МакБейн Эд. Тот, который колеблется

   Теперь, когда эта цветная девушка нарушила все его планы, он стал размышлять, куда бы ему двинуть. Ведь когда он ждал и надеялся, что она выйдет к нему, у него на самом деле не было ни малейшей идеи, куда бы им поехать. Сейчас Амелии было бы с кем посмеяться, поговорить, перед кем покрасоваться, а он уж что-нибудь да придумал бы, это несомненно. Может быть, повел бы её в кино, где между сеансами устраиваются представления – он бывал как-то на одном из таких, когда приезжал в город в тот раз. Тогда ему понравилось, здорово было.
   – Эй, – раздался у него за спиной голос, – подождите!
   Роджер узнал этот голос и изумился. Обернувшись, он увидел бегущую к нему Амелию. На ней было бледно-голубое пальто с поднятым воротником, закрывавшим щеки, на голове развевался голубой платочек. Она, запыхавшаяся, подбежала к нему. Изо рта у неё шел пар. Немного переведя дыхание, Амелия промолвила:
   – Ну вы и ходите!
   – Я же не знал, что вы там...
   – Хозяину нужно было найти мне замену, а это заняло несколько минут.
   – Что ж, я очень рад, что вы здесь, – искренне признался Роджер.
   – А я ещё не знаю, радоваться или нет, – сказала Амелия и рассмеялась.
   У неё было чистое и гладкое лицо теплого шоколадного цвета, глаза на оттенок потемнее, черные как ночь волосы, покрытые голубым платком. Когда она смеялась, впереди открывался неправильный зуб, и она полунепроизвольно прикрывала его рукой, если не забывала. У неё были хорошие ножки, на которых красовались синие туфельки на низких каблуках. Амелия ещё не отдышалась после бега, но держалась рядом с Роджером, не отставая, а когда они стали переходить улицу, для верности ухватилась за его руку.
   – Ой, надо же! – воскликнула она. – Но раз мы так делаем, то и с вами можно, правда?
   – О чем это вы?
   – Я хочу сказать: раз я с вами – значит с вами. А раз с вами, то могу взять вас за руку так же, как взяла бы за руку цветного парня, верно?
   – Конечно, – ответил Роджер.
   – Я никогда не гуляла по улице с белым мужчиной.
   – И я тоже, – в тон ей произнес Роджер и засмеялся от собственных слов. – Я хотел сказать – с цветной девушкой.
   – Это хорошо, – просто сказала Амелия.
   – Почему хорошо?
   – Не знаю. Не хотелось бы думать, что вы из тех, кто кидается на любую цветную девушку. Мне это было бы противно.
   – Да на весь Кэри нет ни одной цветной девушки, – поторопился Роджер успокоить Амелию.
   – Они все замужем, что ли? – вполне серьезно спросила Амелия, и Роджер вновь засмеялся. – Я что-то не пойму.
   – Я имею в виду, что нет ни одной. Вообще ни одной.
   – Это очень плохо, – сказал Амелия. – Как же вы там живете без расовых трений?
   – А мы воюем с евреями, – ответил Роджер, и ему показалось, что у него вышла неплохая шутка.
   Роджеру польстило то, что Амелия расхохоталась в ответ на его шутку. На самом деле юмор был безосновательный. Жители Кэри вовсе и не думали воевать с евреями. Да и как воевать, если в городке жил один-единственный еврей, человек по имени Сэмюэл Силверстайн, державший магазин скобяных изделий. Бедняга страдал артритом, кто ж с ним будет воевать? При матери или братишке Роджер ни за что не стал бы так шутить, но при Амелии ему хотелось выглядеть остроумным и раскованным, вот он и пошутил так. Ему вдруг стало очень радостно оттого, что она идет с ним.
   – И вы всегда бегаете за незнакомыми мужчинами по улицам? – спросил Роджер.
   – А как же! Вот вы ведь всегда просите незнакомых девушек повесить халат на крючок, притвориться больной и...
   – Головная боль – не болезнь.
   – ...И выйти за угол, а потом исчезаете.
   – Прямо таю в воздухе. Как волшебник.
   – Вот так вы и поступаете, да!
   – А как же, я ведь волшебник, – болтал Роджер, весь сияя.
   – Ходите по аптекам и испытываете свои чары на бедных цветных девочках.
   – А вы бедная? – спросил Роджер.
   – Я? Очень.
   – Серьезно?
   – Вы, мистер, думаете, что бедность – подходящий повод для шуток? Нет, тут не до шуток, – грустно проговорила Амелия. – Я очень бедная, правда. Очень.
   – А я очень богатый.
   – Это хорошо. я знала, что когда-нибудь встречу белого миллионера, который вытащит меня из этого болота, – как бы продекламировала Амелия.
   – И вот он перед вами.
   – Да, волшебник.
   – Точно. Вчера, – похвастал Роджер, – я сделал сто двадцать два доллара. Как вам это нравится?
   – Это много.
   – А сегодня у меня осталось, может быть, долларов пятнадцать.
   – Легко достались, легко и разошлись, – отметила Амелия, пожав плечами.
   – Да нет, я послал сотню матери.
   – Куда-то на окраину штата, в этот, как его, Галчуотер, да?
   – В Кэри.
   – А я думала, вы сказали, в Галчуотер.
   – Нет, в Кэри.
   – А мне показалось, в Галчуотер.
   – Нет, в Кэри.
   – Это под Хадлуортом?
   – Под Хадлстоном.
   – Ну да, там ещё катаются на санках.
   – На горных лыжах.
   – Теперь вспомнила.
   – Не важно, – говорил Роджер, продолжая смеяться и улыбаться. – Главное – я послал ей, матери, сто долларов. Ну, потом заплатил четыре доллара за ночлег, потом ещё купил поздравительные карточки и марки, пил кофе, заплатил за Ральфа, за шоколад...
   – За Ральфа?
   – Это один парень, с которым я тут познакомился. – Роджер сделал паузу и затем добавил: – Он наркоман, настоящий наркоман.
   – Хорошие же люди вам попадаются, – прокомментировала Амелия.
   – А что, он приятный малый.
   – Мама сказала нам всем и каждому, – сообщила Амелия, – что если кто-нибудь из нас хоть раз прикоснется к этой гадости, то сделает из него калеку. А она зря не говорит. У меня мама сухощавая такая, но сделана из железа. Она предпочла бы, чтобы мы были мертвыми, чем наркоманами.
   – А эту штуку легко достать? – полюбопытствовал Роджер.
   – Если есть деньги, то и достать несложно. В этом городе, если есть деньги, всё можно достать.
   – И Ральф то же говорил.
   – Кто-кто, а этот Ральф всё знает. Это такой прожженный тип.
   – Как бы там ни было, вот всё, что у меня осталось, – произнес Роджер и с этими словами запустил руку в карман и достал оттуда сложенную пачку купюр. Переложив их в левую руку, он снова залез в карман и достал оттуда мелочь. Мелочи было семьдесят два цента, а купюр – две по пять долларов и четыре по одному. – Итого, четырнадцать долларов семьдесят два цента, – закончил Роджер подсчет.
   – Миллионер. Как вы и говорили.
   – Точно.
   – Точно, – в том ему произнесла Амелия.
   – Чего бы вы сейчас хотели? – поинтересовался Роджер.
   – Не знаю. А-а, вот: покажите-ка мне город. Покажите мне ваш, – Амелия подчеркнула последнее слово, – город.
   – Мой город? Это не мой город, Амелия.
   – Я имею в виду – город белого человека.
   – Я не знаю разницы между его городом и вашим городом. Я здесь чужой.
   – Который встречается с другом рядом с полицейским участком, – неожиданно сказала Амелия.
   – Да, – промолвил Роджер и внимательно посмотрел на нее.
   – И с которым так и не встретился.
   – Не очень-то и хотелось.
   – Нашли где искать друга – возле полицейского участка. Так, и куда вы меня поведете, мистер? В какую часть города? – поинтересовалась Амелия.
   – Я знаю, куда, – решительно произнес Роджер.
   – Так куда же?
   – Здесь есть место, куда мне давно хотелось попасть. В первый раз мать привезла меня в этот город, когда мне было десять лет, и мы ещё в тот раз собирались поехать туда, но в тот день пошел дождь. Пойдемте, – сказал Роджер и взял Амелию за руку.
   – Куда? – спросила она.
   – Пошли, пошли.

* * *

   Чертово колесо бездействовало, американские горки с их деревянными опорами темнели на фоне неприветливого февральского неба, и не доносилось оттуда ни грохота тележек, ни криков и визга подростков. Дощатые пешеходные дорожки, проходившие через пляж, были прочно прикреплены к опорным столбам, чтобы их не сорвало ветром, который завывал над океаном, поднимал песчаные вихри на берегу, раскачивал ограждения из металлических труб и отчаянно набрасывался на промокшие и обветренные деревянные сооружения. Прошлогодняя газета, выцветшая и порванная, взлетела в воздух и, словно странная птица, испуганно бьющая крыльями, закружила над минаретами аттракциона под названием «Тысяча и одна ночь». Всевозможные качели и карусели были зачехлены и, молчаливые и неподвижные, дожидались весны, а ветер трепал брезентовые чехлы аттракционом, стараясь сорвать их, свистел в металлических конструкциях. Не было слышно зычных голосов зазывал, предлагающих сыграть на деньги либо попробовать свою силу и мастерство в играх, не раздавались крики продавцов бутербродов с сосисками или пиццы и вообще до ушей Роджера и Амелии не доносилось никаких иных звуков, кроме завываний ветра и шума прибоя.
   Вдоль дощатой дорожки были расставлены облупившиеся зеленые скамейки.
   В дальнем конце деревянного настила неподвижно стоял старик и смотрел на океан.
   – Вы здесь раньше никогда не были? – спросила Амелия.
   – Нет, – ответил Роджер.
   – Тогда вы выбрали чудесное время приехать сюда.
   – Тут сейчас, как в фильме ужасов, правда? – сказал Роджер и вспомнил о вчерашнем дне и о Молли.
   – Мы здесь стоим сейчас, будто на краю света, – оценила обстановку Амелия, а Роджер с любопытством повернулся к ней и посмотрел на нее. – Что такое? – спросила она.
   – Не знаю. Вот вы сейчас сказали... Минуту назад у меня тоже было такое же чувство, будто оба мы стоим на краю света.
   – Не оба, а трое.
   – Что? Ах, да, ещё старик.
   – Этот старик – вроде моей дуэньи, – промолвила Амелия.
   – А что это такое?
   – Дуэнья? Это испанское слово. В Испании, когда молодая девушка выходит на прогулку с парнем, она должна взять с собой дуэнью, обычно тетю или ещё какую родственницу, чтобы она сопровождала её. Это мне папа рассказывал. Он ведь испанец, я вам говорила?
   – Да.
   – То есть не пуэрториканец, а именно испанец.
   – А какая разница?
   – О, в этом городе – это большая разница. В этом городе очень плохо быть цветным, но самое плохое – это быть пуэрториканцем.
   – Почему это?
   – Я не знаю, – задумчиво промолвила Амелия и пожал плечами. – По-моему, сейчас модно – ненавидеть именно пуэрториканцев. – Она засмеялась, Роджер – вместе с ней. – Имя моего отца – Хуан. Хуан Перес. Мы, дети, любим окружить его и спрашивать, как у него идут дела с колумбийским кофе. Вы, наверно, видели такую телерекламу. На самом деле там Хуан Валдес, но очень похоже. А отцу нравится, когда вокруг него собираются дети и тормошат его. Он в таких случаях отвечает, что дела с кофе идут хорошо, потому что он собирает зерна под самым лучшим деревом – и указывает при этом на свою испанскую шляпу с широкими полями. Он действительно из самой Испании, из маленького городка неподалеку от Мадрида, он называется Бриуэга. Вы слышали когда-нибудь о нем?
   – Бри... как?
   – Бриуэга.
   – Как вы говорите? Бри...
   – Бриуэга.
   – Под Хадлсуортом, да?
   – Под Мадридом.
   – Ну да, там ещё любят бой верблюдов.
   – Бой быков.
   – Как же, слышал, – сказал Роджер, и Амелия засмеялась. – Ну вот, приехали мы сюда. И что дальше? – спросил он.
   Амелия пожал плечами и предположила:
   – Целоваться, наверно?
   – Вам этого хочется?
   – Нет, честно говоря. Еще очень светло. Однако должна вам признаться...
   – Да-а?
   – Меня разбирает любопытство: что это такое – целоваться с белым.
   – И меня тоже.
   – В смысле – с цветной девушкой?
   – Да.
   – Да-а?
   Оба замолчали, глядя на волны океана. Ветер трепал полы их одежды. Старик в дальнем конце дощатой пешеходной дорожки по-прежнему стоял неподвижно, словно ледяная статуя.
   – Вы как думаете, старик не будет возражать? – спросила Амелия.
   – Думаю, не будет.
   – Тогда... – произнесла она.
   – Тогда?
   – Тогда начали.
   Она повернулась к нему, а он обнял её, нагнулся и поцеловал в губы, очень нежно.
   И снова вспомнил предыдущий день и Молли. Роджер отстранился от Амелии и посмотрел ей в лицо, а Амелия перевела дыхание, коротко вздохнула, затем загадочно улыбнулась и, пожав плечами, произнесла:
   – Мне понравилось.
   – И мне.
   – Думаете, старик будет возражать, если мы повторим?
   – Не думаю, – предположил Роджер.
   Они снова поцеловались. Губы у Амелии были влажными. Роджер слегка отстранился и снова взглянул на нее. Амелия пристально смотрела на Роджера своими темно-карими глазами, взгляд которых был серьезным и вопрошающим.
   – Похоже не помешательство... – прошептала она.
   – Да.
   – ...Стоять здесь на этом настиле, под вой ветра...
   – Ага.
   – ...И целоваться, – закончила она фразу изменившимся, очень низким голосом.
   – Да.
   – И ещё этот старик смотрит на нас.
   – Ничего он не смотрит.
   – И на краю света... – Тут Амелия неожиданно Амелия переменила тему. – Я даже не знаю, кто вы.
   – Меня зовут Роджер Брум.
   – Да, но что вы за человек?
   – А что вы хотите знать?
   – Ну, сколько вам лет?
   – Двадцать семь.
   – А мне двадцать два. – Она сделала паузу. – Потом, откуда знать... – Она не закончила мысль и замотала головой.
   – Что?
   – Откуда я знаю, может, вы... – Она пожал плечами. – Ну-у, этот... Вы же хотели знать, где находится полицейский участок.
   – Да, верно.
   – И хотели встретиться с другом, сказали. А потом снова пришли в аптеку, и ни с каким другом не встречались. Вот я и говорю: откуда мне знать... ну откуда мне знать, вдруг вы влипли в какую-то историю?
   – Разве я похож на человека, который влип в какую-то историю?
   – Не знаю, в какие истории влипаете вы, белые, но я видела много цветных, которые попадали в разные истории. Если ты цветной, то у тебя постоянно неприятности, с самого рождения. Я не знаю, как выглядит белый, у которого какие-то неприятности, не знаю, какие у него при этом глаза.
   – Посмотрите в мои.
   – Смотрю.
   – Ну и что вы видите?
   – Зеленые. Нет, что-то янтарное. Нет, не пойму, какие. Что-то карее есть.
   – Да, как у матери. Что вы ещё видите?
   – Пятнышки. Желтые, кажется.
   – Еще что?
   – Себя. Свое отражение. Как в маленькой комнате смеха.
   – А неприятности видно?
   – Нет. Если только я – не неприятность, – ответила Амелия. Потом, помолчав, спросила: – Меня вы к неприятностям не относите?
   Роджер снова вспомнил Молли и поспешно ответил:
   – Нет.
   – Вы уж слишком быстро ответили.
   – Не смотрите на меня так, – попросил Роджер.
   – Как – «так»?
   – Как будто... вы вдруг стали меня бояться.
   – Не говорите глупостей. Чего мне бояться вас?
   – У вас нет причин...
   – Во мне пять футов и четыре дюйма роста и сто семнадцать фунтов веса. В вас – шесть футов девять...
   – Шесть и пять, – поправил Роджер.
   – Та-ак, и весу в вас – двести фунтов. Вы меня двумя пальчиками можете...
   – Во мне двести девять.
   – ...Задушить как котенка. Здесь мы на краю света, впереди – океан, позади – заброшенные строения. Так чего ж мне бояться?
   – Вы правы, – с улыбкой произнес Роджер.
   – Права, – согласилась Амелия. – Вы можете задушить меня, утопить или избить до смерти, и лет десять никто об этом не узнает.
   – А то и никогда, – добавил Роджер.
   – Ага.
   – Правда, вон там старик.
   – Да, это кое-какая защита, – согласилась Амелия. – Но он, скорее всего, полуслепой. Я даже начинаю сомневаться, человек ли это. Пока мы здесь, он ни разу не шелохнулся.
   – Пойдем отсюда? – спросил Роджер.
   – Да, пошли, – ответила Амелия, тут же быстро добавив: – Но не потому, что я боюсь вас. Просто я замерзла.
   – Куда бы вы хотели пойти?
   – Обратно в город.
   – Куда?
   – У вас есть крыша над головой?
   – Да, есть.
   Амелия пожал плечами.
   – Думаю, можно было бы пойти туда, отогреться.
   – Можно, – согласился Роджер.
   Они повернулись спиной к океану и пошли к выходу из парка. Амелия взяла его под руку, потом прислонила голову к плечу, а ему думалось, какая же она симпатичная, он чувствовал на руке её пальцы, которые иногда сжимали её, и ещё он думал о том, что у него никогда в жизни не было симпатичных девушек и что вот эта девушка – действительно хорошенькая, даже очень, но, правда, цветная. Последнее мешало ему. Роджеру было стыдно, что его первая в жизни симпатичная девушка – цветная. Правда, Молли была тоже симпатичная, но понимание этого пришло попозже, не сразу. Это было и в правду занятно: Молли была не с самого начала симпатичной. А эта девушка, эта цветная девушка, которая сейчас опирается на его руку и прислонила голову к плечу, действительно симпатичная. У неё красивые глаза, милая улыбка, хорошие груди и точеные ноги, только вот очень жаль, что она цветная, хотя кожа у неё тепло-коричневого оттенка. Нет, нечего терять голову из-за цветной девчонки, сказал себе Роджер.
   – Послушайте, – прервал он молчание.
   – Да?
   – Я думаю, надо возвращаться, и, может быть... вам надо вернуться в аптеку.
   – Что? – не поняла Амелия.
   – Я говорю... вам следует пойти на работу во второй половине дня.
   – Что? – снова не поняла Амелия.
   – А потом я смог бы... м-м... зайти за вами попозже, может быть, после работы, и... м-м... мы, может, смогли бы поужинать вместе, хорошо?
   Амелия как вкопанная остановилась на деревянных мостках. Ветер пытался сорвать с неё голубой платок, окутывавший голову и крепко завязанный на подбородке. Девушка взглянула на него недоуменно и отчасти вызывающе. В опущенных руках она держала перед собой сумочку. Некоторое время она стояла не шелохнувшись, сверля его взглядом своих карих глаз.
   – О чем вы говорите? – наконец обрела дар речи Амелия. – Я уже сказала хозяину, что у меня головная боль. С какими глазами я сейчас вернусь и что скажу ему?
   – Но мы попозже встретимся, – пробормотал Роджер, – поужинаем вместе.
   – Вы что, совсем?.. Она не дала вырваться словам, вертевшимся на языке, и только раздраженно вздохнула. Помолчав, Амелия подняла на него глаза и рассерженно спросила:
   – Что это, в конце концов, значит?
   – Ничего.
   – Две минуты назад, когда вы меня целовали...
   – Я просто обещал кое-кому...
   – Так что вас так напугало? Скажите, я хочу знать. Вам не нравится, как я целуюсь?
   – Нравится.
   – Тогда что же? А-а, я думаю, вы боитесь, что вас увидят с цветной девушкой? Боитесь привести к себе цветную?
   – Не в этом дело.
   – Если хотите, можем пойти к нам, в любой момент. Но в нашем доме – только цветные, и там полно крыс, под ногами бегают. И трубы протекают, и проволока торчит...
   – Где я остановился, тоже есть крысы.
   – Правда, моей матери не понравится, если я, – это слово она подчеркнула, – приведу в дом белого мужчину. Она опять заведет свое, она мне про это все уши прожужжала, ещё когда я была маленькой: «Золотко, берегись этих белых мужчин, они только и думают, чтобы залезть к тебе под платьице и лишить тебя девственности».
   – Послушайте, Амелия...
   – Но моя мамочка, моя железная мамочка, одного только не знает – что её дорогая маленькая Амелия лишилась этой девственности в двенадцать лет, летом, на крыше дома. И сделал это не белый мужчина и даже не белый мальчик. Это были шесть человек из уличной банды, называвшей себя «Персидские боги». Это были негры, такие большие и черные, каких я никогда в жизни не видела. – Амелия замолчала, потом с горькой иронией добавила: – А моя дуэнья тем летом была на отдыхе, я думаю. Где-нибудь на пляже. В Песчаной бухте, где собираются сливки общества, не иначе. Так в чем дело, Роджер?
   – Ни в чем?
   – Вы не голубенький случайно?
   – Какой?
   – Не гомик?
   – Нет.
   – Тогда в чем же дело?
   – Встретимся попозже, вот и всё, – продолжал вилять Роджер. – Просто мой друг... ну, тот, о котором я говорил...
   – Да, и что?
   – Просто надо встретиться с ним.
   – Какой удобный друг!
   – Мне надо увидеться с ним.
   Амелия вздохнула.
   – Надо, – гнул свое Роджер.
   Амелия снова вздохнула.
   – Пойдемте, пора идти, – сказал Роджер.
   – Я дам вам свой домашний телефон. В аптеку я сегодня не пойду. Раз уж сказала, что у меня болит голова.
   – Хорошо.
   – Вы позвоните мне?
   – Да. Да, я думаю.
   – Почему «думаю»?
   – Потому что я... Амелия, пожалуйста... пожалуйста, не давите на меня. Не давите на меня, хорошо?
   – Извините.
   – Я постараюсь позвонить вам, и мы вместе поужинаем.
   – Ладно.
   В метро они почти не разговаривали. Они сидели рядом, и Амелия иногда поворачивала голову и бросала на него взгляд, но он был поглощен мыслями о Молли и о том, что он должен сделать. Да, он должен поступить именно так, другого не дано, глупо даже думать об этом.
   Надо идти в полицию, ничего другого не придумаешь.
   Они остановились на углу квартала, в котором она жила. Было уже почти двенадцать дня. По узкой улице пробежал сильный порыв ветра. Амелия прижала воротник к горлу и втянула голову.
   – Позвоните мне, – просто сказала она.
   – Я постараюсь.
   – Я буду ждать. – Наступило молчание, потом Амелия шепотом промолвила: – Мне нравится, как ты меня целуешь, белый человек, – и, повернувшись, пошла к своему дому.
   Роджер провожал её взглядом, пока она не скрылась из вида, а затем направился к зданию, где помещался полицейский участок.

Глава 6

   Пошел снег.
   Снежинки, большие и мокрые, таяли, едва коснувшись асфальта, крыш автомашин, мусорных баков, стоявших у подъездов домов. На каменной стене парка, на его пригорках, больших камнях снег начал скапливаться. Местами, тонким слоем, но все-таки скапливался. Роджер шел вдоль стены, покрытой почти прозрачным снежным одеялом, и посматривал на здание полиции, располагавшееся по ту сторону стены. Роджер сделал глубокий вдох и решительно пересек улицу.
   Поднялся по ступенькам. Роджер насчитал их семь.
   Перед ним было две двери. Роджер взялся за ручку левой, но та не поддалась. Тогда он подергал за ручку правой двери. Та поддалась и впустила его в большое помещение, по левую сторону которого во всю его длину шли зарешеченные окна, а вдоль ряда окон тянулось нечто вроде широкой стойки. На ней лежал лист бумаги со сделанной от руки жирной черной надписью: «Посетителям останавливаться у стола дежурного». За столом сидело двое полицейских в форме. У одного были сержантские нашивки. Его сосед сидел за коммутатором в наушниках. Футах в четырех от стола был установлен барьер из металлических труб. На стене перед столом висели электрические часы. Они показывали двенадцать пятнадцать. К этой же стене был прикреплен радиатор отопления, а по бокам от него стояли две скамейки. На стене висел маленький указатель маленький указатель белого цвета, но испачканный, на котором черным было написано «Группа детективов». Указывал он на железную лестницу, ведшую на второй этаж. Стены помещения были окрашены в бледно-зеленый цвет и казались грязными.
   Перед столом стояли двое задержанных, оба прикованные наручниками к металлическому барьеру. Рядом находился патрульный полицейский. Сержант задавал вопросы. Роджер подошел к одной из скамеек напротив стола и сел.
   – Когда ты их задержал? – спросил сержант у патрульного.
   – Когда они выходили оттуда, сержант.
   – А где это было?
   – На Эйнсли тысяча сто двадцать.
   – Это где? В районе Двенадцатой? Тринадцатой?
   – Тринадцатой улицы.
   – А как называется заведение?
   – "Дамское платье", – ответил патрульный.
   – Значит, их взяли в дамском платье, – пошутил сержант, и все, включая задержанных, засмеялись. Кроме Роджера, которые не уловил юмора.
   – У них там склад на чердаке, склад готового платья, – пояснил патрульный. – Там почти никогда никого нет. Разве что когда принимают товар или отправляют.
   – Значит, чердак, да?
   – Да.
   – У них и нормальный склад есть?
   – Да.
   – На нашей территории?
   – Да, маленький склад на Калвер.
   – Значит, магазин дамского платья. Так, ребята, стало быть, вы выходили оттуда. И что вы делали в «Дамском платье»? – спросил сержант, и все снова засмеялись.
   – Мы искали голубей, – ответил один из задержанных, прекратив смех и сразу сделавшись серьезным. На вид ему было лет двадцать пять, он основательно зарос, а одет был в серый замшевый пиджак.
   – Как тебя зовут, парень? – спросил его сержант.
   – Манкьюзо. Эдвард Манкьюзо.
   – Так, хорошо. Теперь расскажи-ка про голубей, Эдди.
   – Мы ничего не обязаны ему говорить, – вмешался второй. Он был примерно одного возраста с Манкьюзо, такой же косматый и нестриженый. На нем было темно-коричневое пальто. Брюки выглядели длинноватыми для него. – Они взяли нас там без всяких оснований. Мы можем подать на них за незаконное задержание.
   – А как тебя зовут? – спросил сержант второго.
   – Фрэнк Ди Паоло. Вы знаете, что вам грозит за незаконное задержание?
   – Да, мы знаем, что нам грозит за незаконное задержание. Вы спустились по ступенькам с чердака, где находится склад дамского готового платья. Что вы там делали?