Страница:
— Ваня, потом со своим кроликом Роджером натешишься, — отрезал кинолог, когда Жомов попробовал возмутится. — Я что-то не пойму, ты хочешь по пустыням с дикарями бегать или назад в свой ОМОН вернуться?
Это, конечно, был удар ниже резинки трусов, но Сеня вынужден был так поступать. Ему казалось, что все вокруг недостаточно серьезно понимают то положение, в котором они оказались, и не видят, что весь окружающий мир и их собственные судьбы висят на волоске и зависят от какого-то эльфа-отшепенца, которому до смерти надоел Оберон в качестве главы правительства, председателя правящей партии, главкома вооруженных сил и просто «хорошего парня» в одном лице. Рабиновичу Оберон тоже не нравился, но в отличие от эльфа-заговорщика свою собственную жизнь уродовать он не собирался. Поэтому кинолог и не дал никому провести утро в привычном ритме.
— В общем, так, мы вчера подумали, и я решил, как именно мы будем действовать, — проговорил он после того, как согнал всех членов экспедиции в кучу. — Целей у нас две штуки, и обе очень важные. Поэтому нам придется разделиться…
После этой реплики в экспедиции поднялась буря протестов. Правда, создавал ее один Горыныч, но зато всеми тремя головами сразу. Видите ли, трехглавая керосинка наотрез оказывалась принять такое предложение, и все из-за того, что, по его мнению, менты, разделившись, станут слабее. Их легче будет поразить. А в случае летального исхода (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить… то есть не дай бог такому случиться) во время операции для одного из друзей исчезнет не только привычный российским милиционерам мир, но и множество параллельных вселенных сгорят в адском пламени. В общем, не Горыныч, а Иоанн Богослов.
— Ладно, хорошо, — терпеливо выслушав вопли трехглавого вундеркинда, проговорил Рабинович. — Мы не будем разделяться. Но скажи мне на милость, что будет, если крестоносцы в Иерусалиме раньше окажутся, чем мы весь этот хлам туда принесем, или те три оболтуса нам так репутацию испортят, что попасть внутрь города мы сможем только под конвоем?
— Ну, я не знаю, — стушевался Ахтармерз. — Нужно найти какой-нибудь выход…
— Вот я и нашел! — рявкнул на него Сеня. — А если тебе мое решение не нравится, то можешь остаться здесь и ждать, когда на тебя небо свалится.
В общем, возражения Горыныча учитывать не стали и приняли предложение Рабиновича. Сеня тут же изложил план действий и распределил обязанности каждого члена экспедиции. Сначала кинолог заставил Абдуллу начертить на песке те два пути в Иерусалим, которые проходят через данную точку. Один из них располагался восточнее холмов, и им пользовались в основном торговцы, работающие с азиатскими странами. А второй, более людный и часто используемый, проходил вдоль морского побережья и километрах в сорока от Иерусалима встречался со второй, «купеческой» дорогой.
Та деревня, в которой менты осваивали роль пожарных, не стояла ни на одной из этих дорог. Правда, располагалась она чуть ближе к побережью, но роли это не играло. Важно было лишь то, что доблестные представители российской милиции попали в нее по причине плохого ориентирования на местности, да с попустительства Абдуллы, не решившегося возражать начальству, когда оно выбирало маршрут. А вот три темные личности, выдающие себя за Попова, Рабиновича и Жомова, наверняка пошли торговым путем. Он слегка изгибался, держась подножия холмов, и это давало ментам возможность срезать кусок пути и оказаться в Иерусалиме раньше, чем туда прибудут три самозванца. Или, что еще лучше, перехватить «дубликаты» на подходах к городу.
С крестоносцами дело было сложнее. Хотя отягощенная обозами армия двигалась медленнее, чем этот же путь мог проделать всадник налегке, и догнать ее труда бы не составило, было совершенно непонятно, что именно и каким образом может шествие крестоносцев остановить. И пока такой способ не найден, совершенно бессмысленно пытаться догнать Христову рать.
Сеня предложил другое решение. Суть его заключалась в том, что раз уж менты сами не могут задерживать крестоносцев и быть в Иерусалиме одновременно, то одно из этих двух дел должен осуществлять кто-то другой. Всем без исключения было понятно, какое именно «одно из двух дел» Сеня хочет переложить на чужие плечи. Решение вполне логичное, и эту проблему можно было считать почти решенной. Оставалась самая малость — найти того, кто возьмет на себя функцию рыцарезадержателя. Все члены экспедиции без исключения почесали затылки.
— Ну и задачки ты, в натуре, задаешь, Рабинович! У нас начальник ОМОНа и то так не зверствует, — вздохнул Ваня Жомов. — Да чтобы этих маньяков без нашей помощи задержать, нужна целая армия.
— Вот именно что армия! — рассмеялся Сеня, словно омоновец ему суперсвежий анекдот рассказал. — Вопрос в том, где ее взять. Кылыч-Арслан под Антиохией разгромлен и теперь не скоро в себя придет. А раз местные жители говорят, что крестоносцы скоро будут в Иерусалиме, султанские вассалы явно не успеют блокировать продвижение рыцарей к этому городу. Поэтому идти надо другим путем. Просто наберем ополчение, и пусть оно этой публике глаза мозолит до тех пор, пока мы свое дело не сделаем.
— И долго ты такую гениальную мысль вынашивал? — ехидно поинтересовался Андрюша. — Ополчение ты собрался в этих двух деревнях набирать из стариков и баб? Или по степи будешь бегать, пастухов ловить? Да пока мы достаточно большое войско наберем, крестоносцы не только до Иерусалима дойти успеют, но еще и домой вернуться времени вполне хватит. Тут что-то поумней придумать надо…
— Вот и придумайте! — обиделся Рабинович. — Чужую идею облаять каждый может…
— А вы костюмчики тех ангелочков сохранили? — неожиданно влезла в разговор Фатима. — Ну, беленькие те, с крылышками?
— У бабы крыша едет. От жары, наверное, — констатировал Попов. — Скажи мне, деточка, на хрена нам эти костюмчики сдались?
— Ну, как же?! Вы в них так здорово смотрелись. — Танцовщица часто захлопала глазками. — Я сама, конечно, не видела, но Ричард говорил, что крестоносцы вас за ангелов приняли. Наденьте их опять и прикажите крестоносцам вернуться. Вот и все дела.
— Ага! А еще потребовать, чтобы по дороге домой награбленное вернули и папу римского публично, на площади, розгами высекли, — оскалился криминалист. — Ты думай, что вообще говоришь…
— А похоже, что она единственная из нас, кто действительно думает, — вступился за Фатиму кинолог, за что тут же был награжден нежно-благодарным взглядом ее огромных черных глаз. — Это должно сработать. По крайней мере, мне кажется, я знаю, как такую шутку можно провернуть…
Сеня кратко изложил свою идею, и работа закипела. Некоторое количество времени у членов экспедиции ушло на то, чтобы воссоздать заново маскарадные костюмы архангелов, сохранить которые просто никому не пришло в голову. Пока менты и Фатима возились с этим, ландскнехт и сарацин умчались на разведку вперед, к тому месту, где, по словам седобородого старейшины деревни, располагались лагерем войска крестоносцев. Вернулись они через три часа и доложили, что воинство Христово все еще не двинулось с места, но, судя по активности в лагере, уже начинает собираться в дорогу.
— Тогда нужно торопиться, — распорядился Рабинович. — Вы оба, — ткнул пальцем в оруженосцев кинолог, — остаетесь здесь и будете охранять Фатиму. Ну а мы пойдем наших старых друзей проведать. Приведите тут все в порядок, и чтобы к нашему возвращению были готовы тронуться в путь. — А затем потрепал пса по загривку: — Мурзик, остаешься за старшего. Охраняй!
— С такими начальниками мы все скоро будем готовы тронуться. И в прямом и в переносном смысле этого слова, — пробурчал себе под нос Попов, продолжавший считать, что из затеи Фатимы, усовершенствованной кинологом, абсолютно ничего хорошего не получится. — Ох, мамочка, роди меня обратно! Сил больше нет общаться с этими идиотами.
Рабиновича, видимо, настолько достали свалившиеся в последние дни проблемы, что у него даже сил не осталось, чтобы придумать что-нибудь язвительное в ответ на оскорбления криминалиста. Сеня просто покосился на Попова и забрался в седло, прихватив с собой корзинку с Горынычем. Из лагеря экспедицию ментов проводили торжественно. Абдулла с Ричардом, вскинув вверх холодное оружие, отдавали честь доблестным российским милиционерам, а Фатима махала платочком, украдкой вытирая слезы. Причем делала это так, что никто из друзей не понял, кого именно она хоронить собралась. Увидев это, Попов поморщился и показал девице средний палец правой руки, таким образом зачисляя и ее в члены ордена перстоносцев. Фатима в ответ на секунду оторопела, а затем ответила Андрюше еще более святым благословением, приложив кулак левой руки к согнутой в локте правой… В общем, любили они друг друга трепетно.
Поскольку Ричард с Абдуллой маршрут к лагерю крестоносцев уже разведали, они оставили особые метки, чтобы менты по дороге не заблудились и спустились с гор точно перед рыцарями, а не где-нибудь в Тенотчитлане. У ацтеков то бишь. Заботливый сарацин даже надписи в особо опасных местах пути делал. Например, за десять метров до глубокого оврага он воткнул в землю доску с надписью: «Осторожно, впереди яма, да прочистит Аллах ваши пропитые очи». Через четыре метра стояла еще одна доска, гласившая: « Вы не забыли? Впереди яма. Глубокая». Ну а на краю обрыва Абдулла еще одну метку оставил: «Все. Приехали. Трындец. Сейчас будем падать!» Шедший впереди омоновец, привыкнув строго следовать инструкциям, собрался было свалиться вниз, но в последний момент передумал и клятвенно пообещал друзьям, что вырвет Абдулле руки, дабы сарацин впредь не писал всяких гадостей, сбивающих нормальных ментов с толку. В ответ на это Сеня только покрутил пальцем у виска, но комментировать обещания Жомова не стал. А зачем? Омоновца даже могила не исправит!..
Лагерь крестоносцев открылся ментам с вершины холма, расположенного в паре сотен метров от стойбища воинства Христова. С этого места сказать точно, какова численность рыцарской армии, не смог даже Ваня Жомов, но ясно было одно: солдат у крестоносцев сейчас было намного меньше, чем видели в Антиохии менты. Что случилось с пропавшей частью воинства, никто из друзей не знал, да и выяснять не стремился. Для ментов было важно только, чтобы Боэмунд не оказался в этом отряде. Он был единственным из всех крестоносцев, кто знал, как было сотворено «чудо при Антиохии». Если же главный перстоносец топает в Иерусалим в числе прочих рыцарей, то задача ментов осложнится.
— Здесь он, гад, в натуре, — после беглого осмотра лагеря крестоносцев проговорил Жомов и ткнул пальцем в самый центр сборища. — Вон его флаг торчит, около самой большой палатки. Ну что, Робин, действуем по плану?
— Так точно, сэр Дурная Башка, — усмехнулся Сеня и кивнул Попову: — Андрюша, как увидишь нас во-он на том холме, с тыла у крестоносцев, так и начинай. Понял?
— Все я понял, — недовольно буркнул криминалист, забирая пистолет, протянутый ему Жомовым. — Ой, и попадем мы с вами в историю…
— Уже попали, — заверил его Рабинович и кивнул омоновцу: — Пошли.
Примерно полчаса ушло у двух диверсантов, чтобы обогнуть лагерь крестоносцев и оказаться на том холме, о котором Сеня говорил криминалисту. В лагере крестоносцев действительно шли приготовления к отправке в Иерусалим. Правда, судя по тому темпу, в котором это происходило, было маловероятно, что армия покинет обжитое место раньше начала следующего года. Рабинович даже на минуту усомнился, нужно ли было вообще сюда идти. Можно было просто сесть на коней и ехать в Иерусалим, абсолютно не беспокоясь о том, что войска крестоносцев будут дышать им в затылок. Но то, что рыцари в мгновение ока преодолели путь длиною в двое суток, нервировало. Чуть приподнявшись над гребнем холма, Сеня помахал Попову и приготовился броситься вперед.
— Ага, вот вы где! — загремел над лагерем крестоносцев голос криминалиста. — Я что, за вами бегать должен? У меня дел больше нет, кроме как за вами, дураками, бегать?
Ландскнехты сначала замерли от неожиданности, а затем начали удивленно озираться, пытаясь найти того, кто с ними говорит. Со своего места на холме Сеня прекрасно видел выражение испуга на лицах крестоносцев. Попов вряд ли мог это рассмотреть, но общее настроение в лагере было ясно и ему.
— Чего башкой-то вертите? — продолжал вопить криминалист. — Значит, мне каждый день молитесь, а голос не узнаете? Ох, наслать бы на вас чуму какую-нибудь, но нужны вы мне еще. Поэтому представлюсь. Здравствуйте, я бог. Единый Отец-вседержитель и все такое прочее. — По лагерю пронесся удивленно-испуганный вздох, и часть солдат попадала на колени.
— Во-во, сразу видно, где благочестивые люди, кому суждено Гроб Господень, то есть мой, завоевать, а кого мне придется в расход пустить при штурме Иерусалима. — Попов явно вошел в раж. — А ну быстро все на колени. Все до единого, я сказал. И черепушки свои ниже опустите… Кланяйтесь ниже, вам говорю!..
— Все. Пора. — Сеня толкнул Ивана рукой и помчался вниз с холма, настороженно глядя на крестоносцев, которые, как мусульмане во время намаза, все до единого стояли на коленях, повернувшись лицом на восток. Как раз в сторону того холма, с которого орал Попов.
Оба мента тенями скользили от одного шатра к другому, пробираясь к огромной палатке Боэмунда. Анд-рюша продолжал грозить ландскнехтам смертельными карами за то, что они «хреново богу молятся и вообще оборзели напрочь». Солдаты покорно слушали, уткнувшись лбами в каменистую землю, и Рабинович с Ваней пробрались к палатке Боэмунда незамеченными. Однако сразу внутрь попасть не удалось, поскольку у дверей шатра стояли два стражника, которые, видимо, боялись Боэмунда больше, чем Господа Бога. Впрочем, простояли они недолго. Ровно до того момента, как Сеня с Жомовым, обойдя охрану с тыла, ласково опустили дубинки на их металлические шлемы. Осмотревшись по сторонам, Ваня с Рабиновичем нырнули внутрь и тут же увидели перстоносца. Рыцарь сидел на кровати, зевал, потягивался и удивленно прислушивался к громовым раскатам поповского голоса, доносившимся с улицы.
— Ну, так я и думал, — проговорил Боэмунд, поднимаясь навстречу ментам. — Рад, конечно, вас видеть, но я что-то не понял, почему в мои апартаменты пускают без доклада? — Рыцарь повысил голос, видимо, пытаясь привлечь внимание стражников. — Я верховный главнокомандующий или нет? Повешу всех во славу Господа!
— Не ори. Мы твоих телохранителей отдыхать отправили, — прояснил ситуацию кинолог. — Мы к тебе по делу. Помнишь об услугах, которые мы тебе дважды оказывали? — Боэмунд кивнул. — Так вот, теперь твоя очередь нам помочь. Задержи свою армию тут. На неделю, не больше.
— Ну-у, конечно, Господь велел делиться и все такое, — протянул перстоносец, — но выполнить вашу просьбу не могу. Тут голодно, холодно, баб и выпивки не имеется. В общем, ропщут бойцы. Да и до Иерусалима рукой подать. — Он наткнулся на две пары холодных глаз. — Нет, вы не думайте, что я отказываюсь помочь. Просто войдите в мое положение. Я же за людей отвечаю. Но думаю, мы сможем договориться. За определенную мзду, разумеется. Как насчет того, чтобы презентовать мне один из ваших чудесных мечей?..
— Как ты считаешь, Ваня? — прервал монолог Боэмунда Рабинович.
— Я думаю, дело безнадежное. Все, как ты и говорил, — вздохнул омоновец и без предупреждения и объявления войны стукнул рыцаря по маковке. Боэмунд начал падать, но Ваня успел его подхватить. — Ну что, теперь валим отсюда?
Сеня кивнул и первым выскочил из шатра. Голос Попова по-прежнему гремел над лагерем, хотя обстановка в рядах крестоносцев начала неуловимо меняться. Какой-то умник, которому надоело стоять на коленях, подставив солнцу пятую точку, начал потихоньку роптать и вслух выражать сомнения по поводу личности обладателя громового голоса. Его поддержал еще один лентяй, а затем волны недоверчивого ропота стали проноситься по лагерю из стороны в сторону. Головы никто из ландскнехтов не поднимал, но Сеня был уже уверен, что это продлится недолго.
Подгоняя омоновца, тащившего на плече бездыханного Боэмунда, Рабинович помчался к спасительному холму, едва не наступая на согбенные спины ландскнехтов. А когда они перевалили гребень и помахали Попову, ставя его в известность, что все прошло благополучно, в лагере крестоносцев поднялся крик. Сначала отдельные слова разобрать было невозможно из-за того, что криминалист не прекращал оказывать психическое давление на крестоносцев, но через секунду, когда Андрюша сделал паузу, чтобы наполнить свои могучие легкие воздухом, Рабинович понял, что кричит тот самый епископ, который просвещал ментов по поводу свойств Святого Копья.
— Господи, если это ты с нами разговариваешь, а не сам дьявол, ответь, почему ты вдруг не по правилам играть стал? — что есть мочи орал священник. — Скажи, пожалуйста, где знамения, вроде падающей с неба рыбы или кровавого дождя? Где сияние, должное предшествовать твоему появлению? Где вообще ты сам? И почему голос раздается с земли, а не с облака?..
— Ах ты, червь навозный, отрыжка ты пьяного бомжа! Усомниться во мне решил? Что же, будет тебе знамение. Сейчас я тебя громом небесным поражу! — И Попов выстрелил из пистолета в воздух.
Сеня рассчитывал, что в случае крайней необходимости грохот пистолета произведет на крестоносцев пугающее впечатление, однако после воплей криминалиста выстрел прозвучал не громче, чем хлопок мухобойки. Рабинович схватился за голову и горестно вздохнул, ожидая, что толпа разъяренных обманутых ландскнехтов бросится сейчас же вперед. Однако те пока оставались на месте, хоть и отрывали головы от земли, начиная понимать, что их дурачат.
— Господи, этот хлопок означал, что ты воздух испортил? — прокричал в направлении Попова епископ. Его соратники дружно захохотали. — Ты, конечно, делаешь это куда громче нас, но не настолько, чтобы поверить в твою божественность… Выбирайся на свет божий, аферист проклятый!
Вот тут-то все и повисло на волоске. Конечно, Сеня, как гениальный стратег, подобный ход в развитии событий предвидел. Не выкради они Боэмунда из лагеря, может быть, вообще вся операция сорвалась бы, поскольку перстоносец только прибавил бы скептических настроений в армии. Но теперь оглушенный рыцарь помешать не может, и ментам оставалось перейти ко второй части Сениного плана. А именно организовать явление апостолов народу. И чтобы не поставить Попова под удар раньше времени, Рабинович и сам возвращался к нему с максимально возможной скоростью, и Жомова гнал, как почтовую лошадь.
— Ах, значит, это я аферист? — возмутился тем временем Попов, отвечая на реплику епископа. — Все, вплоть до полного искупления грехов лишаю вас своего благословения. А чтобы борзели поменьше, сейчас пришлю к вам своих архангелов. Они тут быстро порядок наведут.
Ответом ему был новый приступ дикого хохота, и кто-то из рыцарей, кажется, Роберт Фландрский, принялся снаряжать небольшие группы ландскнехтов для прочесывания ближайших холмов. Крестоносцы, желавшие воочию увидеть самозваного бога, шли в эти группы охотно и торопливо принимались за поиски. Человек двадцать ландскнехтов под предводительством какого-то рыцаря успели даже до подошвы Андрюшиного холма добраться, когда наконец туда примчались Жомов с Боэмундом на плече и Рабинович. Без ноши, зато запыхавшийся.
— Где вас гопники носили?! — увидев их, завопил Попов. Правда, намного тише, чем до этого с мирянами разговаривал. — Не хватает нам только в драку с этой ордой ввязаться. Они же от нас мокрого места не оставят, тем более, когда Боэмунда тут увидят.
— Не боись, все будет нормально! — успокоил его омоновец и, словно куль, сбросил перстоносца на землю. — Где мой маскхалат?
Андрюша тут же бросил другу белый балахон с нашитыми на него крыльями. Все трое ментов принялись переодеваться, при этом Рабинович не переставал косить глазом в сторону Ахтармерза, ворча по поводу его недостаточно больших размеров. В итоге Сеня так достал трехглавого двоечника, что тот жутко обиделся и принялся раздуваться с бешеной скоростью. Рабинович удовлетворенно кивнул и, вскочив на коня, направил его к вершине холма.
На гребень все трое ментов в маскарадных костюмах выбрались почти одновременно. Ландскнехты, преодолевшие к тому времени половину подъема, едва увидев трех крылатых всадников, удивленно застыли. А затем, когда за спинами ментов выросла огромная туша Горыныча, и вовсе бросились наутек, вопя от страха и постоянно спотыкаясь.
Очень жаль, что среди всего христианского воинства не оказалось ни одного средневекового папарацци с мольбертом. Иначе портрет трех российских милиционеров обошел бы все средства массовой информации. Начиная от церквей и заканчивая базарами, где служил бы рекламным плакатом для целой кучи балаганных представлений.
Трое друзей — Жомов в центре, Рабинович справа и Попов понятно где — конные, в белых балахонах с крыльями и с нимбами над головой, неподвижно стояли на вершине холма. Позади них возвышался Ахтармерз, выискивая всеми тремя головами одновременно, кого бы сожрать, и все это вместе крайне живописно смотрелось на фоне чернеющего неба. Андрюша, оглянувшись по сторонам, довольно ухмыльнулся, а затем, дабы подчеркнуть торжественность момента, во весь голос провыл любимую песню МЧС: «Если снова над миром грянет гром, небо вспыхнет огнем, вы нам только шепните, мы на помощь придем!..» А Горыныч, в качестве приличествующих случаю спецэффектов, выпустил в сторону лагеря крестоносцев три языка пламени.
Вредить, конечно, Ахтармерз не хотел, но уж слишком много нашел саранчи на склоне и объелся. Оттого языки пламени получились несколько сильнее, чем он рассчитывал. У Попова сгорело правое крыло, Ваня просто чудом, лишь благодаря отточенному за несколько лет службы в ОМОНе чувству опасности, успел сохранить свою модную стрижку бобриком, а вот Сене повезло. Правая голова Ахтармерза в момент выстрела оказалась слишком низко к земле и ничего не спалила. Не считая, конечно, жидкой травы на склоне и парочки палаток у подножия холма. Впрочем, никто из крестоносцев на эту мелочь внимания не обратил. Все, не отрываясь, смотрели на трех «архангелов», экстренно прибывших на место происшествия в компании с огнедышащим драконом.
— Ну что, уроды, доборзелись? — заорал на крестоносцев Попов. — Кто тут босса аферистом называл? — Ландскнехты послушно вытолкнули вперед перепуганного епископа. — Этого отправить пешком в Рим. Пусть папе в своих грехах кается, а остальным особое задание. За ваше недоверие путь в Иерусалим мы временно закрываем. Однако Гроб Господень воевать надо, поэтому вы туда все-таки пойдете. Но сначала смотаетесь в Антиохию, заберете там статую Девы Марии и на руках потащите ее в Иерусалим. Только тогда вы сможете войти в город.
— Андрюша, а на хрена ты статую приплел? — вполголоса поинтересовался Сеня. — Я же просил просто сказать крестоносцам, что они должны в Антиохию вернуться и поститься пять дней в тамошнем храме.
— Поститься им так и так придется, поскольку в Антиохии жрать нечего. А статую пусть на себе прут, чтобы больше аферистом меня не называли и думали, когда и над кем можно смеяться, — так же тихо ответил Попов, а затем рявкнул во весь голос, обращаясь к крестоносцам: — Ну, чего ждем? Бегом марш в Антиохию, или я сейчас на вас своего цепного дракона спущу!
— Попрошу без оскорблений! — возмутился Ахтармерз. — Я разумное существо, в отличие от вас, и не могу позволить кому бы то ни было меня обзывать всякими обидными кличками.
— Ты ротик-то прикрой, — наехал на Горыныча вошедший в раж Попов. — Тебе по сценарию говорить не полагается!..
Сеня рявкнул на обоих, требуя прекратить склоку, а затем вновь повернулся к лагерю крестоносцев. Там происходило что-то совершенно невероятное. Если еще час назад сборы в дорогу проходили с черепашьей скоростью, то сейчас крестоносцы паковали палатки в таком ритме, что успели свернуть весь лагерь буквально за пять минут. А еще через пару минут вся армия стремглав мчалась по направлению к Антиохии.
— Блин, пожалуй, мы переборщили, — задумчиво почесал нос Рабинович. — Эдак они до Антиохии за полдня доберутся и еще через сутки статую мраморную на руках до самого Иерусалима дотащат.
— Что, попросить их вернуться? — съехидничал Попов. И тут же получил подзатыльник от Жомова… Правильно, нечего умничать не к месту!
Это, конечно, был удар ниже резинки трусов, но Сеня вынужден был так поступать. Ему казалось, что все вокруг недостаточно серьезно понимают то положение, в котором они оказались, и не видят, что весь окружающий мир и их собственные судьбы висят на волоске и зависят от какого-то эльфа-отшепенца, которому до смерти надоел Оберон в качестве главы правительства, председателя правящей партии, главкома вооруженных сил и просто «хорошего парня» в одном лице. Рабиновичу Оберон тоже не нравился, но в отличие от эльфа-заговорщика свою собственную жизнь уродовать он не собирался. Поэтому кинолог и не дал никому провести утро в привычном ритме.
— В общем, так, мы вчера подумали, и я решил, как именно мы будем действовать, — проговорил он после того, как согнал всех членов экспедиции в кучу. — Целей у нас две штуки, и обе очень важные. Поэтому нам придется разделиться…
После этой реплики в экспедиции поднялась буря протестов. Правда, создавал ее один Горыныч, но зато всеми тремя головами сразу. Видите ли, трехглавая керосинка наотрез оказывалась принять такое предложение, и все из-за того, что, по его мнению, менты, разделившись, станут слабее. Их легче будет поразить. А в случае летального исхода (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить… то есть не дай бог такому случиться) во время операции для одного из друзей исчезнет не только привычный российским милиционерам мир, но и множество параллельных вселенных сгорят в адском пламени. В общем, не Горыныч, а Иоанн Богослов.
— Ладно, хорошо, — терпеливо выслушав вопли трехглавого вундеркинда, проговорил Рабинович. — Мы не будем разделяться. Но скажи мне на милость, что будет, если крестоносцы в Иерусалиме раньше окажутся, чем мы весь этот хлам туда принесем, или те три оболтуса нам так репутацию испортят, что попасть внутрь города мы сможем только под конвоем?
— Ну, я не знаю, — стушевался Ахтармерз. — Нужно найти какой-нибудь выход…
— Вот я и нашел! — рявкнул на него Сеня. — А если тебе мое решение не нравится, то можешь остаться здесь и ждать, когда на тебя небо свалится.
В общем, возражения Горыныча учитывать не стали и приняли предложение Рабиновича. Сеня тут же изложил план действий и распределил обязанности каждого члена экспедиции. Сначала кинолог заставил Абдуллу начертить на песке те два пути в Иерусалим, которые проходят через данную точку. Один из них располагался восточнее холмов, и им пользовались в основном торговцы, работающие с азиатскими странами. А второй, более людный и часто используемый, проходил вдоль морского побережья и километрах в сорока от Иерусалима встречался со второй, «купеческой» дорогой.
Та деревня, в которой менты осваивали роль пожарных, не стояла ни на одной из этих дорог. Правда, располагалась она чуть ближе к побережью, но роли это не играло. Важно было лишь то, что доблестные представители российской милиции попали в нее по причине плохого ориентирования на местности, да с попустительства Абдуллы, не решившегося возражать начальству, когда оно выбирало маршрут. А вот три темные личности, выдающие себя за Попова, Рабиновича и Жомова, наверняка пошли торговым путем. Он слегка изгибался, держась подножия холмов, и это давало ментам возможность срезать кусок пути и оказаться в Иерусалиме раньше, чем туда прибудут три самозванца. Или, что еще лучше, перехватить «дубликаты» на подходах к городу.
С крестоносцами дело было сложнее. Хотя отягощенная обозами армия двигалась медленнее, чем этот же путь мог проделать всадник налегке, и догнать ее труда бы не составило, было совершенно непонятно, что именно и каким образом может шествие крестоносцев остановить. И пока такой способ не найден, совершенно бессмысленно пытаться догнать Христову рать.
Сеня предложил другое решение. Суть его заключалась в том, что раз уж менты сами не могут задерживать крестоносцев и быть в Иерусалиме одновременно, то одно из этих двух дел должен осуществлять кто-то другой. Всем без исключения было понятно, какое именно «одно из двух дел» Сеня хочет переложить на чужие плечи. Решение вполне логичное, и эту проблему можно было считать почти решенной. Оставалась самая малость — найти того, кто возьмет на себя функцию рыцарезадержателя. Все члены экспедиции без исключения почесали затылки.
— Ну и задачки ты, в натуре, задаешь, Рабинович! У нас начальник ОМОНа и то так не зверствует, — вздохнул Ваня Жомов. — Да чтобы этих маньяков без нашей помощи задержать, нужна целая армия.
— Вот именно что армия! — рассмеялся Сеня, словно омоновец ему суперсвежий анекдот рассказал. — Вопрос в том, где ее взять. Кылыч-Арслан под Антиохией разгромлен и теперь не скоро в себя придет. А раз местные жители говорят, что крестоносцы скоро будут в Иерусалиме, султанские вассалы явно не успеют блокировать продвижение рыцарей к этому городу. Поэтому идти надо другим путем. Просто наберем ополчение, и пусть оно этой публике глаза мозолит до тех пор, пока мы свое дело не сделаем.
— И долго ты такую гениальную мысль вынашивал? — ехидно поинтересовался Андрюша. — Ополчение ты собрался в этих двух деревнях набирать из стариков и баб? Или по степи будешь бегать, пастухов ловить? Да пока мы достаточно большое войско наберем, крестоносцы не только до Иерусалима дойти успеют, но еще и домой вернуться времени вполне хватит. Тут что-то поумней придумать надо…
— Вот и придумайте! — обиделся Рабинович. — Чужую идею облаять каждый может…
— А вы костюмчики тех ангелочков сохранили? — неожиданно влезла в разговор Фатима. — Ну, беленькие те, с крылышками?
— У бабы крыша едет. От жары, наверное, — констатировал Попов. — Скажи мне, деточка, на хрена нам эти костюмчики сдались?
— Ну, как же?! Вы в них так здорово смотрелись. — Танцовщица часто захлопала глазками. — Я сама, конечно, не видела, но Ричард говорил, что крестоносцы вас за ангелов приняли. Наденьте их опять и прикажите крестоносцам вернуться. Вот и все дела.
— Ага! А еще потребовать, чтобы по дороге домой награбленное вернули и папу римского публично, на площади, розгами высекли, — оскалился криминалист. — Ты думай, что вообще говоришь…
— А похоже, что она единственная из нас, кто действительно думает, — вступился за Фатиму кинолог, за что тут же был награжден нежно-благодарным взглядом ее огромных черных глаз. — Это должно сработать. По крайней мере, мне кажется, я знаю, как такую шутку можно провернуть…
Сеня кратко изложил свою идею, и работа закипела. Некоторое количество времени у членов экспедиции ушло на то, чтобы воссоздать заново маскарадные костюмы архангелов, сохранить которые просто никому не пришло в голову. Пока менты и Фатима возились с этим, ландскнехт и сарацин умчались на разведку вперед, к тому месту, где, по словам седобородого старейшины деревни, располагались лагерем войска крестоносцев. Вернулись они через три часа и доложили, что воинство Христово все еще не двинулось с места, но, судя по активности в лагере, уже начинает собираться в дорогу.
— Тогда нужно торопиться, — распорядился Рабинович. — Вы оба, — ткнул пальцем в оруженосцев кинолог, — остаетесь здесь и будете охранять Фатиму. Ну а мы пойдем наших старых друзей проведать. Приведите тут все в порядок, и чтобы к нашему возвращению были готовы тронуться в путь. — А затем потрепал пса по загривку: — Мурзик, остаешься за старшего. Охраняй!
— С такими начальниками мы все скоро будем готовы тронуться. И в прямом и в переносном смысле этого слова, — пробурчал себе под нос Попов, продолжавший считать, что из затеи Фатимы, усовершенствованной кинологом, абсолютно ничего хорошего не получится. — Ох, мамочка, роди меня обратно! Сил больше нет общаться с этими идиотами.
Рабиновича, видимо, настолько достали свалившиеся в последние дни проблемы, что у него даже сил не осталось, чтобы придумать что-нибудь язвительное в ответ на оскорбления криминалиста. Сеня просто покосился на Попова и забрался в седло, прихватив с собой корзинку с Горынычем. Из лагеря экспедицию ментов проводили торжественно. Абдулла с Ричардом, вскинув вверх холодное оружие, отдавали честь доблестным российским милиционерам, а Фатима махала платочком, украдкой вытирая слезы. Причем делала это так, что никто из друзей не понял, кого именно она хоронить собралась. Увидев это, Попов поморщился и показал девице средний палец правой руки, таким образом зачисляя и ее в члены ордена перстоносцев. Фатима в ответ на секунду оторопела, а затем ответила Андрюше еще более святым благословением, приложив кулак левой руки к согнутой в локте правой… В общем, любили они друг друга трепетно.
Поскольку Ричард с Абдуллой маршрут к лагерю крестоносцев уже разведали, они оставили особые метки, чтобы менты по дороге не заблудились и спустились с гор точно перед рыцарями, а не где-нибудь в Тенотчитлане. У ацтеков то бишь. Заботливый сарацин даже надписи в особо опасных местах пути делал. Например, за десять метров до глубокого оврага он воткнул в землю доску с надписью: «Осторожно, впереди яма, да прочистит Аллах ваши пропитые очи». Через четыре метра стояла еще одна доска, гласившая: « Вы не забыли? Впереди яма. Глубокая». Ну а на краю обрыва Абдулла еще одну метку оставил: «Все. Приехали. Трындец. Сейчас будем падать!» Шедший впереди омоновец, привыкнув строго следовать инструкциям, собрался было свалиться вниз, но в последний момент передумал и клятвенно пообещал друзьям, что вырвет Абдулле руки, дабы сарацин впредь не писал всяких гадостей, сбивающих нормальных ментов с толку. В ответ на это Сеня только покрутил пальцем у виска, но комментировать обещания Жомова не стал. А зачем? Омоновца даже могила не исправит!..
Лагерь крестоносцев открылся ментам с вершины холма, расположенного в паре сотен метров от стойбища воинства Христова. С этого места сказать точно, какова численность рыцарской армии, не смог даже Ваня Жомов, но ясно было одно: солдат у крестоносцев сейчас было намного меньше, чем видели в Антиохии менты. Что случилось с пропавшей частью воинства, никто из друзей не знал, да и выяснять не стремился. Для ментов было важно только, чтобы Боэмунд не оказался в этом отряде. Он был единственным из всех крестоносцев, кто знал, как было сотворено «чудо при Антиохии». Если же главный перстоносец топает в Иерусалим в числе прочих рыцарей, то задача ментов осложнится.
— Здесь он, гад, в натуре, — после беглого осмотра лагеря крестоносцев проговорил Жомов и ткнул пальцем в самый центр сборища. — Вон его флаг торчит, около самой большой палатки. Ну что, Робин, действуем по плану?
— Так точно, сэр Дурная Башка, — усмехнулся Сеня и кивнул Попову: — Андрюша, как увидишь нас во-он на том холме, с тыла у крестоносцев, так и начинай. Понял?
— Все я понял, — недовольно буркнул криминалист, забирая пистолет, протянутый ему Жомовым. — Ой, и попадем мы с вами в историю…
— Уже попали, — заверил его Рабинович и кивнул омоновцу: — Пошли.
Примерно полчаса ушло у двух диверсантов, чтобы обогнуть лагерь крестоносцев и оказаться на том холме, о котором Сеня говорил криминалисту. В лагере крестоносцев действительно шли приготовления к отправке в Иерусалим. Правда, судя по тому темпу, в котором это происходило, было маловероятно, что армия покинет обжитое место раньше начала следующего года. Рабинович даже на минуту усомнился, нужно ли было вообще сюда идти. Можно было просто сесть на коней и ехать в Иерусалим, абсолютно не беспокоясь о том, что войска крестоносцев будут дышать им в затылок. Но то, что рыцари в мгновение ока преодолели путь длиною в двое суток, нервировало. Чуть приподнявшись над гребнем холма, Сеня помахал Попову и приготовился броситься вперед.
— Ага, вот вы где! — загремел над лагерем крестоносцев голос криминалиста. — Я что, за вами бегать должен? У меня дел больше нет, кроме как за вами, дураками, бегать?
Ландскнехты сначала замерли от неожиданности, а затем начали удивленно озираться, пытаясь найти того, кто с ними говорит. Со своего места на холме Сеня прекрасно видел выражение испуга на лицах крестоносцев. Попов вряд ли мог это рассмотреть, но общее настроение в лагере было ясно и ему.
— Чего башкой-то вертите? — продолжал вопить криминалист. — Значит, мне каждый день молитесь, а голос не узнаете? Ох, наслать бы на вас чуму какую-нибудь, но нужны вы мне еще. Поэтому представлюсь. Здравствуйте, я бог. Единый Отец-вседержитель и все такое прочее. — По лагерю пронесся удивленно-испуганный вздох, и часть солдат попадала на колени.
— Во-во, сразу видно, где благочестивые люди, кому суждено Гроб Господень, то есть мой, завоевать, а кого мне придется в расход пустить при штурме Иерусалима. — Попов явно вошел в раж. — А ну быстро все на колени. Все до единого, я сказал. И черепушки свои ниже опустите… Кланяйтесь ниже, вам говорю!..
— Все. Пора. — Сеня толкнул Ивана рукой и помчался вниз с холма, настороженно глядя на крестоносцев, которые, как мусульмане во время намаза, все до единого стояли на коленях, повернувшись лицом на восток. Как раз в сторону того холма, с которого орал Попов.
Оба мента тенями скользили от одного шатра к другому, пробираясь к огромной палатке Боэмунда. Анд-рюша продолжал грозить ландскнехтам смертельными карами за то, что они «хреново богу молятся и вообще оборзели напрочь». Солдаты покорно слушали, уткнувшись лбами в каменистую землю, и Рабинович с Ваней пробрались к палатке Боэмунда незамеченными. Однако сразу внутрь попасть не удалось, поскольку у дверей шатра стояли два стражника, которые, видимо, боялись Боэмунда больше, чем Господа Бога. Впрочем, простояли они недолго. Ровно до того момента, как Сеня с Жомовым, обойдя охрану с тыла, ласково опустили дубинки на их металлические шлемы. Осмотревшись по сторонам, Ваня с Рабиновичем нырнули внутрь и тут же увидели перстоносца. Рыцарь сидел на кровати, зевал, потягивался и удивленно прислушивался к громовым раскатам поповского голоса, доносившимся с улицы.
— Ну, так я и думал, — проговорил Боэмунд, поднимаясь навстречу ментам. — Рад, конечно, вас видеть, но я что-то не понял, почему в мои апартаменты пускают без доклада? — Рыцарь повысил голос, видимо, пытаясь привлечь внимание стражников. — Я верховный главнокомандующий или нет? Повешу всех во славу Господа!
— Не ори. Мы твоих телохранителей отдыхать отправили, — прояснил ситуацию кинолог. — Мы к тебе по делу. Помнишь об услугах, которые мы тебе дважды оказывали? — Боэмунд кивнул. — Так вот, теперь твоя очередь нам помочь. Задержи свою армию тут. На неделю, не больше.
— Ну-у, конечно, Господь велел делиться и все такое, — протянул перстоносец, — но выполнить вашу просьбу не могу. Тут голодно, холодно, баб и выпивки не имеется. В общем, ропщут бойцы. Да и до Иерусалима рукой подать. — Он наткнулся на две пары холодных глаз. — Нет, вы не думайте, что я отказываюсь помочь. Просто войдите в мое положение. Я же за людей отвечаю. Но думаю, мы сможем договориться. За определенную мзду, разумеется. Как насчет того, чтобы презентовать мне один из ваших чудесных мечей?..
— Как ты считаешь, Ваня? — прервал монолог Боэмунда Рабинович.
— Я думаю, дело безнадежное. Все, как ты и говорил, — вздохнул омоновец и без предупреждения и объявления войны стукнул рыцаря по маковке. Боэмунд начал падать, но Ваня успел его подхватить. — Ну что, теперь валим отсюда?
Сеня кивнул и первым выскочил из шатра. Голос Попова по-прежнему гремел над лагерем, хотя обстановка в рядах крестоносцев начала неуловимо меняться. Какой-то умник, которому надоело стоять на коленях, подставив солнцу пятую точку, начал потихоньку роптать и вслух выражать сомнения по поводу личности обладателя громового голоса. Его поддержал еще один лентяй, а затем волны недоверчивого ропота стали проноситься по лагерю из стороны в сторону. Головы никто из ландскнехтов не поднимал, но Сеня был уже уверен, что это продлится недолго.
Подгоняя омоновца, тащившего на плече бездыханного Боэмунда, Рабинович помчался к спасительному холму, едва не наступая на согбенные спины ландскнехтов. А когда они перевалили гребень и помахали Попову, ставя его в известность, что все прошло благополучно, в лагере крестоносцев поднялся крик. Сначала отдельные слова разобрать было невозможно из-за того, что криминалист не прекращал оказывать психическое давление на крестоносцев, но через секунду, когда Андрюша сделал паузу, чтобы наполнить свои могучие легкие воздухом, Рабинович понял, что кричит тот самый епископ, который просвещал ментов по поводу свойств Святого Копья.
— Господи, если это ты с нами разговариваешь, а не сам дьявол, ответь, почему ты вдруг не по правилам играть стал? — что есть мочи орал священник. — Скажи, пожалуйста, где знамения, вроде падающей с неба рыбы или кровавого дождя? Где сияние, должное предшествовать твоему появлению? Где вообще ты сам? И почему голос раздается с земли, а не с облака?..
— Ах ты, червь навозный, отрыжка ты пьяного бомжа! Усомниться во мне решил? Что же, будет тебе знамение. Сейчас я тебя громом небесным поражу! — И Попов выстрелил из пистолета в воздух.
Сеня рассчитывал, что в случае крайней необходимости грохот пистолета произведет на крестоносцев пугающее впечатление, однако после воплей криминалиста выстрел прозвучал не громче, чем хлопок мухобойки. Рабинович схватился за голову и горестно вздохнул, ожидая, что толпа разъяренных обманутых ландскнехтов бросится сейчас же вперед. Однако те пока оставались на месте, хоть и отрывали головы от земли, начиная понимать, что их дурачат.
— Господи, этот хлопок означал, что ты воздух испортил? — прокричал в направлении Попова епископ. Его соратники дружно захохотали. — Ты, конечно, делаешь это куда громче нас, но не настолько, чтобы поверить в твою божественность… Выбирайся на свет божий, аферист проклятый!
Вот тут-то все и повисло на волоске. Конечно, Сеня, как гениальный стратег, подобный ход в развитии событий предвидел. Не выкради они Боэмунда из лагеря, может быть, вообще вся операция сорвалась бы, поскольку перстоносец только прибавил бы скептических настроений в армии. Но теперь оглушенный рыцарь помешать не может, и ментам оставалось перейти ко второй части Сениного плана. А именно организовать явление апостолов народу. И чтобы не поставить Попова под удар раньше времени, Рабинович и сам возвращался к нему с максимально возможной скоростью, и Жомова гнал, как почтовую лошадь.
— Ах, значит, это я аферист? — возмутился тем временем Попов, отвечая на реплику епископа. — Все, вплоть до полного искупления грехов лишаю вас своего благословения. А чтобы борзели поменьше, сейчас пришлю к вам своих архангелов. Они тут быстро порядок наведут.
Ответом ему был новый приступ дикого хохота, и кто-то из рыцарей, кажется, Роберт Фландрский, принялся снаряжать небольшие группы ландскнехтов для прочесывания ближайших холмов. Крестоносцы, желавшие воочию увидеть самозваного бога, шли в эти группы охотно и торопливо принимались за поиски. Человек двадцать ландскнехтов под предводительством какого-то рыцаря успели даже до подошвы Андрюшиного холма добраться, когда наконец туда примчались Жомов с Боэмундом на плече и Рабинович. Без ноши, зато запыхавшийся.
— Где вас гопники носили?! — увидев их, завопил Попов. Правда, намного тише, чем до этого с мирянами разговаривал. — Не хватает нам только в драку с этой ордой ввязаться. Они же от нас мокрого места не оставят, тем более, когда Боэмунда тут увидят.
— Не боись, все будет нормально! — успокоил его омоновец и, словно куль, сбросил перстоносца на землю. — Где мой маскхалат?
Андрюша тут же бросил другу белый балахон с нашитыми на него крыльями. Все трое ментов принялись переодеваться, при этом Рабинович не переставал косить глазом в сторону Ахтармерза, ворча по поводу его недостаточно больших размеров. В итоге Сеня так достал трехглавого двоечника, что тот жутко обиделся и принялся раздуваться с бешеной скоростью. Рабинович удовлетворенно кивнул и, вскочив на коня, направил его к вершине холма.
На гребень все трое ментов в маскарадных костюмах выбрались почти одновременно. Ландскнехты, преодолевшие к тому времени половину подъема, едва увидев трех крылатых всадников, удивленно застыли. А затем, когда за спинами ментов выросла огромная туша Горыныча, и вовсе бросились наутек, вопя от страха и постоянно спотыкаясь.
Очень жаль, что среди всего христианского воинства не оказалось ни одного средневекового папарацци с мольбертом. Иначе портрет трех российских милиционеров обошел бы все средства массовой информации. Начиная от церквей и заканчивая базарами, где служил бы рекламным плакатом для целой кучи балаганных представлений.
Трое друзей — Жомов в центре, Рабинович справа и Попов понятно где — конные, в белых балахонах с крыльями и с нимбами над головой, неподвижно стояли на вершине холма. Позади них возвышался Ахтармерз, выискивая всеми тремя головами одновременно, кого бы сожрать, и все это вместе крайне живописно смотрелось на фоне чернеющего неба. Андрюша, оглянувшись по сторонам, довольно ухмыльнулся, а затем, дабы подчеркнуть торжественность момента, во весь голос провыл любимую песню МЧС: «Если снова над миром грянет гром, небо вспыхнет огнем, вы нам только шепните, мы на помощь придем!..» А Горыныч, в качестве приличествующих случаю спецэффектов, выпустил в сторону лагеря крестоносцев три языка пламени.
Вредить, конечно, Ахтармерз не хотел, но уж слишком много нашел саранчи на склоне и объелся. Оттого языки пламени получились несколько сильнее, чем он рассчитывал. У Попова сгорело правое крыло, Ваня просто чудом, лишь благодаря отточенному за несколько лет службы в ОМОНе чувству опасности, успел сохранить свою модную стрижку бобриком, а вот Сене повезло. Правая голова Ахтармерза в момент выстрела оказалась слишком низко к земле и ничего не спалила. Не считая, конечно, жидкой травы на склоне и парочки палаток у подножия холма. Впрочем, никто из крестоносцев на эту мелочь внимания не обратил. Все, не отрываясь, смотрели на трех «архангелов», экстренно прибывших на место происшествия в компании с огнедышащим драконом.
— Ну что, уроды, доборзелись? — заорал на крестоносцев Попов. — Кто тут босса аферистом называл? — Ландскнехты послушно вытолкнули вперед перепуганного епископа. — Этого отправить пешком в Рим. Пусть папе в своих грехах кается, а остальным особое задание. За ваше недоверие путь в Иерусалим мы временно закрываем. Однако Гроб Господень воевать надо, поэтому вы туда все-таки пойдете. Но сначала смотаетесь в Антиохию, заберете там статую Девы Марии и на руках потащите ее в Иерусалим. Только тогда вы сможете войти в город.
— Андрюша, а на хрена ты статую приплел? — вполголоса поинтересовался Сеня. — Я же просил просто сказать крестоносцам, что они должны в Антиохию вернуться и поститься пять дней в тамошнем храме.
— Поститься им так и так придется, поскольку в Антиохии жрать нечего. А статую пусть на себе прут, чтобы больше аферистом меня не называли и думали, когда и над кем можно смеяться, — так же тихо ответил Попов, а затем рявкнул во весь голос, обращаясь к крестоносцам: — Ну, чего ждем? Бегом марш в Антиохию, или я сейчас на вас своего цепного дракона спущу!
— Попрошу без оскорблений! — возмутился Ахтармерз. — Я разумное существо, в отличие от вас, и не могу позволить кому бы то ни было меня обзывать всякими обидными кличками.
— Ты ротик-то прикрой, — наехал на Горыныча вошедший в раж Попов. — Тебе по сценарию говорить не полагается!..
Сеня рявкнул на обоих, требуя прекратить склоку, а затем вновь повернулся к лагерю крестоносцев. Там происходило что-то совершенно невероятное. Если еще час назад сборы в дорогу проходили с черепашьей скоростью, то сейчас крестоносцы паковали палатки в таком ритме, что успели свернуть весь лагерь буквально за пять минут. А еще через пару минут вся армия стремглав мчалась по направлению к Антиохии.
— Блин, пожалуй, мы переборщили, — задумчиво почесал нос Рабинович. — Эдак они до Антиохии за полдня доберутся и еще через сутки статую мраморную на руках до самого Иерусалима дотащат.
— Что, попросить их вернуться? — съехидничал Попов. И тут же получил подзатыльник от Жомова… Правильно, нечего умничать не к месту!