— Вот и все, — сказал я. — Я отчаливаю.
— Что вы?.. — Ее серо-голубые глаза распахнулись, брови опять исчезли под волосами, но на этот раз в тревоге, а не от изумления. — Вы уходите и оставляете меня здесь?
— Оставляю. Если вы думаете, что я задержусь хоть одну лишнюю минуту в этом проклятом замке, то вы с ума сошли. Я уже наигрался. Иди вы хотите, чтобы я дождался смены караула?
— Но у вас есть пистолет, — сказала она простодушно. — Вы можете арестовать их, разве нет?
— Арестовать кого?
— Караульных. Они на втором этаже. Они, наверное, спят.
— Сколько их?
— Восемь или девять. Я точно не знаю...
— Восемь или девять! Она точно не знает! Я что, по-вашему, супермен? Или вам хочется, чтоб меня убили? Вот что, Сьюзан, не говорите никому, что я был здесь. Даже отцу. Никому, если хотите, чтоб здесь когда-нибудь гуляли ваши дети. Понятно?
Она положила ладонь на мою руку и тихо, со страхом в голосе, сказала:
— Вы можете взять меня с собой?
— Могу. Я могу взять вас с собой и все поломать. И точно так же, если я хоть раз пальну в охрану наверху, тоже все будет кончено. Все зависит от того, узнают они или нет, что здесь кто-то был. Если только они это обнаружат, если у них возникнет хотя бы намек не подозрение, — они тут же соберут чемоданы и испарятся. Сегодня же ночью. А я, видимо, ничего не смогу сделать до вечера. И вы, конечно, понимаете, что они не уйдут, пока не убьют всех, кто сидит в подвалах. И вашего отца — тоже. И они заглянут в Торбей и позаботятся, чтобы сержант Мак-Дональд не смог дать свидетельских показаний против них. Вы этого хотите, Сьюзан? Бог знает, как бы мне хотелось забрать вас отсюда, я ведь сделан не из железобетона, но если я это сделаю, зазвонят все колокола тревоги и они выдернут чеку. Неужели вам это не понятно? Если они вернутся и увидят, что вас нет, вывод будет только один: маленькая Сьюзан сбежала с острова. И ясно, с какой целью. Вы не должны исчезать.
— Хорошо. — Теперь она была спокойна. — Но вы кое-что упустили.
— Я самый большой старый растяпа. Что именно?
— Гарри. Он-то ведь исчезнет. Он не может не исчезнуть. Вы же не можете допустить, чтобы он рассказал.
— Он исчезнет. Вместе с охранником у ворот — я скрутил его по дороге сюда. У нее опять расширились глаза, но я вытянул руку, засучил рукав куртки и свитера, раскрыл опасную бритву, которую она мне принесла, и полоснул ею по руке, но не глубоко, не так, чтобы из меня вытекла вся кровь, а чтобы хватило смочить ею конец штыка на три дюйма с обеих сторон. Я дал ей моток пластыря, и она без лишних слов залепила порез. Я опустил рукава свитера и куртки, и мы вышли — впереди Сьюзан с бутылкой виски и фонарем, следом Гарри, а сзади я с винтовкой наперевес. В холле я запер дверь той же отмычкой, какой ее отпирал.
Дождь прекратился, ветер утих, но туман был сильнее, чем обычно, и стало очень холодно. Бабье лето в Хабленде в полном разгаре. Мы прошли через внутренний дворик к тому месту, где я бросил винтовку часового, шли при свете фонаря, с которого я теперь снял каску из пластыря, довольно свободно, но разговаривая вполголоса. Парень, что нес неусыпную вахту на бастионе, не смог бы нас увидеть в самый лучший в мире прибор ночного видения, но звук в густом тумане приобретает непредсказуемое свойство — он то рассеивается, то глохнет, а то вдруг слышится с удивительной четкостью. Я слишком далеко зашел, чтобы слепо полагаться на везение.
Я велел Гарри лечь на траву лицом вниз — если бы я оставил его на ногах, он попытался бы сбросить меня с кромки утеса. Потом вытоптал траву в нескольких местах, сделал несколько вмятин прикладом винтовки и воткнул винтовку часового с землю почти отвесно, чтобы ее было видно издалека; винтовку Гарри я положил так, чтобы был заметен окровавленный штык, расплескал вокруг нее три четверти содержимого бутылки, а почти пустую бутылку положил возле одной из винтовок.
— Как вы думаете, что здесь произошло ? — спросил я у Сьюзан.
— Это же ясно! Они устроили пьяную драку, оба поскользнулись и свалились с обрыва.
— А что вы слышали?
— О, я слышала, как двое парней орали в холле. Я выглянула во двор и услышала, как они ругаются последними словами. Кто-то сказал Гарри, чтобы он вернулся на свой пост, но Гарри кричал, что нет, что он, черт побери, должен отомстить немедленно! Я скажу, что оба они были пьяны, и я не могу повторить все, что они говорили. Последнее, что я слышала, это как они вместе шли через внутренний дворик, все еще ругаясь.
— Умная девочка. Именно это вы и слышали.
Она шла за нами до того места, где я оставил часового. Он еще дышал. Почти весь мой канат ушел на то, чтобы связать их вместе, в нескольких футах друг от друга, конец я держал в руке. Им нелегко будет держать равновесие со связанными за спиной руками, а при спуске по скользкому и обрывистому склону, они вряд ли устоят на ногах. Если они начнут скользить и падать, мне придется резким рывком ставить их на ноги. Но у меня не было желания тоже обвязаться веревкой вокруг пояса, как делают альпинисты. Если бы кто-то из них сделал шаг в сторону в темноте, они увлекли бы меня за собой в пропасть.
— Спасибо вам, Сьюзан, — сказал я. — Вы очень мне помогли. Не принимайте больше снотворного сегодня — им может показаться чертовски странным, если вы безмятежно проспите до полудня.
— Я, наверное, могла бы проспать и до послезавтра. Я не подведу вас, мистер Калверт. Все будет хорошо, правда?
— Конечно.
— Вы ведь могли бы столкнуть этих двоих с обрыва, если бы захотели, да? — спросила она после паузы. — Но вы не сделали этого. Вы могли бы порезать руку Гарри, а порезали свою. Я прошу у вас прощения за мои слова, мистер Калверт. За то, что назвала вас злым и ужасным. — Еще пауза. — Я думаю, вы замечательный.
— Они все получат по заслугам, — сказал я. Но я разговаривал сам с собой — она уже исчезла в тумане. Хотел бы я разделять ее чувства, но я вовсе не чувствовал себя замечательным, я чувствовал лишь смертельную усталость и беспокойство, потому что даже самые лучшие в мире планы — это нечто воображаемое, я не поставил бы и гроша ломаного за то, что они сбудутся. Но я запретил себе беспокоиться и сомневаться в успехе и поднял на ноги своих пленников. Мы медленно спускались, по предательски скользкому склону, я шел последним, держа в левой руке фонарь, а в правой крепко но не слишком крепко, — зажал конец каната. Пока мы спускались, я рассеянно размышлял о том, почему же я не порезал руку Гарри вместо своей. Это было бы очень забавно, кровь Гарри на его же собственном штыке.
— Надеюсь, прогулка была приятной? — любезно спросил Хатчинсон.
— Скучной она не была. Вам бы понравилось. — Я разглядывал Хатчинсона, пока он вел «Файркрест» сквозь мрак и туман. — Куда теперь?
— А дядюшка Артур не сказал?
— Плохо вы думаете о дядюшке Артуре. Он сказал, что никогда не вмешивается в... как это? В проведение боевой операции. «Я планирую, — сказал он. — Я координирую, Калверт же заканчивает дело».
— Временами он бывает скромен, — признал я.
— Он рассказал мне несколько историй о вас. Думаю, что это большая честь — быть с вами.
— Конечно, если не считать четырехсот тысяч фунтов стерлингов или около того.
— Если не считать, как вы выражаетесь, что я тут в роли смотрителя площадки для гольфа. Так куда, Калверт?
— Домой. Если вам удастся его найти.
— Крайгмор? Его я найду. — Он пыхнул сигарой к поднес ее кончик к глазам. — Думаю, пора ее выбросить. Она уже стала такой короткой, что я не вижу окон рулевой рубки. Дядюшка Артур, видимо, отдыхает?
— Дядюшка Артур допрашивает пленных.
— Не думаю, что он многого добьется.
— Я бы тоже не добился. Им и так несладко пришлось.
— Ну да, это был довольно опасный прыжок, с пирса на палубу. Особенно, когда палуба болтается вверх-вниз, как сегодня. И уж совсем страшно, когда руки связаны за спиной.
— Одна сломанная лодыжка и одно предплечье, — сказал я. — Могло быть и хуже. Они могли вообще не попасть на палубу.
— Это вы верно заметили, — согласился Хатчинсон. Он высунул голову в боковое окно рубки и тут же втянул ее обратно. — Дело не в сигарете, — объявил он. — Видимость ноль, мы идем вслепую, по приборам. Можете даже зажечь свет в рубке. Это поможет читать карту и смотреть на глубиномер и компас, а работе радара совсем не помешает. — Чего это вы вырядились в этот клоунский наряд?
— Это халат, — пояснил я. — У меня было три костима и все три вымокли и порвались... С удачей, сэр? — В рубке появился дядюшка Артур.
— Один потерял сознание. — Дядюшка Артур был недоволен собой. — Второй стонет так громко, что не слышит моих вопросов. Ну, Калверт, рассказывайте.
— Рассказывать, сэр? Но я собирался идти спать. Я ведь вам уже все рассказал.
— Полдюжины отрывистых фраз, которые я не мог расслышать сквозь этот кошачий концерт, — холодно сказал он. — Мне нужен полный отчет, Калверт.
— Я чувствую себя очень слабым, сэр.
— Не помню такого дня, чтобы вы не чувствовали себя слабым, Калверт, Вы знаете, где находятся виски. Хатчинсон деликатно кашлянул:
— Если адмирал позволит...
— Конечно, конечно, — сказал дядюшка Артур совсем другим тоном. — Конечно, мой мальчик. — Мальчик был на добрый фут выше дядюшки Артура. — И раз уж вы пошли за виски, Калверт, принесите и мне тоже, обычную порцию. Иногда он бывает просто отвратителен, этот дядюшка Артур. Пятью минутами позже я пожелал доброй ночи. Дядюшка Артур был не очень доволен, он был уверен, что я выпустил некоторые существенные подробности, но я устал, как старуха с косой после Хиросимы. Я заглянул к Шарлотте Скурос, она спала как убитая. Но не больше минуты потребовалось мне, чтобы растолкать Шарлотту, когда мы сверхъестественным образом оказались под защитой Крэйгморской гавани. Я велел ей одеться — коварная уловка, которая должна была показаться ей, что я не знаю, что она спит одетой, — и сошел на берег. Пятнадцать минут спустя мы были уже в доме Хатчинсона, а еще через пятнадцать минут мы с дядюшкой Артуром наложили крепкие шины на переломы наших пленников и заперли их в комнате, куда не проникал даже свет звезд и выбраться из которой Гудиви не смог бы за всю свою жизнь. И я наконец оказался в постели в другой крошечной комнате, которая, очевидно, была спальней председателя художественного совета Крэйгморской картинной галереи, поскольку для себя он отобрал лучшие образцы. Вдруг открылась дверь и вспыхнул свет. Я открыл свои усталые глаза я увидел на пороге Шарлотту Скурос.
— Уйдите, — сказал я. — Я сплю.
— Разрешите мне войти, — попросила она. Она обвела взглядом картинную галерею, и губы ее дрогнули, что могло быть рождением улыбки. — Я думала, после такой ночи вы побоитесь спать без света.
— Простите, я устал. Ничего не могу поделать. Я не лучший образом готов к визиту дамы посреди ночи.
— В соседней комнате дядюшка Артур. Вы всегда можете позвать на помощь, если захотите. — Она посмотрела на изъеденное молью кресло. — Можно я сяду? Она села. Она все еще была одета в неизменное белое платье, волосы ее были аккуратно причесаны, но это все, что можно было о ней сказать. Она еще пыталась шутить, но веселья не было в ее улыбке, в ее глазах. Эти карие, мудрые, всепонимающие глаза, глаза, которые знали все о жизни, о любви, о радости, глаза, которые когда-то сделали ее самой популярной актрисой своего времени, теперь выражали только горечь и отчаяние. И страх.
— Вы мне не доверяете, Филип. — решительно сказала она.
— С чего вы это взяли? Почему бы мне вам не доверять?
— Это вы уж сами скажите. Вы уклоняетесь и не отвечаете на мои вопросы, а я достаточно хорошо знаю мужчин, чтобы понимать, что ваши ответы — это те ответы, которые вы хотите дать, но не те, которые я бы хотела получить. Почему так, Филип?
— Так вы решили, что я не говорю вам правды? Я думаю, что иногда говорил даже слишком много, так много, что случайно мог и солгать. Строго в интересах дела, конечно. — Я либо уже сделал это, либо собирался сделать — в ее же собственных интересах, разумеется. — Я не стал бы лгать таким людям, как вы.
— Вы удивились, когда я пришла, правда?
— Нет. Вы же говорили мне: вы хотите, чтоб я рассказал вам историю. Особенно начало и конец истории. Она кивнула.
— Когда я начинала играть на сцене, мне давали очень маленькие роли, но я всегда знала пьесу наизусть. А теперь я не знаю пьесы. Я вышла на три минуты во втором акте, но я понятия не имела, что происходило в первом. Теперь я выхожу на сцену в четвертом акте, не зная, что происходило между вторым и четвертым. Я не могу представить, чем все это кончится! — Она всплеснула руками. — Вы не можете себе представить, как это убийственно для женщины? — Вы и в самом деле не имеете понятия, как все началось?
— Я прошу вас поверить мне. Я ей поверил. Поверил, потому что на сей раз она говорила правду.
— Пойдите в гостиную и принесите мне, как они выражаются, освежающего, — сказал я. — Я слабею с каждым часом. Она послушно встала, вышла в гостиную и принесла мне освежающее, которое дало мне силы, чтобы рассказать ей все, что она хотела узнать. — Я думаю, что главным организатором и мозгом всего предприятия был Лаворски, — сказал я. — Лаворски, видимо, первый понял, что империя Скуроса остро нуждается в переливании крови — то есть в крупной сумме денег, и он догадался, как добыть ее, используя те средства, какими они располагали.
— Но мой муж никогда не испытывал недостатка в деньгах, — сказала Шарлотта. — У него всегда было все самое лучшее: яхты, автомобили, дома...
— В этом смысле он, конечно, не испытывал недостатка. Так же, как все эти миллионеры, что выпрыгивают из окон своих небоскребов после крушения на бирже. Не спорьте, мадам, вы просто ничего не знаете о большом бизнесе. — Для человека, который живет на нищенское жалование, это прозвучало весьма неплохо. — Лаворски подал идею заняться пиратством в крупных масштабах — брать лишь корабля с грузом не менее чем на миллион фунтов. Она смотрела на меня, открыв рот от удивления. Хотел бы я иметь такие зубы, — вместо тех, которые выбиты врагами дядюшки Артура за последние годы. Дядюшка Артур, со злобой подумал я, он ведь на двадцать пять лет старше меня, и он еще стонет из-за того, что уже лишился первого зуба. Она прошептала:
— Вы все это придумали.
— Лаворски все это придумал. Я уже говорил вам, что у меня ума бы не хватило придумать такое. Придумав столь великолепный план добычи денег, они столкнулись с тремя проблемами, как узнать, когда и куда будут отправляться большие партии ценных грузов, как захватить эти корабли и где их спрятать, пока удастся вскрыть сейфы — чтобы вскрыть современный сейф, какими снабжают корабли, может потребоваться не менее суток. Проблему номер один решить нетрудно. Я не сомневаюсь, что они могли подкупить несколько высокопоставленных банковых служащих наверняка именно для этого они приглашали на «Шангри-Ла» Жюля Бискарта, Помните, этот бородатый парень — он владелец крупного коммерческого банка. Но, по-моему, он почуял, куда дует ветер, и ему это не понравилось. Я не думаю, что мы сможем привлечь к ответственности тех, кто согласился поставлять информацию, но мы сможем арестовать и предать суду их главного информатора, их козырную карту — вашего доброго друга, маклера с орденской лентой, лорда Чернли. Чтобы действовать наверняка, пиратам был нужен контакт со страховым обществом Ллойда. С кем-нибудь, кто служит у Ллойда. С кем-нибудь вроде лорда Чернли. Он по профессии — морской страховой агент. Да перестаньте вы смотреть на меня так, будто я вызываю у вас отвращение... Большая часть ценных морских грузов страхуется у Ллойда. Чернли мог знать хотя бы о части из них. Он узнавал стоимость, фирму или банк назначения и по возможности дату отправления и название корабля.
— Но лорд Чернли состоятельный человек, — сказала она.
— Лорд Чернли изображал состоятельного человека, — поправил я. — Имея титул, он должен был доказывать свою состоятельность, чтобы оставаться членом аристократических клубов, но это не мешало ему ставить на ненадежных лошадей или играть на бирже. Он либо нуждался в деньгах, либо их требовалось ему все больше и больше. У него их могло быть достаточно, но деньги как алкоголь: чем больше получаешь, тем больше в них нуждаешься. Дольман решил проблему номер два: захват судов. Не думаю, что это потребовало большого напряжения сил. Корабли вашего мужа доставляют нефть иногда в очень странные и опасные места, поэтому и плавают на них весьма странные и опасные люди. Дольману не нужно было самому набирать команду; он дал указания нашему другу капитану Имри, человеку с весьма интересным прошлым, и позволил тому прочесать весь флот Скуроса и отобрать подходящих людей. Когда команда для захвата была подготовлена, оставалось только дождаться, пока жертва появится в водах Хайленда, отправить вас с горничной в отель, посадить этих парией на «Шангри-Ла» и при помощи одной из множества уловок, о которых я могу вам рассказать позднее, проникнуть на корабль с грузом и захватить его. Затем на «Шангри-Ла» перевозили захваченный экипаж на берег, в то время как новая команда вела судно в условленное потайное место...
— Этого не может быть, не может быть, — прошептала она. Мне еще не доводилось видеть, как женщины ломают руки, но Шарлотта Скурос продемонстрировала мне это. В лице у нее не было ни кровинка. Она знала, что я говорю правду, и ничего подобного ей прежде слышать не приходилось. — В потайное место, Филип? Какое потайное место?
— Где бы вы спрятали корабль, Шарлотта?
— Откуда мне знать? — Она тяжело вздохнула. — Ночью у меня голова совсем не соображает. Где-нибудь в Арктике, должно быть, или в отдаленном норвежском фиорде, или на необитаемом острове. Корабль слишком большая вещь.
— Таких мест сколько угодно. Вы можете спрятать корабль практически в любом месте земного шара. Все что требуется — это открыть кингстоны и перепускной клапан в машинном отделении да выбить пару заглушек.
— Вы хотите сказать...
— Именно это. Надо отправить корабль на дно. К югу от Даб-Сгейра есть такое милое местечко — Бойл-нан-Уам — Пасть могилы. Очень подходящее имя. И место тоже вполне подходящее. Она не захотела слушать дальше:
— Даб-Сгейр? Но... но ведь там замок лорда Кирксайда.
— Никаких «но». Не «но», а потому, что там замок лорда Кирксайда. Именно поэтому укромное местечко было выбрано вашим мужем или кто-то выбрал за него — с его помощью. Укромное место было выбрано вашим мужем, или кто-то выбрал его, а остальное устроил через него. До недавнего времени я не знал, что ваш муж давний собутыльник лорда Кирксайда. Вчера я видел его, но он не пожелал со мной разговаривать. Ни он, ни его очаровательная дочь.
— А она-то здесь при чем?
— Каким образом эта троица получила согласие лорда Кирксайда на участие в их проделках, как вы думаете?
— Деньги. Взятка. Я покачал головой.
— Лорд Кирксайд, кроме того, что Хайлендер, еще и джентльмен. Это довольно сильное сочетание. У старины Скуроса никогда не наберется столько денег, сколько надо на подкуп лорда Кирксайда, — чтобы заставить того хотя бы провезти в автобусе неоплаченный багаж. Впрочем, это неудачный пример. Лорд Кирксайд не обратит внимания на автобус, даже если тот по нему проедет. Я просто хочу сказать, что он неподкупен. Поэтому наши милые друзья похитили старшего сына Кирксайда — младший живет в Австралии — и чтобы иметь уверенность, что Сьюзан Кирксайд не выкинет какой-нибудь глупости, похитили еще ее жениха. Их считают погибшими.
— Нет, нет, — шептала она. Она зажимала рот ладонями, голос ее дрожал. — О боже, нет!
— О боже, да. Это логично и очень эффективно. Они заодно похитили сыновей сержанта Мак-Дональда и жену Дональда Мак-Ичерна — по тем же причинам. Чтобы купить молчание и сотрудничество.
— Все сходится, становятся понятны многие вещи и понятны до конца. Но что хорошего в том, что теперь все понятно? Они за вами охотятся, они знают, что вы про них все знаете, что вы подозреваете Лох-Гурон. Они бросят все...
— Откуда они знают, что мы подозреваем Лох-Гурон?
— Дядюшка Артур сказал мне это в рулевой рубке вчера вечером. — В ее голосе слышалось удивление. — Вы разве не помните? Я не помнил. Я вспомнил только теперь. Вот что значит быть полумертвым от недосыпания. Глупое замечание. Замечание, способное выдать меня с головой. Хорошо, что дядюшка Артур его не слышит.
— Калверт, видимо, уже миновал зенит своего расцвета, — сказал я. — Впадаю в маразм. Конечно, они уйдут. Но не раньше чем через сорок восемь часов. Они уверены, что у них достаточно времени — прошла только восемь часов с тех пор, как Мак-Дональду было ведено внушить им, что мы отправились на материк за помощью.
— Понятно, — уныло сказала она. — А что вы делали в Даб-Сгейре, Филип?
— Не многое, но этого хватило. — Еще одна невинная ложь. — Хватило, чтобы подтвердить мои последние подозрения. Я плавал на берег, в маленькую гавань и нашел еще вход в эллинг. Это и в самом деле эллинг, только изнутри он в три раза больше, чем кажется снаружи. И еще там есть оборудование для подводных работ.
— Оборудование для подводных работ?
— Черт побери, неужели вы так же непонятливы, как и я? Скажите на милость, как они достают сокровища с затопленных судов? Они пользуются водолазным ботом, а Даб-Сгейр служит для него базой.
— Это все-все, что вы нашли?
— А больше мне нечего было там искать. Я только собирался осмотреться в замке — внутри утеса прорублена лестница, ведущая из эллинга в замок, — но примерно посредине лестницы сидел какой-то тип с винтовкой в руках. Он, правда, прикладывался к бутылке, но, несмотря на это, смотрел в оба. Я бы не смог и на сотню шагов подойти к нему, он сделал бы из меня решето. Я ушел.
— О боже, — прошептала она. — Какой ужас. И у вас нет радио, вы отрезаны от всего мира. Что мы будем делать? Что вы собираетесь делать, Филип?
— Я собираюсь пойти туда на «Файркресте» сегодня ночью, вот что я собираюсь сделать. В салоне под диваном у меня спрятан автомат, а дядюшка Артур и Хатчинсон получат по пистолету. Мы их захватим. Времени у них в обрез, они должны уйти самое позднее завтра. Ворота эллинга неплотно пригнаны, если мы увидим свет сквозь щели, значит, они еще не кончили свои подводные работы. Мы подождем, пока они закончат, в войдем. Мы издалека заметим свет, когда они откроют ворота, чтобы впустить водолазный бот. Неожиданность — это все. Мы захватим их врасплох. Автоматическое оружие в закрытом пространстве — страшное оружие.
— Вас убьют, вас убьют! — Она подошла и села на край постели. Ее распахнутые глаза выражали ужас. — Прошу вас, Филип! Пожалуйста, не надо. Говорю вам, вас убьют. Умоляю вас, не делайте этого, — Она я в самом деле была уверена, что мена убьют.
— Я должен, Шарлотта. Время уходит. Другого пути нет.
— Пожалуйста. — Карие глаза наполнились слезами. Вот этому я уже не мог поверить. — Пожалуйста, Филип. Ради меня.
— Нет. — Слеза упала прямо на краб моих губ, она была солона, как морская вода. — Все что хотите, только не это.
Она медленно поднялась на ноги, по щекам ее катились слезы. — Это самый сумасшедший план из всех, что мне приходилось слышать в жизни, — печально сказала она и ушла, выключив свет.
Я лежал, уставившись в темноту. В том, что сказала леди, было чертовски много смысла. Это и есть, подумал я, самый сумасшедший план из всех, что мне доводилось слышать в своей жизни. И я был до чертиков рад, что не должен был его исполнять.
Глава 10
— Что вы?.. — Ее серо-голубые глаза распахнулись, брови опять исчезли под волосами, но на этот раз в тревоге, а не от изумления. — Вы уходите и оставляете меня здесь?
— Оставляю. Если вы думаете, что я задержусь хоть одну лишнюю минуту в этом проклятом замке, то вы с ума сошли. Я уже наигрался. Иди вы хотите, чтобы я дождался смены караула?
— Но у вас есть пистолет, — сказала она простодушно. — Вы можете арестовать их, разве нет?
— Арестовать кого?
— Караульных. Они на втором этаже. Они, наверное, спят.
— Сколько их?
— Восемь или девять. Я точно не знаю...
— Восемь или девять! Она точно не знает! Я что, по-вашему, супермен? Или вам хочется, чтоб меня убили? Вот что, Сьюзан, не говорите никому, что я был здесь. Даже отцу. Никому, если хотите, чтоб здесь когда-нибудь гуляли ваши дети. Понятно?
Она положила ладонь на мою руку и тихо, со страхом в голосе, сказала:
— Вы можете взять меня с собой?
— Могу. Я могу взять вас с собой и все поломать. И точно так же, если я хоть раз пальну в охрану наверху, тоже все будет кончено. Все зависит от того, узнают они или нет, что здесь кто-то был. Если только они это обнаружат, если у них возникнет хотя бы намек не подозрение, — они тут же соберут чемоданы и испарятся. Сегодня же ночью. А я, видимо, ничего не смогу сделать до вечера. И вы, конечно, понимаете, что они не уйдут, пока не убьют всех, кто сидит в подвалах. И вашего отца — тоже. И они заглянут в Торбей и позаботятся, чтобы сержант Мак-Дональд не смог дать свидетельских показаний против них. Вы этого хотите, Сьюзан? Бог знает, как бы мне хотелось забрать вас отсюда, я ведь сделан не из железобетона, но если я это сделаю, зазвонят все колокола тревоги и они выдернут чеку. Неужели вам это не понятно? Если они вернутся и увидят, что вас нет, вывод будет только один: маленькая Сьюзан сбежала с острова. И ясно, с какой целью. Вы не должны исчезать.
— Хорошо. — Теперь она была спокойна. — Но вы кое-что упустили.
— Я самый большой старый растяпа. Что именно?
— Гарри. Он-то ведь исчезнет. Он не может не исчезнуть. Вы же не можете допустить, чтобы он рассказал.
— Он исчезнет. Вместе с охранником у ворот — я скрутил его по дороге сюда. У нее опять расширились глаза, но я вытянул руку, засучил рукав куртки и свитера, раскрыл опасную бритву, которую она мне принесла, и полоснул ею по руке, но не глубоко, не так, чтобы из меня вытекла вся кровь, а чтобы хватило смочить ею конец штыка на три дюйма с обеих сторон. Я дал ей моток пластыря, и она без лишних слов залепила порез. Я опустил рукава свитера и куртки, и мы вышли — впереди Сьюзан с бутылкой виски и фонарем, следом Гарри, а сзади я с винтовкой наперевес. В холле я запер дверь той же отмычкой, какой ее отпирал.
Дождь прекратился, ветер утих, но туман был сильнее, чем обычно, и стало очень холодно. Бабье лето в Хабленде в полном разгаре. Мы прошли через внутренний дворик к тому месту, где я бросил винтовку часового, шли при свете фонаря, с которого я теперь снял каску из пластыря, довольно свободно, но разговаривая вполголоса. Парень, что нес неусыпную вахту на бастионе, не смог бы нас увидеть в самый лучший в мире прибор ночного видения, но звук в густом тумане приобретает непредсказуемое свойство — он то рассеивается, то глохнет, а то вдруг слышится с удивительной четкостью. Я слишком далеко зашел, чтобы слепо полагаться на везение.
Я велел Гарри лечь на траву лицом вниз — если бы я оставил его на ногах, он попытался бы сбросить меня с кромки утеса. Потом вытоптал траву в нескольких местах, сделал несколько вмятин прикладом винтовки и воткнул винтовку часового с землю почти отвесно, чтобы ее было видно издалека; винтовку Гарри я положил так, чтобы был заметен окровавленный штык, расплескал вокруг нее три четверти содержимого бутылки, а почти пустую бутылку положил возле одной из винтовок.
— Как вы думаете, что здесь произошло ? — спросил я у Сьюзан.
— Это же ясно! Они устроили пьяную драку, оба поскользнулись и свалились с обрыва.
— А что вы слышали?
— О, я слышала, как двое парней орали в холле. Я выглянула во двор и услышала, как они ругаются последними словами. Кто-то сказал Гарри, чтобы он вернулся на свой пост, но Гарри кричал, что нет, что он, черт побери, должен отомстить немедленно! Я скажу, что оба они были пьяны, и я не могу повторить все, что они говорили. Последнее, что я слышала, это как они вместе шли через внутренний дворик, все еще ругаясь.
— Умная девочка. Именно это вы и слышали.
Она шла за нами до того места, где я оставил часового. Он еще дышал. Почти весь мой канат ушел на то, чтобы связать их вместе, в нескольких футах друг от друга, конец я держал в руке. Им нелегко будет держать равновесие со связанными за спиной руками, а при спуске по скользкому и обрывистому склону, они вряд ли устоят на ногах. Если они начнут скользить и падать, мне придется резким рывком ставить их на ноги. Но у меня не было желания тоже обвязаться веревкой вокруг пояса, как делают альпинисты. Если бы кто-то из них сделал шаг в сторону в темноте, они увлекли бы меня за собой в пропасть.
— Спасибо вам, Сьюзан, — сказал я. — Вы очень мне помогли. Не принимайте больше снотворного сегодня — им может показаться чертовски странным, если вы безмятежно проспите до полудня.
— Я, наверное, могла бы проспать и до послезавтра. Я не подведу вас, мистер Калверт. Все будет хорошо, правда?
— Конечно.
— Вы ведь могли бы столкнуть этих двоих с обрыва, если бы захотели, да? — спросила она после паузы. — Но вы не сделали этого. Вы могли бы порезать руку Гарри, а порезали свою. Я прошу у вас прощения за мои слова, мистер Калверт. За то, что назвала вас злым и ужасным. — Еще пауза. — Я думаю, вы замечательный.
— Они все получат по заслугам, — сказал я. Но я разговаривал сам с собой — она уже исчезла в тумане. Хотел бы я разделять ее чувства, но я вовсе не чувствовал себя замечательным, я чувствовал лишь смертельную усталость и беспокойство, потому что даже самые лучшие в мире планы — это нечто воображаемое, я не поставил бы и гроша ломаного за то, что они сбудутся. Но я запретил себе беспокоиться и сомневаться в успехе и поднял на ноги своих пленников. Мы медленно спускались, по предательски скользкому склону, я шел последним, держа в левой руке фонарь, а в правой крепко но не слишком крепко, — зажал конец каната. Пока мы спускались, я рассеянно размышлял о том, почему же я не порезал руку Гарри вместо своей. Это было бы очень забавно, кровь Гарри на его же собственном штыке.
— Надеюсь, прогулка была приятной? — любезно спросил Хатчинсон.
— Скучной она не была. Вам бы понравилось. — Я разглядывал Хатчинсона, пока он вел «Файркрест» сквозь мрак и туман. — Куда теперь?
— А дядюшка Артур не сказал?
— Плохо вы думаете о дядюшке Артуре. Он сказал, что никогда не вмешивается в... как это? В проведение боевой операции. «Я планирую, — сказал он. — Я координирую, Калверт же заканчивает дело».
— Временами он бывает скромен, — признал я.
— Он рассказал мне несколько историй о вас. Думаю, что это большая честь — быть с вами.
— Конечно, если не считать четырехсот тысяч фунтов стерлингов или около того.
— Если не считать, как вы выражаетесь, что я тут в роли смотрителя площадки для гольфа. Так куда, Калверт?
— Домой. Если вам удастся его найти.
— Крайгмор? Его я найду. — Он пыхнул сигарой к поднес ее кончик к глазам. — Думаю, пора ее выбросить. Она уже стала такой короткой, что я не вижу окон рулевой рубки. Дядюшка Артур, видимо, отдыхает?
— Дядюшка Артур допрашивает пленных.
— Не думаю, что он многого добьется.
— Я бы тоже не добился. Им и так несладко пришлось.
— Ну да, это был довольно опасный прыжок, с пирса на палубу. Особенно, когда палуба болтается вверх-вниз, как сегодня. И уж совсем страшно, когда руки связаны за спиной.
— Одна сломанная лодыжка и одно предплечье, — сказал я. — Могло быть и хуже. Они могли вообще не попасть на палубу.
— Это вы верно заметили, — согласился Хатчинсон. Он высунул голову в боковое окно рубки и тут же втянул ее обратно. — Дело не в сигарете, — объявил он. — Видимость ноль, мы идем вслепую, по приборам. Можете даже зажечь свет в рубке. Это поможет читать карту и смотреть на глубиномер и компас, а работе радара совсем не помешает. — Чего это вы вырядились в этот клоунский наряд?
— Это халат, — пояснил я. — У меня было три костима и все три вымокли и порвались... С удачей, сэр? — В рубке появился дядюшка Артур.
— Один потерял сознание. — Дядюшка Артур был недоволен собой. — Второй стонет так громко, что не слышит моих вопросов. Ну, Калверт, рассказывайте.
— Рассказывать, сэр? Но я собирался идти спать. Я ведь вам уже все рассказал.
— Полдюжины отрывистых фраз, которые я не мог расслышать сквозь этот кошачий концерт, — холодно сказал он. — Мне нужен полный отчет, Калверт.
— Я чувствую себя очень слабым, сэр.
— Не помню такого дня, чтобы вы не чувствовали себя слабым, Калверт, Вы знаете, где находятся виски. Хатчинсон деликатно кашлянул:
— Если адмирал позволит...
— Конечно, конечно, — сказал дядюшка Артур совсем другим тоном. — Конечно, мой мальчик. — Мальчик был на добрый фут выше дядюшки Артура. — И раз уж вы пошли за виски, Калверт, принесите и мне тоже, обычную порцию. Иногда он бывает просто отвратителен, этот дядюшка Артур. Пятью минутами позже я пожелал доброй ночи. Дядюшка Артур был не очень доволен, он был уверен, что я выпустил некоторые существенные подробности, но я устал, как старуха с косой после Хиросимы. Я заглянул к Шарлотте Скурос, она спала как убитая. Но не больше минуты потребовалось мне, чтобы растолкать Шарлотту, когда мы сверхъестественным образом оказались под защитой Крэйгморской гавани. Я велел ей одеться — коварная уловка, которая должна была показаться ей, что я не знаю, что она спит одетой, — и сошел на берег. Пятнадцать минут спустя мы были уже в доме Хатчинсона, а еще через пятнадцать минут мы с дядюшкой Артуром наложили крепкие шины на переломы наших пленников и заперли их в комнате, куда не проникал даже свет звезд и выбраться из которой Гудиви не смог бы за всю свою жизнь. И я наконец оказался в постели в другой крошечной комнате, которая, очевидно, была спальней председателя художественного совета Крэйгморской картинной галереи, поскольку для себя он отобрал лучшие образцы. Вдруг открылась дверь и вспыхнул свет. Я открыл свои усталые глаза я увидел на пороге Шарлотту Скурос.
— Уйдите, — сказал я. — Я сплю.
— Разрешите мне войти, — попросила она. Она обвела взглядом картинную галерею, и губы ее дрогнули, что могло быть рождением улыбки. — Я думала, после такой ночи вы побоитесь спать без света.
— Простите, я устал. Ничего не могу поделать. Я не лучший образом готов к визиту дамы посреди ночи.
— В соседней комнате дядюшка Артур. Вы всегда можете позвать на помощь, если захотите. — Она посмотрела на изъеденное молью кресло. — Можно я сяду? Она села. Она все еще была одета в неизменное белое платье, волосы ее были аккуратно причесаны, но это все, что можно было о ней сказать. Она еще пыталась шутить, но веселья не было в ее улыбке, в ее глазах. Эти карие, мудрые, всепонимающие глаза, глаза, которые знали все о жизни, о любви, о радости, глаза, которые когда-то сделали ее самой популярной актрисой своего времени, теперь выражали только горечь и отчаяние. И страх.
— Вы мне не доверяете, Филип. — решительно сказала она.
— С чего вы это взяли? Почему бы мне вам не доверять?
— Это вы уж сами скажите. Вы уклоняетесь и не отвечаете на мои вопросы, а я достаточно хорошо знаю мужчин, чтобы понимать, что ваши ответы — это те ответы, которые вы хотите дать, но не те, которые я бы хотела получить. Почему так, Филип?
— Так вы решили, что я не говорю вам правды? Я думаю, что иногда говорил даже слишком много, так много, что случайно мог и солгать. Строго в интересах дела, конечно. — Я либо уже сделал это, либо собирался сделать — в ее же собственных интересах, разумеется. — Я не стал бы лгать таким людям, как вы.
— Вы удивились, когда я пришла, правда?
— Нет. Вы же говорили мне: вы хотите, чтоб я рассказал вам историю. Особенно начало и конец истории. Она кивнула.
— Когда я начинала играть на сцене, мне давали очень маленькие роли, но я всегда знала пьесу наизусть. А теперь я не знаю пьесы. Я вышла на три минуты во втором акте, но я понятия не имела, что происходило в первом. Теперь я выхожу на сцену в четвертом акте, не зная, что происходило между вторым и четвертым. Я не могу представить, чем все это кончится! — Она всплеснула руками. — Вы не можете себе представить, как это убийственно для женщины? — Вы и в самом деле не имеете понятия, как все началось?
— Я прошу вас поверить мне. Я ей поверил. Поверил, потому что на сей раз она говорила правду.
— Пойдите в гостиную и принесите мне, как они выражаются, освежающего, — сказал я. — Я слабею с каждым часом. Она послушно встала, вышла в гостиную и принесла мне освежающее, которое дало мне силы, чтобы рассказать ей все, что она хотела узнать. — Я думаю, что главным организатором и мозгом всего предприятия был Лаворски, — сказал я. — Лаворски, видимо, первый понял, что империя Скуроса остро нуждается в переливании крови — то есть в крупной сумме денег, и он догадался, как добыть ее, используя те средства, какими они располагали.
— Но мой муж никогда не испытывал недостатка в деньгах, — сказала Шарлотта. — У него всегда было все самое лучшее: яхты, автомобили, дома...
— В этом смысле он, конечно, не испытывал недостатка. Так же, как все эти миллионеры, что выпрыгивают из окон своих небоскребов после крушения на бирже. Не спорьте, мадам, вы просто ничего не знаете о большом бизнесе. — Для человека, который живет на нищенское жалование, это прозвучало весьма неплохо. — Лаворски подал идею заняться пиратством в крупных масштабах — брать лишь корабля с грузом не менее чем на миллион фунтов. Она смотрела на меня, открыв рот от удивления. Хотел бы я иметь такие зубы, — вместо тех, которые выбиты врагами дядюшки Артура за последние годы. Дядюшка Артур, со злобой подумал я, он ведь на двадцать пять лет старше меня, и он еще стонет из-за того, что уже лишился первого зуба. Она прошептала:
— Вы все это придумали.
— Лаворски все это придумал. Я уже говорил вам, что у меня ума бы не хватило придумать такое. Придумав столь великолепный план добычи денег, они столкнулись с тремя проблемами, как узнать, когда и куда будут отправляться большие партии ценных грузов, как захватить эти корабли и где их спрятать, пока удастся вскрыть сейфы — чтобы вскрыть современный сейф, какими снабжают корабли, может потребоваться не менее суток. Проблему номер один решить нетрудно. Я не сомневаюсь, что они могли подкупить несколько высокопоставленных банковых служащих наверняка именно для этого они приглашали на «Шангри-Ла» Жюля Бискарта, Помните, этот бородатый парень — он владелец крупного коммерческого банка. Но, по-моему, он почуял, куда дует ветер, и ему это не понравилось. Я не думаю, что мы сможем привлечь к ответственности тех, кто согласился поставлять информацию, но мы сможем арестовать и предать суду их главного информатора, их козырную карту — вашего доброго друга, маклера с орденской лентой, лорда Чернли. Чтобы действовать наверняка, пиратам был нужен контакт со страховым обществом Ллойда. С кем-нибудь, кто служит у Ллойда. С кем-нибудь вроде лорда Чернли. Он по профессии — морской страховой агент. Да перестаньте вы смотреть на меня так, будто я вызываю у вас отвращение... Большая часть ценных морских грузов страхуется у Ллойда. Чернли мог знать хотя бы о части из них. Он узнавал стоимость, фирму или банк назначения и по возможности дату отправления и название корабля.
— Но лорд Чернли состоятельный человек, — сказала она.
— Лорд Чернли изображал состоятельного человека, — поправил я. — Имея титул, он должен был доказывать свою состоятельность, чтобы оставаться членом аристократических клубов, но это не мешало ему ставить на ненадежных лошадей или играть на бирже. Он либо нуждался в деньгах, либо их требовалось ему все больше и больше. У него их могло быть достаточно, но деньги как алкоголь: чем больше получаешь, тем больше в них нуждаешься. Дольман решил проблему номер два: захват судов. Не думаю, что это потребовало большого напряжения сил. Корабли вашего мужа доставляют нефть иногда в очень странные и опасные места, поэтому и плавают на них весьма странные и опасные люди. Дольману не нужно было самому набирать команду; он дал указания нашему другу капитану Имри, человеку с весьма интересным прошлым, и позволил тому прочесать весь флот Скуроса и отобрать подходящих людей. Когда команда для захвата была подготовлена, оставалось только дождаться, пока жертва появится в водах Хайленда, отправить вас с горничной в отель, посадить этих парией на «Шангри-Ла» и при помощи одной из множества уловок, о которых я могу вам рассказать позднее, проникнуть на корабль с грузом и захватить его. Затем на «Шангри-Ла» перевозили захваченный экипаж на берег, в то время как новая команда вела судно в условленное потайное место...
— Этого не может быть, не может быть, — прошептала она. Мне еще не доводилось видеть, как женщины ломают руки, но Шарлотта Скурос продемонстрировала мне это. В лице у нее не было ни кровинка. Она знала, что я говорю правду, и ничего подобного ей прежде слышать не приходилось. — В потайное место, Филип? Какое потайное место?
— Где бы вы спрятали корабль, Шарлотта?
— Откуда мне знать? — Она тяжело вздохнула. — Ночью у меня голова совсем не соображает. Где-нибудь в Арктике, должно быть, или в отдаленном норвежском фиорде, или на необитаемом острове. Корабль слишком большая вещь.
— Таких мест сколько угодно. Вы можете спрятать корабль практически в любом месте земного шара. Все что требуется — это открыть кингстоны и перепускной клапан в машинном отделении да выбить пару заглушек.
— Вы хотите сказать...
— Именно это. Надо отправить корабль на дно. К югу от Даб-Сгейра есть такое милое местечко — Бойл-нан-Уам — Пасть могилы. Очень подходящее имя. И место тоже вполне подходящее. Она не захотела слушать дальше:
— Даб-Сгейр? Но... но ведь там замок лорда Кирксайда.
— Никаких «но». Не «но», а потому, что там замок лорда Кирксайда. Именно поэтому укромное местечко было выбрано вашим мужем или кто-то выбрал за него — с его помощью. Укромное место было выбрано вашим мужем, или кто-то выбрал его, а остальное устроил через него. До недавнего времени я не знал, что ваш муж давний собутыльник лорда Кирксайда. Вчера я видел его, но он не пожелал со мной разговаривать. Ни он, ни его очаровательная дочь.
— А она-то здесь при чем?
— Каким образом эта троица получила согласие лорда Кирксайда на участие в их проделках, как вы думаете?
— Деньги. Взятка. Я покачал головой.
— Лорд Кирксайд, кроме того, что Хайлендер, еще и джентльмен. Это довольно сильное сочетание. У старины Скуроса никогда не наберется столько денег, сколько надо на подкуп лорда Кирксайда, — чтобы заставить того хотя бы провезти в автобусе неоплаченный багаж. Впрочем, это неудачный пример. Лорд Кирксайд не обратит внимания на автобус, даже если тот по нему проедет. Я просто хочу сказать, что он неподкупен. Поэтому наши милые друзья похитили старшего сына Кирксайда — младший живет в Австралии — и чтобы иметь уверенность, что Сьюзан Кирксайд не выкинет какой-нибудь глупости, похитили еще ее жениха. Их считают погибшими.
— Нет, нет, — шептала она. Она зажимала рот ладонями, голос ее дрожал. — О боже, нет!
— О боже, да. Это логично и очень эффективно. Они заодно похитили сыновей сержанта Мак-Дональда и жену Дональда Мак-Ичерна — по тем же причинам. Чтобы купить молчание и сотрудничество.
— Все сходится, становятся понятны многие вещи и понятны до конца. Но что хорошего в том, что теперь все понятно? Они за вами охотятся, они знают, что вы про них все знаете, что вы подозреваете Лох-Гурон. Они бросят все...
— Откуда они знают, что мы подозреваем Лох-Гурон?
— Дядюшка Артур сказал мне это в рулевой рубке вчера вечером. — В ее голосе слышалось удивление. — Вы разве не помните? Я не помнил. Я вспомнил только теперь. Вот что значит быть полумертвым от недосыпания. Глупое замечание. Замечание, способное выдать меня с головой. Хорошо, что дядюшка Артур его не слышит.
— Калверт, видимо, уже миновал зенит своего расцвета, — сказал я. — Впадаю в маразм. Конечно, они уйдут. Но не раньше чем через сорок восемь часов. Они уверены, что у них достаточно времени — прошла только восемь часов с тех пор, как Мак-Дональду было ведено внушить им, что мы отправились на материк за помощью.
— Понятно, — уныло сказала она. — А что вы делали в Даб-Сгейре, Филип?
— Не многое, но этого хватило. — Еще одна невинная ложь. — Хватило, чтобы подтвердить мои последние подозрения. Я плавал на берег, в маленькую гавань и нашел еще вход в эллинг. Это и в самом деле эллинг, только изнутри он в три раза больше, чем кажется снаружи. И еще там есть оборудование для подводных работ.
— Оборудование для подводных работ?
— Черт побери, неужели вы так же непонятливы, как и я? Скажите на милость, как они достают сокровища с затопленных судов? Они пользуются водолазным ботом, а Даб-Сгейр служит для него базой.
— Это все-все, что вы нашли?
— А больше мне нечего было там искать. Я только собирался осмотреться в замке — внутри утеса прорублена лестница, ведущая из эллинга в замок, — но примерно посредине лестницы сидел какой-то тип с винтовкой в руках. Он, правда, прикладывался к бутылке, но, несмотря на это, смотрел в оба. Я бы не смог и на сотню шагов подойти к нему, он сделал бы из меня решето. Я ушел.
— О боже, — прошептала она. — Какой ужас. И у вас нет радио, вы отрезаны от всего мира. Что мы будем делать? Что вы собираетесь делать, Филип?
— Я собираюсь пойти туда на «Файркресте» сегодня ночью, вот что я собираюсь сделать. В салоне под диваном у меня спрятан автомат, а дядюшка Артур и Хатчинсон получат по пистолету. Мы их захватим. Времени у них в обрез, они должны уйти самое позднее завтра. Ворота эллинга неплотно пригнаны, если мы увидим свет сквозь щели, значит, они еще не кончили свои подводные работы. Мы подождем, пока они закончат, в войдем. Мы издалека заметим свет, когда они откроют ворота, чтобы впустить водолазный бот. Неожиданность — это все. Мы захватим их врасплох. Автоматическое оружие в закрытом пространстве — страшное оружие.
— Вас убьют, вас убьют! — Она подошла и села на край постели. Ее распахнутые глаза выражали ужас. — Прошу вас, Филип! Пожалуйста, не надо. Говорю вам, вас убьют. Умоляю вас, не делайте этого, — Она я в самом деле была уверена, что мена убьют.
— Я должен, Шарлотта. Время уходит. Другого пути нет.
— Пожалуйста. — Карие глаза наполнились слезами. Вот этому я уже не мог поверить. — Пожалуйста, Филип. Ради меня.
— Нет. — Слеза упала прямо на краб моих губ, она была солона, как морская вода. — Все что хотите, только не это.
Она медленно поднялась на ноги, по щекам ее катились слезы. — Это самый сумасшедший план из всех, что мне приходилось слышать в жизни, — печально сказала она и ушла, выключив свет.
Я лежал, уставившись в темноту. В том, что сказала леди, было чертовски много смысла. Это и есть, подумал я, самый сумасшедший план из всех, что мне доводилось слышать в своей жизни. И я был до чертиков рад, что не должен был его исполнять.
Глава 10
Четверг, полдень — пятница, рассвет
— Дайте мне поспать, — простонал я, не открывая глаз. — Я мертвый человек.
— Вставайте, вставайте! — Еще один крепкий толчок — будто не рукой, а поршнем паровой машины. — Подъем!
— О господи! — я приоткрыл один глаз. — Который час?
— Ровно полдень. Вам нельзя больше спать, Калверт.
— Полдень?! Я просил разбудить меня в пять. Да знаете вы... — Идите сюда. — Он отошел к окну, я медленно опустил ноги с кровати и последовал за ним. Хатчинсон кивнул в сторону окна: — Что вы думаете об этом? Я уставился в серый непроницаемый мир за окном.
— Что я там должен увидеть, кроме чертова тумана?
— Туман.
— Вижу, — сказал я с идиотским выражением. — Это туман.
— Я слушал новости для тех, кто в море, в два часа ночи. Они обещали, что туман на рассвете рассеется. Однако чертов туман и не думает рассеиваться. Зато рассеялся туман в моих сонных мозгах. Они потопили «Нантсвилл» в ночь с понедельника на вторник, однако у них не было возможности начать работу ни в ту ночь, ни в следующую: ветер был достаточно свежий в бухте Торбея, один бог знает, что вытворял шторм вблизи Бойл-нан-Уам. Однако они могли начать работы прошедшей ночью, они начали работы этой ночью, потому что водолазного бота не было в эллинге Даб-Сгейра. Бронированная камера на «Нантсвилле» старого образца, как утверждают владельцы судна, можно вскрыть ее автогенам за пару часов. За прошлую ночь, работая втроем без перерыва, они могли поднять на поверхность довольно много золота — но черт побери меня совсем, если они могли поднять все. Все восемнадцать тони. Я занимался подъемом затонувших кораблей до того, как меня нанял дядюшка Артур, так что я представляю, сколько там работы. Им нужна была еще одна ночь, чтобы закончить. Они должны были дожидаться захода солнца, чтобы мы не обнаружили их. Но с таким же успехом они могли работать и в такой туман, как сейчас. Это куда лучше, чем дожидаться ночи.
— Вставайте, вставайте! — Еще один крепкий толчок — будто не рукой, а поршнем паровой машины. — Подъем!
— О господи! — я приоткрыл один глаз. — Который час?
— Ровно полдень. Вам нельзя больше спать, Калверт.
— Полдень?! Я просил разбудить меня в пять. Да знаете вы... — Идите сюда. — Он отошел к окну, я медленно опустил ноги с кровати и последовал за ним. Хатчинсон кивнул в сторону окна: — Что вы думаете об этом? Я уставился в серый непроницаемый мир за окном.
— Что я там должен увидеть, кроме чертова тумана?
— Туман.
— Вижу, — сказал я с идиотским выражением. — Это туман.
— Я слушал новости для тех, кто в море, в два часа ночи. Они обещали, что туман на рассвете рассеется. Однако чертов туман и не думает рассеиваться. Зато рассеялся туман в моих сонных мозгах. Они потопили «Нантсвилл» в ночь с понедельника на вторник, однако у них не было возможности начать работу ни в ту ночь, ни в следующую: ветер был достаточно свежий в бухте Торбея, один бог знает, что вытворял шторм вблизи Бойл-нан-Уам. Однако они могли начать работы прошедшей ночью, они начали работы этой ночью, потому что водолазного бота не было в эллинге Даб-Сгейра. Бронированная камера на «Нантсвилле» старого образца, как утверждают владельцы судна, можно вскрыть ее автогенам за пару часов. За прошлую ночь, работая втроем без перерыва, они могли поднять на поверхность довольно много золота — но черт побери меня совсем, если они могли поднять все. Все восемнадцать тони. Я занимался подъемом затонувших кораблей до того, как меня нанял дядюшка Артур, так что я представляю, сколько там работы. Им нужна была еще одна ночь, чтобы закончить. Они должны были дожидаться захода солнца, чтобы мы не обнаружили их. Но с таким же успехом они могли работать и в такой туман, как сейчас. Это куда лучше, чем дожидаться ночи.