Страница:
А кроме того, на них лежала уборка всего здания, ееждневное натирание полов, мытье стекол, стирание пыли, уборка всех помещений, не только спален, но и коридоров и кабинетов. Авральная работа ежедневно. Утром по сигналу все 600 человек принимаются за уборку. У каждого свой определенный участок. На уборку полагается 20 минут. А потом еще самоуправление, вечерние общие собрания, комсомольская работа, пионерская работа, спортивная работа, работа кружковая.
Спортивной работе мы придавали большое значение. Она была поставлена у нас очень серьезно. Если ты в первом взводе, ты должен быть ворошиловским стрелком. Если ты не имеешь ворошиловского значка, переходи во второй взвод. А там ты будешь выше всех росто и тебе будет стыдно.
Во втором взводе все должны иметь значок ГТО. Если ты не имеешь значка ГТО, переходи в третьий взвод. Обязательной была стрелковая работа, обязательными были прыжки с парашютом. Они должны были расти сильными девушками и мужчинами.
Все это требовало времени, и все-таки ребята везде успевали, все делали и еще находили время для отдыха.
Я думаю, что и в наших школах могут быть введены трудовые процессы. Спортивная работа должна быть поставлена обязательно.
Труд для ребят полезен и необходим. Маркс говорил, что с девятилетнего возраста дети могут принимать участие в производительном труде.
Я не понимаю, что такое ребенок десяти лет. Тебе десять лет, ты гражданин Советской республики, и к тебе можно предьявлять соответствующие требования.
Если бы у меня была школа, я бы, кажется, на части разорвался, но что-нибудь стал бы делать.
Я помню, как мы организовали дело в коммуне им. Дзержинского.
Пришел ко мне как-то человек:
- Хотите делать нитки?
- Какие нитки?
- Обыкновенные.
- Давай. А станки какие?
- Да поставим деревянные.
- А где возьмешь?
- Достанем.
- А с деньгами как?
- В кредит.
- А с сырьем как?
- Не беспокойтесь, достанем.
- Ну, давай.
Конечно, начальству я ничего не сказал. Если бы я сказал инспектору, он разошелся бы:
- Почему нитки, какие нитки, какой промфинплан? И т.д.
Поставили мы в подвале станочки. Говорю ребятам:
- Будем зарабатывать деньги, давайте хорошо работать, давайте выпускать хорошие нитки#6.
Полгода поработали. Потом нам запретили, правда, но мы встали на ноги.
Не было денег - устроили оранжереи#7. И устроить оранжереи очень просто. Выгода ж большая.
Когда все это делается в коллективе, когда каждый заинтересован в этом, каждый знает, сколько сегодня сделали, за сколько купили и за сколько продали, когда коллектив начинает жить как хозяин, а потом как производственник, потому что у него появляется план, появляется отдел технического контроля, появляются браковщики, цеховые диспетчеры, тогда коллектив завоевывает себе прво гражданства. Когда коллектив так хорошо организован, тогда можно предьявить к нему последнее трудное требование: уметь предьявлять друг к другу определенные требования откровенно, прямо, по-товарищески, в лоб. Делать так и никак не иначе.
Если сделал не так, то почему? Почему неправильно сделал? Нужно предьявлять человеку большие требования. Это необходимое педагогическое принципиальное положение, без которого нельзя воспитывать человека. Если с человека не потребовать многого, от него и не получишь много.
Убеждение в том, что многое вырастает само из ничего при помощи каких-то химических влияний ваших педагогических взглядов, неправильно.
Многое может вырасти толкьо тогда, когда вы не только про себя педагогически мечтаете, а когда вы по-настоящему требуете. Этого не может сделать не сбитый, не организованный педагогический коллектив. И нельзя организовать его, если нет единого школьного коллектива. А когда имеется единый школьный коллектив, тогда можно требовать многое.
И наконец, последний момент - когда требование встречается детьми не с подавленным настроением, а даже торжественно, когда чем больше вы требуете, тем больше их радуете, потому что тем самым вы высказываете доверие их силам.
Если все эти требования соблюдены, то с таким коллективом можно, я бы сказал, делать чудеса.
У нас в Советской стране колоссальные возможности для того, чтобы очень легко, красиво и радостно воспитывать замечательные коллективы, а следовательно, и замечательных людей.
Надо сказать, что требование часто пугает педагогов. Боятся риска. Во всяком деле есть риск. Никакое дело без риска делать нельзя.
Два слова о педагогическом риске. Я говорил о педагогическом риске на одном из собраний в Ленинграде в октябре#8. Мне сказали: "Вот вы говорите о риске, а у нас один ученик десятого класса взял да повесился, потому что ему поставили плохой балл. А вы говорите о риске. Ведь если мы будем так много требовать и рисковать, то все перевешаются".
Вы знаете, что я им ответил?
Поставить плохой балл - это вовсе не рискованное действие. Какой здесь риск? И сколько вообще мы совершаем таких нерискованных действий? Ученик не ответил мне. Я ему поставил "плохо". Какой же здесь риск? Он сел мне на шею, я его осторожненько стащил и сказал: "Детка, не садись педагогу на шею". Никакого риска здесь нет. Он мне плюнул в лицо, а я перед ним извинился. Что же здесь рискованного? Ведь не я ему плюнул, а он мне. А я еще извинился перед ним.
Все это нерискованные действия. Одно нерискованное действие, другое, третье, десятое, двадцатое - и создается общая атмосфера нерискованности, такая атмосфера, что многим может захотеться ползеть в петлю. Безысходная серя тоска: никто ничего не требует, никто ничего не хочет, каждый беспокоится только о том, как бы чего не вышло и как бы на меня мальчики не обиделись.
Такая атмосфера может привести к очень плохим настроениям и очень плохим результатам.
Если же вы прямо, по-товарищески, открыто будете требовать, то от этого человек никогда не захочет повеситься. Он будет знать, что вы относитесь к нему, как к человеку.
Такая требовательность еще более сколачивает коллектив, еще больше обьединяет и учителей и учеников. А как разрешается, товарищи, вопрос об учительском авторитете? очень часто тот или иной учитель заявляет:
- Вы подорвали мой авторитет, вы при учениках сделали мне замечание, вы обьявили мне выговор.
Спрашивается, на чем же базируется авторитет? Неужели на вашей безнаказанности? Неужели на том убеждении, что вы никогда не можете согрешить?
Я ставлю вопрос так: учительский авторитет основывается на ответственности в первую очередь. Учитель должен, не стесняясь, сказать своим ученикам:
- С меня требуют, я отвечаю, я ошибаюсь, я за свою ошибку отвечаю. Вы видели, что я отвечаю?
- Видели.
- С меня требуют, поэтому и я требую с вас.
Нет ничего позорного, если директор обьявит выговор учителю. Пусть учитель считает, что он не совсем виноват, но раз директор обьявил ему выговор, он должен этим выговором воспользоваться для поднятия своего авторитета. Он должен сказать:
- Да, я ошибся. Я наказан, потому что я отвечаю за свою работу. И вы извольте отвечать за свою работу. Я требую этого от вас.
У меня был Иван Петрович Городич. Это было еще в колонии им. Горького. Он что-то не так сделал в походе. Он дежурил по колонии. Я разозлился. Спрашиваю:
- Кто дежурный? 5 часов ареста!
- Есть 5 часов ареста.
Слышу голос Ивана Петровича, педагога. Мне даже холодно немножко стало. Он снял с себя пояс, отдал дежурному, пришел ко мне в кабинет:
- Я прибыл под арест.
Я сначала хотел было сказать ему "брось". А потом думаю: "Ладно, садись". И просидел пять часов под арестом. Ребята заглядывают в кабинет Иван Петрович сидит под арестом.
Когда кончился арест, он вышел на улицу. Ну, думаю, что-то будет. Слышу гомерический хохот. Ребята его качают:
- За что?
- За то, что сед под арест и не спорил.
А другой на его месте начал бы: "Как это так, меня, педагога, под арест. Ни за что. Мой авторитет пропадет".
Авторитет, товарищи, нужно создавать самим, пользуясь для этого всякими случаями жизни. В хорошем коллективе авторитет нельзя подорвать. Сам коллектив поддерживает его. Так вот теперь о самом главном, о семье. Семьи бывают хорошие, и семьи бывают плохие. Поручиться за то, что семья воспитает как следует, нельзя. Говорить, что семья может воспитывать как хочет, мы не можем. Мы должны организовать семейное воспитание, и организующим началом должна быть школа как представительница государственного воспитания. Школа должна руководить семьей.
Спрашивается, как руководить? Вызвать родителей и сказать: "Примите меры" - это не руководство.
Вызвать родителей, развести руками и сказать: "Ах, как же это так у вас плохо получается" - это тоже не поможет.
Что же касается помочь и как можно помочь? Плохого родителя, т.е. родителя, не умеющего воспитывать, всегда можно научить так же, как и педагога можно научить.
Между прочим, товарищи, многие родители, как и педагоги, не умеют разговаривать с ребенком. Нужно поставить голос. К сожалению, в педагогических техникумах и вузах не ставят голоса. Я бы обязательно в каждом вузе и техникуме имел хорошего специалиста, который умеет ставить голоса.
Я попробовал бы провести такое упражнение: вы, товарищи, студенты, и вы будете допрашивать меня тоже, как студента. Допустим, я украл у кого-то 10 рублей. Как вы будете меня допрашивать? Учтите, что вы будете допрашивать меня, а другие будут слушать и потом скажут, правильно вы меня допрашиваете или нет.
И вы, товарищи, увидели бы, что без постановки голоса нельзя правильно спросить. Я сам сначала думал: к чему это? Оказывается, это необходимо. Это очень важно.
У меня вначале и у самого не очень хорошо выходило. В чем, думаю, дело? Обратился к опытному актеру.
- Надо голос поставить.
- Как голос поставить? Я, что ж, петь буду?
- Не петь, а говорить.
Я позанимался с ним некоторое время и понял, какое великое дело постановка голоса. Очень важно, каким тоном говорится. Простая фраза: "Можешь идти", но эту простую фразу, эти два слова можно сказать 50 способами. Причем в каждый способ вы подпускаете такие нотки, что это будет каплей яду, если это нужно для того, кто должен это почувствовать.
Это очень сложное дело. Если у вас голос не поставлен, вам, конечно, будет трудно. Родителям не мешало бы поставить свои голоса.
Родители часто говорят: "Ванечка, убери за собой постель". (С м е х).
Ну, скажите, пожайлуста, разве после такого приказания может живой человек убрать постель за собой, даже если бы он и хотел это сделать? (С м е х). Некоторые родители и педагоги позволяют себе такую "роскошь", чтобы их голос отражал их настроение. Это совершенно недопустимо. Настроение у вас может быть каким угодно, а голос у вас должен быть настоящим, хорошим, твердым.
Никакого отношения к вашему голосу настроение не имеет. Почему вы знаете, какое у меня сейчас настроение? Может быть, я в горе. А может быть, у меня радость какая-нибудь большая. Но я должен говорить так, чтобы меня все слушали. Каждый родитель, каждый педагог, перед тем как разговаривать с ребенком, должен себя немножко так подкрутить, чтобы все настроения исчезли. И это не так трудно.
После того как мы три года прожили в лесу и вокруг нас были бандиты, какие же могут быть настроения? Какую же волю я могу давать своим настроениям? Я привык справляться со своим настроением и убедился, что это очень легко. Нужно делать так, чтобы ваша физиономия, ваши глаза, ваш голос были в некоторых случаях автономными. На душе у вас, может быть, кошки скребут и всякие другие гады, а с внешней стороны все должно быть в полном порядке, в полном параде. Педагог обязан иметь "парад на лице". Желательно, чтобы и родители имели на лице "парад".
Допустим, вы получили неприятное письмо, может быть, даже от любимого человека. Так что же, из-за неприятного письма должен пропадать месяц педагогической работы? Из-за какого-то любимого существа, которое, может быть, вообще ничего не стоит, и, может быть, хорошо, что написано такое письмо.
Постановка голоса, мимика, умение встать, умение сесть - все это очень и очень важно для педагога. Каждый пустяк имеет большое значение и этим пустякам можно научить родителей.
Недавно ко мне пришел один родитель и говорит:
- Я коммунист, рабочий. У меня есть сын. Не слушается. Я ему говорю не слушается. Второй раз говорю - не слушается. Третий раз говорю - не слушается. Что же мне с ним делать?
Усадил я этого родителя, который пришел ко мне, и начал с ним разговаривать.
- Ну-ка покажите, как вы говорите со своим сыном.
- Да вот так.
- А попробуйте вот так.
- Не выходит.
- Повторите.
Я позанимался с ним полчаса, и он научился отдавать приказание. Дело было только в голосе.
Помощь родителям со сторроны школы возможна только тогда, когда школа представляет собой единый целый коллектив, знающий, чего она требует от учеников, и твердо предьявляющий эти требования.
Это один из способов помощи родителям. Кроме того, есть и другие способы. Нужно изучить семейную жизнь, нужно изучить причины плохого характера. Не буду перечислять здесь все способы помощи семье.
В моей коммуне были дежурные командиры. Это очень трудная обязанность. Дежурный командир целый день правит коммуной. Он распределяет день - и заводской день, и школьный день, и коммунарский день. Он всем руководит, он за все отвечает.
И у нас было такое правило: дежурному командиру обязаны подчиняться все. Никто не имел права идти против дежурного командира. Вообще ребята звали друг друга по имени, но к дежурному командиру обращались всегда: товарищ командир.
И все коммунары строго следили за выполнением этого правила. Если дежурный командир два раза повторял один и тот же приказ, вечером на общем собрании этот вопрос обсуждался.
- Володя Павленко дежурил сегодня, пусть оон даст обьяснение, почему он два раза отдавал приказание. Почему ты позволяешь себе повторять приказание? Ведь ты подорвешь авторитет дежурного командира.
Было четкое правило: дежурный комнадир отдает приказание один раз. Дежурный командир, 14-летний пацан, говорит 18-летнему комсомольцу:
- Позвать заведующего хозяйством.
Повернулся и пошел сейчас же. Тот отвечает ему уже в спину:
- Есть позвать заведующего хозяйством.
И каждый знал, что, если приказание отдано один раз, его нужно выполнить.
Я несколько отклонился в сторону...
...У меня была такая встреча с одной матерью. Она жаловалась на то, что ее мальчугана выгоняют из всех школ. Мальчик был в такой-то школе, потом был в школе для дефективных детей, потом в школе с особым режимом, потом в лесной школе, потом был в санатории, потом был в психиатрической больнице, потом в колониях НКВД. И отовсюду бежал.
- Я говорит, - его раздела, спрятала одежду. Сейчас он сидит у меня в одном белье, и я его никуда не пускаю. Что же мне с ним делать? Я думаю отдать его учеником на наш завод. Ему четырнадцать лет.
Начал я расспрашивать:
- А в квартире у вас чисто?
- Да нет, особенно... порядка нет.
- А сын что-нибудь делает?
- Нет, ничего не делает.
- А постель за собой убирает?
- Нет, не убирает.
- А вы с ним за город когда-нибудь ездили гулять?
- Нет.
- А в цирке были?
- ни разу.
- А в кино были?
- Ни разу.
- А подарили ему что-нибудь?
- Да он не заслуживает.
- Так что же вы от него хотите?
- Может быть, отправить его к дяде, в г. Истру?
Тут уж я не вытерпел. "Пощадите. Несчастный ребенок. Вы ему все нервы истрепали. Человек даже со здоровыми нервами не сможет выдержать перемены десяти коллективов в течение каких-нибудь пяти лет".
Человек не может привыкнуть ни к одному коллективу. Сегодня он в одном коллективе, завтра в другом, потом - в третьем, четвертом, человек начинает бродить между коллективами, и из него получается индивидуалист плохого сорта. Этот вопрос очень интересен, и педагог обязан его исследовать.
Другой вопрос - беспорядок дома. Пришел я к ребенку домой. Беспорядок ужасный. Просто бедлам. Три комнаты. Половина мебели поломана. За окнами мухи валяются с 1930 г. Кругом толстый слой пыли.
Какой же воспитательный процесс может быть в этой пыли, в этой свалке вещей, которую никто не разбирает, о которой никто не заботится.
Если в квартире идеальная чистота, если нет лишних вещей и если вы поддерживаете порядок, у вас ребенок не может быть очень плохим. Внешний порядок, к которому вы приучаете ребенка с самого раннего возраста, формирует его, заставляет его предьявлять к себе большие требования.
К сожалению, такой внешний порядок мне не очень часто приходилось наблюдать в тех семьях, куда меня приглашали. Как же вы можете воспитывать ребенка, живое существо, человека, советского гражданина, если вы не способны организовать десяток неодушевленных предметов в вашей квартире?
Вам за воспитание живого человека и браться тогда нечего. Пригласите наемного воспитателя или отдайте ребенка навсегда из дома. нужно научиться самим организовать вещи, нужно научить этому ребенка, и тогда ребенок скорее станет членом коллектива. Вот этому и должна научить школа тех родителей, которые не знают, что делать.
Следующий вопрос. Я выдвигаю такое положение, что настоящая семья должна быть хорошим хозяйственным коллективом. И ребенок с малых лет должен быть членом этого хозяйственного коллектива. Он должен знать, откуда у семьи средства, что покупается, почему это можно купить, а этого нельзя и т.д.
Ребенка надо привлекать к участию в жизни хозяйственного коллектива как можно раньше, с пяти лет. Ребенок должен отвечать за хозяйство своего коллектива. Отвечать не формально, конечно, а удобствами своей жизни и жизни семьи. Если в хозяйстве плохо, то в жизни его тоже худо. Этим вопросом следует заняться.
И наконец, товарищи, последний вопрос, пожалуй, самый трудный, - это вопрос о счастье.
Обычно говорят: я - мать и я - отец все отдаем ребенку, жертвуем ему всем, в том числе и собственным счастьем.
Самый ужасный подарок, какой только могут сделать родители своему ребенку. Это такой ужасный подарок, что можно рекомендовать: если вы хотите отравить вашего ребенка, дайте ему выпить в большой дозе вашего собственного счастья, и он отравится.
Надо ставить вопрос так: никаких жертв, никогда, ни за что. Наоборот, пусть ребенок уступает родителям.
Вы знаете манеру некоторых девочек говорить матерям:
- Ты свое отжила, а я еще ничего не видела.
Это говорится матери, которой иногда всего тридцать лет.
- Ты свое отжила, а я еще не жила, потому все мне, а тебе ничего.
Девочка должна подумать:
- У меня вся жизнь впереди, а тебе, мама, меньше осталось.
Поэтому в своем четвертом томе "Книги для родителей" я прямо напишу: новые платья в первую очередь - матерям.
И дети перестанут обижаться, если вы воспитаете их в стремлении приносить счастье родителям. Пусть дети думают о родительском счастье в первую очередь, а что думают родители - это детей не касается. Мы люди взрослые, мы знаем, о чем мы думаем.
Если у вас есть лишние деньги и вы думаете, кому купить платье - матери или дочери, так я говорю - только матери.
Отец и мать в глазах детей должны иметь право на счастье в первую очередь. Нет никакого смысла ни для матерей, ни для дочерей, ни тем более для государства воспитывать потребителей материнского счастья. Самая ужасная вещь - воспитывать детей на материнском или отцовском счастье.
В нашей коммуне мы тратили 200 тыс. рублей на походы и 40 тыс. на билеты в театр. Не скупились на это. Денег не жалели. Но когда шили костюмы, то у нас было такое правило: малыши получали костюмы от старших. И они знали, что им шить новые костюмы не будут. Малыши могли рассчитывать только на перешитые костюмы. Правда, мы могли бы подождать6 пока старшие ребята до конца износят свои костюмы, и потом эти костюмы выбросить. Но мы этого не делали. Старшие поносили немного, и костюмы перешивались для младших.
Что вы дадите девочке в 17-18 лет, если вы в 14 лет нарядили ее в крепдешин?
К чему это? А какой у этой девочки разгон получается? Дальше у нее начинаются такие рассуждения: у меня только одно платье, а у тебя, т.е. у матери - три платья.
Нужно воспитывать в детях заботу о родителях, воспитывать простое и естественное желание отказаться от собственного удовольствия, пока не будет удовлетворен отец или мать.
У меня взрослый сын. Окончил институт. Инженер. Очень красивый молодой человек. Финансы у нас общие. У меня до сих пор не было пальто. Кое-кто рассудил бы так: на что тебе, старику, пальто, ты и так хорош. Сыну пальто нужнее. Он молодой красивый человек, ему нужно с девушкой прогуляться, ему пальто необходимо.
Но я выдержал тон. И он выдержал тон.
- Может быть, ты сошьешь себе пальто?
- Нет, не сошью, пока ты не сошьешь.
И он действительно не сшил себе пальто до тех пор, пока я не приобрел себе пальто. Бегал в стареньком пиджачишке. А когда деньги появились, я сшил себе пальто, а он пусть подождет, хоть он и красивый. Важно, что он пережил заботу обо мне. Ну, а девушки и в простом пиджачке любить будут.
Ну вот, товарищи, пожалуй, на этом я и кончу.
- Может быть, будут вопросы?
Вопрос с места. Существует ли сейчас коммуна им. Дзержинского, кто ею руководит и какова ваша связь с этой коммуной сейчас?
Ответ. Коммуна им. Дзержинского жила после меня еще два года, потом была ликвидирована. Почему? Потому, что старшие ушли в вузы, завод, который был там создан, передали соответствующему ведомству. Все коммунары были выпущены с честью.
Связь со своими коммунарами я поддерживаю.
...Надо сказать, что эта связь начинает причинять мне огорчения. Их все-таки много. Их самих я еще помню, но я не могу помнить, кто на ком женился и у кого сколько ребят. А ведь в письмах приходится писать и об этом.
Вы знаете, товарищи, мне приходится один день в шестидневку тратить на переписку. Это меня очень затрудняет. Правда, я не обижаюсь, ведь у них, кроме меня, никаких родственников нет. К кому же им обратиться? Но мне тяжело бывает от такой массы кореспонденции.
Кто-нибудь из моих бывших воспитанников приезжает, например, в Москву. С поезда прямо ко мне. Иногда на целый месяц. С открытой душой заявляется: "Я, Антон Семенович, к вам на месяц!" Я в ужасе. Мне все-таки жаль жену. Не может же быть она содержательницой постоянной гостиницы. Мне не жаль того, что сьедят мои гости, не в этом дело, но хлопоты большие.
- Ну ладно, приехал, так оставайся. Вот, Галя, приехал.
- Кто?
- Да Витька Богданович.
- Ну, здравствуй, Витя.
Через два дня начинаются разговоры:
- Я, пожалуй, в гостиницу поеду.
- Зачем в гостиницу? Живи здесь.
Через три дня опять разговоры:
- Надо, пожалуй, в Ленинград сьездить.
- Да зачем тебе ездить, лучше здесь живи.
А когда уезжает, так и расставаться жаль:
- Переезжал бы в Москву, работал бы здесь, ну и жил бы у меня.
Ведь в большинстве своем хорошие люди получались из них. Связь хоть и тяжелая, но для меня это источник большой, настоящей радости. Правда, кое-кто потерялся.
По случаю награждения меня оредном я получил радиограмму с острова Врангеля. Подписано: "Митька Жевелий". Вы его знаете по "Педагогической поэме".
Сегодня получил письмо, тоже поздравительное. Подписано: "Инженер-орденоносец Орисенко (Гуд)"...
Карабанов - начальник колонии. Замечательный человек. Если про себя я говорил, что я мастер, а не талант, но Карабанов в первую очередь талант. Он буквально чудеса делает. Если написать об этом, так, пожалуй, никто не поверит.
Расскажу вам такой случай. В 1937 г. я руководил всеми колониями Украины. Вызвал из Ленинграда Карабанова.
- Бери новую колонию, будешь работать там.
- Хорошо.
Дал я ему старый совхоз, какие-то медздравовские бараки в пяти километрах от Винницы, около шоссе. Ничего там не было. Я решил: Карабанов человек сильный, дал я ему "лучших ребят". Со всей Украины собрал. Собрал настоящих "жуков", которые со мной без мата принципиально не разговаривали. Парню 14-15 лет, но у него в кармане отмычки и водка.
Месяц я продержал их в приемнике. Окружил высоким забором, часовых поставил.
Так эти часовые были несчастными людьми, хотя и со штыками и с наганами. Ребята над ними просто издевались: и плевали им в физиономию, и швыряли чем попало. Что с ними сделаешь? Стрелять ведь в них не будешь. Извелся я, пока Карабанов подготавливал все к приему ребят.
Наконец получаю телеграмму от Карабнова: "Можно привозить". Погрузил я их в арестантские вагоны с решетками, поставил конвой и отправил.
Ночью они прибыли в Винницу. Карабанов подал к станции два грузовика. С соответствующими выражениями уселись в грузовики. Приехали. Постели приготовлены. Накормили их, уложили спать. Все равно, говорят, завтра будем в Виннице. Ночью не видели, куда приехали. Утром проснулись - кругом степи, пусто. И бараки.
Карабанов ушел на село. Ребята заявиили: жить здесь не будем, пошли, братва, на вокзал. Поехали в Винницу.
Около них несколько чекистов. Уговаривают их: куда вы, дорогие ребятки, останьтесь. Они ответили им соответствующим образом и пошли пешком, целой ватагой. А чекисты за ними на автомобиле поехали, все уговаривают, продолжают.
Прибежал Карабанов:
- Где хлопцы?
Схватив первого попавшегося коня, без седла, поскакал за ними. Видит идут хлопцы по дороге.
Он спрыгивает с коня. Поскользнулся и упал. Те к нему: что такое:
Пробуют поднять. Стонет. Потом говорит: несите меня в колонию. Понесли в колонию. Всей гурьбой пошли. Принесли. Осторожненько опустили его,. а он и говорит: да вы меня поставьте. Поставили они его на ноги. А он и говорит: "Ну спасибо, что донесли, не хотелось мне пешком идти".
Спортивной работе мы придавали большое значение. Она была поставлена у нас очень серьезно. Если ты в первом взводе, ты должен быть ворошиловским стрелком. Если ты не имеешь ворошиловского значка, переходи во второй взвод. А там ты будешь выше всех росто и тебе будет стыдно.
Во втором взводе все должны иметь значок ГТО. Если ты не имеешь значка ГТО, переходи в третьий взвод. Обязательной была стрелковая работа, обязательными были прыжки с парашютом. Они должны были расти сильными девушками и мужчинами.
Все это требовало времени, и все-таки ребята везде успевали, все делали и еще находили время для отдыха.
Я думаю, что и в наших школах могут быть введены трудовые процессы. Спортивная работа должна быть поставлена обязательно.
Труд для ребят полезен и необходим. Маркс говорил, что с девятилетнего возраста дети могут принимать участие в производительном труде.
Я не понимаю, что такое ребенок десяти лет. Тебе десять лет, ты гражданин Советской республики, и к тебе можно предьявлять соответствующие требования.
Если бы у меня была школа, я бы, кажется, на части разорвался, но что-нибудь стал бы делать.
Я помню, как мы организовали дело в коммуне им. Дзержинского.
Пришел ко мне как-то человек:
- Хотите делать нитки?
- Какие нитки?
- Обыкновенные.
- Давай. А станки какие?
- Да поставим деревянные.
- А где возьмешь?
- Достанем.
- А с деньгами как?
- В кредит.
- А с сырьем как?
- Не беспокойтесь, достанем.
- Ну, давай.
Конечно, начальству я ничего не сказал. Если бы я сказал инспектору, он разошелся бы:
- Почему нитки, какие нитки, какой промфинплан? И т.д.
Поставили мы в подвале станочки. Говорю ребятам:
- Будем зарабатывать деньги, давайте хорошо работать, давайте выпускать хорошие нитки#6.
Полгода поработали. Потом нам запретили, правда, но мы встали на ноги.
Не было денег - устроили оранжереи#7. И устроить оранжереи очень просто. Выгода ж большая.
Когда все это делается в коллективе, когда каждый заинтересован в этом, каждый знает, сколько сегодня сделали, за сколько купили и за сколько продали, когда коллектив начинает жить как хозяин, а потом как производственник, потому что у него появляется план, появляется отдел технического контроля, появляются браковщики, цеховые диспетчеры, тогда коллектив завоевывает себе прво гражданства. Когда коллектив так хорошо организован, тогда можно предьявить к нему последнее трудное требование: уметь предьявлять друг к другу определенные требования откровенно, прямо, по-товарищески, в лоб. Делать так и никак не иначе.
Если сделал не так, то почему? Почему неправильно сделал? Нужно предьявлять человеку большие требования. Это необходимое педагогическое принципиальное положение, без которого нельзя воспитывать человека. Если с человека не потребовать многого, от него и не получишь много.
Убеждение в том, что многое вырастает само из ничего при помощи каких-то химических влияний ваших педагогических взглядов, неправильно.
Многое может вырасти толкьо тогда, когда вы не только про себя педагогически мечтаете, а когда вы по-настоящему требуете. Этого не может сделать не сбитый, не организованный педагогический коллектив. И нельзя организовать его, если нет единого школьного коллектива. А когда имеется единый школьный коллектив, тогда можно требовать многое.
И наконец, последний момент - когда требование встречается детьми не с подавленным настроением, а даже торжественно, когда чем больше вы требуете, тем больше их радуете, потому что тем самым вы высказываете доверие их силам.
Если все эти требования соблюдены, то с таким коллективом можно, я бы сказал, делать чудеса.
У нас в Советской стране колоссальные возможности для того, чтобы очень легко, красиво и радостно воспитывать замечательные коллективы, а следовательно, и замечательных людей.
Надо сказать, что требование часто пугает педагогов. Боятся риска. Во всяком деле есть риск. Никакое дело без риска делать нельзя.
Два слова о педагогическом риске. Я говорил о педагогическом риске на одном из собраний в Ленинграде в октябре#8. Мне сказали: "Вот вы говорите о риске, а у нас один ученик десятого класса взял да повесился, потому что ему поставили плохой балл. А вы говорите о риске. Ведь если мы будем так много требовать и рисковать, то все перевешаются".
Вы знаете, что я им ответил?
Поставить плохой балл - это вовсе не рискованное действие. Какой здесь риск? И сколько вообще мы совершаем таких нерискованных действий? Ученик не ответил мне. Я ему поставил "плохо". Какой же здесь риск? Он сел мне на шею, я его осторожненько стащил и сказал: "Детка, не садись педагогу на шею". Никакого риска здесь нет. Он мне плюнул в лицо, а я перед ним извинился. Что же здесь рискованного? Ведь не я ему плюнул, а он мне. А я еще извинился перед ним.
Все это нерискованные действия. Одно нерискованное действие, другое, третье, десятое, двадцатое - и создается общая атмосфера нерискованности, такая атмосфера, что многим может захотеться ползеть в петлю. Безысходная серя тоска: никто ничего не требует, никто ничего не хочет, каждый беспокоится только о том, как бы чего не вышло и как бы на меня мальчики не обиделись.
Такая атмосфера может привести к очень плохим настроениям и очень плохим результатам.
Если же вы прямо, по-товарищески, открыто будете требовать, то от этого человек никогда не захочет повеситься. Он будет знать, что вы относитесь к нему, как к человеку.
Такая требовательность еще более сколачивает коллектив, еще больше обьединяет и учителей и учеников. А как разрешается, товарищи, вопрос об учительском авторитете? очень часто тот или иной учитель заявляет:
- Вы подорвали мой авторитет, вы при учениках сделали мне замечание, вы обьявили мне выговор.
Спрашивается, на чем же базируется авторитет? Неужели на вашей безнаказанности? Неужели на том убеждении, что вы никогда не можете согрешить?
Я ставлю вопрос так: учительский авторитет основывается на ответственности в первую очередь. Учитель должен, не стесняясь, сказать своим ученикам:
- С меня требуют, я отвечаю, я ошибаюсь, я за свою ошибку отвечаю. Вы видели, что я отвечаю?
- Видели.
- С меня требуют, поэтому и я требую с вас.
Нет ничего позорного, если директор обьявит выговор учителю. Пусть учитель считает, что он не совсем виноват, но раз директор обьявил ему выговор, он должен этим выговором воспользоваться для поднятия своего авторитета. Он должен сказать:
- Да, я ошибся. Я наказан, потому что я отвечаю за свою работу. И вы извольте отвечать за свою работу. Я требую этого от вас.
У меня был Иван Петрович Городич. Это было еще в колонии им. Горького. Он что-то не так сделал в походе. Он дежурил по колонии. Я разозлился. Спрашиваю:
- Кто дежурный? 5 часов ареста!
- Есть 5 часов ареста.
Слышу голос Ивана Петровича, педагога. Мне даже холодно немножко стало. Он снял с себя пояс, отдал дежурному, пришел ко мне в кабинет:
- Я прибыл под арест.
Я сначала хотел было сказать ему "брось". А потом думаю: "Ладно, садись". И просидел пять часов под арестом. Ребята заглядывают в кабинет Иван Петрович сидит под арестом.
Когда кончился арест, он вышел на улицу. Ну, думаю, что-то будет. Слышу гомерический хохот. Ребята его качают:
- За что?
- За то, что сед под арест и не спорил.
А другой на его месте начал бы: "Как это так, меня, педагога, под арест. Ни за что. Мой авторитет пропадет".
Авторитет, товарищи, нужно создавать самим, пользуясь для этого всякими случаями жизни. В хорошем коллективе авторитет нельзя подорвать. Сам коллектив поддерживает его. Так вот теперь о самом главном, о семье. Семьи бывают хорошие, и семьи бывают плохие. Поручиться за то, что семья воспитает как следует, нельзя. Говорить, что семья может воспитывать как хочет, мы не можем. Мы должны организовать семейное воспитание, и организующим началом должна быть школа как представительница государственного воспитания. Школа должна руководить семьей.
Спрашивается, как руководить? Вызвать родителей и сказать: "Примите меры" - это не руководство.
Вызвать родителей, развести руками и сказать: "Ах, как же это так у вас плохо получается" - это тоже не поможет.
Что же касается помочь и как можно помочь? Плохого родителя, т.е. родителя, не умеющего воспитывать, всегда можно научить так же, как и педагога можно научить.
Между прочим, товарищи, многие родители, как и педагоги, не умеют разговаривать с ребенком. Нужно поставить голос. К сожалению, в педагогических техникумах и вузах не ставят голоса. Я бы обязательно в каждом вузе и техникуме имел хорошего специалиста, который умеет ставить голоса.
Я попробовал бы провести такое упражнение: вы, товарищи, студенты, и вы будете допрашивать меня тоже, как студента. Допустим, я украл у кого-то 10 рублей. Как вы будете меня допрашивать? Учтите, что вы будете допрашивать меня, а другие будут слушать и потом скажут, правильно вы меня допрашиваете или нет.
И вы, товарищи, увидели бы, что без постановки голоса нельзя правильно спросить. Я сам сначала думал: к чему это? Оказывается, это необходимо. Это очень важно.
У меня вначале и у самого не очень хорошо выходило. В чем, думаю, дело? Обратился к опытному актеру.
- Надо голос поставить.
- Как голос поставить? Я, что ж, петь буду?
- Не петь, а говорить.
Я позанимался с ним некоторое время и понял, какое великое дело постановка голоса. Очень важно, каким тоном говорится. Простая фраза: "Можешь идти", но эту простую фразу, эти два слова можно сказать 50 способами. Причем в каждый способ вы подпускаете такие нотки, что это будет каплей яду, если это нужно для того, кто должен это почувствовать.
Это очень сложное дело. Если у вас голос не поставлен, вам, конечно, будет трудно. Родителям не мешало бы поставить свои голоса.
Родители часто говорят: "Ванечка, убери за собой постель". (С м е х).
Ну, скажите, пожайлуста, разве после такого приказания может живой человек убрать постель за собой, даже если бы он и хотел это сделать? (С м е х). Некоторые родители и педагоги позволяют себе такую "роскошь", чтобы их голос отражал их настроение. Это совершенно недопустимо. Настроение у вас может быть каким угодно, а голос у вас должен быть настоящим, хорошим, твердым.
Никакого отношения к вашему голосу настроение не имеет. Почему вы знаете, какое у меня сейчас настроение? Может быть, я в горе. А может быть, у меня радость какая-нибудь большая. Но я должен говорить так, чтобы меня все слушали. Каждый родитель, каждый педагог, перед тем как разговаривать с ребенком, должен себя немножко так подкрутить, чтобы все настроения исчезли. И это не так трудно.
После того как мы три года прожили в лесу и вокруг нас были бандиты, какие же могут быть настроения? Какую же волю я могу давать своим настроениям? Я привык справляться со своим настроением и убедился, что это очень легко. Нужно делать так, чтобы ваша физиономия, ваши глаза, ваш голос были в некоторых случаях автономными. На душе у вас, может быть, кошки скребут и всякие другие гады, а с внешней стороны все должно быть в полном порядке, в полном параде. Педагог обязан иметь "парад на лице". Желательно, чтобы и родители имели на лице "парад".
Допустим, вы получили неприятное письмо, может быть, даже от любимого человека. Так что же, из-за неприятного письма должен пропадать месяц педагогической работы? Из-за какого-то любимого существа, которое, может быть, вообще ничего не стоит, и, может быть, хорошо, что написано такое письмо.
Постановка голоса, мимика, умение встать, умение сесть - все это очень и очень важно для педагога. Каждый пустяк имеет большое значение и этим пустякам можно научить родителей.
Недавно ко мне пришел один родитель и говорит:
- Я коммунист, рабочий. У меня есть сын. Не слушается. Я ему говорю не слушается. Второй раз говорю - не слушается. Третий раз говорю - не слушается. Что же мне с ним делать?
Усадил я этого родителя, который пришел ко мне, и начал с ним разговаривать.
- Ну-ка покажите, как вы говорите со своим сыном.
- Да вот так.
- А попробуйте вот так.
- Не выходит.
- Повторите.
Я позанимался с ним полчаса, и он научился отдавать приказание. Дело было только в голосе.
Помощь родителям со сторроны школы возможна только тогда, когда школа представляет собой единый целый коллектив, знающий, чего она требует от учеников, и твердо предьявляющий эти требования.
Это один из способов помощи родителям. Кроме того, есть и другие способы. Нужно изучить семейную жизнь, нужно изучить причины плохого характера. Не буду перечислять здесь все способы помощи семье.
В моей коммуне были дежурные командиры. Это очень трудная обязанность. Дежурный командир целый день правит коммуной. Он распределяет день - и заводской день, и школьный день, и коммунарский день. Он всем руководит, он за все отвечает.
И у нас было такое правило: дежурному командиру обязаны подчиняться все. Никто не имел права идти против дежурного командира. Вообще ребята звали друг друга по имени, но к дежурному командиру обращались всегда: товарищ командир.
И все коммунары строго следили за выполнением этого правила. Если дежурный командир два раза повторял один и тот же приказ, вечером на общем собрании этот вопрос обсуждался.
- Володя Павленко дежурил сегодня, пусть оон даст обьяснение, почему он два раза отдавал приказание. Почему ты позволяешь себе повторять приказание? Ведь ты подорвешь авторитет дежурного командира.
Было четкое правило: дежурный комнадир отдает приказание один раз. Дежурный командир, 14-летний пацан, говорит 18-летнему комсомольцу:
- Позвать заведующего хозяйством.
Повернулся и пошел сейчас же. Тот отвечает ему уже в спину:
- Есть позвать заведующего хозяйством.
И каждый знал, что, если приказание отдано один раз, его нужно выполнить.
Я несколько отклонился в сторону...
...У меня была такая встреча с одной матерью. Она жаловалась на то, что ее мальчугана выгоняют из всех школ. Мальчик был в такой-то школе, потом был в школе для дефективных детей, потом в школе с особым режимом, потом в лесной школе, потом был в санатории, потом был в психиатрической больнице, потом в колониях НКВД. И отовсюду бежал.
- Я говорит, - его раздела, спрятала одежду. Сейчас он сидит у меня в одном белье, и я его никуда не пускаю. Что же мне с ним делать? Я думаю отдать его учеником на наш завод. Ему четырнадцать лет.
Начал я расспрашивать:
- А в квартире у вас чисто?
- Да нет, особенно... порядка нет.
- А сын что-нибудь делает?
- Нет, ничего не делает.
- А постель за собой убирает?
- Нет, не убирает.
- А вы с ним за город когда-нибудь ездили гулять?
- Нет.
- А в цирке были?
- ни разу.
- А в кино были?
- Ни разу.
- А подарили ему что-нибудь?
- Да он не заслуживает.
- Так что же вы от него хотите?
- Может быть, отправить его к дяде, в г. Истру?
Тут уж я не вытерпел. "Пощадите. Несчастный ребенок. Вы ему все нервы истрепали. Человек даже со здоровыми нервами не сможет выдержать перемены десяти коллективов в течение каких-нибудь пяти лет".
Человек не может привыкнуть ни к одному коллективу. Сегодня он в одном коллективе, завтра в другом, потом - в третьем, четвертом, человек начинает бродить между коллективами, и из него получается индивидуалист плохого сорта. Этот вопрос очень интересен, и педагог обязан его исследовать.
Другой вопрос - беспорядок дома. Пришел я к ребенку домой. Беспорядок ужасный. Просто бедлам. Три комнаты. Половина мебели поломана. За окнами мухи валяются с 1930 г. Кругом толстый слой пыли.
Какой же воспитательный процесс может быть в этой пыли, в этой свалке вещей, которую никто не разбирает, о которой никто не заботится.
Если в квартире идеальная чистота, если нет лишних вещей и если вы поддерживаете порядок, у вас ребенок не может быть очень плохим. Внешний порядок, к которому вы приучаете ребенка с самого раннего возраста, формирует его, заставляет его предьявлять к себе большие требования.
К сожалению, такой внешний порядок мне не очень часто приходилось наблюдать в тех семьях, куда меня приглашали. Как же вы можете воспитывать ребенка, живое существо, человека, советского гражданина, если вы не способны организовать десяток неодушевленных предметов в вашей квартире?
Вам за воспитание живого человека и браться тогда нечего. Пригласите наемного воспитателя или отдайте ребенка навсегда из дома. нужно научиться самим организовать вещи, нужно научить этому ребенка, и тогда ребенок скорее станет членом коллектива. Вот этому и должна научить школа тех родителей, которые не знают, что делать.
Следующий вопрос. Я выдвигаю такое положение, что настоящая семья должна быть хорошим хозяйственным коллективом. И ребенок с малых лет должен быть членом этого хозяйственного коллектива. Он должен знать, откуда у семьи средства, что покупается, почему это можно купить, а этого нельзя и т.д.
Ребенка надо привлекать к участию в жизни хозяйственного коллектива как можно раньше, с пяти лет. Ребенок должен отвечать за хозяйство своего коллектива. Отвечать не формально, конечно, а удобствами своей жизни и жизни семьи. Если в хозяйстве плохо, то в жизни его тоже худо. Этим вопросом следует заняться.
И наконец, товарищи, последний вопрос, пожалуй, самый трудный, - это вопрос о счастье.
Обычно говорят: я - мать и я - отец все отдаем ребенку, жертвуем ему всем, в том числе и собственным счастьем.
Самый ужасный подарок, какой только могут сделать родители своему ребенку. Это такой ужасный подарок, что можно рекомендовать: если вы хотите отравить вашего ребенка, дайте ему выпить в большой дозе вашего собственного счастья, и он отравится.
Надо ставить вопрос так: никаких жертв, никогда, ни за что. Наоборот, пусть ребенок уступает родителям.
Вы знаете манеру некоторых девочек говорить матерям:
- Ты свое отжила, а я еще ничего не видела.
Это говорится матери, которой иногда всего тридцать лет.
- Ты свое отжила, а я еще не жила, потому все мне, а тебе ничего.
Девочка должна подумать:
- У меня вся жизнь впереди, а тебе, мама, меньше осталось.
Поэтому в своем четвертом томе "Книги для родителей" я прямо напишу: новые платья в первую очередь - матерям.
И дети перестанут обижаться, если вы воспитаете их в стремлении приносить счастье родителям. Пусть дети думают о родительском счастье в первую очередь, а что думают родители - это детей не касается. Мы люди взрослые, мы знаем, о чем мы думаем.
Если у вас есть лишние деньги и вы думаете, кому купить платье - матери или дочери, так я говорю - только матери.
Отец и мать в глазах детей должны иметь право на счастье в первую очередь. Нет никакого смысла ни для матерей, ни для дочерей, ни тем более для государства воспитывать потребителей материнского счастья. Самая ужасная вещь - воспитывать детей на материнском или отцовском счастье.
В нашей коммуне мы тратили 200 тыс. рублей на походы и 40 тыс. на билеты в театр. Не скупились на это. Денег не жалели. Но когда шили костюмы, то у нас было такое правило: малыши получали костюмы от старших. И они знали, что им шить новые костюмы не будут. Малыши могли рассчитывать только на перешитые костюмы. Правда, мы могли бы подождать6 пока старшие ребята до конца износят свои костюмы, и потом эти костюмы выбросить. Но мы этого не делали. Старшие поносили немного, и костюмы перешивались для младших.
Что вы дадите девочке в 17-18 лет, если вы в 14 лет нарядили ее в крепдешин?
К чему это? А какой у этой девочки разгон получается? Дальше у нее начинаются такие рассуждения: у меня только одно платье, а у тебя, т.е. у матери - три платья.
Нужно воспитывать в детях заботу о родителях, воспитывать простое и естественное желание отказаться от собственного удовольствия, пока не будет удовлетворен отец или мать.
У меня взрослый сын. Окончил институт. Инженер. Очень красивый молодой человек. Финансы у нас общие. У меня до сих пор не было пальто. Кое-кто рассудил бы так: на что тебе, старику, пальто, ты и так хорош. Сыну пальто нужнее. Он молодой красивый человек, ему нужно с девушкой прогуляться, ему пальто необходимо.
Но я выдержал тон. И он выдержал тон.
- Может быть, ты сошьешь себе пальто?
- Нет, не сошью, пока ты не сошьешь.
И он действительно не сшил себе пальто до тех пор, пока я не приобрел себе пальто. Бегал в стареньком пиджачишке. А когда деньги появились, я сшил себе пальто, а он пусть подождет, хоть он и красивый. Важно, что он пережил заботу обо мне. Ну, а девушки и в простом пиджачке любить будут.
Ну вот, товарищи, пожалуй, на этом я и кончу.
- Может быть, будут вопросы?
Вопрос с места. Существует ли сейчас коммуна им. Дзержинского, кто ею руководит и какова ваша связь с этой коммуной сейчас?
Ответ. Коммуна им. Дзержинского жила после меня еще два года, потом была ликвидирована. Почему? Потому, что старшие ушли в вузы, завод, который был там создан, передали соответствующему ведомству. Все коммунары были выпущены с честью.
Связь со своими коммунарами я поддерживаю.
...Надо сказать, что эта связь начинает причинять мне огорчения. Их все-таки много. Их самих я еще помню, но я не могу помнить, кто на ком женился и у кого сколько ребят. А ведь в письмах приходится писать и об этом.
Вы знаете, товарищи, мне приходится один день в шестидневку тратить на переписку. Это меня очень затрудняет. Правда, я не обижаюсь, ведь у них, кроме меня, никаких родственников нет. К кому же им обратиться? Но мне тяжело бывает от такой массы кореспонденции.
Кто-нибудь из моих бывших воспитанников приезжает, например, в Москву. С поезда прямо ко мне. Иногда на целый месяц. С открытой душой заявляется: "Я, Антон Семенович, к вам на месяц!" Я в ужасе. Мне все-таки жаль жену. Не может же быть она содержательницой постоянной гостиницы. Мне не жаль того, что сьедят мои гости, не в этом дело, но хлопоты большие.
- Ну ладно, приехал, так оставайся. Вот, Галя, приехал.
- Кто?
- Да Витька Богданович.
- Ну, здравствуй, Витя.
Через два дня начинаются разговоры:
- Я, пожалуй, в гостиницу поеду.
- Зачем в гостиницу? Живи здесь.
Через три дня опять разговоры:
- Надо, пожалуй, в Ленинград сьездить.
- Да зачем тебе ездить, лучше здесь живи.
А когда уезжает, так и расставаться жаль:
- Переезжал бы в Москву, работал бы здесь, ну и жил бы у меня.
Ведь в большинстве своем хорошие люди получались из них. Связь хоть и тяжелая, но для меня это источник большой, настоящей радости. Правда, кое-кто потерялся.
По случаю награждения меня оредном я получил радиограмму с острова Врангеля. Подписано: "Митька Жевелий". Вы его знаете по "Педагогической поэме".
Сегодня получил письмо, тоже поздравительное. Подписано: "Инженер-орденоносец Орисенко (Гуд)"...
Карабанов - начальник колонии. Замечательный человек. Если про себя я говорил, что я мастер, а не талант, но Карабанов в первую очередь талант. Он буквально чудеса делает. Если написать об этом, так, пожалуй, никто не поверит.
Расскажу вам такой случай. В 1937 г. я руководил всеми колониями Украины. Вызвал из Ленинграда Карабанова.
- Бери новую колонию, будешь работать там.
- Хорошо.
Дал я ему старый совхоз, какие-то медздравовские бараки в пяти километрах от Винницы, около шоссе. Ничего там не было. Я решил: Карабанов человек сильный, дал я ему "лучших ребят". Со всей Украины собрал. Собрал настоящих "жуков", которые со мной без мата принципиально не разговаривали. Парню 14-15 лет, но у него в кармане отмычки и водка.
Месяц я продержал их в приемнике. Окружил высоким забором, часовых поставил.
Так эти часовые были несчастными людьми, хотя и со штыками и с наганами. Ребята над ними просто издевались: и плевали им в физиономию, и швыряли чем попало. Что с ними сделаешь? Стрелять ведь в них не будешь. Извелся я, пока Карабанов подготавливал все к приему ребят.
Наконец получаю телеграмму от Карабнова: "Можно привозить". Погрузил я их в арестантские вагоны с решетками, поставил конвой и отправил.
Ночью они прибыли в Винницу. Карабанов подал к станции два грузовика. С соответствующими выражениями уселись в грузовики. Приехали. Постели приготовлены. Накормили их, уложили спать. Все равно, говорят, завтра будем в Виннице. Ночью не видели, куда приехали. Утром проснулись - кругом степи, пусто. И бараки.
Карабанов ушел на село. Ребята заявиили: жить здесь не будем, пошли, братва, на вокзал. Поехали в Винницу.
Около них несколько чекистов. Уговаривают их: куда вы, дорогие ребятки, останьтесь. Они ответили им соответствующим образом и пошли пешком, целой ватагой. А чекисты за ними на автомобиле поехали, все уговаривают, продолжают.
Прибежал Карабанов:
- Где хлопцы?
Схватив первого попавшегося коня, без седла, поскакал за ними. Видит идут хлопцы по дороге.
Он спрыгивает с коня. Поскользнулся и упал. Те к нему: что такое:
Пробуют поднять. Стонет. Потом говорит: несите меня в колонию. Понесли в колонию. Всей гурьбой пошли. Принесли. Осторожненько опустили его,. а он и говорит: да вы меня поставьте. Поставили они его на ноги. А он и говорит: "Ну спасибо, что донесли, не хотелось мне пешком идти".