Я передал швейцару ключи от машины, положил в карман квитанцию вошел в заполненный до отказа уютный зал. Я сидел за стойкой и смотрел на декольтированные плечи женщин, бледные в бегущем свете приглушенных огней, на сосредоточенные лица их кавалеров. С утра у меня маковой росинки не было во рту, если не считать чашки кофе, и после второй порции мартини голова моя поплыла. Я испытал ощущение вакуума, словно сидел в замкнутом пространстве, и до меня сквозь невидимую перегородку доносились звуки внешнего мира: гул возбужденных голосов, игривый женский смех, жужжание миксера, постукивание льда о стенки бокалов и приглушенный рокот грузовиков, доносившийся с шоссе.
Дрожащие световые блики метались по залу, вспыхивая радужным блеском на бриллиантовых кольцах, браслетах и серьгах, золотых запонках и зажигалках, разноцветных напитках и посуде. Блики отражались и смешивались с оранжевым пламенем огоньков, зажигавших сигареты.
Слева от меня какая-то компания встала из-за столика и направилась к выходу, и метрдотель тут же посадил на их место новых посетителей. Возле меня за стойкой тоже все время менялись люди. Я заказал третью порцию мартини.
– Ты когда-нибудь видел такое? – сказал голос слева от меня. Я обернулся и посмотрел на говорящего. Это был молодой крупный парень в серой спортивной куртке и голубой рубашке, расстегнутой на груди. Он немного смахивал на немца: короткий светлый ежик на круглой голове, мясистое лицо с маленькими голубыми глазками. Если он и был немцем, то явно много лет скитаний по американским дорогам и десятки тысяч стаканов виски давно превратили его в истинного американца. Я подумал, что будь свет в баре немного поярче, я бы обязательно заметил тонкие красные сосудики на его носу и щеках.
– Что я должен видеть? – спросил я. Он кивнул на свой огромный кулак, в котором что-то сжимал.
– У меня здесь муха. Отличная, жирная муха. Шикарные мухи водятся в таких заведениях. А теперь смотри.
Рядом с его бокалом виски стоял стакан с водой. Он осторожно разжал кулак и быстро накрыл стакан ладонью. Муха упала в воду и затрепыхалась на поверхности. Парень взял соломинку и окунул муху под воду. Она еще немного подергалась и замерла на дне.
– Ты внимательно следишь за мной? – спросил парень.
– Ну и что? Ты поймал муху и утопил. Молодец.
– А теперь – что будет, если она пролежит в воде десять минут. Я тебя спрашиваю: она сдохнет?
– Да она уже сдохла.
Он посмотрел на часы.
– Сейчас десять минут девятого. Когда стрелка будет на двадцати минутах, я ее вытащу. Так ты говоришь, она сдохнет?
– Я говорю, она уже сдохла.
Он вытащил из своего бумажника двадцатидолларовую бумажку и положил на стойку.
– Спорю, она останется жива.
– Вот эта муха будет жива через десять минут?!
– Жива, и даже сама улетит.
– И ты не подменишь муху и не скажешь, что имел в виду что-то другое?
– Нет, зачем же мне это делать? Все без обмана. Я говорю, эта муха улетит, приятель.
Я положил свои двадцать долларов поверх его бумажки. Когда прошло около восьми минут, он попросил у бармена солонку. По истечении десяти минут он соломинкой вытащил муху из воды и стряхнул ее на стойку. Чтобы муху было получше видно, он поднес к ней зажженную спичку. Перед нами на стойке лежал бесформенный черный комочек.
– Ну, сдохла?
– Конечно. Кто сомневался?
– Ну-ка, подожди хватать деньги, – сказал он и стал посыпать муху солью до тех пор, пока она не скрылась под маленькой белой горкой. – А теперь следи внимательно.
Я попивал себе мартини и смотрел на кучку соли, но ничего не происходило. Парень заказал новую порцию виски и содовую. Вдруг кучка зашевелилась, стала оседать, и на ее поверхности появилась муха. Стряхнув с крылышек соль, она дернулась и улетела. Парень придвинул к себе деньги и переложил их в свой бумажник.
– Узнал об этом в Сан-Антонио пару лет назад. Клянусь, выиграл на этом уже тысяч пятнадцать долларов. С меня виски.
– Да, все было по-честному. Лопни мои глаза!
– Соль их быстро высушивает. А пятнадцать минут – слишком много, муха подыхает. Меня зовут Рой Мэкси.
– Джерри Джеймисон.
Мы обменялись рукопожатием.
Он оторвал шесть бумажных спичек и положил их на стойку.
– Ставлю пять долларов, что ты не сможешь построить из этих спичек четыре равносторонних треугольника.
– Нет, хватит с меня. Спасибо.
– Это тоже хороший источник дохода, Джерри.
Мы разговорились. Он сказал, что продает тяжелое оборудование. Я начал было пить уже пятую рюмку, но поперхнулся и сказал ему, что мне надо срочно что-нибудь поесть, чтобы не свалиться под стол.
– Я тоже проголодался, – согласился он, – но здесь мы есть не станем. Тут неподалеку есть славное местечко, там готовят бифштексы – пальчики оближешь. Пошли? Я покажу.
– Ладно, валяй. Рой.
Мы забрали сдачу, оставили чаевые на стойке и вышли на оживленную ночную улицу. Я шел впереди. Над выходом был большой тент, и две ступеньки оставались в тени. И тут я почувствовал сильный толчок в спину холодным и твердым предметом, спутать который невозможно ни с чем. – Теперь, Джерри, медленно вниз по ступенькам и на тротуар.
В десяти шагах стоял швейцар.
– Вам подогнать машины, господа?
– Не надо, мы сейчас вернемся, – сказал Мэкси.
– Какого черта? – прошипел я.
– Быстро на тротуар и через дорогу. Я тебя познакомлю с друзьями, которые сгорают от нетерпения поговорить о Винсе.
Я повиновался. Моя реакция сейчас была замедленной. Я знал много разных приемов, но судя по тому, как он держал револьвер, не касаясь моей спины, я понял, что нас обучали в одной и той же школе. Я подошел к краю тротуара. Мимо мчались машины. Когда появился просвет, он скомандовал мне идти, но я не сдвинулся с места. Я ждал, когда он толкнет меня снова. И в тот момент, когда моей спины коснулся револьвер, я оперся о дуло, чтобы быть уверенным, что Мэкси в шаге позади меня, и, одновременно развернувшись вправо, ребром ладони резко ударил его точно по горлу. Прием сработал безотказно. Я попал прямо между нижней челюстью и кадыком. Он не успел ни качнуться, ни попятиться, а рухнул ничком как подкошенный, как мешок с овсом, как большая марионетка, у которой перерезали одновременно все нитки. И остался лежать – ногами в траве, животом поперек бордюра, головой на проезжей части, правая рука – в кармане куртки. Мимо проносились машины, взгляд мой запечатлел бледные пятна лиц, оборачивающихся поглазеть на эту неожиданную сцену. Несколько мгновений я стоял неподвижно, не соображая, что делать дальше. И тут заметил через дорогу напротив две мужские фигуры на фоне желтого рекламного щита, бегущие прямо на меня. Через секунду их заслонил новый поток машин. Я повернулся и бросился бежать. Я бежал по тротуару вдоль встречного движения, слыша только мягкие шлепки кожаных подошв своих ботинок об асфальт, и мне казалось, что я плыву по воздуху без малейших усилий, невесомый как ветер.
Я бежал до тех пор, пока не споткнулся и чуть не упал. И только тогда услышал свое хриплое дыхание и согнулся от резкой боли в левом боку.
Сзади никого не было, и я медленно пошел вперед, не видя перед собой ничего, кроме мерцающих и двоящихся у меня в глазах неоновых огней.
Отдышавшись, я понял, что уже иду в оживленном потоке пешеходов, неторопливо двигавшихся в разные стороны, вдоль ярко освещенных зданий. Слившись с потоком гуляющих людей, я свернул направо и оказался на аллее, ведущей на площадку для карнавалов. Здесь горели яркие фонари, шум каруселей сливался с громкой музыкой духового оркестра, с голосами, несущимися из громкоговорителей, шарканьем сотен ног и гулом возбужденной толпы. В воздухе витал запах опилок и дешевых леденцов. Молодые разомлевшие бедра под хлопчатобумажными юбками, снующие стайки возбужденных юнцов, черные дерматиновые куртки с молниями, хлопанье винтовок, подстреливающих облупленных уток из фанеры – десять центов за три выстрела, и вы обязательно попадете! – и маленькие дети, уткнувшиеся головами в плечи своих молодых отцов. Чувствовал я себя прескверно: ноги подгибались, левый бок был словно налит свинцом, но я напустил на себя беспечный вид и смешался с толпой, погрузившись в море запахов сверкающих огней и всеобщего веселья.
Наконец, я заметил уголок, показавшийся мне более или менее безопасным, за пестрым обшарпанным павильоном, откуда я мог наблюдать за широким проходом на аллею. Я стоял и ждал их появления. Я вспомнил как решительно они переходили дорогу, их зловещие черные силуэты на фоне ядовито-желтого рекламного щита. Они надвигались неотвратимо непреклонно, как рок, как возмездие, как те двое в аэропорту Тампы. Может быть, это они и были, подумал я. Впрочем, я давно ждал встречи с ними, понимая всю ее фатальную неизбежность. Как ни странно, я стал постепенно успокаиваться. Пот высох, дыхание восстановилось, ноги перестали дрожать. Я закурил сигарету и стал наблюдать.
Внезапно возле меня появилась девушка. Я и не заметил, как она подошла. Короткие красные, как у тореадора, штаны, поношенные туфли, обесцвеченные до белизны волосы, ярко накрашенные губы, белая сатиновая блузка, туго облегающая большую грудь. Ее равнодушные коровьи глаза оценивающе смотрели на меня. Возраст таких девиц определить крайне сложно: ей может оказаться семнадцать лет с таким же успехом, как и все тридцать. В руках она держала потрепанную сумочку, покрытую блестками, часть которых была давно утрачена.
– Может, постоим вместе? – спросила она низким грудным голосом.
– Может быть, – ответил я. Эти дамы никак не могут пройти мимо одинокого мужчины.
– Меня зовут Бобби.
– Привет, Бобби. Меня – Джо.
– Привет, Джо.
Некоторое время мы молча и изучающе созерцали друг друга – древний как мир обряд знакомства. Слово было за ней.
– У меня есть трейлер, – предложила она.
– Отлично. Это очень кстати.
Самое сложное дело в их профессии – запрашивать цену, важно не про’ дешевить. Она колебалась, оглядывая мою одежду и обувь.
– Двадцать пять долларов, – решилась наконец она.
– Идет. – Люблю парней, которые не торгуются из-за каждого цента.
Мне хотелось ей сказать, что ее прямота нравилась мне значительно больше, чем кривляние всех этих Тинкер и Мэнди. Она взяла меня в темноте за руку и повела с собой. Там был узкий проход, и она пошла впереди, вызывающе покачивая полными бедрами в облегающих красных штанах. Мы оказались на задворках среди сваленных в кучи досок, афиш и тросов. Группа парней, усевшись вокруг большого ящика, играла в карты при тусклом свете покосившегося фонаря.
– Добрый вечер, Бобби, – обратился к ней сиплым голосом один из них.
– Привет, Энди, – откликнулась она. Они продолжили свою игру. Ни свиста, ни насмешек. Каждый занимается своим делом. Каждому – свое.
Неподалеку стояло несколько трейлеров. В некоторых из них горел свет. Откуда-то доносился голос коменданта, аплодисменты, смех. Ее трейлер был маленьким, сделанным из алюминия, с облупившейся краской, колеса подперты почерневшими деревяшками. Рядом стоял серый “форд”. Она постучала и, не получив ответа, открыла дверь и зажгла свет. От оранжевого абажура трейлер изнутри выглядел как большая тыква с вынутой сердцевиной. Пахло дешевыми духами и вином. Она заперла дверь и задернула занавески, отделив нас от внешнего мира.
– Располагайся, Джо. Хочешь выпить? Есть немного виски.
– Нет, спасибо. Я уже сегодня достаточно выпил.
– Да? А по тебе не скажешь. Не против, если я себе налью?
– Давай, конечно.
Я сел на единственный стул. Он был маленький и неудобный. Она плеснула виски в зеленый пластмассовый стаканчик и села со стаканом на кушетку, выжидательно глядя на меня.
– За твое здоровье, – произнесла она, вздохнула и выпила залпом. – Мне действительно нужно было выпить.
– Это твой “форд”? Ты сама перевозишь свой трейлер?
– Нет, меня за руль не пускают, постоянно твердят, что из меня еще тот водитель. Это Чарли и Кэрол Энн так говорят. Чарли – приятель Кэрол Энн. Это его и машина, и трейлер. Скажу тебе, они самые лучшие мои друзья. У нас тут все общее, мы всем делимся поровну. Я всегда сначала соображаю, прежде чем кого-то сюда приводить. Знаешь, какие бывают проходимцы! Ну, ты понимаешь. Ненавижу подонков. А ты мне понравился.
– Спасибо. Я рад.
– Так что все в порядке. Добро пожаловать. – Она отставила пустой стакан, зевнула и начала расстегивать блузку. – Ты как любишь – со светом или без?
– Не надо, Бобби. Мне совсем не это от тебя нужно.
Она напряглась, в глазах появилось недоверие и подозрительность.
– Ты что это, черт возьми, задумал? Я не занимаюсь всякими там извращениями, парень.
Я вытащил свои бумажник, достал двадцатку и пятерку и протянул ей две бумажки. Она взяла их.
– Что тебе надо-то? – Она продолжала смотреть на меня с опаской. Я показал ей квитанцию на машину.
– Мне надо, чтобы ты оказала мне одну небольшую услугу. Потом получишь еще двадцать долларов.
– А что надо делать?
– Знаешь бар “Сайдвиллер”?
– Конечно. Там, прямо у шоссе. Только я внутри никогда не была.
– Понимаешь, мне нужно было смыться от надоедливых друзей, и мне не хотелось бы на них там опять нарваться. Вот я и хочу, чтобы ты отдала эту квитанцию швейцару и попросила ключи от моей машины, Я скажу тебе ее номер и опишу, как она выглядит. Швейцар, может быть спросит об этом. Скажешь ему, что владелец плохо себя почувствовал и прислал тебя за машиной. Он позволит тебе ее забрать, тогда дашь ему вот этот доллар и подгонишь машину сюда.
– Эта машина что, краденая?
– Нет.
– Покажи свое водительское удостоверение. – Я вынул его из бумажника и протянул ей. – Тебя зовут Джером Джеймисон?
– Да.
– В какую историю я могу влипнуть с этой машиной?
– Ни в какую. Это моя машина. Мне просто надо скрыться от некоторых людей.
– А они могут узнать твою машину?
– Смотри по сторонам, если увидишь за собой хвост, не приезжай сюда. Оставь машину где-нибудь на стоянке, возвращайся сюда окольными путями и принеси мне ключи от машины.
Она подумала и покачала головой.
– Я не буду это делать. За двадцать долларов – не буду.
– А за сколько будешь?
– За пятьдесят.
– Почему ты считаешь, что это стоит пятьдесят долларов?
– Догадываюсь, что не меньше.
Я достал еще пятьдесят долларов и вручил ей. Она спрятала их в лифчик.
– Ладно, парень. Мне только надо переодеться, чтобы идти к такому шикарному заведению, как ты считаешь?
– Да, пожалуй.
– У меня есть подходящий костюм. – Она открыла узкую дверцу крошечного шкафа, достала темно-синий костюм и бросила его на кушетку. Трейлер был так мал, что она чуть не задела меня, стаскивая свои красные штаны. Застегнув юбку, она деловито расправила морщинки. – А я точно не нарвусь на полицейских?
– Точно не нарвешься.
Она заправила в юбку свою белую сатиновую блузку и надела пиджак. Поправив волосы, она вопросительно обернулась ко мне. – Годится?
– Прекрасно.
Я вместе с ней вышел из трейлера в темноту.
– Откуда ты придешь, Бобби?
– Вон оттуда. Придется объехать площадку и железнодорожные пути.
– Я тебя жду.
Я смотрел ей вслед. Она исчезла в тени деревьев, потом появилась снова, освещенная огнями карусели, торопливо удаляясь от меня в своем темно-синем костюме. Я засек время. Пять минут идти до “Сайдвиллера”, той минуты – получить машину и еще пять минут ехать назад. Если все пройдет гладко, – всего – не больше пятнадцати минут.
Я приоткрыл дверь трейлера и выключил оранжевый свет. Опершись на него спиной, я встал и закурил. Шум и музыка с карнавальной площадки были здесь едва слышны. На чистом небе ярко горели звезды. В соседнем трейлере базарными голосами ругались две женщины: “Ты говорила, что сделала это”. – “Ничего я такого не говорила. Тебе померещилось”. – “Врешь, я прекрасно слышала, как ты сказала”. – “Заткнись сейчас же”. – “И не подумаю. Я слышала своими ушами, как ты сказала это Питу”. – “Ничего я Питу не говорила...”
Когда прошло десять минут, я выбросил окурок и отошел от трейлера в тень ржавого грузовика.
И тут на железнодорожном переезде показался свет от фар автомобиля. Он ехал прямо на меня. Я узнал свою машину, но отошел еще глубже в тень. Мне хотелось убедиться, что сзади нет другого автомобиля. Машина остановилась примерно в сорока шагах от меня, возле трейлера. Оставив зажженными фары и не выключив мотора, Бобби вылезла из машины. Я уже было пошел к ней, но остановился как вкопанный.
– Говорю вам, он должен был ждать меня здесь, – услышал я ее голос.
– Шшшшш!
Я осторожно попятился в надежде незаметно проскользнуть между трейлером и грузовиком, но, споткнувшись о трос, с грохотом упал на лист ржавого железа. Я тут же вскочил на ноги, но было уже поздно. Прямо за моей спиной послышался приближающийся топот бегущих ног. Я попытался бежать, но кто-то набросился на меня сзади, и мы вместе рухнули в заросли зловонной крапивы. Пытаясь освободиться, я резко ткнул его локтем в живот, но тут же получил сильнейший удар по голове. В глазах мелькнула ослепительная вспышка, но сознания я не потерял. Сначала меня куда-то поволокли за ноги, потом крепко связали руки за спиной и заставили идти.
Пришел в себя я уже возле своей машины. Она стояла, ярко освещенная светом Фар, отражающимся от алюминиевой стенки трейлера. Я услышал голос Бобби:
– Чего это вы с ним делаете? У нас такого уговора не было, что вы его...
Неясная тень метнулась к ней, и я услышал глухой звук удара по лицу, потом увидел, как она бросилась бежать к своему трейлеру и упала. Пытаясь отползти в сторону, она завыла как беспомощное животное. Я дернулся было к ней, но они держали меня мертвой хваткой. После первого удара я едва устоял на ногах.
– Поверните его чуть-чуть. Вот так. Отлично. Левая сторона моей головы хрустнула, огни перед глазами взорвались и погасли, и я погрузился в беспросветный мрак.
Глава 14
Дрожащие световые блики метались по залу, вспыхивая радужным блеском на бриллиантовых кольцах, браслетах и серьгах, золотых запонках и зажигалках, разноцветных напитках и посуде. Блики отражались и смешивались с оранжевым пламенем огоньков, зажигавших сигареты.
Слева от меня какая-то компания встала из-за столика и направилась к выходу, и метрдотель тут же посадил на их место новых посетителей. Возле меня за стойкой тоже все время менялись люди. Я заказал третью порцию мартини.
– Ты когда-нибудь видел такое? – сказал голос слева от меня. Я обернулся и посмотрел на говорящего. Это был молодой крупный парень в серой спортивной куртке и голубой рубашке, расстегнутой на груди. Он немного смахивал на немца: короткий светлый ежик на круглой голове, мясистое лицо с маленькими голубыми глазками. Если он и был немцем, то явно много лет скитаний по американским дорогам и десятки тысяч стаканов виски давно превратили его в истинного американца. Я подумал, что будь свет в баре немного поярче, я бы обязательно заметил тонкие красные сосудики на его носу и щеках.
– Что я должен видеть? – спросил я. Он кивнул на свой огромный кулак, в котором что-то сжимал.
– У меня здесь муха. Отличная, жирная муха. Шикарные мухи водятся в таких заведениях. А теперь смотри.
Рядом с его бокалом виски стоял стакан с водой. Он осторожно разжал кулак и быстро накрыл стакан ладонью. Муха упала в воду и затрепыхалась на поверхности. Парень взял соломинку и окунул муху под воду. Она еще немного подергалась и замерла на дне.
– Ты внимательно следишь за мной? – спросил парень.
– Ну и что? Ты поймал муху и утопил. Молодец.
– А теперь – что будет, если она пролежит в воде десять минут. Я тебя спрашиваю: она сдохнет?
– Да она уже сдохла.
Он посмотрел на часы.
– Сейчас десять минут девятого. Когда стрелка будет на двадцати минутах, я ее вытащу. Так ты говоришь, она сдохнет?
– Я говорю, она уже сдохла.
Он вытащил из своего бумажника двадцатидолларовую бумажку и положил на стойку.
– Спорю, она останется жива.
– Вот эта муха будет жива через десять минут?!
– Жива, и даже сама улетит.
– И ты не подменишь муху и не скажешь, что имел в виду что-то другое?
– Нет, зачем же мне это делать? Все без обмана. Я говорю, эта муха улетит, приятель.
Я положил свои двадцать долларов поверх его бумажки. Когда прошло около восьми минут, он попросил у бармена солонку. По истечении десяти минут он соломинкой вытащил муху из воды и стряхнул ее на стойку. Чтобы муху было получше видно, он поднес к ней зажженную спичку. Перед нами на стойке лежал бесформенный черный комочек.
– Ну, сдохла?
– Конечно. Кто сомневался?
– Ну-ка, подожди хватать деньги, – сказал он и стал посыпать муху солью до тех пор, пока она не скрылась под маленькой белой горкой. – А теперь следи внимательно.
Я попивал себе мартини и смотрел на кучку соли, но ничего не происходило. Парень заказал новую порцию виски и содовую. Вдруг кучка зашевелилась, стала оседать, и на ее поверхности появилась муха. Стряхнув с крылышек соль, она дернулась и улетела. Парень придвинул к себе деньги и переложил их в свой бумажник.
– Узнал об этом в Сан-Антонио пару лет назад. Клянусь, выиграл на этом уже тысяч пятнадцать долларов. С меня виски.
– Да, все было по-честному. Лопни мои глаза!
– Соль их быстро высушивает. А пятнадцать минут – слишком много, муха подыхает. Меня зовут Рой Мэкси.
– Джерри Джеймисон.
Мы обменялись рукопожатием.
Он оторвал шесть бумажных спичек и положил их на стойку.
– Ставлю пять долларов, что ты не сможешь построить из этих спичек четыре равносторонних треугольника.
– Нет, хватит с меня. Спасибо.
– Это тоже хороший источник дохода, Джерри.
Мы разговорились. Он сказал, что продает тяжелое оборудование. Я начал было пить уже пятую рюмку, но поперхнулся и сказал ему, что мне надо срочно что-нибудь поесть, чтобы не свалиться под стол.
– Я тоже проголодался, – согласился он, – но здесь мы есть не станем. Тут неподалеку есть славное местечко, там готовят бифштексы – пальчики оближешь. Пошли? Я покажу.
– Ладно, валяй. Рой.
Мы забрали сдачу, оставили чаевые на стойке и вышли на оживленную ночную улицу. Я шел впереди. Над выходом был большой тент, и две ступеньки оставались в тени. И тут я почувствовал сильный толчок в спину холодным и твердым предметом, спутать который невозможно ни с чем. – Теперь, Джерри, медленно вниз по ступенькам и на тротуар.
В десяти шагах стоял швейцар.
– Вам подогнать машины, господа?
– Не надо, мы сейчас вернемся, – сказал Мэкси.
– Какого черта? – прошипел я.
– Быстро на тротуар и через дорогу. Я тебя познакомлю с друзьями, которые сгорают от нетерпения поговорить о Винсе.
Я повиновался. Моя реакция сейчас была замедленной. Я знал много разных приемов, но судя по тому, как он держал револьвер, не касаясь моей спины, я понял, что нас обучали в одной и той же школе. Я подошел к краю тротуара. Мимо мчались машины. Когда появился просвет, он скомандовал мне идти, но я не сдвинулся с места. Я ждал, когда он толкнет меня снова. И в тот момент, когда моей спины коснулся револьвер, я оперся о дуло, чтобы быть уверенным, что Мэкси в шаге позади меня, и, одновременно развернувшись вправо, ребром ладони резко ударил его точно по горлу. Прием сработал безотказно. Я попал прямо между нижней челюстью и кадыком. Он не успел ни качнуться, ни попятиться, а рухнул ничком как подкошенный, как мешок с овсом, как большая марионетка, у которой перерезали одновременно все нитки. И остался лежать – ногами в траве, животом поперек бордюра, головой на проезжей части, правая рука – в кармане куртки. Мимо проносились машины, взгляд мой запечатлел бледные пятна лиц, оборачивающихся поглазеть на эту неожиданную сцену. Несколько мгновений я стоял неподвижно, не соображая, что делать дальше. И тут заметил через дорогу напротив две мужские фигуры на фоне желтого рекламного щита, бегущие прямо на меня. Через секунду их заслонил новый поток машин. Я повернулся и бросился бежать. Я бежал по тротуару вдоль встречного движения, слыша только мягкие шлепки кожаных подошв своих ботинок об асфальт, и мне казалось, что я плыву по воздуху без малейших усилий, невесомый как ветер.
Я бежал до тех пор, пока не споткнулся и чуть не упал. И только тогда услышал свое хриплое дыхание и согнулся от резкой боли в левом боку.
Сзади никого не было, и я медленно пошел вперед, не видя перед собой ничего, кроме мерцающих и двоящихся у меня в глазах неоновых огней.
Отдышавшись, я понял, что уже иду в оживленном потоке пешеходов, неторопливо двигавшихся в разные стороны, вдоль ярко освещенных зданий. Слившись с потоком гуляющих людей, я свернул направо и оказался на аллее, ведущей на площадку для карнавалов. Здесь горели яркие фонари, шум каруселей сливался с громкой музыкой духового оркестра, с голосами, несущимися из громкоговорителей, шарканьем сотен ног и гулом возбужденной толпы. В воздухе витал запах опилок и дешевых леденцов. Молодые разомлевшие бедра под хлопчатобумажными юбками, снующие стайки возбужденных юнцов, черные дерматиновые куртки с молниями, хлопанье винтовок, подстреливающих облупленных уток из фанеры – десять центов за три выстрела, и вы обязательно попадете! – и маленькие дети, уткнувшиеся головами в плечи своих молодых отцов. Чувствовал я себя прескверно: ноги подгибались, левый бок был словно налит свинцом, но я напустил на себя беспечный вид и смешался с толпой, погрузившись в море запахов сверкающих огней и всеобщего веселья.
Наконец, я заметил уголок, показавшийся мне более или менее безопасным, за пестрым обшарпанным павильоном, откуда я мог наблюдать за широким проходом на аллею. Я стоял и ждал их появления. Я вспомнил как решительно они переходили дорогу, их зловещие черные силуэты на фоне ядовито-желтого рекламного щита. Они надвигались неотвратимо непреклонно, как рок, как возмездие, как те двое в аэропорту Тампы. Может быть, это они и были, подумал я. Впрочем, я давно ждал встречи с ними, понимая всю ее фатальную неизбежность. Как ни странно, я стал постепенно успокаиваться. Пот высох, дыхание восстановилось, ноги перестали дрожать. Я закурил сигарету и стал наблюдать.
Внезапно возле меня появилась девушка. Я и не заметил, как она подошла. Короткие красные, как у тореадора, штаны, поношенные туфли, обесцвеченные до белизны волосы, ярко накрашенные губы, белая сатиновая блузка, туго облегающая большую грудь. Ее равнодушные коровьи глаза оценивающе смотрели на меня. Возраст таких девиц определить крайне сложно: ей может оказаться семнадцать лет с таким же успехом, как и все тридцать. В руках она держала потрепанную сумочку, покрытую блестками, часть которых была давно утрачена.
– Может, постоим вместе? – спросила она низким грудным голосом.
– Может быть, – ответил я. Эти дамы никак не могут пройти мимо одинокого мужчины.
– Меня зовут Бобби.
– Привет, Бобби. Меня – Джо.
– Привет, Джо.
Некоторое время мы молча и изучающе созерцали друг друга – древний как мир обряд знакомства. Слово было за ней.
– У меня есть трейлер, – предложила она.
– Отлично. Это очень кстати.
Самое сложное дело в их профессии – запрашивать цену, важно не про’ дешевить. Она колебалась, оглядывая мою одежду и обувь.
– Двадцать пять долларов, – решилась наконец она.
– Идет. – Люблю парней, которые не торгуются из-за каждого цента.
Мне хотелось ей сказать, что ее прямота нравилась мне значительно больше, чем кривляние всех этих Тинкер и Мэнди. Она взяла меня в темноте за руку и повела с собой. Там был узкий проход, и она пошла впереди, вызывающе покачивая полными бедрами в облегающих красных штанах. Мы оказались на задворках среди сваленных в кучи досок, афиш и тросов. Группа парней, усевшись вокруг большого ящика, играла в карты при тусклом свете покосившегося фонаря.
– Добрый вечер, Бобби, – обратился к ней сиплым голосом один из них.
– Привет, Энди, – откликнулась она. Они продолжили свою игру. Ни свиста, ни насмешек. Каждый занимается своим делом. Каждому – свое.
Неподалеку стояло несколько трейлеров. В некоторых из них горел свет. Откуда-то доносился голос коменданта, аплодисменты, смех. Ее трейлер был маленьким, сделанным из алюминия, с облупившейся краской, колеса подперты почерневшими деревяшками. Рядом стоял серый “форд”. Она постучала и, не получив ответа, открыла дверь и зажгла свет. От оранжевого абажура трейлер изнутри выглядел как большая тыква с вынутой сердцевиной. Пахло дешевыми духами и вином. Она заперла дверь и задернула занавески, отделив нас от внешнего мира.
– Располагайся, Джо. Хочешь выпить? Есть немного виски.
– Нет, спасибо. Я уже сегодня достаточно выпил.
– Да? А по тебе не скажешь. Не против, если я себе налью?
– Давай, конечно.
Я сел на единственный стул. Он был маленький и неудобный. Она плеснула виски в зеленый пластмассовый стаканчик и села со стаканом на кушетку, выжидательно глядя на меня.
– За твое здоровье, – произнесла она, вздохнула и выпила залпом. – Мне действительно нужно было выпить.
– Это твой “форд”? Ты сама перевозишь свой трейлер?
– Нет, меня за руль не пускают, постоянно твердят, что из меня еще тот водитель. Это Чарли и Кэрол Энн так говорят. Чарли – приятель Кэрол Энн. Это его и машина, и трейлер. Скажу тебе, они самые лучшие мои друзья. У нас тут все общее, мы всем делимся поровну. Я всегда сначала соображаю, прежде чем кого-то сюда приводить. Знаешь, какие бывают проходимцы! Ну, ты понимаешь. Ненавижу подонков. А ты мне понравился.
– Спасибо. Я рад.
– Так что все в порядке. Добро пожаловать. – Она отставила пустой стакан, зевнула и начала расстегивать блузку. – Ты как любишь – со светом или без?
– Не надо, Бобби. Мне совсем не это от тебя нужно.
Она напряглась, в глазах появилось недоверие и подозрительность.
– Ты что это, черт возьми, задумал? Я не занимаюсь всякими там извращениями, парень.
Я вытащил свои бумажник, достал двадцатку и пятерку и протянул ей две бумажки. Она взяла их.
– Что тебе надо-то? – Она продолжала смотреть на меня с опаской. Я показал ей квитанцию на машину.
– Мне надо, чтобы ты оказала мне одну небольшую услугу. Потом получишь еще двадцать долларов.
– А что надо делать?
– Знаешь бар “Сайдвиллер”?
– Конечно. Там, прямо у шоссе. Только я внутри никогда не была.
– Понимаешь, мне нужно было смыться от надоедливых друзей, и мне не хотелось бы на них там опять нарваться. Вот я и хочу, чтобы ты отдала эту квитанцию швейцару и попросила ключи от моей машины, Я скажу тебе ее номер и опишу, как она выглядит. Швейцар, может быть спросит об этом. Скажешь ему, что владелец плохо себя почувствовал и прислал тебя за машиной. Он позволит тебе ее забрать, тогда дашь ему вот этот доллар и подгонишь машину сюда.
– Эта машина что, краденая?
– Нет.
– Покажи свое водительское удостоверение. – Я вынул его из бумажника и протянул ей. – Тебя зовут Джером Джеймисон?
– Да.
– В какую историю я могу влипнуть с этой машиной?
– Ни в какую. Это моя машина. Мне просто надо скрыться от некоторых людей.
– А они могут узнать твою машину?
– Смотри по сторонам, если увидишь за собой хвост, не приезжай сюда. Оставь машину где-нибудь на стоянке, возвращайся сюда окольными путями и принеси мне ключи от машины.
Она подумала и покачала головой.
– Я не буду это делать. За двадцать долларов – не буду.
– А за сколько будешь?
– За пятьдесят.
– Почему ты считаешь, что это стоит пятьдесят долларов?
– Догадываюсь, что не меньше.
Я достал еще пятьдесят долларов и вручил ей. Она спрятала их в лифчик.
– Ладно, парень. Мне только надо переодеться, чтобы идти к такому шикарному заведению, как ты считаешь?
– Да, пожалуй.
– У меня есть подходящий костюм. – Она открыла узкую дверцу крошечного шкафа, достала темно-синий костюм и бросила его на кушетку. Трейлер был так мал, что она чуть не задела меня, стаскивая свои красные штаны. Застегнув юбку, она деловито расправила морщинки. – А я точно не нарвусь на полицейских?
– Точно не нарвешься.
Она заправила в юбку свою белую сатиновую блузку и надела пиджак. Поправив волосы, она вопросительно обернулась ко мне. – Годится?
– Прекрасно.
Я вместе с ней вышел из трейлера в темноту.
– Откуда ты придешь, Бобби?
– Вон оттуда. Придется объехать площадку и железнодорожные пути.
– Я тебя жду.
Я смотрел ей вслед. Она исчезла в тени деревьев, потом появилась снова, освещенная огнями карусели, торопливо удаляясь от меня в своем темно-синем костюме. Я засек время. Пять минут идти до “Сайдвиллера”, той минуты – получить машину и еще пять минут ехать назад. Если все пройдет гладко, – всего – не больше пятнадцати минут.
Я приоткрыл дверь трейлера и выключил оранжевый свет. Опершись на него спиной, я встал и закурил. Шум и музыка с карнавальной площадки были здесь едва слышны. На чистом небе ярко горели звезды. В соседнем трейлере базарными голосами ругались две женщины: “Ты говорила, что сделала это”. – “Ничего я такого не говорила. Тебе померещилось”. – “Врешь, я прекрасно слышала, как ты сказала”. – “Заткнись сейчас же”. – “И не подумаю. Я слышала своими ушами, как ты сказала это Питу”. – “Ничего я Питу не говорила...”
Когда прошло десять минут, я выбросил окурок и отошел от трейлера в тень ржавого грузовика.
И тут на железнодорожном переезде показался свет от фар автомобиля. Он ехал прямо на меня. Я узнал свою машину, но отошел еще глубже в тень. Мне хотелось убедиться, что сзади нет другого автомобиля. Машина остановилась примерно в сорока шагах от меня, возле трейлера. Оставив зажженными фары и не выключив мотора, Бобби вылезла из машины. Я уже было пошел к ней, но остановился как вкопанный.
– Говорю вам, он должен был ждать меня здесь, – услышал я ее голос.
– Шшшшш!
Я осторожно попятился в надежде незаметно проскользнуть между трейлером и грузовиком, но, споткнувшись о трос, с грохотом упал на лист ржавого железа. Я тут же вскочил на ноги, но было уже поздно. Прямо за моей спиной послышался приближающийся топот бегущих ног. Я попытался бежать, но кто-то набросился на меня сзади, и мы вместе рухнули в заросли зловонной крапивы. Пытаясь освободиться, я резко ткнул его локтем в живот, но тут же получил сильнейший удар по голове. В глазах мелькнула ослепительная вспышка, но сознания я не потерял. Сначала меня куда-то поволокли за ноги, потом крепко связали руки за спиной и заставили идти.
Пришел в себя я уже возле своей машины. Она стояла, ярко освещенная светом Фар, отражающимся от алюминиевой стенки трейлера. Я услышал голос Бобби:
– Чего это вы с ним делаете? У нас такого уговора не было, что вы его...
Неясная тень метнулась к ней, и я услышал глухой звук удара по лицу, потом увидел, как она бросилась бежать к своему трейлеру и упала. Пытаясь отползти в сторону, она завыла как беспомощное животное. Я дернулся было к ней, но они держали меня мертвой хваткой. После первого удара я едва устоял на ногах.
– Поверните его чуть-чуть. Вот так. Отлично. Левая сторона моей головы хрустнула, огни перед глазами взорвались и погасли, и я погрузился в беспросветный мрак.
Глава 14
Я проснулся среди ночи от страшной головной боли. По знакомым полоскам света на потолке я понял, что нахожусь в своей спальне. Лоррейн, видно, уже встала и пошла в ванную, оставив дверь открытой. Ну, вчера была и вечеринка! Вот уж повеселились на славу!
Самое лучшее сейчас – повернуться на бок и постараться опять заснуть. Но повернуться мне не удалось. Я страшно удивился и проснулся окончательно. Пытаясь выяснить причину, я обнаружил, что лежу на кровати полностью одетый, а руки и ноги привязаны к четырем углам кровати.
А, все ясно. Значит, вечеринка была у нас дома, я ушел к себе и отрубился, а какой-то шутник привязал меня к кровати.
– Лоррейн, – позвал я, и не получив никакого ответа, крикнул громче: – Лоррейн!
Ответа не было. Непонятно даже, дома ли она. Может, они решили продолжить вечеринку в другом месте, и она уехала вместе с ними. Может, это была именно ее идея связать меня, чтобы самой получить полную свободу действий. Вот дура!
Надо постараться заснуть.
Я попытался, но у меня ничего не вышло. Спать в такой позе оказалось крайне неудобно. Снизу послышался какой-то шум. На первом этаже кто-то был.
– Эй, – заорал я. – Эй, кто-нибудь!
На лестнице послышались торопливые шаги. Поднималось явно несколько человек. Кто-то вошел в комнату и начал шарить рукой по стене в поисках выключателя. Зажегся яркий свет. Я зажмурился и, глуповато улыбаясь, сказал:
– Какой-то болван с большим чувством юмора здорово меня привязал. Будьте добры, отвяжите меня.
Вокруг моей кровати стояли трое мужчин. Ни одного из них я не знал. Здоровый, краснорожий блондин – это, наверное, один из новых приятелей Лоррейн. Двое других были не в ее вкусе. Невысокие, смуглые и жилистые, к тому же безвкусно одетые. Никто из них не улыбнулся.
– Да развяжите же меня, черт бы вас взял. Где Лоррейн?
Белобрысый стоял в ногах кровати и пристально смотрел на меня. Шея у него была забинтована.
– Ты поступил очень остроумно, Джеймисон, послав за машиной ту маленькую шлюшку. Но за лишние тридцать долларов она очень даже охотно согласилась нам помочь.
Я тупо уставился на него.
– Не понимаю, о чем это вы. Кто вы такие? Где моя жена?
– Браво! Здорово сыграно, – усмехнулся блондин. – Мы пришли за деньгами. Где они?
Теперь я все понял. Это ограбление. Это ж надо иметь такую наглость, чтобы прийти в дом и связать хозяина. Боже мой, что же они сделали с Лоррейн?
– Послушайте, – сказал я как можно спокойнее. – Мы не держим деньги дома. Разве что совсем немного. Берите все, что найдете, и уходите.
Двое чернявых заговорили друг с другом на непонятном мне языке. Один из них достал из кармана самую толстую пачку сотенных, какую мне доводилось в жизни видеть, и ткнул ею мне в лицо.
– Это мы уже нашли у тебя, Джеймисон. Но это действительно немного. Где остальное?
– Какое остальное? Вы не могли найти в моем доме столько денег.
Все трое некоторое время молча разглядывали меня, потом отошли от кровати и стали тихо совещаться. Я беспокоился о Лоррейн. Если они пришли в ее отсутствие, она может в любую минуту сюда войти, ни о чем не подозревая. Она не поймет, как вести себя в подобной ситуации. Лучше поскорее отдать им все, что они хотят.
Эти трое, по-видимому, приняли решение. Взяв из ванной синюю губку, они задернули шторы, белобрысый бугай оттянул мне нижнюю челюсть, открывая рот, и запихнул туда губку. Потом прижали ее одним из моих галстуков, связав концы за головой, чтобы я не смог ее выплюнуть. Сняв с моей правой ноги ботинок и носок, они крепко привязали щиколотку к кровати. Один из черных открыл перочинный нож, сел на кровать спиной ко мне и стал резать мою ступню.
Пока я не почувствовал боль, я все еще думал, что это какая-то затянувшаяся изощренная шутка, что это кто-нибудь из друзей нанял этих идиотов, чтобы напугать меня до полусмерти. Но как только началась боль, я понял, что это далеко не шутка и не розыгрыш. Я не мог вырваться и попытался локализовать боль в ноге, но она поднималась все выше и выше, охватив меня всего. Не осталось ничего, кроме страшной боли. я ревел сквозь кляп, дергался и кричал, глаза вылезали из орбит. Но он не прекращал пытку. В ушах нарастал дикий звон. Потолок кружился перед моими глазами, и я погрузился в темноту.
Очнулся я с мокрым от слез лицом. Они переглянулись, и он снова принялся за работу, склонившись над моей обнаженной ногой. Двое других смотрели в сторону. Я пытался разорвать веревки, пока не затрещали плечевые суставы и не онемели руки. Я беззвучно кричал, пока не провалился в небытие.
Когда я снова пришел в себя, во рту уже не было губки, нога горела, словно ее жгли на раскаленных углях, но эту боль уже можно было терпеть.
– Так где же остальные деньги? – услышал я голос белобрысого. Я задыхался, словно пробежал длинную дистанцию.
– Я не знаю, о чем вы говорите. Это... это какая-то ошибка. Забирайте все, что хотите. Только... только не мучайте меня больше.
– Нет, мы будем тебя пытать, снова и снова, – сказал он. – Мы никуда не спешим. Будем пытать до тех пор, пока не получим деньги.
Тут один из чернявых, но не тот, который меня пытал, подошел поближе и сказал:
– Постойте-ка минутку. – Он включил ночник на моей тумбочке, повернул мое лицо поближе к свету и заглянул мне в глаза. – Какое сегодня число, Джеймисон? – Он говорил с акцентом.
– Дайте подумать. Апрель. Какое-то апреля. Забыл.
– Что ты делал вчера?
– Вчера? Наверное, работал. – Я изо всех сил пытался вспомнит! вчерашний день, но безуспешно.
– Когда ты последний раз видел Винсента Бискэя?
– Винса? Боже мой, давно, тринадцать лет назад... Хотя...
– Хотя что?
– Мне вдруг показалось... Какое-то странное чувство... что я недавно с ним встречался. Просто на секунду показалось... У него было на пальце кольцо с рубином. Но это, конечно, чушь.
– Ты уверен? – насмешливо спросил белобрысый.
– У тебя, друг мой, слишком тяжелая рука, – обратился к нему тот, который задавал только что вопросы. – Я не думаю, что наш приятель может так гениально симулировать. У него все симптомы травматической амнезии, провал памяти. Ты отшиб ему мозги. Вряд ли он смог бы молчать при такой боли.
Белобрысый верзила встревожился.
– И что это значит?
– Это значит, что память к нему будет возвращаться либо постепенно, помаленьку, либо однажды он вспомнит все сразу. Может, через десять минут, может, через десять дней, а может, через десять недель. До этих пор мы ничего не сможем сделать. Пытать его бесполезно.
– Какая память? – спросил я.
Латиноамериканец бесстрастно посмотрел на меня, перевел взгляд на часы и сказал:
– Сейчас три часа утра, суббота, четырнадцатое июня. Я тупо уставился на него.
– Вы с ума сошли?
– Я говорю тебе правду. Тебе предстоит многое вспомнить. Начни с Бискэя. Попытайся вспомнить про Бискэя. Потом – про деньги. Очень большие деньги.
Самое лучшее сейчас – повернуться на бок и постараться опять заснуть. Но повернуться мне не удалось. Я страшно удивился и проснулся окончательно. Пытаясь выяснить причину, я обнаружил, что лежу на кровати полностью одетый, а руки и ноги привязаны к четырем углам кровати.
А, все ясно. Значит, вечеринка была у нас дома, я ушел к себе и отрубился, а какой-то шутник привязал меня к кровати.
– Лоррейн, – позвал я, и не получив никакого ответа, крикнул громче: – Лоррейн!
Ответа не было. Непонятно даже, дома ли она. Может, они решили продолжить вечеринку в другом месте, и она уехала вместе с ними. Может, это была именно ее идея связать меня, чтобы самой получить полную свободу действий. Вот дура!
Надо постараться заснуть.
Я попытался, но у меня ничего не вышло. Спать в такой позе оказалось крайне неудобно. Снизу послышался какой-то шум. На первом этаже кто-то был.
– Эй, – заорал я. – Эй, кто-нибудь!
На лестнице послышались торопливые шаги. Поднималось явно несколько человек. Кто-то вошел в комнату и начал шарить рукой по стене в поисках выключателя. Зажегся яркий свет. Я зажмурился и, глуповато улыбаясь, сказал:
– Какой-то болван с большим чувством юмора здорово меня привязал. Будьте добры, отвяжите меня.
Вокруг моей кровати стояли трое мужчин. Ни одного из них я не знал. Здоровый, краснорожий блондин – это, наверное, один из новых приятелей Лоррейн. Двое других были не в ее вкусе. Невысокие, смуглые и жилистые, к тому же безвкусно одетые. Никто из них не улыбнулся.
– Да развяжите же меня, черт бы вас взял. Где Лоррейн?
Белобрысый стоял в ногах кровати и пристально смотрел на меня. Шея у него была забинтована.
– Ты поступил очень остроумно, Джеймисон, послав за машиной ту маленькую шлюшку. Но за лишние тридцать долларов она очень даже охотно согласилась нам помочь.
Я тупо уставился на него.
– Не понимаю, о чем это вы. Кто вы такие? Где моя жена?
– Браво! Здорово сыграно, – усмехнулся блондин. – Мы пришли за деньгами. Где они?
Теперь я все понял. Это ограбление. Это ж надо иметь такую наглость, чтобы прийти в дом и связать хозяина. Боже мой, что же они сделали с Лоррейн?
– Послушайте, – сказал я как можно спокойнее. – Мы не держим деньги дома. Разве что совсем немного. Берите все, что найдете, и уходите.
Двое чернявых заговорили друг с другом на непонятном мне языке. Один из них достал из кармана самую толстую пачку сотенных, какую мне доводилось в жизни видеть, и ткнул ею мне в лицо.
– Это мы уже нашли у тебя, Джеймисон. Но это действительно немного. Где остальное?
– Какое остальное? Вы не могли найти в моем доме столько денег.
Все трое некоторое время молча разглядывали меня, потом отошли от кровати и стали тихо совещаться. Я беспокоился о Лоррейн. Если они пришли в ее отсутствие, она может в любую минуту сюда войти, ни о чем не подозревая. Она не поймет, как вести себя в подобной ситуации. Лучше поскорее отдать им все, что они хотят.
Эти трое, по-видимому, приняли решение. Взяв из ванной синюю губку, они задернули шторы, белобрысый бугай оттянул мне нижнюю челюсть, открывая рот, и запихнул туда губку. Потом прижали ее одним из моих галстуков, связав концы за головой, чтобы я не смог ее выплюнуть. Сняв с моей правой ноги ботинок и носок, они крепко привязали щиколотку к кровати. Один из черных открыл перочинный нож, сел на кровать спиной ко мне и стал резать мою ступню.
Пока я не почувствовал боль, я все еще думал, что это какая-то затянувшаяся изощренная шутка, что это кто-нибудь из друзей нанял этих идиотов, чтобы напугать меня до полусмерти. Но как только началась боль, я понял, что это далеко не шутка и не розыгрыш. Я не мог вырваться и попытался локализовать боль в ноге, но она поднималась все выше и выше, охватив меня всего. Не осталось ничего, кроме страшной боли. я ревел сквозь кляп, дергался и кричал, глаза вылезали из орбит. Но он не прекращал пытку. В ушах нарастал дикий звон. Потолок кружился перед моими глазами, и я погрузился в темноту.
Очнулся я с мокрым от слез лицом. Они переглянулись, и он снова принялся за работу, склонившись над моей обнаженной ногой. Двое других смотрели в сторону. Я пытался разорвать веревки, пока не затрещали плечевые суставы и не онемели руки. Я беззвучно кричал, пока не провалился в небытие.
Когда я снова пришел в себя, во рту уже не было губки, нога горела, словно ее жгли на раскаленных углях, но эту боль уже можно было терпеть.
– Так где же остальные деньги? – услышал я голос белобрысого. Я задыхался, словно пробежал длинную дистанцию.
– Я не знаю, о чем вы говорите. Это... это какая-то ошибка. Забирайте все, что хотите. Только... только не мучайте меня больше.
– Нет, мы будем тебя пытать, снова и снова, – сказал он. – Мы никуда не спешим. Будем пытать до тех пор, пока не получим деньги.
Тут один из чернявых, но не тот, который меня пытал, подошел поближе и сказал:
– Постойте-ка минутку. – Он включил ночник на моей тумбочке, повернул мое лицо поближе к свету и заглянул мне в глаза. – Какое сегодня число, Джеймисон? – Он говорил с акцентом.
– Дайте подумать. Апрель. Какое-то апреля. Забыл.
– Что ты делал вчера?
– Вчера? Наверное, работал. – Я изо всех сил пытался вспомнит! вчерашний день, но безуспешно.
– Когда ты последний раз видел Винсента Бискэя?
– Винса? Боже мой, давно, тринадцать лет назад... Хотя...
– Хотя что?
– Мне вдруг показалось... Какое-то странное чувство... что я недавно с ним встречался. Просто на секунду показалось... У него было на пальце кольцо с рубином. Но это, конечно, чушь.
– Ты уверен? – насмешливо спросил белобрысый.
– У тебя, друг мой, слишком тяжелая рука, – обратился к нему тот, который задавал только что вопросы. – Я не думаю, что наш приятель может так гениально симулировать. У него все симптомы травматической амнезии, провал памяти. Ты отшиб ему мозги. Вряд ли он смог бы молчать при такой боли.
Белобрысый верзила встревожился.
– И что это значит?
– Это значит, что память к нему будет возвращаться либо постепенно, помаленьку, либо однажды он вспомнит все сразу. Может, через десять минут, может, через десять дней, а может, через десять недель. До этих пор мы ничего не сможем сделать. Пытать его бесполезно.
– Какая память? – спросил я.
Латиноамериканец бесстрастно посмотрел на меня, перевел взгляд на часы и сказал:
– Сейчас три часа утра, суббота, четырнадцатое июня. Я тупо уставился на него.
– Вы с ума сошли?
– Я говорю тебе правду. Тебе предстоит многое вспомнить. Начни с Бискэя. Попытайся вспомнить про Бискэя. Потом – про деньги. Очень большие деньги.