Маклейн Джулиана. Прелюдия любви

   – Да, я думала и считаю, что нам необходимо установить некоторые ограничения.
   – Ограничения?
   Его страхи не были напрасными. Сейчас она скажет, что нужно все прекратить, что она должна охранять его, что быть его любовницей не входило в ее планы.
   – Не сказал бы, что я в восторге от этого слова.
   – Знаю, но это необходимо в данной ситуации.
   Мы не можем рисковать твоей безопасностью.
   Он наклонился вперед.
   – Послушай, я понимаю, ты думаешь, что потеряла контроль там, на озере, и я виноват, что подтолкнул тебя к этому. Но ведь то, что произошло, было чудесно.
   Она сжала его руку.
   – Я не отрицаю этого, Донован. Это было потрясающе.
   Ну хоть с этим она согласилась.
   – Мы можем справиться с этим, Джоселин. Ты сама говорила, что здесь мы в безопасности, риск минимален. Шансы, что нас найдут…
   Она приложила палец к его губам.
   – Тебе не нужно меня уговаривать. Я чудесно провела время сегодня и надеюсь, что это повторится.
   Будто гора упала с плеч Донована. Он глубоко вздохнул и в следующую минуту уже чувствовал нарастающее желание, возникшее в результате ее более чем откровенного признания.
   – Прошу прощения?
   – Я сказала, что думала об этом в ванной. Так вот, я решила, что, раз уж это случилось и нам хорошо вместе, значит, так тому и быть. Все, что нужно сделать, – это снизить риск до минимума, будучи осторожными. На озере заниматься этим было очень неосторожно. Впредь мы должны придерживаться твоей спальни и любить друг друга с запертой дверью и включенным монитором.
   Вся тревога Донована куда-то исчезла, и ее место заняло сладкое напряжение, которое требовало очень приятного лечения. Он откинулся на спинку дивана.
   – Слава богу.
   Джоселин рассмеялась.
   – Ты думал, я собираюсь мучить тебя все оставшиеся дни? Мучить нас обоих?
   – По правде сказать, я этого боялся.
   Она наклонилась и обняла его за шею.
   – То, что произошло на озере, было бесподобно, Донован. Я не жалею об этом. Мы находимся в таком волшебном месте, ты мне нравишься, я тебе тоже. Мы взрослые люди, поэтому я не вижу причин, мешающих нам доставлять удовольствие друг другу. Единственное условие – мы должны быть очень осторожными.
   Ее слова были похожи на предложение о временной интрижке. Доновану хотелось убедить ее, что если они постараются, то могут достичь гораздо большего. Но он этого не сделал.
   Джоселин предлагала несколько дней не ограниченной никакими рамками сумасшедшей любви. Может, это все, что она могла дать ему? Может, это все, что он мог дать? Он не обладал даром предсказателя, тем более в такой непостоянной сфере, как любовь.
   Пожалуй, это к лучшему, подумал он, наклоняясь для поцелуя, – за это время мы лучше узнаем друг друга, не будучи связаны никакими обещаниями. Если отношения не сложатся, мы сможем легче пережить разрыв.
   Однако его чувства в данный момент говорили об обратном. Он весь горел в пламени любви, и огонь разгорался все сильнее с каждой минутой.
   Джоселин провела тонкими пальцами по его волосам и прильнула к его губам в глубоком жарком поцелуе, который отвлек его от неспокойных мыслей. Желание тяжелой волной прокатилось по его телу. Он хотел мягко опустить ее на диван, но она остановила его, приложив руку к груди.
   – Не забывай, что я сказала.
   – Осторожность?
   – Да. Почему бы нам не отнести попкорн наверх и съесть его чуть позже?
   Он улыбнулся и поцеловал ее.
   – Мне нравится ход твоих мыслей.
   Она поднялась и потянула его за руку к лестнице, игриво подмигивая. Нужно набраться терпения, решил он, и посмотреть, куда приведут нас несколько следующих дней.
   – Знаешь, честно говоря, я была удивлена, что ты нанял меня, – сказала Джоселин на следующее утро, отдергивая шторы на огромных окнах его спальни.
   Донован приподнялся на одном локте, и белая простыня, служившая им одеялом в эту ночь, сползла до уровня талии.
   – Почему?
   – Потому что я женщина.
   Джоселин взглянула на его изысканно-красивые черты лица, на мускулистую, бронзовую от солнца грудь и почувствовала, как все внутри нее тает. Не без труда она справилась с острым желанием прыгнуть обратно к нему в постель и продолжить волшебную ночь любви. Но нужно было готовить завтрак.
   – У тебя безупречная репутация, – сказал он.
   Она подняла и надела махровый халат, оставленный вечером на полу у кровати.
   – Да, но мне казалось, ты не считал меня настоящим телохранителем. Я думала, что тебе просто захотелось заманить к себе в пентхаус привлекательную женщину.
   Он улыбнулся.
   – И это тоже.
   Она подняла один из его носков с пола и швырнула в него.
   – Если серьезно – мне действительно нужна была хорошая сигнализационная система, а ты почему-то вызвала у меня доверие.
   – Но сдался бы ты так быстро на уговоры Марка, если бы я оказалась маленьким лысым мужичком?
   – Что за странные вопросы? – Он внимательно посмотрел на нее. Джоселин завязала пояс халата и пожала плечами. – Просто тебе хочется знать, а на самом ли деле я легкомысленный плейбой, как ты решила при нашем знакомстве?
   Джоселин взяла расческу. Конечно, теперь она знала, что он не пустышка, как она думала раньше. Но что-то все еще пугало ее.
   – Просто я хочу разобраться в том, что происходит между нами.
   – Кажется, вчера речь шла только о том, чтобы доставить удовольствие друг другу, пока мы здесь.
   «Это на самом деле все, чего он хочет?» – подумала она, удивляясь, как больно кольнула сердце эта мысль.
   Ей следовало спросить, каковы были его намерения, но она не смогла. Подобный вопрос показался бы ему слишком навязчивым и требовательным. И потом, она действительно ясно дала ему понять вчера, что не видит продолжения их отношений после того, как они покинут этот райский уголок. Ведь она сама предложила ему несколько ночей блаженства. Ну что ж, это все, что ей нужно в данный момент. Или не все?
   Вчера на озере она чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Это блаженство продолжалось всю ночь. Донован был не только превосходным любовником, он был милым и заботливым.
   Это было так необычно для нее. Но в любом случае она не могла пока разобраться в своих чувствах.
   – Ну, извини, – сказала она, стараясь не выдать своих страхов. – Мне не стоило заводить об этом речь.
   – О чем, собственно?
   Какая-то паника охватила ее. Он смотрел на нее так внимательно, словно пытался проникнуть в самые глубины ее души.
   – О том, что ты нанял меня, – ответила она, пряча в самый дальний уголок сознания истинный ответ не только от него, но и от себя. – Просто некоторые люди не доверили бы женщине столь ответственную работу. Пойдем позавтракаем.
   Откинув простыню, Донован выскочил из кровати и стал рыться в своем чемодане в поисках шортов. Одевшись, он последовал за Джоселин к лестнице.
   – Повторяю: я нанял тебя, потому что ты вызвала у меня доверие, – сказал он. – У тебя был вид знающего человека.
   – Спасибо. Давай сегодня я приготовлю завтрак, – предложила она, входя в кухню.
   – Хорошо. – Он уселся на один из стульев у стола и стал наблюдать за ее действиями.
   Она достала из холодильника все необходимое для яичницы с беконом и приступила к работе.
   – Скажи, почему ты все-таки ушла из Разведывательного управления?
   – Сказать по правде, из-за денег, – ответила она, взбивая яйца венчиком.
   – Интересно. Я думал, ты относишься к деньгам как к мировому злу.
   – Как к мировому злу я отношусь к тем, кто любит деньги больше, чем людей. А вообще-то я деньги ценю, особенно когда они позволяют кому-нибудь помочь. Например, те деньги, которые я сейчас зарабатываю, помогут моей сестре учиться в консерватории.
   – Ты раньше не говорила об этом. А у тебя есть еще братья и сестры?
   – Нет, только Мария. Ей восемнадцать, и она талантливая виолончелистка. Они с тетей переехали ко мне после смерти моей матери, и, так как они бедны, я решила взять заботу об образовании сестры на себя. Еще одна причина, по которой я ушла из управления, – это моя любовь к независимости.
   – Может, ты тоже играешь на каком-нибудь инструменте?
   – Нет, но я люблю петь. – С этими словами она вылила яйца на сковородку.
   – Ты полна сюрпризов. Спой что-нибудь.
   – Только не тогда, когда готовлю. Мне нужно сосредоточиться.
   – Да, я забыл: готовить – это не твое призвание. Но, честно говоря, наблюдая за тобой у плиты, этого не скажешь.
   Она взглянула на него через плечо.
   – Я ведь не говорила, что не умею готовить. Я сказала, что не особенно люблю это занятие.
   Он подошел к ней и обнял ее за талию.
   – Мне кажется, ты все делаешь превосходно, особенно…
   Он начал целовать ее шею, плечи. Мурашки побежали по ее телу.
   – Ты отвлекаешь меня. У меня все сгорит.
   Прикосновения его губ будили в ней желание, и, не в силах бороться с ним, она повернулась. Ее руки обвили его шею, и через мгновенье она была уже на верху блаженства, целуя его теплые влажные губы.
   Несколько мгновений спустя послышалось шипение бекона на сковородке, Джоселин улыбнулась и оттолкнула его.
   – Мы не можем заниматься этим постоянно, Донован. Нам нужно позавтракать.
   Он поцеловал ее в щеку и вернулся к столу.
   Пока Джоселин заканчивала готовить завтрак, они говорили о ее сестре Марии, потом о Центре помощи детям.
   За завтраком они обсуждали, что будет, когда полиция найдет Коэна, и насколько Донован будет вовлечен в судебные процедуры.
   Наевшись, Донован встал и собрал тарелки.
   Джоселин хотела тоже встать, но он остановил ее:
   – Нет, сиди и наслаждайся кофе. Я сам все сделаю.
   «Он просто прелесть», – подумала она, награждая его поцелуем.
   Взяв чашку с кофе, она вышла на веранду, чтобы полюбоваться видом на озеро. Уютно устроившись в шезлонге, она пила кофе маленькими глотками и думала о том, какую великолепную ночь провела с Донованом, о том, как в самый интимный момент она чуть не заплакала от радости.
   Джоселин недовольно поежилась в кресле. Что она делает? Она всегда была на высоте и никогда не нарушала главное правило своей работы – не сближаться с клиентом. И все же она здесь, с Донованом, проводит, наверное, самые счастливые дни своей жизни. Она хочет быть рядом, хочет своими поцелуями залечить ту рану, которая осталась в глубине его сердца от потери родителей.
   Она хочет сделать его счастливым, показав, как прекрасна может быть продолжительная любовь.
   Вдруг в ее голове, словно тучка, повисло сомнение. Продолжительная любовь? Но что она знает о ней? Она живет одна уже много лет, с тех пор как Том бросил ее. В душе она все еще зла на отца за то, что он разбил сердце ее матери. Что она знает о счастье людей, любящих друг друга всю жизнь? Ничего.
   Джоселин прислушалась к шуму воды на кухне и звону моющейся посуды. Да, она привязалась к Доновану, пожалуй даже, влюбилась, но сможет ли она отбросить все сомнения и ринуться навстречу своему счастью, если даже не уверена в том, что это счастье? Вряд ли.
   Она не будет строить замки на песке. То, что сейчас реально, – это неделя удовольствия, ничего больше.
   В любом случае она не заставила бы Донована отказаться от холостой жизни. Трудно представить, что он захочет навсегда впустить женщину в свой пентхаус.
   «Да, сумасшедшего счастья длиною в жизнь у нас не получится», – решила Джоселин, допивая кофе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

   Следующие несколько дней они занимались любовью, плавали, ловили рыбу, ходили в лес за грибами. Как-то вечером хозяева дома прислали живых омаров, которых Донован приготовил в топленом масле. После ужина они отправились на озеро и купались нагишом при неярком свете луны.
   Это были самые романтичные дни в жизни Джоселин. Все происходившее с ней напоминало сказочный сон. Страстный любовник в постели, Донован был удивительно нежным и внимательным к ней все остальное время. Он готовил еду, делал ей расслабляющий массаж и слушал все, о чем бы ей ни вздумалось рассказать.
   – Скажи, – тихо произнес Донован после очередного праздника любви. – Когда я пытался убедить тебя купить то черное платье, ты категорично заявила, что больше никогда его не наденешь.
   Почему? И почему ты не снимая носишь деловой коричневый костюм и туфли на низком каблуке в то время, как выглядела бы потрясающе в чем-нибудь… другом?
   Джоселин улыбнулась.
   – Ты только что довольно тактично дал мне понять, что я одеваюсь как синий чулок.
   Донован рассмеялся.
   – Нет, просто ты почему-то стараешься скрыть свою удивительную красоту.
   Джоселин прислонилась щекой к его плечу.
   – Видимо, я никогда не смогу перестать бороться с тем, с чем боролась все детство.
   – С чем?
   – С мнением моего отца относительно того, что в человеке самое важное. Он считал, что это яркая внешность. Очень скупой на ласку, он мог расщедриться на улыбку или комплимент, только когда я была разодета как маленькая кукла. Он терпеть не мог, когда я носила джинсы или возвращалась с улицы в испачканной одежде. Ему не нравилось, когда мама ходила по дому в халате.
   Когда он бросил нас, то объяснил ей свой уход тем, что она, по его мнению, плохо заботилась о своей внешности. Отец увлекся молодой красоткой, которая носила мини-юбки, сережки до плеч и сооружала прически, как у Софи Лорен.
   Моя бедная мама, которая была самым добрым и нежным человеком на свете, стала комплексовать по поводу своей внешности, и так и не смогла до конца справиться с этим чувством, хотя я каждый божий день говорила ей, что считаю ее самой красивой женщиной в мире.
   Думаю, я просто не хочу, чтобы люди любили меня из-за симпатичной внешности. Я не выношу, когда этому придают слишком большое значение.
   Джоселин не могла поверить, что все это рассказывает Доновану. Она никому не говорила об этом, кроме своей подруги Тесе, и то только после двух лет знакомства.
   Донован погладил ее плечо.
   – Неважно, что ты носишь, Джоселин. Ты всегда выглядишь прекрасно.
   – Ты ведь не придаешь слишком большого значения внешности, правда? Ведь внутренний мир человека гораздо важнее.
   – Все так, но, не вылезая из делового костюма, ты впадаешь в другую крайность, нежели твой отец. Ты ведь все равно хочешь составить определенное мнение о себе – как о суровом телохранителе-недотроге. Но, нося облегающие платья и высокие каблуки, ты не изменишься, Джоселин.
   Ты останешься такой же личностью с богатым внутренним миром. Только знаешь, мне кажется, ты так одеваешься, чтобы не подпускать к себе мужчин ближе чем на пушечный выстрел, потому что ты вбила себе в голову, что никогда не будешь счастлива.
   Он поцеловал ее в лоб.
   – Джоселин, я не хочу быть одним из тех мужчин, которых ты боишься подпустить к себе. В моем присутствии ты можешь одеваться, как тебе заблагорассудится. Ты в любом наряде останешься необыкновенной женщиной. Мне жаль, что твой отец придавал твоей личности столь малое значение. Он, судя по всему, не понимал, как счастлив, что у него есть любящая жена и замечательная дочь. Может, когда-нибудь он это осознает.
   – Скажи, как у тебя получается так оптимистично смотреть на вещи?
   – Не знаю. Наверное, на меня повлияли рассказы бабушки о моих родителях и то, что я сам о них помню. Бабушка говорила, что они жили душа в душу. У них было много общего, они любили и уважали друг друга, а мое рождение сблизило их еще больше. Мы трое были одним целым, и наша маленькая семья была главным в их жизни; не работа, не деньги, не увлечения, а только семья, наши теплые отношения друг к другу.
   – Это замечательно, Донован. Ты вырос с чудесным взглядом на отношения между людьми.
   Он посмотрел на нее.
   – Ты говоришь так, словно сама не веришь в возможность таких отношений.
   – Нет. Просто я не видела таких отношений в своей жизни. Для кого-то возможно такое счастье, но не…
   – Но не для тебя?
   Джоселин посмотрела на него. До встречи с Донованом она была скептиком, но он затронул что-то в ее душе, что поколебало ее уверенность в прежних взглядах. Теперь она мечтала о счастье, о красивом будущем с Донованом, хотя и до смерти боялась разочароваться.
   – Хотела бы верить, что такие отношения возможны и для меня.
   Его взгляд потеплел при этих словах – словах, которые говорили о том, что однажды она сможет вылезти из своей раковины, которую соорудила для себя, словах, которые вселяли в него надежду – Ты прекрасна. – Он обнял ее, и их губы сомкнулись. О всех своих страхах она подумает завтра, а сейчас целиком отдастся блаженству, которое слишком сказочно даже для романтического сна.
   – Хочешь пойти наверх поиграть в «Монополию»? – спросил Донован после ужина. Было пасмурно, и они решили не вылезать из дома в этот вечер.
   – «Монополия»… это новое название «Горизонтального мамбо»? – поинтересовалась Джоселин, улыбаясь.
   Он рассмеялся.
   – Нет, лучшего термина для «Горизонтального мамбо», чем «Горизонтальное мамбо», не найти.
   Я действительно предлагаю поиграть в «Монополию».
   – Тогда почему наверху? – спросила она недоверчиво.
   – Я подумал, мы можем поиграть в «Монополию» на кровати в обнаженном виде.
   Он настоящий Казанова! Она подскочила к нему и, обвив руками его шею, прильнула к его губам.
   – Только учти, я с детства играю в эту игру. Ты не знаешь, во что ввязываешься.
   Донован глубоко вздохнул, борясь с нарастающим желанием.
   – Если кто-то сейчас и ввязывается в нечто опасное, так это ты. Будь осторожнее, иначе «Монополия» так и будет пылиться на полке до следующей непогоды.
   Джоселин выпустила его из объятий и побежала к лестнице. Донован бросился за ней.
   Он догнал ее у самой кровати и мягко опрокинул на матрас, покрывая поцелуями ее губы и глаза, светящиеся радостью.
   – Давай поиграем, – произнесла Джоселин, почувствовав мощную волну вожделения.
   Они встали на колени напротив друг друга, чтобы освободиться от одежды.
   – Подожди, – сказала Джоселин, – мы не заперли дверь.
   – Я запру. – Донован соскочил с кровати и, сделав все необходимое для их безопасности, в мгновение ока снова был рядом с ней.
   Полностью обезоруженный счастливым выражением на ее красивом лице, он не мог в течение нескольких мгновений оторвать от нее взгляда.
   – Ты сказочно красива, – прошептал он и, склонясь над ней, осторожно обнял, словно касаясь хрупкой драгоценности. Прижимая ее все крепче к своей груди, он почувствовал, что хочет быть рядом с ней все ночи и дни своей жизни.
   Эта внезапная мысль ускорила бег крови в его венах – он навсегда хотел остаться рядом с этой женщиной. Уверенность в этом была настолько сильной, что полоснула его сердце словно ножом.
   Он никогда не отпустит ее от себя.
   Джоселин обвила своими красивыми длинными ногами его талию и стала покрывать поцелуями его шею.
   – Джоселин, – прошептал он, гладя ее волосы, я ничего подобного раньше не испытывал.
   Он потянулся к ящику за презервативом и, быстро надев его, слился воедино с такой желанной женщиной.
   – Я тоже ничего подобного прежде не испытывала, Донован, – прошептала она.
   Он входил в нее медленно, наблюдая за ее реакцией. За последние несколько дней он хорошо изучил ее сексуальные предпочтения и знал, как двигаться внутри нее, когда ослабить или усилить давление, чтобы доставить ей больше удовольствия. Он прислушивался к каждому удару ее сердца, к каждому вдоху.
   Джоселин открыла глаза и посмотрела на него с обожанием. Они двигались в вечернем свете, и им казалось, что время остановилось. Сердце Донована переполняла любовь. Да, это была любовь.
   – Джоселин! – почти крикнул он, достигнув оргазма. – Я не хочу, чтобы это кончалось.
   Он имел в виду не только секс.
   Сумерки сменились непроглядной тьмой, и дождь начал тихонько барабанить по крыше. С каждой секундой его монотонная песня становилась все громче, и наконец на их домик обрушился настоящий ливень.
   – Похоже, сегодня не удастся полюбоваться звездным небом, – тихо произнесла Джоселин.
   – Я люблю слушать дождь, – вздохнул Донован. – Он напоминает мне дни моего детства, когда мы с бабушкой ходили в походы. Нам всегда не везло с погодой, но все равно это было здорово.
   – Когда я была маленькой, мы с родителями пару раз выезжали на пикник, но никогда не ходили в поход. У нас в семье вообще не было традиции проводить каникулы вместе. Мне бы хотелось сходить в настоящий поход.
   – Это легко устроить.
   – Да, конечно.
   Он наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза, но не смог в темноте разглядеть их выражение.
   – Нет, правда. Давай отправимся в поход, как только Коэн окажется за решеткой. Возьмем с собой бутылку шампанского.
   Она кивнула, но он почувствовал, что ей грустно.
   – В чем дело? – спросил он.
   – Ни в чем.
   Он приподнялся на подушке.
   – Нет, что-то не так.
   – Да все нормально, Донован.
   – Пожалуйста, скажи мне, в чем дело.
   Некоторое время она лежала молча, потом сказала:
   – Реальность вступает в свои права.
   – Что ты хочешь этим сказать?
   – Я хочу сказать, что в конце концов нам придется покинуть это чудесное место, а мне здесь так хорошо.
   – Мне тоже хорошо здесь, но вместе нам будет хорошо и в Чикаго.
   Она пожала плечами.
   – Почему ты думаешь, что мы будем вместе?
   Тебе больше не нужен будет телохранитель, мы вернемся к нашей обычной жизни, и то, что было между нами, покажется чудесным сном.
   Донован дернул шнур абажура, и комнату заполнил мягкий зеленоватый свет. Их глаза встретились.
   – Помнишь, что я сказал во время нашей близости: я не хочу, чтобы это кончалось.
   – Я думала, ты имел в виду…
   – Не только. Я имел в виду все грани наших отношений. Я не хочу расставаться с тобой, Джоселин.
   Она опустила ноги на пол и села, повернувшись к нему спиной.
   – Не думаю, что это хорошая идея, – глухо произнесла она.
   Эти слова болью отозвались в его сердце. Неужели она хочет исчезнуть из его жизни, исчезнуть после всего, что было между ними? Не может быть.
   Он ей нравился, в этом не могло быть сомнения. Ее прикосновения, взгляды, улыбки были красноречивее слов. За эти несколько дней они многое узнали друг о друге. Они говорили об очень личном: о своем прошлом, о своих переживаниях. Они открыли друг другу душу.
   – Но почему? – спросил он. – Ведь нам хорошо вместе. Ты больше не будешь моим телохранителем, и ничто больше не помешает нашим отношениям.
   – Но есть одно серьезное препятствие.
   Он тяжело сглотнул.
   – Есть что-то, что ты утаила от меня?
   Она слегка повернулась, чтобы увидеть его лицо.
   – Нет, ничего такого. Это то, что я говорила тебе прежде: я не верю в продолжительное счастье.
   В глазах Донована появилось такое отчаяние, что Джоселин не могла не взять его за руку.
   – Дело не в том, что я не доверяю тебе или не хочу быть с тобой. Дело во мне. Я боюсь, что полюблю тебя так сильно, что не переживу, если счастье закончится.
   – Но почему оно должно закончиться?
   – Оно всегда заканчивается.
   – Это не правда. Многие счастливо живут до конца своих дней.
   – Только не мы с тобой.
   Некоторое время они молчали, потом Донован сказал:
   – Джоселин, я тоже раньше так думал. Может быть, и сейчас иногда так думаю. Мне не дано видеть будущее и… признаюсь, я тоже очень боюсь разочароваться, боюсь, что наши отношения могут не сложиться. Но я знаю, что ни к одной женщине я не относился так, как к тебе. Это ведь должно что-то значить?
   Она покачала головой.
   – Не знаю, Донован. Мои родители когда-то любили друг друга, и смотри, чем все закончилось. Отец бросил маму и ушел к молодой красотке, не оглянувшись назад. Мама была в отчаянии, которое так и не смогла до конца преодолеть. Она очень любила его и годы спустя плакала, глядя на его фотографию. Все это происходило на моих глазах и оставило очень тяжелый след в душе. Я не хочу, чтобы то же самое случилось со мной. Я не хочу пережить все то, что пережила она.
   – Значит, из-за возможности неудачи ты готова лишить себя шансов на счастье?
   – Я не играю в рискованные игры, Донован.
   Наоборот, я делаю все возможное, чтобы устранять опасности и предотвращать беды.
   – Это хорошая философия для твоей работы, но не для жизни. Иногда для того, чтобы достичь своего счастья, своей мечты, приходится все ставить на карту. Всю жизнь я был один, Джоселин.
   Ты первый человек, к которому я по-настоящему привязался. Я не хочу тебя потерять. Ты мне нужна.
   Она вновь повернулась к нему спиной.
   – Твои чувства навеяны ситуацией, Донован.
   Ты сейчас чувствуешь себя незащищенным и уязвимым, а я делаю все необходимое для твоей безопасности. Когда Коэна арестуют, я буду больше не нужна.
   – Ты будешь нужна мне всегда, Джоселин. И Коэн здесь ни при чем. Разве ты не видишь, что мне хорошо с тобой, что я доверяю тебе, что я… люблю тебя?
   Она повернулась и уставилась на него, пораженная.
   – Я люблю тебя, – повторил он и, придвинувшись ближе, откинул с ее лба непослушную прядь волос. – Я никому прежде этого не говорил. По-твоему, это ничего не значит?
   – Том тоже говорил мне эти слова, и мой отец говорил их моей маме.
   – Я не Том и не твой отец. Я Донован Найт, человек, который любит тебя и хочет быть рядом с тобой всю свою жизнь.
   Джоселин вскочила с кровати как ошпаренная.
   – О чем ты говоришь?
   – Я говорю, что хочу жениться на тебе. Выходи за меня замуж, Джоселин.
   Ее глаза округлились. Она схватилась за голову и отступила к двери.