Сеня с Ингвиной замыкали процессию. Девица с восторженно-удивленным выражением лица постоянно глазела по сторонам и только выбранная раз и навсегда роль бравой воительницы не позволяла ей благоговейно вскрикивать от красот окрестного пейзажа. Рабиновича меньше всего интересовала флора Асгарда. Все свое внимание он сосредоточил на эльфе, до сих пор отказывающемся подавать признаки жизни. Попыток привести маленького наглеца в чувство Рабинович не предпринимал, поскольку никак не мог сообразить, как сделать этому недомерку искусственное дыхание.
   У Рабиновича была масса вопросов к эльфу. Сеня прекрасно помнил, что каждое предыдущее появление этого существа предвещало очередные неприятности на пути его друзей. Сене, ясное дело, хотелось узнать, какая еще гадость им приготовлена в ближайшем будущем. И все-таки больше всего Рабиновича интересовало другое. Он и сам себе не мог объяснить, отчего его так волнует будущее этого мира в целом и миниатюрной Ингвины в частности.
   От одной только мысли о том, что эта хрупкая девушка будет вынуждена во время Рогнарек сражаться с огромными волосатыми етунами или с кем-то еще более «приятным» в общении, Рабиновича бросало в дрожь. Он хотел выведать у эльфа, есть ли способ предотвратить Последнюю Битву, и поэтому не спускал с него глаз, боясь, что маленький дебошир, очнувшись, исчезнет так же неожиданно, как и появился.
   От непомерных усилий следить одновременно за дорогой и за собственной фуражкой с бесценным содержимым, Сеня едва не окосел и начал так часто спотыкаться, что даже невозмутимый Жомов обернулся и настороженно понюхал воздух. Ване пригрезилось, будто Рабинович втихаря прикладывается к емкости с алкоголем, что, ввиду его же запрета на пьянство, выглядело бы настоящей подлостью и требовало бы немедленного наказания. В воздухе пойлом брисингов и не пахло, поэтому Жомов недоуменно пожал плечами и спокойно продолжил свой путь.
   Несколько раз Сене казалось, что у его временного подопечного, погребенного в глубине милицейской фуражки, трепетали ресницы. Рабинович тут же останавливался, всматриваясь в маленькое личико эльфа, но тот по-прежнему оставался недвижимым. Сеня принимал привидевшееся подрагивание ресниц за игру света и спокойно продолжал свой путь. Может быть, Рабинович так бы и донес эльфа в фуражке до Гласира, если бы однажды, во время очередной потери равновесия, не заметил, как маленький хитрец, не открывая глаз, попытался ручонками зацепиться за край фуражки и этим предотвратить падение на пыльную дорогу.
   – Та-ак, блин. Носильщика себе нашел? – Сеня резко остановился. – А ну-ка выбирайся наружу, пока я тебе крылья не оторвал.
   – Я те оторву, урод длинноносый, – пискнул эльф и, легко выпорхнув из фуражки, завис прямо перед глазами Рабиновича. – Сейчас не тридцать седьмой год, чтобы беспределы устраивать. Я на тебя мигом управу найду. С работы вылетишь без выходного пособия. Кстати, я, между прочим, не просил тебя тащить меня куда-то в своей вонючей фуражке. Голову сначала мыть нужно, прежде чем этот дурацкий чепчик для перевозки эльфов использовать.
   – А ты не оборзел? – несказанно удивился Сеня. Попов и Жомов, заинтересованные происходящим, остановили ретивых гномов и подошли поближе. – Тебя, между прочим, от смерти спасли…
   – Спасли?! – визгливо завопил эльф. – Значит, теперь контузия и последующий арест без оказания первой помощи у вас спасением называется? – И, увидев приближающегося Попова, завизжал еще громче: – Уберите от меня этого крикливого кабана! Уберите подальше, а то хуже будет.
   – Вот сейчас тебе точно хуже будет, – злорадно пообещал Андрюша и набрал полные легкие воздуха.
   – Попов, только посмей мне заорать тут! – предостерег друга Сеня и на всякий пожарный пригнулся. – Рявкнешь еще раз, и я тебе твою же куртку целиком в пасть засуну.
   – Да пошли вы все, – обиделся Андрей и, отобрав у Жомова мешок с провизией, принялся его развязывать. – Как хотите, а у меня привал.
   – Благородный Робинсен, – вступила в разговор уступившая любопытству Ингвина. – Может быть, объяснишь все же, что это за существо?
   – Девочка, иди-ка лучше ромашки собирай! – рявкнул на нее эльф. – Нечего в мужские разговоры встревать.
   – А ну-ка повежливее с девушкой, – с угрозой в голосе проговорил Рабинович и невольно схватился за верную дубинку.
   – Ах, ты так? Лучшего друга на какую-то девку променял? – изумился эльф и врезал по носу оторопевшего от такого заявления Сеню. – Все, ухожу в монастырь. Уж лучше в келье сидеть на хлебе с водой, чем с такими козлами общаться!..
   Хло-оп! Хло-оп! Хлоп.
   И ничего не произошло. Эльф как висел в воздухе перед носом удивленного Рабиновича, так там и остался. Маленький нахал усиленно махал крыльями и руками одновременно, его сморщенное личико покраснело от натуги, а вдоль всего тела пробегали радужные сполохи, но это ничего не меняло. Эльф удивленно посмотрел по сторонам, а затем, хлопнув себя по лбу, уселся на ближайшую ветку. Рабинович задорно расхохотался.
   – Уволили все-таки? – весело поинтересовался он.
   – Кого? Меня?! – возмущенно завопил эльф и тут же сник. – Не уволили, а временно отстранили от работы. Ясно? В отпуске я. За свой счет.
   – А чего сюда приперся? – сердито спросил Попов. – Тебе что, курорт тут? Без тебя, думаешь, идиотов в округе не хватает?
   – Нет, не думаю. С идиотами тут явный перебор, – язвительно ответил крылатый хам. – Ты один десяток заменить можешь.
   Возмущенный Андрюша собрался было рявкнуть на наглеца во всю мощь своих богатырских легких, но, на свое счастье, вовремя вспомнил предостережение Рабиновича. Опасливо посмотрев на Сеню, Попов вмиг представил, как кинолог запихивает ему в рот куртку вместо бараньей грудинки, и зябко передернулся. Горестно вздохнув, Андрюша с грустью осмотрел остаток свиного окорока в правой руке и, поморщившись, запустил им в наглого эльфа. Тот легко увернулся и показал Попову язык.
   – Что, промазал, каннибал свинорылый? – хихикнул он и переместился поближе к Жомову. – Попробуй еще раз. Может, снова, как в Англии, в эту жердь перекачанную попадешь.
   – Все! Заткнулись все. Тихо! – гаркнул Рабинович, и вокруг наступила абсолютная тишина.
   Причем замолчали не только эльф с Поповым, но вся окрестная живность. Кукушка подавилась на полуслове, огласив лес предсмертным криком раздавленного помидора, дятел воткнулся головой в дерево, не решаясь выдернуть ее обратно, лягушка в ближайшей луже застыла с открытой пастью и, пуская слюни на бородавчатую грудь, не спускала взгляда с зависшего в воздухе комара, а окрестные кузнечики вцепились жвалами в лапки, не давая им возможностей добраться до надкрыльев. И лишь листья на деревьях проигнорировали приказ Рабиновича, нагло продолжая шелестеть. Сеня смущенно прокашлялся.
   – Я не вам, – махнул он руками в сторону леса, и фауна облегченно продолжила свой концерт.
   – Вот так-то лучше, – удовлетворенно кивнул головой Сеня и скомандовал: – Привал. Сейчас отдохнем и спокойно во всем разберемся.
   Против короткой остановки почти никто не возражал. Попов, и так не собиравшийся двигаться дальше, уселся под деревом на приличной дистанции от эльфа и принялся доедать копченую свинину. Жомов, подозрительно покосившись на непривычно чистую траву, осторожно улегся рядом. Ингвина, презрительно покосившись на мужчин, пожала плечами и прислонилась к стволу ясеня. И лишь только братишки Ивальди недовольно поворчали, дескать, не в кайф им на солнце лишнее время торчать, но все же присели отдохнуть, спрятавшись поглубже в тень. А Рабинович поманил к себе эльфа.
   – Давай-ка прекращай борзеть и рассказывай все по порядку, – не терпящим возражений тоном приказал он. – Кстати, тебя как зовут-то?
   – Типично ментовские замашки. Сначала испортят весь праздник, а потом только документы спрашивают, – буркнул эльф, опускаясь на один из мешков. – Лориэль меня зовут.
   – А сокращенно как? – фыркнул Рабинович. – Лори или Элли?
   – Без сокращений! – взвизгнул мухоподобный буян. – И так уже сокращать нечего. По корень все, на хрен, сократили!..
   – Ладно-ладно. Не вопи, – примирительно поднял руки вверх Сеня. – Лориэль так Лориэль. А теперь давай все выкладывай. Только по порядку.
   Эльф, видимо, с трудом привыкавший к новой для себя роли отпускника, поначалу хорохорился и огрызался в ответ на вопросы Рабиновича. Но отвязаться от Сени было не так-то просто, и маленькому ворчуну пришлось многое рассказать.
   По словам Лориэля, цивилизация эльфов была одной из древнейших среди множества разумных существ параллельных миров. Горыныч, правда, попытался это опротестовать, но слушать его доводы никто не стал. Более того, Рабинович приказал Ахтармерзу заткнуться, и обиженная керосинка, пофыркивая мелкими язычками пламени, отправилась составить компанию эльфоненавистнику Попову.
   А Лориэль тем временем продолжал расписывать красоты цивилизации эльфов и особо заострил внимание на средней продолжительности жизни своего народа. Сеня даже присвистнул от удивления, когда услышал, что любой эльф может прожить более двух тысяч лет. Как они добились такого долголетия, Лориэль рассказывать не стал, да никого особо это и не интересовало. Может быть, у них генетика такая! Лишь одна Ингвина презрительно фыркнула на эту статистику.
   – Подумаешь, две тысячи лет, – проговорила она. – Наш Один и вовсе бессмертен.
   – Ваш Один – лох по сравнению с Обероном! – обиделся на ее пренебрежение к выдающимся достижениям своего народа эльф. – Он бандит, узурпатор и вообще, можно сказать, он с брательниками своего деда прибил.
   – Ингвиночка, успокойся, – Рабинович с трепетом положил руку на плечо воительнице, приготовившейся покарать маленького еретика за святотатство. – Никто не спорит. Один, конечно, самый лучший. – Сеня повернулся к Лориэлю: – А тебе за тысячу лет поумнеть давно пора! Рассказывай дальше и не ерепенься.
   Эльф недовольно покосился на пылающую праведным гневом девицу и продолжил рассказ. По его словам, эльфы давным-давно следили за развитием жизни во многих мирах. Они установили, что любые действия в одной вселенной находят отражение и в ближайшем к ней мире. А сильнейшие потрясения и вовсе расходятся по вселенным, как круги от камня на поверхности воды, вызывая во многих мирах настоящие катаклизмы. Едва не погибнув однажды от подобной цепной реакции (кстати, Лориэль сказал, что на земле в это время вымерли динозавры!), эльфы научились частично предсказывать глобальные катаклизмы параллельных миров и выработали способы их предотвращения.
   Одним из таких способов была Служба Предупреждения Инертного Диссонанса (сокращенно СПИД!), сотрудником которой и являлся Лориэль. В обязанности спидеров входило вмешательство в действия существ иных вселенных путем божественных откровений, вещих снов, святых знамений и прочей ерунды, дабы убедить ключевых лиц отказаться от тех или иных поступков, грозящих их миру сильнейшим катаклизмом. Решения о подобных вмешательствах принимал лично Оберон, поскольку, судя по всему, ему просто нечем было больше заняться.
   – Так, значит, ты просто посыльный, – усмехнулся Рабинович. – А я-то думал, ты хоть что-нибудь значишь. Колдовать, например, умеешь. Ингвина вон и вовсе считала эльфов красавцами и великанами.
   – Не посыльный, а старший дипкурьер. А красавцы и великаны у нас в других ведомствах, – обиженно буркнул эльф. – Первые в Главном Отделе Пропаганды (гопники, соответственно), а вторые – в Отрядах Местного Оперативного Наезда (ОМОН). И для волшебства есть особое подразделение. Феи Служат Быдлу называется (ФСБ, естественно). Но фээсбэшники редко в ваши дела вмешиваются. Во-первых, земная вселенная для колдовства мало приспособлена. А во-вторых, вы от волшебства только сатанеете. Единственную успешную операцию ФСБ смог только с Синдереллой, или Золушкой по-вашему, провести. И то потому, что она дура набитая оказалась, и ни о чем другом, кроме как выскочить замуж за богатенького буратино, не мечтала. – Эльф возбужденно принялся расхаживать взад-вперед по фуражке Рабиновича. – А принц, между прочим, если бы на Золушку не клюнул, самую крупную войну за всю историю Земли мог развязать и в крови потопить ослабленную набегами Чингисхана цивилизацию славян. И тогда пара десятков параллельных миров тазиком бы накрылась. Я тоже в той операции участие принимал. Медаль получил, между прочим. «Трехсоттысячелетие СПИДа» называется. Да и сейчас вот снова с вами вожусь. Из-за ваших дурацких выходок Россия может с лица Земли исчезнуть. А уж тогда экспансию Америки точно ни один Китай не остановит.
   – Вот, блин, и тут политика! – неожиданно возмутился Жомов. – Мужики, может, лучше об оружии поговорите или о бабах, на крайний случай?
   – Не мешай, Ваня, умным разговорам, – отмахнулся от него Рабинович и посмотрел на эльфа. – Что же получается? Раз тебя от работы отстранили, с нами теперь другой курьер общаться будет? Или нас вовсе другому ведомству передадут?
   – Никто с вами общаться не будет, и никому вас не передадут, – недовольно буркнул Лориэль. – Служба Экономически Конструктивных Ситуаций просчитала, что дешевле позволить вам вернуться домой самостоятельно.
   – Это как? – насторожился Сеня, благодаря беседе с Ахтармерзом в доме Хрюмира уже догадывающийся, о чем пойдет речь.
   – Ваше присутствие в этом мире приблизило Рогнарек, – мрачно проговорил эльф. – Через каких-то пару дней етуны начнут войну, и от всей вселенной викингов ни хрена не останется. Вы тоже погибните, но по закону сохранения баланса параллельных миров реинкарнируетесь у себя дома как раз перед встречей с Мерлином и ничего не будете помнить. А там вас уже будут ждать и предотвратят новый контакт…
   – Подожди, – остановил его Рабинович. – Как же Оберон решил допустить гибель целого мира, когда ты сам говорил, что это вызовет целую волну катаклизмов в параллельных вселенных. Не проще ли нас вернуть домой, чем разгребать потом последствия катастрофы?
   – К этим последствиям уже приготовились, – фыркнул Лориэль. – Воздействовать на ваши перемещения мы непосредственно не можем, а вас самих посчитали безнадежными. То есть ни при каких обстоятельствах не способными вернуться самостоятельно домой. И меня выставили одним из виновников этой ситуации.
   – Так вот почему ты тут, – в гробовой тишине проговорил Сеня. – В ссылку отправлен.
   – Никуда я не сослан, идиоты! – заверещал эльф. – Я пытаюсь помочь вам вернуться назад и доказать, что придурки из СЭКСа ошиблись в своих прогнозах! К тому же есть двухпроцентная вероятность того, что канал вашей астральной связи с собственной вселенной уже закрыт и вы теперь не имеете к ней никакого отношения. Тогда вы погибнете здесь окончательно, и Земля претерпит глобальные изменения. А после этого меня сделают козлом отпущения и приговорят к разложению в ядерном реакторе. Так что вам придется выпутываться, а я помогу. Чем смогу.
   – Значит, до времени Рогнарек осталось два дня? – задумчиво проговорил Рабинович и вдруг заорал: – Чего сидите? Подъем! Все бегом к Одину!..

Глава 2

   Гласир встретил путешественников гомоном людских голосов. В центре тенистой рощи возвышался настоящий исполин – ясень, уходящий кроной куда-то под облака. Это и был знаменитый Иггдрасиль, согласно здешнему мироустройству пронзающий корнями каждый из девяти скандинавских миров. Около его необъятного ствола толпилась масса самого разношерстного народа, одетого кто во что горазд. Не скажу, что я когда-нибудь жаловался на плохое зрение, но мельтешение бестолковых аборигенов крайне раздражало и мешало сосредоточиться на каком-нибудь одном объекте. В итоге я оставил попытки разглядеть нюансы местной моды и, прикрыв морду лапой, улегся у ног остановившегося Рабиновича.
   – Та-ак, и кто здесь Один? – рявкнул мой Сеня, перекрывая шум голосов.
   Сборище аборигенов на секунду замерло, удивленно рассматривая Рабиновича, а затем разразилось диким хохотом. Дикари то тыкали пальцем в сторону Сени, то стучали себя по затылку, а то просто хватались за живот. Я попытался гавкнуть на разбушевавшуюся толпу, чтобы привести ее в чувство, но вот рык не возымел на них никакого действия. Разве что вызвал еще одну волну смеха. Сеня от злости мгновенно покраснел до самых кончиков ушей, но с места не двинулся. А Андрюша с Жомовым, надо отдать им должное, тут же оказались рядом и отстегнули от пояса дубинки, готовясь вступиться за оскорбленного друга. Даже Ингвина, к моему величайшему удивлению, выступила вперед, обнажая меч.
   В общем, несмотря на то что дикарей было никак не меньше полутора тысяч, мы приготовились проучить их как следует и отстоять честь мундира. Появление раздувавшегося на глазах Горыныча на несколько секунд охладило пыл разношерстного сброда, но затем в руках аборигенов тоже стали появляться мечи. Уж не знаю, чем бы все закончилось, если бы в этот момент откуда-то из-за спин толпы не зазвучал рог. Дикари тут же расступились, выстраиваясь неровными рядами по обе стороны от Иггдрасиля, а на авансцену выступили десятка полтора рослых мужчин и женщин. Впереди вышагивал настоящий гигант с темно-рыжей бородой. Увидев его, Ингвина выронила меч и застыла, разинув рот от удивления. Остановившись в десяти шагах от нас, гигант посмотрел по сторонам и пророкотал густым басом:
   – Ну, и в чем проблемы?
   – Уйми свой сброд, а то я сам их всех сейчас успокою! – сквозь зубы процедил Рабинович, признав в бородаче главного. Впрочем, я думаю, тут и болонка бы сообразила, что перед нами стоит грозный Тор.
   – Ты? Один? Всех?! – удивленно пробасил ас и заржал, как простудившаяся лошадь Пржевальского. – О-хо-хо! Силен, бродяга. Значит, подраться хочешь? – И, не дожидаясь от Сени ответа, Тор повернулся к аборигенам: – Ну, кто окажет честь гостю и надерет ему задницу?
   – Я! – в один голос взревела толпа, а рыжебородый ткнул пальцем в белобрысого беззубого громилу.
   – Ну-ка, Бронхерст, встречай гостя! – рявкнул он.
   Беззубый центнер мышц радостно заревел, нацепил на соломенную башку сверкающий серебром шлем и вышел вперед. Зарычав, как бульдог, страдающий запором, Бронхерст начал трясти кудлатой головой и молотить себя кулаками в грудь. После пары секунд таких упражнений его глаза начали вываливаться наружу, а на губах выступила густая пена. Я едва не подавился! Что, он думает, если закосит под эпилептика, то Сеня его бить не будет? Ну, сейчас он разочаруется!
   Я коротко гавкнул, предупреждая Рабиновича о том, что припадок аборигена может быть заразным, но мой легкомысленный хозяин не обратил на мой совет никакого внимания. Согнув и разогнув дубинку в руках, Сеня твердым шагом пошел навстречу взбесившейся горилле, покрашенной в блондина гидроперитом. А абориген, шлепнув себя мечом по заднице, бегом бросился вперед.
   Я сидел и любовался! Рабинович, застыв посреди поляны, как часовой у Мавзолея, спокойно ждал приближения изрыгавшего пену локомотива в лице белобрысого аборигена. Тот, не снижая хода, решил, видимо, протаранить своего противника, но Сеня сделал шаг в сторону, и блондинистая горилла проскочила мимо, с разгону наткнувшись на выставленный в качестве предохранительного буфера кулак Жомова. Бронхерст хрюкнул и осел на траву. По поляне пронесся удивленный вздох, а Ваня брезгливо посмотрел на пальцы, перемазанные пеной, и небрежно вытер их о расшитую рубаху контуженного аборигена.
   – Сеня, может, его добить? – нерешительно поинтересовался Жомов, посмотрев на Рабиновича.
   Сеня отрицательно покачал головой. Бронхерст тем временем поднялся с травы и, раскачиваясь из стороны в сторону, попытался вернуть себе чувство ориентации в пространстве. В результате этих манипуляций он едва не наступил мне на хвост, и я слегка рыкнул на громилу… Слегка, говорю! А почему он подскочил, как ужаленный под хвост, понятия не имею. Может, у него с нервами не все в порядке. Оглядевшись по сторонам, Бронхерст наконец сфокусировал внимание на Рабиновиче и прорычал:
   – Дерись как мужчина! Или ты только и можешь, что скакать в стороны, подобно трусливому зайцу?
   Не говоря ни слова, Сеня пожал плечами и поманил аборигена пальцем. Тот снова взревел, выпустил изо рта очередную порцию пены и рванул вперед. Пока он мчался к Рабиновичу, я попытался прикинуть, сгодится ли он нам со своей пеной в качестве огнетушителя для Горыныча, но решил, что вряд ли. И пены маловато, и напора никакого! Так что, когда наша трехглавая керосинка разбуянится, толку от Бронхерста не будет никакого. Разве что головой его в одну из пастей Горыныча сунуть, чтобы конфорку заткнуть.
   А абориген с разбегу налетел на Рабиновича. Взмахнув мечом, Бронхерст явно собирался разрубить Сеню напополам, а мой хозяин стоял как столб, с идиотской улыбкой на губах, поглядывая на Ингвину. На мгновение мне показалось, что меч аборигена снесет этому влюбленному дураку голову. Я тут же себе поклялся, что за каждую травму хозяина буду от воительницы три раза в день по кусочку откусывать и продолжу это до тех пор, пока она Сене капитальный ремонт не сделает, но все обошлось.
   Даже не глядя на взбесившегося аборигена, Сеня вскинул вверх дубинку в защитном жесте. Меч Бронхерста мгновенно покинул хозяина и, решив присоединиться к гусиному клину, набрал высоту, по дороге едва не увеличив размеры лысины Попова. Андрюша ойкнул и торопливо ощупал редкую растительность на своей макушке, а абориген удивленно посмотрел на опустевшие руки. Сеня в ответ широко улыбнулся самой ласковой из своих садистских ухмылок и почти без замаха огрел Бронхерста по шлему дубинкой. Абориген по колено вошел в рыхлую землю и закачался вперед-назад, как заправский маятник. Сеня что есть силы размахнулся кулаком, но потом передумал и слегка ткнул ладошкой в лоб Бронхерста. Тот плашмя рухнул на траву. Причем ноги аборигена так и остались торчать в земле. А Рабинович под оглушительный рев толпы повернулся к Тору.
   – Так нас проводят сегодня к Одину или нет? – нагловато поинтересовался он.
   – Как тебя зовут, странник? – хмыкнув в бороду, спросил ас. Сеня приготовился ответить, но вместо него вперед выступила Ингвина и с таким гордым видом, будто она сама была личным тренером нового чемпиона, произнесла:
   – Великий Тор, сего грозного воителя зовут Сеннинг Робинсен, Победитель етунов и Гонитель орков. Своей доблестью он уже завоевал себе беспримерную славу в пределах Митгарда, Етунхейма и Свартальхейма.
   – Что же, достойный человек, как я погляжу, – кивнул головой Тор и осмотрел Рабиновича с ног до головы. – Есть у меня для тебя награда за доблесть, эрл Робинсен. Такая, какой удостаивались немногие, – громогласно, так, что было слышно в самых дальних рядах аборигенов, проговорил он. – Давай-ка я тебя прибью, и место во главе стола чертогов Вальгаллы тебе обеспечено.
   Толпа аборигенов тут же разразилась ликующим криком. Зная кровожадность викингов, я вполне четко представлял, что может сейчас произойти. Мой Сеня, естественно, откажется от такого лестного предложения. Тор разгневается и попытается все же выполнить обещанное. Может быть, нам и удалось бы справиться с одним бессмертным богом, но к рыжебородому наверняка придут на помощь его прихлебатели. А против такой толпы даже весь наш Отдел внутренних дел не устоит. И все же мой долг – быть рядом с хозяином. Поэтому я зарычал и в одно мгновение оказался между Рабиновичем и Тором.
   – Фу, Мурзик, – осадил меня бестолковый альфа-лидер и посмотрел на Тора. – Благодарю за честь, но давайте как-нибудь в другой раз. У меня еще много дел.
   – Другого раза не будет, – сердито буркнул ас, раздосадованный отказом Сени. – Ну да ладно! Место в Вальгалле тебе в любом случае обеспечено. А теперь давайте-ка посмотрим, что нам притащили эти потомки червей-трупоедов, братья Ивальди.
   Гномы начали вытаскивать сувениры, а я стал высматривать Локи. Мне было жутко интересно, куда подевался этот хитрец. Все-таки подлец поставил на кон свою собственную голову. Из-за огромной толпы зевак мне ничего не было видно, и я поставил лапы на грудь Рабиновича, стараясь разглядеть среди зрителей Дядюшку Лиса, а заодно и посмотреть, не появится ли и сам Один. Однако Сене мое любопытство показалось излишней бестактностью, и он меня тут же поощрил тумаком по загривку. Спасибо тебе большое, дорогой друг!
   Мне осталось только фыркнуть и отойти к Жомову, который настороженно поглядывал по сторонам, выбирая себе подходящую жертву на случай беспорядков. А гномы поочередно извлекли из мешка сначала парик для Сив из волос нашей куцей златовласки, затем на свет божий появился Гунгнир. И только после него Брокки или Эйтри (пока братья молчат, я никак не могу их различить, они ведь даже пахнут одинаково!) показал народу сморщенный комок, каким являлся Скидбланднир в упаковке.
   Сив сразу сцапала парик и натянула его на свою лысую голову. Мой Рабинович тут же, открыв рот, уставился на богиню. Все аборигены восхищенно завопили, и даже Попов присвистнул от удивления. А уж Ингвина и вовсе смотрела на Сив с таким немым восторгом в глазах, какой бывает у голодной болонки при виде сосиски. Не знаю, может быть, для людей жена Тора и казалась какой-то особенно красивой, но я этого не заметил. По мне, так все человеческие самки одинаковы и различаются только по масти.