Страница:
Была у нас тогда другая литература, которая гораздо более пользовалась уважением и сочувствием наших предков, более удовлетворяла их духовным потребностям и далеко превосходила нашу русскую и количеством, и часто качеством своих произведений: разумеем литературу иноземную, почти исключительно переводную. Мы знаем, что еще в домонгольский период у нас находились в употреблении, кроме некоторых книг Священного Писания, творения древних учителей Церкви, Восточной и Западной, разумеется в переводах, и сочинения некоторых южных славян. И именно: для уразумения слова Божия - Толкования на Псалтирь святого Афанасия Александрийского, на Евангелие - святого Григория, папы Римского, и на Послания к Римлянам, Коринфянам, Галатам и Ефесеям из разных святых отцов; для изучения догматов веры и истин нравственности - Богословие святого Иоанна Дамаскина, Пандекты Антиоха; для проповедания в храмах - некоторые Слова - Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Василия Великого, Климента, епископа Словенского, или Величского; Огласительные поучения Кирилла Иерусалимского и беседы на воскресные Евангелия, выбранные из разных святых отцов Константином, пресвитером Болгарским; вообще для назидательнаго чтения - Лествица святого Иоанна Лествичника, жития некоторых святых греческих и славянских и прочее 283. В настоящий период число переводных книг в России, вместе с сочинениями южнославянскими, еще более увеличилось, если судить даже по одним уцелевшим от того времени памятникам. Таковы:
Книги Священного Писания и толкования на них:
1. Пятокнижие Моисеево в списке XIV-XV и другом XV в.;
2. Книги Иисуса Навина, Судей, Руфи и Есфири в списке XIV в., те же Книги и вместе Книги Царств - все четыре в списке XV в. 284;
3. Псалтирь в списках 1296 г. и других XIII, XIV и XV вв.285;
4. шестнадцать пророков в списках XV в., хотя несомненно известно, что "Книги пророческие" у нас употреблялись и во 2-й половине XIII в. (в 1276 г.) 286;
5. все книги Нового Завета, т.е. и Четвероевангелие, и Деяния апостольские, и Послания апостолов, и Апокалипсис, переведенные или вновь исправленные по греческому тексту святым Алексием, митрополитом Московским, в 1355 г. и сохраняющиеся доселе в его драгоценном автографе 287;
6. Евангелия, расположенные по евангелистам, или Четвероевангелия, в списках 1383 г. и во многих других XIV и XV вв. 288 Не упоминаем о Евангелиях, которые расположены по порядку церковных чтений и находились в употреблении собственно во храмах Божиих, а не в жилищах христиан: таких Евангелий сохранилось весьма много;
7. Апостол, или апостольские Деяния и Послания, в списках XIII-XIV и начала XV в. 289;
8. Толкование на Шестоднев, составленное Иоанном, экзархом Болгарским, по руководству святого Василия Великого и Севериана Гавальского, в списке 1263 г. и в списке XV в.;
9. Толкования на книги пророков, извлеченные из Феодорита и других учителей Церкви, в списках XV в. 290;
10. толковая Псалтирь около 1250 г.;
11. Толкование на Песнь песней в списке XIV в. 291;
12. Толкование на Евангелия Иоанна и Луки, писанное в 1434 г. в Киево-Печерской лавре;
13. Толкование на Евангелия Иоанна и Марка Феофилакта Болгарского в списке XV в. кстати заметим, что об употреблении у нас толкового Евангелия в конце XIV и начале XV в. свидетельствует митрополит Киприан 292;
14. толковый Апостол - также XV в.;
15. толковый Апокалипсис святого Андрея Кесарийского в трех экземплярах XIII-XIV вв.;
16. два сборника, содержащие в себе толкования святых отцов на разные места Священного Писания, один XIII, другой XV в. 293
Не упоминаем о Толковании на книгу Иова Олимпиодора Александрийского и других учителей Церкви, переведенном в 1412 г. на Афоне в Хиландарской обители иноком Гавриилом, ни о беседах на книгу Бытия святого Иоанна Златоустого, переведенных в 1426 г. на Афоне иноком Иаковом, потому что, скоро ли проникли эти переводы в Россию, не знаем. Впрочем, об употреблении у нас бесед на Шестоднев святого Иоанна Златоустого, конечно в более древнем переводе, и вместе таких же бесед святого Василия Великого свидетельствует митрополит Киприан во своем послании к игумену Афанасию (1390-1405) 294.
Писания догматические, нравственные и аскетические, обращенные преимущественно к инокам:
1. Творения святого Дионисия Ареопагита с толкованиями на них святого Максима Исповедника в списке XV в. по переводу, сделанному в 1371 г. афонским иноком Исаиею;
2. Слова против ариан святого Афанасия Александрийского в списке XV в. по переводу епископа Болгарского Константина (X в.);
3. Пандекты Антиоха в списке конца XIV или начала XV в. 295;
4. Лествица святого Иоанна Лествичника во многих списках XIII, XIV и XV в. 296;
5. Поучения аввы Дорофея в четырех списках XIV и XV в.;
6. Поучения святого Ефрема Сирина в трех списках: конца XIII, XIV и начала XV в.;
7. Поучения Исаака Сирина в списках 1381, 1416, 1431 г. и вообще XV в. с прибавлениями из Петра Дамаскина, Максима Исповедника и др. 297;
8. Диоптра Филиппа Пустынника в списке 1388 г. и в четырех списках XV в.;
9. Постнические Слова святого Василия Великого XV в.;
10. Поучения преподобного Феодора Студита в списках XIV и XV в.;
11. Подвижнические главы преподобного Максима Исповедника, Феодора Эдесского и Нила - конца XIV или начала XV в,
12. святого Нила об "Осми помыслех" в списке 1419 г.;
13. Творения Симеона, Нового Богослова, и Петра Дамаскина - XV в. и
14. "Словеса различна" святого Григория Синаита - XV в. 298
Церковные поучения. Слова, беседы :
1. Огласительные поучения святого Кирилла Иерусалимского XIII в.;
2. 16 Слов святого Григория Богослова с толкованием Никиты Ираклийского, в трех списках XIV в. и в двух XV в.;
3. Маргарит святого Иоанна Златоустого - начала XV в.;
4. Беседы на евангельские чтения святого Григория Двоеслова - XIV в. 299;
5. Собрание поучений на воскресные и праздничные дни из святого Златоуста и других отцов, в списке XV в. Это собрание сделано Константинопольским патриархом Филофеем и переведено на славянский язык в 1343 или, вероятнее, в 1407 г. 300;
6. сборник Слов, от недели мытаря и фарисея до недели всех святых, из святого Златоуста, Феофила Александрийского, Ефрема Сирина, Феодора Студита, Григория Богослова, Афанасия Александрийского и других, в списке XV в.;
7. еще два (неполных) сборника поучений на разные дни и праздники из святого Златоуста и других, в списках XIV-XV в.
Три последние сборника составлены несомненно у нас в России, потому что наряду с творениями древних учителей Церкви заключают в себе и сочинения русских писателей - Феодосия Печерского, Кирилла Туровского и некоторых безымянных 301.
Жития святых. Прологи, Патерики:
1. жития святых числом до 25, писанные в 1431 г. на Афоне иноком русским Афанасием и потом переписанные по повелению игумена Троицко-Сергиева монастыря Зиновия (1432-1443);
2. жития: Нифонта и Феодора Студита, писанные около 1250 г., Симеона Столпника, писанное в 1296 г., Епифания Кипрского в списке XIV в., Панкратия Тавроменийского в списке XIV в. Варлаама и Иоасафа Индийских в двух списках XIV и XV вв., Иоанна Златоустого, Андрея Юродивого в отдельных списках XV в. 302;
3. Прологи, более двадцати книг, в списках XIII, XIV и XV вв. 303;
4. Патерик азбучный в списке конца XIV и трех списках XV в.;
5. Патерик Скитский в списках 1296 г. и XV в.;
6. Патерик Римский, или повести о жительстве святых отцов, святого Григория Двоеслова, папы Римского, в двух списках XIV и XV вв.;
7. Патерик Египетский в списке начала XV в. 304
Сочинения и сборники смешанного содержания.
В числе этих сборников одни несомненно составлены в Греции, по крайней мере, не содержат в себе русских статей, а другие составлены в России, потому что наряду со статьями древних учителей Церкви заключают в себе и статьи русские, хотя немногие. К сборникам первого рода относятся:
1. обширное сочинение Никона Черногорца (XI в.) самого разнообразного содержания: и догматического, и нравственного, и аскетического, и обрядового, и канонического. В сочинении этом две отдельные части, которые большею частию и переписывались отдельно как два особые сочинения. Одна называется Пандекты, состоит из 63 Слов и известна в списке 1296 г., в четырех списках XIV и трех XV в. Вторая - Тактикон, или Типикон, содержит 40 Слов и известна в списке 1397 г. и трех списках XV в. В сочинении Никона Черногорца приводится бесчисленное множество мест и отрывков из весьма многих древних писателей Церкви, так что предки наши, читая одно это сочинение, могли знакомиться со многими отцами и учителями, творения которых еще не были переведены на славянский язык 305;
2. Известный Сборник Святославов, переписанный в 1403 г. иноком Анфимом в московском Андрониковом монастыре;
3. сборник начала XV в., содержащий в себе, кроме Египетского Патерика, отрывки из других Патериков, также поучения и жития разных святых;
4. сборник 1422 г., заключающий в себе, кроме Лествицы Иоанна Лествичника, многие другие статьи: повести, Слова, краткие изречения и прочее;
5. Пчела, или "Речи и мудрости от Евангелия, и от апостол, и от св. муж, и разум внешних философов", в списках XV в. 306
Из сборников, составленных в России, известны:
1. Измарагд ХIVв., где вместе с Словами святого Златоустого и других учителей помещены два Слова святого Кирилла Туровского;
2. Златая Цепь XIV в., в которой между прочим сохранились до нас известные Слова Серапиона Владимирского;
3. сборник XIV в., заключающий в себе между переводными статьями разных святых отцов, поучения святого Алексия, митрополита Московского, Матфия Сарайского и несколько Слов святого Кирилла Туровского 307;
4. сборник из отеческих сочинений с одною русскою статьею, конца XIV или начала XV в.;
5. два другие такие же сборника XV в.;
6. так называемый Паисиевский сборник XIV-XV в., где помещены некоторые сочинения святого Феодосия Печерского и Серапиона Владимирского;
7. так называемый Сильвестровский сборник XIV в., в котором находятся, кроме отрывка из Палеи, некоторых житий и других переводных статей, два русских сказания о житии святых мучеников Бориса и Глеба 308.
Излишне напоминать, что мы не перечислили и не могли перечислить всех памятников переводной и южнославянской литературы, какие сохранились у нас от монгольского периода, так как не все они приведены в известность, не все библиотеки древнеславянских рукописей описаны. А с другой стороны, нельзя не предположить, что были и могли быть тогда в употреблении у наших предков многие другие такого же рода сочинения, до нас не дошедшие или нами не упомянутые. К сожалению, предки наши, списывая и приобретая себе в славянских переводах книги истинные, т.е. составленные в духе православия, нередко списывали вместе и такие книги, которые назывались ложными, отреченными, апокрифическими. Эти книги, по всей вероятности, начали проникать к нам из Греции и Болгарии с самого введения христианства, и преподобный Нестор, как известно, уже пользовался в своей летописи некоторыми ложными сказаниями из книги Палеи. От XIII в. дошла до нас одна из таких книг, именно: "Сказание Афродитиана персианина". И митрополит Кирилл II во 2-й половине того же века не без причины заповедовал в своем "Поучении к попом": "Лживых книг не почитайте". В XIV столетии число апокрифов у нас еще увеличилось, и замечательно, что они помещались тогда у нас в одних и тех же сборниках вместе с книгами истинными. В списках этого века сохранились доселе следующие апокрифы: отрывок из Книги Еноха, Откровение Авраама, Заветы двенадцати патриархов, Варфоломеевы вопросы Богородице, повесть о Макарии Римском, Хождение Зосимы к рахманам. Затем сохранились также: Лествица Иакова в списке 1406 г., Хождение святого Иоанна Богослова и Повесть о спасенном древе крестном в списке 1419 г. и многие другие отреченные книги в списках XV в. 309 Чтобы предохранить православных от чтения этих книг, пастыри нашей Церкви находили нужным составлять индексы, или перечни, книг истинных и ложных, конечно на основании таких же индексов греческих и болгарских, издавна существовавших. К концу XIV и в начале XV в. встречаем у себя разом три подобных индекса: один - в Паисиевском сборнике, другой - в Молитвеннике митрополита Киприана, третий - в сборнике преподобного Кирилла Белоезерского 310. Эти индексы при исчислении апокрифов довольно различны между собою - потому ли, что составлены были на основании различных индексов греческих и болгарских или потому, что составители наших индексов перечисляли ложные книги каждый по своему усмотрению, какие знали и находили в употреблении. Из этих индексов узнаем, что большая часть перечисляемых в них отреченных книг имела происхождение греческое, а другие измышлены были в Болгарии, почему и называются болгарскими баснями или ложью болгарского попа Иеремии, некоторые же, судя по названиям ("Громовник", "Колядник", "Воронограй" и под.), может быть, появились в самой России. Как бы то ни было, только не подлежит сомнению, что воспитание предков наших, умственное и нравственное, совершалось тогда под двумя совершенно противоположными влияниями: под влиянием писаний отеческих и вообще православных, доставлявших здоровую пищу, и под влиянием писаний еретических и вообще ложных. Оба эти влияния неизбежно должны были отразиться и отразились в произведениях нашей домашней духовной литературы, каковы, например, сочинения святителей Петра, Алексия, Григория Самвлака, проникнутые духом и мыслями древних учителей Церкви, и послание Новгородского архиепископа Василия о земном рае, усиливающееся доказать одну из любимых мыслей еретиков - несториан и яковитов - между прочим ссылкою на апокрифическую повесть о римском пустыннике Макарии, которая действительно и упоминается в статье о книгах истинных и ложных.
Вообще же мы приходим к заключению, которое нам кажется справедливым, что если не беднее была наша духовная литература, не ниже было наше духовное просвещение в период монгольский, чем в предшествовавший, то отнюдь и не богаче, отнюдь и не выше. В два новые столетия ни наше просвещение, ни наша литература нисколько не подвинулись вперед, а все оставались на прежней точке или, вернее, все вращались в одном и том же, словно заколдованном, круге. Как прежде значительную часть наших духовных писателей составляли наши митрополиты-греки, приходившие к нам с готовым образованием из отечества, так и теперь лучшие или образованнейшие из наших писателей, которых сочинения представляют собою едва ли не половину всего нашего литературного наследия от того времени, именно митрополиты Киприан, Фотий, Григорий Самвлак пришли к нам с Востока и, следовательно, не у нас получили образование. Собственно русские писатели, и прежде и теперь, воспитывали себя исключительно по сочинениям древних учителей Церкви в славянском переводе, видели в них для себя единственные образцы, которым старались подражать, любили часто повторять их мысли, приводить их изречения, как бы говорить их словами. Если переводная литература является у нас в настоящий период более обширною и богатою, то еще спрашивается: на нашей ли почве возникла эта литература, не пересажена ли она к нам также с Востока? По крайней мере, кроме нескольких переводов митрополита Киприана, мы с трудом можем указать на одну-две книги, переведенные тогда в России, между тем как достоверно знаем, что в Сербии, Константинополе и особенно на Афоне продолжали переводить книги на славянский язык и что русские старались списывать или покупать эти книги и приносили в свое отечество 311. Предки наши, очевидно, по-прежнему оставались учениками греков и южных славян и находились под их исключительным влиянием.
Надобно присовокупить, что и то слабое образование, какое мы замечаем тогда в России, ограничивалось самым небольшим кругом даже в духовенстве. Каковы были вообще наши архипастыри, за исключением известных, крайне немногих? "Епископы русские - люди некнижные", - уверял папу Евгения на Флорентийском Соборе митрополит Исидор 312. И если бы мы заподозрили этого свидетеля, то сборник поучений, переведенный на русский язык (1343 или 1407 г.) в руководство именно архиереям, чтобы они могли по нему каждое воскресенье и каждый праздник проповедовать во храмах, удостоверил бы нас, что тогдашние владыки наши не все в состоянии были сами от себя и поучать народ истинам веры 313. Каково было наше низшее духовенство, особенно сельское? Об этом случайно засвидетельствовал другой наш митрополит Киприан, когда, перечисляя книги ложные, упомянул о толстых сельских сборниках, которые "невежи попы и дьаконы" наполняли разными баснями и суеверными сказаниями. Излишне и спрашивать, проникали ли тогда грамотность и какое-либо книжное образование в массы нашего народа. Что сталось бы с просвещением в России, если бы она с лишком на два века не подпала владычеству монголов? Разумеется, решительно это определить никто не может. Но, судя по тому, как шло у нас дело просвещения в два с половиною столетия до монголов, думаем, что оно едва ли подвинулось бы вперед и в два последовавшие столетия при прежних условиях нашего отечества, хотя бы монголы к нам не приходили, и явилось бы в таком же или подобном виде, в каком явилось при монголах. Живое доказательство тому представляют новгородцы, которые почти не несли ига монгольского, однако ж нимало не опередили прочих русских в просвещении. Повторяем: монголы отнюдь не препятствовали нашему духовенству, особенно в монастырях, заниматься науками, если бы сами русские того хотели. Но, видно, русские еще не чувствовали потребности в высшем образовании. Они спокойно продолжали идти тем же путем, каким шли их предки, довольствовались теми же первоначальными школами, какие существовали и прежде, и не простирали в этом отношении своих желаний далее, как только чтобы уметь свободно читать и понимать Божественные и святоотеческие книги на пользу собственных душ и для назидания ближних.
ГЛАВА VII
СОСТОЯНИЕ ВЕРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ
Период монгольского владычества над Россиею, казалось, был особенно благоприятным временем для нравственного ее улучшения и возвышения. Никогда еще она не подвергалась такому громадному бедствию, какому подверглась теперь, и никакое бедствие не тяготело над нею так долго. Никто в России не сомневался тогда, что иго монгольское есть наказание Божие за грехи, а пастыри Церкви громогласно повторяли эту мысль и не переставали призывать народ к покаянию и исправлению жизни 314. Едва протекло первое столетие этого тяжелого ига, как Россию постигла новая кара небесная - страшная язва, известная под именем черной смерти. Явившись в 1352 г. сперва в Пскове, потом в Новгороде и обошедши все русские области, она в продолжение с лишком семидесяти лет (1352-1427) несколько раз повторялась в разных местах, особенно в Новгороде и Пскове, и везде производила ужасные опустошения. Не только домы, а целые города пустели от нее: в Глухове и Белозерске не осталось ни одного жителя, в Смоленске едва осталось пять человек, которые наконец решились удалиться из города, наполненного одними трупами. Никогда в России не свирепствовала такая губительная и такая продолжительная язва. Все видели в ней гнев Божий за грехи и по гласу пастырей Церкви спешили каяться и обращаться к Богу 315. Мы не говорим уже о многих других общественных бедствиях, какие испытывало тогда наше отечество, но которые известны были ему и прежде, хотя и эти нравственные уроки могли иметь силу и оказывать свое благодетельное влияние. К концу XIV и особенно с начала XV в. в России сделалась господствующею мысль о близкой кончине мира - новое, необычайное побуждение к покаянию и благочестию христианскому. Настало последнее столетие седьмой тысячи лет от сотворения мира, с истечением которой, думали, должно последовать преставление света и должен открыться всеобщий суд. Эту мысль разделяли вполне сами наши архипастыри, даже просвещеннейшие из них, каковы Киприан и Фотий, и пользовались ею, чтобы убеждать своих пасомых к исправлению жизни. Что же, посреди таких обстоятельств в продолжение монгольского периода сделались ли русские действительно лучшими по своей нравственности, нежели какими были прежде? Мы нимало не сомневаемся, что все означенные обстоятельства, грозные и поучительные, не могли не производить сильных, иногда потрясающих действий на массы народа и что тысячи, десятки тысяч людей искренно обращались тогда к Богу и оканчивали жизнь с истинным покаянием, как точно и было, по прямому свидетельству летописей, например, во Владимире при первом нашествии татар и в Пскове - во время моровой язвы 316. Но надобно сознаться, что все эти действия были только временные и проходившие скоро. А сказать, чтобы в тот период изменился к лучшему самый характер русского народа, чтобы русские более прониклись духом Евангелия, более утвердились и возвысились в началах христианского благочестия, отнюдь не позволяет история. Много светлого и доблестного представляет она тогда у нас, но почти ничего такого, чего бы не представляла и прежде. Зато, с другой стороны, представляет много и мрачного, даже более мрачного, нежели сколько мы видели у себя в предшествовавшее время.
Русские отличались уже и прежде глубокою приверженностию к святой вере Христовой и православной Церкви. Теперь открывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. В 1246 г., когда Батый позвал к себе черниговского князя Михаила и потребовал от него чрез своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел по обычаю монголов сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, благоверный князь отвечал: "Я христианин и не могу поклониться твари и идолам". Когда ему предложили на выбор одно из двух: или поклониться, или умереть, князь не поколебался избрать последнее, несмотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. Хан отдал князя в руки татар, которые начали принуждать его к своей вере. Но он не только не соглашался на это, но открыто исповедовал, что вера христианская воистину есть святая, а татарская - поганая. Озлобленные язычники отрезали ему язык, заткнули уста и медленно изрезали по составам все члены его тела, так что новый мученик действительно уподобился древнему Иакову Персскому, по замечанию летописей 317. Защищая себя от нападающих врагов или выступая против них сами, русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают прежде всего за святую веру и Церковь. "Умрем за святую Богородицу (т.е. за соборную церковь Пресвятой Богородицы) и за правую веру", - говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. "Умрем за святую Софию (т.е. за Софийский собор)", - обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. "Прольем кровь свою за дом Пресвятой Троицы и за святые церкви", восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения Литвы. И Димитрий Донской, отправляясь с войском из Москвы против татар, говорил прочим князьям и воеводам: "Пойдем против безбожного и нечестивого Мамая за правую веру христианскую, и за святые церкви, и за всех младенцев, и старцев, и за всех христиан" 318. Да, русские любили свое отечество, а в нем прежде всего любили свою святую веру и свою святую Церковь. Русские тем более привязывались к святой вере и Церкви, что в них только находили для себя утешение и подкрепление посреди бедствий и скорбей, в особенности от своих поработителей, и в имени, или звании, христиан видели свое главное отличие от поганых агарян, свое превосходство пред ними. Но не скроем свидетельства летописей, что, в то время как одни из сынов России, из благочестивых ее князей, охотно умирали за святую веру, не соглашаясь изменить ей и поклониться монгольским идолам, "многие другие князья с своими боярами проходили (пред палаткою Батыя) сквозь огонь и поклонялись кусту и идолам ради славы света сего, и каждый выпрашивал себе власти". Находились и такие между русскими, которые совершенно отвергались от веры христианской и принимали веру наших поработителей. Припомним Домана северянина, родом из Путивля, отсекшего голову святому Михаилу, князю черниговскому, и несчастного Изосиму, который прежде был иноком самой нетрезвой и вообще позорной жизни, а сделавшись вероотступником, много досаждал христианам в Ярославле и убит ими 319.
Любя веру и Церковь, предки наши, естественно, были привержены и усердны к храмам Божиим и святым обителям. Были князья, были и архипастыри и другие лица, которые в продолжение своей жизни сооружали не одну или две, а многие церкви и на собственные средства воздвигали по нескольку монастырей или не щадили для содержания и украшения их никаких жертв. Обычай постригаться в монашество, по крайней мере пред смертию, известный у нас и в прежнее время, теперь еще усилился. Редкие из князей, каковы: Владимир Василькович галицкий и Димитрий Донской, не последовали этому обычаю. А большая часть принимала пред своею кончиною не только монашество, но и схиму, Так поступили святой Александр Невский, дети его - Андрей Александрович и Даниил Александрович Московский, затем - Иоанн Данилович Калита, Симеон Иоаннович Гордый, Михаил Александрович Тверской, Александр ростовский и весьма многие другие. Так же поступили и княгини: мать святого Александра Невского - Евфросинья, жена Симеона Гордого - Анастасия, жена брата его Иоанна Иоанновича - Александра, жена Димитрия Донского - Евдокия и другие. Так же поступали почти все посадники новгородские, бояре московские и многие другие лица 320. Но несмотря на всеобщее, господствовавшее тогда уважение и любовь к святым храмам и обителям иноков, бывали примеры и совершенно противного, по крайней мере во дни брани и других народных бедствий. В 1393 г. новгородцы, овладев Устюгом, зажгли город и разграбили соборную церковь, похитили из нее все золото и серебро, ободрали даже иконы. А чрез несколько лет (1398) не только разграбили вновь ту же самую церковь в Устюге, но сожгли ее и взяли, как они выражались, в плен самую икону Пресвятой Богородицы чудотворную, так что владыка Новгородский справедливо заметил воеводам: "Вы обесчестили церковь Божию в Устюге" - и повелел им воздвигнуть эту церковь и возвратить чудотворную икону со всею утварью 321. Не лучше действовали иногда новгородцы и у себя дома. В 1299 г., когда во время страшного пожара некоторые торговцы снесли для безопасности свои товары в церкви, злые люди разграбили в церквах все снесенное, а в одной убили даже сторожа, охранявшего товар. В 1340 г. во время еще более сильного пожара также убили в церквах двух сторожей, разграбили весь товар, много сделали пакости в самом Софийском соборе. В 1418 г. во время народного волнения возмутившиеся, кроме разных неистовств в городе, разграбили монастырь святого Николая на Поле и оскорбили игумена и черноризцев, говоря: "Здесь житницы боярские". Великий князь московский Василий Васильевич с своею многочисленною ратью (1434), опустошив страну Галичскую и взяв самый Галич, пожег святые церкви и монастыри 322.
Книги Священного Писания и толкования на них:
1. Пятокнижие Моисеево в списке XIV-XV и другом XV в.;
2. Книги Иисуса Навина, Судей, Руфи и Есфири в списке XIV в., те же Книги и вместе Книги Царств - все четыре в списке XV в. 284;
3. Псалтирь в списках 1296 г. и других XIII, XIV и XV вв.285;
4. шестнадцать пророков в списках XV в., хотя несомненно известно, что "Книги пророческие" у нас употреблялись и во 2-й половине XIII в. (в 1276 г.) 286;
5. все книги Нового Завета, т.е. и Четвероевангелие, и Деяния апостольские, и Послания апостолов, и Апокалипсис, переведенные или вновь исправленные по греческому тексту святым Алексием, митрополитом Московским, в 1355 г. и сохраняющиеся доселе в его драгоценном автографе 287;
6. Евангелия, расположенные по евангелистам, или Четвероевангелия, в списках 1383 г. и во многих других XIV и XV вв. 288 Не упоминаем о Евангелиях, которые расположены по порядку церковных чтений и находились в употреблении собственно во храмах Божиих, а не в жилищах христиан: таких Евангелий сохранилось весьма много;
7. Апостол, или апостольские Деяния и Послания, в списках XIII-XIV и начала XV в. 289;
8. Толкование на Шестоднев, составленное Иоанном, экзархом Болгарским, по руководству святого Василия Великого и Севериана Гавальского, в списке 1263 г. и в списке XV в.;
9. Толкования на книги пророков, извлеченные из Феодорита и других учителей Церкви, в списках XV в. 290;
10. толковая Псалтирь около 1250 г.;
11. Толкование на Песнь песней в списке XIV в. 291;
12. Толкование на Евангелия Иоанна и Луки, писанное в 1434 г. в Киево-Печерской лавре;
13. Толкование на Евангелия Иоанна и Марка Феофилакта Болгарского в списке XV в. кстати заметим, что об употреблении у нас толкового Евангелия в конце XIV и начале XV в. свидетельствует митрополит Киприан 292;
14. толковый Апостол - также XV в.;
15. толковый Апокалипсис святого Андрея Кесарийского в трех экземплярах XIII-XIV вв.;
16. два сборника, содержащие в себе толкования святых отцов на разные места Священного Писания, один XIII, другой XV в. 293
Не упоминаем о Толковании на книгу Иова Олимпиодора Александрийского и других учителей Церкви, переведенном в 1412 г. на Афоне в Хиландарской обители иноком Гавриилом, ни о беседах на книгу Бытия святого Иоанна Златоустого, переведенных в 1426 г. на Афоне иноком Иаковом, потому что, скоро ли проникли эти переводы в Россию, не знаем. Впрочем, об употреблении у нас бесед на Шестоднев святого Иоанна Златоустого, конечно в более древнем переводе, и вместе таких же бесед святого Василия Великого свидетельствует митрополит Киприан во своем послании к игумену Афанасию (1390-1405) 294.
Писания догматические, нравственные и аскетические, обращенные преимущественно к инокам:
1. Творения святого Дионисия Ареопагита с толкованиями на них святого Максима Исповедника в списке XV в. по переводу, сделанному в 1371 г. афонским иноком Исаиею;
2. Слова против ариан святого Афанасия Александрийского в списке XV в. по переводу епископа Болгарского Константина (X в.);
3. Пандекты Антиоха в списке конца XIV или начала XV в. 295;
4. Лествица святого Иоанна Лествичника во многих списках XIII, XIV и XV в. 296;
5. Поучения аввы Дорофея в четырех списках XIV и XV в.;
6. Поучения святого Ефрема Сирина в трех списках: конца XIII, XIV и начала XV в.;
7. Поучения Исаака Сирина в списках 1381, 1416, 1431 г. и вообще XV в. с прибавлениями из Петра Дамаскина, Максима Исповедника и др. 297;
8. Диоптра Филиппа Пустынника в списке 1388 г. и в четырех списках XV в.;
9. Постнические Слова святого Василия Великого XV в.;
10. Поучения преподобного Феодора Студита в списках XIV и XV в.;
11. Подвижнические главы преподобного Максима Исповедника, Феодора Эдесского и Нила - конца XIV или начала XV в,
12. святого Нила об "Осми помыслех" в списке 1419 г.;
13. Творения Симеона, Нового Богослова, и Петра Дамаскина - XV в. и
14. "Словеса различна" святого Григория Синаита - XV в. 298
Церковные поучения. Слова, беседы :
1. Огласительные поучения святого Кирилла Иерусалимского XIII в.;
2. 16 Слов святого Григория Богослова с толкованием Никиты Ираклийского, в трех списках XIV в. и в двух XV в.;
3. Маргарит святого Иоанна Златоустого - начала XV в.;
4. Беседы на евангельские чтения святого Григория Двоеслова - XIV в. 299;
5. Собрание поучений на воскресные и праздничные дни из святого Златоуста и других отцов, в списке XV в. Это собрание сделано Константинопольским патриархом Филофеем и переведено на славянский язык в 1343 или, вероятнее, в 1407 г. 300;
6. сборник Слов, от недели мытаря и фарисея до недели всех святых, из святого Златоуста, Феофила Александрийского, Ефрема Сирина, Феодора Студита, Григория Богослова, Афанасия Александрийского и других, в списке XV в.;
7. еще два (неполных) сборника поучений на разные дни и праздники из святого Златоуста и других, в списках XIV-XV в.
Три последние сборника составлены несомненно у нас в России, потому что наряду с творениями древних учителей Церкви заключают в себе и сочинения русских писателей - Феодосия Печерского, Кирилла Туровского и некоторых безымянных 301.
Жития святых. Прологи, Патерики:
1. жития святых числом до 25, писанные в 1431 г. на Афоне иноком русским Афанасием и потом переписанные по повелению игумена Троицко-Сергиева монастыря Зиновия (1432-1443);
2. жития: Нифонта и Феодора Студита, писанные около 1250 г., Симеона Столпника, писанное в 1296 г., Епифания Кипрского в списке XIV в., Панкратия Тавроменийского в списке XIV в. Варлаама и Иоасафа Индийских в двух списках XIV и XV вв., Иоанна Златоустого, Андрея Юродивого в отдельных списках XV в. 302;
3. Прологи, более двадцати книг, в списках XIII, XIV и XV вв. 303;
4. Патерик азбучный в списке конца XIV и трех списках XV в.;
5. Патерик Скитский в списках 1296 г. и XV в.;
6. Патерик Римский, или повести о жительстве святых отцов, святого Григория Двоеслова, папы Римского, в двух списках XIV и XV вв.;
7. Патерик Египетский в списке начала XV в. 304
Сочинения и сборники смешанного содержания.
В числе этих сборников одни несомненно составлены в Греции, по крайней мере, не содержат в себе русских статей, а другие составлены в России, потому что наряду со статьями древних учителей Церкви заключают в себе и статьи русские, хотя немногие. К сборникам первого рода относятся:
1. обширное сочинение Никона Черногорца (XI в.) самого разнообразного содержания: и догматического, и нравственного, и аскетического, и обрядового, и канонического. В сочинении этом две отдельные части, которые большею частию и переписывались отдельно как два особые сочинения. Одна называется Пандекты, состоит из 63 Слов и известна в списке 1296 г., в четырех списках XIV и трех XV в. Вторая - Тактикон, или Типикон, содержит 40 Слов и известна в списке 1397 г. и трех списках XV в. В сочинении Никона Черногорца приводится бесчисленное множество мест и отрывков из весьма многих древних писателей Церкви, так что предки наши, читая одно это сочинение, могли знакомиться со многими отцами и учителями, творения которых еще не были переведены на славянский язык 305;
2. Известный Сборник Святославов, переписанный в 1403 г. иноком Анфимом в московском Андрониковом монастыре;
3. сборник начала XV в., содержащий в себе, кроме Египетского Патерика, отрывки из других Патериков, также поучения и жития разных святых;
4. сборник 1422 г., заключающий в себе, кроме Лествицы Иоанна Лествичника, многие другие статьи: повести, Слова, краткие изречения и прочее;
5. Пчела, или "Речи и мудрости от Евангелия, и от апостол, и от св. муж, и разум внешних философов", в списках XV в. 306
Из сборников, составленных в России, известны:
1. Измарагд ХIVв., где вместе с Словами святого Златоустого и других учителей помещены два Слова святого Кирилла Туровского;
2. Златая Цепь XIV в., в которой между прочим сохранились до нас известные Слова Серапиона Владимирского;
3. сборник XIV в., заключающий в себе между переводными статьями разных святых отцов, поучения святого Алексия, митрополита Московского, Матфия Сарайского и несколько Слов святого Кирилла Туровского 307;
4. сборник из отеческих сочинений с одною русскою статьею, конца XIV или начала XV в.;
5. два другие такие же сборника XV в.;
6. так называемый Паисиевский сборник XIV-XV в., где помещены некоторые сочинения святого Феодосия Печерского и Серапиона Владимирского;
7. так называемый Сильвестровский сборник XIV в., в котором находятся, кроме отрывка из Палеи, некоторых житий и других переводных статей, два русских сказания о житии святых мучеников Бориса и Глеба 308.
Излишне напоминать, что мы не перечислили и не могли перечислить всех памятников переводной и южнославянской литературы, какие сохранились у нас от монгольского периода, так как не все они приведены в известность, не все библиотеки древнеславянских рукописей описаны. А с другой стороны, нельзя не предположить, что были и могли быть тогда в употреблении у наших предков многие другие такого же рода сочинения, до нас не дошедшие или нами не упомянутые. К сожалению, предки наши, списывая и приобретая себе в славянских переводах книги истинные, т.е. составленные в духе православия, нередко списывали вместе и такие книги, которые назывались ложными, отреченными, апокрифическими. Эти книги, по всей вероятности, начали проникать к нам из Греции и Болгарии с самого введения христианства, и преподобный Нестор, как известно, уже пользовался в своей летописи некоторыми ложными сказаниями из книги Палеи. От XIII в. дошла до нас одна из таких книг, именно: "Сказание Афродитиана персианина". И митрополит Кирилл II во 2-й половине того же века не без причины заповедовал в своем "Поучении к попом": "Лживых книг не почитайте". В XIV столетии число апокрифов у нас еще увеличилось, и замечательно, что они помещались тогда у нас в одних и тех же сборниках вместе с книгами истинными. В списках этого века сохранились доселе следующие апокрифы: отрывок из Книги Еноха, Откровение Авраама, Заветы двенадцати патриархов, Варфоломеевы вопросы Богородице, повесть о Макарии Римском, Хождение Зосимы к рахманам. Затем сохранились также: Лествица Иакова в списке 1406 г., Хождение святого Иоанна Богослова и Повесть о спасенном древе крестном в списке 1419 г. и многие другие отреченные книги в списках XV в. 309 Чтобы предохранить православных от чтения этих книг, пастыри нашей Церкви находили нужным составлять индексы, или перечни, книг истинных и ложных, конечно на основании таких же индексов греческих и болгарских, издавна существовавших. К концу XIV и в начале XV в. встречаем у себя разом три подобных индекса: один - в Паисиевском сборнике, другой - в Молитвеннике митрополита Киприана, третий - в сборнике преподобного Кирилла Белоезерского 310. Эти индексы при исчислении апокрифов довольно различны между собою - потому ли, что составлены были на основании различных индексов греческих и болгарских или потому, что составители наших индексов перечисляли ложные книги каждый по своему усмотрению, какие знали и находили в употреблении. Из этих индексов узнаем, что большая часть перечисляемых в них отреченных книг имела происхождение греческое, а другие измышлены были в Болгарии, почему и называются болгарскими баснями или ложью болгарского попа Иеремии, некоторые же, судя по названиям ("Громовник", "Колядник", "Воронограй" и под.), может быть, появились в самой России. Как бы то ни было, только не подлежит сомнению, что воспитание предков наших, умственное и нравственное, совершалось тогда под двумя совершенно противоположными влияниями: под влиянием писаний отеческих и вообще православных, доставлявших здоровую пищу, и под влиянием писаний еретических и вообще ложных. Оба эти влияния неизбежно должны были отразиться и отразились в произведениях нашей домашней духовной литературы, каковы, например, сочинения святителей Петра, Алексия, Григория Самвлака, проникнутые духом и мыслями древних учителей Церкви, и послание Новгородского архиепископа Василия о земном рае, усиливающееся доказать одну из любимых мыслей еретиков - несториан и яковитов - между прочим ссылкою на апокрифическую повесть о римском пустыннике Макарии, которая действительно и упоминается в статье о книгах истинных и ложных.
Вообще же мы приходим к заключению, которое нам кажется справедливым, что если не беднее была наша духовная литература, не ниже было наше духовное просвещение в период монгольский, чем в предшествовавший, то отнюдь и не богаче, отнюдь и не выше. В два новые столетия ни наше просвещение, ни наша литература нисколько не подвинулись вперед, а все оставались на прежней точке или, вернее, все вращались в одном и том же, словно заколдованном, круге. Как прежде значительную часть наших духовных писателей составляли наши митрополиты-греки, приходившие к нам с готовым образованием из отечества, так и теперь лучшие или образованнейшие из наших писателей, которых сочинения представляют собою едва ли не половину всего нашего литературного наследия от того времени, именно митрополиты Киприан, Фотий, Григорий Самвлак пришли к нам с Востока и, следовательно, не у нас получили образование. Собственно русские писатели, и прежде и теперь, воспитывали себя исключительно по сочинениям древних учителей Церкви в славянском переводе, видели в них для себя единственные образцы, которым старались подражать, любили часто повторять их мысли, приводить их изречения, как бы говорить их словами. Если переводная литература является у нас в настоящий период более обширною и богатою, то еще спрашивается: на нашей ли почве возникла эта литература, не пересажена ли она к нам также с Востока? По крайней мере, кроме нескольких переводов митрополита Киприана, мы с трудом можем указать на одну-две книги, переведенные тогда в России, между тем как достоверно знаем, что в Сербии, Константинополе и особенно на Афоне продолжали переводить книги на славянский язык и что русские старались списывать или покупать эти книги и приносили в свое отечество 311. Предки наши, очевидно, по-прежнему оставались учениками греков и южных славян и находились под их исключительным влиянием.
Надобно присовокупить, что и то слабое образование, какое мы замечаем тогда в России, ограничивалось самым небольшим кругом даже в духовенстве. Каковы были вообще наши архипастыри, за исключением известных, крайне немногих? "Епископы русские - люди некнижные", - уверял папу Евгения на Флорентийском Соборе митрополит Исидор 312. И если бы мы заподозрили этого свидетеля, то сборник поучений, переведенный на русский язык (1343 или 1407 г.) в руководство именно архиереям, чтобы они могли по нему каждое воскресенье и каждый праздник проповедовать во храмах, удостоверил бы нас, что тогдашние владыки наши не все в состоянии были сами от себя и поучать народ истинам веры 313. Каково было наше низшее духовенство, особенно сельское? Об этом случайно засвидетельствовал другой наш митрополит Киприан, когда, перечисляя книги ложные, упомянул о толстых сельских сборниках, которые "невежи попы и дьаконы" наполняли разными баснями и суеверными сказаниями. Излишне и спрашивать, проникали ли тогда грамотность и какое-либо книжное образование в массы нашего народа. Что сталось бы с просвещением в России, если бы она с лишком на два века не подпала владычеству монголов? Разумеется, решительно это определить никто не может. Но, судя по тому, как шло у нас дело просвещения в два с половиною столетия до монголов, думаем, что оно едва ли подвинулось бы вперед и в два последовавшие столетия при прежних условиях нашего отечества, хотя бы монголы к нам не приходили, и явилось бы в таком же или подобном виде, в каком явилось при монголах. Живое доказательство тому представляют новгородцы, которые почти не несли ига монгольского, однако ж нимало не опередили прочих русских в просвещении. Повторяем: монголы отнюдь не препятствовали нашему духовенству, особенно в монастырях, заниматься науками, если бы сами русские того хотели. Но, видно, русские еще не чувствовали потребности в высшем образовании. Они спокойно продолжали идти тем же путем, каким шли их предки, довольствовались теми же первоначальными школами, какие существовали и прежде, и не простирали в этом отношении своих желаний далее, как только чтобы уметь свободно читать и понимать Божественные и святоотеческие книги на пользу собственных душ и для назидания ближних.
ГЛАВА VII
СОСТОЯНИЕ ВЕРЫ И НРАВСТВЕННОСТИ
Период монгольского владычества над Россиею, казалось, был особенно благоприятным временем для нравственного ее улучшения и возвышения. Никогда еще она не подвергалась такому громадному бедствию, какому подверглась теперь, и никакое бедствие не тяготело над нею так долго. Никто в России не сомневался тогда, что иго монгольское есть наказание Божие за грехи, а пастыри Церкви громогласно повторяли эту мысль и не переставали призывать народ к покаянию и исправлению жизни 314. Едва протекло первое столетие этого тяжелого ига, как Россию постигла новая кара небесная - страшная язва, известная под именем черной смерти. Явившись в 1352 г. сперва в Пскове, потом в Новгороде и обошедши все русские области, она в продолжение с лишком семидесяти лет (1352-1427) несколько раз повторялась в разных местах, особенно в Новгороде и Пскове, и везде производила ужасные опустошения. Не только домы, а целые города пустели от нее: в Глухове и Белозерске не осталось ни одного жителя, в Смоленске едва осталось пять человек, которые наконец решились удалиться из города, наполненного одними трупами. Никогда в России не свирепствовала такая губительная и такая продолжительная язва. Все видели в ней гнев Божий за грехи и по гласу пастырей Церкви спешили каяться и обращаться к Богу 315. Мы не говорим уже о многих других общественных бедствиях, какие испытывало тогда наше отечество, но которые известны были ему и прежде, хотя и эти нравственные уроки могли иметь силу и оказывать свое благодетельное влияние. К концу XIV и особенно с начала XV в. в России сделалась господствующею мысль о близкой кончине мира - новое, необычайное побуждение к покаянию и благочестию христианскому. Настало последнее столетие седьмой тысячи лет от сотворения мира, с истечением которой, думали, должно последовать преставление света и должен открыться всеобщий суд. Эту мысль разделяли вполне сами наши архипастыри, даже просвещеннейшие из них, каковы Киприан и Фотий, и пользовались ею, чтобы убеждать своих пасомых к исправлению жизни. Что же, посреди таких обстоятельств в продолжение монгольского периода сделались ли русские действительно лучшими по своей нравственности, нежели какими были прежде? Мы нимало не сомневаемся, что все означенные обстоятельства, грозные и поучительные, не могли не производить сильных, иногда потрясающих действий на массы народа и что тысячи, десятки тысяч людей искренно обращались тогда к Богу и оканчивали жизнь с истинным покаянием, как точно и было, по прямому свидетельству летописей, например, во Владимире при первом нашествии татар и в Пскове - во время моровой язвы 316. Но надобно сознаться, что все эти действия были только временные и проходившие скоро. А сказать, чтобы в тот период изменился к лучшему самый характер русского народа, чтобы русские более прониклись духом Евангелия, более утвердились и возвысились в началах христианского благочестия, отнюдь не позволяет история. Много светлого и доблестного представляет она тогда у нас, но почти ничего такого, чего бы не представляла и прежде. Зато, с другой стороны, представляет много и мрачного, даже более мрачного, нежели сколько мы видели у себя в предшествовавшее время.
Русские отличались уже и прежде глубокою приверженностию к святой вере Христовой и православной Церкви. Теперь открывались для них случаи засвидетельствовать эту приверженность и любовь своею кровию. В 1246 г., когда Батый позвал к себе черниговского князя Михаила и потребовал от него чрез своих волхвов, чтобы он пред вступлением в палату ханскую прошел по обычаю монголов сквозь огонь и поклонился солнцу и истуканам, благоверный князь отвечал: "Я христианин и не могу поклониться твари и идолам". Когда ему предложили на выбор одно из двух: или поклониться, или умереть, князь не поколебался избрать последнее, несмотря на все убеждения близких людей, приготовился к христианской кончине и вкусил лютую смерть от варваров. Примеру доблестного князя тогда же последовал и любимый боярин его Феодор. В 1270 г. другой князь русский, Роман Ольгович рязанский, был оклеветан в Орде, будто он поносил хана и его веру. Хан отдал князя в руки татар, которые начали принуждать его к своей вере. Но он не только не соглашался на это, но открыто исповедовал, что вера христианская воистину есть святая, а татарская - поганая. Озлобленные язычники отрезали ему язык, заткнули уста и медленно изрезали по составам все члены его тела, так что новый мученик действительно уподобился древнему Иакову Персскому, по замечанию летописей 317. Защищая себя от нападающих врагов или выступая против них сами, русские были убеждены, что они проливают свою кровь и умирают прежде всего за святую веру и Церковь. "Умрем за святую Богородицу (т.е. за соборную церковь Пресвятой Богородицы) и за правую веру", - говорили жители Владимира, когда он был осажден татарами. "Умрем за святую Софию (т.е. за Софийский собор)", - обыкновенно повторяли новгородцы, собираясь на поле брани. "Прольем кровь свою за дом Пресвятой Троицы и за святые церкви", восклицали псковитяне во дни Довмонта, отражая нападения Литвы. И Димитрий Донской, отправляясь с войском из Москвы против татар, говорил прочим князьям и воеводам: "Пойдем против безбожного и нечестивого Мамая за правую веру христианскую, и за святые церкви, и за всех младенцев, и старцев, и за всех христиан" 318. Да, русские любили свое отечество, а в нем прежде всего любили свою святую веру и свою святую Церковь. Русские тем более привязывались к святой вере и Церкви, что в них только находили для себя утешение и подкрепление посреди бедствий и скорбей, в особенности от своих поработителей, и в имени, или звании, христиан видели свое главное отличие от поганых агарян, свое превосходство пред ними. Но не скроем свидетельства летописей, что, в то время как одни из сынов России, из благочестивых ее князей, охотно умирали за святую веру, не соглашаясь изменить ей и поклониться монгольским идолам, "многие другие князья с своими боярами проходили (пред палаткою Батыя) сквозь огонь и поклонялись кусту и идолам ради славы света сего, и каждый выпрашивал себе власти". Находились и такие между русскими, которые совершенно отвергались от веры христианской и принимали веру наших поработителей. Припомним Домана северянина, родом из Путивля, отсекшего голову святому Михаилу, князю черниговскому, и несчастного Изосиму, который прежде был иноком самой нетрезвой и вообще позорной жизни, а сделавшись вероотступником, много досаждал христианам в Ярославле и убит ими 319.
Любя веру и Церковь, предки наши, естественно, были привержены и усердны к храмам Божиим и святым обителям. Были князья, были и архипастыри и другие лица, которые в продолжение своей жизни сооружали не одну или две, а многие церкви и на собственные средства воздвигали по нескольку монастырей или не щадили для содержания и украшения их никаких жертв. Обычай постригаться в монашество, по крайней мере пред смертию, известный у нас и в прежнее время, теперь еще усилился. Редкие из князей, каковы: Владимир Василькович галицкий и Димитрий Донской, не последовали этому обычаю. А большая часть принимала пред своею кончиною не только монашество, но и схиму, Так поступили святой Александр Невский, дети его - Андрей Александрович и Даниил Александрович Московский, затем - Иоанн Данилович Калита, Симеон Иоаннович Гордый, Михаил Александрович Тверской, Александр ростовский и весьма многие другие. Так же поступили и княгини: мать святого Александра Невского - Евфросинья, жена Симеона Гордого - Анастасия, жена брата его Иоанна Иоанновича - Александра, жена Димитрия Донского - Евдокия и другие. Так же поступали почти все посадники новгородские, бояре московские и многие другие лица 320. Но несмотря на всеобщее, господствовавшее тогда уважение и любовь к святым храмам и обителям иноков, бывали примеры и совершенно противного, по крайней мере во дни брани и других народных бедствий. В 1393 г. новгородцы, овладев Устюгом, зажгли город и разграбили соборную церковь, похитили из нее все золото и серебро, ободрали даже иконы. А чрез несколько лет (1398) не только разграбили вновь ту же самую церковь в Устюге, но сожгли ее и взяли, как они выражались, в плен самую икону Пресвятой Богородицы чудотворную, так что владыка Новгородский справедливо заметил воеводам: "Вы обесчестили церковь Божию в Устюге" - и повелел им воздвигнуть эту церковь и возвратить чудотворную икону со всею утварью 321. Не лучше действовали иногда новгородцы и у себя дома. В 1299 г., когда во время страшного пожара некоторые торговцы снесли для безопасности свои товары в церкви, злые люди разграбили в церквах все снесенное, а в одной убили даже сторожа, охранявшего товар. В 1340 г. во время еще более сильного пожара также убили в церквах двух сторожей, разграбили весь товар, много сделали пакости в самом Софийском соборе. В 1418 г. во время народного волнения возмутившиеся, кроме разных неистовств в городе, разграбили монастырь святого Николая на Поле и оскорбили игумена и черноризцев, говоря: "Здесь житницы боярские". Великий князь московский Василий Васильевич с своею многочисленною ратью (1434), опустошив страну Галичскую и взяв самый Галич, пожег святые церкви и монастыри 322.