МакБейн Эд. Часовые свободы

   — У нас на борту есть врач. Я думал...
   — О, разве он у нас есть?..
   — Да, — ответил Кейтс и стал ждать.
   — У нас есть на борту врач? — обратился Джейсон к Алексу.
   Алекс повернул голову от штурвала:
   — Думаю, да.
   — Ты уверен, что его не высадили на берег?
   — Нет, по-моему, он в машинном отделении вместе с остальными.
   — Сообщи ему, что я жду ребенка, — вмешалась Аннабел и захихикала. — Хочу увидеть, как этот Док снова побледнеет.
   Джейсон засмеялся и нажал кнопку на ручке телефонной трубки.
   — Капитан, — заговорил он. — У нас на борту действительно есть врач. И что же вы хотите?
   — Я думал, что он мог бы вырвать проклятый зуб, — объяснил Кейтс. — Чертовски болит!
   — Ну, честно говоря, я не люблю видеть, как мучается человек, — признался Джейсон. — Ладно, пошлю кого-нибудь за врачом. Он вскоре будет у вас. Почему бы вам пока не глотнуть бренди? У вас же в сейфе есть запасы, не так ли?
   — Я уже прикладывался.
   — Не перегружайтесь спиртным, капитан. Вы, возможно, нам понадобитесь на тот случай, если кто-то окажется слишком дотошным. — Джейсон опять засмеялся. — Я прикажу доставить вам врача. Пока же расслабьтесь!
   — Благодарю вас, — буркнул Кейтс.
   — Не стоит, — ответил Джейсон и положил трубку. Он повернулся к Родису и Толстяку, сидящим за штурманским столом: — Кто-нибудь испытывает желание размять ноги?
   — А в чем дело? — спросил Родис.
   — Капитан нуждается в том, чтобы ему вытащили зуб. Я бы хотел, чтобы кто-нибудь отправился за судовым врачом и доставил его в каюту капитана.
   — Я могу пойти, — вызвался Толстяк. — Где лекарь?
   — В машинном отделении.
   Толстяк встал и потянулся.
   — Тебе понадобится ключ, — заметил от штурвала Алекс. — Каюта заперта. — Он полез в карман и затем протянул ключ Джейсону, который взял его у Алекса и передал Толстяку.
   — Как зовут врача? — спросил Толстяк.
   — Не знаю. Просто спустись вниз и спроси судового врача. Кстати, кто там есть из наших?
   — Думаю, Джонни и Сай.
   — Да, ну тогда скажи им, что тебе нужен фельдшер, и все тут!
   — О'кей! Увижусь с вами позже, — сообщил Толстяк, вышел через дверь рулевой рубки на мостик и направился в сторону кормы к лестнице, ведущей вниз; спустился по ней на главную палубу, затем миновал вентиляционную трубу, прошел по проходу и спустился по лестнице в машинное отделение.
   Там, возможно, находилось около дюжины людей, включая Джонни и Сая. Последний стоял возле рабочей скамьи, опустив приклад ружья к ногам и держась рукой за ствол возле мушки. Оба взглянули на Толстяка, когда тот начал спускаться по лестнице.
   — Эй, как тут у вас? — поинтересовался Толстяк.
   — Тишь да гладь, — отозвался Сай.
   — Вы тут держите госпитального фельдшера?
   — Можешь меня обыскать, если думаешь, что фельдшер в моем кармане, — ответил Сай. Он повернулся к людям, жавшимся к переборке, за которой по правому борту находился первый двигатель.
   — Кто из вас, ребята, врач? — осведомился он.
   Никто из людей не отозвался. Но некоторые машинально повернулись, чтобы взглянуть на тощего молодого человека, нервно поднявшего в ответ глаза и тут же попытавшегося спрятаться за спину стоящего рядом мужчины.
   — Ты врач? — обратился к нему Толстяк.
   Молодой человек кивнул.
   — Как тебя зовут?
   — Эмил Бандер.
   — Пошли, Бандер!
   — Ку-ку-куда? Куда? — насилу выговорил Бандер.
   — Пошли, — повторил Толстяк и вытащил свою пушку 45-го калибра. Бандер покосился на пушку и кивнул, затем сглотнул и с мольбой взглянул на своих товарищей по несчастью. — Вверх по лестнице! — приказал Толстяк.
   Бандер побрел к лестнице и начал подниматься по ней.
   — Поживее! — через плечо бросил ему Толстяк, успевший его опередить.
   Они выбрались на главную палубу. Небо сверкало звездами, корабль, с шумом рассекая волны, стремился на юго-запад.
   — Тебе, очевидно, понадобятся инструменты и прочие причиндалы? — спросил Толстяк. — Где тут лазарет?
   — В офицерском отсеке.
   — Где это?
   — На нижней палубе, посреди корабля.
   — Это там, откуда мы пришли?
   — Ну, чуть дальше к носу, за машинным отделением.
   — Как же туда попасть?
   — Можно по проходу мимо капитанской каюты.
   — Хорошо, это нам по пути.
   — Что вы имеете в виду?
   — Каюту капитана.
   — Ну, лазарет на палубе ниже.
   — Годится!
   Они двигались вдоль правого борта. Бандер открыл люк, ведущий в проход. Когда проходили мимо капитанской каюты, то увидели два куска цепи, прикрепленные к двери и переборке, а в свободные концы был продет висячий замок. Лестница на расстоянии двух футов по другую сторону двери пересекала проход и вела вниз, к ружейному складу, каютам офицеров и лазарету. Люк был закрыт.
   — Сюда, вниз, — подсказал Бандер. — Послушайте, не можете ли вы объяснить мне, куда мы идем и что мне придется делать? Я хоть буду знать, что мне...
   — Тебе придется тащить зуб, — перебил его Толстяк.
   — Что?!
   — Ага. Зуб капитана.
   — О Боже!
   — Поэтому тебе лучше запастись щипцами или чем-то в этом роде.
   Бандер в отчаянии кивнул. Из хирургических инструментов в медицинском кабинете он взял самые здоровые щипцы, ножницы и бинты — все это, как он надеялся, окажется достаточным, чтобы справиться с капитанским зубом.
   Этот день, можно сказать, был худшим в его жизни. Сначала беременная женщина — ну, это они так подумали, что она беременная, затем вся эта стрельба, и вот сейчас он должен тащить зуб у капитана, зуб командира катера береговой охраны, лейтенанта морского флота Соединенных Штатов. Когда же его мукам наступит конец?!
   — Послушайте, — сказал он, — может, будет лучше, если вы сделаете это сами?
   — О чем ты толкуешь?
   — Ну, вытащите зуб у капитана.
   — Он просил сделать это именно тебя.
   — Капитан просил?!
   — Угу!
   — О Боже! — произнес Бандер, беря свою сумку. Он взглянул на Толстяка, а затем спросил его, пытаясь хоть что-нибудь выяснить: — Что это такое вы, ребята, затеяли, между прочим?
   — Не твоего ума дело, — не замедлил с ответом Толстяк.
   — О! — только и смог произнести Бандер. У него из памяти все еще не изгладились роды Аннабел Тренч.
   Они опять поднялись по ступенькам. Бандер прошел прямо к двери капитанской каюты, снова посмотрел на цепь с висячим замком и констатировал:
   — Заперто.
   — У меня есть ключ, — сообщил Толстяк. — Встань-ка в сторонку!
   Он повел пушкой в сторону Бандера и полез за ним в карман. Бандер попятился к переборке, Толстяк вставил ключ в замок и открыл его. Потом спрятал ключ обратно в карман, когда засек удивление во взгляде Бандера, и сразу же повернулся. Люк Костигэн спрыгнул к ним через люк, находящийся в четырех футах от того места, где они стояли: обе его руки были сжаты в кулаки, и он поднял их над головой на манер кувалды. Эффект удивления, рассчитанный на двоих, целиком пришелся на долю одного Бандера, который так и остался стоять, прижавшись к переборке, вытаращив глаза и широко открыв рот, тогда как Толстяк ринулся вперед, как боксер, чтобы встретить рывок Люка. Внезапность и изумление должны были уравновесить шансы сторон, не дав Толстяку возможности пустить в ход свою пушку, но из-за неосторожности Бандера преимущество Люка — неожиданность нападения — оказалось упущенным, и теперь Люк, ринувшись вперед с сжатыми в кулаки руками, вдруг застыл как вкопанный и с силой обрушил их, отведя чуть вбок, на голову Толстяка. Как раз в тот момент, когда Толстяк взводил курок. Впервые за эти сутки Бандер повел себя как герой. Он выставил вперед ногу, ровно настолько, чтобы Толстяк зацепился за нее носком ботинка и потерял равновесие. Тот неуклюже подался вперед, тогда как соединенные вместе кулаки Люка, вновь описав дугу, подобно булаве на цепи, заехали Толстяку в скулу и с силой вышибли пушку из его рук, заставив ее волчком скользить по палубе до самого конца прохода. Толстяк врезался в переборку, затем повернулся, чтобы увидеть ошалелыми глазами, как Люк вновь набрасывается на него. Руки Люка, точнее, кулаки уже действовали поврозь: одним он с силой заехал Толстяку под дых, тогда как другим, правым, попытался провести апперкот, который прошел на несколько дюймов мимо челюсти Толстяка. Тот, однако, все еще никак не мог разогнуться: схватившись обеими руками за солнечное сплетение, он хрипел, издавая нечленораздельные звуки и пытаясь восстановить дыхание. Люк сжал левый кулак и обрушил его на загривок Толстяка — так рассерженный кролик лупит передними лапами по барабану, — затем еще и еще, заставив Толстяка опуститься, наконец, на четвереньки. Люк склонился над ним, перевернул на спину, ухватил обеими руками за воротник и разок хорошенько ударил головой о палубу, уже, правда, почти без гнева. Толстяк неподвижно застыл, и Бандер, прислонившись к переборке, тоже. Лицо его было бледным, глаза округлились, ладони плотно прижались к металлу переборки, и он смотрел на Люка так, словно не мог решить, какой из этих двух дьяволов наиболее коварный.
   Люк широко распахнул дверь капитанской каюты.
   — Помогите мне втащить его к вам! — распорядился он. — Быстрее!

* * *

   Некоторые утверждали, что Вирджил Купер видит в темноте. Может, так оно и было: он мог это, когда стоял на твердой земле и ощущал под сапогами песок или глину. Но Купер, уж точно, не мог разглядеть ничего здесь, на воде, и только диву давался, как это все время корабли не натыкаются друг на друга. Ну, правда, на них есть радары. Он глянул поверх поручня по правому борту и даже не сумел различить ни единого предмета, кроме звезд, но и они, казалось, висели в кромешной мгле — океан и небо сливались воедино, и никто на свете не мог бы сказать, где кончается один и начинается другое.
   Это была темная ночь без луны — что верно, то верно, да и корабль, ныряя в волнах, стремился вперед, не зажигая огней, которые могли бы хоть немного развеять эту темень, беспросветную, как преисподняя. Это вызывало у Купера чувство какого-то дискомфорта. Совсем как та ночь в Корее, вспомнил он, когда они напали из темноты, дуя в свои рожки и молотя в барабаны. Поневоле пришло на ум: не мешало бы звездам посылать на землю чуть побольше света, чем они это делают сейчас.
   Он прошел обратно по направлению к корме, возле натянутого для просушки брезента. Задержался на миг, чтобы понаблюдать, как белые барашки волн лижут борт корабля, и послушать, как его стальной корпус с шипением рассекает океан, пробивая себе путь вперед.
   Купер проходил за вентиляционной трубой, когда его глаз вдруг уловил на палубе что-то постороннее, что находилось между сходным трапом и лестницей, ведущей вниз. Подумалось было сначала, что кто-то обронил патрон — его медный корпус слабо поблескивал в звездном свете возле переборки. Вирджил остановился, чтобы поднять предмет. Он подержал его на ладони, разглядывая и не веря своим глазам.
   Несколько секунд понадобилось, чтобы до него, наконец, дошло: на ладони лежал тюбик женской губной помады.
   Они быстро открыли дверь ружейного склада, а главное — тихо; каждый из них взял по кольту 45-го калибра и по винтовке «М-1», запасся патронами, загнал обоймы в ружья и поспешно двинулся по правому борту к переднему спальному отсеку.
   Оба проскользнули в каюту вахтенного офицера и столь же бесшумно закрыли за собой дверь. Бандер был все еще перепуган — у него возникло такое чувство, будто его собираются убить. Ему не понравилось, каким суровым взглядом обменялись друг с другом капитан и Костигэн и то, что говорили они шепотом. Он был всего лишь судовым врачом; от него не требовалось носить ружье и цеплять кобуру с пистолетом, поэтому теперь Док боялся, что его непременно убьют. А те обсуждали свой следующий ход. Он пытался прислушиваться к их разговору, но его сердце гулко билось, и все, о чем он мог думать, — это только о том, что его непременно уничтожат этой же ночью. Девушку Эмила Бандера звали Эффи. Его беспокоило, что она скажет, когда ей сообщат, что он убит во время рутинного патрулирования, начавшегося в Ки-Уэст.
   — Где радиорубка? — спрашивал между тем Костигэн.
   — От того места, где мы сейчас, чуть дальше к корме, но на главной палубе.
   — На двери есть замок?
   — Да.
   — Его можно запереть изнутри?
   — Да. Но здесь в каюте должен быть дубликат ключа, — сообщил капитан. — Вахтенный офицер имеет дубликат каждого ключа на судне, кроме порохового погреба и ружейного склада.
   — Возможно, нам понадобится ключ, — заявил Костигэн. — Может быть, они запрутся изнутри. В их планы входит радировать на базу и сообщить, что они отвечают на сигнал SOS, полученный из района в пятидесяти милях к северо-западу от Гаваны. Такое возможно?
   — Да, вполне! — подтвердил капитан.
   — Я имею в виду, что вы можете так близко подойти к Кубе?
   — Да, и это не так уж близко к острову.
   — И что, в Майами могут поверить такому сообщению?
   — Да, я бы поверил, будь на месте дежурного офицера. — Капитан помолчал. — Мистер Костигэн, — заявил он, — я хочу восстановить контроль над своим кораблем.
   — Не думаю, что это сейчас возможно, — неуверенно возразил Костигэн.
   — Но почему?
   — У Тренча слишком много людей на борту.
   — Но мы вооружены. Мы...
   — Нет, не хочу даже и пытаться.
   — Полагаю, потому, что это не ваш корабль, мистер Костигэн?
   — Верно, капитан! Но он также и не ваш. Теперь он принадлежит Джейсону Тренчу. И если мы попытаемся отнять его у него и потерпим неудачу, то завтра же утром Соединенные Штаты будут вовлечены в войну.
   — Не думаю, что мы потерпим неудачу, мистер Костигэн.
   — Если есть хоть малейшая степень риска...
   — Но я хочу вернуть корабль!
   — Капитан! — жестко отрезал Костигэн. — Сейчас слишком поздно звенеть шпорами и качать права.
   — Что?!
   — Во-первых, вам следовало бы подумать о потере судна немного раньше. Во-вторых, нам нельзя допустить, чтобы они захватили Охо-Пуэртос. Но мы им это уже позволили — и вы, кстати, тоже! — поэтому сейчас с этим уже ничего не поделаешь! Осталось только остановить их.
   — Вот поэтому я и хочу...
   — Но, капитан, единственный способ наверняка сделать подобное — это не позволить им проникнуть в радиорубку, связаться с Майами и поставить тамошние власти в известность относительно всех деталей и о том, что здесь происходит. Майами, в свою очередь, свяжется с командованием военно-морского флота, а эсминцы уж позаботятся обо всем остальном.
   — Они не поверят нам! Подумают, что кто-то сыграл с ними злую шутку.
   — Они поверят! — уверенно возразил Костигэн. — Но если нет, то можете сообщить им наши координаты, чтобы они могли с нами связаться. Тогда все можно будет проверить.
   Капитан на некоторое время задумался. Но Бандер был уверен, что каким бы способом они теперь ни действовали, результат будет один: их непременно уничтожат. Если они начнут штурмовать мостик или как там еще капитан собирался вернуть себе контроль над судном — их просто перестреляют, как куропаток. Если же они попытаются ворваться в радиорубку, то разве не ясно, что те, кто там окажется, будут вооружены.
   — Капитан, — прервав молчание, заявил Костигэн. — Я намерен поступить так, как только что сказал: с вами или без вас — все равно! Но выполнить задачу будет легче, если радиограмму отправите именно вы. Я не знаю ваших позывных, а в береговой охране Майами по звукам из тарелки репродуктора не смогут определить, что с ними говорю именно я. Но если мне придется это сделать одному, я все равно сделаю это. Ну, а теперь скажите, где ваш вахтенный держит дубликаты ключей?
   — Здесь, — ответил капитан, кивая на шкафчик у переборки, смешался на миг и вздохнул. — Не совсем ясно, каков ваш план, — засомневался он. — Что же мы все-таки будем делать, когда окажемся возле радиорубки?
   — Мы должны будем...
   Но Бандер не дождался конца объяснений. Совершенно неожиданно, даже для самого себя, он воскликнул:
   — Нас всех перебьют этой же ночью!.. Вот увидите!

* * *

   На мостике было очень тихо, и Вирджил Купер точно не знал, что ожидает его здесь. Но все равно, ему казалось, что больно уж тут подозрительно тихо. Может быть, темнота тут сыграла свою роль. Но единственное освещенное место на судне было здесь, возле штурвала, и свет падал на лицо Алекса, делая его вид жутковатым. Другое пятно света излучал экран радара на переборке по левому борту. Джейсон Тренч с Аннабел стояли возле пульта управления радаром, их глаза были прикованы к монитору, а лица омывало голубовато-бледное пульсирующее электронное сияние. Никто из них двоих не произносил ни слова. Когда Купер подошел ближе, то заметил, что они держатся за руки. Он ухмыльнулся.
   — Эй, надеюсь, что никого здесь не прервал на полуслове? — Этими словами он обнаружил свое присутствие.
   — Мы смотрим телик, — отозвался Джейсон и засмеялся.
   — Что-нибудь интересненькое?
   — Да ничего! Думал, может быть, поймаем Эда Салливана, это же воскресная ночь, не так ли?
   — Да. Так и не увидели его?
   — Нет здесь ничего, кроме всякой муры, — огрызнулся Джейсон и отвернулся от экрана.
   — Эй, я нашел тут кое-что, принадлежащее тебе, Аннабел.
   — Да? — удивилась та, поднимая на Купера глаза.
   Тот полез в карман, вытащил тюбик губной помады и протянул его Аннабел.
   — Ох, благодарю! — произнесла она.
   — Что это? — поинтересовался Джейсон.
   — Моя губная помада.
   — Я нашел ее возле трапа на корме.
   — Спасибо, — повторила Аннабел. Она секунду помедлила, а затем удивленно спросила: — На корме?
   — Ну да, за вентиляционной трубой. Знаешь, это где...
   Аннабел встала и пошла к освещенному судовому компасу. Держа помаду на ладони, она поднесла ее к свету и, обернувшись к обоим мужчинам, покачала головой:
   — Это не моя.

* * *

   Я люблю его, думала Саманта. Люк должен вернуться сюда с минуты на минуту. Сказал, что будет здесь, как только передаст сообщение, велел мне оставаться здесь и ждать. Я люблю его...
   Но страх возникал в ее душе всякий раз при любом странном звуке, будь то подозрительный щелчок или потрескивание, возникавшие в офицерской кают-компании, где она притаилась в углу, сжавшись в комочек на сиденье. Занавес над проходом в переборке был задернут — он сказал ей держать его в таком положении. Тут было темно. Она никогда не любила темноты. А вот кошек она любила, ей нравилось, когда в доме жили кошки, сначала Фанг и Фонг, а потом появились еще и другие. Саманта так и не покормила их этим утром. Океан шумно дышал, отделенный от ее сиденья тонкой металлической скорлупкой корабельного борта. Она слышала, как он сердито проносит свои волны мимо, и эти звуки страшили ее, потому что если Люку не удастся отправить радиограмму, как он обещал, то утром, еще до рассвета, корабль будет взорван, и вода хлынет во все проходы и отсеки, и все они пойдут ко дну.
   Я боюсь, подумала она в который раз. И тут же приказала себе мысленно: сейчас же прекрати! Думай о чем-нибудь другом.
   Кошки, должно быть, тоже умирают с голоду?..
   Всегда было чертовски темно в том доме на берегу, но ей нравилось там по ночам, когда он ее обнимал.
   Вот и здесь, в офицерской кают-компании, он тоже держал ее в своих объятиях... Кажется, как давно это было! Они стояли прильнув друг к другу, занавес был опущен, кругом темнота и тишина.
   «Я хочу пойти с тобой», — сказала она ему.
   «Нет, ты останешься здесь! Если что-нибудь пойдет не так...»
   «...Не хочу, чтобы ты был...»
   «...то здесь ничего не случится».
   Она не видела его лица в темноте. И лишь чувствовала на себе его руки и рядом его тело, плотно прижатое к ее телу: точно так же он обнимал ее и прижимался к ней, когда они лежали в постели в том доме на берегу, а вокруг была такая же темнота. Все это вполне могло происходить в доме на побережье, в ее спальне с жалюзи на окнах, выходящих на вымощенное плитами патио: все это могло случиться и в задней комнате управления порта — такие ночи там тоже не были редкостью, — тогда она была слегка навеселе после выпитого вина, и он говорил, что любит ее. Да, эта ночь на корабле могла бы ничем не отличаться от остальных, но она отличалась... эта ночь! Отличалась!
   В его голосе появилось что-то странное, заметила она.
   «Я не знаю, переживем ли мы эту ночь» — так сказал он.
   В каюте было темно и тихо. Его губы — возле ее уха, и он говорил шепотом:
   «Даже сама мысль выйти отсюда — пугает меня. Я даже не знаю, получится ли у меня что-нибудь. Весь план в целом...»
   Он покачал головой. Она же не сказала ничего в ответ.
   «Хорошо бы, чтобы кто-нибудь сделал это за меня. Я же хочу одного — остаться здесь, в темноте, держать тебя в своих объятиях и не шевелиться — никогда! Не желаю выходить отсюда, нападать на кого-то из засады и даже убивать, если понадобится, а такое вполне может случиться».
   Она все еще молчала. Он дрожал — она чувствовала дрожь во всем его теле, прижатом к ее телу, но ничего не говорила и не делала. Словно окаменела.
   «Я не хочу выходить отсюда», — повторил он.
   «Я знаю», — наконец вырвалось у нее.
   По-прежнему стояла тишина.
   «Саманта?»
   «Да?»
   Он вздохнул.
   «Как бы я хотел остаться в стороне от всего! — Он снова вздохнул. — Я приду за тобой, — пообещал он. — Сразу же после того, как мы передадим сообщение, я вернусь».
   Последовало молчание.
   «Саманта, я не знаю, что нас здесь ожидает».
   «А я тем более».
   «Будь что будет! Я люблю тебя!»
   «И я люблю тебя, Люк!»
   «Жди меня», — промолвил он и вышел.
   Она не видела в темноте свои часы на руке. И тревожилась за своих кошек. Тревожилась за Люка, а потом ей пришла вдруг в голову мысль, что, возможно, она беспокоится только о себе. Но тут же возразила сама себе, напомнив, что любит его, что он совершает отважнейший поступок, выступая против целого корабля фанатиков. Да, он действительно храбрый и ответственный человек. Затем она сказала себе, что ненавидит его за то, что он оставил ее здесь одну, в темноте, отправившись выполнять свою безнадежную миссию. Они непременно убьют его, а потом найдут и ее и убьют тоже. Он просто глупец!..
   Она беспокоилась — который теперь час?
   Ей опять послышалось какое-то подозрительное движение, но какое?
   Шаги?
   Она затаила дыхание: кто-то спускался по трапу; создавалось такое впечатление, что это кто-то посторонний. Она начала считать шаги: шесть, семь, восемь — теперь они слышались уже на палубе. Она ждала. Тишина. Услышала, как открывается дверь. Кто-то входил в корабельный офис. Вспыхнул свет.
   — Есть здесь кто-нибудь? — спросил мужской голос.
   — Нет, — последовал чей-то ответ.
   И опять тишина. И шаги. Она думала, что вот-вот с ней случится обморок. Ей с трудом удавалось сдерживать дыхание, и она была уверена, что лишится чувств, едва кто-то отдернет занавес.
   — Она должна быть где-то здесь, — предположил первый мужчина.
   Они сейчас вплотную подошли к ней. Она забилась в угол на самом краешке сиденья, перепуганная и вся собравшаяся в комочек, едва дыша, почему-то вспоминая, что Люк говорил о том, что хотел бы, чтобы на его месте оказался кто-то другой, что не хочет нападать из засады и, возможно, даже убивать, и о том, как ему не хочется выходить отсюда.
   Но он все же ушел.
   Чувствуя, как липкий комок подкатился к горлу, она соскользнула с сиденья и впотьмах начала шарить вокруг себя в поисках чего-то режущего — ножа, стеклянной посуды, которую могла бы разбить и использовать потом острый кусок стекла в качестве оружия, как вдруг занавес резко отдернулся.
   Свет из корабельного офиса хлынул вдруг в офицерскую кают-компанию. Высокий бледный мужчина, с шапкой темных волос, заглянул за него, улыбнулся и сказал:
   — Сеньорита! У нас на мостике нашлась одна вещица, принадлежащая вам!

* * *

   Они сняли поклажу с мулов, и теперь большие деревянные ящики стояли возле самой воды, дожидаясь, когда их начнут грузить. Все еще лил дождь, поэтому ящики были под брезентом. Эл-Фелиз и его люди, укрывшись своими пончо, сидели на корточках на берегу костра, пили кофе и жевали холодную свинину. Лодка была пришвартована вдоль ветхого дока, который, покосившись, криво вдавался в воду. Ангел то и дело обеспокоенно поглядывал на лодку.
   — Терпение, амиго! — посоветовал Эл-Фелиз.
   — Когда же мы начнем погрузку?
   — Скоро! Когда поедим.
   — Я хочу попасть туда.
   — У нас еще есть два дня, — сообщил Эл-Фелиз. Он ухмыльнулся и сплюнул на песок. — Если мы будем слишком спешить, то нагоним эту леди. Ты этого хочешь?
   — Какую еще леди? — опешил Ангел.
   — Какую? Ураган Флору! А это та еще леди! — Эл-Фелиз рассмеялся. — Она и так нас уже достала, разве нет? Поэтому вряд ли стоит наступать ей на пятки. — Он тряхнул обеими руками, показав куда-то вдаль, затем вытер с лица капли дождя, после чего поднял свою кружку для кофе и протянул ее одному из своих людей. Тот наполнил ее. Эл-Фелиз отпил немного, кинул взгляд на Ангела, все еще не сводившего глаз с лодки. — Спокойней, — вновь произнес он. — Тише едешь — дальше будешь!
   Ангел злобно хрюкнул, и Эл-Фелиз опять разразился смехом.
   — Амиго, — произнес он мягко и наставительно, — мы не можем следовать вплотную за ураганом.
   — А мы вовсе и не должны следовать за ним, — упрямился Ангел. — Можем обогнуть мыс к югу, а затем через Карибский бассейн.
   — Мимо Гуантанамо?
   — Нет, если пристанем к полуострову.
   — Но мы не должны высаживаться на полуострове, — заметил Эл-Фелиз. — Нам надо пристать к северному побережью.