Глава 12

   Флетч включил вентилятор под потолком телефонной будки, чтобы заглушить шум транспорта.
   — Миссис Стэнвик, пожалуйста.
   — К сожалению, миссис Стэнвик нет. Что-нибудь ей передать?
   — Мы звоним из «Рэкетс-клаба». Вы не знаете, где может быть миссис Стэнвик?
   — Но она должна быть там, сэр, то есть в клубе. Она играет сегодня утром и останется на ленч. Думаю, она хочет встретиться с отцом.
   — Она и сейчас в клубе?
   — Да, сэр. Она предполагала провести там весь день.
   — Мы поищем ее. Извините за беспокойство.
   Как обычно, в субботнее утро дорога вдоль побережья была забита машинами. Флетч зашел в универмаг и купил новую тенниску, пару белых носков и теннисные шорты.
   — Вы — Джоан Стэнвик, не так ли?
   Она сидела за столиком для двоих, глядя на теннисные корты. Перед ней стоял полупустой бокал мартини со льдом.
   — Да, а что?
   — Я не видел вас с самой свадьбы.
   — Вы друг Алана?
   — Мы вместе служили в авиации, — ответил Флетч. — В Сан-Антонио. Мы с Аланом не встречались уже много лет.
   — И тем не менее вы меня узнали.
   — Разве вас можно забыть? Вы не возражаете, если я сяду?
   — К сожалению, у меня не такая хорошая память, как хотелось бы, — улыбнулась Джоан. — Я не могу вспомнить, как вас зовут.
   — Не только вы, — ответил Флетч. — У меня самая незапоминающаяся фамилия на свете. Атреламенски. Джон Атреламенски.
   — Джон мне вполне по силам.
   На столе лежал фотоаппарат «Поляроид».
   — Вы живете в этом округе, Джон?
   — Нет. В Батте, Монтана. Я здесь по делам. Улетаю сегодня днем.
   — И какие же у вас дела?
   — Мебель. Мы обставляем гостиницы.
   — Понятно. Жаль, что вы не застали Алана. Он на авиационном конгрессе в Айдахо.
   — Алан все еще летает?
   — Постоянно.
   — В отличие от остальных он всегда любил летать. Я никогда не забуду, как он спикировал на жилой дом в Сан-Антонио, выполняя тренировочный полет.
   — Спикировал на жилой дом?
   — Он никогда не говорил вам об этом? От ударной волны вылетели стекла. Вмешалась полиция. Командование сурово наказало его.
   — Мужья рассказывают далеко не все.
   — Думаю, он стеснялся этой истории.
   — Как приятно встретиться со старым другом Алана. То есть встретиться вновь. Расскажите мне что-нибудь еще.
   — Другие проступки мне неизвестны. Мы были не очень близки. Я случайно столкнулся с Аланом, приехав в ваш город неделю назад, и он пригласил меня на свадьбу.
   — Но вы моложе моего мужа.
   — Ненамного. Мне тридцать.
   — Я бы дала вам гораздо меньше.
   — Торговля мебелью полезна для здоровья.
   — Алан будет сожалеть о том, что разминулся с вами.
   — Я в этом не уверен.
   — О!
   — Мы слегка поцапались на вашей свадьбе.
   — Почему?
   — Я нелестно отозвался о большом бизнесе, а Алану это не понравилось.
   — Как вы могли? — В ее глазах заиграли веселые искорки.
   — Тогда я был моложе и не получал зарплату в большой корпорации.
   — Наверное, вы что-то сказали о женитьбе на дочери босса.
   — Нет. А это так?
   — Он женился на дочери босса, то есть не мне. Это у него больное место. Возможно, поэтому он так и рассердился.
   — Я этого не знал. Полагаю, тогда я дал маху.
   — Ерунда. Бедняга Алан отдает все свободное время, доказывая,, что он женился на мне ради меня, а не папочкиной компании.
   — Он работает у вашего отца?
   — Сейчас я даже не знаю, кто у кого работает. Алан ведет дела. Отец организует теннисные турниры. Откровенно говоря, отец делает то, что говорит ему Алан.
   — Алан всегда казался мне деловым человеком.
   — Особенно теперь.
   — А где он работает?
   — «Коллинз Авиейшин».
   — Никогда не слышал об этой фирме. Извините.
   — Вы и не могли о ней слышать, если далеки от авиации. «Коллинз Авиэйшн» производит различные узлы, из которых другие корпорации собирают самолеты.
   — Не какая-нибудь химчистка?
   — Отнюдь.
   — Видите, как я плохо разбираюсь в бизнесе. Я даже не слежу за курсом акций на бирже.
   — Aкции «Коллинз Авиэйшн» практически не продаются. Они принадлежат нам.
   — Все акции?
   — Нам и нескольким друзьям семьи. Семейному врачу, однокурснику отца в Гарварде, с каторым он жил в одной комнате студенческого общежития… таким вот людям. Все богаты, как крезы.
   — Как мило.
   — Действительно не плохо, когда все твои знакомые богаты. Никогда не возникает спора, кому платить за выпивку.
   — Заказать вам еще коктейль?
   — Почему бы и нет?
   Флетч кликнул официанта:
   — Мартини со льдом, пожалуйста, и апельсиновый сок с водкой.
   — Сию минуту, миссис Стэнвик, — ответил официант.
   — «Рэкетс-клаб» — любимое детище отца. Он разве что не строил клуб своими руками. Если хотите знать, «Рэкетс-клаб» — основной держатель акций «Коллинз Авиэйшн». Даже стул, на котором вы сидите, разрабатывался, возможно, для зала ожидания аэропорта в Олбани. В Олбани есть аэропорт?
   — Олбани, штат Нью-Йорк?
   — Кого это волнует?
   — Логично. Кого волнует Олбани в штате Нбю-Йорк?
   — Разве что тех, кто там живет.
   — Разве что их. Это точно. Обычно я не пью мартини после игры в теннис.
   — А чем вы обычно занимаетесь после тенниса?
   — Всем понемногу. Алан часто в отъезде. По понедельникам и средам он никогда не приходит домой раньше одиннадцати ночи. Дела, дела, дела. А вот и наши коктейли.
   — Ваш бокал миссис Стэнвик. — поклонился официант.
   — За дела! — подняла тост Джоан.
   — По понедельникам и средам он не приходит домой раньше одиннадцати? — повторил Флетч.
   — Бывает,, что и позже. По четвергам заседания правления клуба. Это даже удобно, четверг — выходной день у слуг. Мы с Джулией ужинаем в клубе. Джулия — моя дочь. Вы ее еще не видели. Чем занимается Алан по четвергам, я не знаю. А вот вторники мы проводим вместе. Он очень внимателен ко мне по вторникам.
   — Помнится, Алана ранило в Азии.
   — Да, у него шрам на животе и «Пурпурное сердце».
   — Сейчас с ним все впорядке?
   — Конечно. Он вполном здравии.
   — Неужели?
   — А что вас удивляет?
   — Он всегда боялся заболеть раком и называл сигареты раковыми палочками.
   — Что-то я этого не заметила.
   — У него не было рака?
   — О господи. Даже не упоминайте этого слова.
   — Потрясающе.
   — Что именно?
   — То, что он не болел раком.
   — Он не так много курит. Да и вы, Джон, как вас там, по-моему, не можете пожаловаться на здоровье.
   — Я не был в Азии.
   — Вы, похоже, в отличной физической форме.
   — Оверфлайт.
   — Что?
   — Оверфлайт. Я пытаюсь вспомнить фамилию шафера Алана. Овер…
   — Эберхарт. Берт Эберхарт.
   — Точно. Мне он показался отличным парнем. Он все еще здесь?
   — Ну и память у вас. Он все еще здесь. Толстый и лысеющий. Живет на побережье. Виззард-роуд. Женат на какой-то выскочке. Трое отвратительных детей. У него страховая компания.
   — Страховая компания?
   — Да. Сам Алан, «Коллинз Авиэйшн» и даже этот клуб застрахованы у него. Благодаря Алану он хорошо обеспечен. Они дружат еще с Колгейта.
   — Учитывая полеты Алана, он наверняка дерет здоровенные взносы.
   — Это такая глупость. Мой отец хотел, чтобы через ежемесячные взносы, которые приходится выплачивать Алану, тот осознал, как дорога его жизнь. Он пытался заставить Алана отказаться от полетов после рождения дочери. Ничего не вышло. Алан платит страховку и не упускает ни единой возможности подняться в небо.
   — Взносы платит Алан? Не компания?
   — В нашей семье слово «компания» означает «мой отец». Алан обязан страховаться, но за страховку должен платить сам. Так решил отец. Жаль, правда, что его усилия ни к чему не привели.
   — Из того, что вы рассказали, я понял, что Алану просто необходима разрядка.
   — Для этого есть клуб.
   — Я думаю, летая, он снимает нервное напряжение, — заметил Флетч.
   — А других доводит до инфаркта. Я не хочу даже думать, на чем он летает в этот уик-энд. Для развлечения, как вы говорите. Во всяком случае, на самолеты это не похоже. Скорее, это какие-то варварские орудия, которыми перебрасываются дикари. Ужасно.
   — Должно быть, вам с ним нелегко.
   — Хоть бы он перестал летать.
   — Меня давно занимал один вопрос.
   — Отец опаздывает на ленч.
   — Он должен прийти?
   — Двадать минут назад.
   — Пожалуй, мне пора.
   — Нет. Нет. Ему будет приятно познакомиться с вами. Друг Алана и все такое. Так что вас занимало?
   — Почему на свадьбе не было родителей Алана?
   — Родителей Алана?
   — Да.
   — Они ему совсем чужие. Он никогда не видится с ним.
   — Никогда не видится?
   — Вас это удивляет?
   — Да, конечно. Мне казалось, что они были очень близки.
   — Нет. Он их ненавидит. Так было всегда. Я с ними ни разу не встречалась.
   — Неужели это правда?
   — Вы перепутали Алана с кем-то еще.
   — Я — то был уверен, что Алан регулярно навещает родителей. По меньшей мере раз в полтора-два месяца.
   — Только не Алан. Родители всегда дваили на него. Я думаю переломом стал турнир «Золотые перчатки».
   — «Золотые перчатки»? Я помню, Алан занимался боксом.
   — Занимался, потому что отец заставлял его. Каждый день после уроков он шел в подвал и тренировался до ужина. Ему пришлось участвовать в первенстве штата. Он возненавидел бокс. И отказался ехать на национальный чемпионат. С тех пор он и его отец не разговаривают.
   — Я, должно быть все перепутал.
   — Должно быть. Он всегда говорил, что его мать — неврастеничка. Почти не встает с постели.
   — И вас не интересовали родители Алана? Вы не хотели с ними встретиться?
   — Нет, если Алан говорит правду. А в этом-то я уверена. Поверьте мне, дорогой, у окружающих меня людей достаточно трудные характеры, так что мне не хочется обременять себя и родственников мужа.
   — Понимаю.
   При появлении интересного, представительного мужчины лет пятидесяти с небольшим, одетого в легкие белые брюки и синий блейзер, павильон оживился. Ему махали руками. Мужчины, сидевшие за ближайшими к дбери столиками, вставали. Женщины лучезарно улыбались. Старший официант, радостно кивая, затрусил навстречу.
   — Это мой отец. — прокомментировала Джоан.
   — Да, — кивнул Флетч. — Я его узнал.
   — Не огорчайтесь, если он не вспомнит вас.
   — Почему он должен меня помнить?
   — Потому что ты красавец. Я вся горю. Тебе действительно нужно уезжать сегодня?
   — Я должен вернуться вечером.
   — Но завтра воскресенье.
   — Послушайте, у вас с Аланом должно быть какое-нибудь местечко, куда вы можете поехать и остаться вдвоем. Только вы и больше никого.
   — Ранчо.
   — Что?
   — Алан покупает ранчо. В Неваде. Для нас.
   — Отлично.
   — Что тут отличного? Это ужасно. Кому нужно ранчо в Неваде?
   — Таких немало.
   — Ребенком я провела лето на ранчо. Жара, пыль, грязь. Скука. Невероятная скука. Все мужчины словно сухие крендельки, посыпанные солью. А как они говорят! Каждое слово тянется, как резинка, а конец предложения ясен уже с самого начала. Речь заходит только о четвероногих. Нет, любоваться коровами — это не для меня.
   — Тогда зачем вам ранчо?
   — Алан хочет его купить. Я там еще не была. Алан настаивает, чтобы мы полетели туда на следующий уик-энд.
   — На следующий уик-энд?
   — Можешь представить, с каким ужасом я жду этого дня.
   — Но там вам удастся побыть вдвоем.
   — Черта с два. За домом есть взлетная полоса. Это мне уже известно. Так что Алан вновь будет улетать по важным делам, а мне придется глядеть на коров в обществе просоленных сухарей в джинсах.
   — Так откажитесь. Отговорите Алана от покупки.
   — Через неделю он должен внести задаток. Наличными.
   — Наличными?
   — Да. Разве не безумие? Наличные. Он сказал, что люди там признают только те деньги, за которые могут подержаться руками. Если он привезет наличные в бумажном пакете или чемодане и вывалит их на стол, то сможет выгадать какието проценты.
   — Они не могут быть такими дикарями.
   — Это же Невада, дорогой. Откуда нам знать, что может понравиться сухарю в джинсах, думающему лишь о коровах. О, папа!
   Флетч встал.
   — Это старый друг Алана. Они вместе служили в авиации. Джон…
   — Яменералески, — подолжил Флетч, пожимая руку отцу Джоан.
   — Рад познакомиться с вами, мистер Яменералески, — улыбнулся Джон Коллинз. — Оставайтесь с нами на ленч.

Глава 13

   Флетч принес стул от соседнего столика и сел. Джон Коллинз устроился напротив дочери. В час дня на кортах, залитых солнцем, не было не души. Игроки перекочевали в павильон.
   Джоан убрала фотоаппарат.
   — Джон торгует мебелью, папа. Он из Гренд Рейпидс, штат Мичиган.
   — Из Батта, Монтана, — поправил ее Флетч.
   — О?
   Флетч выбрал верный путь. Мало того, что никто не мог запомнить его фамилию, ни отца, ни дочь не интересовали ни торговля мебели, ни городок Батт в штате Монтана. Он мог не сомневаться, что к завтрашнему дню о его существовании забудут раз и навсегда.
   — Мартини перед ленчем? — укоризненно спросил Джон Коллинз.
   — Я собиралась поспать днем. — ответила Джоан, глядя на Флетча.
   — Хорошо, что хоть Джон пьет апельсиновый сок.
   — Он с водкой.
   — А-а. Понятно. От большого количества этой смеси утром болит голова. — Джон Коллинз широко улыбнулся. — Вы играете в теннис, Джон?
   — Очень плохо, сэр. Теннис — прекрасная игра, но у меня так мало свободного времени.
   — Вы должны находить время, чтобы наслаждаться жизнью и заботиться о своем здоровье. Это лучший способ успеть все сделать.
   — Да, сэр.
   — Разумеется, при этом неплохо иметь весьма способного зятя, который продолжает твое дело. Иногда у меня возникает чувство вины из-за того, что я играю, а Алан работает. Откуда вы знаете Алана?
   — Mы вместе служили в авиации. В Техасе.
   — Джон сказал, что Алан однажды спикировал на дом. В Сан-Антонио. Он говорил тебе об этом, папа?
   — Естественно, нет.
   — Мы тогда были лейтенантами, — ввернул Флетч. — Его сурово наказали. Полагаю, мне следовало умолчать об этом.
   — Наоборот, — возразил Джон Коллинз. — Нам давно пора узнать о проступках Алана. Теперь мы прижмем его к стенке. Может, он еще что-нибудь натворил?
   — Нет, сэр.
   — На этот уик-энд он отправился в Айдахо, испытывает чей-то экспериментальный самолет. Вы все еще летаете?
   — Только с билетом в кармане.
   — Молодец. Как я хочу, чтобы Алан прекратил эти полеты. Он играет слишком важную роль в жизни многих людей, чтобы идти на такой риск. Вы были с ним за океаном?
   — Нет. Меня послали на Алеутские острова.
   — О!
   Флетч улыбнулся. Плевать они хотели и на Алеуты.
   Без всякого заказа Джону Коллинзу принесли сэндвич с запеченным сыром и бутылку эля.
   — Что вы будете есть? — спросил он.
   — Сэндвич с цыпленком, — ответила Джоан, — под майонезом.
   — А мне с сыром, — добавил Флетч. — И бутылку пива.
   — Вы приняли правильное решение, порвав с авиацией, — заметил Джон Коллинз.
   Флетч рассмеялся.
   — Мне нравится продавать мебель.
   — Дело в том, что Алану необходима молодежь, — продолжил старший Коллинз. — Друзья. Люди, на которых он мог бы положиться. А его окружают одни старики, начинавшие работать еще со мной. Я все время твержу ему, что пора отправить их не пенсию, но он слишком порядочен. Лучше, говорит их брюзжание, чем новички, которые придутся не ко двору.
   — Папа, он ничего такого не говорил.
   — Ну, сказал бы, будь у него чувство юмора.
   — У него великолепное чувство юмора. — Джоан бросилась защищать мужа.
   — Он хоть раз рассмешил тебя? — настаивал на своем Джоан Коллинз. — Когда это было?
   — Ну, на днях он говорил с Джулией. Не помню о чем. Кажется, насчет того, что пора спать.
   — Шутник, — вздохнул Коллинз. — Мой зять — шутник. Когда вы служили в Техасе, у него было чувство юмора?
   — Алан оставался серьезным при любых обстоятельствах, — ответил Флетчер.
   — Меня беспокоят люди, лишенные чувства юмора. Тут и до самоубийства не далеко.
   — Если сигареты не покончат с ними раньше.
   — Что? — Джон Коллинз наклонился к Флетчу.
   — Сигареты. Алан всегда боялся заболеть раком.
   — Алан никогда не говорил мне об этом, — возразила Джоан.
   — Должно быть, привык. Или преодолел страх.
   — Все должны бояться рака. У него болел кто-нибудь из родственников? Хотя откуда нам знать? Мы никогда не встречались с его семьей. Надо бы выяснить, живы ли они?
   — Алан не говорит о них, — пояснила Джоан. — Мне кажется, он даже не переписывается с ними.
   — Я его не виню, — продолжил Джон Коллинз. — Только мерзавец может заставлять заниматься сына боксом. Глупейший вид спорта. Алан мог бы стать выдающимся теннисистом, начни он пораньше. А ему пришлось тратить время черт знает на что. Я считаю, что отец, заставляющий заниматься сына боксом, желает его скорейшей смерти.
   — Ты сегодня в блестящей форме, папа. Один афоризм лучше другого.
   — Почему бы и нет? Такая приятная компания. Его отец так и не понял, что Алан очень умен. Просто чудо, что ему не вышибли мозги.
   — Перед твоим приходом, папа, мы говорили о ранчо, которое Алан покупает в Неваде.
   — Идея, в общем, неплохая.
   — Наоборот, отвратительная.
   — Наша семья слишком мало вкладывала в недвижимость. Что у нас есть? Городские дома да то местечко в Аспене. Нам и раньше следовало покупать землю. Но никто не хотел этим заниматься. Я рад, что Алан переступил черту.
   — Меня тошнит от одной мысли о ранчо.
   — Можешь туда не ездить.
   — Судя по словам Алана, этот миллион акров в Неваде станет нашим духовным прибежищем.
   — Тебе, конечно, придется съездить туда разок-другой, пока Алан будет приводить в порядок дела. Вам это пойдет на пользу. И Джулии тоже. Тебе, должно быть, надоело, что твоя мать и я вечно сидим у вас на шее.
   — Мама плохо себя чувствует.
   — Я помню день, когда твоя мать первый раз выпила мартини перед ленчем. Джин способствует депрессии, моя девочка.
   — Мой бог! Можете сидеть на шее. Раньше меня это не тяготило.
   — Джим Свартаут оказался полезным человеком?
   — Кто?
   — Джим Свартаут. Из «Свартаут Невада Риэлти». Крупнейшая фирма в Неваде. Я порекомендовал Алану обратиться к нему, когда тот завел разговор о ранчо. Насколько я понимаю, Алан ведет переговоры именно с ним.
   — О, да. Он нам очень помог. Именно он нашел для Алана это ранчо. Мы собираемся туда на следующий уик-энд. Повезем задаток, наличными.
   — Веселей, старушка. Алан абсолютно прав. — Джон Коллинз допил эль. — А теперь поглядим, сможем ли мы выманить юного Джона на корт.
   — Нет, сэр. Но премного вам благодарен. Видите ли, времени у меня в обрез. Я должен успеть на самолет.
   — О! — В голосе Коллинза слышалось искреннее огорчение. — Очень жаль.
   — У вас изумительный клуб. Со слов Джоан я знаю, как много вы для него делаете.
   — Ну, она могла бы не напоминать об этом. Я действительно уделяю клубу много внимания. Молодежь должна иметь место для развлечений и занятий спортом. Особенно теперь, когда молодые люди не могут появляться на пляже.
   — O?
   — Наркотики. Черт бы их побрал. Везде наркотики. На всем берегу. Сильные наркотики. Героин. Опиум. Не говоря уже о таблетках. В наши дни отправлять подростка на пляж — все равно что послать его в ад.
   — Взрослые продают наркотики детям, — добавила Джоан. — Буквально навязывают их. Вы можете представить что-нибудь более отвратительное? Это же безумие. Заставлять детей принимать наркотики!
   — Я несколько раз говорил с начальником полиции, Каммингсом, — продолжил Джон Коллинз, — настоятельно требую, чтобы он прекратил это безобразие. Я даже предложил заплатить специально нанятым детективам, чтобы они выяснили, откуда на пляже наркотики и кто их туда доставляет. Он говорит мне, что принимает все меры. У него на пляже есть осведомитель, но дело затруднено тем, что люди на берегу приходят и уходят, постоянно меняются, прикрываются вымышленными именамии. И контролировать положение черезвычайно трудно. Не за что зацепиться. Он полагает, что детективы-профессионалы ничем не помогут.
   — Я не знала о твоем предложении, папа. Это ты хорошо придумал.
   — Покончить с наркотиками — насущная необходимость. При таком росте краж, взломов, ограблений нельзя сидеть сложа руки. Так мы докатимся и до убийств. Но больше всего меня волнуют эти молодые люди, обрекающие себя на медленную смерть. Это ужасно. Они не знают ничего другого. Жизнь у них — кромешный ад.
   — Я полностью с вами согласен, сэр, — вставил Флетч.
   — Наш достопочтенный начальник полиции вскорости уходит на покой, а в предпенсионном возрасте люди не отличаются высокой активностью. Поэтому я твержу Алану: гони этих старых развалюх, дай им деньги, и пусть катятся на все четыре стораны. Компании они уже ничего не дают. Вот и Каммингс больше думает о пенсии. Охрана правопорядка его не занимает. Скорее бы уж уходил. Тогда, возможно, нам удастся совладать с этим бедствием.
   — Кто знает, сэр. Может, с ними справятся и без полиции, — заметил Флетч.
   — Хотелось бы верить, — кивнул Джон Коллинз. — Но кто за это возьмется?
   — Да, — улыбнулся Флетч. — У вас великолепный клуб.
   — По крайней мере наркотиков здесь нет. За исключением мартини, что некоторые идиоты заказывают перед ленчем.

Глава 14

   Пользуясь телефонной кредитной карточкой, Флетч провел следующий час в темноте и прохладе игровой комнаты клуба. Никто не играл ни на бильярде, ни в пингпонг, не смотрел телевизор.
   Первым делом он позвонил Марвину Стэнвику в Нонхиген, Пенсильвания.
   — Мистер Стэнвик?
   — Да.
   — Это Сидней Джеймс из «Кэйзуэлл Иншурерс оф Калифорния».
   — Как поживаешь, мой мальчик? Что ты надумал насчет «Бронзовой звезды»?
   — Я еще не решил, сэр.
   — Вряд ли тебе предложат еще одну.
   — Не ожидал, что дадут и эту-то.
   — Я советую тебе плучить ее. Кто знает, что нас ждет впереди. Может, у тебя будет сын, который спросит о ней, или внук.
   — Я в этом не уверен. В наши дни женщины не хотят рожать детей.
   — Тут ты совершенно прав. Сам жду не дождусь, когда же Алан и его жена подарят мне внука или внучку.
   — Что?
   — Мне кажется, им пора, не правда ли? Сколько они женаты? Лет шесть, а то и семь.
   — У них нет детей?
   — Разумеется, нет. Иначе мы побывали бы в Калифорнии, не упустили бы случая повидать ребенка Алана.
   — Понятно.
   — Ну, мистер Джеймс. Полагаю, вы позвонили, чтобы узнать, как наше самочувствие. Миссис Стэнвик и я вполне здоровы. Как раз думаем о ленче.
   — Рад это слышать, сэр.
   — Ты, должно быть, очень честолюбив, раз работаешь по субботам. Мне самому надо возвращаться в магазин после ленча, но я-то думал, что, кроме меня, по субботам все отдыхают. Правда, тебе приходится работать по субботам лишь потому, что в будни ты слишком много времени проводишь на телефоне.
   — Мы стараемся подсчитать, сколько времени проводит в воздухе ваш сын.
   — Слишком много.
   — Вы говорили, что он бывает у вас раз в шесть недель?
   — Примерно так.
   — Он прилетает надолго?
   — На ночь или две.
   — Он останавливается у вас дома?
   — Нет. Он и второй пилот останавливаются в гостинице «Нонхиген Инн». У них там номер. Алан вроде тебя. Если он не будет висеть на телефоне сорок пять минут из каждого часа, то жизнь, по его мнению, замрет на месте. Ему необходим гостиничный коммутатор.
   — Сколько же времени он проводит у вас?
   — Я не очень понимаю, к чему эти вопросы, но человек, награжденный «Бронзовой Звездой», наверное, соображает, что делает. Обычно они приходят на завтрак.
   — Они?
   — Алан и второй пилот. Баки. Который любит пирожки моей жены. Я раньше не представлял, как много пирожков может съесть один человек.
   — Алан прилетает с одним и тем же вторым пилотом?
   — Нет. Пару раз с ним были другие люди, но я не запомнил их фамилии. Обычно это Баки. Бывало, Алан приходил и к ужину, но один. Изредка. Когда он здесь, мы видим его мало, но, должно быть, в родном городе он отдыхает душой.
   — Да, конечно. И как долго это продолжается?
   — Его регулярные визиты? С тех пор, как он стал шишкой в этой авиационной компании. Наверное, ему чаще приходится летать по делам в нашу сторону.
   — Последние шесть-семь лет?
   — Я бы сказал, года четыре. После женитьбы мы почти не видели Алана. Что, впрочем, не удивительно.
   — Почему вы сказали, что он летает слишком много?
   — Полеты опасны, сынок. Особенно на частных самолетах. Что-нибудь может сломаться.
   — Вы хотите сказать, он может разбиться?
   — Он может погибнуть. Самолет — не резиновый мячик, который отскакивает от земли. Он уже побывал в катастрофе. Даже в двух. За океаном.
   — Я знаю. Но вы же не возражали против его занятий боксом, когда он был подростком?
   — Кто это сказал?
   — Вы были против?
   — Чего мы только не делали, чтобы заставить его прекратить занятия боксом. Каждый день он спускался в подвал и работал с грушей. И так до самого ужина. Одно время он выходил на ринг дважды в неделю. Какая голова это выдержит? Я уже думал, что мозги полезут у него из ушей. Во всяком случае, кровь из носу текла у него каждый раз.
   — Почему вы не запретили ему заниматься боксом?
   — Если у тебя будет сын, ты узнаешь, что в четырнадцать или пятнадцать лет от него не добьешся полного послушания. Чем чаще ты требуешь от него не биться головой об стенку, тем сильнее он будет в нее лупить и никогда не поверит, что мозги пригодятся ему для чего-нибудь еще.