Страница:
— Я тоже знаю!
— Так докажи!
— Нет!
— А я говорю — будешь петь!
— Нет, не буду! И вы меня не заставите!
Многим показалось, что за этим возгласом последовал звук пощечины. И действительно, когда Петирон позволил Халанне удалиться, правая сторона лица у нее была темнее левой. Но зато она наконец прекратила орать во всю глотку. В тот день она трудилась над сочинениями Петирона до хрипоты — и в конце концов у нее начало что-то получаться.
— Надеюсь, он не слишком сильно ее стукнул, — тихонько сказала Мерелан Уошеллу.
— А мне кажется, для всех было бы лучше, если бы он врезал ей как следует, — без малейшего сочувствия заметил Уошелл.
После окончания урока Халанна поспешно выскользнула из кабинета и исчезла. Она постаралась как можно незаметнее пробраться через двор Форт-холда. Юркнув в свою комнату — где она по-прежнему жила не одна, — Халанна тут же захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Но вот чего не знали наблюдатели, так это того, что Халанна подкупила ученика барабанщика, чтобы тот переслал срочное послание ее отцу, Халибрану. В послании говорилось, что ее оскорбили. Петирон признал, что действительно дал Халанне пощечину — чтобы она прекратила устраивать истерику; тому было достаточно свидетелей. А всякий мастер имел право наказать ученика, если тот относился к заданиям спустя рукава.
Когда мастер-арфист Дженелл и Бетрис, подмастерье цеха целителей, пришли поговорить с Халанной и объяснить, что так себя вести нельзя, девушка залилась слезами.
— Меня здесь никто не понимает! Меня унижают на каждом шагу! А я так на вас надеялась! — воскликнула она. — А вы ничуть не лучше всех остальных!
Как позднее сказала Мерелан Бетрис, она чуть не расхохоталась при виде этого представления.
— Никто тебя не унижает, — ответил Дженелл. Бетрис никогда еще не слышала, чтобы он говорил столь строго. — Тебя хорошо приняли в цехе, предоставили тебе самых лучших наставников. Мастер Петирон оказал тебе высокую честь — написал специально для тебя партию, позволяющую продемонстрировать всем твой голос. Это как-то трудно назвать унижением. Но ты, похоже, оказалась не способна по достоинству оценить эту честь. Тебе следует извиниться перед мастером Петироном…
— Извиниться? — От удивления Халанна даже подскочила с табурета. — Я — дочь владельца холда, и я ни перед кем не извинюсь! Это он должен извиниться передо мной за ту пощечину, или…
— Довольно! — оборвал ее Дженелл и повернулся к супруге. — Надо запереть ее в отдельную комнату и посадить на хлеб и воду.
Это оказалось проще сказать, чем сделать. Потребовались соединенные усилия Дженелла, Бетрис и Лорры, чтобы оттащить визжащую и брыкающуюся Халанну на третий этаж главного здания цеха, в одну из свободных гостевых комнат. Сперва Халанна отказывалась и от еды, и от питья и даже выливала воду, но вскоре жажда оказалась сильнее стремления покрасоваться. Поскольку ее тайное послание принесло результаты лишь через шесть дней, Халанна успела проголодаться и согласилась есть все, что дают, но по-прежнему отказывалась извиниться или пообещать исправиться. На любые попытки поговорить с ней она отвечала потоком оскорблений и угроз. Даже целительнице Джинии не удалось образумить своенравную девицу.
Караульный, дежуривший на восточной башне Форт-холда, заметил, что от порта к холду скачет отряд из десяти человек, все при оружии, — и поднял тревогу, переполошив и лорда Грогеллана, и весь Дом арфистов. Поскольку Грогеллан знал о тайно переданном послании, он собрал для встречи гостей своих сыновей, племянников и стражников. Получился внушительный отряд. Когда гости въехали во двор Дома, мастер Дженелл, Бетрис, Джиния, Петирон и Мерелан стояли, поджидая их, на широкой лестнице, а все ученики, подмастерья и мастера устроились так, чтобы следить за ходом событий.
Отряд Халибрана остановился. Холдеру нетрудно было догадаться, где находится его «оскорбленная» дочь, — та высунулась из окна и завопила во всю глотку.
— Отец, она опять за свое! — с отвращением произнес один из всадников. — Я совершенно уверен, что это она кого-то оскорбила.
Юноша был так похож на Халанну, что не оставалось сомнений: это ее брат. Но, кроме него, в отряде было еще несколько белокурых молодых парней, отмеченных печатью фамильного сходства.
Халибран спешился и велел сыну держать язык на привязи. Холд Халибрана не принадлежал к числу Великих, но был очень богат благодаря плодородию земли и рудникам. Зато в самом Халибране, в отличие от его дочери, не чувствовалось ни капли заносчивости. Он поднялся по лестнице и пожал руку мастеру-арфисту.
— Раз Халанна сидит под замком, значит, она опять что-то натворила и не желает извиняться — я правильно понимаю? В таком случае позвольте мне принести извинения от ее имени, — сказал он.
Окружающие с облегчением вздохнули, однако мастер Дженелл медленно покачал головой.
— Сожалею, холдер Халибран, но это ей, а не вам следует искупить свой проступок и ответить за нежелание подчиниться дисциплине цеха. Она должна усвоить урок.
Крики Халанны сделались еще пронзительнее, но гости демонстративно пропускали их мимо ушей.
— Это и моя вина, — тяжело вздохнув, произнес Халибран. — Ее мать умерла родами. Одна сестра при шести братьях — конечно, мы ее разбаловали.
Тот из братьев, который уже позволил себе высказаться, почти незаметно тряхнул головой и отвел взгляд. Еще двое очень старались сдержать смешки, но всем стало ясно, что братья, вероятно, давно уже пытались уговорить отца заняться воспитанием дочери как полагается.
— Так что же произошло, что она отправила такое послание? — поинтересовался Халибран.
Дженелл открыл было рот, приготовившись объяснять, но тут вперед шагнул Петирон.
— Должен вам сказать, холдер Халибран, что ваша дочь музыкально почти безграмотна, — твердо и отчетливо произнес он, — несмотря на то, что я всегда считал арфиста Максиланта опытным и знающим музыкантом.
— Максилант надеялся, что, быть может, наставники цеха преуспеют там, где он потерпел неудачу, — сказал Халибран беспомощно разведя руками. Обращался он при этом скорее к Дженеллу, чем к Петирону. — По своей воле я не стал бы перекладывать наши трудности на ваши плечи. — Он снова повернулся к Петирону. — И что же?
— Когда она несколько раз подряд отказалась выучить простенькую партитуру…
Каким-то чудом никто из присутствующих арфистов и бровью не повел, услышав из уст Петирона выражение «простенькая партитура».
— … и принялась кричать на меня, я дал ей пощечину. Одну.
И Петирон, дабы подчеркнуть свои слова, показал один палец.
Все, кто стоял на ступенях, подтвердили его слова.
— Мы все слышали этот спор собственными ушами, — сказал мастер Дженелл, указывая на окна кабинета. — И звук одной пощечины.
— А надо было дать больше, — буркнул один из братьев.
— Мы заберем ее от вас, — сказал Халибран. Тон его был полон смирения, хотя чувствовалось, что он не менее горд, чем его дочь.
— Чепуха! — заявил мастер Дженелл в тот самый миг, когда Петирон выступил вперед с протестующим возгласом. — Если вы не против, мы бы оставили ее у себя и постарались приучить к дисциплине. Она должна понять, что родовитость еще не дает ей права так обращаться с окружающими и пренебрегать учебой.
Халибран удивленно воззрился на мастера-арфиста. Братья стали тихонько переговариваться между собой.
— У нее слишком хороший голос, чтобы позволить ему пропасть впустую, — сказал мастер Дженелл, глянув на окно, из которого неслись негодующие вопли. Из окна выпорхнул какой-то лоскут и, кружась, стал опускаться на землю. — Нам и раньше случалось вразумлять норовистых учеников. Случай, конечно, тяжелый и очень запущенный, — мастер Дженелл сделал многозначительную паузу, — но мне все же кажется, что ее еще можно исправить.
— А мне не кажется, — пробормотал один из братьев. Отец смерил его гневным взглядом и пнул пониже колена.
— Дайте нам срок до летнего солнцестояния, холдер Халибран, и вы не узнаете свою дочь.
— И как же вы намерены этого добиться? — спросил холдер, засунув большие пальцы рук за толстый кожаный пояс. Он обвел внимательным взглядом всех, кто стоял на лестнице рядом с Дженеллом.
— Если вы недвусмысленно дадите ей понять, — сказал Дженелл, — что подобные выходки больше не производят на вас никакого впечатления, что вы не станете попустительствовать ей и вытаскивать из всяческих передряг, она вскорости сдастся.
Халибран задумался. Он стянул перчатки, спрятал их в седельную сумку и принялся разминать пальцы.
— Если она и вправду сдастся, это будет первый случай в ее жизни. Но лучше бы, конечно, вы оказались правы, — сказал холдер и несколько раз сжал и разжал кулаки.
На лицах трех братьев — да и остальных шести членов отряда — отразилось глубочайшее удовлетворение.
— Разрешите, я вас провожу, — любезно предложил Дженелл и вместе с холдером Халибраном, Бетрис и Джинией ушел в главное здание.
— Это и есть та девушка с превосходным голосом, о которой вы говорили, Петирон? — поинтересовался Грогеллан, спускаясь с верхней площадки. Он со своими людьми так и простоял там все это время, наблюдая за беседой.
Старший из братьев, узнав лорда Форт-холда, быстро спешился, жестом велев всем прочим сделать то же самое, и вежливо поклонился. В этот самый момент Халанна заверещала на очень высокой ноте, и Петирон поморщился.
— Если она и дальше будет так перенапрягать верхний регистр, — заметил Уошелл, ни к кому конкретно не обращаясь, — то, в конце концов, ее голос может из контральто превратиться в сопрано. Если, конечно, у нее останется хоть какой-то голос.
Грогеллан хмыкнул и оглянулся на окно.
— Надо все-таки как-то заставить ее замолчать. Нельзя же, чтобы она и дальше так вопила.
— О, у нее настоящий талант! — заметил старший из братьев. — Нам, — он указал на себя и остальных, — такого не дано. А она все совершенствуется, и никто не может с этим ничего поделать.
Грогеллан смерил юношу таким взглядом, что тот смешался и неловко пожал плечами. Лорд Форт-холда не одобрял сыновей, критикующих своих отцов, — что бы ни подвигло их на это.
— Погодите еще минутку, — с улыбкой сказал Уошелл, и на лице его появилось выражение радостного предвкушения.
Он оказался прав. Вопли Халанны внезапно смолкли. Тем, кто стоял во дворе, пришлось довольно долго ждать, прежде чем они вновь услышали голос девушки. На этот раз в нем звучал вызов, смешанный с изумлением. Затем вновь зазвенели негодующие крики, но почти сразу сменились рыданиями, а вскоре стихли и они. По крайней мере, внизу, во дворе, больше ничего нельзя было услышать.
На этот раз старший из братьев Халанны сумел взять себя в руки, и когда он повернулся к мастеру Уошеллу, лицо его было непроницаемым.
— Нам нужно дать отдых скакунам, прежде чем пускаться в обратный путь, — сказал он.
— Тогда следуйте за мной, — сказал Грогеллан. — Насколько мне известно, Дом арфистов сейчас переполнен, так что придется вам погостить в холде.
И он взмахнул рукой, указывая истанцам, куда идти.
Его гостеприимство приятно удивило старшего из братьев; он взглянул на лорда Грогеллана, затем перевел взгляд на вход в главное здание.
— Я должен подождать отца… — Он вновь повернулся к Грогеллану. — Меня зовут Брахил, а это — мои братья Ландон и Брозил, — представил он спутников. — А это Гостол, капитан корабля. Он любезно доставил нас сюда.
Грогеллан одобрительно крякнул — подобные манеры ему нравились куда больше. Он разрешил юноше остаться, а остальных повел в холд.
— Как доплыли, мастер Гостол? — поинтересовался он по дороге, как надлежало вежливому хозяину. — Спокойным ли было море?
— Многим детям достаточно дать понять, что ты их не одобряешь, или отвесить легкий подзатыльник, — объяснила Джиния Мерелан. Когда даже после второй порки Халанна не выказала ни малейших признаков раскаянья, Мерелан всерьез забеспокоилась. — А в некоторых хорошие манеры нужно прямо-таки вколачивать. И, как ни странно, они приходят в себя после трепки куда быстрее, чем впечатлительные дети оправляются от упреков.
— Но…
— Халибран всего лишь отшлепал дочку, так что ее гордость пострадала куда сильнее, чем ее задница, — сказала Джиния. — Если мы сейчас не настоим на своем, с годами Халанна будет делаться все хуже и хуже и в конце концов навлечет позор на свою семью и холд. Этого нельзя допускать.
— Да, конечно, но у нас еще никогда не было такого трудного ребенка, — сказала Мерелан.
Тут к ним присоединилась Айсла. Она так спешила добраться сюда, что теперь с трудом переводила дыхание.
— Он забирает с собой почти все ее наряды! И он попросил меня подыскать дочке что-нибудь теплое — но обязательно простенькое. Хотя я думаю, надо его уговорить оставить и хоть одно праздничное платье, для выступлений.
Судя по расстроенному виду, Айсле было почти жаль девушку, хоть та не раз доводила ее до отчаянья своими язвительными замечаниями и подковырками.
— Только нельзя позволить, чтобы она сама подбирала себе праздничный наряд. Я попрошу Нейллу, чтобы она об этом позаботилась. У Нейллы прекрасный вкус, и она отходчива.
От Халанны потребовали, чтобы она извинилась перед мастером-арфистом, целительницей Бетрис и мастером композиции Петироном. Дженелл желал включить в этот список и Мерелан, но певица решительно воспротивилась. Ей ведь предстояло и впредь обучать девушку. Это и без дополнительных сложностей тяжело, а если та еще и затаит зло из-за нового оскорбления…
— Она сама заслужила это наказание, — строго сказал Халибран.
— Но отсюда еще не следует, что я должна его усугублять, — сказала Мерелан, вскинув голову, чтобы взглянуть в лицо рослому холдеру.
— Вы очень добры, госпожа, — смягчившись, ответил Халибран и поклонился.
Халанна получила собственную комнату — на верхнем этаже, как раз такую, чтобы там мог поместиться ее поредевший гардероб. Халибран сказал мастеру Дженеллу, чтобы тот не стеснялся наказывать Халанну, если она снова осмелится пренебрегать учебой.
— А если ты вдруг решишь, что такой образ жизни тебя не устраивает, — сказал он таким ледяным тоном, что Мерелан невольно содрогнулась, — и попытаешься убежать из Дома арфистов, я разошлю вести о тебе по всему Перну. Ясно? Ты хотела петь. Ты хотела сюда, в цех арфистов, чтобы довести свой голос до совершенства. И теперь ты будешь заниматься именно этим, и ничем другим! Ты все поняла, Халанна?
Повесив голову, девушка пробормотала нечто невразумительное.
— Не слышу. Говори громче.
В глазах Халанны на миг вспыхнуло прежнее буйство и тут же угасло, стоило отцу замахнуться.
— Да, отец. Я все поняла.
Девушка стояла, глядя прямо на него; губы и подбородок ее слегка дрожали. Удовлетворенный поведением дочери, Халибран поклонился и покинул кабинет мастера-арфиста.
— Халанна, твоим главным наставником будет мастер голоса Мерелан, — сказал мастер Дженелл. — Ты будешь посещать занятия вместе с учениками первого года обучения…
Дженелл почти обрадовался, увидев, как вспыхнули глаза девушки. Значит, наказание все-таки не сломило ее дух, а лишь заставило Халанну вести себя осторожнее.
— … до тех пор, пока не усовершенствуешь свои познания настолько, чтобы заниматься со старшими учениками. Хотя занятия уже начались, мастер Уошелл разрешил тебе сегодня прийти попозже. А сейчас отправляйся в двадцать шестую комнату. И возьми мел и грифельную доску — они тебе понадобятся.
Он вручил Халанне названные предметы; все время, проведенное в цехе арфистов, девушка упорно отказывалась ими пользоваться. Когда она направилась к двери,
Дженелл заметил, что она расправила плечи; Халанна явно собиралась с силами, чтобы явиться к младшим ученикам и достойно встретить их насмешки. Да, девушка с характером. Впрочем, Дженелл уже позаботился о том, чтобы она не стала объектом издевательств какого-нибудь малолетнего задиры. Он строго-настрого велел всем ученикам вести себя в присутствии Халанны, как полагается, и никогда не напоминать девушке о происшествии, а не то им самим достанется еще крепче.
На самом деле это происшествие благотворно повлияло на поведение даже самых изобретательных юных негодников. Но это не мешало многим ведущим исполнителям искренне сожалеть о дурацком упрямстве Халанны.
Петирон не стал возвращать свое сочинение для контральто к первоначальному, более сложному виду, но Халанна все-таки пела на празднестве в честь Окончания Оборота в дуэте с Мерелан. Она старательно подстраивалась под сопрано. С точки зрения техники дуэт был исполнен хорошо, но Халанне не удалось выразить радость, которая была основной идеей дуэта.
Петирон был глубоко разочарован выступлением Халанны. Ведь он с ней так много работал!
— Петирон, не смей ее ругать, — заявила Мерелан, подойдя к мужу после выступления. — Она хорошо поработала и сделала все, что могла. Нельзя передать в пении радость, если она не идет из глубины сердца.
— Но ее голос! — Петирон был просто вне себя. — Она ведь с легкостью могла это спеть!
— Дай ей время, любимый, дай ей время. Она уже не та заносчивая, дерзкая девчонка, какой была сразу после приезда. Но ей нужно время, чтобы осознать, как многому она научилась и насколько улучшился ее голос. Если ты не можешь сейчас похвалить девочку, лучше ничего ей не говори.
Мерелан взглянула на Халанну; девушка была окружена гостями, наперебой хвалившими ее прекрасный голос и превосходное выступление.
— Она ни разу не сфальшивила — ты сам это знаешь — и совершенно правильно дышала. При нынешнем ее уровне подготовки спеть лучше просто невозможно. Так и скажи. А свои огрехи она знает и сама.
Петирон открыл было рот — Мерелан знала, что он хочет пожаловаться, ведь его сочинение пострадало из-за недостаточно прочувствованного исполнения! Но тут он обратил внимание, что Халанна, несмотря на дождь похвал, держится очень скромно.
— Ну, ладно. А вот ты, Мер, была великолепна.
— Я рада, что ты так считаешь, — отозвалась Мерелан. Тон ее был несколько суховат, но Петирон пропустил это мимо ушей, поскольку их тоже окружила толпа почитателей, желающих поздравить композитора и певицу.
Глава 4
— Так докажи!
— Нет!
— А я говорю — будешь петь!
— Нет, не буду! И вы меня не заставите!
Многим показалось, что за этим возгласом последовал звук пощечины. И действительно, когда Петирон позволил Халанне удалиться, правая сторона лица у нее была темнее левой. Но зато она наконец прекратила орать во всю глотку. В тот день она трудилась над сочинениями Петирона до хрипоты — и в конце концов у нее начало что-то получаться.
— Надеюсь, он не слишком сильно ее стукнул, — тихонько сказала Мерелан Уошеллу.
— А мне кажется, для всех было бы лучше, если бы он врезал ей как следует, — без малейшего сочувствия заметил Уошелл.
После окончания урока Халанна поспешно выскользнула из кабинета и исчезла. Она постаралась как можно незаметнее пробраться через двор Форт-холда. Юркнув в свою комнату — где она по-прежнему жила не одна, — Халанна тут же захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Но вот чего не знали наблюдатели, так это того, что Халанна подкупила ученика барабанщика, чтобы тот переслал срочное послание ее отцу, Халибрану. В послании говорилось, что ее оскорбили. Петирон признал, что действительно дал Халанне пощечину — чтобы она прекратила устраивать истерику; тому было достаточно свидетелей. А всякий мастер имел право наказать ученика, если тот относился к заданиям спустя рукава.
Когда мастер-арфист Дженелл и Бетрис, подмастерье цеха целителей, пришли поговорить с Халанной и объяснить, что так себя вести нельзя, девушка залилась слезами.
— Меня здесь никто не понимает! Меня унижают на каждом шагу! А я так на вас надеялась! — воскликнула она. — А вы ничуть не лучше всех остальных!
Как позднее сказала Мерелан Бетрис, она чуть не расхохоталась при виде этого представления.
— Никто тебя не унижает, — ответил Дженелл. Бетрис никогда еще не слышала, чтобы он говорил столь строго. — Тебя хорошо приняли в цехе, предоставили тебе самых лучших наставников. Мастер Петирон оказал тебе высокую честь — написал специально для тебя партию, позволяющую продемонстрировать всем твой голос. Это как-то трудно назвать унижением. Но ты, похоже, оказалась не способна по достоинству оценить эту честь. Тебе следует извиниться перед мастером Петироном…
— Извиниться? — От удивления Халанна даже подскочила с табурета. — Я — дочь владельца холда, и я ни перед кем не извинюсь! Это он должен извиниться передо мной за ту пощечину, или…
— Довольно! — оборвал ее Дженелл и повернулся к супруге. — Надо запереть ее в отдельную комнату и посадить на хлеб и воду.
Это оказалось проще сказать, чем сделать. Потребовались соединенные усилия Дженелла, Бетрис и Лорры, чтобы оттащить визжащую и брыкающуюся Халанну на третий этаж главного здания цеха, в одну из свободных гостевых комнат. Сперва Халанна отказывалась и от еды, и от питья и даже выливала воду, но вскоре жажда оказалась сильнее стремления покрасоваться. Поскольку ее тайное послание принесло результаты лишь через шесть дней, Халанна успела проголодаться и согласилась есть все, что дают, но по-прежнему отказывалась извиниться или пообещать исправиться. На любые попытки поговорить с ней она отвечала потоком оскорблений и угроз. Даже целительнице Джинии не удалось образумить своенравную девицу.
Караульный, дежуривший на восточной башне Форт-холда, заметил, что от порта к холду скачет отряд из десяти человек, все при оружии, — и поднял тревогу, переполошив и лорда Грогеллана, и весь Дом арфистов. Поскольку Грогеллан знал о тайно переданном послании, он собрал для встречи гостей своих сыновей, племянников и стражников. Получился внушительный отряд. Когда гости въехали во двор Дома, мастер Дженелл, Бетрис, Джиния, Петирон и Мерелан стояли, поджидая их, на широкой лестнице, а все ученики, подмастерья и мастера устроились так, чтобы следить за ходом событий.
Отряд Халибрана остановился. Холдеру нетрудно было догадаться, где находится его «оскорбленная» дочь, — та высунулась из окна и завопила во всю глотку.
— Отец, она опять за свое! — с отвращением произнес один из всадников. — Я совершенно уверен, что это она кого-то оскорбила.
Юноша был так похож на Халанну, что не оставалось сомнений: это ее брат. Но, кроме него, в отряде было еще несколько белокурых молодых парней, отмеченных печатью фамильного сходства.
Халибран спешился и велел сыну держать язык на привязи. Холд Халибрана не принадлежал к числу Великих, но был очень богат благодаря плодородию земли и рудникам. Зато в самом Халибране, в отличие от его дочери, не чувствовалось ни капли заносчивости. Он поднялся по лестнице и пожал руку мастеру-арфисту.
— Раз Халанна сидит под замком, значит, она опять что-то натворила и не желает извиняться — я правильно понимаю? В таком случае позвольте мне принести извинения от ее имени, — сказал он.
Окружающие с облегчением вздохнули, однако мастер Дженелл медленно покачал головой.
— Сожалею, холдер Халибран, но это ей, а не вам следует искупить свой проступок и ответить за нежелание подчиниться дисциплине цеха. Она должна усвоить урок.
Крики Халанны сделались еще пронзительнее, но гости демонстративно пропускали их мимо ушей.
— Это и моя вина, — тяжело вздохнув, произнес Халибран. — Ее мать умерла родами. Одна сестра при шести братьях — конечно, мы ее разбаловали.
Тот из братьев, который уже позволил себе высказаться, почти незаметно тряхнул головой и отвел взгляд. Еще двое очень старались сдержать смешки, но всем стало ясно, что братья, вероятно, давно уже пытались уговорить отца заняться воспитанием дочери как полагается.
— Так что же произошло, что она отправила такое послание? — поинтересовался Халибран.
Дженелл открыл было рот, приготовившись объяснять, но тут вперед шагнул Петирон.
— Должен вам сказать, холдер Халибран, что ваша дочь музыкально почти безграмотна, — твердо и отчетливо произнес он, — несмотря на то, что я всегда считал арфиста Максиланта опытным и знающим музыкантом.
— Максилант надеялся, что, быть может, наставники цеха преуспеют там, где он потерпел неудачу, — сказал Халибран беспомощно разведя руками. Обращался он при этом скорее к Дженеллу, чем к Петирону. — По своей воле я не стал бы перекладывать наши трудности на ваши плечи. — Он снова повернулся к Петирону. — И что же?
— Когда она несколько раз подряд отказалась выучить простенькую партитуру…
Каким-то чудом никто из присутствующих арфистов и бровью не повел, услышав из уст Петирона выражение «простенькая партитура».
— … и принялась кричать на меня, я дал ей пощечину. Одну.
И Петирон, дабы подчеркнуть свои слова, показал один палец.
Все, кто стоял на ступенях, подтвердили его слова.
— Мы все слышали этот спор собственными ушами, — сказал мастер Дженелл, указывая на окна кабинета. — И звук одной пощечины.
— А надо было дать больше, — буркнул один из братьев.
— Мы заберем ее от вас, — сказал Халибран. Тон его был полон смирения, хотя чувствовалось, что он не менее горд, чем его дочь.
— Чепуха! — заявил мастер Дженелл в тот самый миг, когда Петирон выступил вперед с протестующим возгласом. — Если вы не против, мы бы оставили ее у себя и постарались приучить к дисциплине. Она должна понять, что родовитость еще не дает ей права так обращаться с окружающими и пренебрегать учебой.
Халибран удивленно воззрился на мастера-арфиста. Братья стали тихонько переговариваться между собой.
— У нее слишком хороший голос, чтобы позволить ему пропасть впустую, — сказал мастер Дженелл, глянув на окно, из которого неслись негодующие вопли. Из окна выпорхнул какой-то лоскут и, кружась, стал опускаться на землю. — Нам и раньше случалось вразумлять норовистых учеников. Случай, конечно, тяжелый и очень запущенный, — мастер Дженелл сделал многозначительную паузу, — но мне все же кажется, что ее еще можно исправить.
— А мне не кажется, — пробормотал один из братьев. Отец смерил его гневным взглядом и пнул пониже колена.
— Дайте нам срок до летнего солнцестояния, холдер Халибран, и вы не узнаете свою дочь.
— И как же вы намерены этого добиться? — спросил холдер, засунув большие пальцы рук за толстый кожаный пояс. Он обвел внимательным взглядом всех, кто стоял на лестнице рядом с Дженеллом.
— Если вы недвусмысленно дадите ей понять, — сказал Дженелл, — что подобные выходки больше не производят на вас никакого впечатления, что вы не станете попустительствовать ей и вытаскивать из всяческих передряг, она вскорости сдастся.
Халибран задумался. Он стянул перчатки, спрятал их в седельную сумку и принялся разминать пальцы.
— Если она и вправду сдастся, это будет первый случай в ее жизни. Но лучше бы, конечно, вы оказались правы, — сказал холдер и несколько раз сжал и разжал кулаки.
На лицах трех братьев — да и остальных шести членов отряда — отразилось глубочайшее удовлетворение.
— Разрешите, я вас провожу, — любезно предложил Дженелл и вместе с холдером Халибраном, Бетрис и Джинией ушел в главное здание.
— Это и есть та девушка с превосходным голосом, о которой вы говорили, Петирон? — поинтересовался Грогеллан, спускаясь с верхней площадки. Он со своими людьми так и простоял там все это время, наблюдая за беседой.
Старший из братьев, узнав лорда Форт-холда, быстро спешился, жестом велев всем прочим сделать то же самое, и вежливо поклонился. В этот самый момент Халанна заверещала на очень высокой ноте, и Петирон поморщился.
— Если она и дальше будет так перенапрягать верхний регистр, — заметил Уошелл, ни к кому конкретно не обращаясь, — то, в конце концов, ее голос может из контральто превратиться в сопрано. Если, конечно, у нее останется хоть какой-то голос.
Грогеллан хмыкнул и оглянулся на окно.
— Надо все-таки как-то заставить ее замолчать. Нельзя же, чтобы она и дальше так вопила.
— О, у нее настоящий талант! — заметил старший из братьев. — Нам, — он указал на себя и остальных, — такого не дано. А она все совершенствуется, и никто не может с этим ничего поделать.
Грогеллан смерил юношу таким взглядом, что тот смешался и неловко пожал плечами. Лорд Форт-холда не одобрял сыновей, критикующих своих отцов, — что бы ни подвигло их на это.
— Погодите еще минутку, — с улыбкой сказал Уошелл, и на лице его появилось выражение радостного предвкушения.
Он оказался прав. Вопли Халанны внезапно смолкли. Тем, кто стоял во дворе, пришлось довольно долго ждать, прежде чем они вновь услышали голос девушки. На этот раз в нем звучал вызов, смешанный с изумлением. Затем вновь зазвенели негодующие крики, но почти сразу сменились рыданиями, а вскоре стихли и они. По крайней мере, внизу, во дворе, больше ничего нельзя было услышать.
На этот раз старший из братьев Халанны сумел взять себя в руки, и когда он повернулся к мастеру Уошеллу, лицо его было непроницаемым.
— Нам нужно дать отдых скакунам, прежде чем пускаться в обратный путь, — сказал он.
— Тогда следуйте за мной, — сказал Грогеллан. — Насколько мне известно, Дом арфистов сейчас переполнен, так что придется вам погостить в холде.
И он взмахнул рукой, указывая истанцам, куда идти.
Его гостеприимство приятно удивило старшего из братьев; он взглянул на лорда Грогеллана, затем перевел взгляд на вход в главное здание.
— Я должен подождать отца… — Он вновь повернулся к Грогеллану. — Меня зовут Брахил, а это — мои братья Ландон и Брозил, — представил он спутников. — А это Гостол, капитан корабля. Он любезно доставил нас сюда.
Грогеллан одобрительно крякнул — подобные манеры ему нравились куда больше. Он разрешил юноше остаться, а остальных повел в холд.
— Как доплыли, мастер Гостол? — поинтересовался он по дороге, как надлежало вежливому хозяину. — Спокойным ли было море?
* * *
Истанцы задержались в Форт-холде на три дня — до тех пор, пока Халанна не сдалась — исключительно по причине изнеможения. Джиния навещала девушку после каждой ее беседы с отцом; при всей своей тактичности, целительница обиняками дала понять, что холдер предпринимает то, что совершенно необходимо для вразумления вредной девчонки.— Многим детям достаточно дать понять, что ты их не одобряешь, или отвесить легкий подзатыльник, — объяснила Джиния Мерелан. Когда даже после второй порки Халанна не выказала ни малейших признаков раскаянья, Мерелан всерьез забеспокоилась. — А в некоторых хорошие манеры нужно прямо-таки вколачивать. И, как ни странно, они приходят в себя после трепки куда быстрее, чем впечатлительные дети оправляются от упреков.
— Но…
— Халибран всего лишь отшлепал дочку, так что ее гордость пострадала куда сильнее, чем ее задница, — сказала Джиния. — Если мы сейчас не настоим на своем, с годами Халанна будет делаться все хуже и хуже и в конце концов навлечет позор на свою семью и холд. Этого нельзя допускать.
— Да, конечно, но у нас еще никогда не было такого трудного ребенка, — сказала Мерелан.
Тут к ним присоединилась Айсла. Она так спешила добраться сюда, что теперь с трудом переводила дыхание.
— Он забирает с собой почти все ее наряды! И он попросил меня подыскать дочке что-нибудь теплое — но обязательно простенькое. Хотя я думаю, надо его уговорить оставить и хоть одно праздничное платье, для выступлений.
Судя по расстроенному виду, Айсле было почти жаль девушку, хоть та не раз доводила ее до отчаянья своими язвительными замечаниями и подковырками.
— Только нельзя позволить, чтобы она сама подбирала себе праздничный наряд. Я попрошу Нейллу, чтобы она об этом позаботилась. У Нейллы прекрасный вкус, и она отходчива.
От Халанны потребовали, чтобы она извинилась перед мастером-арфистом, целительницей Бетрис и мастером композиции Петироном. Дженелл желал включить в этот список и Мерелан, но певица решительно воспротивилась. Ей ведь предстояло и впредь обучать девушку. Это и без дополнительных сложностей тяжело, а если та еще и затаит зло из-за нового оскорбления…
— Она сама заслужила это наказание, — строго сказал Халибран.
— Но отсюда еще не следует, что я должна его усугублять, — сказала Мерелан, вскинув голову, чтобы взглянуть в лицо рослому холдеру.
— Вы очень добры, госпожа, — смягчившись, ответил Халибран и поклонился.
Халанна получила собственную комнату — на верхнем этаже, как раз такую, чтобы там мог поместиться ее поредевший гардероб. Халибран сказал мастеру Дженеллу, чтобы тот не стеснялся наказывать Халанну, если она снова осмелится пренебрегать учебой.
— А если ты вдруг решишь, что такой образ жизни тебя не устраивает, — сказал он таким ледяным тоном, что Мерелан невольно содрогнулась, — и попытаешься убежать из Дома арфистов, я разошлю вести о тебе по всему Перну. Ясно? Ты хотела петь. Ты хотела сюда, в цех арфистов, чтобы довести свой голос до совершенства. И теперь ты будешь заниматься именно этим, и ничем другим! Ты все поняла, Халанна?
Повесив голову, девушка пробормотала нечто невразумительное.
— Не слышу. Говори громче.
В глазах Халанны на миг вспыхнуло прежнее буйство и тут же угасло, стоило отцу замахнуться.
— Да, отец. Я все поняла.
Девушка стояла, глядя прямо на него; губы и подбородок ее слегка дрожали. Удовлетворенный поведением дочери, Халибран поклонился и покинул кабинет мастера-арфиста.
— Халанна, твоим главным наставником будет мастер голоса Мерелан, — сказал мастер Дженелл. — Ты будешь посещать занятия вместе с учениками первого года обучения…
Дженелл почти обрадовался, увидев, как вспыхнули глаза девушки. Значит, наказание все-таки не сломило ее дух, а лишь заставило Халанну вести себя осторожнее.
— … до тех пор, пока не усовершенствуешь свои познания настолько, чтобы заниматься со старшими учениками. Хотя занятия уже начались, мастер Уошелл разрешил тебе сегодня прийти попозже. А сейчас отправляйся в двадцать шестую комнату. И возьми мел и грифельную доску — они тебе понадобятся.
Он вручил Халанне названные предметы; все время, проведенное в цехе арфистов, девушка упорно отказывалась ими пользоваться. Когда она направилась к двери,
Дженелл заметил, что она расправила плечи; Халанна явно собиралась с силами, чтобы явиться к младшим ученикам и достойно встретить их насмешки. Да, девушка с характером. Впрочем, Дженелл уже позаботился о том, чтобы она не стала объектом издевательств какого-нибудь малолетнего задиры. Он строго-настрого велел всем ученикам вести себя в присутствии Халанны, как полагается, и никогда не напоминать девушке о происшествии, а не то им самим достанется еще крепче.
На самом деле это происшествие благотворно повлияло на поведение даже самых изобретательных юных негодников. Но это не мешало многим ведущим исполнителям искренне сожалеть о дурацком упрямстве Халанны.
Петирон не стал возвращать свое сочинение для контральто к первоначальному, более сложному виду, но Халанна все-таки пела на празднестве в честь Окончания Оборота в дуэте с Мерелан. Она старательно подстраивалась под сопрано. С точки зрения техники дуэт был исполнен хорошо, но Халанне не удалось выразить радость, которая была основной идеей дуэта.
Петирон был глубоко разочарован выступлением Халанны. Ведь он с ней так много работал!
— Петирон, не смей ее ругать, — заявила Мерелан, подойдя к мужу после выступления. — Она хорошо поработала и сделала все, что могла. Нельзя передать в пении радость, если она не идет из глубины сердца.
— Но ее голос! — Петирон был просто вне себя. — Она ведь с легкостью могла это спеть!
— Дай ей время, любимый, дай ей время. Она уже не та заносчивая, дерзкая девчонка, какой была сразу после приезда. Но ей нужно время, чтобы осознать, как многому она научилась и насколько улучшился ее голос. Если ты не можешь сейчас похвалить девочку, лучше ничего ей не говори.
Мерелан взглянула на Халанну; девушка была окружена гостями, наперебой хвалившими ее прекрасный голос и превосходное выступление.
— Она ни разу не сфальшивила — ты сам это знаешь — и совершенно правильно дышала. При нынешнем ее уровне подготовки спеть лучше просто невозможно. Так и скажи. А свои огрехи она знает и сама.
Петирон открыл было рот — Мерелан знала, что он хочет пожаловаться, ведь его сочинение пострадало из-за недостаточно прочувствованного исполнения! Но тут он обратил внимание, что Халанна, несмотря на дождь похвал, держится очень скромно.
— Ну, ладно. А вот ты, Мер, была великолепна.
— Я рада, что ты так считаешь, — отозвалась Мерелан. Тон ее был несколько суховат, но Петирон пропустил это мимо ушей, поскольку их тоже окружила толпа почитателей, желающих поздравить композитора и певицу.
Глава 4
Из всей семьи Халанны на праздничное представление смог приехать лишь один брат, Ландон; у Халибрана было слишком много неотложных дел в холде. Халанна обрадовалась, увидев брата, да и он, похоже, на этот раз склонен был отнестись к ней с большей приязнью. И пение Халанны, и ее поведение явно произвели на Ландона сильное впечатление, и он несколько раз повторил, что не узнает родную сестру, настолько она изменилась — причем к лучшему.
После того, как он громко повторил это в третий раз, Мерелан отозвала его в сторонку.
— Я бы не стала так уж сильно полагаться на ее смирение, Ландон, — доброжелательно произнесла Мерелан.
— Но Халанна и вправду изменилась! — попытался возразить юноша.
— Да — но зачем же ты ее дразнишь?
— А… — Ландон потер подбородок и виновато улыбнулся. — Я понял, о чем вы. Но она просто наизнанку вывернулась, и я бы сказал, что произошло это как раз вовремя. В раннем детстве она была такой славной… — Он вдруг осекся. — А это кто? — со внезапно вспыхнувшей подозрительностью спросил Ландон, указав на юношу в изящном праздничном наряде, который как раз пригласил Халанну на танец.
Мерелан узнала его: Донкин, один из племянников владетеля Руата, проживающий ныне у Грогеллана в качестве воспитанника. У юноши был чистый и сильный тенор, и потому он частенько пел в хоре цеха арфистов. Он был не самым ревностным из поклонников Халанны, зато, поскольку юноша принадлежал к роду лордов Руата, большинство отцов сочли бы его подходящим супругом для своей дочери.
— Из Руата, говорите? — переспросил Ландон. С таким поклонником сестры он готов был смириться. — А она выделяет кого-нибудь среди парней?
— Мы ничего такого не замечали.
— Вы продолжаете за ней присматривать?
— Ровно столько же, сколько и за всеми прочими девушками, которые находятся на нашем попечении, — твердо ответила Мерелан.
— Так, значит, Халанна усвоила урок?
Мерелан озадачили перепады настроения Ландона, но потом ей пришло в голову, что он ведь и сам еще очень молод. А с сестрой он обращался доброжелательно.
— Она действительно многому научилась — и в обращении с голосом, и в музыке в целом. Она доказала, что может быть хорошей ученицей.
— Отец сказал, что Халанна может остаться здесь — если вы считаете, что так будет лучше.
На этот раз голос юноши звучал куда менее самоуверенно, и в нем даже проскользнули нотки мольбы.
— Она только начала изучать репертуар, соответствующий ее голосу, — охотно откликнулась Мерелан. — А еще она научилась играть на флейте и гитаре — достаточно хорошо, чтобы начать работать в ансамбле. Конечно же, мы охотно будем обучать ее и дальше — до тех пор, пока она сама будет того желать.
— Мне кажется, что будет, — сказал Ландон, неотрывно следя за сестрой. Та продолжала танцевать с Донкином. Похоже, эта пара была вполне довольна обществом друг друга.
Сегодня вечером Халанна рассыпала улыбки — о которых, казалось, забыла после наказания. А может, она улыбалась даже больше, чем за все время, проведенное в цехе.
— Будет вам, Ландон. Этак вы рискуете весь праздник провести в наблюдениях. Давайте я лучше познакомлю вас со здешними девушками.
— Я бы предпочел потанцевать с вами — если, конечно, вы не против, госпожа Мерелан. — Ландон одарил собеседницу очаровательной улыбкой и изящно поклонился.
Мерелан огляделась по сторонам: проверить, как там Роби. Робинтон играл в уголке вместе с другими детьми, а Петирон, бурно жестикулируя, что-то втолковывал одному из арфистов, приехавших на праздник. В конце концов он, наверное, вспомнит, что Мерелан любит танцевать и соизволит-таки пригласить ее — но до тех пор она успеет пройти несколько кругов с Ландоном.
— Отчего же нет? Я люблю танцевать, холдер Ландон, — отозвалась Мерелан и приняла предложенную руку.
Но, к ее разочарованию, Петирон в это время с головой ушел в дискуссию с Бристолом, арфистом из Телгар-холда, и не обратил внимания на выступление Робинтона. Бристол тоже был композитором, но он обычно сочинял не масштабные произведения для хора и оркестра, а баллады, исполняющиеся под гитару. Его работы легко запоминались, и их приятно было петь. Впрочем, подумав так, Мерелан невольно состроила гримасу: ей пришло в голову, что она нелояльно относится к собственному мужу.
Тем сильнее она удивилась и обрадовалась, увидев в тот же день, как Бристол беседует с Роби. Робинтон с самым серьезным видом что-то объяснял арфисту, а Бристол внимательно слушал. Если бы только Петирон хоть иногда уделял внимание сыну…
— Но сейчас Окончание Оборота, — напомнила себе Мерелан.
Их ждал новый Оборот. Остался всего один день, свободный от будничной рутины. Мерелан дала сольный концерт, программа которого состояла из старинных мелодий. Этот концерт давно стал традиционным: его устраивали каждый год, с самого основания Форт-холда. Мерелан осталась довольна своим выступлением. Она прочно завладела вниманием слушателей; ей бурно аплодировали и трижды вызывали на бис. В четвертый раз Мерелан на сиену уже не вышла. Она была опытной певицей и хорошо знала, когда следует остановиться. В конце концов, здесь сейчас хватает и других исполнителей, и им тоже надо дать возможность выступить.
Халанна каждый вечер выделяла несколько танцев для Донкина, но танцевала и с другими парнями. Девушка пришла в себя и теперь от души радовалась празднику. Ну и замечательно. Может, хоть теперь к ее голосу вернется первоначальная звучность.
Но вскоре Мерелан случайно услышала обрывок разговора Халанны и Ландона, и реплика девушки встревожила и озадачила ее.
— Петирон очень строгий и всех заставляет дотягиваться до своего уровня, — сказала Халанна брату и состроила гримаску. А затем добавила — уже совсем другим тоном, почти злорадно: — Я жду не дождусь, когда же до него дойдет, что в одном-единственном пальчике этого мальчишки, его сына, куда больше таланта, чем во всех его причудливых каденциях и сложных ритмах.
Откуда Халанна узнала о врожденном таланте Роби? Она никогда не обращала на малыша ни малейшего внимания; она просто игнорировала его, даже если знала, что во время ее занятий с Мерелан мальчик сидит в соседней комнате. И чему она, собственно, надеется порадоваться в тот момент, когда Петирон узнает о способностях сына?
После того, как он громко повторил это в третий раз, Мерелан отозвала его в сторонку.
— Я бы не стала так уж сильно полагаться на ее смирение, Ландон, — доброжелательно произнесла Мерелан.
— Но Халанна и вправду изменилась! — попытался возразить юноша.
— Да — но зачем же ты ее дразнишь?
— А… — Ландон потер подбородок и виновато улыбнулся. — Я понял, о чем вы. Но она просто наизнанку вывернулась, и я бы сказал, что произошло это как раз вовремя. В раннем детстве она была такой славной… — Он вдруг осекся. — А это кто? — со внезапно вспыхнувшей подозрительностью спросил Ландон, указав на юношу в изящном праздничном наряде, который как раз пригласил Халанну на танец.
Мерелан узнала его: Донкин, один из племянников владетеля Руата, проживающий ныне у Грогеллана в качестве воспитанника. У юноши был чистый и сильный тенор, и потому он частенько пел в хоре цеха арфистов. Он был не самым ревностным из поклонников Халанны, зато, поскольку юноша принадлежал к роду лордов Руата, большинство отцов сочли бы его подходящим супругом для своей дочери.
— Из Руата, говорите? — переспросил Ландон. С таким поклонником сестры он готов был смириться. — А она выделяет кого-нибудь среди парней?
— Мы ничего такого не замечали.
— Вы продолжаете за ней присматривать?
— Ровно столько же, сколько и за всеми прочими девушками, которые находятся на нашем попечении, — твердо ответила Мерелан.
— Так, значит, Халанна усвоила урок?
Мерелан озадачили перепады настроения Ландона, но потом ей пришло в голову, что он ведь и сам еще очень молод. А с сестрой он обращался доброжелательно.
— Она действительно многому научилась — и в обращении с голосом, и в музыке в целом. Она доказала, что может быть хорошей ученицей.
— Отец сказал, что Халанна может остаться здесь — если вы считаете, что так будет лучше.
На этот раз голос юноши звучал куда менее самоуверенно, и в нем даже проскользнули нотки мольбы.
— Она только начала изучать репертуар, соответствующий ее голосу, — охотно откликнулась Мерелан. — А еще она научилась играть на флейте и гитаре — достаточно хорошо, чтобы начать работать в ансамбле. Конечно же, мы охотно будем обучать ее и дальше — до тех пор, пока она сама будет того желать.
— Мне кажется, что будет, — сказал Ландон, неотрывно следя за сестрой. Та продолжала танцевать с Донкином. Похоже, эта пара была вполне довольна обществом друг друга.
Сегодня вечером Халанна рассыпала улыбки — о которых, казалось, забыла после наказания. А может, она улыбалась даже больше, чем за все время, проведенное в цехе.
— Будет вам, Ландон. Этак вы рискуете весь праздник провести в наблюдениях. Давайте я лучше познакомлю вас со здешними девушками.
— Я бы предпочел потанцевать с вами — если, конечно, вы не против, госпожа Мерелан. — Ландон одарил собеседницу очаровательной улыбкой и изящно поклонился.
Мерелан огляделась по сторонам: проверить, как там Роби. Робинтон играл в уголке вместе с другими детьми, а Петирон, бурно жестикулируя, что-то втолковывал одному из арфистов, приехавших на праздник. В конце концов он, наверное, вспомнит, что Мерелан любит танцевать и соизволит-таки пригласить ее — но до тех пор она успеет пройти несколько кругов с Ландоном.
— Отчего же нет? Я люблю танцевать, холдер Ландон, — отозвалась Мерелан и приняла предложенную руку.
* * *
Одной из особенностей Окончания Оборота было то, что во время этого праздника любой желающий — даже малыши вроде Робинтона — получал возможность сыграть и спеть. Дети выступали на второй день праздника: они пели, аккомпанируя себе на ударных инструментах — тамбуринах, треугольниках, тамтамах, цимбалах и колокольчиках. Роби предпочел отстукивать ритм на маленьком барабане, и Мерелан просияла от гордости, услышав, какой сложный ритм выбрал ее сын и как безукоризненно он его исполнил.Но, к ее разочарованию, Петирон в это время с головой ушел в дискуссию с Бристолом, арфистом из Телгар-холда, и не обратил внимания на выступление Робинтона. Бристол тоже был композитором, но он обычно сочинял не масштабные произведения для хора и оркестра, а баллады, исполняющиеся под гитару. Его работы легко запоминались, и их приятно было петь. Впрочем, подумав так, Мерелан невольно состроила гримасу: ей пришло в голову, что она нелояльно относится к собственному мужу.
Тем сильнее она удивилась и обрадовалась, увидев в тот же день, как Бристол беседует с Роби. Робинтон с самым серьезным видом что-то объяснял арфисту, а Бристол внимательно слушал. Если бы только Петирон хоть иногда уделял внимание сыну…
— Но сейчас Окончание Оборота, — напомнила себе Мерелан.
Их ждал новый Оборот. Остался всего один день, свободный от будничной рутины. Мерелан дала сольный концерт, программа которого состояла из старинных мелодий. Этот концерт давно стал традиционным: его устраивали каждый год, с самого основания Форт-холда. Мерелан осталась довольна своим выступлением. Она прочно завладела вниманием слушателей; ей бурно аплодировали и трижды вызывали на бис. В четвертый раз Мерелан на сиену уже не вышла. Она была опытной певицей и хорошо знала, когда следует остановиться. В конце концов, здесь сейчас хватает и других исполнителей, и им тоже надо дать возможность выступить.
Халанна каждый вечер выделяла несколько танцев для Донкина, но танцевала и с другими парнями. Девушка пришла в себя и теперь от души радовалась празднику. Ну и замечательно. Может, хоть теперь к ее голосу вернется первоначальная звучность.
Но вскоре Мерелан случайно услышала обрывок разговора Халанны и Ландона, и реплика девушки встревожила и озадачила ее.
— Петирон очень строгий и всех заставляет дотягиваться до своего уровня, — сказала Халанна брату и состроила гримаску. А затем добавила — уже совсем другим тоном, почти злорадно: — Я жду не дождусь, когда же до него дойдет, что в одном-единственном пальчике этого мальчишки, его сына, куда больше таланта, чем во всех его причудливых каденциях и сложных ритмах.
Откуда Халанна узнала о врожденном таланте Роби? Она никогда не обращала на малыша ни малейшего внимания; она просто игнорировала его, даже если знала, что во время ее занятий с Мерелан мальчик сидит в соседней комнате. И чему она, собственно, надеется порадоваться в тот момент, когда Петирон узнает о способностях сына?