Маккаммон Роберт. Песня Свон. Книга вторая.

   – Помогите ему дойти,– приказал Роланд двум солдатам. – Сюда,– сказал он и повел их в направлении черного трейлера.
   Маклин толкнул труп, лежащий у его ног.
   – Очистите здесь,– сказал он одному из часовых, и встал лицом к горизонту, на восток.
   Американская Верность не могла находиться далеко впереди них – может, только в двадцати–тридцати милях. Они нагружены припасами из процветающей местности у Саттона. И у них масса оружия, боезапасов и два танка.
   Мы можем их настичь, подумал Маклин. Мы можем их настичь и отобрать то, что у них есть. И я растопчу лицо Спасителя своими ногами. Потому что ничто не может устоять перед Армией Совершенных Воинов, и ничто не может помешать осуществить главный план.
   Бог живет на горе Ворвик, сказал этот человек. Бог показал ему черный ящик и серебряный ключ и сказал ему, каким будет конец света.
   Безумных религиозных фанатиков придется уничтожить. В главном плане нет места для подобных им.
   Он снова повернулся к трейлеру. В дверном проеме стояла Шейла Фонтана, и Маклин вдруг осознал, что все эти волнения подействовали на его эрекцию. И эта была хорошая эрекция. Она обещала продержаться некоторое время. Он поднялся по резной лестнице с перилами, на которых были лица демонов, вошел в трейлер и закрыл дверь.

Глава 68. Маска Иова раскололась

   – Сестра! Сестра, проснись!
   Она открыла глаза и увидела фигуру, стоящую над ней. Несколько секунд она не могла понять, где находится, и инстинктивно крепче схватилась за кожаный футляр. Потом она вспомнила: она в хижине Глории Бауэн, она задремала в тепле, исходящим от печки, и последнее, что она смогла припомнить, это что кто–то играет на флейте у костра снаружи.
   Глория ее разбудила.
   – Тебя зовет Джош! – сказала она Сестре испуганным голосом. – Скорее! Что–то происходит со Свон!
   Сестра встала. Пол, который находился рядом и все слышал, тоже поднялся с пола, где они спали. Они пошли за Глорией в соседнюю комнату, где увидели Джоша, склонившегося над Свон. Аарон стоял и смотрел широко раскрытыми глазами, держась за водоуказующую лозу.
   – Что это? – спросила Сестра.
   – Лихорадка! Она горит вся!
   Джош взял кусок ткани из ведра с растаявшим снегом и отжал его. Он стал протирать холодной тканью шею и руки Свон, и мог поклясться, что видит, как в золотистом свете лампы подниматься пар. Он боялся, что все ее тело может вдруг пройти через точку воспламенения и взорваться.
   – Нам нужно ослабить ее жар!
   Пол коснулся руки Свон и быстро отдернул ее, как будто коснувшись печной дверки.
   – Боже мой! И давно она так?
   – Я не знаю. У нее был жар, когда я проверил час назад, но не такой.
   Он снова опустил кусок ткани в холодную воду, и на этот раз приложил ее к Свон не отжимая. Свон сильно дрожала, голова ее дергалась взад–вперед, она тихо и ужасно стонала.
   – Она умирает, Джош! – воскликнул Аарон. В его глазах были слезы. – Не давайте ей умереть!
   Джош опустил руки в холодную воду и провел ими по горящей коже Свон. Она сгорала изнутри, так ужасно она горела. Он не знал что делать и смотрел на Сестру.
   – Пожалуйста,– сказал он. – Помогите мне спасти ее!
   – Вынесите ее отсюда! – Сестра уже почти взялась, чтобы помочь вынести ее. – Мы можем покрыть ее снегом.
   Джош подсунул руки под спину Свон и стал ее поднимать. Она дернулась, и ее обмотанные руки схватились за воздух. Он взял ее в свои объятия и положил ее голову себе на плечо. Тепло, исходившее от нее сквозь маску Иова, почти опаляло его. Он сделал два шага, когда Свон закричала, забилась и обмякла.
   Джош почувствовал, что жар проходит. Почувствовал, что ужасное тепло покидает ее тело, как будто кто–то открыл дверь печи прямо ему в лицо. Почувствовал, что оно поднимается как пелена пара и держится на потолке прямо над его головой.
   Она лежала у него на руках без движения, и Сестра подумала, что она умерла. О, Боже мой, Свон умерла.
   Колени у Джоша почти подломились.
   – Свон! – позвал он, и голос его дрогнул.
   Ее длинное хрупкое тело остывало. Слеза почти ослепила его, и у него вырвалось рыдание, сотрясшее его тело.
   Осторожно, нежно он снова положил ее на кровать. Она лежала как раздавленный цветок, вытянув руки и ноги.
   Джош боялся взять ее запястье и проверить пульс. Боялся, что на этот раз искра жизни уйдет.
   Но все–таки взял. И ничего не мог почувствовать. На несколько секунд он склонил голову.
   – О, нет,– прошептал он. – О, нет, я думаю, что она…
   Под пальцами у него почувствовалось слабое трепетание.
   И еще раз. Потом третий и четвертый – все сильнее.
   Он взглянул на лицо Свон. Тело ее дрожало – и тогда появился этот жуткий шум, как будто ломалась толстая сухая глина.
   – Ее… лицо – прошептал Пол, стоящий в ногах кровати.
   У линии волос вдоль маски Иова поползла трещина.
   Она прошла там, где должен быть лоб, делая зигзаг на носу, затем вниз по левой щеке к челюсти. Единственная трещина стала расширяться, разломилась, от нее поползли другие. Части маски Иова стали отходить и отваливаться, как куски громадного струпа, под которым наконец–то зажила глубокая и отвратительная рана.
   Пульс у Свон был бешеный. Джош опустил ее запястье и шагнул обратно, глаза были открыты так широко, что казалось, они сорвутся с поверхности его собственной маски. Сестра сказала:
   – О–о…
   – Боже,– закончила Глория.
   Она схватила Аарона, прижала его к своему бедру, и положила руку на лицо, чтобы защитить его глаза. Но он ее отодвинул.
   Маска Иова продолжала раскалываться, с небольшими хлопками и быстрым треском. Свон лежала тихо, за исключением того, что грудь ее быстро поднималась и опадала. Джош хотел коснуться ее, но не стал – потому что маска Иова вдруг треснула на две половины и упала с лица Свон.
   Никто не шевельнулся. Пол выдохнул. Сестра была слишком ошеломлена, чтобы делать что–нибудь кроме того, как смотреть.
   Свон еще дышала. Джош подошел к ней, взял фонарь с крючка на стене и поднял его над головой Свон.
   У нее не было лица. Освобожденные от опавших куском маски Иова, черты Свон оказались стертыми, белыми и гладкими, как свечной воск, за исключением двух небольших отверстий ноздрей и щели у рта. Трепещущей рукой Джош провел пальцы по тому месту, где должна была быть ее правая щека. Они погрузились в беловатое скользкое вещество, которое имело консистенцию нефтяного желе. А под желеобразной массой…
   – Сестра,– сказал он быстро,– вы это перенесете?
   Он дал ей фонарь, и она увидела то, что было в трещинах, и почти что упала в обморок.
   – Теперь держите фонарь крепче,– сказал он и вынул кусок ткани из ведра со снеговой водой.
   Затем медленно и осторожно он стал стирать желеобразную массу.
   – Боже мой! – его голос задрожал. – Посмотрите на это! Посмотрите!
   Глория и Пол подошли поближе, чтобы посмотреть, а Аарон встал на цыпочки.
   Сестра увидела. Она отвела в сторону кусок маски Иова и коснулась завитка волос Свон. Он потемнел от скользкой массы, покрывавшей его, но отсвечивал золотыми и рыжеватыми огоньками. Это были самые прекрасные волосы, которые она когда–либо видела, и они росли на голове у Свон сильными и крепкими.
   – Аарон! – позвал Джош. – Пойди приведи Анну и Джина! Скорее!
   Мальчик выскочил. Пока Джош продолжал счищать пленку, черты лица Свон стали проясняться.
   И тогда он взглянул вниз на ее лицо, и коснулся лба. Лихорадка ее прошла, температура была почти нормальной. И хотя глаза ее все еще были закрыты, но она очень спокойно дышала, и Джош решил дать ей уснуть.
   – Какого черта эта суматоха? – спросила Анна Мак–Клей, когда вошла.
   – Вот,– тихо сказал Джош и отступил, чтобы Анна могла видеть.
   Она остановилась, как будто налетела на стену, и глаза на ее грубом старом лице наполнились слезами.

Глава 69. Поцелуй

   – Сюда, ребята! Время завтрака!
   Робин Оукс фыркнул без всякого интереса, когда Анна Мак–Клей внесла через дверь кастрюльку с супом и несколько мисочек. Он и трое других юных разбойников провели ночь, уснув у костра, вместе с шестью–семью другими, кто сторожил у хижины Глории. Было еще одно темное, холодное утро, и под ветром кружились небольшие хлопья снега.
   – Ну, идите! – нетерпеливо подгоняла Анна. – Вы хотите завтракать или нет?
   Робин встал, напряженно прошел мимо лошади, которая была привязана к столбику у ворот. На спине и плечах Мула лежали два одеяла, он находился довольно близко к теплу от костра, так что ему не грозило обморожение. Другие мальчишки последовали за Робином, некоторые другие зашевелились и тоже пошли, чтобы их покормили.
   Анна налила супу для него в миску. Он сморщил нос.
   – Опять это дерьмо? То же, что было на обед?
   – Конечно. И это же ты получишь и на ленч, так что лучше будет, если тебе это понравится.
   Робин сдержал страстное желание вылить все на землю. Он знал, что это приготовлено из вареных корешков с несколькими кусочками хорошего и полезного старого крысиного мяса. Теперь даже пища в буфете приюта казалась похожей на настоящую манну небесную, и он согласился бы поехать даже в Китай, если бы мог там получить настоящий громадный бифштекс. Он отошел от очереди за едой, чтобы следующий мог получить свою порцию, поднес миску ко рту и отпил. Он провел неважную ночь, беспокойную, без отдыха, и только под конец отхватил несколько часов сна, несмотря на старика, который сидел у огня, играя на флейте. Робин бросил бы в него ботинком, но некоторые другие, казалось, наслаждались этой унылой музыкой, и Робин видел, как сияет лицо старика в свете костра, когда он выводит эти трели. Робин вспомнил, на что был раньше похож “хэви метал”: треск, напряженные гитарные аккорды и быстрый ритм ударника, как будто мир вот–вот взлетит. Это музыка была ему не по нраву – но ему стало ясно, что мир действительно взлетел. Может, теперь наступило время для мира, подумал он. Мир в действиях, словах, и музыке тоже.
   – К черту! – сказал он себе. – Я, должно быть, старею!
   Где–то среди ночи он проснулся. Сел, раздраженный и одеревеневший, чтобы поискать место потеплее, и увидел человека, стоящего с другой стороны костра. Просто стоящего там, полы его грязного пальто развевались на ветру, он пристально глядел на хижину Глории. Робин не помнил, как выглядело лицо человека, но человек медленно крался между спящими фигурами, почти на двадцать футов подойдя ко входу в хижину. Анна и Джин сидели на ступеньках, вооруженные винтовками и охраняли дверь, но они разговаривали друг с другом и не обратили на него внимания. Робин припомнил, что Джин дрожал и подтягивал воротник у шеи, а Анна дула на руки, как будто застигнутая неожиданно подкравшимся холодом.
   Мужчина повернулся и целенаправленно пошел прочь. Это были шаги человека, у которого есть дела и есть куда идти. Может поэтому Робин и запомнил его. Но затем Робин поменял положение тела, откинул назад голову и заснул, пока не проснулся от того, что ему на веки падают холодные снежинки.
   – Когда мы получим обратно свое оружие? – спросил он ее.
   – Тогда, когда скажет Джош.
   – Послушайте, сударыня! Никто не может взять у меня мое ружье! Я хочу получить его обратно!
   Она снисходительно улыбнулась ему.
   – Ты его получишь, когда скажет Джош.
   – Эй, Анна! – позвал Аарон, стоявший немного ниже по дороге. Он играл с Плаксой. – Сейчас ты можешь подойти и посмотреть чудо?
   – Попозже! – ответила она, и пошла обратно разливать варево из корешков и крысиного мяса. Она даже стала насвистывать во время работы одну из своих любимых мелодий: “Бейли Хей” и “Саут Пасифик”.
   Робин знал, что нет другого способа получить свою винтовку обратно, кроме как штурмовать хижину. Ни его самого, ни его ребят не пускали внутрь с тех пор, как они пришли, и Робин стал сердиться.
   – Какого черта вы так счастливы? – огрызался он.
   – Потому что,– отвечала она,– это великое и славное утро. Такое славное, что даже такой сопляк, как ты, не может досадить мне. Понятно?
   И она сверкнула на него быстрой ухмылкой, в которой показала все свои передние зубы.
   – Что в этом такого великого и славного?
   Он выплеснул остатки супа.
   – Мне так все равно – темно и холодно.
   Но он заметил, что глаза у нее изменились; они были блестящими и возбужденными.
   – Что происходит?
   Вышла Сестра с кожаным футляром, с которым никогда не расставалась. Она втягивала холодный воздух, чтобы прочистить голову, потому что она бодрствовала и следила за Свон вместе с другими, встав задолго до рассвета.
   – Тебе помочь? – спросила она Анну.
   – Нет, уже все. Это последнее.
   Она вылила суп в последнюю миску. Все кроме Робина вернулись есть к костру.
   – Как она?
   – То же самое. – Сестра потянулась и услышала, как захрустели ее старые суставы. – Она хорошо дышит, а лихорадка ее прошла – но она в том же состоянии.
   – Что происходит? – спросил Робин.
   Анна взяла у него пустую чашку и бросила ее в кастрюлю.
   – Когда Джош захочет, чтобы ты знал, он тебе расскажет. И еще кому–нибудь тоже.
   Робин взглянул на Сестру.
   – Что со Свон? – спросил он ее тише.
   Сестра быстро взглянула на Анну, потом снова на молодого человека. Он ждал ответа, и она подумала, что он его заслуживает.
   – Она… преобразилась.
   – Преобразилась? Во что? В лягушку?
   Он улыбнулся, но Сестра в ответ не улыбнулась, и улыбка сошла у него с лица.
   – Почему мне не разрешают посмотреть на нее? Я не собираюсь нападать на нее и все такое. Кроме того, это я видел ее и здоровяка в этой стеклянной штуке. Если бы не я, вас бы здесь не было. Это что–то значит?
   Анна сказала:
   – Когда Джош скажет…
   – Я не с тобой разговариваю, мамаша! – прервал ее Робин, и его холодный спокойный взгляд проник прямо ей в черепную коробку.
   Она чуть вздрогнула, а потом ответила ему таким же взглядом.
   – Да мне плевать на то, что скажет или захочет Джош,– продолжал он твердо. – Я должен посмотреть на Свон. – Он потянулся к кожаному футляру. – Я знаю, что ты веришь, что сюда тебя привело стеклянное кольцо. – Сказал он Сестре. – Ну, а тебе никогда не приходило в голову, что меня оно тоже привело сюда?
   Эта мысль дала ей пищу для размышления. Может, он и прав. Кроме нее он был единственным, кто видел в глубинах стеклянного кольца образ Свон.
   – Так что на счет этого? – спросил он.
   – Хорошо,– решила она. – Пойдем.
   – Эй! Ты не думаешь, что сначала мы должны спросить Джоша?
   – Нет. Все в порядке.
   Она подошла к двери и открыла ее.
   – Почему ты не расчесываешь волосы? – спросила она, когда он поднялся на ступеньки. – Выглядишь как чудное птичье гнездо!
   Он криво улыбнулся ей.
   – Почему ты не отрастишь волосы? Как на лице?
   И он прошел мимо Сестры в хижину.
   Прежде чем войти, Сестра спросила у Анны, нашли ли Джин и Зэхиэл калеку в красной детской коляске. Анна ответила, что нет, они еще не докладывали. Они ушли примерно два часа назад, и она о них начинает беспокоиться.
   – Зачем он тебе? – спросила она. – У него просто не все в порядке с головой, и все.
   – Может, и так. А может, он безумен в той же мере, что и лиса.
   И Сестра вошла в хижину, в то время как Анна пошла собирать пустые миски от супа.
   – Эй, Анна! – позвал Аарон. – Теперь ты подойдешь смотреть чудо?
   Внутри хижины Пол занялся печатным прессом, частично разобрав его, они вместе с Глорией чистили шестеренки и валики золой. Она настороженно посмотрела на Робина, когда он подошел к печке погреть руки, но Пол сказал, что с ним все в порядке, и она вернулась к работе.
   Сестра сделала Робину знак идти за ней. Они прошли в соседнюю комнату, но фигура Джоша вдруг заслонила дверной проем.
   – Что он здесь делает?
   – Я его пригласила. Я сказала, что он может посмотреть на Свон.
   – Она спокойно спит. Она или ужасно истощена, или с ней что–то еще не совсем в порядке.
   Он повернул голову и его глаза нацелились на Робина.
   – Я думаю, что это не самая хорошая идея – привести его сюда.
   – Давай, мужик! Что за ужасные загадки? Я просто хочу увидеть, как она выглядит, вот и все!
   Джош проигнорировал его слова и не двинулся из дверного проема. Он обратился к Сестре.
   – А Джин и Зэхиэл еще не вернулись?
   – Нет. Анна говорит, что начинает беспокоиться. Я тоже.
   Джош проворчал что–то. Он был тоже очень обеспокоен. Сестра рассказала ему о мужчине с горящей рукой в кинотеатре на Сорок Второй улице, и о своей встрече с Дойлом Хэлландом в Нью–Джерси. Она рассказала о мужчине, который ехал на велосипеде по пеннсильванской автостраде со стаей волков, хватающих его за пятки, и который просто упустил ее на спасательной станции в Хоумвуде. Он также мог изменять свое лицо и тело, говорила она. Он мог являться в любом виде, даже калекой. Это было бы хорошей маскировкой, сказала она Джошу, потому что кто же будет ожидать, что какой–то калека окажется так же опасен, как бешеная собака среди овец? Чего она не могла понять, так это как он выследил ее. Решил ли он устроиться здесь и ждать ее или кого–то другого, кто мог видеть магическое кольцо? Анна сказала, что мистер Добро Пожаловать здесь только пару дней, но опять же, он мог жить в Мериз Рест в любом обличье. Когда бы и как он ни появился, мистера Добро Пожаловать необходимо найти, и Джин с Зэхиэлом ушли искать его, вооруженные до зубов.
   – Он был здесь,– вспомнил Джош, что говорила Свон. – Человек с алым глазом.
   – Послать ли нам кого–нибудь поискать их? – спросила Сестра.
   – Что?
   Он очнулся от своих мыслей.
   – Джина и Зэхиэла. Не начать ли нам искать их?
   – Нет, еще нет.
   Он хотел идти с ними, но Глория схватила его за рукав и сказала, что необходимо, чтобы он оставался около Свон. Она знает кто он, подумал Джош. И, может, она тоже пытается спасти его жизнь.
   – Человек с алым глазом,– тихо сказал он.
   – Эй? – Робин нахмурился, не зная, правильно ли он расслышал.
   – Так назвала его Свон. – Он не сказал парню, что надпись именно на этой игральной карте гласила “Дьявол”.
   – Пррравильно,– стал насмехаться Робин. – Вы двое должны иметь здесь вблизи сильное лекарство, здоровяк.
   – Да, хотел бы я,– Джош решил, что с Робином все в порядке – немного грубоват, но кто в эти дни не такой? – Я хотел бы выпить чашку кофе. Ты можешь войти, но ты можешь остаться там не более двух минут. Понятно?
   Он подождал, пока парень кивнул, а потом вышел в переднюю комнату. Вход в комнату, где лежала Свон, был свободен.
   Но Робин колебался. Ладони у него стали влажными. При свете лампы он мог различить фигурку, лежащую на койке. Одеяло было натянуто до самого подбородка, но лицо было повернуто в другую сторону, и он его не видел.
   – Иди,– сказала ему Сестра.
   Я боюсь до чертиков, подумал он.
   – Что ты имела в виду, когда сказала, что она изменилась? Она что… ненормальная?
   – Иди, увидишь сам.
   Его ноги не повиновались ему и он никак не мог сдвинуться с места.
   – Она ведь очень ценная, да? Я имею в виду, что если она заставила снова расти кукурузу, она действительно что–то такое особенное. Правильно?
   – Ты лучше иди. Зря тратишь свои две минуты.
   Она подтолкнула его, и он вошел в спальню. Сестра вошла за ним.
   Робин подошел сбоку к кровати. Он нервничал, как будто боялся получить по рукам от одной из монашек за плевки.
   Он увидел рассыпавшиеся по лоскутной подушке золотые волосы. Они светились при свете лампы как только что скошенное сено, тут и там отсвечивали рыжеватыми пятнышками.
   Он уперся коленями о край кровати. Он был заворожен этими волосами. Он уже забыл, как выглядят чистые волосы.
   А потом она шевельнулась под одеялом и легла на спину, и Робин увидел ее лицо.
   Она все еще спала, черты ее лица были спокойны. Волосы струились назад как грива от ее высокого гладкого лба, и полоски красноватого цвета бежали у висков как языки пламени в желтом поле.
   Лицо у нее было овальной формы, и она была… да, подумал Робин. Да. Она была прекрасна. Она была самой прекрасной девушкой, которую он когда–либо видел.
   Рыжеватые брови очерчивали полукруг над закрытыми глазами. У нее был прямой элегантный нос и острые скулы, а на подбородке – небольшая ямочка в форме звезды. Кожа у нее была очень бледная, почти прозрачная; ее оттенок напоминал Робину о том, на что была похожа луна на чистом летнем небе в том мире, который был раньше.
   Взгляд Робина блуждал по ее лицу – но очень робко, как у человека, который исследует прекрасный сад, где нет тропинок. Ему хотелось знать, как она будет выглядеть, когда проснется, какого цвета у нее будут глаза, как будет звучать ее голос, как будут двигаться ее губы. Робин не мог оторваться от нее глаз. Она выглядела как дочь, родившаяся от брака льда и огня.
   Проснись, подумал он. Пожалуйста, проснись.
   Она лежала и тихо спала. Но что–то внутри у нее проснулось.
   Проснись. Проснись, Свон, желал он. Глаза ее оставались закрытыми.
   Из состояния восторга его вывел голос.
   – Джош! Глория! Скорее выходите и посмотрите на это.
   Он понял, что это старая дубина Анна зовет их от входной двери.
   Он вновь обратил все свое внимание на Свон.
   – Разреши мне посмотреть, что происходит,– сказала Сестра. – Я сейчас вернусь.
   Она вышла из комнаты, но Робин вряд ли слышал ее.
   Он потянулся, чтобы дотронуться до щеки Свон, но остановился. Он чувствовал себя недостаточно чистым, чтобы до нее дотрагиваться. Одежда его была изодранной и жесткой от пота и грязи, руки были грязные. Анна была права на счет того, что его волосы были похожи на гнездо. Какого черта он вообще стал вплетать в волосы перья и косточки, хотел бы он знать. С этим надо что–то делать, решил он, а пока он подумал, что очень холодно. Он просто оцепенел.
   – Проснись Свон,– прошептал он.
   Но ответа не было. Вдруг сверху налетела муха и стала кружиться над ее лицом, Робин захватил ее в кулак и раздавил о ногу, потому что для такой мерзкой твари нет места рядом с ней. Муха слегка его укусила, но он едва это заметил.
   Он стоял, уставившись взглядом в ее лицо и думал обо всем том, что он когда–либо слышал о любви. Ну! – подумал он. Ребята застонали бы, наверняка, если бы увидели меня сейчас!
   Но она была так прекрасна, что он подумал, что его сердце сейчас разорвется.
   Сестра может вернуться в любую секунду. Если он собирается сделать то, чего так жаждет, то ему следует сделать это быстро.
   – Проснись,– снова прошептал он, и когда она все же не двинулась, он наклонил голову и легко поцеловал ее в уголок рта.
   Тепло ее губ под его губами поразило его, и он почувствовал аромат ее кожи как слабое дуновение из персикового сада. Сердце его билось, как барабан в тяжелом металле, но он задержал поцелуй. Дольше и дольше.
   Потом он оторвался, испуганный до смерти, что войдет Сестра или кто–нибудь другой. Этот большой парень поддаст ему так, что он улетит так высоко и далеко, что сможет попасть на спутник, если они еще есть на…
   Свон шевельнулась. Робин был в этом уверен. Что–то шевельнулось – бровь, уголок рта, может дернулась щека или подбородок. Он склонился над ней, его лицо находилось всего в нескольких дюймах от ее лица.
   Ее глаза открылись без предупреждения.
   Он был так поражен, что отдернул голову, как будто она была ожившей статуей. Глаза у нее были темно–голубые, с рыжими и золотыми крапинками, и их цвет заставил его подумать о стеклянном кольце. Она села, одной рукой взмахнула у губ, где он ее поцеловал, и тогда Робин увидел, что ее бледные щеки расцвели ярко–розовым цветом.
   Она подняла правую руку, и прежде чем он успел даже подумать о том, чтобы увернуться, резкий хлопок раздался у него на щеке.
   Он отшатнулся на несколько футов, прежде чем взял себя в руки. Теперь горела его собственная щека, но ему удалось изобразить глупую улыбку. Он не смог придумать ничего лучшего, чем просто сказать “привет”.
   Свон уставилась на свои руки, коснулась своего лица, провела пальцами по носу, рту, пощупала край скул и линию подбородка. Она дрожала и чуть не плакала, она не знала, кто этот парень с перьями и косточками в волосах, но она его ударила, потому что подумала, что он собирается напасть на нее. Все перепуталось и стало ненормальным, но у нее снова было лицо, и она могла ясно видеть обоими глазами. Уголком глаза она поймала отблеск красноватого золота, и пальцами завила длинную прядь ее собственных волос. Она смотрела на них, как будто не была уверена в том, что это такое. Она вспомнила, что последний раз, когда у нее были волосы, это было в тот день, когда она с мамой шла в ту пыльную бакалейную лавку в Канзасе.
   Мои волосы были светлыми, вспомнила она. Теперь они были цвета огня.
   – Я могу видеть! – сказала она парню, когда слезы покатились по ее гладким щекам. – Я снова могу видеть!
   Ее голос без маски Иова, сдавливающей рот и ноздри, тоже изменился, это был мягкий обволакивающий голос девушки, почти ставшей женщиной – и теперь ее голос звенел от возбуждения, когда она позвала
   – Джош! Джош!
   Робин выбежал за Сестрой, образ самой прекрасной девушки, какую он когда–либо видел, был запечатлен в его мозгу как камея.