Страница:
Последней ступенью масонской лестницы степеней в «Старом принятом шотландском обряде» была 30-я. Она носила название «Рыцарь белого и чёрного Орла, Великий Избранник, Кадош». Под наименованием «Кадош» масоны разумели «едино избранных сверхчеловеков, очистившихся от скверны предрассудков». Нет ни одного сочинения, написанного «для разоблачения страшных тайн Вольно-Каменщического Ордена», в котором бы не приводилась в пример степень «Кадоша». Эта степень потому обращала на себя внимание, что готовила посвящаемых в мстители за попранные права человечества и была далека от миролюбивого масонства голубых лож.
По обрядникам десятых годов XIX века, цвет тканей и символических украшений ложи был цветом печали, крови и смерти. Ложу убирали пурпурными тканями и по ним вышивали «золотые языки огневого пламени и серебряные слёзы». Кресло Командора, трижды могучего Властодержца, почти приковывали «кроваво-красные», «тевтонические» кресты, ими усеян был мрачный балдахин. Ни сверкающий золотом и лазурью священный треугольник с оком Провидения, ни пламенеющая звезда с многозначащей буквой G не венчали балдахин, над ним царил венчанный золотой короной двуглавый орёл с распростёртыми крыльями. Это был грозный орёл непреклонной борьбы, в его сжатых когтях был меч. На груди орла, в небольшом треугольнике начертано было священное имя «Адонай» и латинский девиз обращал внимание блистанием серебряных букв.
Степень Великого Избранника была богата девизами, ещё два девиза были вышиты на знамёнах, развевающихся по обе стороны балдахина. На белом знамени с зелёным крестом был один девиз, на зелёном с красным крестом — другой.
Одеяние Великого Командора было царственное, пурпурное, но его прикрывала чёрная мантия, украшенная на стороне сердца красным крестом, корону, венец мудрости, Командор возлагал на голову в торжественных заседаниях. Все рыцари одеты были в короткие далматики чёрного цвета, опоясанные красными поясами с золотой бахромой, в иных ложах далматики бывали белые с чёрной каймой, а пояса — с серебряной бахромой, на груди и на спине далматиков нашивался красный восьмиугольный крест. В наиболее строгих ложах рыцари белого и чёрного Орла носили одежды средневековых Рыцарей Храма и всё вооружение — от шлема до шпор — было красивым повторением рыцарских доспехов. Большинство лож, однако, предпочитало далматики, и в таких ложах Рыцари надевали чёрные шляпы с опущенным полями. Украшением шляп служило золотое солнце и красные буквы N. А., знаменовавшие слова «Возмездие Господи».
На чёрных шёлковых лентах, чрезплечных и шейных, на запонах и отличительном знаке, тевтоническом кресте, были всё те же девизы непреклонного решения борьбы на смерть с врагами своих идеалов, всё те же символы печали, крови, смерти.
Цвет одежды посвящаемого был серый или чёрный. Босой, с верёвкой вокруг шеи, медленно следовал он за водителем и входил в полутёмный зал ложи, чадно и неровно горели факелы в руках неподвижно стоящих рыцарей. Зажжённый факел был в правой руке водителя, в левой он держал конец «верви», свободной петлёй накинутой на шею посвящаемого. Раздавалось негромкое бряцанье мечей и вновь смолкало: это рыцари вынимали и вновь вкладывали в ножны мечи, словно сгорая желанием приветствовать посвящаемого, но сдерживаемые осторожностью, боязнью встретить предателя вместо брата и друга. Различные испытания предлагались посвящаемому с целью увериться в его бесстрашии и преданности Ордену: на жаровне в сосуде серебрился расплавленный свинец (в действительности ртуть), испытуемому приказывали бестрепетно опустить в калёную массу свою руку. «Что значит рука в сравнении с жизнью, коей пожертвовал наш Великий мастер?!» — восклицал вития. Были и другие испытания.
После клятвы и различных церемоний, одевали испытуемого в ритуальные одежды и вручали ему отличительное украшение Кадоша, красный эмалированный восьмиугольный крест с перламутровым или жемчужным овалом в центре. На одной стороне овала виднелось чёрное изображение мёртвой головы, пронзённой кинжалом, в напоминание рыцарям о данной ими клятве — не отступать перед ужасами смерти, если повстречались они на пути к намеченной цели. Буквы J. М, изображённые на другой стороне овала, означали Жака Молэ, последнего гроссмейстера Ордена храмовников. Этого-то, глубоко чтимого гроссмейстера (как символ непоколебимой верности данному обету), погибшего в пламени костра в 1314 году, и изображает посвящаемый при входе в ложу. Его словно ведут на казнь. Верёвка вокруг шеи напоминает о виселицах, к которым были подвешены осуждённые храмовники, горящие факелы в руках рыцарей символизировали пылающие костры, пламенем коих были сожжены и другие Храмовники, осуждённые на смерть вместе со своим гроссмейстером. «Вечная слава мученику за добродетель!» — восклицали братья по окончании обряда, приветствуя вновь принятого рыцаря чёрного и белого Орла… Виновникам же гибели средневековых храмовников, французскому королю Филиппу Красивому и папе Клименту V, Великие избранники клялись «воздать должное по делам их». Но король и папа, много веков тому назад уже представшие на суд Высшего Неземного Судьи, были лишь символами, и под этими символами разумелась борьба на смерть против деспотизма гражданского и церковного».
Однако содержание степени Кадоша не исчерпывалось приготовлением бесстрашного воителя с мраком фанатизма и насилия: «ковалась сильная воля, освобождался дух от пут суеверий, парализовался разум». Великие избранные именовали себя «сынами света», «сынами солнца», коим открыто Великое знание, познание тайн бытия. Какой труд надо положить, чтобы достичь безмятежного счастья «всезнающего», указывала символическая, таинственная лестница в четырнадцать ступеней, устанавливавшаяся в приёмной ложе. По этой знаменитой лестнице, соединявшей «земное ничтожество» с небесным величием, незнание со всеведением, заставляли всходить посвящаемого. Выше представлена чёрная нашейная лента с серебряными каймами, эта, чрезвычайно редко встречающаяся, лента расшита всеми эмблемами степени «Кадош», не забыта и лестница. Каждая ступень отмечена двумя буквами, являющимися первоначальными буквами символических наименований ступеней. Не выписывая полностью слов, объясню лишь их значение. Первая, нижняя ступень обозначена Ch — что означает скромность, хранение тайны. Вторая — Ga — терпение, выносливость, упорство. Третья — На — самопознание, совершенствование сердца, четвёртая — Em — верность данным обетам, стойкость убеждений, пятая — Ма — тихость нрава, кротость, шестая — С — непорочность, седьмая — T.S—правосудие, восьмая — As — Астрономия, девятая — Ми — музыка, десятая — Lo — логика, одиннадцатая — Ge — геометрия, двенадцатая — Аг — Арифметика, тринадцатая — Rh — риторика, четырнадцатая — Gr — грамматика.
Символические знаки изготовлялись из дерева, позолочённой меди, бронзы, золота, серебра, слоновой кости или перламутра, нередко они изукрашены эмалью, финифтью, драгоценными и самоцветными камнями.
Символами каменщиков расписывались ленты, запоны, одеяния, они вышивались золотом, серебром, шёлком и мишурой по цветному бархату, атласу, муару, по замше и лайке, наконец, гравировались на меди, золоте, серебре, вырезались по дереву и кости. Нет почти такого предмета житейского обихода, на котором Каменщики не изображали своих символов, но всего чаще встречаются табакерки, перстни, брелоки, часы, пуговицы.
Для распознания в постороннем человеке члена Вольнокаменщичьего Ордена и определения его масонской степени, Вольные Каменщики употребляли три способа: знак — для зрения, слово — для слуха, прикосновение — для осязания. Всякий член ордена имел право входа во все ложи мира. Поэтому, находясь на чужбине, масон мог требовать для себя так называемой опознавательной ложи. В ней испытуемый подвергался проверке в знании всех знаков, слов и прикосновений пройдённых им степеней, после чего перед ним расстилали множество масонских ковров с символическими изображениями, из них лишь часть была настоящими или, как выражались масоны, «справедливыми и законными», а остальные были фальшивые. Испытуемый должен был отобрать все ковры, относящиеся к его степени. Если он выходил победителем после этого испытания, председатель закрывал ложу такими словами: «Братья, мы должны себя поздравить, что узнали одного из наших собратьев». Перед признанным братом отмыкались двери ложи, посторонние вчера люди открывали сегодня свои сердца и кошельки опознанному брату, оказывая ему помощь нравственную и материальную; смотря по тому, в чём он нуждался.
Каждая масонская степень имела свой особый знак, особое прикосновение и особое слово, которым обучали посвящаемого после принесения им клятвы ненарушаемого молчания. Чем выше была степень, тем вообще условные знаки были сложнее и труднее для запоминания слова.
Священным словом было: «Nekaman», означающее, по толковникам масонов, призыв к мести «Господи, взываю к Тебе об отмщении врагам».
Проходные слова означали гения огня, гения воды и гения земли.
Прикосновения происходили так:
1) взаимно дотронуться поочерёдно к трём суставам указательного пальца левой руки, произнося по букве слово первой степени иоанновского масонства, знаменовавшего крепость;
2) взаимно и постепенно дотронуться до первого, второго и третьего сустава среднего пальца, говоря буквы слова товарищеской степени иоанновских лож, означавшей силу;
3) взять указательный палец за первый сустав, произнося поочерёдно слова, затем, взяв за сустав мизинца, один масон говорит слог, а другой слово иоанновских мастеров, означавшее смерть.
Великого архитектора; 1) то же прикосновение, лишь слово другое, сначала говорит первый, потом второй, потом первый вновь и второй произносит всё священное слово, значение коего уже объяснено.
Масонские пиры
Раздел 5.
История зарождения
По обрядникам десятых годов XIX века, цвет тканей и символических украшений ложи был цветом печали, крови и смерти. Ложу убирали пурпурными тканями и по ним вышивали «золотые языки огневого пламени и серебряные слёзы». Кресло Командора, трижды могучего Властодержца, почти приковывали «кроваво-красные», «тевтонические» кресты, ими усеян был мрачный балдахин. Ни сверкающий золотом и лазурью священный треугольник с оком Провидения, ни пламенеющая звезда с многозначащей буквой G не венчали балдахин, над ним царил венчанный золотой короной двуглавый орёл с распростёртыми крыльями. Это был грозный орёл непреклонной борьбы, в его сжатых когтях был меч. На груди орла, в небольшом треугольнике начертано было священное имя «Адонай» и латинский девиз обращал внимание блистанием серебряных букв.
Степень Великого Избранника была богата девизами, ещё два девиза были вышиты на знамёнах, развевающихся по обе стороны балдахина. На белом знамени с зелёным крестом был один девиз, на зелёном с красным крестом — другой.
Одеяние Великого Командора было царственное, пурпурное, но его прикрывала чёрная мантия, украшенная на стороне сердца красным крестом, корону, венец мудрости, Командор возлагал на голову в торжественных заседаниях. Все рыцари одеты были в короткие далматики чёрного цвета, опоясанные красными поясами с золотой бахромой, в иных ложах далматики бывали белые с чёрной каймой, а пояса — с серебряной бахромой, на груди и на спине далматиков нашивался красный восьмиугольный крест. В наиболее строгих ложах рыцари белого и чёрного Орла носили одежды средневековых Рыцарей Храма и всё вооружение — от шлема до шпор — было красивым повторением рыцарских доспехов. Большинство лож, однако, предпочитало далматики, и в таких ложах Рыцари надевали чёрные шляпы с опущенным полями. Украшением шляп служило золотое солнце и красные буквы N. А., знаменовавшие слова «Возмездие Господи».
На чёрных шёлковых лентах, чрезплечных и шейных, на запонах и отличительном знаке, тевтоническом кресте, были всё те же девизы непреклонного решения борьбы на смерть с врагами своих идеалов, всё те же символы печали, крови, смерти.
Цвет одежды посвящаемого был серый или чёрный. Босой, с верёвкой вокруг шеи, медленно следовал он за водителем и входил в полутёмный зал ложи, чадно и неровно горели факелы в руках неподвижно стоящих рыцарей. Зажжённый факел был в правой руке водителя, в левой он держал конец «верви», свободной петлёй накинутой на шею посвящаемого. Раздавалось негромкое бряцанье мечей и вновь смолкало: это рыцари вынимали и вновь вкладывали в ножны мечи, словно сгорая желанием приветствовать посвящаемого, но сдерживаемые осторожностью, боязнью встретить предателя вместо брата и друга. Различные испытания предлагались посвящаемому с целью увериться в его бесстрашии и преданности Ордену: на жаровне в сосуде серебрился расплавленный свинец (в действительности ртуть), испытуемому приказывали бестрепетно опустить в калёную массу свою руку. «Что значит рука в сравнении с жизнью, коей пожертвовал наш Великий мастер?!» — восклицал вития. Были и другие испытания.
После клятвы и различных церемоний, одевали испытуемого в ритуальные одежды и вручали ему отличительное украшение Кадоша, красный эмалированный восьмиугольный крест с перламутровым или жемчужным овалом в центре. На одной стороне овала виднелось чёрное изображение мёртвой головы, пронзённой кинжалом, в напоминание рыцарям о данной ими клятве — не отступать перед ужасами смерти, если повстречались они на пути к намеченной цели. Буквы J. М, изображённые на другой стороне овала, означали Жака Молэ, последнего гроссмейстера Ордена храмовников. Этого-то, глубоко чтимого гроссмейстера (как символ непоколебимой верности данному обету), погибшего в пламени костра в 1314 году, и изображает посвящаемый при входе в ложу. Его словно ведут на казнь. Верёвка вокруг шеи напоминает о виселицах, к которым были подвешены осуждённые храмовники, горящие факелы в руках рыцарей символизировали пылающие костры, пламенем коих были сожжены и другие Храмовники, осуждённые на смерть вместе со своим гроссмейстером. «Вечная слава мученику за добродетель!» — восклицали братья по окончании обряда, приветствуя вновь принятого рыцаря чёрного и белого Орла… Виновникам же гибели средневековых храмовников, французскому королю Филиппу Красивому и папе Клименту V, Великие избранники клялись «воздать должное по делам их». Но король и папа, много веков тому назад уже представшие на суд Высшего Неземного Судьи, были лишь символами, и под этими символами разумелась борьба на смерть против деспотизма гражданского и церковного».
Однако содержание степени Кадоша не исчерпывалось приготовлением бесстрашного воителя с мраком фанатизма и насилия: «ковалась сильная воля, освобождался дух от пут суеверий, парализовался разум». Великие избранные именовали себя «сынами света», «сынами солнца», коим открыто Великое знание, познание тайн бытия. Какой труд надо положить, чтобы достичь безмятежного счастья «всезнающего», указывала символическая, таинственная лестница в четырнадцать ступеней, устанавливавшаяся в приёмной ложе. По этой знаменитой лестнице, соединявшей «земное ничтожество» с небесным величием, незнание со всеведением, заставляли всходить посвящаемого. Выше представлена чёрная нашейная лента с серебряными каймами, эта, чрезвычайно редко встречающаяся, лента расшита всеми эмблемами степени «Кадош», не забыта и лестница. Каждая ступень отмечена двумя буквами, являющимися первоначальными буквами символических наименований ступеней. Не выписывая полностью слов, объясню лишь их значение. Первая, нижняя ступень обозначена Ch — что означает скромность, хранение тайны. Вторая — Ga — терпение, выносливость, упорство. Третья — На — самопознание, совершенствование сердца, четвёртая — Em — верность данным обетам, стойкость убеждений, пятая — Ма — тихость нрава, кротость, шестая — С — непорочность, седьмая — T.S—правосудие, восьмая — As — Астрономия, девятая — Ми — музыка, десятая — Lo — логика, одиннадцатая — Ge — геометрия, двенадцатая — Аг — Арифметика, тринадцатая — Rh — риторика, четырнадцатая — Gr — грамматика.
Символические знаки изготовлялись из дерева, позолочённой меди, бронзы, золота, серебра, слоновой кости или перламутра, нередко они изукрашены эмалью, финифтью, драгоценными и самоцветными камнями.
Символами каменщиков расписывались ленты, запоны, одеяния, они вышивались золотом, серебром, шёлком и мишурой по цветному бархату, атласу, муару, по замше и лайке, наконец, гравировались на меди, золоте, серебре, вырезались по дереву и кости. Нет почти такого предмета житейского обихода, на котором Каменщики не изображали своих символов, но всего чаще встречаются табакерки, перстни, брелоки, часы, пуговицы.
Для распознания в постороннем человеке члена Вольнокаменщичьего Ордена и определения его масонской степени, Вольные Каменщики употребляли три способа: знак — для зрения, слово — для слуха, прикосновение — для осязания. Всякий член ордена имел право входа во все ложи мира. Поэтому, находясь на чужбине, масон мог требовать для себя так называемой опознавательной ложи. В ней испытуемый подвергался проверке в знании всех знаков, слов и прикосновений пройдённых им степеней, после чего перед ним расстилали множество масонских ковров с символическими изображениями, из них лишь часть была настоящими или, как выражались масоны, «справедливыми и законными», а остальные были фальшивые. Испытуемый должен был отобрать все ковры, относящиеся к его степени. Если он выходил победителем после этого испытания, председатель закрывал ложу такими словами: «Братья, мы должны себя поздравить, что узнали одного из наших собратьев». Перед признанным братом отмыкались двери ложи, посторонние вчера люди открывали сегодня свои сердца и кошельки опознанному брату, оказывая ему помощь нравственную и материальную; смотря по тому, в чём он нуждался.
Каждая масонская степень имела свой особый знак, особое прикосновение и особое слово, которым обучали посвящаемого после принесения им клятвы ненарушаемого молчания. Чем выше была степень, тем вообще условные знаки были сложнее и труднее для запоминания слова.
Священным словом было: «Nekaman», означающее, по толковникам масонов, призыв к мести «Господи, взываю к Тебе об отмщении врагам».
Проходные слова означали гения огня, гения воды и гения земли.
Прикосновения происходили так:
1) взаимно дотронуться поочерёдно к трём суставам указательного пальца левой руки, произнося по букве слово первой степени иоанновского масонства, знаменовавшего крепость;
2) взаимно и постепенно дотронуться до первого, второго и третьего сустава среднего пальца, говоря буквы слова товарищеской степени иоанновских лож, означавшей силу;
3) взять указательный палец за первый сустав, произнося поочерёдно слова, затем, взяв за сустав мизинца, один масон говорит слог, а другой слово иоанновских мастеров, означавшее смерть.
Великого архитектора; 1) то же прикосновение, лишь слово другое, сначала говорит первый, потом второй, потом первый вновь и второй произносит всё священное слово, значение коего уже объяснено.
Масонские пиры
Кто не слыхал о масонских пирах? Братские трапезы заканчивали обыкновенно и посвящения профанов, и повышения старых братьев в более высокие степени, и даже поучительные беседы.
В каменщических уставах не забыты предписания относительно столовых лож, а в обрядниках включались подробные ритуалы. Так, например, в «Законах для совершенной и справедливой ложи св. Иоанна» времени царствования императора Александра I читаем — глава XV, № 189. Правила для столовой ложи: «Ежели истинный свободный Каменщик стремится к тому, чтобы отличить себя от профанов чистотой понятий, желаний, побуждений, намерений, действий и разговоров, то обязанность его есть — вводить сие отличие в те упражнения, кои служат к его отдохновению и увеселению внешнего человека. По сему самому надлежит, чтобы обеды и ужины, под именем столовых лож в собраниях братских отправляемых, отличались от обедов и ужинов профанских, т. е. служили бы не к прельщению, но к умеренному насыщению тела». Руководствуясь сим правилом постановляется: 1) при торжественной столовой ложе, днём отправляемой, употреблять не более 7 блюд; 2) при торжественной столовой ложе, вечером отправляемой, — не более 5 блюд; 3) при обыкновенных столовых ложах, всегда вечером отправляемых, — не более 3-х блюд; 4) вина на каждого брата ставится полбутылки.
Число здравиц, перечисленных ритуалом, достигало 9, но кроме них, «Великий мастер может произнести такие здравицы, какие заблагорассудит, памятуя при том драгую умеренность». Первая здравица неизменно в царствование императора Александра I провозглашалась и пилась стоя «за высочайшие здравия Его Императорского Величества и их Императорских Величеств», после этой здравицы следовало троекратное рукоплескание.
В промежуток между здравицами пелись песни, расписание коих было заранее составлено мастером стула и обрядоначальником. На обрядоначальнике вообще лежали обязанности «маршала, эконома, кастеляна». Всё, что касалось церемоний и хозяйства, было в его ведении.
В зависимости от богатства ложи бывало украшение трапезной залы и сервировка стола. Так, например, в богатой петербургской ложе Елизаветы к Добродетели в 1812 году столового серебра было приобретено на 500 рублей, и в торжественные дни гирлянды цветов и красивые транспаранты украшали трапезную залу. Стол обыкновенно ставился покоем, а «приборы, явства и питие» располагались правильными, параллельными рядами. Хрустальные бокалы и фарфоровая посуда, употреблявшаяся в столовых ложах, были изукрашены всевозможными символическими изображениями. Сохранились даже ножи с масонскими эмблемами.
Все предметы во время столовых собраний носили особые наименования в зависимости от системы, которой следовали братья. Места за столом во всех ложах были распределены почти одинаково. Управляющий мастер садился на востоке, все присутствующие братья, имевшие степень мастера, — на юге, ученики — на севере, а товарищи — по обеим сторонам. Посетители занимали почётные места ближе к востоку. Обрядоначальник помещался против мастера стула оба надзирателя занимали места на концах стола, а остальные должностные братья располагались по порядку около мастера.
Столовая ложа, как и другие масонские заседания, открывались установленными вопросами о времени. Мастер стула спрашивал: «Брат 1-й надзиратель, которой час?» и ответ, непременно, всегда был одинаков: «Самый полдень».
Ложа объявлялась открытой, и братья «в тишине творили молитву». Молчаливую, бессловесную молитву сменяла хоровая песнь на голос «Коль славен».
Не разрывая цепи и трижды три раза делая круг, братья пели последний куплет песни, начатой при открытии.
Едва стихал голос мастера, как братья гармонии запевают песнь, всегда напеваемую при сборе для бедных:
Закрытие столовых лож, как и их открытие, совершалось установленным ритуалом, вопросами и ответами. Мастер стула спрашивал 1-го надзирателя, который час, и получал ответ, «самая полночь». В речи одного из масонских риторов объясняется значение слов «полдень» и «полночь». Когда бы ни происходили масонские работы, всегда полдень, ибо свет истины освещает стезю, ведущую в храм предмудрости, но «коль скоро перестаёт Каменщик работать для вечности, погружается он в тьму пороков и страстей, ложа закрывается, наступает мрак полночи».
В каменщических уставах не забыты предписания относительно столовых лож, а в обрядниках включались подробные ритуалы. Так, например, в «Законах для совершенной и справедливой ложи св. Иоанна» времени царствования императора Александра I читаем — глава XV, № 189. Правила для столовой ложи: «Ежели истинный свободный Каменщик стремится к тому, чтобы отличить себя от профанов чистотой понятий, желаний, побуждений, намерений, действий и разговоров, то обязанность его есть — вводить сие отличие в те упражнения, кои служат к его отдохновению и увеселению внешнего человека. По сему самому надлежит, чтобы обеды и ужины, под именем столовых лож в собраниях братских отправляемых, отличались от обедов и ужинов профанских, т. е. служили бы не к прельщению, но к умеренному насыщению тела». Руководствуясь сим правилом постановляется: 1) при торжественной столовой ложе, днём отправляемой, употреблять не более 7 блюд; 2) при торжественной столовой ложе, вечером отправляемой, — не более 5 блюд; 3) при обыкновенных столовых ложах, всегда вечером отправляемых, — не более 3-х блюд; 4) вина на каждого брата ставится полбутылки.
Число здравиц, перечисленных ритуалом, достигало 9, но кроме них, «Великий мастер может произнести такие здравицы, какие заблагорассудит, памятуя при том драгую умеренность». Первая здравица неизменно в царствование императора Александра I провозглашалась и пилась стоя «за высочайшие здравия Его Императорского Величества и их Императорских Величеств», после этой здравицы следовало троекратное рукоплескание.
В промежуток между здравицами пелись песни, расписание коих было заранее составлено мастером стула и обрядоначальником. На обрядоначальнике вообще лежали обязанности «маршала, эконома, кастеляна». Всё, что касалось церемоний и хозяйства, было в его ведении.
В зависимости от богатства ложи бывало украшение трапезной залы и сервировка стола. Так, например, в богатой петербургской ложе Елизаветы к Добродетели в 1812 году столового серебра было приобретено на 500 рублей, и в торжественные дни гирлянды цветов и красивые транспаранты украшали трапезную залу. Стол обыкновенно ставился покоем, а «приборы, явства и питие» располагались правильными, параллельными рядами. Хрустальные бокалы и фарфоровая посуда, употреблявшаяся в столовых ложах, были изукрашены всевозможными символическими изображениями. Сохранились даже ножи с масонскими эмблемами.
Все предметы во время столовых собраний носили особые наименования в зависимости от системы, которой следовали братья. Места за столом во всех ложах были распределены почти одинаково. Управляющий мастер садился на востоке, все присутствующие братья, имевшие степень мастера, — на юге, ученики — на севере, а товарищи — по обеим сторонам. Посетители занимали почётные места ближе к востоку. Обрядоначальник помещался против мастера стула оба надзирателя занимали места на концах стола, а остальные должностные братья располагались по порядку около мастера.
Столовая ложа, как и другие масонские заседания, открывались установленными вопросами о времени. Мастер стула спрашивал: «Брат 1-й надзиратель, которой час?» и ответ, непременно, всегда был одинаков: «Самый полдень».
Ложа объявлялась открытой, и братья «в тишине творили молитву». Молчаливую, бессловесную молитву сменяла хоровая песнь на голос «Коль славен».
Последний куплет песни не поётся при открытии ложи, его поют перед её закрытием, когда составляется братская цепь. Братская цепь — символ неразрывного единения всех членов Ордена без различия их общественного положения, а потому в составлении братской цепи принимали участие и служащие братья, которые становились между обоими надзирателями. Цепь образовывалась так: каждый брат подавал правую руку стоявшему по левую его сторону, а левую руку — стоящему по правую.
Отец любви, миров Строитель,
Услышь смирённый глас рабов,
Будь наш наставник, оживите ль,
Будь нам помощник и покров!
Пронзи нас истиной святою,
Да дышим и живём Тобою!
Да видим в сих дарах бесценных,
Такую благость Ты послал,
В телах, через пищу подкреплённых,
Чтобы Дух Твой вечный обитал.
Да мы, имея душу здраву,
Всё здесь творим Тебе во славу.
Не разрывая цепи и трижды три раза делая круг, братья пели последний куплет песни, начатой при открытии.
«По пропении мастер предлагает последнюю здравицу за всех братьев, рассеянных по шару земному, с желанием больным облегчения, здравым — умеренности, страждущим — утешения, счастливым — смирения, а тем, кои пред вратами смерти, — твёрдости и живой веры, с которой каждый свободный Каменщик да подвергается в объятия Спасителя своего».
Как знаки зрим Твоей любви
В телесной пище в сих местах,
Так нам, смиренным уготови
Нетленну пищу в небесах!
Да там с Тобой соединимся,
В любовь Твою да погрузимся!
Едва стихал голос мастера, как братья гармонии запевают песнь, всегда напеваемую при сборе для бедных:
Под призывные слова песни братья — собиратели милостыни обходят ложу. Очень часто сборы на бедных бывали крупные, особенно после торжественных лож.
Блажен, кто страждущим внимает
И помощь бедным подаёт.
Кто слёзы сирых осушает,
Тот рай в самом себе найдёт.
Закрытие столовых лож, как и их открытие, совершалось установленным ритуалом, вопросами и ответами. Мастер стула спрашивал 1-го надзирателя, который час, и получал ответ, «самая полночь». В речи одного из масонских риторов объясняется значение слов «полдень» и «полночь». Когда бы ни происходили масонские работы, всегда полдень, ибо свет истины освещает стезю, ведущую в храм предмудрости, но «коль скоро перестаёт Каменщик работать для вечности, погружается он в тьму пороков и страстей, ложа закрывается, наступает мрак полночи».
Раздел 5.
Мафия
Кто говорит «мафия», должен обязательно добавлять «сицилийская», так как любой другой выходец из Италии, будь то ломбардец, неаполитанец, калабриец или сардинец, никогда не будет претендовать на участие в этой организации и не сможет стать её членом. Для него это настолько же нереально, насколько нереально негру присоединиться к ку-клукс-клану.
Мафия — это секретное сообщество со своей внутренней структурой и правилами, которые должны строго соблюдать её члены.
Мафия — это секретное сообщество со своей внутренней структурой и правилами, которые должны строго соблюдать её члены.
История зарождения
Мафия родилась в XIX веке в треугольнике, на вершинах которого находятся города Палемо, Трапани, Агридженто. Но само слово «мафия» впервые появилось в 1862—1863 гг., когда в Палермо с большим успехом шла комедия Джузепие Риццотто «Мафиози из наместничества».
С неизбежностью возникает вопрос: появилась ли мафия в результате объединения Италии с Сицилией или же молодому Итальянскому королевству она досталась в наследство от Бурбонов?
Ответ надо искать в особом характере сицилийского крупного помещичьего землевладения.
Монархи из династии Бурбонов, правившие королевством обеих Сицилии, жили в Неаполе, а управление островом поручали вице-королю. Бурбоны не доверяли сицилийским дворянам, которые в наполеоновский период имели возможность познакомиться с конституционной монархией, а в 1848 году, когда в Палермо вспыхнула революция, завершившаяся введением конституции, свергли с престола Фердинанда II. Король, восстановив через год свою абсолютную власть, в 1852 году посетил Сицилию, отказавшись, однако, заехать в Палермо.
Сицилийское дворянство никогда не было «придворной знатью», оно не было и «военной знатью», потому что Бурбоны вверяли свою личную безопасность, ещё с времён якобинцев неоднократно подвергавшуюся угрозе, наёмным войскам, набранным их швейцарцев.
Вся политическая жизнь в Палермо в начале XIX века заключалалсь в плетении заговоров и интриг вокруг вице-короля, а также публикации блестящих теоретических трудов по вопросам государства и права, которыми увлекалась небольшая группа дворян. Более того, в результате исторических условий, сложившихся в Палермо ещё со времён нормандского завоевания, там не было «третьего сословия» (за исключением очень малочисленной группы), отличающегося от дворянства и духовенства, которое могло бы, благодаря своей многочисленности или крупным состояниям, оказывать давление на дворянство, что оживляло бы общественную жизнь острова.
Буржуазии, которая именно в начале XIX века начинает расширять и укреплять свои позиции по всей Европе, в Палермо было ещё совсем немного. Буржуа как бы укрывались под сенью феодалов, находясь в личной зависимости от них, — зависимости, построенной на «особых» отношениях между отдельными сеньорами и преданными им мелкими буржуа. Отсюда возникает покровительство и угодничество, породившие отраву фаворитизма и коррупции в бюрократических учреждениях правительства Бурбонов.
Дворяне Западной Сицилии (князья, герцоги, графы, маркизы, гранды), пользовавшиеся правом не снимать шляпу в присутствии короля и продавать дворянские титулы, жили на доходы от своих феодов — крупных поместий, передававшихся по наследству.
В те времена средний феод, как правило, превышал 1000 гектаров, но сам сеньор не мог управлять им, так как это означало бы «работать» и привело бы к потере им сословных прав и привилегий.
Начавшееся с 1700 года обесценивание денег и стремление извлекать доходы из всего феода, привели к дроблению феодальной латифундии на «массерии» (большие хутора), достаточно крупные территории, включавшие в себя десятки гектаров земли.
Феод, разделённый на массерии, сдавался в аренду на основе «габеллы», т. е. за твёрдо установленную годовую плату, иногда в натуральном виде, независимо от размера урожая. Арендная плата была ниже реально получаемого с земли дохода, что гарантировало прибыль арендатору, который стал называться «габеллотто». В свою очередь габеллотто или сами обрабатывали землю, и в этом случае поселялись в центре испольного хозяйства, или же по частям сдавали её внаём, разделив на небольшие участки различных размеров.
Таким образом, феод эксплуатировался весь, целиком, а габеллотто стали взимать арендную плату натурой или деньгами, в зависимости от скольжения цен на товары. Это было стихийным применением в сицилийских условиях системы оплаты, известной уже в течение нескольких веков в английском сельском хозяйстве.
Габеллотто представляют собой новую социальную группу в сицилийской деревне первой половины XIX века. Они являются потомками крепостных феода и выходят из его дворового окружения. Некоторым из них, правда, немногим, удаётся разбогатеть настолько, что они оказываются в состоянии приобрести отдельные наделы или целые феоды, от которых желает избавиться помещик.
В среде габеллотто появляются «бароны», покупающие у разорившегося аристократа вместе с землёй и соответствующие титулы. В сущности, это «капиталисты», а не землевладельцы, так как земля всё ещё остаётся в собственности дворян. У габеллотто имеются наличные деньги, семена, сельскохозяйственные машины, скот. Из рядов габеллотто выходят священники, адвокаты, врачи. Это они вместе с дворянами первыми бросились на захват государственных земель, воспользовавшись тем, что обезоруженные крестьяне не могли оказать им сопротивление и были вынуждены смириться с этим.
Габеллотто необходимо иметь в личном подчинении наёмную силу: помощников, следящих за ходом работ, взимающих арендную плату (нередко с применением силы), и охраняющих обрабатываемую землю. Стражи габеллотто, даже тех из них, кто приобрёл себе дворянские титулы, выполняют функции, присущие старому феодальному строю: надсмотрщиков, объездчиков, полевых сторожей и т. д. Габеллотто и их подчинённые — единственные в сицилийской деревне люди, у которых есть лошади и оружие. Фигура габеллотто олицетворяет собой бег времени в архаических сельских общинах Сицилии, теперь уже габеллотто, если захочет, может проломить голову любому человеку, он заключает и расторгает браки, даёт и отнимает работу.
На самой нижней ступеньке сицилийской общины, почти в аду, находились батраки, крестьяне «без очага и крыши над головой», появившиеся в результате отмены крепостного права, которая началась в 1781 году. В одном только Палермо находилось «40 000 пролетариев, чьё существование зависит от случая или каприза аристократа». Это были народные массы, жившие в беспросветной нужде и испытывающие жестокую эксплуатацию со стороны господствующих классов.
В городах общественный порядок охранялся жандармами, подчинявшимися королю: традиционными для Бурбонов, как и во Франции Луи-Филиппа, стали набор и использование в полиции «уголовных элементов», поскольку считалось, что они более всего подходят для борьбы с обыкновенными преступниками. Такая полиция была очень жестокой и вызывала всеобщую ненависть. Она не ограничивалась полумерами и поддерживала «прямые» связи с преступным миром. Ещё более хитрой и зоркой она станет тогда, когда Бурбоны потребуют от неё слежки за «политическими».
В сельской местности Сицилии свирепствовали разбойники, в чьи ряды стекались взбунтовавшиеся против нищеты, ожесточённые голодом крестьяне, беглые преступники, которым в случае их ареста грозила смерть, солдаты-дезертиры, а порой и монахи, изгнанные или сбежавшие из монастырей. Против них помещики использовали «брави» — смелых, отчаянных слуг, обученных обращаться с оружием.
В 1812 году Бурбоны упразднили феодальное право, но объявили, безусловно, под давлением сицилийского дворянства, «все прежние феодальные владения, права и атрибуты» остаются «сообразно с пожалованием» в безраздельной собственности помещика.
Таким образом, феод, несмотря на последующие законодательные меры, принятые в 1838 году, сохранился до 1860 года, когда в новом итальянском королевстве земли Западной Сицилии (Палермо, Трапани, Агриджето) на 90% оставались ещё в руках феодалов.
Вплоть до I860 года габеллотто являлись основным стержнем почти исключительно аграрной экономики Западной Сицилии. За эти годы они, невзирая на «личную» зависимость от помещика, сумели укрепить своё социальное положение, предусмотрительно передавая по наследству как доходы, так и сам статус габеллотто последующим поколениям своих семей.
В том же 1812 году по требованию сицилийских аристократов неаполитанские Бурбоны создали специальные «вооружённые отряды» для усмирения разбойников в сельской местности.
Отряды состояли из групп вооружённых всадников, набираемых для лиц, не имевших отношения к королевской полиции. Они набирались на местах и, следовательно, были выходцами или из отрядов «брави», или из стражников габеллотто и действовали под прямым командованием дворян и тех же самых габеллотто.
В сицилийской деревне в правление Бурбонов сталкивались между собой три войска, разбойники, вооружённые правительственные отряды, габеллотто с их людьми, которые защищали «селян», т. е. жителей посёлков.
В отношениях между этими тремя вооружёнными группами возникали конфликты, но одновременно у них были и общие интересы. Убийства чередовались с торгами и скупкой краденого скота и ворованных товаров, которыми занимались как габеллотто, так и бандиты. Иногда вооружённые отряды давали какой-нибудь шайке разбойников, разумеется, после предварительного взноса соответствующей суммы, обещание воздерживаться от нападений. Часто речь шла о поручении, заранее оговорённом с бандитами, отправиться на грабежи и разбой в соседние районы, а чаще против конкретного феодала или землевладельца, так что от такого налёта тайный вдохновитель преступления извлекал личную выгоду.
С неизбежностью возникает вопрос: появилась ли мафия в результате объединения Италии с Сицилией или же молодому Итальянскому королевству она досталась в наследство от Бурбонов?
Ответ надо искать в особом характере сицилийского крупного помещичьего землевладения.
Монархи из династии Бурбонов, правившие королевством обеих Сицилии, жили в Неаполе, а управление островом поручали вице-королю. Бурбоны не доверяли сицилийским дворянам, которые в наполеоновский период имели возможность познакомиться с конституционной монархией, а в 1848 году, когда в Палермо вспыхнула революция, завершившаяся введением конституции, свергли с престола Фердинанда II. Король, восстановив через год свою абсолютную власть, в 1852 году посетил Сицилию, отказавшись, однако, заехать в Палермо.
Сицилийское дворянство никогда не было «придворной знатью», оно не было и «военной знатью», потому что Бурбоны вверяли свою личную безопасность, ещё с времён якобинцев неоднократно подвергавшуюся угрозе, наёмным войскам, набранным их швейцарцев.
Вся политическая жизнь в Палермо в начале XIX века заключалалсь в плетении заговоров и интриг вокруг вице-короля, а также публикации блестящих теоретических трудов по вопросам государства и права, которыми увлекалась небольшая группа дворян. Более того, в результате исторических условий, сложившихся в Палермо ещё со времён нормандского завоевания, там не было «третьего сословия» (за исключением очень малочисленной группы), отличающегося от дворянства и духовенства, которое могло бы, благодаря своей многочисленности или крупным состояниям, оказывать давление на дворянство, что оживляло бы общественную жизнь острова.
Буржуазии, которая именно в начале XIX века начинает расширять и укреплять свои позиции по всей Европе, в Палермо было ещё совсем немного. Буржуа как бы укрывались под сенью феодалов, находясь в личной зависимости от них, — зависимости, построенной на «особых» отношениях между отдельными сеньорами и преданными им мелкими буржуа. Отсюда возникает покровительство и угодничество, породившие отраву фаворитизма и коррупции в бюрократических учреждениях правительства Бурбонов.
Дворяне Западной Сицилии (князья, герцоги, графы, маркизы, гранды), пользовавшиеся правом не снимать шляпу в присутствии короля и продавать дворянские титулы, жили на доходы от своих феодов — крупных поместий, передававшихся по наследству.
В те времена средний феод, как правило, превышал 1000 гектаров, но сам сеньор не мог управлять им, так как это означало бы «работать» и привело бы к потере им сословных прав и привилегий.
Начавшееся с 1700 года обесценивание денег и стремление извлекать доходы из всего феода, привели к дроблению феодальной латифундии на «массерии» (большие хутора), достаточно крупные территории, включавшие в себя десятки гектаров земли.
Феод, разделённый на массерии, сдавался в аренду на основе «габеллы», т. е. за твёрдо установленную годовую плату, иногда в натуральном виде, независимо от размера урожая. Арендная плата была ниже реально получаемого с земли дохода, что гарантировало прибыль арендатору, который стал называться «габеллотто». В свою очередь габеллотто или сами обрабатывали землю, и в этом случае поселялись в центре испольного хозяйства, или же по частям сдавали её внаём, разделив на небольшие участки различных размеров.
Таким образом, феод эксплуатировался весь, целиком, а габеллотто стали взимать арендную плату натурой или деньгами, в зависимости от скольжения цен на товары. Это было стихийным применением в сицилийских условиях системы оплаты, известной уже в течение нескольких веков в английском сельском хозяйстве.
Габеллотто представляют собой новую социальную группу в сицилийской деревне первой половины XIX века. Они являются потомками крепостных феода и выходят из его дворового окружения. Некоторым из них, правда, немногим, удаётся разбогатеть настолько, что они оказываются в состоянии приобрести отдельные наделы или целые феоды, от которых желает избавиться помещик.
В среде габеллотто появляются «бароны», покупающие у разорившегося аристократа вместе с землёй и соответствующие титулы. В сущности, это «капиталисты», а не землевладельцы, так как земля всё ещё остаётся в собственности дворян. У габеллотто имеются наличные деньги, семена, сельскохозяйственные машины, скот. Из рядов габеллотто выходят священники, адвокаты, врачи. Это они вместе с дворянами первыми бросились на захват государственных земель, воспользовавшись тем, что обезоруженные крестьяне не могли оказать им сопротивление и были вынуждены смириться с этим.
Габеллотто необходимо иметь в личном подчинении наёмную силу: помощников, следящих за ходом работ, взимающих арендную плату (нередко с применением силы), и охраняющих обрабатываемую землю. Стражи габеллотто, даже тех из них, кто приобрёл себе дворянские титулы, выполняют функции, присущие старому феодальному строю: надсмотрщиков, объездчиков, полевых сторожей и т. д. Габеллотто и их подчинённые — единственные в сицилийской деревне люди, у которых есть лошади и оружие. Фигура габеллотто олицетворяет собой бег времени в архаических сельских общинах Сицилии, теперь уже габеллотто, если захочет, может проломить голову любому человеку, он заключает и расторгает браки, даёт и отнимает работу.
На самой нижней ступеньке сицилийской общины, почти в аду, находились батраки, крестьяне «без очага и крыши над головой», появившиеся в результате отмены крепостного права, которая началась в 1781 году. В одном только Палермо находилось «40 000 пролетариев, чьё существование зависит от случая или каприза аристократа». Это были народные массы, жившие в беспросветной нужде и испытывающие жестокую эксплуатацию со стороны господствующих классов.
В городах общественный порядок охранялся жандармами, подчинявшимися королю: традиционными для Бурбонов, как и во Франции Луи-Филиппа, стали набор и использование в полиции «уголовных элементов», поскольку считалось, что они более всего подходят для борьбы с обыкновенными преступниками. Такая полиция была очень жестокой и вызывала всеобщую ненависть. Она не ограничивалась полумерами и поддерживала «прямые» связи с преступным миром. Ещё более хитрой и зоркой она станет тогда, когда Бурбоны потребуют от неё слежки за «политическими».
В сельской местности Сицилии свирепствовали разбойники, в чьи ряды стекались взбунтовавшиеся против нищеты, ожесточённые голодом крестьяне, беглые преступники, которым в случае их ареста грозила смерть, солдаты-дезертиры, а порой и монахи, изгнанные или сбежавшие из монастырей. Против них помещики использовали «брави» — смелых, отчаянных слуг, обученных обращаться с оружием.
В 1812 году Бурбоны упразднили феодальное право, но объявили, безусловно, под давлением сицилийского дворянства, «все прежние феодальные владения, права и атрибуты» остаются «сообразно с пожалованием» в безраздельной собственности помещика.
Таким образом, феод, несмотря на последующие законодательные меры, принятые в 1838 году, сохранился до 1860 года, когда в новом итальянском королевстве земли Западной Сицилии (Палермо, Трапани, Агриджето) на 90% оставались ещё в руках феодалов.
Вплоть до I860 года габеллотто являлись основным стержнем почти исключительно аграрной экономики Западной Сицилии. За эти годы они, невзирая на «личную» зависимость от помещика, сумели укрепить своё социальное положение, предусмотрительно передавая по наследству как доходы, так и сам статус габеллотто последующим поколениям своих семей.
В том же 1812 году по требованию сицилийских аристократов неаполитанские Бурбоны создали специальные «вооружённые отряды» для усмирения разбойников в сельской местности.
Отряды состояли из групп вооружённых всадников, набираемых для лиц, не имевших отношения к королевской полиции. Они набирались на местах и, следовательно, были выходцами или из отрядов «брави», или из стражников габеллотто и действовали под прямым командованием дворян и тех же самых габеллотто.
В сицилийской деревне в правление Бурбонов сталкивались между собой три войска, разбойники, вооружённые правительственные отряды, габеллотто с их людьми, которые защищали «селян», т. е. жителей посёлков.
В отношениях между этими тремя вооружёнными группами возникали конфликты, но одновременно у них были и общие интересы. Убийства чередовались с торгами и скупкой краденого скота и ворованных товаров, которыми занимались как габеллотто, так и бандиты. Иногда вооружённые отряды давали какой-нибудь шайке разбойников, разумеется, после предварительного взноса соответствующей суммы, обещание воздерживаться от нападений. Часто речь шла о поручении, заранее оговорённом с бандитами, отправиться на грабежи и разбой в соседние районы, а чаще против конкретного феодала или землевладельца, так что от такого налёта тайный вдохновитель преступления извлекал личную выгоду.