Маккаммон Роберт. Они жаждут

   - А чем тебе этот не по вкусу? - Он качал рукой, и зеленый галстук шевелился, как змея.
   - Ничем... надевай, если хочешь быть похожим на клоуна. Но... он тебе... не идет! - Она втянула носом воздух. - Картошка подгорела! Видишь, что ты наделал!
   Она стремительно повернулась и исчезла на кухне.
   - Твой брат тут не причем! - крикнул он вслед. Он услышал ответ, но не смог разобрать слов, поэтому пожал плечами и вернулся обратно в спальню. Взгляд упал на кресло-качалку возле окна и он некоторое время стоял, глядя на него. Потом подошел к креслу, толстыми пальцами толкнул один из подлокотников. Кресло тихо заскрипело, покачиваясь. "Неужели прошлой ночью мне приснился сон. Мама умерла, похоронена и покоится в мире".
   Он тяжело вздохнул, посмотрел на зеленый галстук, который он продолжал сжимать в руке, и подошел к платяному шкафу.
   Он повесил галстук обратно на вешалку, потом посмотрел на полосатый галстук, который ему подарил брат Джо, адвокат, в день святого Стефания. "Ни за что," - упрямо подумал он. Он нашел другой галстук, который не надевал уже несколько месяцев. Ярко-красный с голубыми горошинами. Он был погребен в самой глубине полки, очевидно, это намеренно сделала Джоанна. Когда-нибудь она исполнит свою угрозу и сожжет их все! Надев галстук и затянув узел, он случайно остановил взгляд на самой верхней полке, где под старыми сплющенными шляпами с жалкими перьями, прикрепленными к лентам тульи, лежала плоская коробка, Энди быстро отвел взгляд в сторону и закрыл дверцу шкафа.
   Джоанна начала расставлять тарелки для завтрака на столе в их маленькой уютной кухне. Стол стоял у окна, выходившего в сад. В кухню вошел Энди, благоухая лосьоном "Виталис" и "Олд Спайс". Джоанна подняла голову, хотела улыбнуться ему, потом увидела галстук, который выбрал на этот день ее муж, и сказала:
   - Садись, ешь. В цирке может выдаться трудный день.
   - Спасибо. О, вид у завтрака потрясающий!
   Он сел за стол и начал есть, проглатывая большие куски сосисок с жаренным картофелем. Джо поставила рядом с ним чашку горячего черного кофе и села напротив мужа.
   - Очень вкусно, - сказал Энди с набитым ртом. - Очень!
   - Не спеши, - предупредила Джо. - Поперхнешься.
   Он кивнул, продолжая жевать.
   - Энди, время от времени тебе необходимо брать выходной в субботу. Ты должен отдохнуть. Все время работать и тратить нервы - это к хорошему не приведет. Почему бы тебе не позвонить и не сказать, что сегодня ты останешься дома? Мы могли бы съездить отдохнуть.
   - Не могу, - сказал он, запивая картошку глотком кофе. - Может, в следующую субботу.
   - На прошлой неделе ты говорил тоже самое.
   - Да? Гм, видишь ли, я думал, но... - Он посмотрел на нее. - Ты ведь понимаешь, почему я должен идти. Вдруг что-то неожиданное выплывет.
   - Они тебе позвонят.
   Ее голубые яркие глаза с тревогой следили за Энди. Ее волновали тени, появившиеся под глазами, новые морщины, зазмеившиеся по его лицу. В последнее время он плохо спал. Неужели и во сне ему не давал покоя ужасный убийца, крадущийся по ночам по улицам города? Она тронула его громадную ладонь, похожую на медвежью лапу.
   - Ну, пожалуйста, - тихо попросила она. - Я приготовила ленч специально для пикника.
   - Меня ждут, - сказал он и ласково похлопал жену по руке. - А в следующую субботу мы устроим прелестный пикник. Договорились?
   - Нет, ни о чем не договорились! Работа загонит тебя до смерти! Ты уходишь рано утром и возвращаешься домой поздно ночью. Ты работаешь все субботы и почти все воскресенья тоже! И долго еще должно продолжаться?
   Он вытер губы салфеткой и ткнул вилкой в горку жаренной картошки.
   - Пока не поймаем, - тихо сказал он.
   - Возможно, это никогда не случится. Возможно, его уже нет в городе или даже в стране. Почему именно ты должен работать, как собака, отвечать на все вопросы и попадать на первую полосу в газетах? Мне не нравится, что говорят о тебе некоторые.
   Он поднял брови:
   - Что они говорят?
   - Ты знаешь. Что вы ничего не делаете, что вы на самом деле и не стараетесь поймать убийцу, и что ты даже не настоящий полицейский.
   - А, это... - Он кивнул и допил кофе до конца.
   - Скажи им всем, пусть идут к черту! - с яростью сказала она. Глаза ее сверкали. - Что они знают о твоей работе, о том, сколько ты отдаешь ей сил! Да тебе медаль нужно дать! Ты пролил кофе на галстук. - Она подалась вперед и обмакнула пятно салфеткой. - Если не будешь расстегивать пиджак, его не заметят.
   - Хорошо, - сказал Палатазин. - Я попытаюсь.
   Он отодвинул в сторону тарелку и положил ладонь на свой заметно выступающий живот.
   - Через пару минут мне нужно выходить. Сегодня в контору к нам должна явиться это девица, Кларк, из "Тэтлера".
   Джо сделала гримасу:
   - Зачем?.. Чтобы написать новый хлам, вместо интервью? Зачем ты с ней вообще разговариваешь?
   - Я делаю свое дело, она делает свое. Иногда ее в самом деле заносит, но в основном она безобидна.
   - Безобидна? Ха! Вот такие россказни, вроде тех, что сочиняет она, как раз и пугают людей. Описывать все, что этот отвратительный г_и_л_и_к_о_с делал с бедными девушками, и со всеми этими подробностями... а потом делать вывод, что у тебя, следовательно, не хватает ума обнаружить и остановить его! Меня от этого тошнит!
   Джо поднялась из-за стола и отнесла тарелку Палатазина в раковину мойки. Все внутри у не тряслось, но она старалась взять себя под контроль, чтобы муж ничего не заметил. Но кровь, кровь венгерской цыганки в сотом поколении, кипела от гнева.
   - Люди сами знают, что эта за газетенка, - сказал Палатазин, лизнув указательный палец и потерев кончиком кофейное пятно. Обнаружив, что это бесполезно, он оставил галстук в покое. - Они в сплетни не верят.
   Джо громко вздохнула, но не повернулась от раковины. Воображение ее рисовало в сознании картину, которая создавалась там вот уже несколько последних недель. Энди, вооруженный пистолетом, идет по темным коридорам неизвестного здания, в одиночку преследуя Таракана. Сзади к нему тянутся жуткие огромные руки, хватают за горло и сжимают, пока глаза едва не выдавливаются из орбит на багрово-пурпурном лице. Она потрясла головой, чтобы избавится от надоедливой мысли. Потом тихо сказала:
   - Боже, смилуйся...
   - Что ты говоришь?
   - Ничего. Просто, начала думать вслух.
   Она снова повернулась к нему и увидела, что лицо не багровое, и глаза не выпучены. Его лицо, в противоположность картине, нарисованной воображением, напоминало собаку с рекламы домашних животных - сплошь челюсти, щеки и печальные глаза под кустистыми серыми бровями, в которых серебрилась седина.
   - Ведь сегодня тебе не предстоит что-то опасное? - спросила она.
   - Конечно, нет.
   "Откуда мне знать?" - подумал он.
   Этот вопрос она задавала каждое утро, и каждое утро он давал примерно такой же ответ. Сколько жен полицейских спрашивало своих мужей то же самое, сколько мужчин отвечало, и сколько из них не дожило до возвращения домой, погибнув от пули грабителя, насильника или просто бездомного наркомана? Больше, чем следовало, в этом Энди был уверен.
   А что ответил на этот вопрос Грин утром шестого июля двенадцать лет назад? Грин был первым напарником Палатазина, и тот ужасный день кончился для него четырьмя выстрелами в лицо. Палатазин видел все это сквозь окно пиццерии, где он покупал ленч. Джордж ждал его в машине. Они выслеживали подозреваемого в грабеже и убийстве одного торговца наркотиками. Много позже, избавившись вместе с рвотой от остатков порохового запаха в горле, Палатазин сообразил, что подозреваемый заметил слежку и запаниковал, сунув свой украденный пистолет сорок пятого калибра прямо в окно машины, где сидел Джордж. Палатазин гнался за ним пять кварталов, и наконец на пожарной лестнице настиг. Движением измазанного пиццей пальца он нажал спуск и продырявил убийце голову.
   В тот вечер мать долго плакала, когда он рассказал ей, как слышал свист пули, миновавшей голову. Она сказала, что пойдет к комиссару и попросит дать Энди безопасную работу. Но этого, конечно, не произошло. На следующий день она уже забыла все, что он ей рассказал, и говорила о том, как красивы должны быть сейчас летние цветы на улицах Будапешта.
   Палатазин смотрел на свою ладонь, которая в тот июльский день двенадцать лет назад сжимала рукоятку пистолета. "Анья," - подумал он. По-венгерски это означало "Мама". "Я видел призрак матери" - он поднял взгляд и посмотрел в глаза Джо.
   - Прошлой ночью мне приснился необычный сон, - сказал он и слегка улыбнулся. - Кажется, я видел маму, сидящую в своем кресле-качалке в спальне. Она мне кажется давно не снилась. Странно, правда?
   - Что случилось? Когда ты ее увидел?
   - Ничего... Она подозвала меня к себе рукой... Или показала на что-то... Я не уверен.
   - Показала? Но на что она могла показывать?
   Он пожал плечами:
   - Кто знает?! Я не умею толковать сны.
   Он поднялся из-за стола и взглянул на часы. Пора было выходить.
   - У меня идея, - сказал он, обнимая рукой жену за талию. - Я сегодня вернусь пораньше и мы пойдем обедать в "Будапешт". Что скажешь?
   - Я бы хотела, чтобы сегодня ты остался дома, вот что я скажу, - она подумала несколько секунд, выпятив нижнюю губу, потом провела ладонью по гриве седеющих волос на голове мужа. - Но "Будапешт" - это очень мило.
   - Отлично. И музыка! Цагнезен! Да?
   Она улыбнулась:
   - Да.
   - Тогда назначаю тебе свидание.
   Он похлопал жену по заду, потом ущипнул. Она насмешливо щелкнула языком и вышла вместе с ним в гостиную, где он достал из платяного шкафа темно синий пиджак и черную шляпу, которая видела лучшие дни. Она подержала пиджак, пока он пристегивал черную кожаную наплечную кобуру, все это время с отвращением поглядывая на "полис спешиал" 38 калибра, который лежал в кобуре. Сунув руки в рукава пиджака, потом увенчав себя шляпой, он приготовился покинуть дом.
   - Удачи, - сказала сказала она на крыльце, и Энди поцеловал жену в щеку.
   - Будь осторожен! - сказала Джоанна ему вслед, когда он уже шел к старому белому "форду-фалькону" у поворота.
   Он поднял в ответ руку и скользнул в машину. В следующее мгновение она уже тарахтела вниз по Ромейн-стрит. Из-за ограды выскочила какая-то дворняга и некоторое время пыталась преследовать машину, пока та не скрылась из виду.
   Джоанна закрыла дверь и заперла ее. "Таракан," - подумала она и почувствовала желание сплюнуть, потому что даже отзвук этого жуткого имени вызывал у нее тошноту. Она вернулась обратно в кухню, намереваясь помыть посуду, вымести и вымыть пол, потом немного прополоть сад. Но она обнаружила, что ее беспокоил не только Таракан, и потребовалось несколько минут, чтобы она поняла, что именно. Сон Энди. Инстинкт цыганки не давал ей успокоиться. Почему Энди опять думал о ней, почему она ему снилась? Конечно, старая женщина под конец совсем сошла с ума, и теперь ей в могиле гораздо лучше, чем в кровати Дома Престарелых "Золотой Сад", где она таяла день за днем. "Я не умею толковать сны, - сказал Энди, - подумала Джоанна. - Мне следует спросить кого-то, кто умеет. Возможно, этот сон предзнаменование будущего".
   Она повернула кран с горячей водой и на некоторое время позабыла о вековой давности искусства толкования снов.
   2
   Черный "шевроле-фургон" Джека Кидда, фотолаборатория на колесах, разрисованная с помощью распылителя фигурами фехтующих на мечах Тарзана и полуобнаженных дам в стиле Франка Фразетти, остановился у ворот Голливудского мемориального кладбища. Ворота были широко открыты, и Джек видел, что в окне сторожа горит свет, хотя было уже почти пол-девятого, и луг перед кладбищем ярко зеленел в лучах утреннего солнца. Джек, повесив на шею "Канон", пару раз нажал на клаксон, но сторож не вышел встречать раннего посетителя. Гейл, сидящая рядом с ним, зевнула и сказала:
   - Никого нет дома. Поехали прямо вперед.
   - Сначала мне нужно поговорить с этим парнем. - Джек снова загудел клаксоном. - Возможно, он спит себе где-нибудь, уютно устроившись, отсыпается от наблюдений за стариной Клифтоном, бродящим по кладбищу, ха-ха! - Он коротко засмеялся, улыбнулся Гейл и открыл дверцу, выйдя на тротуар.
   - Вернусь через минуту, - сказал он и пошел к небольшому домику сторожу из белого бетона с красной черепичной крышей. Сквозь окно, выходящее к воротам кладбища, он сразу окинул одним глазом всю комнатку. На столе, покрытом бумагой, стояла горящая лампа. Стул был слегка отодвинут, словно сидевший за столом человек только что встал. На столе лежал спортивный иллюстрированный журнал, наполовину выпитая чашка с кофе стояла рядом с полной сигаретных окурков пепельницей.
   Джек подергал дверь. Она была не заперта. Он вошел вовнутрь, проверил туалет - там никого не было - потом вернулся обратно к машине.
   - Его там нет, - сказал он, забираясь на сиденье и включая двигатель. - Ну, вот и договорились. Парень знал, что я приеду утром. И как я теперь найду могилу Клифтона?
   - Послушай, ты не мог бы все это поскорей уладить и подбросить меня к Паркер-центр? - Гейл нетерпеливо постучала по стеклу циферблата своих часов.
   - Ладно, но сначала я проеду через кладбище, попробую отыскать этого парня. Это займет всего несколько минут. Три снимка надгробия - это все, что мне нужно.
   Он нажал на педаль и они въехали на территорию кладбища, миновав возвышающиеся у входа могучие пальмы. Вдоль обеих сторон вьющейся главной дороги-проезда были разбросаны мраморные надгробия, склепы и ангелы-статуи. Все это окружалось дубами, пальмами и декоративным кустарником. На изумрудной траве сверкала утренняя роса и над самой землей стлался утренний туман. За дальним краем кладбища виднелись солидные белые здания студии "Парамаунт". Таким образом, любая неудавшаяся звезда, только что не прошедшая кинопробы, могла прямиком отправиться в могилу. "Странно, - подумала Гейл, - но большинство главных студий Голливуда выходит окнами на кладбище.
   Это напоминало о разговоре, который она слышала краем уха в редакции несколько дней назад.
   - Ты знаешь, что говорят об Уолте Диснее? - спросила она, взглянув на Джека. - Что на самом деле он не похоронен на Форест Лон, а сохраняется в жидком азоте, так что, когда-нибудь его смогут оживить. Трейс намерен как-нибудь выпустить номер на этом материале.
   - Воображаю.
   - Это в самом деле странно. На надгробии у одного Диснея нет никаких дат.
   - Ты что, приготовила домашнее задание по истории кладбища?
   - Нет, но согласись, что эта история будет почище, чем чушь насчет призрака Клиффа Вебба. - Она бросила взгляд на Джека, как раз вовремя, чтобы увидеть, как расширяются его глаза.
   - Боже! - прошептал он и так крепко придавил педаль тормоза, что резина покрышек задымилась. - Что это? - Он смотрел прямо вперед.
   Гейл посмотрела в ту сторону и судорожно втянула воздух.
   На дороге лежал скелет, одетый в длинное пастельно-зеленое платье. Пучки рыжеватых волос еще кое-где покрывали треснувший череп. Ноги и руки были сломаны, как тонкие белые куски узловатого плавника. Одна из рук поломанным куском кости указывала в небо. По обе стороны дороги среди тщательно подстриженных кустов живой изгороди на аккуратной траве лужаек были разбросаны другие скелеты или их части. Черепа, руки, ноги, позвоночные и берцовые кости усеяли собой кладбище. Гейл чувствовала, как стучит в висках пульс. Она не могла оторвать взгляда от скелетов. В том, как они лежали, было что-то непроизвольное и оскорбительное одновременно, некоторые скелеты были совершено целые, облаченные в погребальные костюмы и платья, лежащие друг на друге, словно с двенадцатым часом ночи они пустились в пляс и рухнули потом на тех местах, где их застали первые лучи зари. Здесь было и кое-что похуже - более свежие покойники, неуспевшие превратиться в скелеты. Они были покрыты слоем черных мух. Гейл видела, что десятки надгробий были опрокинуты, могилы разрыты. Над пустыми ямами возвышались холмики земли.
   - О, бо-о-о-же! - сказал Джек, когда дыхание бриза принесло с собой запах гниения. - Кто-то перевернул здесь все вверх дно! - Он снял крышечку с объектива своего "Канона" и вылез из машины.
   - Джек! - позвала вслед Гейл. Она сама себе казалась холодной и липкой, как старая тряпка. В тени дерева, не более чем в десяти футах вправо от нее что-то лежало, и она не могла смотреть в ту сторону. Ей казалось, что в голове звенит громкое жужжание мух. - Какого черта! Куда ты?
   Джек уже щелкал затвором камеры.
   - Трейс будет не против получить несколько снимков, - сказал он, в голосе его чувствовалось сильное возбуждение, но лицо стало белым, и палец на спуске камеры дрожал. - Как по-твоему, сколько тут разрыто могил? Двадцать? Тридцать?
   Она не ответила. Затвор аппарата продолжал щелкать и щелкать. С тех пор, как он два года назад подписал контракт с газетой, Джеку приходилось делать снимки автокатастроф, трупов самоубийц, убитых-жертв, а один раз даже целого святого семейства чиканос, которые полностью сгорели, обуглившись до черноты во время взрыва газа в доме с неисправной газовой системой.
   Трейс печатал его снимки, потому что они соответствовали девизу газеты: "Мы печатаем все, что видим!" Джек ко всему этому привык, потому что был профессионалом, и ему необходимы были деньги для работы над своими фильмами. Лос-Анжелесский "Тэтлер" был одной из последних газетенок типа "море крови", и иногда Джеку приходилось снимать и в самом деле труднопереносимые вещи. Он крепко сжимал зубы и полагался на мускульный рефлекс пальца, нажимающего на спуск затвора.
   "Если это часть существования людей, - говорил Трейс, - то в нашей газете для этого найдется место".
   "Но здесь совсем другое, - подумал Джек, делая снимок скелетообразных останков леди в зеленом платье. - Что здесь произошло? Старое зло в чистом виде или нет? Это самое черное зло, какое только может существовать. - По спине его побежала дрожь. - Добро пожаловать в "Сумеречную Зону" (Популярный в США фантастический телесериал)."
   Когда к нему подошла Гейл и тронула за руку, он так резко отскочил в сторону, что вместо кладбища сфотографировал облака.
   - Что здесь произошло? - спросила она. - Кто... что все это сделало?
   - Вандалы. Может, "Ангелы смерти" или какой-нибудь дьявольский культ. Кто бы они ни были, но поработали они здесь уверенно, усердно. Мне приходилось раньше иметь дело с вандализмом на кладбище - ну, знаешь, перевернутые надгробия и так далее, - но никогда ничего подобного! Боже, ты только посмотри!
   Джек по широкой дуге обошел пару раскрошившихся скелетов и достиг массивного склепа, построенного из резного камня. Вся верхушка его была сорвана. Он заглянул вовнутрь и ничего там не обнаружил, кроме слоя пыли и каких-то истлевших тряпок на самом дне. Пахло сыростью и затхлым, как в высохшем колодце. "Чья же это усыпальница? - подумал он. - Тирон Паур? Сесил В. Де-Милл?" Кто бы здесь ни лежал, теперь он превратился в пригоршню праха, серой пыли на дне. Он сделал шаг назад, чтобы сфотографировать склеп, едва не споткнувшись при этом об ухмыляющийся скелет в темном костюме.
   В нескольких ярдах от Джека стояла Гейл, глядя на разрытую могилу. Сделанная красивыми буквами надпись на надгробии гласила: "Мэри Конклин". В грязи на дне могилы были разбросаны желтоватые кости, соединяемые теперь лишь паутиной полуистлевшей тончайшей ткани.
   - Джек, - сказала Гейл тихо, - кажется, это не просто вандализм.
   - А? Что ты говоришь?
   Она взглянула на него, едва замечая поющих над головой птиц, которым не было дела до забот смертных.
   - Гробы, - сказала она. - Где они?
   Джек замер, опустив камеру. Он смотрел на тяжелую бетонную плиту, которая раньше прикрывала склеп. "Сколько же она может весить? - подумал он. - И в склепе тоже не было гроба".
   - Гробы? - переспросил он. Струйка пота, словно ледяная вода, побежала по его ребрам.
   - Гробов нет вообще. Кажется, все содержимое было выброшено наружу, а сами гробы украдены.
   - Но это... на это способен только ненормальный, - тихо ответил он.
   - Тогда проверь все могилы, черт побери! - Гейл едва не кричала. Тошнота судорогой сводила желудок. - Найди в них хоть один гроб! Пойди, посмотри!
   В этом не было необходимости. Джек оглянулся. Солнечный зеленый пейзаж теперь напоминал поле древней битвы. Где все павшие солдаты были оставлены гнить там, где они упали. Стали жертвами стервятников и псов. Исчезли гробы? Он опустил "Канон", и камера свободно повисла на ремне, показавшись Джеку необычайно тяжелой, словно ее отягощало запечатленное на пленке свидетельство преступления какого-то ужасного и жуткого зла, Исчезли гробы?
   - Кажется... нам лучше вызвать полицию, - услышал он собственный голос. Джек попятился от оскверненной могилы, наступил на оторвавшийся череп, и тот треснул под его каблуком, словно издав вопль муки.
   3
   - Не возражаете? - спросил Палатазин у молодой женщины с блестящими веками, которая сидела напротив него по другую сторону его служебного стола. Он держал в руке пенковую трубку, которая когда-то была совершенно белой, а теперь стала черной, как уголь.
   - Что? Ах, нет, все нормально.
   Акцент выдавал в ней уроженку средне-западных штатов.
   Он кивнул, чиркнув спичкой и поднес пламя к трубке. Эту трубку ему подарила Джоанна в первую годовщину свадьбы, почти десять лет назад. Она была вырезана в виде мадьярского князя, конника-воина, из тех, что ворвались в Венгрию в десятом веке, сея смерть и разрушение. Большая часть носа и один глаз успели уже сколоться. Теперь вырезанное на трубке лицо больше напоминало борца-нигерийца. Палатазин убедился, что дым не попадает девушке в лицо.
   - Ну что же, мисс Халсетт, - сказал он, бросив быстрый взгляд на лист блокнота перед собой. Чтобы выделить для блокнота место, ему пришлось сдвинуть в сторону целую гору газетных вырезок и желтых папок-бумагодержателей. - Значит, это ваша подруга вышла на работу на Голливудский бульвар во вторник вечером. К повороту подъехала машина. И что было потом?
   - В машине сидел какой-то тип, странного вида. - Девушка нервно улыбнулась, сжав маленькую пурпурного цвета сумочку, которую пристроила у себя на коленях. Ногти у нее были обкусаны почти до самых корней. В другом конце кабинета сидел детектив Салливан Рис, мужчина модного сложения и черный, как трубка Палатазина. Он сидел, скрестив на груди руки, и наблюдал за девушкой, время от времени взглядывая на Энди.
   - Сколько этому человеку могло быть лет, как по-вашему, мисс Халсетт?
   Она пожала плечами:
   - Не знаю. Меньше, чем вам. Трудно сказать, потому что сами знаете, ночью на бульваре свет такой яркий и цветной, ничего нельзя сказать о человеке, если он не стоит у тебя прямо перед носом.
   Палатазин кивнул:
   - Черный, белый, чиканос?
   - Белый. На нем, на лице то есть, у него были такие очки с толстыми стеклами, и от этого глаза у него казались очень большими и таким смешными. Парень этот... так Шейла сказала... плотный. Не очень здоровый, но мускулистый, хотя и не высокий. Волосы черные или темно-каштановые. Очень коротко подстриженные. И побриться ему тоже, кажется, не мешало бы.
   - Как он был одет? - спросил Рис. Голос его звучал мощно и серьезно. Когда он учился в школе Дюка Эллингтона, то пел басовую партию в хоре, и пол в аудитории вибрировал.
   - Э... голубая штормовка. Светлые брюки.
   - На штормовке были какие-то надписи? Фирменная этикетка?
   - Нет, кажется, не было.
   Девушка снова посмотрела на Палатазина, внутренне содрогаясь. Близкое соседство с двумя полицейскими ее нервировало. Патт и Линн сказали, что она дура, если согласилась идти в Паркер-центр давать сведения копам. Что она от них видела хорошего, кроме двух задержаний по обвинению в проституции? Но она подумала, что если попадется опять, то этот коп с печальным выражением на лице может вспомнить ее, и дело обойдется легко. Приглушенные звуки телефонных звонков, голоса, шаги за стенами кабинета начали уже действовать ей на нервы, потому что она была вынуждена явиться в копам в "чистом" виде - ни кокаина, ни "травы", ни таблеток сегодня утром. Теперь она едва сдерживалась.
   - Ну, хорошо, Эми, - спокойно сказал Палатазин, чувствуя напряжение девушки. У нее был вид оленя, который почуял запах оружейного металла. - А машина? Какой она была марки?
   - Жук, "фольксваген". Серый или серо-зеленый, кажется.
   Палатазин записал оба цвета на листке блокнота.
   - И что случилось... с вашей подругой?
   - Этот парень открыл дверцу, высунулся и спросил: "Продаешь?" - Она нервно передернула плечами. - Сами понимаете.
   - Он попытался подцепить вашу подружку?
   - Ага. И он помахал пятидесятидолларовой бумажкой. Потом сказал что-то вроде "Уолли кое-что припас для тебя, крошка".
   - Уолли? - Рис слегка подался вперед, в потоке солнечного света его лицо с высокими скулами горело, словно опаленное красное дерево.
   - Вы уверены, что он назвал именно это имя?
   - Нет, не уверена. Слушайте, все это произошло с моей подружкой, Шейлой. Как я могу что-то знать наверняка, а?
   Палатазин записал в блокнот "Уолли", ниже добавил "Уолтер"?
   - А потом? - спросил он.
   - Он сказал: "Тебе не придется много стараться. Садись, мы поговорим".
   Она сделала паузу, глядя на здание, видневшееся в окно за спиной Палатазина. - Она почти согласилась. Пятьдесят долларов, верно?
   - Верно, - согласился Палатазин. Он смотрел в обеспокоенные глаза девушки и подумал: "Малютка, как тебе удается выжить?" Если девушке было больше шестнадцати, он был готов сплясать чардаш перед всеми отделениями расследования убийств. - Продолжайте, продолжайте.
   - Она почти согласилась, но когда начала садится в машину, то почувствовала какой-то непонятный запах. Что-то, напоминающее лекарство вроде той жидкости, которой... э... папа Шейлы мыл руки. Он у нее был доктор.