– Рассказывай, рассказывай, – мужчина сокрушенно покачал головой. – Ничего святого между мужем и женой. Валяй, выкладывай все полиции.
– Так что же все-таки произошло?
– Ну я и взяла сковородку из раковины и ударила его.
– По голове, – уточнил мужчина. – Хотите посмотреть, что она натворила. Вот здесь! Пощупайте эту шишку!
– Валяй, все ему расскажи! – подначивала женщина.
– Это ты вызвала полицию! – заорал в ответ мужчина.
– Потому что ты грозился убить меня!
– Ты ведь ударила меня этой проклятой сковородкой. Верно?
– Ты разозлил меня, вот и вызвала!
– Из-за какого-то маленького щипка!
– Ничего себе маленький! Хотите покажу? Вон какой синяк!
– Конечно. Валяй. Показывай. Разыгрывай тут фарс. Покажи всем!
– И сколько лет вы уже женаты? – все так же терпеливо спросил Мейер.
– Двадцать пять лет, – ответил мужчина.
– Двадцать три, – поправила женщина.
– А кажется, что уже прошло двадцать пять, – съязвил мужчина и расхохотался над собственным остроумием.
– Мало того, что жену свою бьет, – возмутилась женщина. – Видите, он еще и комендант!
– Я тебя не бил, я тебя ущипнул.
– Почему бы вам не пойти домой и не помириться? – предложил Мейер.
– С ним! С этим животным!
– С ней! С этой нахалкой!
– Успокойтесь. Ну успокойтесь же. Весна, знаете ли, цветут цветы, идите домой, поцелуйтесь и помиритесь, – увещевал Мейер. – У нас тут и без вас много неприятностей. Вы что, хотите, чтобы я вас обоих тут запер?
– Как запер? – мужчина возмутился. – За что? За какой-то любовный удар сковородкой?
– За дружеский щепок мужа? – спросила женщина.
– Мы же любим друг друга, – запротестовал мужчина.
– Знаю. Так что идите домой. Хорошо? – Мейер подмигнул мужчине. – Ну как?
– Конечно.
– Ну вот и хорошо! – Мейер встал, широко развел руки и, подтолкнув их обоих к выходу, проводил с участка, сказав:
– Такая славная молодая пара! К чему тратить время на споры. Идите домой. День такой прекрасный! – И, заметив Хеслера, спросил: – Чем могу вам помочь, сэр?
– Мое имя Фред Хеслер, я был здесь и раньше, но...
– Вы хотите сказать, что мы можем идти? – опять обратился к нему мужчина.
– Да, да. Идите! Идите, пока я не передумал. Уходите скорее.
Он повернулся к Хеслеру.
– Да, сэр. Я помню. Входите, пожалуйста... А вам, мистер, не надо щипать жену. И вы, мадам, не бейте его сковородкой... Присядьте, мистер Хеслер!
– Спасибо! – поблагодарил Хеслер. Казалось, на этот раз его не очень интересовали краски и атмосфера участка. Вид у него был необыкновенно серьезный и даже немного сердитый. Мейер уже гадал, что привело его к ним, и подозвал Кареллу, который в другом конце комнаты что-то печатал за своим столом.
– Стив, пришел мистер Хеслер. Ты его помнишь?
Карелла вышел из-за стола, прошел к тому месту, где сидел Хеслер, протянул руку:
– Здравствуйте, мистер Хеслер. Как дела? – вежливо поинтересовался он.
– Спасибо, хорошо, – Хеслер разговаривал довольно резко.
– Чем мы можем быть полезны? – спросил Мейер.
– Вы можете помочь мне вернуть свое, – объяснил Хеслер.
– Что именно?
– Не знаю, кто именно это взял, ваши полицейские или кто-нибудь другой, но я хочу, чтобы мне вернули.
– У вас в квартире что-то пропало, мистер Хеслер? – вмешался Карелла.
– Да, пропало. Я не говорю, что виню полицейских. Может быть, пожарные, газовщики, но...
– Вы полагаете, они могли взять?
– Все возможно. Они врываются в квартиру, и, знаете ли, все прилипает к их рукам. На этот раз гражданин приходит с жалобой. Разве гражданин не имеет на это право?
– Конечно, имеет, мистер Хеслер. Что именно у вас пропало?
– Прежде всего, я хочу сказать, что обычно сплю крепко.
– Да, сэр, слушаю вас.
– Ну так вот. У меня со сном обычно все в порядке. Но в нашем доме начали реконструкцию, и прошлый вечер они устроили такой грохот, что я пошел взять снотворное в своей аптечке. То самое, которое у меня было с прошлого года, когда я болел гриппом.
– Ну так что же, сэр?
– Так вот. У меня был тогда ужасный жар, что-то сто два, почти сто три градуса по Фаренгейту, и я не мог спать. Тогда я и купил эти таблетки. Это барбинал. Знаете, примешь одну и отключаешься сразу на всю ночь. У меня с тех пор еще оставалось в пузырьке четыре таблетки.
– Ну так что же, сэр?
– Ну так вот, прошлый вечер я никак не мог уснуть, я подошел к своей аптечке, полагая, что приму одну из тех таблеток, но я обнаружил пузырек пустым.
– Таблеток не было?
– Ни одной. Я знал, что во время взрыва в квартире были пожарные, и полиция все обыскивала, что еще я мог подумать! Но это еще не все...
– Еще что-то пропало, мистер Хеслер?
– М-да! – мрачно произнес Хеслер. – Сегодня утром, проснувшись, я решил проверить, не пропало ли что-нибудь еще в квартире. Так, видите ли, пропала целая кинопленка.
– Кинопленка?
– Да, фильм. Я говорил вам когда-то, что помешан на кино. Все пленки у меня сложены в гостиной, все бобины – в металлических коробках. Представляете? И на крышке каждой из них есть клейкая лента, на которой написаны дата и название фильма. Целая бобина исчезла.
– А что, если вы положили ее в какое-нибудь другое место?
– Нет. Все бобины сложены в деревянный ящик в хронологическом порядке. Ящик я сам смастерил, в нем есть место для каждой бобины, и одно такое место теперь пусто! Так что, если не возражаете, мне бы хотелось, чтобы вернули мне мое снотворное и мой фильм.
– У нас их тоже нет, мистер Хеслер. – Карелла помолчал и продолжил: – Что, если Томми и Ирэн приняли эти таблетки, чтобы заснуть.
– Я думал, что они напились до отключки.
– Могли и таблетки принять, мистер Хеслер.
– Они и фильм тоже с собой взяли? Они оба были почти раздеты, мертвы, и с ними в постели и на них не было фильма. И, кроме того, Томми этот фильм не нравился.
– А он его видел?
– Видел! Он сам в нем снимался.
– Что вы имеете в виду, мистер Хеслер?
– Я еще в первый визит к вам говорил, что Томми обычно помогал мне снимать фильмы. Я же вам говорил, что помешан на кино, что у меня хобби! Этот фильм был о парне, который разорился, он гуляет в парке и находит сто долларов, так вот, мы с Томми пошли однажды днем в парк, отсняли весь фильм, почти триста футов пленки, за день. В этом фильме играет только Томми, нет, постойте, там еще маленький ребенок, который гулял в парке, и я его снял тоже. Ну знаете, все по замыслу, Томми находит деньги и должен решить...
– Томми играл в этом фильме? Я правильно понял, мистер Хеслер?
– Правильно. – Хеслер, помолчав, добавил: – Видите ли, он не был профессиональным актером, но мы ведь, черт возьми, снимали этот фильм для собственного удовольствия. И он хорошо получился. – Он пожал плечами. – Правда, Томми он не понравился. Он сказал, что ему нужно было подстричься, а так лицо его получилось очень худым. А мне понравился, и мне хотелось получить его обратно.
– Но видите ли, мы его не брали, – пояснил Карелла.
– Тогда, очевидно, его забрали пожарные.
– Мистер Хеслер, что было написано на этой бобине?
– Как всегда, на первой строчке – дата съемки, затем заглавие: в данном случае – «Стодолларовая банкнота». А дальше: «Снимались Т. Барлоу и Сэмми Ла Палона» – это имя мальчика, которого мы встретили в парке, больше ничего.
– Так что, если посмотреть на футляр, можно прочитать, что Томми Барлоу снимался в этом фильме?
– Совершенно верно.
– Большое вам спасибо, мистер Хеслер. Мы все сделаем, чтобы вернуть его вам, – пообещал Карелла.
– Наверняка, это «сорок воров», – не унимался Хеслер. – Эти мерзавцы утащат и раковину, если она плохо закреплена.
Но Карелла не был уверен, что в пропаже бобины с фильмом виноваты пожарные. Карелла вспомнил, что говорила Мэри Томлинсон: «Жаль, что у меня нет фотографий Томми. Много фотографий Маргарет, но ни одной человека, за которого она собиралась выйти замуж». Он помнил также слова Майкла Тейера: «Я хочу смотреть на него не отрываясь. Странно! Верно? Мне хочется выяснить, чем он так... отличался от меня, что в нем было такое особенное». Он помнил Амоса Барлоу, который сказал: «С тех пор как он умер, я все хожу по дому и ищу следы, все, что носит на себе отпечаток памяти о нем: старые письма, фотографии – все, что когда-то было Томми». Так что, хотя он и знал, что пожарные, вероятно, заслужили свое прозвище «сорок воров», он так же был уверен, что ни одному из них не пришло бы в голову украсть бобину с самодельным фильмом. Так что опять заплясала вся эта карусель, опять впереди замаячило золотое кольцо, пришли в движение кони.
Карелла пошел в Центральное управление и потребовал три ордера на обыск.
– От смущения.
– Смущения? – не понял Хейз.
– Да. А что бы вы почувствовали на моем месте? Я знала, что он дома. Я видела его машину в гараже. А он не хотел мне открывать. Ну да ладно! Все равно. В этим покончено.
– Что вы хотите сказать? Хорошо, мисс Тэмид, пока не отвечайте. Давайте сначала выясним другой вопрос. Вы говорите, что солгали полиции потому, что были обижены. Вы это хотите сказать?
– Да.
– Тогда скажите мне сначала, зачем вы к нему ездили?
– Вы со мной очень грубо разговариваете, – глаза Марты стали еще больше, в них стояли слезы.
– Простите меня, пожалуйста, – успокоил ее Хейз. – Так зачем же вы туда ездили?
Марта пожала плечами.
– Потому что мне не нравится, когда меня игнорируют. Я же женщина.
– Тогда зачем же вы поехали?
– Заниматься любовью, – ответила она просто. Хейз несколько минут молчал, потом произнес:
– А он даже не захотел открыть дверь?
– Нет. Он, конечно, не знал, зачем я пришла.
– В противном случае он обязательно бы открыл. Верно?
– Нет, в любом случае он бы ее не открыл. Теперь-то я это знаю. Но я подумала, что мне стоит сказать вам. Он не знал, зачем я приехала к нему.
– А вы влюблены в Амоса Барлоу? – поинтересовался Хейз.
– Не будьте смешны!
– Может быть, были влюблены в него?
– Конечно, нет!
– Но тем не менее вы отправились к нему домой, чтобы... соблазнить его.
– Да.
– Зачем?
– Потому что я женщина.
– Да, вы уже мне говорили об этом.
– И я не люблю, когда мной пренебрегают.
– Вы и это мне уже сказали.
– Ну и что? Все так просто? Но все это уже прошло. – Она кивнула с чувством. – И все, конечно, мне теперь уже все равно.
– Почему, мисс Тэмид? Почему вам теперь все равно?
– Потому что он ко мне приезжал, и я все знаю, и теперь я не чувствую себя непривлекательной.
– Когда он был у вас?
– Четыре, а может быть, пять дней назад. Точно не помню.
– Он сам пришел?
– Нет, я его пригласила.
– Ну и как? Что произошло?
– Да ничего.
– Ничего?
– Совсем ничего, – Марта утвердительно кивнула. – Знаете, я очень терпеливая женщина. Мое терпение бесконечно. Видите ли, я ему предоставила все возможности. Но он просто... Он просто... неопытен. Он ничего не знает и не умеет. Абсолютно ничего. Ну есть же границы терпения?
– Я не уверен, что понимаю вас, мисс Тэмид.
– Нельзя же винить человека за неопытность. Это совсем не то, что быть невнимательным... Понимаете? Когда я попыталась все выяснить, я поняла, что он просто... неопытный. Он просто ничего не знает. Он ничего не знал и не умел.
– Что он не знал, мисс Тэмид?
– Что делать с женщиной и как.
Внезапно она наклонилась вперед.
– Я вам могу довериться. Верно? Вы ведь как исповедник. Разве нет? Священник, который выслушивает исповедь? Я могу вам все сказать?
– Конечно, – подтвердил Хейз.
– Я сама сняла блузку, – стала рассказывать Марта, – потому что он никак не мог расстегнуть пуговицы. Ну а потом... Он даже не сумел меня раздеть... не знал как. Он никогда не был с женщиной. Вы меня понимаете? Он еще невинный.
Марта откинулась на спинку стула и произнесла:
– Разве невинность может обидеть!
На следующий день, даже не подозревая, как близко они подошли к разгадке этого дела, детективы собрали совет на участке.
– Что вы обо всем этом думаете? – задал вопрос Хейз. – Есть какие-нибудь предложения?
– Никаких, – вздохнул Карелла.
– А у тебя, Мейер?
Мейер отрицательно покачал головой.
– У тебя, Берт?
Клинг ответил после минутного колебания:
– Нет.
– Значит, назовем это самоубийством и закроем дело? – спросил Хейз.
– А еще, черт возьми, что мы можем сделать? – задал вопрос Мейер.
– Давайте попросим у Питера разрешение оставить его среди нераскрытых, – предложил Карелла.
– Это все равно, что загубить все дело, – не согласился Хейз.
Карелла пожал плечами.
– Может, когда-нибудь в нем что-то и прояснится?
– Когда?
– Кто знает? Мы зашли в тупик. Что еще мы можем сделать сейчас?
Хейз все еще колебался, он не желал сам собственными руками загубить все.
– Давайте проголосуем, – предложил он.
Все согласно кивнули.
– Кто за то, чтобы просить у Питера разрешения сослать это дело в Сибирь?
Никто не поднял рук.
– Мейер?
– Сбрасывай, – махнул рукой Мейер.
– Берт?
– Сбрасывай.
– Стив?
Стив долго молчал, потом неохотно кивнул и сказал:
– Ладно. Ссылай, сбрасывай.
В тот день на стол лейтенанта Питера Бернса легло заявление. Он мельком взглянул на него, взял ручку и подписал разрешение. Перед тем как уйти домой, Альф Мисколо собрал со всех столов кучу бумаг, подошел к зеленому шкафу с надписью «Нераскрытые дела», выдвинул ящик и бросил в него папку, в которой были все документы по делу Томми и Ирэн Тейер.
Глава 14
– Так что же все-таки произошло?
– Ну я и взяла сковородку из раковины и ударила его.
– По голове, – уточнил мужчина. – Хотите посмотреть, что она натворила. Вот здесь! Пощупайте эту шишку!
– Валяй, все ему расскажи! – подначивала женщина.
– Это ты вызвала полицию! – заорал в ответ мужчина.
– Потому что ты грозился убить меня!
– Ты ведь ударила меня этой проклятой сковородкой. Верно?
– Ты разозлил меня, вот и вызвала!
– Из-за какого-то маленького щипка!
– Ничего себе маленький! Хотите покажу? Вон какой синяк!
– Конечно. Валяй. Показывай. Разыгрывай тут фарс. Покажи всем!
– И сколько лет вы уже женаты? – все так же терпеливо спросил Мейер.
– Двадцать пять лет, – ответил мужчина.
– Двадцать три, – поправила женщина.
– А кажется, что уже прошло двадцать пять, – съязвил мужчина и расхохотался над собственным остроумием.
– Мало того, что жену свою бьет, – возмутилась женщина. – Видите, он еще и комендант!
– Я тебя не бил, я тебя ущипнул.
– Почему бы вам не пойти домой и не помириться? – предложил Мейер.
– С ним! С этим животным!
– С ней! С этой нахалкой!
– Успокойтесь. Ну успокойтесь же. Весна, знаете ли, цветут цветы, идите домой, поцелуйтесь и помиритесь, – увещевал Мейер. – У нас тут и без вас много неприятностей. Вы что, хотите, чтобы я вас обоих тут запер?
– Как запер? – мужчина возмутился. – За что? За какой-то любовный удар сковородкой?
– За дружеский щепок мужа? – спросила женщина.
– Мы же любим друг друга, – запротестовал мужчина.
– Знаю. Так что идите домой. Хорошо? – Мейер подмигнул мужчине. – Ну как?
– Конечно.
– Ну вот и хорошо! – Мейер встал, широко развел руки и, подтолкнув их обоих к выходу, проводил с участка, сказав:
– Такая славная молодая пара! К чему тратить время на споры. Идите домой. День такой прекрасный! – И, заметив Хеслера, спросил: – Чем могу вам помочь, сэр?
– Мое имя Фред Хеслер, я был здесь и раньше, но...
– Вы хотите сказать, что мы можем идти? – опять обратился к нему мужчина.
– Да, да. Идите! Идите, пока я не передумал. Уходите скорее.
Он повернулся к Хеслеру.
– Да, сэр. Я помню. Входите, пожалуйста... А вам, мистер, не надо щипать жену. И вы, мадам, не бейте его сковородкой... Присядьте, мистер Хеслер!
– Спасибо! – поблагодарил Хеслер. Казалось, на этот раз его не очень интересовали краски и атмосфера участка. Вид у него был необыкновенно серьезный и даже немного сердитый. Мейер уже гадал, что привело его к ним, и подозвал Кареллу, который в другом конце комнаты что-то печатал за своим столом.
– Стив, пришел мистер Хеслер. Ты его помнишь?
Карелла вышел из-за стола, прошел к тому месту, где сидел Хеслер, протянул руку:
– Здравствуйте, мистер Хеслер. Как дела? – вежливо поинтересовался он.
– Спасибо, хорошо, – Хеслер разговаривал довольно резко.
– Чем мы можем быть полезны? – спросил Мейер.
– Вы можете помочь мне вернуть свое, – объяснил Хеслер.
– Что именно?
– Не знаю, кто именно это взял, ваши полицейские или кто-нибудь другой, но я хочу, чтобы мне вернули.
– У вас в квартире что-то пропало, мистер Хеслер? – вмешался Карелла.
– Да, пропало. Я не говорю, что виню полицейских. Может быть, пожарные, газовщики, но...
– Вы полагаете, они могли взять?
– Все возможно. Они врываются в квартиру, и, знаете ли, все прилипает к их рукам. На этот раз гражданин приходит с жалобой. Разве гражданин не имеет на это право?
– Конечно, имеет, мистер Хеслер. Что именно у вас пропало?
– Прежде всего, я хочу сказать, что обычно сплю крепко.
– Да, сэр, слушаю вас.
– Ну так вот. У меня со сном обычно все в порядке. Но в нашем доме начали реконструкцию, и прошлый вечер они устроили такой грохот, что я пошел взять снотворное в своей аптечке. То самое, которое у меня было с прошлого года, когда я болел гриппом.
– Ну так что же, сэр?
– Так вот. У меня был тогда ужасный жар, что-то сто два, почти сто три градуса по Фаренгейту, и я не мог спать. Тогда я и купил эти таблетки. Это барбинал. Знаете, примешь одну и отключаешься сразу на всю ночь. У меня с тех пор еще оставалось в пузырьке четыре таблетки.
– Ну так что же, сэр?
– Ну так вот, прошлый вечер я никак не мог уснуть, я подошел к своей аптечке, полагая, что приму одну из тех таблеток, но я обнаружил пузырек пустым.
– Таблеток не было?
– Ни одной. Я знал, что во время взрыва в квартире были пожарные, и полиция все обыскивала, что еще я мог подумать! Но это еще не все...
– Еще что-то пропало, мистер Хеслер?
– М-да! – мрачно произнес Хеслер. – Сегодня утром, проснувшись, я решил проверить, не пропало ли что-нибудь еще в квартире. Так, видите ли, пропала целая кинопленка.
– Кинопленка?
– Да, фильм. Я говорил вам когда-то, что помешан на кино. Все пленки у меня сложены в гостиной, все бобины – в металлических коробках. Представляете? И на крышке каждой из них есть клейкая лента, на которой написаны дата и название фильма. Целая бобина исчезла.
– А что, если вы положили ее в какое-нибудь другое место?
– Нет. Все бобины сложены в деревянный ящик в хронологическом порядке. Ящик я сам смастерил, в нем есть место для каждой бобины, и одно такое место теперь пусто! Так что, если не возражаете, мне бы хотелось, чтобы вернули мне мое снотворное и мой фильм.
– У нас их тоже нет, мистер Хеслер. – Карелла помолчал и продолжил: – Что, если Томми и Ирэн приняли эти таблетки, чтобы заснуть.
– Я думал, что они напились до отключки.
– Могли и таблетки принять, мистер Хеслер.
– Они и фильм тоже с собой взяли? Они оба были почти раздеты, мертвы, и с ними в постели и на них не было фильма. И, кроме того, Томми этот фильм не нравился.
– А он его видел?
– Видел! Он сам в нем снимался.
– Что вы имеете в виду, мистер Хеслер?
– Я еще в первый визит к вам говорил, что Томми обычно помогал мне снимать фильмы. Я же вам говорил, что помешан на кино, что у меня хобби! Этот фильм был о парне, который разорился, он гуляет в парке и находит сто долларов, так вот, мы с Томми пошли однажды днем в парк, отсняли весь фильм, почти триста футов пленки, за день. В этом фильме играет только Томми, нет, постойте, там еще маленький ребенок, который гулял в парке, и я его снял тоже. Ну знаете, все по замыслу, Томми находит деньги и должен решить...
– Томми играл в этом фильме? Я правильно понял, мистер Хеслер?
– Правильно. – Хеслер, помолчав, добавил: – Видите ли, он не был профессиональным актером, но мы ведь, черт возьми, снимали этот фильм для собственного удовольствия. И он хорошо получился. – Он пожал плечами. – Правда, Томми он не понравился. Он сказал, что ему нужно было подстричься, а так лицо его получилось очень худым. А мне понравился, и мне хотелось получить его обратно.
– Но видите ли, мы его не брали, – пояснил Карелла.
– Тогда, очевидно, его забрали пожарные.
– Мистер Хеслер, что было написано на этой бобине?
– Как всегда, на первой строчке – дата съемки, затем заглавие: в данном случае – «Стодолларовая банкнота». А дальше: «Снимались Т. Барлоу и Сэмми Ла Палона» – это имя мальчика, которого мы встретили в парке, больше ничего.
– Так что, если посмотреть на футляр, можно прочитать, что Томми Барлоу снимался в этом фильме?
– Совершенно верно.
– Большое вам спасибо, мистер Хеслер. Мы все сделаем, чтобы вернуть его вам, – пообещал Карелла.
– Наверняка, это «сорок воров», – не унимался Хеслер. – Эти мерзавцы утащат и раковину, если она плохо закреплена.
Но Карелла не был уверен, что в пропаже бобины с фильмом виноваты пожарные. Карелла вспомнил, что говорила Мэри Томлинсон: «Жаль, что у меня нет фотографий Томми. Много фотографий Маргарет, но ни одной человека, за которого она собиралась выйти замуж». Он помнил также слова Майкла Тейера: «Я хочу смотреть на него не отрываясь. Странно! Верно? Мне хочется выяснить, чем он так... отличался от меня, что в нем было такое особенное». Он помнил Амоса Барлоу, который сказал: «С тех пор как он умер, я все хожу по дому и ищу следы, все, что носит на себе отпечаток памяти о нем: старые письма, фотографии – все, что когда-то было Томми». Так что, хотя он и знал, что пожарные, вероятно, заслужили свое прозвище «сорок воров», он так же был уверен, что ни одному из них не пришло бы в голову украсть бобину с самодельным фильмом. Так что опять заплясала вся эта карусель, опять впереди замаячило золотое кольцо, пришли в движение кони.
Карелла пошел в Центральное управление и потребовал три ордера на обыск.
* * *
Тем временем Хейз, вдохновленный внезапным оживлением в деле, решил еще раз поговорить с Мартой Тэмид. Каждый из них порознь, и Карелла и Хейз, уже совсем было безнадежно бросили это дело, но решили все-таки еще раз попытаться докопаться до истины. На самом деле Хейз не верил, что Марта Тэмид каким-то образом замешана в этом самоубийстве – убийстве, но необходимо выяснить, почему она солгала, что не ездила к Амосу Барлоу днем 16 апреля. Собственно, целью его визита и было выяснить причину лжи. Она же объяснила ее ему сразу и без колебаний.– От смущения.
– Смущения? – не понял Хейз.
– Да. А что бы вы почувствовали на моем месте? Я знала, что он дома. Я видела его машину в гараже. А он не хотел мне открывать. Ну да ладно! Все равно. В этим покончено.
– Что вы хотите сказать? Хорошо, мисс Тэмид, пока не отвечайте. Давайте сначала выясним другой вопрос. Вы говорите, что солгали полиции потому, что были обижены. Вы это хотите сказать?
– Да.
– Тогда скажите мне сначала, зачем вы к нему ездили?
– Вы со мной очень грубо разговариваете, – глаза Марты стали еще больше, в них стояли слезы.
– Простите меня, пожалуйста, – успокоил ее Хейз. – Так зачем же вы туда ездили?
Марта пожала плечами.
– Потому что мне не нравится, когда меня игнорируют. Я же женщина.
– Тогда зачем же вы поехали?
– Заниматься любовью, – ответила она просто. Хейз несколько минут молчал, потом произнес:
– А он даже не захотел открыть дверь?
– Нет. Он, конечно, не знал, зачем я пришла.
– В противном случае он обязательно бы открыл. Верно?
– Нет, в любом случае он бы ее не открыл. Теперь-то я это знаю. Но я подумала, что мне стоит сказать вам. Он не знал, зачем я приехала к нему.
– А вы влюблены в Амоса Барлоу? – поинтересовался Хейз.
– Не будьте смешны!
– Может быть, были влюблены в него?
– Конечно, нет!
– Но тем не менее вы отправились к нему домой, чтобы... соблазнить его.
– Да.
– Зачем?
– Потому что я женщина.
– Да, вы уже мне говорили об этом.
– И я не люблю, когда мной пренебрегают.
– Вы и это мне уже сказали.
– Ну и что? Все так просто? Но все это уже прошло. – Она кивнула с чувством. – И все, конечно, мне теперь уже все равно.
– Почему, мисс Тэмид? Почему вам теперь все равно?
– Потому что он ко мне приезжал, и я все знаю, и теперь я не чувствую себя непривлекательной.
– Когда он был у вас?
– Четыре, а может быть, пять дней назад. Точно не помню.
– Он сам пришел?
– Нет, я его пригласила.
– Ну и как? Что произошло?
– Да ничего.
– Ничего?
– Совсем ничего, – Марта утвердительно кивнула. – Знаете, я очень терпеливая женщина. Мое терпение бесконечно. Видите ли, я ему предоставила все возможности. Но он просто... Он просто... неопытен. Он ничего не знает и не умеет. Абсолютно ничего. Ну есть же границы терпения?
– Я не уверен, что понимаю вас, мисс Тэмид.
– Нельзя же винить человека за неопытность. Это совсем не то, что быть невнимательным... Понимаете? Когда я попыталась все выяснить, я поняла, что он просто... неопытный. Он просто ничего не знает. Он ничего не знал и не умел.
– Что он не знал, мисс Тэмид?
– Что делать с женщиной и как.
Внезапно она наклонилась вперед.
– Я вам могу довериться. Верно? Вы ведь как исповедник. Разве нет? Священник, который выслушивает исповедь? Я могу вам все сказать?
– Конечно, – подтвердил Хейз.
– Я сама сняла блузку, – стала рассказывать Марта, – потому что он никак не мог расстегнуть пуговицы. Ну а потом... Он даже не сумел меня раздеть... не знал как. Он никогда не был с женщиной. Вы меня понимаете? Он еще невинный.
Марта откинулась на спинку стула и произнесла:
– Разве невинность может обидеть!
* * *
Однако полицейские, которые обыскивали комнаты, очень обижались на полную невиновность всех. Они обыскали дом Мэри Томлинсон от подвала до чердака, прочесали каждый дюйм квартиры Майкла Тейера, они заполнили дом Амоса Барлоу, как термиты, но не нашли даже следов фильма, украденного у Фреда Хеслера. Они осмотрели все в маленьком «фольксвагене» миссис Томлинсон, перетряхнули каждое место в голубом «седане» Майкла Тейера, обшарили золотистый «шевроле» Амоса Барлоу, но ничего не нашли и там. Они перевернули все вверх дном в маленьком офисе Тейера в здании Брио и в почтовом отделении Барлоу на Мейфер, 891, но так и не наши фильм, и запущенная было карусель снова остановилась.На следующий день, даже не подозревая, как близко они подошли к разгадке этого дела, детективы собрали совет на участке.
– Что вы обо всем этом думаете? – задал вопрос Хейз. – Есть какие-нибудь предложения?
– Никаких, – вздохнул Карелла.
– А у тебя, Мейер?
Мейер отрицательно покачал головой.
– У тебя, Берт?
Клинг ответил после минутного колебания:
– Нет.
– Значит, назовем это самоубийством и закроем дело? – спросил Хейз.
– А еще, черт возьми, что мы можем сделать? – задал вопрос Мейер.
– Давайте попросим у Питера разрешение оставить его среди нераскрытых, – предложил Карелла.
– Это все равно, что загубить все дело, – не согласился Хейз.
Карелла пожал плечами.
– Может, когда-нибудь в нем что-то и прояснится?
– Когда?
– Кто знает? Мы зашли в тупик. Что еще мы можем сделать сейчас?
Хейз все еще колебался, он не желал сам собственными руками загубить все.
– Давайте проголосуем, – предложил он.
Все согласно кивнули.
– Кто за то, чтобы просить у Питера разрешения сослать это дело в Сибирь?
Никто не поднял рук.
– Мейер?
– Сбрасывай, – махнул рукой Мейер.
– Берт?
– Сбрасывай.
– Стив?
Стив долго молчал, потом неохотно кивнул и сказал:
– Ладно. Ссылай, сбрасывай.
В тот день на стол лейтенанта Питера Бернса легло заявление. Он мельком взглянул на него, взял ручку и подписал разрешение. Перед тем как уйти домой, Альф Мисколо собрал со всех столов кучу бумаг, подошел к зеленому шкафу с надписью «Нераскрытые дела», выдвинул ящик и бросил в него папку, в которой были все документы по делу Томми и Ирэн Тейер.
Глава 14
Человек лежал на спине в Гровер-парке. Они уже очертили контуры его тела на мокрой траве к тому времени, когда прибыли Карелла и Хейз. Человек, казалось, был нелепо вставлен в раму своей невероятной позы, белый порошок схватил момент смерти и запечатлел его.
Полицейский фотограф исполнял свой мрачный танец вокруг трупа, каждый раз после очередной вспышки фотоаппарата меняя угол съемки. Труп, не мигая, глядел на него, скрючившись в нелепой позе, в которой застала его смерть: подогнув одну ногу под себя, вытянул другую. Солнце ярко светило. Стоял май, и воздух был напоен пьянящим ароматом свежескошенной травы, восхитительным запахом магнолий, кизила, вишен и айвы. А в сердце у него торчал нож!
Они стояли вокруг тела, обмениваясь любезностями, они собирались вместе только тогда, когда торжествовала Смерть. Ребята из лаборатории, фотограф, помощник главного медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств Северного округа, двое с 87-го седьмого участка – все окружили труп человека с ножом в сердце и спрашивали друг друга о повседневных делах, слышали ли они, что Манилус из 33-го участка был убит грабителем вчера вечером, о людях, съезжающих с квартиры ночью, чтобы не платить за нее, и о том, будет ли упорствовать комиссар, и о том, что день был прекрасный и погода этой весной прекрасная и нет ни капли дождя. Они перекидывались шутками. Фотограф рассказал одну – о первом астронавте на луне, одновременно незаметно и по-деловому выполняя свою работу. Мертвец лежал на траве. Они признавали его присутствие мысленно, только ловко орудуя руками. Они, по сути, отрицали его. Он уже был для них не человеком, а проблемой.
Карелла вынул из его груди нож, после того как был закончен медицинский осмотр и фотографирование. Он осторожно взял его, предварительно прикрыв ладонь носовым платком, чтобы не снять возможные отпечатки на рукоятке и лезвии.
– Вы выпишете свидетельский бланк? – спросил его один из лаборантов.
– Да, – ответил он кратко.
Он вытащил три или четыре бланка из заднего кармана брюк, вынул один из перевязанной резинкой пачки, положил остальные обратно, снял колпачок с ручки и начал писать.
Автоматически он перевернул бланк и на обратной стороне заполнил строчки необходимой информацией.
Он привязал ярлык к ручке ножа в том месте, где она соединялась с острием. Затем, держа нож за привязанный к нему ярлык, подошел к лаборанту, который делал рисунок тела и его местоположение.
– Можете взять его с собой, – сказал Карелла.
– Спасибо, – лаборант принял нож из его рук и отнес его в машину, стоящую одним боком на траве, другим на дорожке, которая опоясывала парк. Прибыла «Скорая помощь», и санитары ждали, когда все кончат работу, и они смогут отвезти тело в морг на вскрытие. Хейз, находящийся где-то рядом на расстоянии нескольких футов от того места, где ожидали санитары, расспрашивал человека, заявившего, что видел все происшествие. Карелла без всякой определенной цели подошел ближе. Иногда ему казалось, что вся эта официальная суматоха, которая начинается, когда обнаружен труп, предназначена для того, чтобы безболезненно свыкнуться с мыслью о существовании насильственной смерти. Служащие делали снимки, наброски, собирали латентные отпечатки и все доступные свидетельские показания, но все это были действия людей, которые на самом деле медлили, привыкая к мысли о трупе и необходимости иметь с ним дело.
– Когда это случилось? – спрашивал Хейз свидетеля.
– Должно быть, полчаса назад, – сказал он. Это был худой старик, его голубые глаза слезились, из носа текло. Он все время вытирал его тыльной стороной руки, покрытой коркой слизи.
– А где вы сидели, мистер Колуци? – поинтересовался Хейз.
– Прямо здесь, на этом высоком камне. Я делал набросок озера. Видите ли, я уже на пенсии, живу с дочерью и зятем на Гровер-авеню, тут недалеко, через парк.
– Вы можете нам рассказать, что произошло? – попросил Хейз.
Он заметил, что Карелла стоит рядом, и произнес:
– Стив, это мистер Колуци, – познакомьтесь. Детектив Карелла.
– Здравствуйте, – приветливо произнес старик и тут же спросил по-итальянски: – Вы итальянец?
– Да, – подтвердил Карелла.
– Как хорошо, – улыбнувшись, продолжал старик по-итальянски. – Я отвечаю на вопросы вашего друга.
– Я не думаю, что он понимает итальянский, – мягко остановил его Карелла. – Ты понимаешь, Коттон?
– Нет, – ответил Хейз.
– Я ему говорил, что прихожу сюда каждое утро порисовать. Я сидел вон там, когда подъехала машина.
– Какая, мистер Колуци? – поинтересовался Карелла.
– "Кадиллак" с откидным верхом, – ответил Колуци без запинки.
– А цвет?
– Голубой.
– Верх опущен?
– Нет.
– Вы случайно не заметили номера машины?
– Заметил, – Колуци вытер нос тыльной стороной руки и сказал: – Я записал его в своем альбоме.
– Вы очень наблюдательный человек, мистер Колуци, – похвалил Хейз, приподняв в восторге брови.
Колуци пожал плечами и опять вытер нос рукой.
– Ведь не каждый день доводится видеть, как человека закалывают до смерти.
Было видно, что для него это было настоящее развлечение, которое доставляло ему удовольствие. Ему было лет шестьдесят семь – шестьдесят восемь, худой старик с все еще мускулистыми, жилистыми, но слегка трясущимися руками. Старик, которого выпустили погулять и который каждый день приходил в парк рисовать. В это утро, которое началось как обычно, в его жизнь вошло что-то новое. Он наблюдал за озером и рисовал ту его часть, которая была рядом с доком, где в беспорядке на воде качались гребные лодки, как вдруг к краю извилистой дорожки подъехал «кадиллак», и произошло убийство. И старик, которого никто не заметил на его высоком валуне, откуда он хорошо видел и озеро и место убийства, был весь насторожен, наблюдателен и скор. Он закричал убийце и потом записал номер машины, когда она отъезжала. Впервые за многие годы, он почувствовал себя снова нужным, полезным, и он радовался этому, с удовольствием разговаривал с этими двумя людьми, которые восхищались живостью его ума и которые разговаривали с ним, как с равным, как мужчины с мужчиной, а не с ребенком, которого надо каждое утро выпускать на солнышко погулять.
– Так какие были номера, мистер Колуци? – повторил вопрос Карелла.
Колуци открыл свой альбом для рисования. Он рисовал углем и половину страницы занимал изящный набросок лодок в доке. В углу страницы, тоже углем, он записал: IS-7146. Карелла заметил, что семерка была перечеркнута, как ее обычно пишут на континенте. Он все это про себя отметил, списывая номер в собственный блокнот.
– Не могли бы вы нам точно сказать, что здесь произошло, мистер Колуци?
– Подъехала машина. Вот сюда, – Колуци показал место на тротуаре. – Я заметил ее сразу же, потому что сразу стало очень шумно: завизжали шины, хлопнула дверь, человек подбежал прямо к этому второму, который сидел на скамейке. Тот сразу же встал, пытаясь бежать, но тот, который приехал в машине, бегал быстрее. Он схватил его за руку, развернул к себе, потом вскинул правую руку, сначала я решил, что он его избивает правой рукой, а потом понял, что убивает. Я вскочил, закричал, а он развернулся, взглянул на меня и побежал к машине. Мне показалось, что он испугался. Не думаю, что он оставил бы свой нож в груди человека, если бы не был напуган.
– А вы не боитесь, мистер Колуци?
– Я, чего мне бояться?
– Не боитесь говорить нам обо всем этом? Не боитесь преследования?
– Какого?
– Вендетты не боитесь? – спросил Карелла по-итальянски.
– Чего мне бояться? Подумаешь, вендетта?! Велика важность?! Я старик, что мне до их вендетты. Что они мне могут сделать? Убить? Если это самое худшее, что со мной может случиться, я не против.
– Мы ценим вашу помощь, мистер Колуци!
– Я так понимаю: человек должен иметь право пойти погулять в парк, посидеть на скамейке, если ему это хочется. Никто не имеет права убивать его, когда он сидит, отдыхает и никому не мешает.
– Большое вам спасибо, – опять поблагодарил Карелла.
– Не стоит, – ответил старик. Вернувшись на свое место, он снова принялся рисовать гребные лодки на озере.
Звонок в Транспортное бюро подтвердил, что голубой «кадиллак» с откидным верхом, номером IS-7146 принадлежит некоему мистеру Фрэнку Дюма, проживающему на Фэрвью, 1137, в Айсоле. «IS» на номере машины подтверждал правильность адреса владельца. Карелла поблагодарил служащего бюро, повернулся к Хейзу и сказал:
– Все слишком просто. Чертовски легко и просто!
Хейз пожал плечами и заметил:
– Мы ведь его еще не взяли.
Они запросили свободную машину и отправились в центр, на Фэрвью-стрит. Карелла думал о том, что на следующий день ему предстоит выводить линейный наряд, а это значит вставать на час раньше, чтобы быть на месте вовремя, Хейз – о том, что в понедельник он обязан давать показания в суде по делу о краже со взломом. Окна в машине были открыты, их старый «бьюик» с новыми шинами был оснащен рацией. В свое время это была отличная машина, но Карелла размышлял о том, что в случае преследования ей не угнаться за современными супермоделями, Фэрвью-стрит была запружена народом, люди вышли на улицу просто поболтать друг с другом или подышать свежим воздухом. Они поставили машину, у обочины напротив дома 1137 и направились к нему. Люди, сидящие на парадном крыльце, сразу поняли, что приехала полиция. Хотя и машина не была полицейской и на них были обычные деловые костюмы, рубашки и галстуки, но люди на крыльце многоквартирного дома узнали бы в них полицейских, даже если бы на них были шорты и джинсы. У полицейского есть свой особый, отличительный запах. Если вы долго живете в районе, где много полицейских, вы этот запах всегда распознаете. Вы привыкаете бояться этого запаха, ведь полицейский не предсказуем. Сегодня, он вам поможет, а завтра на вас же и обрушится. Люди, сидящие на крыльце, наблюдали, как два незнакомца, Карелла и Хейз, взбираются по ступенькам, входят в вестибюль. Крыльцо сразу же опустело. Стоящие там два молодых человека тут же решили, что им не мешает сходить в кондитерскую поесть сливок. Старик из соседнего дома надумал подняться на крышу и взглянуть на своих голубей. Старушка с первого этажа собрала свое вязанье, взяла складной стульчик и ушла смотреть дневную программу телевидения. Появление полицейских всегда означает неприятности, а уже о детективах и говорить нечего, от них беды не оберешься.
Полицейский фотограф исполнял свой мрачный танец вокруг трупа, каждый раз после очередной вспышки фотоаппарата меняя угол съемки. Труп, не мигая, глядел на него, скрючившись в нелепой позе, в которой застала его смерть: подогнув одну ногу под себя, вытянул другую. Солнце ярко светило. Стоял май, и воздух был напоен пьянящим ароматом свежескошенной травы, восхитительным запахом магнолий, кизила, вишен и айвы. А в сердце у него торчал нож!
Они стояли вокруг тела, обмениваясь любезностями, они собирались вместе только тогда, когда торжествовала Смерть. Ребята из лаборатории, фотограф, помощник главного медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств Северного округа, двое с 87-го седьмого участка – все окружили труп человека с ножом в сердце и спрашивали друг друга о повседневных делах, слышали ли они, что Манилус из 33-го участка был убит грабителем вчера вечером, о людях, съезжающих с квартиры ночью, чтобы не платить за нее, и о том, будет ли упорствовать комиссар, и о том, что день был прекрасный и погода этой весной прекрасная и нет ни капли дождя. Они перекидывались шутками. Фотограф рассказал одну – о первом астронавте на луне, одновременно незаметно и по-деловому выполняя свою работу. Мертвец лежал на траве. Они признавали его присутствие мысленно, только ловко орудуя руками. Они, по сути, отрицали его. Он уже был для них не человеком, а проблемой.
Карелла вынул из его груди нож, после того как был закончен медицинский осмотр и фотографирование. Он осторожно взял его, предварительно прикрыв ладонь носовым платком, чтобы не снять возможные отпечатки на рукоятке и лезвии.
– Вы выпишете свидетельский бланк? – спросил его один из лаборантов.
– Да, – ответил он кратко.
Он вытащил три или четыре бланка из заднего кармана брюк, вынул один из перевязанной резинкой пачки, положил остальные обратно, снял колпачок с ручки и начал писать.
Автоматически он перевернул бланк и на обратной стороне заполнил строчки необходимой информацией.
Он привязал ярлык к ручке ножа в том месте, где она соединялась с острием. Затем, держа нож за привязанный к нему ярлык, подошел к лаборанту, который делал рисунок тела и его местоположение.
– Можете взять его с собой, – сказал Карелла.
– Спасибо, – лаборант принял нож из его рук и отнес его в машину, стоящую одним боком на траве, другим на дорожке, которая опоясывала парк. Прибыла «Скорая помощь», и санитары ждали, когда все кончат работу, и они смогут отвезти тело в морг на вскрытие. Хейз, находящийся где-то рядом на расстоянии нескольких футов от того места, где ожидали санитары, расспрашивал человека, заявившего, что видел все происшествие. Карелла без всякой определенной цели подошел ближе. Иногда ему казалось, что вся эта официальная суматоха, которая начинается, когда обнаружен труп, предназначена для того, чтобы безболезненно свыкнуться с мыслью о существовании насильственной смерти. Служащие делали снимки, наброски, собирали латентные отпечатки и все доступные свидетельские показания, но все это были действия людей, которые на самом деле медлили, привыкая к мысли о трупе и необходимости иметь с ним дело.
– Когда это случилось? – спрашивал Хейз свидетеля.
– Должно быть, полчаса назад, – сказал он. Это был худой старик, его голубые глаза слезились, из носа текло. Он все время вытирал его тыльной стороной руки, покрытой коркой слизи.
– А где вы сидели, мистер Колуци? – поинтересовался Хейз.
– Прямо здесь, на этом высоком камне. Я делал набросок озера. Видите ли, я уже на пенсии, живу с дочерью и зятем на Гровер-авеню, тут недалеко, через парк.
– Вы можете нам рассказать, что произошло? – попросил Хейз.
Он заметил, что Карелла стоит рядом, и произнес:
– Стив, это мистер Колуци, – познакомьтесь. Детектив Карелла.
– Здравствуйте, – приветливо произнес старик и тут же спросил по-итальянски: – Вы итальянец?
– Да, – подтвердил Карелла.
– Как хорошо, – улыбнувшись, продолжал старик по-итальянски. – Я отвечаю на вопросы вашего друга.
– Я не думаю, что он понимает итальянский, – мягко остановил его Карелла. – Ты понимаешь, Коттон?
– Нет, – ответил Хейз.
– Я ему говорил, что прихожу сюда каждое утро порисовать. Я сидел вон там, когда подъехала машина.
– Какая, мистер Колуци? – поинтересовался Карелла.
– "Кадиллак" с откидным верхом, – ответил Колуци без запинки.
– А цвет?
– Голубой.
– Верх опущен?
– Нет.
– Вы случайно не заметили номера машины?
– Заметил, – Колуци вытер нос тыльной стороной руки и сказал: – Я записал его в своем альбоме.
– Вы очень наблюдательный человек, мистер Колуци, – похвалил Хейз, приподняв в восторге брови.
Колуци пожал плечами и опять вытер нос рукой.
– Ведь не каждый день доводится видеть, как человека закалывают до смерти.
Было видно, что для него это было настоящее развлечение, которое доставляло ему удовольствие. Ему было лет шестьдесят семь – шестьдесят восемь, худой старик с все еще мускулистыми, жилистыми, но слегка трясущимися руками. Старик, которого выпустили погулять и который каждый день приходил в парк рисовать. В это утро, которое началось как обычно, в его жизнь вошло что-то новое. Он наблюдал за озером и рисовал ту его часть, которая была рядом с доком, где в беспорядке на воде качались гребные лодки, как вдруг к краю извилистой дорожки подъехал «кадиллак», и произошло убийство. И старик, которого никто не заметил на его высоком валуне, откуда он хорошо видел и озеро и место убийства, был весь насторожен, наблюдателен и скор. Он закричал убийце и потом записал номер машины, когда она отъезжала. Впервые за многие годы, он почувствовал себя снова нужным, полезным, и он радовался этому, с удовольствием разговаривал с этими двумя людьми, которые восхищались живостью его ума и которые разговаривали с ним, как с равным, как мужчины с мужчиной, а не с ребенком, которого надо каждое утро выпускать на солнышко погулять.
– Так какие были номера, мистер Колуци? – повторил вопрос Карелла.
Колуци открыл свой альбом для рисования. Он рисовал углем и половину страницы занимал изящный набросок лодок в доке. В углу страницы, тоже углем, он записал: IS-7146. Карелла заметил, что семерка была перечеркнута, как ее обычно пишут на континенте. Он все это про себя отметил, списывая номер в собственный блокнот.
– Не могли бы вы нам точно сказать, что здесь произошло, мистер Колуци?
– Подъехала машина. Вот сюда, – Колуци показал место на тротуаре. – Я заметил ее сразу же, потому что сразу стало очень шумно: завизжали шины, хлопнула дверь, человек подбежал прямо к этому второму, который сидел на скамейке. Тот сразу же встал, пытаясь бежать, но тот, который приехал в машине, бегал быстрее. Он схватил его за руку, развернул к себе, потом вскинул правую руку, сначала я решил, что он его избивает правой рукой, а потом понял, что убивает. Я вскочил, закричал, а он развернулся, взглянул на меня и побежал к машине. Мне показалось, что он испугался. Не думаю, что он оставил бы свой нож в груди человека, если бы не был напуган.
– А вы не боитесь, мистер Колуци?
– Я, чего мне бояться?
– Не боитесь говорить нам обо всем этом? Не боитесь преследования?
– Какого?
– Вендетты не боитесь? – спросил Карелла по-итальянски.
– Чего мне бояться? Подумаешь, вендетта?! Велика важность?! Я старик, что мне до их вендетты. Что они мне могут сделать? Убить? Если это самое худшее, что со мной может случиться, я не против.
– Мы ценим вашу помощь, мистер Колуци!
– Я так понимаю: человек должен иметь право пойти погулять в парк, посидеть на скамейке, если ему это хочется. Никто не имеет права убивать его, когда он сидит, отдыхает и никому не мешает.
– Большое вам спасибо, – опять поблагодарил Карелла.
– Не стоит, – ответил старик. Вернувшись на свое место, он снова принялся рисовать гребные лодки на озере.
* * *
Зрение у старика, несмотря на его шестьдесят семь лет, было отличное.Звонок в Транспортное бюро подтвердил, что голубой «кадиллак» с откидным верхом, номером IS-7146 принадлежит некоему мистеру Фрэнку Дюма, проживающему на Фэрвью, 1137, в Айсоле. «IS» на номере машины подтверждал правильность адреса владельца. Карелла поблагодарил служащего бюро, повернулся к Хейзу и сказал:
– Все слишком просто. Чертовски легко и просто!
Хейз пожал плечами и заметил:
– Мы ведь его еще не взяли.
Они запросили свободную машину и отправились в центр, на Фэрвью-стрит. Карелла думал о том, что на следующий день ему предстоит выводить линейный наряд, а это значит вставать на час раньше, чтобы быть на месте вовремя, Хейз – о том, что в понедельник он обязан давать показания в суде по делу о краже со взломом. Окна в машине были открыты, их старый «бьюик» с новыми шинами был оснащен рацией. В свое время это была отличная машина, но Карелла размышлял о том, что в случае преследования ей не угнаться за современными супермоделями, Фэрвью-стрит была запружена народом, люди вышли на улицу просто поболтать друг с другом или подышать свежим воздухом. Они поставили машину, у обочины напротив дома 1137 и направились к нему. Люди, сидящие на парадном крыльце, сразу поняли, что приехала полиция. Хотя и машина не была полицейской и на них были обычные деловые костюмы, рубашки и галстуки, но люди на крыльце многоквартирного дома узнали бы в них полицейских, даже если бы на них были шорты и джинсы. У полицейского есть свой особый, отличительный запах. Если вы долго живете в районе, где много полицейских, вы этот запах всегда распознаете. Вы привыкаете бояться этого запаха, ведь полицейский не предсказуем. Сегодня, он вам поможет, а завтра на вас же и обрушится. Люди, сидящие на крыльце, наблюдали, как два незнакомца, Карелла и Хейз, взбираются по ступенькам, входят в вестибюль. Крыльцо сразу же опустело. Стоящие там два молодых человека тут же решили, что им не мешает сходить в кондитерскую поесть сливок. Старик из соседнего дома надумал подняться на крышу и взглянуть на своих голубей. Старушка с первого этажа собрала свое вязанье, взяла складной стульчик и ушла смотреть дневную программу телевидения. Появление полицейских всегда означает неприятности, а уже о детективах и говорить нечего, от них беды не оберешься.