Страница:
– Здравствуйте, – вежливо так поздоровался с ними Рабинович. – Предъявите документы, пожалуйста!
Вот те на! Я даже опешил. Ты что, говорю, Сеня, былинных героев дээндэшников не узнаешь? А он на меня ноль внимания и давай по паспортам дамочек носом чертить. Тут я и обмер! Смотрю, мои кумиры не возражают. Более того, и вид у них какой-то потерянный, и монстр их в дворняжьей шкуре, увидев меня, за хозяйкину ногу спрятался. Я просто глазам своим не поверил. Чудеса, да и только!
А ларчик просто открывался. Дамочки оказались работниками социальной сферы, и у них там, как блоха под хвостом, босс особо умный завелся. Высочайшим повелением, видимо, сказок, как и я, наслушался, издал указ о том, что надлежит его сотрудникам патрулировать общественные места, дабы препятствовать скоплению всевозможных аморальных элементов (читай, проституток, прости меня, господи, и нищих, под хвост их кошке во время течки).
Ну и остался бы этот указ указом, если бы непосредственная начальница у наших дамочек была им матерью родной, как замполит у нас в участке. А она, как сорока драная, решила своих детей раскидать куда ни попадя в угоду ба-альшому боссу. Выдала им повязки и отправила дежурить в добровольно-принудительном порядке. Видать, у нее на чердаке еще больший беспорядок, чем у высокого начальства, царил! Естественно, мы такого беспредела допустить не могли и вежливо попросили дамочек (Сеня – женщин, а я – сучку) идти домой отдыхать. Однако тут произошло невероятное! Та дружинница, что была постарше, вдруг уперлась.
– Никуда мы не пойдем, – безапелляционно заявила она. – Нам, между прочим, за эти дежурства отгулы дают. За каждый вечер работы сутки отгула. А они мне пригодятся!
Сеня поначалу дар речи потерял. Если бы ему предложили после работы еще и вечер в ППС проторчать за отгулы, он бы таких лестных слов начальнику наговорил, что тот бы потом трое суток обсыхал, как божьей росой обмоченный. А тут дамочки самостоятельно инициативу проявляют. Даже сучка эта дворняжья и то всеми четырьмя лапами в землю уперлась. Дескать, не пойду никуда. Мы с хозяйкой общественную мораль охраняем и не даем городу перед иностранцами опозориться. Тоже мне блюстители!
Уж что мы только с Сеней не делали. Он и расписку женщинам обещал написать, дескать, они весь вечер отдежурили, только бы смылись подальше и милицию не позорили. Предлагал даже на патрульной машине домой отвезти. Впрочем, это не без собственной выгоды. Приглянулась ему молоденькая активистка! А я облезлой дворняге даже обещал показать, где смачная мозговая косточка зарыта, и все без толку. Хотят они тут дежурить, и все. Отгулы нужны, а совесть не позволяет начальство обманывать!
Но в тот раз нам все же повезло. Молоденькая дээндэшница на удивление вполне разумной девушкой оказалась и спутницу свою от гостиницы увела. Хотя и с огромным трудом. А вот как теперь-то Сене удастся Ингвину уговорить расстаться с волосами, я понятия не имел, поскольку той молоденькой девушки в кроличьей шубе поблизости не было, а от Попова с Жомовым толку, как от бронежилета под танковыми гусеницами. Однако, к моему вящему удивлению, Рабинович с поставленной задачей справился легко. Нашел все-таки, изверг, слабое место в девичьем сердце!
– Ингвина, скажи, много ли для тебя значат асы, и чем ты готова пожертвовать, если бы узнала, что кому-нибудь из них угрожает опасность?
Я сначала не понял, куда это Сеня клонит. Проблемами Локи, что ли, решил воительницу разжалобить? Видно, крыша совсем поехала!
– Благородный Робинсен, только потому, что ты чужеземец, прощаются тебе такие глупые вопросы, – надменно произнесла Ингвина. – Асы дали людям жизнь и всячески опекают нас до самой смерти. Да и после нее не дают душам праведников пропасть. Именно поэтому за любого из обитателей Асгарда я готова отдать жизнь.
Даже за Локи?!
– Заткнись, Мурзик, – нагло оборвал меня Рабинович, быдло неотесанное, и повернулся к своей ледышке. – Отдавать жизнь не нужно. От тебя требуются всего лишь волосы, – проговорил он и, увидев, что Ингвина вновь собралась хамить, жестом остановил ее. – Гномы никогда не стали бы просить тебя о такой жертве, но случилась беда. Локи прошедшей ночью подло остриг спящую Сив. И твои волосы нужны ей, чтобы не понесли позора перед остальными асами Сив и Тор.
– Что-о-о-о?! – завопила воительница и едва не схватилась за сердце. – Почему, благородный Робинсен, Победитель етунов, ты не поведал об этой беде раньше? Знай я, что Сив опозорена, не колебалась бы ни секунды и отдала бы ей волосы вместе с головой…
– А вот этого не нужно, – поспешно остановил ее Сеня. – Голова тебе еще самой пригодится. Ты просто позволь гномам остричь твою косу.
– Хорошо, я согласна, – решительно произнесла воительница. – Но знай же, эрл Робинсен, ежели это обман бесчестный, то жестоко поплатится тот, кто лживой ложью лишил меня чести!..
Вот таким образом проблема с волосами была решена. Не знаю уж, на что рассчитывал этот недомерок Стурл, видимо, гадость какую-нибудь готовил, но он, пожалуй, даже больше моего удивился, когда Сеня попросил его мастера, Эйтри, принести какие-нибудь ножницы. Видимо, несмотря на свой технический прогресс, гномы до такого нехитрого приспособления еще не додумались. А чем, интересно знать, они ногти стригли? Обгрызали, что ли?
И Эйтри, и сам Стурл Синий удивились, услышав незнакомое слово. Сеня тут же загорелся желанием продать им патент на изготовление ножниц, но Горыныч так зашипел на него, что Рабиновичу пришлось отказаться от этой прибыльной мысли. Этот трехствольный огнемет, видите ли, считает, что, передавая аборигенам продукты технического прогресса более развитой цивилизации, мы в корне подрываем устройство вселенной. Совсем ошалела рептилия! Вон, американские колонисты индейцам ружья продали, и ничего катастрофического для них, колонистов этих, не случилось.
А мой Сеня, засунув подальше в карман жажду наживы, вынужден был довольствоваться ножом Ингвины. Гордая девица, состроив самую надменную физиономию, заявила, что раз уж «благородный Робинсен» (благородный! Это у меня, между прочим, родословная до седьмого колена, а меня все просто Мурзиком называют!) больше всех настаивал на стрижке, то ему и карты в руки. Дескать, вверяя ему свою честь (в странном месте у них девичья честь находится, вам не кажется?), Ингвина передает и всю ответственность за этот поступок в его руки. То есть если Стурл нас с волосами прокатил, то воительница Сеню первого резать будет.
Я представил, как это будет выглядеть, но тактично промолчал. Чтобы Рабиновича порешить, этой соплячке сначала через меня нужно пройти будет, а это еще никому не удавалось. Но я пес скромный, поэтому объяснять Ингвине безнадежность ее затеи не стал. Просто отошел в сторону и стал смотреть на Рабиновича в роли парикмахера.
Как водится в таких случаях, у Сени тут же нашлось множество советчиков. Каждый, кто оказался поблизости, считал своим священным долгом указать Рабиновичу на недостатки его работы и упрекнуть в отсутствии профессионализма. К тому же и по поводу модели новой прически Ингвины разгорелись самые жаркие споры. Гномы требовали, чтобы Сеня оставил воительнице волосы покороче, Попов предлагал сделать ей каре, а Жомов настаивал на непременной челке. Лично я с первых же советов ожидал от Сени эмоционального взрыва, однако рванула другая секс-бомба: взбесилась Ингвина.
– Благородные господа, – едва сдерживая бешенство, произнесла она. – Если вы все сейчас же не отойдете отсюда и не повернетесь ко мне спиной, то я вас просто кастрирую!!!
Вот тебе и дворцовое воспитание! Естественно, после такого заявления неуравновешенной девицы с садистским уклоном в психике все особи мужского пола, за исключением парикмахера, удалились на максимально далекое расстояние от места стрижки. Даже мне стало не по себе, хотя я, пожалуй, был единственным из всех присутствующих, кто не лез к Рабиновичу с советами. А еще больше я забеспокоился, когда подумал, что сделает с Сеней воительница, если ей вдруг не понравится новая прическа. Впрочем, бояться было нечего. Если Рабинович смог уговорить гордячку постричься, то уж убедить в том, что она даже лысой будет смотреться, как топ-звезда, Сеня как-нибудь сможет.
Наконец предварительный этап операции по пересадке волос с Ингвины на Сив был закончен, и девушка достала отполированный кружок стали, заменявший ей зеркало, чтобы полюбоваться своим внешним видом. Несколько минут она так внимательно рассматривала свое изображение, что едва не заговорила с ним. А затем швырнула зеркальце в дорожный мешок и молниеносно натянула на голову шлем.
Уж не знаю, чего ее там не устроило, но по мне, она что с волосами, что без волос, все равно, как была, так и осталась воинствующей феминисткой. Правда, если снять с нее доисторический бронежилет с гермошлемом, отобрать щит и большую зубочистку, называемую мечом, то Ингвину будет невозможно отличить от обычной студентки в институтской пьесе о Средневековье. В общем, женщина она и есть женщина. Для меня они все на один цвет, вкус и запах. И я до сих пор так и не смог понять, почему мужчины на одних пялятся вплоть до открытых переломов глазных нервов, а на других если и посмотрят, то только для того, чтобы спросить, кто же все-таки пойдет за «Клинским».
– Все, можете поворачиваться! – скомандовала Ингвина застенчивым мужчинам.
Это сборище директоров парикмахерских и стилистов-визажистов мгновенно обернулось, надеясь узреть новую прическу воительницы. Однако их взгляды уткнулись в неизменный шлем и холодные глаза Ингвины. По рядам зрителей пронесся вздох разочарования, но попросить воительницу снять гермак почему-то никто не решился. А Сеня с чувством безграничной скорби и тяжелейшей утраты на лице взвесил на руках роскошные косы Ингвины и протянул их Стурлу.
– Держи. Мы свою часть договора выполнили, – с пафосом проговорил он, будто сам лично совершил беспримерный подвиг. – Теперь выполните свою!
– Естественно! Какие могут быть сомнения у двух цивилизованных деловых партнеров? – всплеснул руками гном и повернулся к своему воинству. – Капитан, прикажите своим брисингам освободить проход нашим гостям. И подайте мою персональную дрезину! – А затем посмотрел на Эйтри: – Что скажешь, мастер?
– То, что надо, – пророкотал гном. – Прямо сейчас займусь подготовкой. Конечно, мы такую работу еще не делали, и с инструментом в мастерской туго, но братец Брокки быстренько подгонит то, что есть.
– Но ведь Локи требовал волосы из золота, – как-то неуверенно проговорил Стурл.
– А это чем не золото? – ухмыльнулся Эйтри. – Из асов в драгметаллах разбираются от силы два-три бога. Остальные даже не знают, где пробу на изделии искать. Но вы не волнуйтесь! Мы с Брокком вплетем куда надо несколько золотых нитей, да встроим прямо в парик золотую диадему с брюликами. А больше этим волосам ничего и не нужно. Сив и так одуреет от счастья, когда сможет такую красоту на свою плешивую голову нацепить.
– Ну что же, вверяю все в твои руки, Эйтри. Только смотри, потом на брата не коси. Завалишь работу, будешь сам за все отвечать, – пригрозил Стурл и повернулся к нам с улыбкой на своей мерзкой роже. – Прошу, гости дорогие. Нас ждет почетный прием и небольшой ужин на сотню персон…
Дальше мы передвигались с ветерком. Стурлу подали персональную дрезину, и он жестом радушного хозяина пригласил всех занять места в эксклюзивной железнодорожной колымаге. Скамейки в дрезине располагались буквой «п». Судя по ее размерам, механическая телега могла бы легко вместить штук десять карликов, однако люди расселись в ней с трудом.
На корме, естественно, уселись предводители дворянства – Сеня с Ингвиной. Кстати, девушка взирала на эту примитивную повозку с некой долей испуга и благоговения в остававшихся ледяными глазах. Попов с Жомовым сели по бокам от молодых. Причем, поскольку Андрюша оказался рядом с Рабиновичем и пристроил у себя в ногах ходячую газовую скважину, еще не выпустившую все пары после сытного обеда, мне пришлось выбрать из двух зол меньшее и перебраться поближе к Ване, получив удовольствие нюхать перегар.
Стурл и Эйтри поместились на оставшихся частях скамеек. Причем если начальник еще пытался поддерживать светскую беседу, выступая в качестве экскурсовода, то мастер просто не мог отвести от Горыныча глаза. Ох, скажу я вам, как мне не понравился этот взгляд! Было в нем что-то хищническое. Точь-в-точь как у моего Сени на ипподроме, когда один из подпольных букмекеров оказался вынужденным сказать ему кличку лошади, которая выиграет очередной забег.
Впрочем, мастера париков очень скоро с дрезины ссадили, видимо, отправив в мастерскую, и у меня отлегло от сердца. Больше ничего не мешало мне наблюдать открывающиеся вокруг пейзажи, и только тогда я понял, отчего спелеологов так сильно тянет в подземелья. В Свартальхейме было по-настоящему красиво. Мало того, что сама природа из хитросплетений сталактитов и сталагмитов создавала истинные архитектурные шедевры, так еще и карлики оказались прекрасными мастерами.
Похоже, они на самом деле страшно любили горы и все, что с ними связано. Брисинги, как могли, украсили свою страну. Причем действовали столь мастерски, что во многих местах было очень трудно разобраться, что творила природа, а что создавали они. Честное слово, пока мы ехали до пещер, отведенных под жилье Стурлу, я даже и думать забыл о том, что мы находимся невообразимо далеко от дома и какая страшная участь уготована этой красоте, если мы вовремя не успеем вернуться.
После дороги моим ментам выделили отдельные комнаты с самыми настоящими бассейнами, в которые невесть каким способом, видимо, прямо из гейзеров, подавалась горячая вода. Именно поэтому я ничуть не стал возражать, когда Сеня позвал меня купаться. А после принятия водных процедур мы все вместе собрались в банкетном зале.
Пир у гномов проходил чинно и размеренно, мало напоминая собой удалое разгулье Митгарда. Каждый из присутствующих сидел в строго отведенном месте, говорил вполголоса и старался не пялиться на необычных гостей. К тому же, к моей вящей радости, сначала подали закуску и лишь потом – выпивку. Однако тут моему наслаждению, получаемому от поглощения отменного жаркого, и конец пришел. Стурл, подняв серебряный бокал, предложил первый тост за успех во всех начинаниях своих гостей, то бишь нас. Не поддержать такой спич было бы грешно, и менты, встав вместе со всеми со скамеек, пригубили бокалы…
– Я не понял, – тут же завопил Ваня, выплевывая изо рта жидкость обратно. – Это что за херня такая?
– Березовый сок, – удивленно пожал плечами Стурл. – Полезный напиток. Но, если не нравится, могу предложить кленовый или минеральную воду.
– Ты что, охренел, бык? – совершенно искренне возмутился Жомов. – А где водка? Или ваша брага на крайний случай?
– Извините, уважаемые странники, но у нас с воскресенья по пятницу сухой закон, – усмехнулся гном. – Рабочая неделя все-таки. Всем, даже мне, следует воздерживаться от алкоголя.
– Вот это шуточки! – Ваня удивленными глазами обвел «пирующих». – Сочувствую я вам, ребята. – А затем посмотрел на друзей. – Как хотите, мужики, но я здесь не останусь. Кощунство это – успех соком обмывать! Короче, берем закуску и идем ко мне. У меня там еще два полных бурдюка с медовухой стоят.
– Я не понял! – теперь пришла Сенина очередь возмущаться. – А где третий?..
И, похватав со стола закуску, причем Андрюша – сразу в обе руки, трое ментов, а следом за ними и Ингвина, демонстративно покинули окончательно притихшее собрание, тем самым лишив меня возможности доесть аппетитный кусок, кота им всем троим на поповскую лысину!..
Глава 4
Вот те на! Я даже опешил. Ты что, говорю, Сеня, былинных героев дээндэшников не узнаешь? А он на меня ноль внимания и давай по паспортам дамочек носом чертить. Тут я и обмер! Смотрю, мои кумиры не возражают. Более того, и вид у них какой-то потерянный, и монстр их в дворняжьей шкуре, увидев меня, за хозяйкину ногу спрятался. Я просто глазам своим не поверил. Чудеса, да и только!
А ларчик просто открывался. Дамочки оказались работниками социальной сферы, и у них там, как блоха под хвостом, босс особо умный завелся. Высочайшим повелением, видимо, сказок, как и я, наслушался, издал указ о том, что надлежит его сотрудникам патрулировать общественные места, дабы препятствовать скоплению всевозможных аморальных элементов (читай, проституток, прости меня, господи, и нищих, под хвост их кошке во время течки).
Ну и остался бы этот указ указом, если бы непосредственная начальница у наших дамочек была им матерью родной, как замполит у нас в участке. А она, как сорока драная, решила своих детей раскидать куда ни попадя в угоду ба-альшому боссу. Выдала им повязки и отправила дежурить в добровольно-принудительном порядке. Видать, у нее на чердаке еще больший беспорядок, чем у высокого начальства, царил! Естественно, мы такого беспредела допустить не могли и вежливо попросили дамочек (Сеня – женщин, а я – сучку) идти домой отдыхать. Однако тут произошло невероятное! Та дружинница, что была постарше, вдруг уперлась.
– Никуда мы не пойдем, – безапелляционно заявила она. – Нам, между прочим, за эти дежурства отгулы дают. За каждый вечер работы сутки отгула. А они мне пригодятся!
Сеня поначалу дар речи потерял. Если бы ему предложили после работы еще и вечер в ППС проторчать за отгулы, он бы таких лестных слов начальнику наговорил, что тот бы потом трое суток обсыхал, как божьей росой обмоченный. А тут дамочки самостоятельно инициативу проявляют. Даже сучка эта дворняжья и то всеми четырьмя лапами в землю уперлась. Дескать, не пойду никуда. Мы с хозяйкой общественную мораль охраняем и не даем городу перед иностранцами опозориться. Тоже мне блюстители!
Уж что мы только с Сеней не делали. Он и расписку женщинам обещал написать, дескать, они весь вечер отдежурили, только бы смылись подальше и милицию не позорили. Предлагал даже на патрульной машине домой отвезти. Впрочем, это не без собственной выгоды. Приглянулась ему молоденькая активистка! А я облезлой дворняге даже обещал показать, где смачная мозговая косточка зарыта, и все без толку. Хотят они тут дежурить, и все. Отгулы нужны, а совесть не позволяет начальство обманывать!
Но в тот раз нам все же повезло. Молоденькая дээндэшница на удивление вполне разумной девушкой оказалась и спутницу свою от гостиницы увела. Хотя и с огромным трудом. А вот как теперь-то Сене удастся Ингвину уговорить расстаться с волосами, я понятия не имел, поскольку той молоденькой девушки в кроличьей шубе поблизости не было, а от Попова с Жомовым толку, как от бронежилета под танковыми гусеницами. Однако, к моему вящему удивлению, Рабинович с поставленной задачей справился легко. Нашел все-таки, изверг, слабое место в девичьем сердце!
– Ингвина, скажи, много ли для тебя значат асы, и чем ты готова пожертвовать, если бы узнала, что кому-нибудь из них угрожает опасность?
Я сначала не понял, куда это Сеня клонит. Проблемами Локи, что ли, решил воительницу разжалобить? Видно, крыша совсем поехала!
– Благородный Робинсен, только потому, что ты чужеземец, прощаются тебе такие глупые вопросы, – надменно произнесла Ингвина. – Асы дали людям жизнь и всячески опекают нас до самой смерти. Да и после нее не дают душам праведников пропасть. Именно поэтому за любого из обитателей Асгарда я готова отдать жизнь.
Даже за Локи?!
– Заткнись, Мурзик, – нагло оборвал меня Рабинович, быдло неотесанное, и повернулся к своей ледышке. – Отдавать жизнь не нужно. От тебя требуются всего лишь волосы, – проговорил он и, увидев, что Ингвина вновь собралась хамить, жестом остановил ее. – Гномы никогда не стали бы просить тебя о такой жертве, но случилась беда. Локи прошедшей ночью подло остриг спящую Сив. И твои волосы нужны ей, чтобы не понесли позора перед остальными асами Сив и Тор.
– Что-о-о-о?! – завопила воительница и едва не схватилась за сердце. – Почему, благородный Робинсен, Победитель етунов, ты не поведал об этой беде раньше? Знай я, что Сив опозорена, не колебалась бы ни секунды и отдала бы ей волосы вместе с головой…
– А вот этого не нужно, – поспешно остановил ее Сеня. – Голова тебе еще самой пригодится. Ты просто позволь гномам остричь твою косу.
– Хорошо, я согласна, – решительно произнесла воительница. – Но знай же, эрл Робинсен, ежели это обман бесчестный, то жестоко поплатится тот, кто лживой ложью лишил меня чести!..
Вот таким образом проблема с волосами была решена. Не знаю уж, на что рассчитывал этот недомерок Стурл, видимо, гадость какую-нибудь готовил, но он, пожалуй, даже больше моего удивился, когда Сеня попросил его мастера, Эйтри, принести какие-нибудь ножницы. Видимо, несмотря на свой технический прогресс, гномы до такого нехитрого приспособления еще не додумались. А чем, интересно знать, они ногти стригли? Обгрызали, что ли?
И Эйтри, и сам Стурл Синий удивились, услышав незнакомое слово. Сеня тут же загорелся желанием продать им патент на изготовление ножниц, но Горыныч так зашипел на него, что Рабиновичу пришлось отказаться от этой прибыльной мысли. Этот трехствольный огнемет, видите ли, считает, что, передавая аборигенам продукты технического прогресса более развитой цивилизации, мы в корне подрываем устройство вселенной. Совсем ошалела рептилия! Вон, американские колонисты индейцам ружья продали, и ничего катастрофического для них, колонистов этих, не случилось.
А мой Сеня, засунув подальше в карман жажду наживы, вынужден был довольствоваться ножом Ингвины. Гордая девица, состроив самую надменную физиономию, заявила, что раз уж «благородный Робинсен» (благородный! Это у меня, между прочим, родословная до седьмого колена, а меня все просто Мурзиком называют!) больше всех настаивал на стрижке, то ему и карты в руки. Дескать, вверяя ему свою честь (в странном месте у них девичья честь находится, вам не кажется?), Ингвина передает и всю ответственность за этот поступок в его руки. То есть если Стурл нас с волосами прокатил, то воительница Сеню первого резать будет.
Я представил, как это будет выглядеть, но тактично промолчал. Чтобы Рабиновича порешить, этой соплячке сначала через меня нужно пройти будет, а это еще никому не удавалось. Но я пес скромный, поэтому объяснять Ингвине безнадежность ее затеи не стал. Просто отошел в сторону и стал смотреть на Рабиновича в роли парикмахера.
Как водится в таких случаях, у Сени тут же нашлось множество советчиков. Каждый, кто оказался поблизости, считал своим священным долгом указать Рабиновичу на недостатки его работы и упрекнуть в отсутствии профессионализма. К тому же и по поводу модели новой прически Ингвины разгорелись самые жаркие споры. Гномы требовали, чтобы Сеня оставил воительнице волосы покороче, Попов предлагал сделать ей каре, а Жомов настаивал на непременной челке. Лично я с первых же советов ожидал от Сени эмоционального взрыва, однако рванула другая секс-бомба: взбесилась Ингвина.
– Благородные господа, – едва сдерживая бешенство, произнесла она. – Если вы все сейчас же не отойдете отсюда и не повернетесь ко мне спиной, то я вас просто кастрирую!!!
Вот тебе и дворцовое воспитание! Естественно, после такого заявления неуравновешенной девицы с садистским уклоном в психике все особи мужского пола, за исключением парикмахера, удалились на максимально далекое расстояние от места стрижки. Даже мне стало не по себе, хотя я, пожалуй, был единственным из всех присутствующих, кто не лез к Рабиновичу с советами. А еще больше я забеспокоился, когда подумал, что сделает с Сеней воительница, если ей вдруг не понравится новая прическа. Впрочем, бояться было нечего. Если Рабинович смог уговорить гордячку постричься, то уж убедить в том, что она даже лысой будет смотреться, как топ-звезда, Сеня как-нибудь сможет.
Наконец предварительный этап операции по пересадке волос с Ингвины на Сив был закончен, и девушка достала отполированный кружок стали, заменявший ей зеркало, чтобы полюбоваться своим внешним видом. Несколько минут она так внимательно рассматривала свое изображение, что едва не заговорила с ним. А затем швырнула зеркальце в дорожный мешок и молниеносно натянула на голову шлем.
Уж не знаю, чего ее там не устроило, но по мне, она что с волосами, что без волос, все равно, как была, так и осталась воинствующей феминисткой. Правда, если снять с нее доисторический бронежилет с гермошлемом, отобрать щит и большую зубочистку, называемую мечом, то Ингвину будет невозможно отличить от обычной студентки в институтской пьесе о Средневековье. В общем, женщина она и есть женщина. Для меня они все на один цвет, вкус и запах. И я до сих пор так и не смог понять, почему мужчины на одних пялятся вплоть до открытых переломов глазных нервов, а на других если и посмотрят, то только для того, чтобы спросить, кто же все-таки пойдет за «Клинским».
– Все, можете поворачиваться! – скомандовала Ингвина застенчивым мужчинам.
Это сборище директоров парикмахерских и стилистов-визажистов мгновенно обернулось, надеясь узреть новую прическу воительницы. Однако их взгляды уткнулись в неизменный шлем и холодные глаза Ингвины. По рядам зрителей пронесся вздох разочарования, но попросить воительницу снять гермак почему-то никто не решился. А Сеня с чувством безграничной скорби и тяжелейшей утраты на лице взвесил на руках роскошные косы Ингвины и протянул их Стурлу.
– Держи. Мы свою часть договора выполнили, – с пафосом проговорил он, будто сам лично совершил беспримерный подвиг. – Теперь выполните свою!
– Естественно! Какие могут быть сомнения у двух цивилизованных деловых партнеров? – всплеснул руками гном и повернулся к своему воинству. – Капитан, прикажите своим брисингам освободить проход нашим гостям. И подайте мою персональную дрезину! – А затем посмотрел на Эйтри: – Что скажешь, мастер?
– То, что надо, – пророкотал гном. – Прямо сейчас займусь подготовкой. Конечно, мы такую работу еще не делали, и с инструментом в мастерской туго, но братец Брокки быстренько подгонит то, что есть.
– Но ведь Локи требовал волосы из золота, – как-то неуверенно проговорил Стурл.
– А это чем не золото? – ухмыльнулся Эйтри. – Из асов в драгметаллах разбираются от силы два-три бога. Остальные даже не знают, где пробу на изделии искать. Но вы не волнуйтесь! Мы с Брокком вплетем куда надо несколько золотых нитей, да встроим прямо в парик золотую диадему с брюликами. А больше этим волосам ничего и не нужно. Сив и так одуреет от счастья, когда сможет такую красоту на свою плешивую голову нацепить.
– Ну что же, вверяю все в твои руки, Эйтри. Только смотри, потом на брата не коси. Завалишь работу, будешь сам за все отвечать, – пригрозил Стурл и повернулся к нам с улыбкой на своей мерзкой роже. – Прошу, гости дорогие. Нас ждет почетный прием и небольшой ужин на сотню персон…
Дальше мы передвигались с ветерком. Стурлу подали персональную дрезину, и он жестом радушного хозяина пригласил всех занять места в эксклюзивной железнодорожной колымаге. Скамейки в дрезине располагались буквой «п». Судя по ее размерам, механическая телега могла бы легко вместить штук десять карликов, однако люди расселись в ней с трудом.
На корме, естественно, уселись предводители дворянства – Сеня с Ингвиной. Кстати, девушка взирала на эту примитивную повозку с некой долей испуга и благоговения в остававшихся ледяными глазах. Попов с Жомовым сели по бокам от молодых. Причем, поскольку Андрюша оказался рядом с Рабиновичем и пристроил у себя в ногах ходячую газовую скважину, еще не выпустившую все пары после сытного обеда, мне пришлось выбрать из двух зол меньшее и перебраться поближе к Ване, получив удовольствие нюхать перегар.
Стурл и Эйтри поместились на оставшихся частях скамеек. Причем если начальник еще пытался поддерживать светскую беседу, выступая в качестве экскурсовода, то мастер просто не мог отвести от Горыныча глаза. Ох, скажу я вам, как мне не понравился этот взгляд! Было в нем что-то хищническое. Точь-в-точь как у моего Сени на ипподроме, когда один из подпольных букмекеров оказался вынужденным сказать ему кличку лошади, которая выиграет очередной забег.
Впрочем, мастера париков очень скоро с дрезины ссадили, видимо, отправив в мастерскую, и у меня отлегло от сердца. Больше ничего не мешало мне наблюдать открывающиеся вокруг пейзажи, и только тогда я понял, отчего спелеологов так сильно тянет в подземелья. В Свартальхейме было по-настоящему красиво. Мало того, что сама природа из хитросплетений сталактитов и сталагмитов создавала истинные архитектурные шедевры, так еще и карлики оказались прекрасными мастерами.
Похоже, они на самом деле страшно любили горы и все, что с ними связано. Брисинги, как могли, украсили свою страну. Причем действовали столь мастерски, что во многих местах было очень трудно разобраться, что творила природа, а что создавали они. Честное слово, пока мы ехали до пещер, отведенных под жилье Стурлу, я даже и думать забыл о том, что мы находимся невообразимо далеко от дома и какая страшная участь уготована этой красоте, если мы вовремя не успеем вернуться.
После дороги моим ментам выделили отдельные комнаты с самыми настоящими бассейнами, в которые невесть каким способом, видимо, прямо из гейзеров, подавалась горячая вода. Именно поэтому я ничуть не стал возражать, когда Сеня позвал меня купаться. А после принятия водных процедур мы все вместе собрались в банкетном зале.
Пир у гномов проходил чинно и размеренно, мало напоминая собой удалое разгулье Митгарда. Каждый из присутствующих сидел в строго отведенном месте, говорил вполголоса и старался не пялиться на необычных гостей. К тому же, к моей вящей радости, сначала подали закуску и лишь потом – выпивку. Однако тут моему наслаждению, получаемому от поглощения отменного жаркого, и конец пришел. Стурл, подняв серебряный бокал, предложил первый тост за успех во всех начинаниях своих гостей, то бишь нас. Не поддержать такой спич было бы грешно, и менты, встав вместе со всеми со скамеек, пригубили бокалы…
– Я не понял, – тут же завопил Ваня, выплевывая изо рта жидкость обратно. – Это что за херня такая?
– Березовый сок, – удивленно пожал плечами Стурл. – Полезный напиток. Но, если не нравится, могу предложить кленовый или минеральную воду.
– Ты что, охренел, бык? – совершенно искренне возмутился Жомов. – А где водка? Или ваша брага на крайний случай?
– Извините, уважаемые странники, но у нас с воскресенья по пятницу сухой закон, – усмехнулся гном. – Рабочая неделя все-таки. Всем, даже мне, следует воздерживаться от алкоголя.
– Вот это шуточки! – Ваня удивленными глазами обвел «пирующих». – Сочувствую я вам, ребята. – А затем посмотрел на друзей. – Как хотите, мужики, но я здесь не останусь. Кощунство это – успех соком обмывать! Короче, берем закуску и идем ко мне. У меня там еще два полных бурдюка с медовухой стоят.
– Я не понял! – теперь пришла Сенина очередь возмущаться. – А где третий?..
И, похватав со стола закуску, причем Андрюша – сразу в обе руки, трое ментов, а следом за ними и Ингвина, демонстративно покинули окончательно притихшее собрание, тем самым лишив меня возможности доесть аппетитный кусок, кота им всем троим на поповскую лысину!..
Глава 4
– Не, мужики, не нравится мне у гномов, – заявил Ваня Жомов, ковыряя заусенцы на корявых пальцах. – Мутно тут все как-то. Как в казарме первые полгода. Валить отсюда надо, да побыстрей.
– Да, порядочки у них тут еще те, – с тяжелым вздохом согласился с ним Попов. – По звонку просыпайся, по звонку ложись. Жрать, опять же, строго в определенное время дают. И ведь не учитывают, гады, что организм у людей по-разному устроен.
– Ой, да перестаньте вы плакаться! – махнул рукой на обоих жалобщиков Сеня Рабинович. – Один день в Свартальхейме всего-то и побыли. Сегодня уже и уйдем отсюда. Так что, потерпите. Тем более что тебе, Ваня, давно пора к какому-нибудь порядку приучиться. Да и кабану этому небольшая диета только на пользу пойдет.
– Да пошел ты!.. – одновременно указали Рабиновичу маршрут Попов с Жомовым и, переглянувшись, заржали, как лошади перед забегом.
Четверо пилигримов сидели в комнате Рабиновича, заняв седалищами все доступные возвышенности. Сеня с Ингвиной расположились на кровати, Попов занял единственный в помещении табурет, а Ваня взгромоздился прямо на стол. Горыныч сверкал шестью глазами из полутемного угла, заваленного дорожными мешками, а мне только и оставалось, что бесцельно шляться по комнате, удивляясь, почему в подземельях не водятся блохи, и мечтая по возвращении домой заставить Сеню переселиться куда-нибудь поближе к слою магмы.
На лицах присутствующих на незапланированном совещании не наблюдалось ни малейшего следа вчерашней попойки. Да, собственно говоря, то, что происходило вечером, попойкой язык не поворачивался назвать. Два бурдюка с медовухой оказались слишком маленькой дозой для трех бездонных глоток. Для трех потому, что Ингвина была в трауре по волосам и пить отказалась! Да к тому же и настроения для нормального отдыха подходящего не было, поскольку проклятые гномы своим сухим законом обломали друзьям весь кайф. В общем, выпить-то вчера менты выпили все, но впервые за много лет не пошли разыскивать, чем «догнаться», а понуро разошлись спать. О каком уж тут похмелье говорить!
А утром всех ждал сюрприз. Оказалось, что подъемы в Свартальхейме устраивает местный аналог коменданта общежития или армейского старшины. Привыкший к установленным порядкам и совсем не ожидавший подвоха, трезвоня огромным для своего роста колоколом, он спокойно тащился по коридору, поднимая трудолюбивых гномов на работу. Нельзя сказать, что менты трудиться не любили. Может быть, любовь к работе и теплилась где-то в их многострадальных от общения со всевозможными преступными элементами душах, но они о ней не знали ничего. Просто им об этом чувстве еще никто не говорил.
Гном с колокольчиком оказался первым существом, попытавшимся объяснить доблестным российским служителям правопорядка, что такое работа. И нет вины этого бедолаги в том, что он не знал народной пословицы, согласно которой первый блин всегда бывает комом. Но вот с гномом вышло некоторое несоответствие вековой мудрости. Первым «блин» сказал Жомов, а комом стал диверсант с колокольчиком, которого Ваня, следуя старой привычке выключать будильник, просто запулил в стенку коридора. После чего в коридоре наступила гробовая тишина, и оставшаяся часть обитателей гномьего общежития проспала на работу.
Впрочем, ментам поспать так и не удалось. Пришедший в себя ходячий будильник тут же побежал жаловаться непосредственному начальнику о беспрецедентном случае саботажа на вверенной территории. Начальник, толком не разобравшись, о ком идет речь, послал для усмирения недовольных побудкой целый отряд местных пионерских горнистов в легких кольчугах, простеньких шлемах и с деревянными дубинками в руках. Жомова они разбудили. Естественно, на свою голову. И буквально через несколько секунд один за другим вылетели из комнаты, растеряв по дороге шлемы с дубинками и перебудив звяканьем кольчуг о стену всю еще спящую часть общаги.
После такого тарарама никто из ментов заснуть уже не мог. Поорали немного на Жомова, не давшего поспать, порычали на Стурла, пришедшего извиняться за поведение орды будильников, обругали снующих мимо гномов, прикрикнули друг на друга просто так, в качестве разминки, и разошлись по комнатам, чтобы одеться к завтраку. Ну а после принятия пищи собрались в комнате у Рабиновича, ожидая прибытия Стурла на дрезине. Тот не заставил себя долго ждать.
– Благородные странники и героическая воительница, – слащаво улыбаясь, проговорил гном, входя в комнату к ментам. – Мне было бы горько и стыдно, если бы вы, побывав в Свартальхейме, не посмотрели нашу бесподобную мастерскую и братьев Ивальди за работой. К тому же я хочу продемонстрировать вам абсолютное оружие, ради доставки которого в Асгард пожертвовала вчера своими волосами прекрасная Ингвина.
– Попрошу не путать, добрый гном, – грозно проговорила воительница и потрясла пальцем перед носом у Стурла. – Я пожертвовала волосами ради спасения чести Сив и Тора, а не из-за какого-то там вашего оружия.
– Хорошо-хорошо. Пусть будет так, – торопливо согласился гном, уже успевший понять, что с этой девицей лучше не спорить. – И все-таки давайте для начала проследуем в мастерскую.
Собственно говоря, смотреть на примитивные тисочки, верстачочки и наковаленки гномов не хотел никто. Однако Сеня Рабинович настоял на экскурсии, поскольку не хотел обижать одного из правителей Свартальхейма, так страстно стремившегося удивить гостей передовой технологией в области гномьих вооружений. На Сеню поворчали, но с вынужденной экскурсией пришлось смириться. Впрочем, довольно скоро все до единого позабыли о своем нежелании посетить мастерскую.
– Эйтри, поди-ка сюда! – проорал Стурл куда-то в глубь мастерской, стоило только экскурсантам переступить порог. – У нас гости.
Вчерашний мастер в тех же самых рукавицах и фартуке, будто и не снимал их на ночь, предстал пред ясные очи своего начальства вкупе с экскурсантами. Хмуро теребя себя за куцую бороденку, он поинтересовался: чего его светлости угодно?
– Будь добр, принеси сюда, пожалуйста, Гунгнир и волосы для Сив, – крайне вежливо попросил мастера Стурл, отчего его подчиненного просто-напросто перекосило, как чугун на переплавке. – И поживее!
Эйтри развернулся и крайне неторопливым шагом отправился туда же, откуда пришел. Отсутствовал он каких-то пару минут, а потом возвратился назад, неся в одной заскорузлой руке, с которой рукавицу все-таки снял, парик из волос воительницы, а в другой – какую-то жердину, отливающую странным синеватым металлическим блеском.
Менты с видом настоящих ценителей кустарного искусства осмотрели демонстрационные вещи. Парик для Сив и в самом деле выглядел великолепно. Волосы были прекрасно уложены и, украшенные золотыми нитями и сверкающей диадемой, казалось, выглядели даже великолепнее, чем на голове у недавней хозяйки. Впрочем, Ингвину этот отрезанный ломоть теперь волновал мало. Она уже принесла свою жертву богам и больше о ней вспоминать не хотела. Куда больше воительницу заинтересовала та железяка, что притащил к гостям Эйтри.
При ближайшем рассмотрении железяка оказалась довольно искусно сделанным копьем. Она казалась отлитой из цельного куска металла и должна была бы весить килограммов пятьдесят, если не больше. Именно поэтому Ваня Жомов удивленно вытаращил глаза, когда увидел, с какой легкостью Ингвина примеряет его к своей руке. Стурл перехватил этот взгляд, как бродячий пес кусок дармовой колбасы.
– Удивляетесь? Попробуйте сами, благородный Жомовсен, – улыбнулся коротышка и, когда Ваня ощутил в руках фантастически невесомый вес копья, пояснил: – Это мифрил. Металл, нужно сказать, как исключительной красоты, ковкости и твердости, так и несравненной легкости. Стоит он, конечно, бешеных денег, но в качестве подарка асу подойдет лучше всего. Пойдемте. Опробуете копье на нашем полигоне.
Полигон гномов оказался просто еще одним тоннелем в скале, только, в отличие от остальных, основательно загаженным. Пол в этом коридоре устилали каменные обломки и остатки боевой амуниции. На стенах красовались черные пятна сажи от обильных пожаров, а в дальнем конце стояло несколько манекенов. Стурл предложил Жомову бросить копье в одну из мишеней, что Ваня и сделал с огромным удовольствием. Шутка ли?! Когда еще обычному сотруднику милиции удастся подержать в руке копье, предназначенное для самого верховного бога!
Ваня бросил Гунгнир несколько раз. И хотя в мишень попал лишь однажды, результатом оказался вполне доволен. Поскольку легонькое копье, по весу едва ли превышавшее алюминиевую лыжную палку, пробило навылет прочный стальной доспех и так сильно застряло в каменной стене, что Ивану едва удалось вызволить его оттуда. Затем оружие опробовала Ингвина. Попадать в мишени у нее получалось чаще, хотя и не с таким ошеломляющим результатом. Однако и она промазала пару раз. Сеня презрительно фыркнул.
– Это и есть ваше абсолютное оружие? – язвительно поинтересовался он. – Или это только преддверие развлечений?
– Да, порядочки у них тут еще те, – с тяжелым вздохом согласился с ним Попов. – По звонку просыпайся, по звонку ложись. Жрать, опять же, строго в определенное время дают. И ведь не учитывают, гады, что организм у людей по-разному устроен.
– Ой, да перестаньте вы плакаться! – махнул рукой на обоих жалобщиков Сеня Рабинович. – Один день в Свартальхейме всего-то и побыли. Сегодня уже и уйдем отсюда. Так что, потерпите. Тем более что тебе, Ваня, давно пора к какому-нибудь порядку приучиться. Да и кабану этому небольшая диета только на пользу пойдет.
– Да пошел ты!.. – одновременно указали Рабиновичу маршрут Попов с Жомовым и, переглянувшись, заржали, как лошади перед забегом.
Четверо пилигримов сидели в комнате Рабиновича, заняв седалищами все доступные возвышенности. Сеня с Ингвиной расположились на кровати, Попов занял единственный в помещении табурет, а Ваня взгромоздился прямо на стол. Горыныч сверкал шестью глазами из полутемного угла, заваленного дорожными мешками, а мне только и оставалось, что бесцельно шляться по комнате, удивляясь, почему в подземельях не водятся блохи, и мечтая по возвращении домой заставить Сеню переселиться куда-нибудь поближе к слою магмы.
На лицах присутствующих на незапланированном совещании не наблюдалось ни малейшего следа вчерашней попойки. Да, собственно говоря, то, что происходило вечером, попойкой язык не поворачивался назвать. Два бурдюка с медовухой оказались слишком маленькой дозой для трех бездонных глоток. Для трех потому, что Ингвина была в трауре по волосам и пить отказалась! Да к тому же и настроения для нормального отдыха подходящего не было, поскольку проклятые гномы своим сухим законом обломали друзьям весь кайф. В общем, выпить-то вчера менты выпили все, но впервые за много лет не пошли разыскивать, чем «догнаться», а понуро разошлись спать. О каком уж тут похмелье говорить!
А утром всех ждал сюрприз. Оказалось, что подъемы в Свартальхейме устраивает местный аналог коменданта общежития или армейского старшины. Привыкший к установленным порядкам и совсем не ожидавший подвоха, трезвоня огромным для своего роста колоколом, он спокойно тащился по коридору, поднимая трудолюбивых гномов на работу. Нельзя сказать, что менты трудиться не любили. Может быть, любовь к работе и теплилась где-то в их многострадальных от общения со всевозможными преступными элементами душах, но они о ней не знали ничего. Просто им об этом чувстве еще никто не говорил.
Гном с колокольчиком оказался первым существом, попытавшимся объяснить доблестным российским служителям правопорядка, что такое работа. И нет вины этого бедолаги в том, что он не знал народной пословицы, согласно которой первый блин всегда бывает комом. Но вот с гномом вышло некоторое несоответствие вековой мудрости. Первым «блин» сказал Жомов, а комом стал диверсант с колокольчиком, которого Ваня, следуя старой привычке выключать будильник, просто запулил в стенку коридора. После чего в коридоре наступила гробовая тишина, и оставшаяся часть обитателей гномьего общежития проспала на работу.
Впрочем, ментам поспать так и не удалось. Пришедший в себя ходячий будильник тут же побежал жаловаться непосредственному начальнику о беспрецедентном случае саботажа на вверенной территории. Начальник, толком не разобравшись, о ком идет речь, послал для усмирения недовольных побудкой целый отряд местных пионерских горнистов в легких кольчугах, простеньких шлемах и с деревянными дубинками в руках. Жомова они разбудили. Естественно, на свою голову. И буквально через несколько секунд один за другим вылетели из комнаты, растеряв по дороге шлемы с дубинками и перебудив звяканьем кольчуг о стену всю еще спящую часть общаги.
После такого тарарама никто из ментов заснуть уже не мог. Поорали немного на Жомова, не давшего поспать, порычали на Стурла, пришедшего извиняться за поведение орды будильников, обругали снующих мимо гномов, прикрикнули друг на друга просто так, в качестве разминки, и разошлись по комнатам, чтобы одеться к завтраку. Ну а после принятия пищи собрались в комнате у Рабиновича, ожидая прибытия Стурла на дрезине. Тот не заставил себя долго ждать.
– Благородные странники и героическая воительница, – слащаво улыбаясь, проговорил гном, входя в комнату к ментам. – Мне было бы горько и стыдно, если бы вы, побывав в Свартальхейме, не посмотрели нашу бесподобную мастерскую и братьев Ивальди за работой. К тому же я хочу продемонстрировать вам абсолютное оружие, ради доставки которого в Асгард пожертвовала вчера своими волосами прекрасная Ингвина.
– Попрошу не путать, добрый гном, – грозно проговорила воительница и потрясла пальцем перед носом у Стурла. – Я пожертвовала волосами ради спасения чести Сив и Тора, а не из-за какого-то там вашего оружия.
– Хорошо-хорошо. Пусть будет так, – торопливо согласился гном, уже успевший понять, что с этой девицей лучше не спорить. – И все-таки давайте для начала проследуем в мастерскую.
Собственно говоря, смотреть на примитивные тисочки, верстачочки и наковаленки гномов не хотел никто. Однако Сеня Рабинович настоял на экскурсии, поскольку не хотел обижать одного из правителей Свартальхейма, так страстно стремившегося удивить гостей передовой технологией в области гномьих вооружений. На Сеню поворчали, но с вынужденной экскурсией пришлось смириться. Впрочем, довольно скоро все до единого позабыли о своем нежелании посетить мастерскую.
– Эйтри, поди-ка сюда! – проорал Стурл куда-то в глубь мастерской, стоило только экскурсантам переступить порог. – У нас гости.
Вчерашний мастер в тех же самых рукавицах и фартуке, будто и не снимал их на ночь, предстал пред ясные очи своего начальства вкупе с экскурсантами. Хмуро теребя себя за куцую бороденку, он поинтересовался: чего его светлости угодно?
– Будь добр, принеси сюда, пожалуйста, Гунгнир и волосы для Сив, – крайне вежливо попросил мастера Стурл, отчего его подчиненного просто-напросто перекосило, как чугун на переплавке. – И поживее!
Эйтри развернулся и крайне неторопливым шагом отправился туда же, откуда пришел. Отсутствовал он каких-то пару минут, а потом возвратился назад, неся в одной заскорузлой руке, с которой рукавицу все-таки снял, парик из волос воительницы, а в другой – какую-то жердину, отливающую странным синеватым металлическим блеском.
Менты с видом настоящих ценителей кустарного искусства осмотрели демонстрационные вещи. Парик для Сив и в самом деле выглядел великолепно. Волосы были прекрасно уложены и, украшенные золотыми нитями и сверкающей диадемой, казалось, выглядели даже великолепнее, чем на голове у недавней хозяйки. Впрочем, Ингвину этот отрезанный ломоть теперь волновал мало. Она уже принесла свою жертву богам и больше о ней вспоминать не хотела. Куда больше воительницу заинтересовала та железяка, что притащил к гостям Эйтри.
При ближайшем рассмотрении железяка оказалась довольно искусно сделанным копьем. Она казалась отлитой из цельного куска металла и должна была бы весить килограммов пятьдесят, если не больше. Именно поэтому Ваня Жомов удивленно вытаращил глаза, когда увидел, с какой легкостью Ингвина примеряет его к своей руке. Стурл перехватил этот взгляд, как бродячий пес кусок дармовой колбасы.
– Удивляетесь? Попробуйте сами, благородный Жомовсен, – улыбнулся коротышка и, когда Ваня ощутил в руках фантастически невесомый вес копья, пояснил: – Это мифрил. Металл, нужно сказать, как исключительной красоты, ковкости и твердости, так и несравненной легкости. Стоит он, конечно, бешеных денег, но в качестве подарка асу подойдет лучше всего. Пойдемте. Опробуете копье на нашем полигоне.
Полигон гномов оказался просто еще одним тоннелем в скале, только, в отличие от остальных, основательно загаженным. Пол в этом коридоре устилали каменные обломки и остатки боевой амуниции. На стенах красовались черные пятна сажи от обильных пожаров, а в дальнем конце стояло несколько манекенов. Стурл предложил Жомову бросить копье в одну из мишеней, что Ваня и сделал с огромным удовольствием. Шутка ли?! Когда еще обычному сотруднику милиции удастся подержать в руке копье, предназначенное для самого верховного бога!
Ваня бросил Гунгнир несколько раз. И хотя в мишень попал лишь однажды, результатом оказался вполне доволен. Поскольку легонькое копье, по весу едва ли превышавшее алюминиевую лыжную палку, пробило навылет прочный стальной доспех и так сильно застряло в каменной стене, что Ивану едва удалось вызволить его оттуда. Затем оружие опробовала Ингвина. Попадать в мишени у нее получалось чаще, хотя и не с таким ошеломляющим результатом. Однако и она промазала пару раз. Сеня презрительно фыркнул.
– Это и есть ваше абсолютное оружие? – язвительно поинтересовался он. – Или это только преддверие развлечений?