышей.
   — И точно, волками не пахнет, — хмыкнул Жомов. — Ладно, Андрюша, за спасение отряда попрошу Кобелева тебя к медали представить, но едовище тебе все же замурую. — Андрюша попятился, а Ваня самодовольно ухмыльнулся: — В другой раз. Если еще попробуешь у меня за спиной без предупреждения орать.
   — Кстати, учтите, мой работодатель к появлению волков отношения не имеет, — услышали менты за спиной знакомый голос и обернулись. Рядом с костром стоял тот самый джинн, которого они совсем недавно закопали. Ваня оторопело уставился на него, забыв про Попова и про свое обещание.
   — Ты чего тут делаешь, урод? — угрожающе поинтересовался он. — Кто тебе разрешал из могилы сбегать?
   — Ваня, тихо, — шепнул за спиной у омоновца Рабинович. — Берем этого чмыря. Ты справа, я слева…
   — Бесполезно, — усмехнулся в ответ джинн, обладавший ко всем прочим достоинствам еще и тонким слухом. — Меня тут нет. Перед вами только моя изометрическая проекция, сделанная джиннопроектором. Он еще и миражи показывать может. Смотрите! — Лысый растворился в воздухе, и на его месте возник караван верблюдов, направляющийся прямо в центр лагеря ментов. А затем верблюды исчезли, и на их месте снова возник джинн. Правда, на этот раз он менял очертания, частично растворяясь в воздухе. Через джинна было видно пламя костра и валявшиеся рядом дрова.
   — Ну вот, батарейки садятся, — обиженно вздохнул лысый. — Так я и думал, что этот мерзкий эльф мне бракованную штуку подсунул. Жалобу на него напишу…
   Кому именно джинн собирался написать жалобу, он так и не сказал, полностью растворившись в воздухе. Совершенно не ожидавшие такого оборота менты на секунду застыли, удивленно-непонимающе глядя друг на друга. Абдулла с Ричардом и вовсе выглядели идиотами, и лишь одна Фатима сохраняла относительную невозмутимость. И то только из-за того, что была полностью поглощена приведением в порядок собственного туалета.
   — Сеня, тебе это ничего не напоминает? — поинтересовался Попов, прервав затянувшуюся паузу.
   — Напоминает, — вместо Рабиновича ответил омоновец. — У этого придурка, в натуре, такие же замашки, как у звезданутого Лориэля.
   — К тому же джинн назвал эльфа мерзким, — задумчиво поддержал его Сеня, глядя на то место, где совсем недавно стоял джинн. — Конечно, все эльфы не подарки, но по-настоящему мерзким можно назвать только Лориэля. Что-то мне все это нравиться перестает.
   — По-моему, вы, как это и свойственно всем гуманоидам, делаете поспешные выводы, — вступил в разговор Горыныч, перекинув головы через борт телеги. — С точки зрения банальной логики вероятность того, что Лориэль работает против своего правительства, слишком мала. Во-первых, как я понял, он очень жестко контролируется начальством. Во-вторых, у него не было необходимости говорить нам о том, что существует заговор, и указывать примерные координаты нахождения Святого Копья. Ну, а в-третьих, если бы Лориэль хотел помешать нам выполнить миссию, он бы это давно уже сделал…
   — Чем он всегда и занимался, — буркнул Попов. — От него ничего, кроме гадостей, никто не видел.
   — Я думаю, что твое мнение можно не учитывать, поскольку оно крайне субъективно, — начал было Горыныч, но Сеня перебил его.
   — Это твое мнение можно не учитывать, — рявкнул кинолог, а затем примирительно улыбнулся: — В принципе вы оба правы. Но сейчас ничего обсуждать мы не будем. Подождем, когда появится Лориэль, и потребуем все нам объяснить. — Сеня посмотрел по сторонам. — Кстати, где он? Давненько уже не появлялся.
   — Вот и я о том же, — не унимался криминалист. — Как в Антиохии появился, так больше об этом гаде ни слуху ни духу. Этот козел, наверное, рассчитывал, что мы в Антиохии загнемся…
   — Попов, что-то ты не как российский милиционер поступаешь, — оборвал его Жомов. — Забыл, что ли, что подозреваемый не может считаться преступником, пока его вина не доказана?
   Возражений у Андрюши не нашлось, но сейчас ничто на свете не могло разубедить его в том, что Лориэль решил их угробить. Впрочем, ни Жомов, ни Рабинович разубеждать его и не собирались. Их самих грызли подозрения. А подозрения, как всем известно, хуже блох. Поэтому ни у кого из троих друзей спокойной жизни в ближайшее время не предвиделось. По крайней мере до того момента, когда Лориэль появится и опровергнет эти подозрения. Но решить эту проблему можно будет позже, а пока все настолько устали после ночного нападения волков, что просто валились с ног. Даже неутомимый Жомов и то откровенно зевал. Но бдительности от этого не потерял.
   — Короче, думаю, никто не станет спорить с тем, что часовых на ночь придется выставить, — безапелляционным тоном заявил омоновец. — Первым дежурю я, потом Попов с Абдуллой, и последними Сеня с Ричардом.
   — А почему это Рабинович последним дежурить будет? — возмутился Попов. — Я, может быть, тоже хочу подольше поспать.
   — Да спи, — пожал плечами Ваня. — Только под утро всегда тяжелее всего бывает и спать сильнее хочется. — Криминалист потупился. — Вот и не жужжи, а делай то, что говорят. Дежурим по два часа. А утром пораньше двинемся дальше.
   Рабинович хотел что-то съязвить по поводу излишнего командного рвения омоновца, но лишь махнул рукой. Кинолог настолько утомился, что у него даже не было сил заметить задумчивые взгляды, которые бросала в его сторону Фатима. Он просто свалился на свой ковер и проспал, как убитый, до того момента, пока Попов не разбудил его для смены дежурства. Да и потом Сеня упорно боролся со сном, заставляя крестоносца разучивать .параграфы из милицейского устава. По крайней мере те, которые сам мог вспомнить.
   Утром, кроме многочисленных следов на песчаной почве, на ночное нашествие волков не указывало ничто. И Жомов, проснувшись, подумал, что если бы он не был совершенно трезвым, причем уже который день, то вчерашнее происшествие принял бы за приступ начинающейся белой горячки. Подумал так, порадовался, а потом пошел проверять периметр.
   Подозрительных личностей, как гуманоидного, так и всех прочих типов, поблизости от лагеря не вертелось. Попов, услышав об этом от Абдуллы, тут же начал апеллировать к чувству сострадания Жомова и Рабиновича, требуя дать поспать еще пару часов. Сеня с Иваном о таком звере, как сострадание, ничего не слышали и Андрюшу с ковра все-таки подняли. Впрочем, не столько они, сколько запах жаркого, долетевший до носа криминалиста со стороны телеги. Фатима готовила завтрак, а для Попова нет и не было лучшего возбудителя, чем возможность что-нибудь сожрать. Андрюша вмиг оказался на ногах и, двумя прыжками преодолев расстояние от своего спального места до телеги, потребовал у танцовщицы-кулинарки немедленно подавать завтрак на стол. В ответ сначала прилетела поварешка, затем головешка, кочережка и картошка. Впрочем, последнее Попову примерещилось. Картошки еще не было! Колумб не подвез.
   — Слушай, имей уважение к моему почтенному возрасту! — завопил криминалист, прячась за телегой.
   — И к его почтенному брюху, да позволит Аллах чаще использовать его по назначению! — поддакнул Абдулла. За что тут же получил пинка от Андрюши, не сумевшего оценить степень проявленного уважения со стороны оруженосца. Сарацин такого коварства не ожидал и буквально стрелой взмыл в воздух. Правда, далеко не пролетел — был сбит на взлете эскадрильей летающих поленьев под командованием Фатимы.
   — Слава Аллаху, да простит он сам себе пренебрежение делами людскими, эта женщина еще не в силах кидать в нас мешки с драгоценностями, — пробормотал Абдулла, выбираясь из кучи дров. — Иначе мне бы не жить.
   — А мне так и так не жить, — пропыхтел Ричард, пробегая мимо. — Чем от тренировок сэра Дурной Башки помереть, уж пусть бы меня лучше золотом придавило.
   — Р-разговорчики! — рявкнул на него омоновец, к счастью для крестоносца не сумевший разобрать его слова. — Болтать еще на утренней пробежке умудряемся? Силен, друг, в натуре!.. Сорок отжиманий. Быстро.
   В общем, в лагере с утра царила обычная суета, и о произошедшем вчера поздно вечером никто не вспоминал. Сеня с Горынычем, усевшись около костра, вполголоса что-то обсуждали, и долгое время на них никто не обращал внимания, но затем Попов, которому надоело подгонять Фатиму, тем более что она на его слова не реагировала, подозрительно покосился на четырехглавую парочку и недовольно проворчал:
   — Что-то я не понял, Рабинович. Секреты от друзей появились?
   — Да какие тут секреты?! — отмахнулся от него Сеня. — Просто, пока вы тут дурью маетесь, кто-то же должен делами заниматься. — Затем выдержал паузу, ожидая, пока все посмотрят в его сторону. — В общем, так, Горыныч утверждает, что вчера нас атаковали не волки, а вервольфы…
   — Вер-кто? — оторопел омоновец. — Помесь вертолета с «Вольво», что ли?
   — Не родись красивым, родись большим и сильным. Мозги тогда не понадобятся, — с тяжким вздохом буркнул Рабинович. — Ваня, вервольфы — это оборотни. Только эти не как в «ужастиках» — из людей в волков превращаются, а наоборот — из волков иногда людьми могут становиться. То есть существами, похожими на людей. Интеллект у них волчий остается, а вот внешне вервольфы бывают поразительно похожи на людей.
   — И откуда ты это узнал? — ехидно поинтересовался Попов. — Пока мы с хищниками бились, ты успел одного препарировать?
   — Тебя бы препарировать. Лишний жир выпустить, а то он тебе уже, похоже, на мозги давить начал, — огрызнулся в ответ Сеня. — А про вервольфов мне Горыныч рассказал.
   — А двоечнику этому откуда известно, кто именно вчера на нас напал? — Андрюша подозрительно посмотрел на Горыныча. — Во сне привиделось?
   — Нет, — всхлипнул трехглавый самоходный справочник. — Я вчера съел одного. Случайно. — И еще громче зашмыгал средним носом, в то время как два других вынюхивали себе пропитание. — Я больше не бу-уду-у!
   — Оба-на, у нас в компании уже и собственный людоед имеется?! — оторопел криминалист. — Все, мужики, теперь я рядом с ним спать не лягу. Сожрет еще…
   — Вот уж кого-кого, а тебя он жрать не станет. Побоится салом подавиться, — вступился за хнычущего монстра Рабинович. — Тебе же сказали, что случайно Горыныч вервольфа сожрал. Тот на него прыгнул, а Горыныч увертываться не умеет. Вот и пришлось ему пасть раскрыть, куда вышеупомянутый хищник и провалился. Это во-первых. А во-вторых, Андрюшенька-душенька, тебе же объяснили, что вервольфы — это не люди. Настоящие волки, которые умеют изредка принимать людское обличье. А понял Ахтармерз, кого именно сожрал, когда хищник в его брюхе преобразоваться успел и кулаками по стенкам желудка стучать начал.
   — Это когда же наш поглотитель волков так сильно увеличиться успел? — Андрюша явно не верил ни одному слову Рабиновича. — Что-то я не заметил, как он менялся.
   — А это я с перепугу. Всего за десять целых и три десятых секунды, — снова шмыгнув носом, точнее, на этот раз всеми тремя сразу, пояснил Ахтармерз. — А потом уменьшился так же быстро. Пока размер с максимума на минимум менялся, верфольф внутри успел и преобразоваться, и раствориться. Сами знаете, какой у меня молниеносный обмен веществ…
   — Знаем-знаем, — встрял в разговор Жомов. — Если бы у нас денежные обменные пункты с такой скоростью, как у твоего желудка, функционировали, рубли из оборота давно бы изъяли. — А затем повернулся к Сене: — Чего-то я не понял. Скажи, какая разница, волки или вервольфы нас вчера атаковали? Ты же ведь, в натуре, не для общего образования о них упомянул?
   — Растешь на глазах. Умнеешь, — восхитился Рабинович. — Конечно, не просто так. Горыныч мне все подробно объяснил. Вы его слов все равно не поймете, поэтому буду краток. Наша вселенная рушится, и врата между мирами начали вновь скакать в стороны со своих законных мест. Одни из таких врат, похоже, и выбросили к нам вервольфов из параллельной вселенной. Дальше может быть хуже. Так что, мужики, нам поторапливаться надо. До Иерусалима путь еще не близкий!
   — Ну так в чем проблемы? — удивился омоновец. — Седлаем коней, да в путь.
   — Только после завтрака, — категорично заявил Попов, и спорить с ним никто не стал. У Жомова нужные слова опять куда-то запропастились, а Сеня и сам хотел есть… Удивительное дело! Есть захотел. Можно подумать, раньше он только пил и писал…
   Завтрак был проглочен мгновенно. Все до единого члены экспедиции спешили убраться побыстрее с места происшествия, опасаясь еще каких-нибудь сюрпризов от свободно перемещавшихся с места на место врат между мирами.
   Еще с момента знакомства с Горынычем в Англии менты знали, что врата обычно находятся на одном месте. Никто, кроме специалиста, не сможет опознать их и тем более использовать. Чтобы пройти через этот тоннель между мирами в обычное время, нужно обладать определенными навыками и паранормальными способностями. Но когда спираль времени деформируется под воздействием каких-либо сил, врата могут выкидывать всевозможные фортели. Например, путешествовать с места на место и засасывать любые объекты, находящиеся в прилегающих районах.
   В случае с вервольфами так, скорее всего, и произошло. Видимо, врата на какой-то промежуток времени оказались рядом с поселением этих существ и засосали в себя целую кучу оборотней. Те, перепугавшись из-за смены обстановки, стали агрессивны и напали на первых же попавшихся под руки или, скорее, в зубы, живых существ. Хотя обычно в своем мире вервольфы и близко к людям не подходят. Антагонизм у них. Как друг друга видят, так сразу расстройство желудка зарабатывают и от отвращения неделями нормально пищу принимать не могут.
   Все это Горыныч рассказывал ментам уже в пути, трясясь в телеге, несущейся по степи с максимально возможной скоростью, которая позволяла передвигаться довольно долго и при этом не загнать лошадей. Доблестные российские милиционеры торопились в Иерусалим. И хотя Жомову сама идея этого путешествия не нравилась, меньше всего он хотел изменений в привычном укладе жизни. Еще одного «роспуска» ОМОНа он мог просто не пережить, и поэтому заставлял друзей торопиться. А когда перерывы в движении для отправления естественных нужд и расслабления затекающих суставов начинали превышать пять минут, Ванечка истошно ругался, выискивая в своей лексике такие слова, которые поражали даже мудрого Сеню, а крестоносца с сарацином и вовсе валили с ног.
   Путешествие в Иерусалим, помимо сюрпризов со стороны врат и возможного противодействия неизвестного эльфа-повстанца, осложнялось еще и тем, что ни Абдулла, ни Ричард не могли сказать друзьям о том, сколько именно времени займет поездка. Сарацин, хоть он и мог с полным правом в отличие от всех остальных называться местным жителем, дальше Антиохии нигде не был. Он, конечно, много слышал и о самом Иерусалиме, и о путешествиях до него, но назвать расстояние или время пути категорически отказывался. Просто не знал. Но упорно делал вид, что Аллах эти цифры произносить вслух запретил. Ну а Ричард и вовсе ничего о дороге в Иерусалим не знал. И оба друга-противника сходились лишь в том, что путь этот продлится не один день.
   Сеню эта неопределенность крайне раздражала, и он постоянно терроризировал сарацина с крестоносцем вопросами, надеясь, что кто-нибудь все-таки сможет дать полезную информацию. Однако оба оруженосца оказались тупее, чем рассчитывал Рабинович, и вскоре его самого утомили собственные вопросы. Сеня махнул рукой и погнал свою кобылу вперед, присоединившись к Жомову, возглавлявшему отряд.
   — Ну и как? Что-нибудь получилось? — спросил омоновец.
   — Ни хрена! — сердито буркнул Рабинович. — Идиоты они. Причем даже тупей, чем те клячи, на которых оба придурка сейчас едут. Те хоть в проводники не набиваются, а идут туда, куда их направляют.
   — Ну и плюнь на них, — посоветовал Ваня. — Какая разница, как далеко ехать, главное — это расстояние быстро преодолеть.
   — Охренеть! Мне только омоновца-философа здесь не хватало, — буркнул Рабинович, но замолчал и на тупость оруженосцев больше не жаловался.
   До самого вечера, когда на пути экспедиции показались огни какой-то деревни, менты ехали без приключений. Правда, во время остановки на обед Горынычу, видимо, отравившемуся вервольфом, стало плохо. Он схитрил, решив лечиться по методу того Карлсона, который живет на крыше. То есть сказал, что непременно умрет, если не сожрет пару килограммов каких-нибудь насекомых. А поскольку сам пойти на охоту не может, то менты должны уже сейчас начать разучивать прощальные речи, дабы не испортить косноязычием похороны Ахтармерза. Сеня почувствовал, что трехглавый второгодник пытается их обдурить, и попробовал заставить Ахтармерза искать себе пропитание, но свершиться экзекуции не позволила Фатима, чем вызвала бурю негодования в душе кинолога… Ну не мог Сеня смириться с тем, что танцовщица заботится лишь о Жомове с Горынычем, балует их, а остальным только удары поварешкой раздавать может.
   Но как бы Рабинович ни сопротивлялся, искать пропитание Ахтармерзу и ему пришлось. Уж таким жалким выглядел трехглавый ребенок из чужого мира, что не разжалобил бы лишь «Железного Феликса». В смысле, ту самую статую, которую в Москве то снимали с постамента, то пытались водрузить обратно. Правда, собирать руками скорпионов, фаланг и сколопендр Сеня отказался. А поскольку функции сборщиков продуктов уже были распределены — Жомов искал, а собирать заставлял Ричарда, Попов соответственно те же гнусности проделывал с Абдуллой, то пришлось Рабиновичу взять Ахтармерза с собой, и тот, получив от Сени координаты цели, тут же проглатывал пищу и настойчиво требовал добавки.
   В остальном путешествие проходило совершенно спокойно. В бескрайней полупустыне, по которой двигался небольшой караван, было абсолютно безлюдно. Даже живность встречалась крайне редко. Лишь один раз глазастый Жомов заметил на горизонте стайку каких-то зверюшек, но ни рассмотреть их как следует, ни тем более приблизиться к ним менты не смогли — просто не стали менять маршрут.
   Ближе к вечеру пейзаж изменился. Впереди появились небольшие группки деревьев, а затем караван Вышел на берег какой-то реки. Ни Абдулла, ни Ричард название ее друзьям сказать не могли. Фатима, которая чувствовала себя слегка уязвленной от того, что за всю дорогу ей практически не уделяли внимания, уверенно заявила, что речка называется Нил, но тут же стушевалась, наткнувшись на удивленные взгляды мужчин.
   — Или не Нил, а еще как-нибудь, — пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре, проговорила танцовщица. — Да и какая вообще разница?.. Главное, помыться можно и рыбы наловить.
   — Теперь мне понятно, как она в рабстве оказалась, — буркнул Попов. — С таким знанием географии и взглядами на жизнь эту девицу любой дурак в Тьмутаракань завезет и скажет, що так и було.
   — Ты чего это по-украински заговорил? — удивленно покосился на друга Рабинович. — Надеешься, что за твой хохлацкий язык с москальским акцентом тебе кто-нибудь лишний шмат сала отвалит?
   — Не-а, лучше горилки, — сладко улыбнулся Жомов. — Еда — дело свинячье.
   Ричард тоненько захихикал, и Попов, решив, что до Ваниного затылка все равно не доберется, влепил затрещину ему. Омоновец от такого наглого посягательства на своих подчиненных на мгновение оторопел, а затем отвесил оплеуху Абдулле, который, глядя на морщившегося крестоносца, довольно улыбался. Ванина затрещина по всем выходным данным была куда эффективней Андрюшиного шлепка, и поэтому сарацину пришлось несладко. Попов тут же заорал на омоновца, чем вызвал инфаркт у сойки, выглянувшей из кустов, чтобы узнать, что на речном берегу происходит. И еще неизвестно, что случилось бы дальше, если бы не вмешался Рабинович.