Страница:
— Краснорыба — штука хорошая.
— А твоя мать будет сегодня петь? — нерешительно спросила Брашия. — Слава певицы Мерелан дошла и до Мардела-холда, но мы живем так далеко от цеха арфистов, что почти никто из нас не слыхал ее пения.
— Да, она собирается петь, — отозвался Робинтон, преисполнившись гордости за мать. Если бы она была сейчас здесь — насколько б ему было проще!..
— Что-нибудь особенное? — спросила Брашия, чуть склонив голову набок тем же очаровательным движением, что и ее дочь.
— Что-нибудь из песен Робинтона, — сказала Ювана, проигнорировав перепуганный взгляд арфиста. — Он у нас чересчур скромный. Мелонгель считает, что Робинтон — такой же хороший композитор, как его мать — певица.
— Ну, Ювана, это уже чересчур! — попытался возразить Робинтон.
— А я считаю, что в самый раз, — невозмутимо отозвалась Ювана. — И Касия тоже.
— Она — лицо пристрастное, — заметил Ф'лон. Всадник стоял, прислонившись к дверному косяку, и лениво вертел в руках бокал с вином, а в глазах его плясали озорные огоньки. — Но я допускаю, что Роб и вправду сочинил несколько неплохих мотивчиков.
— И мы их сегодня услышим? — Брашия развернулась и вопросительно посмотрела на Робинтона.
— Возможно, вы только их сегодня и будете слышать, — ответил вместо него Ф'лон. — Большая часть новых песен — его.
— Что, в самом деле?
— Все новые песни и половину переработанных учебных Баллад написал наш Робинтон.
Наверное, Ювана и Ф'лон считали, что помогают Робинтону почувствовать себя увереннее во время первой встречи с родителями Касии, но, с точки зрения самого Робинтона, они изрядно перестарались.
— Я думал, это твой отец так много сочинил, — сказал несколько сбитый с толку Бордон.
— Они оба много сочиняют, — отозвалась Ювана. А Ф'лон почти одновременно с этим заметил:
— Только песенки Роба петь можно.
— Тебе никого больше не нужно доставить на Встречу? — стараясь говорить как можно мягче, спросил Робинтон.
— Нет. Я специально освободил сегодняшний день, чтобы помогать тебе, — торжественно откликнулся Ф'лон.
— Может, тебе хочется пойти полюбоваться на Встречу? — поинтересовался Робинтон, подбавив металла в голос.
Ювана рассмеялась.
— Мы больше не будем, Роб. Это нечестно — дразнить тебя в такой день.
— Рад это слышать, леди.
— Ну, будет тебе, Роб, — сказала Ювана, коснувшись руки молодого арфиста. — Я ведь теперь почти сестра тебе — или ты забыл?
Робинтон на миг впал в ступор.
— Только не говори мне, что ты со всей твоей сообразительностью не заметил этот поворотик! — воскликнул Ф'лон, наслаждаясь растерянностью друга. — А лорд Мелонгель, в свою очередь, становится тебе братом. Верно? Отличный ход, арфист.
Ювана осторожно сжала руку Робинтона, и тот, чувствуя себя резко поглупевшим, обернулся к ней.
— Но ведь это действительно так, — мягко сказала леди. А потом улыбнулась остальным присутствующим. — Вот уж никогда не думала, что мне удастся лишить арфиста дара речи.
— Но ведь я же не поэтому захотел жениться на Касии…
— Конечно, нет, — отрезала Ювана.
— Какой милый мальчик, — сказала Брашия и лучезарно улыбнулась Робинтону.
— Прямой, как парус, — вставил слово Бордон.
— Роб, ты б хоть рот закрыл, — посоветовал Ф'лон со своего места у двери.
— Ф'лон, чем подпирать дверь, сходи лучше принеси арфу, которую Робинтон сделал для Касии, — сказала Ювана, погрозив всаднику пальцем. — Ты знаешь, где она стоит. И скажи Касии, что все идет отлично.
Дождавшись, пока Ф'лон выйдет, она примирительно улыбнулась Робинтону.
— Он иногда бывает просто ужасен, верно? По-моему, в умении дразниться всадники даже арфистам способны дать фору, а?
Робинтон же до сих пор пытался переварить сообщение о том, что теперь он оказался близким родственником лорда Тиллекского. Получалось плохо.
— Я же понятия не имел — честное слово!
— Конечно, нет, — успокаивающе произнесла Ювана. — Тот же Клостан сразу сообразил бы — но только не ты.
— Касия сказала, что вам для празднования свадьбы одолжили шлюп, — вмешался Бордон. — Ты много плавал?
— Только от Форта до Исты — и еще неделю на рыболовецком корабле, с капитаном Гостолом. Собственно, он нам корабль и предоставил.
— В самом деле?
— Ну да — чтобы мы могли прокатиться вдоль побережья, — улыбнулся Робинтон. — Проверить, знает ли Касия местность, в которой живет. Я-то совсем не знаю — в этом он не сомневается.
Похоже, это признание не уронило его в глазах Бордона. Холдер подался вперед и принялся описывать недостатки маленьких кораблей. Это позволило им поддерживать осмысленную беседу до тех пор, пока не вернулся Ф'лон с арфой Касии. Всадник нес инструмент с таким почтением, какое обычно оказывал одному лишь Сайманит'у. Проходя мимо Робинтона, он негромко бросил:
— Красота какая!
Бордон и Брашия принялись разглядывать резьбу, инкрустацию и струны, а потом, конечно же, попросили Робинтона сыграть, чтобы послушать, как звучит арфа.
Взяв в руки инструмент, Робинтон окончательно успокоился. Заметив это, Ювана извинилась перед присутствующими и удалилась: у нее было еще много дел.
Робинтону никогда еще не приходилось говорить перед таким огромным скоплением народа. Петь-то приходилось, но говорить, вкладывая в слова всю свою душу, — совсем другое дело. Ему даже пришлось откашляться, прежде чем он смог произнести хоть слово. Но потом Робинтон, набрав в грудь побольше воздуха, все-таки объявил во всеуслышание о своем желании стать для Касии любящим, добрым, внимательным супругом, заботиться о ней всю жизнь, вместе с ней растить детей и обеспечивать свою семью всем необходимым.
Не выпуская руки возлюбленной, он взглянул Касии в глаза — не затуманенные больше тенью былого горя, а сияющие счастьем. И Касия — ей тоже пришлось прочистить горло, прежде чем заговорить, — так же громко и решительно объявила о своем желании вступить в брак. Дойдя до того места, где говорилось о детях, она улыбнулась еще шире и подмигнула жениху.
— Мы слышали ваши обещания, Робинтон и Касия, — торжественно произнес Мелонгель. Он принимал обеты новобрачных на правах владетеля холда.
— Услышано и засвидетельствовано! — сказал мастер Миннарден, а прочие мастера подхватили традиционный ответ.
Все присутствующие разразились радостными возгласами и пожеланиями счастья.
Мелонгель, прежде чем перейти к следующей паре, пожал руки Касии и Робинтону и, на миг утратив свою торжественность, расплылся в улыбке и с озорным видом шепнул молодому арфисту:
— Братец.
— Ну, целуй же ее! — воскликнул Ф'лон. Робинтон и Касия ошеломленно застыли, и тогда всадник, обняв их за плечи, толкнул друг к другу.
Губы молодых соприкоснулись, и Робинтону показалось, что его пронзила молния, нет, их обоих, и его, и Касию, так доверчиво прильнувшую к нему. Он едва не разозлился, когда Ф'лон заставил их прервать поцелуй.
— Доченька, я так счастлива! — воскликнула Мерелан, обняв потрясенную Касию. В глазах у Мерелан стояли слезы — но это не умаляло ее красоты. Потом она уступила место Брашии, и та, разрыдавшись, крепко сжала дочь в объятиях. Бордон с такой энергией пожал руку Робинтону, что арфист не на шутку испугался: а сможет ли он в ближайшее время на чем-нибудь играть? Ф'лон поднял шум, утверждая, что тоже имеет право поцеловать Касию — всего разочек, чтобы она знала, чего лишилась. А потом Мерелан обняла Робинтона — так крепко, что он едва мог вздохнуть.
— Будь так же счастлив, как мы с твоим отцом, — прошептала сыну на ухо Мерелан. Почувствовав, как он напрягся, Мерелан слегка отстранилась и пристально взглянула Робинтону в глаза. — Ведь мы с ним действительно были счастливы… вместе.
И Робинтон понял, что его мать сказала чистую правду: это у него всегда были сложные отношения с отцом — не у нее.
— Но у тебя-то достаточно великодушия, чтобы любить весь мир, — добавила Мерелан и отпустила сына.
Грож, смущаясь, поцеловал Касию в щеку и сказал, что она всегда будет желанной гостьей в Форт-холде. И выразил надежду, что она постарается появляться там как можно чаще.
Тем временем прочие пары тоже успели произнести свои обеты, и хор поздравлений сделался еще громче.
— Мне просто необходимо выпить! — объявил Ф'лон и потащил всех сквозь толпу к столам, расставленным вокруг площадки для танцев. По обе стороны от помоста для музыкантов были устроены возвышения, и на них стояли еще два стола. Тот, который справа, предназначался для молодоженов, и туда-то Ф'лон их и повел.
Но на середине дороге молодых встретил сияющий виночерпий; бокалы на подносе, который он держал в руках, тоненько позванивали.
— Я знаю, что нехорошо вас останавливать, но у меня тут бенденское вино. Господин всадник велел, чтобы я его непременно вам подал, — негромко сказал виночерпий. Он тепло улыбнулся Касии и протянул ей поднос, чтобы она могла взять бокал. Новобрачная тоже улыбнулась — и продолжала улыбаться, даже пригубив восхитительно прохладное, бодрящее бенденское.
Они все выпили по бокалу и заняли свои места, а поварята принялись проворно накрывать на стол.
Робинтон не помнил потом, кто же еще сидел с ними рядом. Счастье так туманило ему голову, что он ничего вокруг не замечал. Касия принадлежала ему, а он — ей, и его мама была здесь. Все остальное значения не имело. Родители Касии оказались милыми людьми, и их присутствие больше не смущало Робинтона. Он даже умудрился что-то запомнить из множества советов Бордона по поводу плавания. А вот если Ф'лон не перестанет его дразнить, то скоро получит в зубы, хоть Касия и смеется над остротами всадника и родители тоже.
Мастер голоса начала свое выступление с одной из любовных песен, которые Робинтон написал для Касии, — но из тактичности не упомянула об этой подробности. Ей аккомпанировали Миннарден, Айфор, Мумолон и несколько местных музыкантов. Песню встретили восторженными рукоплесканиями и просьбами спеть еще. Когда великолепный голос Мерелан вновь взмыл под своды зала, Брашия ошеломленно покачала головой и тихонько пробормотала:
— Она и вправду настолько хороша, как о ней рассказывают, — и даже лучше!
— Что, гордишься матерью? — спросил у Робинтона Бордон, перегнувшись через стол. Лицо холдера раскраснелось от удовольствия и хорошего бенденского вина. — И ведь есть чем!
— А она гордится сыном! — с гордостью заявила Касия, взяв в руки ладони Робинтона и на мгновение зарывшись в них лицом.
Их ноги так тесно переплелись, что Робинтону оставалось лишь надеяться, что никто этого не заметит под длинной скатертью — и что его никто не попросит встать. К счастью, этого действительно не произошло. Робинтон готов был при необходимости сыграть что-нибудь, но Миннарден, сменяя музыкантов, вежливо пропускал Робинтона.
От неподвижности ноги у Робинтона занемели — да и Касия, когда ей понадобилось наведаться в уборную, первые несколько шагов проделала очень неуверенно. Брашия и Мерелан отправились с ней, заверив Робинтона, не желавшего терять молодую жену из виду, что с ней все будет в порядке — они сами за этим присмотрят.
Гости, желавшие отведать угощение, заняли места за другими столами. Многие, впрочем, отправились бродить, разглядывая товары в киосках и наслаждаясь хорошей погодой.
Представление между тем продолжалось, но в неофициальной обстановке.
— Тебе беспокойно, любимый? — тихонько спросила Касия, заметив, что Робинтон машинально отстукивает ритм очередной песни.
— Нет-нет, это просто привычка! — отозвался Робинтон. — Тебя я ни за что не покину — ни сегодня и никогда!
— Но мы ведь сегодня еще потанцуем, попозже — правда? — спросила Касия, с невинным видом округлив глаза.
— Конечно! Мы будем танцевать всю ночь!..
— Нет, не всю, — шепнула в ответ Касия и чувственно улыбнулась. И рассмеялась, увидев, какое лицо сделалось у Робинтона.
Они действительно вскоре отправились на площадку для танцев, и Робинтон позволил танцевать со своей молодой женой лишь лорду Мелонгелю, отцу Касии и Грожу. А подначки Ф'лона уже довели его до бешенства.
— Не сердись на него, — сказала Касия, на миг сделавшись серьезной. — Он очень тебя любит. И мне кажется, что Ф'лон так дурачится, чтобы скрыть что-то очень мучительное для него, о чем он не хочет — и не может — рассказать.
Она улыбнулась.
— Судя по тому, как твой друг вздыхает, я бы сказала, что он влюблен.
— Кто — Ф'лон? — поразился Робинтон. Замечание жены заставило его взглянуть на происходящее по-иному, и Робинтон пожалел, что не отнесся к другу с большим сочувствием. Теперь же он заметил, что в перерывах между приступами лихорадочного дурачества Ф'лон делается очень задумчивым и вид у него обеспокоенный. Сегодня, конечно, неподходящий день для таких разговоров — но завтра непременно нужно будет выспросить у друга, что же его так терзает. Но тут Робинтон сообразил, что вряд ли они с Касией встретятся завтра с Ф'лоном.
А потому он все-таки разрешил бронзовому всаднику потанцевать с Касией, а сам обратился к Сайманит'у.
«Сайманит', что тревожит моего друга?»
Последовало длительное молчание — столь длительное, что Робинтон даже засомневался, услышал ли его дракон.
«Услышал. Я не знаю. Иногда он не все мне говорит. — В голосе дракона — как и в голосе его всадника — звучало беспокойство и какое-то смутное, неосознанное стремление. — Он много думает о Ларне, и он несчастлив».
Ларна? Это имя показалось Робинтону смутно знакомым, но лишь к концу танца арфист вспомнил, где же он его слышал. Ну, конечно же, Ларна — докучливая девчушка, дочь прежней госпожи Вейра! У Ф'лона тогда еще были какие-то сложности с Каролой и всем Вейром — из-за того, как он обходился с девочкой. Но маленьким девочкам свойственно вырастать. Может, из Ларны выросла такая красавица, что из-за нее Ф'лон и лишился покоя? Хотя… Влюбленным всегда хочется, чтобы все вокруг были влюблены. Робинтон вздохнул и отправился сказать всем, что до конца вечера Касия танцует только с ним.
Они умудрились незаметно ускользнуть во время одного из популярных медленных танцев и беспрепятственно пробраться с освещенной лампами танцевальной площадки в необычно тихий холд. Во время Встреч все покидали его, отправляясь на поиски развлечений, — даже старые дядюшки и тетушки, служанки и поварята.
— Смотри!
Касия указала на скалу. Там светились два зеленых, медленно вращающихся шара, свидетельствующих, что Сайманит' по-прежнему бодрствует. Касия помахала ему рукой, и дракон, к ее удивлению, подмигнул.
— Можешь не сомневаться: этот дракон видит все, что происходит внизу, — сказал ей Робинтон. Он тоже помахал бронзовому красавцу рукой и улыбнулся, когда Сайманит' снова прищурился.
— А он не знает, что беспокоит Ф'лона?
— Если кто и мог бы это знать, так это Сайманит', — отозвался Робинтон. — Но он не знает.
Они вошли в здание холда. Большая часть светильников была погашена из соображений бережливости, но оставшихся хватало, чтобы найти дорогу без особых затруднений.
— В следующий раз, когда соберешься покупать одежду, непременно возьми с собой Клостана, — сказала супругу Касия, когда они быстро поднимались по лестнице на свой этаж.
— Зачем? У меня теперь есть ты.
Робинтон обдумал предложение воспользоваться помощью кого-то другого и презрительно фыркнул.
В конце концов они, тяжело дыша, добрались до самого верха. Робинтон за руку ввел хихикающую Касию в их покои, плотно закрыл и запер дверь. Даже у Ф'лона не хватит нахальства беспокоить их здесь.
Робинтон никак не мог припомнить, попрощался ли он с матерью. Должно быть, да — по крайней мере, он точно помнил, как благодарил за все родителей Касии.
Пока Касия устраивалась у румпеля, Робинтон отвязал носовой фалинь, как показывал ему капитан Гостол, легко вспрыгнул на борт и оттолкнул шлюп от толстых свай. Потом он поднял парус — и тот сразу наполнился ветром. Касия некоторое время лавировала, потом судно поймало ветер; Робинтон перешел на корму и уселся рядом с женой на кокпите.
Когда они уже почти пересекли акваторию порта и готовы были выйти в открытое море, из кубрика на соседнем крупном судне вышел какой-то рыбак и лениво помахал им рукой. После Касия и Робинтон восемь дней не видали ни единого человека.
Их мир состоял из шлюпа, воды и неба, которое на протяжении первых трех дней было ослепительно синим — такую синеву в этих широтах можно увидеть лишь по осени. Но Касии и Робинтону не было дела до погоды: они занимались друг другом. Выяснилось, что среди всего прочего их вкусы сходятся еще и в том, что оба они любят свежевыловленную и свежеподжаренную рыбу. Иногда Робинтон занимался рыбной ловлей, а Касия — стряпней, а иногда они менялись местами.
Потом погода испортилась. Невесть откуда налетела буря, и Касия, с трудом перекрикивая вой ветра, велела Робинтону спустить парус и надежно закрепить гик. Несмотря на ливень и вздымающееся море, Робинтон справился с задачей, спустился в каюту, достал непромокаемую одежду и быстро натянул свою, чтобы постоять на румпеле, пока Касия будет переодеваться. Выбравшись на палубу, Робинтон, выронив свою ношу, бросился на помощь Касии: та с трудом удерживала румпель. Им не сразу удалось справиться с непокорным шлюпом, и к тому моменту, когда Касия смогла наконец переодеться, лицо ее побелело от холода — ведь все это время волны швыряли суденышко из стороны в сторону, а с неба продолжали хлестать струи дождя. Время от времени волны захлестывали палубу; Касия выкрикнула приказ — и Робинтон, подчинившись, умудрился дотянуться до длинной ручки ковша.
Робинтон выплескивал за борт ковш за ковшом — а на место вычерпанной воды тут же прибывала новая. Но он все равно продолжал черпать — одной рукой, а второй — помогал Касии удерживать румпель. Маленький шлюп то взлетал на пенистый гребень громадной волны, то рушился вниз, едва не вытряхивая душу из своих пассажиров. Робинтон стучал зубами от холода. Он видел сквозь потоки дождя, что Касия стиснула зубы и вздернула верхнюю губу: казалось, будто она рычит, бросая вызов буре. Девушка наваливалась на румпель всем телом, стараясь держать шлюп носом к волне. Робинтон и сам понимал, что стоит хоть одной такой волне ударить им в борт — шлюп перевернется, и они пойдут на дно. У них и без того было не много шансов пережить этот шторм — но если им не удастся удержать шлюп на плаву, надежды не останется никакой.
Робинтон не знал, сколько прошло времени. Внезапно небо просветлело, ветер улегся, и давление на руль ослабло. Касия и Робинтон шлепнулись прямо на палубу, судорожно глотая воздух ртом.
— Скорее, — проговорила Касия, указывая на мачту. — Мы очутились в окне бури. Это нужно использовать. Подними парус до половины. Вон там уже виден берег. Надо найти какое-нибудь укрытие и дождаться конца бури. Должна же здесь быть бухта или заливчик — хоть какое-нибудь место, где можно бросить якорь.
Голос ее звучал так настойчиво, что Робинтон опрометью бросился выполнять просьбу жены — откуда только и силы взялись. А потом он помогал Касии удерживать парус — ветер все время пытался его сорвать, — и вести шлюп к темной громаде, встающей прямо по курсу.
Они едва не пропустили вход в бухту — наверняка бы пропустили, не уткнись их шлюп прямехонько в этот вход носом. Суденышко вошло в узкий пролив, и у Касии вырвался победный вопль: буйство стихии осталось позади. Теперь, когда каменные выступы защищали шлюп, он замедлил свой бег, но все же волны продолжали нести его к виднеющимся впереди скалам.
Касия и Робинтон огляделись по сторонам. После долгих часов завывания бури у них звенело в ушах, и им не верилось, что они наконец-то достигли убежища.
— Якорь… Роб… брось якорь. Нельзя… чтобы нас… швыряло… из стороны в сторону, — с трудом проговорила Касия, указав на нос судна. — Тут могут быть скалы…
Робинтон бросил якорь, веревка принялась разматываться — и вот шлюп, вздрогнув, остановился. Суденышко, поскрипывая, закачалось на волнах.
Касия стояла, облокотившись на румпель. Видно было, что сил у нее не осталось никаких. Робинтон и сам вымотался до предела. Но он знал, что им нужно спуститься в каюту и во что бы то ни стало согреться, и эта мысль заставила его действовать. Он отвел — точнее, почти отнес — Касию ко входу в каюту и открыл люк, от души надеясь, что тот не протекает и волны не затопили их единственное прибежище. Робинтон едва не свалился с лестницы, увлекая за собою жену, но с грехом пополам они умудрились спуститься. Касия забралась на койку, а Робинтон еще некоторое время возился с крышкой люка.
Когда он присоединился к Касии, та дрожала всем телом. Робинтон кое-как стянул с нее насквозь промокшую одежду и закутал любимую в одеяло. Касия застонала и попыталась что-то сказать, но у нее не хватило сил.
— Горячего. Чего-нибудь горячего, — пробормотал Робинтон, пытаясь заставить окоченевшие пальцы слушаться.
Кое-как справившись со спичками, он разжег огонь в жаровне, служившей им заодно и плитой. Когда-то давно — еще до бури — он набрал в чайник воды, собираясь готовить еду, да так ничего и не успел тогда сделать. Теперь же Робинтон не сводил с чайника глаз. Скорей бы он закипел, чтобы можно было заварить кла! Потом он вспомнил об остатках рыбной похлебки, приготовленной в те же незапамятные времена, и разогрел и ее тоже. Касию била мелкая дрожь — да и самого Робинтона тоже. Он вернулся к койке и изо всех сил, сколько их там у него оставалось, растер Касию, восстанавливая нормальное кровообращение. Потом он умудрился обжечь палец — прикоснулся к крышке чайника, когда хотел проверить, достаточно ли нагрелась вода. Проверил, называется. Зализывая обожженный палец, Робинтон залил порошок кла кипятком, размешал и нашарил на полке банку с подсластителем. Сладкое им сейчас не помешает.
Он глотнул кла, чтобы убедиться, что Касия не обожжется. Потом он с трудом усадил жену, прижал ее к себе — самому ему пришлось привалиться к переборке — и поднес кружку к губам Касии.
— Выпей, Касия. Выпей и согреешься.
Касия так замерзла, что у нее не было сил даже на то, чтобы пить. Но все-таки она заставила себя глотнуть, и постепенно, глоток за глотком Робинтон влил в нее весь кла. Потом Касия шевельнула головой, напряглась, но из горла у нее вырвалось лишь невнятное клокотание; тогда она взглядом попросила Робинтона тоже выпить горячего. Чашка уже опустела, так что Робинтон сделал себе новую порцию и снова поставил на огонь кастрюльку с похлебкой. Он даже задремал, но его разбудило дребезжание крышки. Еще чуть-чуть — и кипящая похлебка непременно бы сбежала.
Даже краткого мига передышки хватило, чтобы Робинтон немного оправился — все-таки он был молод и силен. Он разлил похлебку по двум кружкам, заново наполнил чайник водой и поставил его на огонь. Надо обтереть Касию теплой водой. Может, это поможет.
Робинтон съел немного супу, потом с трудом стянул с себя мокрую одежду и вытащил из шкафчика сухую. Он выбрал из груды одежды самые теплые из вещей Касии и толстые шерстяные носки, а потом принялся растирать ноги Касии и растирал до тех пор, пока та не застонала и не попыталась отодвинуться. Тогда он натянул на жену носки.
Вода тем временем успела нагреться. Робинтон смочил полотенце, откинул одеяло и принялся прикладывать полотенце к ногам Касии.
Через некоторое время бледная до синевы кожа девушки понемногу начала розоветь. Робинтон накормил Касию похлебкой, и та без сил вытянулась на койке; даже ничтожное усилие, требовавшееся, чтобы глотать, утомило ее до предела. Маленький кораблик тихо покачивался на волнах. Робинтон улегся рядом с женой, забрался под одеяло и наконец-то позволил себе уснуть.
— А твоя мать будет сегодня петь? — нерешительно спросила Брашия. — Слава певицы Мерелан дошла и до Мардела-холда, но мы живем так далеко от цеха арфистов, что почти никто из нас не слыхал ее пения.
— Да, она собирается петь, — отозвался Робинтон, преисполнившись гордости за мать. Если бы она была сейчас здесь — насколько б ему было проще!..
— Что-нибудь особенное? — спросила Брашия, чуть склонив голову набок тем же очаровательным движением, что и ее дочь.
— Что-нибудь из песен Робинтона, — сказала Ювана, проигнорировав перепуганный взгляд арфиста. — Он у нас чересчур скромный. Мелонгель считает, что Робинтон — такой же хороший композитор, как его мать — певица.
— Ну, Ювана, это уже чересчур! — попытался возразить Робинтон.
— А я считаю, что в самый раз, — невозмутимо отозвалась Ювана. — И Касия тоже.
— Она — лицо пристрастное, — заметил Ф'лон. Всадник стоял, прислонившись к дверному косяку, и лениво вертел в руках бокал с вином, а в глазах его плясали озорные огоньки. — Но я допускаю, что Роб и вправду сочинил несколько неплохих мотивчиков.
— И мы их сегодня услышим? — Брашия развернулась и вопросительно посмотрела на Робинтона.
— Возможно, вы только их сегодня и будете слышать, — ответил вместо него Ф'лон. — Большая часть новых песен — его.
— Что, в самом деле?
— Все новые песни и половину переработанных учебных Баллад написал наш Робинтон.
Наверное, Ювана и Ф'лон считали, что помогают Робинтону почувствовать себя увереннее во время первой встречи с родителями Касии, но, с точки зрения самого Робинтона, они изрядно перестарались.
— Я думал, это твой отец так много сочинил, — сказал несколько сбитый с толку Бордон.
— Они оба много сочиняют, — отозвалась Ювана. А Ф'лон почти одновременно с этим заметил:
— Только песенки Роба петь можно.
— Тебе никого больше не нужно доставить на Встречу? — стараясь говорить как можно мягче, спросил Робинтон.
— Нет. Я специально освободил сегодняшний день, чтобы помогать тебе, — торжественно откликнулся Ф'лон.
— Может, тебе хочется пойти полюбоваться на Встречу? — поинтересовался Робинтон, подбавив металла в голос.
Ювана рассмеялась.
— Мы больше не будем, Роб. Это нечестно — дразнить тебя в такой день.
— Рад это слышать, леди.
— Ну, будет тебе, Роб, — сказала Ювана, коснувшись руки молодого арфиста. — Я ведь теперь почти сестра тебе — или ты забыл?
Робинтон на миг впал в ступор.
— Только не говори мне, что ты со всей твоей сообразительностью не заметил этот поворотик! — воскликнул Ф'лон, наслаждаясь растерянностью друга. — А лорд Мелонгель, в свою очередь, становится тебе братом. Верно? Отличный ход, арфист.
Ювана осторожно сжала руку Робинтона, и тот, чувствуя себя резко поглупевшим, обернулся к ней.
— Но ведь это действительно так, — мягко сказала леди. А потом улыбнулась остальным присутствующим. — Вот уж никогда не думала, что мне удастся лишить арфиста дара речи.
— Но ведь я же не поэтому захотел жениться на Касии…
— Конечно, нет, — отрезала Ювана.
— Какой милый мальчик, — сказала Брашия и лучезарно улыбнулась Робинтону.
— Прямой, как парус, — вставил слово Бордон.
— Роб, ты б хоть рот закрыл, — посоветовал Ф'лон со своего места у двери.
— Ф'лон, чем подпирать дверь, сходи лучше принеси арфу, которую Робинтон сделал для Касии, — сказала Ювана, погрозив всаднику пальцем. — Ты знаешь, где она стоит. И скажи Касии, что все идет отлично.
Дождавшись, пока Ф'лон выйдет, она примирительно улыбнулась Робинтону.
— Он иногда бывает просто ужасен, верно? По-моему, в умении дразниться всадники даже арфистам способны дать фору, а?
Робинтон же до сих пор пытался переварить сообщение о том, что теперь он оказался близким родственником лорда Тиллекского. Получалось плохо.
— Я же понятия не имел — честное слово!
— Конечно, нет, — успокаивающе произнесла Ювана. — Тот же Клостан сразу сообразил бы — но только не ты.
— Касия сказала, что вам для празднования свадьбы одолжили шлюп, — вмешался Бордон. — Ты много плавал?
— Только от Форта до Исты — и еще неделю на рыболовецком корабле, с капитаном Гостолом. Собственно, он нам корабль и предоставил.
— В самом деле?
— Ну да — чтобы мы могли прокатиться вдоль побережья, — улыбнулся Робинтон. — Проверить, знает ли Касия местность, в которой живет. Я-то совсем не знаю — в этом он не сомневается.
Похоже, это признание не уронило его в глазах Бордона. Холдер подался вперед и принялся описывать недостатки маленьких кораблей. Это позволило им поддерживать осмысленную беседу до тех пор, пока не вернулся Ф'лон с арфой Касии. Всадник нес инструмент с таким почтением, какое обычно оказывал одному лишь Сайманит'у. Проходя мимо Робинтона, он негромко бросил:
— Красота какая!
Бордон и Брашия принялись разглядывать резьбу, инкрустацию и струны, а потом, конечно же, попросили Робинтона сыграть, чтобы послушать, как звучит арфа.
Взяв в руки инструмент, Робинтон окончательно успокоился. Заметив это, Ювана извинилась перед присутствующими и удалилась: у нее было еще много дел.
* * *
Когда Робинтон и Касия вошли в зал суда, где их уже ожидали лорд и леди холда, мастер Миннарден и другие мастера, и Робинтон взял руку Касии в свою, он подумал, что такого прекрасного дня на свете еще не бывало. И то, что Робинтон и Касия были первой из шести пар, ничуть не уменьшало его восторга. Робинтон не сводил взгляда со своей невесты. Позади жениха и невесты стояли свидетели. Мерелан, великолепная в своем голубом наряде, стояла между Ф'лоном и Грожем — юноша заявил, что просто обязан здесь присутствовать, как официальный представитель владетеля Форт-холда. Родители Касии держались поближе к дочке: мать раскраснелась от волнения, а отец был исполнен гордости и достоинства.Робинтону никогда еще не приходилось говорить перед таким огромным скоплением народа. Петь-то приходилось, но говорить, вкладывая в слова всю свою душу, — совсем другое дело. Ему даже пришлось откашляться, прежде чем он смог произнести хоть слово. Но потом Робинтон, набрав в грудь побольше воздуха, все-таки объявил во всеуслышание о своем желании стать для Касии любящим, добрым, внимательным супругом, заботиться о ней всю жизнь, вместе с ней растить детей и обеспечивать свою семью всем необходимым.
Не выпуская руки возлюбленной, он взглянул Касии в глаза — не затуманенные больше тенью былого горя, а сияющие счастьем. И Касия — ей тоже пришлось прочистить горло, прежде чем заговорить, — так же громко и решительно объявила о своем желании вступить в брак. Дойдя до того места, где говорилось о детях, она улыбнулась еще шире и подмигнула жениху.
— Мы слышали ваши обещания, Робинтон и Касия, — торжественно произнес Мелонгель. Он принимал обеты новобрачных на правах владетеля холда.
— Услышано и засвидетельствовано! — сказал мастер Миннарден, а прочие мастера подхватили традиционный ответ.
Все присутствующие разразились радостными возгласами и пожеланиями счастья.
Мелонгель, прежде чем перейти к следующей паре, пожал руки Касии и Робинтону и, на миг утратив свою торжественность, расплылся в улыбке и с озорным видом шепнул молодому арфисту:
— Братец.
— Ну, целуй же ее! — воскликнул Ф'лон. Робинтон и Касия ошеломленно застыли, и тогда всадник, обняв их за плечи, толкнул друг к другу.
Губы молодых соприкоснулись, и Робинтону показалось, что его пронзила молния, нет, их обоих, и его, и Касию, так доверчиво прильнувшую к нему. Он едва не разозлился, когда Ф'лон заставил их прервать поцелуй.
— Доченька, я так счастлива! — воскликнула Мерелан, обняв потрясенную Касию. В глазах у Мерелан стояли слезы — но это не умаляло ее красоты. Потом она уступила место Брашии, и та, разрыдавшись, крепко сжала дочь в объятиях. Бордон с такой энергией пожал руку Робинтону, что арфист не на шутку испугался: а сможет ли он в ближайшее время на чем-нибудь играть? Ф'лон поднял шум, утверждая, что тоже имеет право поцеловать Касию — всего разочек, чтобы она знала, чего лишилась. А потом Мерелан обняла Робинтона — так крепко, что он едва мог вздохнуть.
— Будь так же счастлив, как мы с твоим отцом, — прошептала сыну на ухо Мерелан. Почувствовав, как он напрягся, Мерелан слегка отстранилась и пристально взглянула Робинтону в глаза. — Ведь мы с ним действительно были счастливы… вместе.
И Робинтон понял, что его мать сказала чистую правду: это у него всегда были сложные отношения с отцом — не у нее.
— Но у тебя-то достаточно великодушия, чтобы любить весь мир, — добавила Мерелан и отпустила сына.
Грож, смущаясь, поцеловал Касию в щеку и сказал, что она всегда будет желанной гостьей в Форт-холде. И выразил надежду, что она постарается появляться там как можно чаще.
Тем временем прочие пары тоже успели произнести свои обеты, и хор поздравлений сделался еще громче.
— Мне просто необходимо выпить! — объявил Ф'лон и потащил всех сквозь толпу к столам, расставленным вокруг площадки для танцев. По обе стороны от помоста для музыкантов были устроены возвышения, и на них стояли еще два стола. Тот, который справа, предназначался для молодоженов, и туда-то Ф'лон их и повел.
Но на середине дороге молодых встретил сияющий виночерпий; бокалы на подносе, который он держал в руках, тоненько позванивали.
— Я знаю, что нехорошо вас останавливать, но у меня тут бенденское вино. Господин всадник велел, чтобы я его непременно вам подал, — негромко сказал виночерпий. Он тепло улыбнулся Касии и протянул ей поднос, чтобы она могла взять бокал. Новобрачная тоже улыбнулась — и продолжала улыбаться, даже пригубив восхитительно прохладное, бодрящее бенденское.
Они все выпили по бокалу и заняли свои места, а поварята принялись проворно накрывать на стол.
Робинтон не помнил потом, кто же еще сидел с ними рядом. Счастье так туманило ему голову, что он ничего вокруг не замечал. Касия принадлежала ему, а он — ей, и его мама была здесь. Все остальное значения не имело. Родители Касии оказались милыми людьми, и их присутствие больше не смущало Робинтона. Он даже умудрился что-то запомнить из множества советов Бордона по поводу плавания. А вот если Ф'лон не перестанет его дразнить, то скоро получит в зубы, хоть Касия и смеется над остротами всадника и родители тоже.
Мастер голоса начала свое выступление с одной из любовных песен, которые Робинтон написал для Касии, — но из тактичности не упомянула об этой подробности. Ей аккомпанировали Миннарден, Айфор, Мумолон и несколько местных музыкантов. Песню встретили восторженными рукоплесканиями и просьбами спеть еще. Когда великолепный голос Мерелан вновь взмыл под своды зала, Брашия ошеломленно покачала головой и тихонько пробормотала:
— Она и вправду настолько хороша, как о ней рассказывают, — и даже лучше!
— Что, гордишься матерью? — спросил у Робинтона Бордон, перегнувшись через стол. Лицо холдера раскраснелось от удовольствия и хорошего бенденского вина. — И ведь есть чем!
— А она гордится сыном! — с гордостью заявила Касия, взяв в руки ладони Робинтона и на мгновение зарывшись в них лицом.
Их ноги так тесно переплелись, что Робинтону оставалось лишь надеяться, что никто этого не заметит под длинной скатертью — и что его никто не попросит встать. К счастью, этого действительно не произошло. Робинтон готов был при необходимости сыграть что-нибудь, но Миннарден, сменяя музыкантов, вежливо пропускал Робинтона.
От неподвижности ноги у Робинтона занемели — да и Касия, когда ей понадобилось наведаться в уборную, первые несколько шагов проделала очень неуверенно. Брашия и Мерелан отправились с ней, заверив Робинтона, не желавшего терять молодую жену из виду, что с ней все будет в порядке — они сами за этим присмотрят.
Гости, желавшие отведать угощение, заняли места за другими столами. Многие, впрочем, отправились бродить, разглядывая товары в киосках и наслаждаясь хорошей погодой.
Представление между тем продолжалось, но в неофициальной обстановке.
— Тебе беспокойно, любимый? — тихонько спросила Касия, заметив, что Робинтон машинально отстукивает ритм очередной песни.
— Нет-нет, это просто привычка! — отозвался Робинтон. — Тебя я ни за что не покину — ни сегодня и никогда!
— Но мы ведь сегодня еще потанцуем, попозже — правда? — спросила Касия, с невинным видом округлив глаза.
— Конечно! Мы будем танцевать всю ночь!..
— Нет, не всю, — шепнула в ответ Касия и чувственно улыбнулась. И рассмеялась, увидев, какое лицо сделалось у Робинтона.
Они действительно вскоре отправились на площадку для танцев, и Робинтон позволил танцевать со своей молодой женой лишь лорду Мелонгелю, отцу Касии и Грожу. А подначки Ф'лона уже довели его до бешенства.
— Не сердись на него, — сказала Касия, на миг сделавшись серьезной. — Он очень тебя любит. И мне кажется, что Ф'лон так дурачится, чтобы скрыть что-то очень мучительное для него, о чем он не хочет — и не может — рассказать.
Она улыбнулась.
— Судя по тому, как твой друг вздыхает, я бы сказала, что он влюблен.
— Кто — Ф'лон? — поразился Робинтон. Замечание жены заставило его взглянуть на происходящее по-иному, и Робинтон пожалел, что не отнесся к другу с большим сочувствием. Теперь же он заметил, что в перерывах между приступами лихорадочного дурачества Ф'лон делается очень задумчивым и вид у него обеспокоенный. Сегодня, конечно, неподходящий день для таких разговоров — но завтра непременно нужно будет выспросить у друга, что же его так терзает. Но тут Робинтон сообразил, что вряд ли они с Касией встретятся завтра с Ф'лоном.
А потому он все-таки разрешил бронзовому всаднику потанцевать с Касией, а сам обратился к Сайманит'у.
«Сайманит', что тревожит моего друга?»
Последовало длительное молчание — столь длительное, что Робинтон даже засомневался, услышал ли его дракон.
«Услышал. Я не знаю. Иногда он не все мне говорит. — В голосе дракона — как и в голосе его всадника — звучало беспокойство и какое-то смутное, неосознанное стремление. — Он много думает о Ларне, и он несчастлив».
Ларна? Это имя показалось Робинтону смутно знакомым, но лишь к концу танца арфист вспомнил, где же он его слышал. Ну, конечно же, Ларна — докучливая девчушка, дочь прежней госпожи Вейра! У Ф'лона тогда еще были какие-то сложности с Каролой и всем Вейром — из-за того, как он обходился с девочкой. Но маленьким девочкам свойственно вырастать. Может, из Ларны выросла такая красавица, что из-за нее Ф'лон и лишился покоя? Хотя… Влюбленным всегда хочется, чтобы все вокруг были влюблены. Робинтон вздохнул и отправился сказать всем, что до конца вечера Касия танцует только с ним.
Они умудрились незаметно ускользнуть во время одного из популярных медленных танцев и беспрепятственно пробраться с освещенной лампами танцевальной площадки в необычно тихий холд. Во время Встреч все покидали его, отправляясь на поиски развлечений, — даже старые дядюшки и тетушки, служанки и поварята.
— Смотри!
Касия указала на скалу. Там светились два зеленых, медленно вращающихся шара, свидетельствующих, что Сайманит' по-прежнему бодрствует. Касия помахала ему рукой, и дракон, к ее удивлению, подмигнул.
— Можешь не сомневаться: этот дракон видит все, что происходит внизу, — сказал ей Робинтон. Он тоже помахал бронзовому красавцу рукой и улыбнулся, когда Сайманит' снова прищурился.
— А он не знает, что беспокоит Ф'лона?
— Если кто и мог бы это знать, так это Сайманит', — отозвался Робинтон. — Но он не знает.
Они вошли в здание холда. Большая часть светильников была погашена из соображений бережливости, но оставшихся хватало, чтобы найти дорогу без особых затруднений.
— В следующий раз, когда соберешься покупать одежду, непременно возьми с собой Клостана, — сказала супругу Касия, когда они быстро поднимались по лестнице на свой этаж.
— Зачем? У меня теперь есть ты.
Робинтон обдумал предложение воспользоваться помощью кого-то другого и презрительно фыркнул.
В конце концов они, тяжело дыша, добрались до самого верха. Робинтон за руку ввел хихикающую Касию в их покои, плотно закрыл и запер дверь. Даже у Ф'лона не хватит нахальства беспокоить их здесь.
* * *
На рассвете они тихонько выбрались из холда, прихватив с собой багаж, и, взявшись за руки, побежали вниз, к причалу, где их уже ожидал шлюп. Во дворе было полно спящих — и на скамьях, и на столах, а кое-кто прикорнул даже и под столом. Ветерок слегка колыхал вымпелы над киосками, стоящими на площади Встреч. Молодожены принялись грузить свои вещи в шлюп, радостно посмеиваясь над тем, как ловко они от всех убежали. Робинтон взглянул на скалы над Холдом. Дракона там уже не было.Робинтон никак не мог припомнить, попрощался ли он с матерью. Должно быть, да — по крайней мере, он точно помнил, как благодарил за все родителей Касии.
Пока Касия устраивалась у румпеля, Робинтон отвязал носовой фалинь, как показывал ему капитан Гостол, легко вспрыгнул на борт и оттолкнул шлюп от толстых свай. Потом он поднял парус — и тот сразу наполнился ветром. Касия некоторое время лавировала, потом судно поймало ветер; Робинтон перешел на корму и уселся рядом с женой на кокпите.
Когда они уже почти пересекли акваторию порта и готовы были выйти в открытое море, из кубрика на соседнем крупном судне вышел какой-то рыбак и лениво помахал им рукой. После Касия и Робинтон восемь дней не видали ни единого человека.
Их мир состоял из шлюпа, воды и неба, которое на протяжении первых трех дней было ослепительно синим — такую синеву в этих широтах можно увидеть лишь по осени. Но Касии и Робинтону не было дела до погоды: они занимались друг другом. Выяснилось, что среди всего прочего их вкусы сходятся еще и в том, что оба они любят свежевыловленную и свежеподжаренную рыбу. Иногда Робинтон занимался рыбной ловлей, а Касия — стряпней, а иногда они менялись местами.
Потом погода испортилась. Невесть откуда налетела буря, и Касия, с трудом перекрикивая вой ветра, велела Робинтону спустить парус и надежно закрепить гик. Несмотря на ливень и вздымающееся море, Робинтон справился с задачей, спустился в каюту, достал непромокаемую одежду и быстро натянул свою, чтобы постоять на румпеле, пока Касия будет переодеваться. Выбравшись на палубу, Робинтон, выронив свою ношу, бросился на помощь Касии: та с трудом удерживала румпель. Им не сразу удалось справиться с непокорным шлюпом, и к тому моменту, когда Касия смогла наконец переодеться, лицо ее побелело от холода — ведь все это время волны швыряли суденышко из стороны в сторону, а с неба продолжали хлестать струи дождя. Время от времени волны захлестывали палубу; Касия выкрикнула приказ — и Робинтон, подчинившись, умудрился дотянуться до длинной ручки ковша.
Робинтон выплескивал за борт ковш за ковшом — а на место вычерпанной воды тут же прибывала новая. Но он все равно продолжал черпать — одной рукой, а второй — помогал Касии удерживать румпель. Маленький шлюп то взлетал на пенистый гребень громадной волны, то рушился вниз, едва не вытряхивая душу из своих пассажиров. Робинтон стучал зубами от холода. Он видел сквозь потоки дождя, что Касия стиснула зубы и вздернула верхнюю губу: казалось, будто она рычит, бросая вызов буре. Девушка наваливалась на румпель всем телом, стараясь держать шлюп носом к волне. Робинтон и сам понимал, что стоит хоть одной такой волне ударить им в борт — шлюп перевернется, и они пойдут на дно. У них и без того было не много шансов пережить этот шторм — но если им не удастся удержать шлюп на плаву, надежды не останется никакой.
Робинтон не знал, сколько прошло времени. Внезапно небо просветлело, ветер улегся, и давление на руль ослабло. Касия и Робинтон шлепнулись прямо на палубу, судорожно глотая воздух ртом.
— Скорее, — проговорила Касия, указывая на мачту. — Мы очутились в окне бури. Это нужно использовать. Подними парус до половины. Вон там уже виден берег. Надо найти какое-нибудь укрытие и дождаться конца бури. Должна же здесь быть бухта или заливчик — хоть какое-нибудь место, где можно бросить якорь.
Голос ее звучал так настойчиво, что Робинтон опрометью бросился выполнять просьбу жены — откуда только и силы взялись. А потом он помогал Касии удерживать парус — ветер все время пытался его сорвать, — и вести шлюп к темной громаде, встающей прямо по курсу.
Они едва не пропустили вход в бухту — наверняка бы пропустили, не уткнись их шлюп прямехонько в этот вход носом. Суденышко вошло в узкий пролив, и у Касии вырвался победный вопль: буйство стихии осталось позади. Теперь, когда каменные выступы защищали шлюп, он замедлил свой бег, но все же волны продолжали нести его к виднеющимся впереди скалам.
Касия и Робинтон огляделись по сторонам. После долгих часов завывания бури у них звенело в ушах, и им не верилось, что они наконец-то достигли убежища.
— Якорь… Роб… брось якорь. Нельзя… чтобы нас… швыряло… из стороны в сторону, — с трудом проговорила Касия, указав на нос судна. — Тут могут быть скалы…
Робинтон бросил якорь, веревка принялась разматываться — и вот шлюп, вздрогнув, остановился. Суденышко, поскрипывая, закачалось на волнах.
Касия стояла, облокотившись на румпель. Видно было, что сил у нее не осталось никаких. Робинтон и сам вымотался до предела. Но он знал, что им нужно спуститься в каюту и во что бы то ни стало согреться, и эта мысль заставила его действовать. Он отвел — точнее, почти отнес — Касию ко входу в каюту и открыл люк, от души надеясь, что тот не протекает и волны не затопили их единственное прибежище. Робинтон едва не свалился с лестницы, увлекая за собою жену, но с грехом пополам они умудрились спуститься. Касия забралась на койку, а Робинтон еще некоторое время возился с крышкой люка.
Когда он присоединился к Касии, та дрожала всем телом. Робинтон кое-как стянул с нее насквозь промокшую одежду и закутал любимую в одеяло. Касия застонала и попыталась что-то сказать, но у нее не хватило сил.
— Горячего. Чего-нибудь горячего, — пробормотал Робинтон, пытаясь заставить окоченевшие пальцы слушаться.
Кое-как справившись со спичками, он разжег огонь в жаровне, служившей им заодно и плитой. Когда-то давно — еще до бури — он набрал в чайник воды, собираясь готовить еду, да так ничего и не успел тогда сделать. Теперь же Робинтон не сводил с чайника глаз. Скорей бы он закипел, чтобы можно было заварить кла! Потом он вспомнил об остатках рыбной похлебки, приготовленной в те же незапамятные времена, и разогрел и ее тоже. Касию била мелкая дрожь — да и самого Робинтона тоже. Он вернулся к койке и изо всех сил, сколько их там у него оставалось, растер Касию, восстанавливая нормальное кровообращение. Потом он умудрился обжечь палец — прикоснулся к крышке чайника, когда хотел проверить, достаточно ли нагрелась вода. Проверил, называется. Зализывая обожженный палец, Робинтон залил порошок кла кипятком, размешал и нашарил на полке банку с подсластителем. Сладкое им сейчас не помешает.
Он глотнул кла, чтобы убедиться, что Касия не обожжется. Потом он с трудом усадил жену, прижал ее к себе — самому ему пришлось привалиться к переборке — и поднес кружку к губам Касии.
— Выпей, Касия. Выпей и согреешься.
Касия так замерзла, что у нее не было сил даже на то, чтобы пить. Но все-таки она заставила себя глотнуть, и постепенно, глоток за глотком Робинтон влил в нее весь кла. Потом Касия шевельнула головой, напряглась, но из горла у нее вырвалось лишь невнятное клокотание; тогда она взглядом попросила Робинтона тоже выпить горячего. Чашка уже опустела, так что Робинтон сделал себе новую порцию и снова поставил на огонь кастрюльку с похлебкой. Он даже задремал, но его разбудило дребезжание крышки. Еще чуть-чуть — и кипящая похлебка непременно бы сбежала.
Даже краткого мига передышки хватило, чтобы Робинтон немного оправился — все-таки он был молод и силен. Он разлил похлебку по двум кружкам, заново наполнил чайник водой и поставил его на огонь. Надо обтереть Касию теплой водой. Может, это поможет.
Робинтон съел немного супу, потом с трудом стянул с себя мокрую одежду и вытащил из шкафчика сухую. Он выбрал из груды одежды самые теплые из вещей Касии и толстые шерстяные носки, а потом принялся растирать ноги Касии и растирал до тех пор, пока та не застонала и не попыталась отодвинуться. Тогда он натянул на жену носки.
Вода тем временем успела нагреться. Робинтон смочил полотенце, откинул одеяло и принялся прикладывать полотенце к ногам Касии.
Через некоторое время бледная до синевы кожа девушки понемногу начала розоветь. Робинтон накормил Касию похлебкой, и та без сил вытянулась на койке; даже ничтожное усилие, требовавшееся, чтобы глотать, утомило ее до предела. Маленький кораблик тихо покачивался на волнах. Робинтон улегся рядом с женой, забрался под одеяло и наконец-то позволил себе уснуть.