МакБейн Эд. Они должны умереть

   - Какое чудное тихое воскресенье, - произнес, улыбаясь, Луис.
   Джефф кивнул головой в знак согласия, но ничего не ответил. Четверо парней в фиолетовых шелковых рубашках направились к музыкальному аппарату. Улица опять погрузилась в тишину. Казалось, что на этой улице все мелькало, как в кинокадре: настроение, темперамент людей менялись ежесекундно. Здесь было все, как в водевиле, где главный исполнитель напяливает парик и превращается в клоуна, затем сбрасывает его наряд, приклеивает черные усики и становится Адольфом Гитлером. Сейчас залитая солнцем улица была похожи на золотой коридор, ведущий к прекрасно спланированной высокой арке, находящейся отсюда за два квартала. Улица безмолвствовала, улица ждала. Время от времени парни бросали взгляд на церковь, щурясь от яркого солнечного света.
   Из-за угла, со стороны авеню, показалась девушка, напоминающая своим пестрым нарядом цирковой вагончик. На ней был надет ярко-красный жакет, ярко-желтая шелковая юбка, фиолетовые туфли на шпильке. В руке она держала ярко-голубую сумочку. Ее голову украшала пышная шевелюра, состоящая из густых черных волос, которые торчали во все стороны и наводили на мысль о бушменах, обитающих в Африке. Покачивая полными ягодицами, которые обтягивала желтая юбка, она шла развязно-вызывающей походкой. Сквозь красную кофту с глубоким V-образным вырезом выступала огромная грудь. Казалось, на ней не было нижнего белья, но это ее ничуть не смущало. Ее ягодицы так и просили, чтобы кто-нибудь их ущипнул, ее грудь под белой шелковой блузкой и красным жакетом указывала на острые соски, так же, как и стрелки компаса указывают на север. Она старалась, чтобы ее красота не осталась незамеченной. Это было ее единственное богатство и, если она находила нужным выставить все напоказ, - это было ее личным делом.
   Но, несмотря на развязную походку, колышущуюся грудь и виляющие ягодицы, несмотря на кажущееся безразличие, девушка выглядела какой-то испуганной и неуверенной в себе. Смущенно и немного растерянно она озиралась вокруг, влюбленными глазами смотрела на окружающие ее здания, на город, который потрясал ее своими размерами.
   Свисты, издаваемые Зипом и Кухом, смутили ее. Она вдруг схватилась за красную кофточку, пытаясь натянуть ее повыше, чтобы прикрыть грудь. Парни свистнули опять, и Джефф повернулся, чтобы взглянуть на девушку. Он зачарованно смотрел на обтягивающую желтую юбку, виляющий зад. Девушка ускорила шаг, еще более смутившись, и, пока она не скрылась за углом, парни все свистели ей вслед.
   Зип засмеялся.
   Но его смех оборвался, когда он увидел, что моряк смеется тоже.
   - Кто это такая? - спросил Джефф.
   - "Морской тигр", - ответил Луис.
   - Кто?
   - "Морской тигр". Прямо с острова, здесь, вероятно, всего первый день. "Морской тигр". Так назывался первый корабль, доставивший пуэрториканских эмигрантов на материк.
   - Я все еще под впечатлением, - произнес Джефф.
   - Ты обратил внимание на ее волосы? - в качестве наглядного примера Луис помахал руками вокруг головы.
   - А сейчас она сядет в метро и каждый будет думать, что все пуэрториканцы похожи на нее. - Покачав головой, рассеянно добавил: - Пойду принесу суп.
   - Наверное, не прочь завалить ее, а, моряк? - спросил Зип.
   - Она не в моем вкусе, - Джефф отвернулся к стойке. Ему совсем не хотелось разговаривать с этим парнем и тем более поддерживать дружеские отношения, в которых он, после встречи с Чайной, вряд ли нуждался.
   - Не в твоем вкусе, говоришь? Что же случилось? Или тебе уже разонравились испанки?
   - Я этого не говорил.
   Зип прикурил сигарету и затянулся. Он тщательно взвешивал его слова. Не зная почему, моряк начинал его раздражать. С одной стороны, ему хотелось, чтобы моряк ушел с испанкой, а с другой - нет. Такое раздвоение злило его. Нахмурившись, он сказал:
   - У меня еще осталось несколько минут до убийства. Если ты все же интересуешься девочками, могу уступить одну, очень хорошенькую.
   - Не интересуюсь, - ответил Джефф.
   - Нет? - Складка на его лбу стала еще глубже. - Почему же нет? Ты имеешь что-то против пуэрториканок?
   - Нет. Просто у меня пропал всякий интерес.
   - Зачем же ты сюда явился? За девочкой, не так ли?
   - Да, так, - ответил Джефф.
   Его ответ рассердил Зипа.
   - Тогда почему же ты не хочешь, чтобы я познакомил тебя?
   - Я уже сказал. У меня пропал интерес.
   - Тогда почему ты здесь околачиваешься?
   - Это мое личное дело, - резко произнес Джефф.
   - Если тебя ничего здесь не интересует, почему бы тебе не слинять отсюда?
   - Ты задаешь слишком много вопросов, - ответил Джефф.
   - Допустим. Так что же из этого?
   - Может, ответишь на один? - спросил Джефф.
   - Я не обязан...
   - Для какой цели ты передал оружие?
   - Что? - Зип широко раскрыл глаза.
   - Ты передал все оружие двум маленьким ребятам. Кого вы собираетесь застрелить?
   Глаза Зипа сузились, когда до него дошло значение слов, произнесенных Джеффом. Моряк, положив руку на стойку, сжал ее в кулак. Остальные парни, за исключением Сиксто, отошли от музыкального автомата, придвинувшись к своему вожаку.
   - У тебя слишком большие глаза, бабуля, - ответил Зип и неожиданно, со всего размаха, ударил Джеффа кулаком в лицо. Удивленный таким неожиданным поворотом, Джефф попытался удержаться на стуле, интуитивно понимая, что сейчас ни в коем случае нельзя упасть, иначе эту ошибку уже не исправить. Ухватившись за край стойки, он все же потерял равновесие, и его рука соскочила с пластмассовой поверхности. Он судорожно пытался зацепиться за стойку, но из этого ничего не вышло. Его нога застряла между перекладинами стула, и он рухнул на кафельный пол, успев защитить голову. Вся сила удара пришлась на лопатки. Напрягая силу, попытался освободить ногу, но тут получил удар по голове.
   Инстинктивно подняв руки, он все пытался высвободить ногу, чтобы выбраться из этого дурацкого положения. Но тут последовал третий удар, на этот раз в грудь, и он почувствовал, что у него перехватило дыхание и заклокотало в горле. Затем еще и еще. Удары сыпались с систематической последовательностью, а его нога все еще была зажата между этими проклятыми перекладинами. От удара ботинком в правый глаз он почувствовал острую пронизывающую боль. Кровь сочилась теплой струёй по лицу и, теряя сознание, он подумал: "Сейчас меня изобьют до смерти в этом проклятом заведении". И уже сквозь туман до него донесся крик Луиса:
   - Что вы делаете, звери? Что делаете? - И над всем этим послышался пронзительный вой полицейской сирены.
   Глава 8
   Эрнандес уже представил себе эту квартиру, даже еще не побывав в ней. Конечно, не эту именно, но бесчисленное множество точно таких же квартир в домах своего округа. Примерно в такой же квартире он жил, когда был еще мальчиком.
   Входная дверь открывалась на кухню. На двери - обычно запор. Одна пластина привинчена к двери, другая - к косяку, между ними - стальной засов; он надежно охранял дом. В дальнем конце кухни было окно, которое открывалось вовнутрь. Пол был покрыт линолеумом. Он был весь в пятнах, которые невозможно было отмыть, хотя их всегда терли очень тщательно. В некоторых местах - у двери, у плиты и около холодильника - линолеум изрядно выцвел. У стены, напротив плиты, стоял стол, чад которым висела икона. Стены были выкрашены в бледно-зеленый цвет, но копоть от приготовления пищи въелась в них настолько, что они стали казаться намного темнее. К тому же, в некоторых местах - на стенах и на потолке - краска начала обдираться. На столе в пластмассовом футляре стоял тостер. Убранство комнаты не отличалось богатством, но в ней было чисто. Это была комната, которую он хорошо помнил.
   Совсем маленьким, в зимние дни, он сидел у плиты на чистом выцветшем линолеуме и играл в солдатики. Его матери еще чудом удавалось что-то готовить и тогда, когда он путался у нее под ногами. Кухню наполняли запахи arroz con pollo*, а у плиты было так уютно сидеть и фантазировать, что каждый металлический солдатик превращался для него в живого человечка. От дома Эрнандеса всегда исходило тепло: оно исходило от запаха готовящейся пищи на кухне и от мягкого голоса матери, хлопотавшей по дому; теплым было и отношение Франка к своим металлическим человечкам.
   ______________
   * Рис с курицей (исп.).
   В этот июльский день на кухне миссис Гомес не чувствовалось никакого тепла. Здесь стояла только жара, такая жара, от которой задыхалось все живое. На улице послышался вой сирены. Миссис Гомес подошла к окну и закрыла его. Звуки исчезли.
   - Опять стреляют, - сказала она. - Опять сирена. Ни дня без стрельбы. Она покачала головой. - А зимой еще хуже.
   - Где мальчик? - спросил Эрнандес.
   - В спальне. Фрэнк, пожалуйста, будьте с ним помягче. Он попал в большую беду. Но... он не представляет себе до конца всей опасности.
   - Постараюсь, - пообещал Эрнандес.
   Она провела его в так называемую гостиную, где находились телевизор, торшер и прикрепленный к потолку светильник с тремя вставленными цветными лампами. Когда он учился в школе, то делал уроки в общей комнате, вытянувшись прямо на полу. Телевизоров тогда еще не было. Зато увертюра к "Вильгельму Теллю"* возвещала об Одиноком Рейнджере, был таинственный Омар и сказки ведьмы, и вечно убегающий от волка Рэн, и, конечно, по воскресеньям Призрак. Ламон Крэнстон был само обаяние, и он вырос с мыслью, что лучше актера нет во всем мире. Теперь, когда кто-то упоминал это имя, он улыбался, но, несмотря ни на что, где-то в глубине души в нем осталось чувство зависти и какого-то благоговейного трепета перед ним. Ламон Крэнстон - Призрак. Воспоминания детства - вой волка и затем слова: "Бер-р-регись, сейчас я спущу тебя с этой гор-р-ры". Дик Трейси каждый день, во сколько это было? В 5 или 5.15? Да, где-то так. А еще был стакан молока на столе и крекеры, покрытые шоколадной глазурью. Воспоминания далекого детства. И вот сейчас та же жилая комната, что и в Пуэрто-Рико, только называется она "гостиная", те же разноцветные лампочки под потолком, та же облезающая краска, та же бесконечная однообразная дорога в никуда; и человек, оказавшийся в спальне, которая могла быть точно такой же в его далеком детстве, человек, внимательно всматривающийся в глаза шестнадцатилетнему юноше и читающий на его лице боль и печаль. Они отражались в его глазах, пролегли складкой у его рта; и Эрнандес-паренек, давно превратившийся в Эрнандеса-мужчину, мучительно желающий узнать, что он растерял на этом длинном переезде.
   ______________
   * "Вильгельм Телль" - опера Дж. Россини (1792 - 1868), написана в 1829г.
   - Это Фрэнк Эрнандес, - сказала миссис Гомес.
   Альфредо отнесся к его приходу довольно спокойно. В его глазах читалось решительное нежелание открыться, рассказать правду. Такое Эрнандесу уже было знакомо. Этот взгляд он видел и у матерых преступников, и у робких домохозяек. Все было одинаково и ничего никогда не менялось. Взгляд этот просто говорил: "Вы - представитель закона и все, что я расскажу, обернется против меня".
   - Здравствуй, Альфредо, - произнес Эрнандес.
   - Здравствуйте, - осторожно ответил тот.
   - Твоя мать боится за тебя.
   - Ей нечего волноваться.
   - Она считает, что есть причины для беспокойства, и поэтому пришла за помощью в полицию. Так что же случилось, Альфредо?
   Паренек глубоко вздохнул:
   - Я собираюсь в церковь, мистер Эрнандес, и мне нечего вам рассказать.
   - А твоя мать думает как раз наоборот.
   - Она ничего не знает. Она не знает этот район.
   - Я знаю этот район, Альфредо, - решительно произнес Эрнандес, и их взгляды встретились. Парень старался мысленно оценить, насколько Эрнандес знал эти улицы, был ли он похож на остальных полицейских и до какой степени он, Альфредо, был здесь своим.
   - Так что же все-таки произошло? - спросил Эрнандес.
   Решение пришло не сразу. Это решение ничего не могло уже изменить. Эрнандес не мог ничем помочь ему. Эрнандес был представителем власти, а Альфредо нечего было рассказать ему.
   - Я ничего не скажу, - произнес он.
   - Твоя мать сказала, что тебя хотят убить. Это правда?
   Альфредо молчал.
   - Отвечай, - схватив парня за плечо, Эрнандес притянул его к себе так, что их глаза встретились.
   Альфредо продолжал молчать, испытывающе смотря на Эрнандеса, затем кивнул.
   - Кто?
   - Ребята, - ответил Альфредо. После объятий Эрнандеса у него заныло в плечах.
   - Почему?
   - Без всякой причины.
   - Здесь замешана девушка?
   - Si.
   Эрнандес устало разжал пальцы. Это была старая история, и он слышал ее не раз.
   - Что ты сделал с девушкой? - спросил он.
   - Ничего.
   - Продолжай.
   - Правда, ничего.
   В комнате опять стало тихо. Измерив внимательным взглядом парня, Эрнандес терпеливо спросил:
   - Тогда почему же они хотят убить тебя?
   - Показать, какие они сильные. Они думают, что если будут убивать, то запугают всех. - Теперь он разговаривал с Эрнандесом более свободно, хотя еще не знал, насколько ему можно доверять. Помолчав, тихо произнес: - Она даже не его девушка. Чайна ничья.
   - И все-таки ты что-то ей сделал? - сердито спросил Эрнандес.
   - Ничего! Клянусь матерью, ничего! Я только сказал ей: "Привет". Она такая хорошая девушка, всегда всем улыбается. Я и сказал ей: "Привет". Разве в этом есть что-то плохое? Если на острове ты поздороваешься с девушкой, тебя никто за это не преследует. Приехав сюда, я тоже всех приветствовал.
   - Давно ли ты живешь в этом городе? - спросил Эрнандес.
   Паренек неуверенно пожал плечами и вопросительно посмотрел на мать:
   - Мама?
   - Уже год, - ответила она. - Сначала мы привезли сюда девочку. Это его сестра. А Альфредо оставался с бабушкой в Сан-Хуане. Год назад мы смогли привезти его тоже.
   - А где сейчас девочка? Ваша дочь?
   - Она состоит в детской организации скаутов. Сегодня они уехали на пикник. Ханисайд-бич, знаете это местечко?
   - Да, - ответил Эрнандес. - Альфредо, тебе нравится этот город?
   - Конечно. Я приехал из Ла Перла, там живет моя бабушка. Ла Перла - это fanguito* в Сан-Хуане. Одни трущобы. Развалины.
   ______________
   * Грязь (исп.).
   - Я знаю Ла Перла.
   - Название места переводится как "жемчуг", но это звучит шуткой. Никакая это не жемчужина. Здесь лучше. Не так бедно, правда? А там кругом одна грязь и нищета. Здесь лучше. - Он помолчал. - Чем здесь можно заниматься?
   - Чем угодно, Альфредо.
   - Неужели? Ты выходишь на улицу, а они начинают обзываться. Разве я виноват, что плохо говорю по-английски? Как могу я его выучить, если в школе, где я учусь, только один учитель знает испанский язык?
   - Но другие выучили язык, Альфредо.
   - Знаю. Тоже буду стараться. Думаете, у меня получится?
   - Я в этом не сомневаюсь.
   - Но...
   - Что но?
   - Как вы думаете, мне лучше вступить в какую-нибудь организацию?
   - Но ты ведь уже состоишь в одной?
   - Нет, это не так. В Пуэрто-Рико нет ничего подобного, нет никаких шаек, никаких банд. Там ты можешь спокойно здороваться с любой девушкой, можешь за ней ухаживать. Там не увлекаются наркотиками. Здесь это в порядке вещей. Я не хочу втягиваться в эти игры, не хочу никуда вступать. Я хочу идти своей дорогой, чтобы мне никто не мешал.
   - Но, все-таки, объясни мне, как ты сумел впутаться в это дело? спросил Эрнандес.
   - Клянусь богом, я только поприветствовал ее, больше ничего и не было. А Зип...
   - Кто? - быстро переспросил Эрнандес.
   После недолгого колебания Альфредо произнес:
   - Ну, хорошо. Его зовут Зип. Он сказал, что я отбил у него девушку. А еще он сказал, что мне лучше не ходить в церковь, иначе они со мной разделаются.
   - У тебя когда-нибудь раньше были стычки с Зипом?
   - Один или два раза. Однажды в школе он вымогал у меня деньги. Мы учимся в одной школе.
   - В какой?
   - Производственная школа. Я скоро получу профессию.
   - И кем ты будешь?
   - Работа будет связана с автоматизацией. Но это не то, что я хочу.
   - А что тебе нравится?
   - Я хочу заниматься радиотехникой. Когда я учился в средней школе, я подошел к наставнице и сказал, что хотел бы изучать радиотехнику. Но она посоветовала изучать автоматику, добавив, что испанцам с этой профессией легче найти работу. Но мне все же больше нравится радио.
   - Почему ты не можешь сказать об этом у себя в школе?
   - Не знаю. Кто будет меня слушать? Иногда я... я чувствую себя... человеком второго сорта.
   Эрнандес понимающе кивнул головой:
   - И что было дальше, после того, как Зип пытался отнять у тебя деньги?
   - Я отдал их ему. Там было всего двадцать пять центов. Я не хотел обострять с ним отношения.
   - А после этого он больше не приставал к тебе?
   - Никогда. Он ведь тоже недавно сюда приехал. Живет здесь около шести месяцев. Он приехал из южной части города. Я не хочу иметь с ним никаких дел, пусть он оставит меня в покое, вот и все. Знаете, мне все это очень не нравится: как они презирают людей, как воюют между собой, чтобы утвердиться. А за что должен бороться я и для чего? Я живу здесь, в этом городе, и тут не хуже, чем в Пуэрто-Рико. Тут намного лучше. Так почему я должен иметь дело с такими, как Зип? Он думает, если ты сильный, то можно убивать. - Альфредо замолчал и, серьезно посмотрев на Эрнандеса, произнес: - А я думаю, раз ты сильный - нужно делать людей счастливее, верно?
   - Верно, Альфредо.
   - Он главарь "Латинских кардиналов". А я не хочу принадлежать ни к "Королевским гвардейцам", ни к "Испанским герцогам". Ни к кому. Так кто же защитит меня?
   - Я буду защищать тебя, Альфредо.
   - Вы? Но как это у вас получится? Вы думаете, они боятся полицейских? Если я не выхожу на улицу, они обзывают меня трусом, подонком, говорят, что я боюсь их. И все смеются надо мной. Так как же мне появляться на улице? Ведь если бы я был трусом, то совсем бы не выходил из дома.
   - Пойми, Альфредо, не только трусы хотят жить, но любой человек.
   - Сказать по правде - я устал, - произнес Альфредо. - Я устал быть один. Устал в одиночестве гулять по улицам. Когда ты гуляешь один, они начинают дразнить тебя. А я что, обязательно должен вступить в их организацию? Я что, обязательно должен стрелять в людей? Для чего я должен стрелять в людей?
   - Не выходи сегодня из дома, Альфредо, - посоветовал Эрнандес. - Здесь ты будешь в безопасности. Я позабочусь об этом.
   - А завтра, а послезавтра?
   - Посмотрим, может быть, все прояснится к завтрашнему дню.
   - А чем завтра лучше сегодня? - спросил Альфредо. - Завтра я тоже буду здесь. Я всегда здесь, в этих местах. - Неожиданно у него на глазах появились слезы: - Всегда, - повторил он. - Я всегда здесь.
   * * *
   Спустившись вниз, Эрнандес увидел на улице четыре дежурные полицейские машины. Они образовали неплотный кордон у бара "Ла Галлина", и Эрнандес подумал, не облава ли это. Улица была заполнена людьми, которые собрались, чтобы поглазеть на происходящее. Они толпились по обеим сторонам бара за барьером, образованным полицейскими машинами. Пробравшись сквозь толпу, Эрнандес увидел Паркера, беседующего с лейтенантом Бернсом и Стивом Кареллой, который облокотился на крыло одного из автомобилей. Его первой мыслью было: "Кто охраняет магазин?", но понял, что случилось что-то более серьезное. Он быстро подошел к остальным.
   - Когда начинаем, лейтенант? - спросил Паркер. В этот момент он напоминал Эрнандесу морского пехотинца в полном обмундировании. Парня звали Рэй Ултерс, и он присоединился к экипажу за день до прибытия на Иводзиму. Он ненавидел японцев и не мог дождаться высадки. Он был одним из первых, высадившихся на берег; его глаза излучали холодный блеск, на лице застыла гримаса в виде улыбки. Гримаса так и осталась на лице, когда японская пуля угодила ему между глаз.
   - Мы перебрасываем часть машин к следующему кварталу, - сказал Бернс. С ними будем держать связь по радио. Начнем сразу же, как только они будут готовы. Пикника не обещаю. Он предупредил, что живым не сдастся.
   - А это точно он?
   - Кто знает? По телефону мы скоро получим информацию. Если это действительно он, выхода у нас нет - будем рисковать.
   Из дверей дома, по левую сторону "Ла Галлины", вышла женщина. В одной руке у нее был ребенок, а в другой - клетка с птицей. В ней сидел голубой попугай, испуганно бьющийся о решетки клетки. Женщина сошла со ступенек и, слегка повернув голову, посмотрела на окна "Ла Галлины". Казалось, она ощущала себя главным действующим лицом этой пьесы, а нетерпеливая публика ждала, когда же наконец она подойдет к той черте, которая мгновенно разрешит все сомнения. С момента поднятия занавеса и начала спектакля. Женщина остановилась посередине улицы, повернулась лицом к толпящимся за полицейским барьером и громко выкрикнула: "Да здравствует Пепе! Да здравствует Пепе Мирандо!", затем протянула клетку с бьющейся о решетку и пронзительно кричащей птицей, указывая ею на окна второго этажа.
   - Проходите, леди, а не то вас настигнет пуля, - предупредил патрульный.
   Женщина бросилась к толпе, по которой уже пробежал шепот одобрения. Все согласно кивали головами и кричали: "Пепе Мирандо! Пепе Мирандо! Пепе Мирандо!"
   - Похоже, что это он? - спросил Эрнандес Бернса.
   - Похоже, что это так, Фрэнк, - ответил Бернс.
   - Кто сообщил о нем?
   - Не знаю, - произнес Карелла. - Кто-то позвонил по телефону и повесил трубку, не назвав себя.
   - Пойду посмотрю, что случилось с этими проклятыми машинами, - произнес Бернс. Он обошел патрульную машину, сев в нее так, что ноги остались на улице, и взял микрофон. "Это лейтенант Бернс. Мы уже готовы. Что с остальными машинами?"
   - Наконец-то мы прижали твоего земляка, - ухмыльнулся Паркер. - Скоро мы пристрелим его, и это сделаю лично я.
   - Он не мой земляк, - сказал Эрнандес.
   - Ну, конечно, нет. Просто я так выразился. Я имел в виду, что вы оба пуэрториканцы.
   - Разумеется.
   - Черт побери, ты прекрасно знаешь, что мне все равно - пуэрториканец этот парень или китаец.
   - Разумеется.
   Паркер обернулся:
   - Ты только взгляни на этих щенков. Они думают, что Мирандо - сам бог.
   - Он бог только для тех, кто не знает человека лучше, - сказал Карелла, посмотрев на ребят, которые присоединились к толпе, стоящей у машин. Их возраст колебался от начинающих ходить до подростков. Некоторые из них пытались забраться в машины, но патрульные отгоняли их дубинками. Казалось, парни сами еще не понимали, как им надо себя вести. Одни смеялись, другие смотрели на окна второго этажа. Некоторые, казалось, были готовы заплакать. Со стороны было интересно наблюдать за их лицами и поведением. Каждому казалось, что случилось что-то необыкновенное, из ряда вон выходящее и поэтому все были ужасно взволнованы. Но эти дети росли в разных условиях, и реакция на все происходящее была у них неодинаковой. Они видели кровь, и каждая клеточка их тела дрожала от ужаса при виде умирающего на тротуаре человека, но, чтобы прикрыть сковывающий их страх, они одобрительно смеялись. Страх и мужество, слезы и смех - как близнецы, были всегда неразлучны.
   - Скоро ему наступит конец, это точно, - сказал Паркер. - Он заплатит кровью за все, что натворил в этом городе.
   - Этот город многому научил нас, Энди, - наблюдая за ребятами, просто произнес Карелла.
   - Несомненно, - согласился Паркер. - Их многому научила улица. Дети подрастают и впитывают все дурное.
   Мирандо научился убивать людей еще до того, как начал ходить.
   - Может быть, никто и не учил его ходить, - ответил Эрнандес.
   - Я смотрю, ты все еще дуешься на меня, - удивился Паркер. - Когда я говорил, что он твой земляк, я имел в виду не то.
   - Разумеется. Он просто подонок и должен умереть, чтобы смыть свою вину.
   - Я понимаю твои чувства, - сказал Паркер. - Кровная связь между...
   - Между нами нет никакой кровной связи.
   - Ради бога, я не говорил о кровной связи в полном смысле этого слова. Я знаю, он тебе не родственник. Но вы оба - испанцы. Это делает вас в какой-то степени братьями, понимаешь, о чем я говорю?
   - Какого дьявола? Что ты хочешь сказать, Паркер?
   - Ну ладно, давай все забудем. Если будешь продолжать обижаться, нам нет с тобой никакого смысла разговаривать дальше. Ты самый ранимый человек, Фрэнк, которого я когда-либо знал. Вот это я и хотел сказать. Ты должен побороть в себе это, иначе ничего тебе не поможет, поверь мне. Улыбнувшись, он положил руку на плечо Эрнандесу. - Я просто хочу сказать, что собираюсь прикончить твоего брата. Я всажу дюжину пуль в его проклятый череп и буду наблюдать, как он истекает кровью на тротуаре.
   Убрав руку Паркера со своего плеча, Эрнандес произнес:
   - Сказать тебе кое-что, Паркер?
   - Что?
   - Он скорее твой брат, чем мой.
   Там, где у баррикады толпился народ, выросло полдюжины полицейских, ожидающих приказа с соседней улицы. В их сторону начали раздаваться крики и ругательства. Выйдя из машины, Бернс крикнул: "Всем назад! Отойдите отсюда! Всем отойти назад!" Вытащив из кармана носовой платок и вытерев им пот с лица, он быстро подошел к Эрнандесу:
   - Фрэнк, сделай одолжение. Объясни им по-испански, что, если они не отойдут от заграждений, мы начнем стрелять. Заставь их отодвинуться.
   - Хорошо, - произнес Эрнандес. Подойдя к толпе, он закричал:
   - Bueno! Todos retroceder, Detras de la barricada! Todos retroceder!*
   ______________
   * Все назад! За баррикады! Все назад! (исп.).
   Толпа начала медленно отодвигаться назад. Стоявший поодаль Зип схватил за руку Куха:
   - Ты слушал? Слышал, что сказал полицейский? Они обещают открыть огонь?
   - Где Мирандо, там всегда стрельба, - восхищенно сказал Кух.
   - Кто такой Мирандо? - спросил Папа.
   - Не знать Мирандо? Да ты просто тупица, - толкнул его Кух.