— Брюки у меня тоже из кожи, только не знаю, из какой. На них по бокам сделана такая же кожаная бахрома. И мокасины, конечно. Тут у меня промашка вышла. Я имею в виду мокасины. Они текут. Потом волосы и усы я перекрашиваю. Они становятся светлыми" хотя и не платиновыми, потому что это привлекало бы слишком много внимания.
   — А твой костюм его не привлекает?
   — Краска такая, что любую грозу выдержит. Приходится использовать специальный растворитель, чтобы ее смыть. Очень болезненная процедура. К тому же на правой руке я ношу полдюжины колец из чистой меди.
   — На той, которой ты дерешься?
   — Для кракеров я гринписовец, выступаю против атомных станций, борюсь за окружающую cpeду. Кроме того, у меня еще есть многоцветные бусы, две нитки, и серьга. Только одна. Две — это уже не модно.
   — Я должен когда-нибудь это увидеть.
   — Я могу достать вам такой костюм, если хотите.
   Де Грааф снова закрыл глаза. Появление Джорджа избавило его от ответа. Великан подал гостям обед. Фирменное блюдо и открытая бутылка «Шато Латур» были поданы очень торжественно. Джордж удалился. Еда была простой. Брюссельская капуста, свернутое рулетиками мясо со специями, яблоки, нарезанные дольками. Но, как и обещал Джордж, все это было великолепно приготовлено. Как всегда в Амстердаме, еды было достаточно на четверых. Как и обещал хозяин, вино было превосходным.
   Едва они закончили, как Джордж принес кофе.
   — Аннемари в баре.
   — Приведи ее, пожалуйста.
   Аннемари была молодой леди с очень броской внешностью. На ней был свитер неопределенного цвета, который, вероятно, когда-то был белым. Он был, вероятно, размеров на шесть больше, чем нужно. Этот недостаток девушка постаралась поправить, нацепив трехдюймовый пояс с заклепками. Талия у нее была довольно тонкой, в результате усилия дамы создавали очень странный эффект: она больше всего напоминала перевязанный посредине мешок с картошкой. Линялые и залатанные синие джинсы имели модную бахрому по нижнему краю штанин. Эта леди скорее раскачивалась, чем ходила, в грязных коротких кожаных сапожках с удивительно высокими и тонкими каблуками. По состоянию ее светлых волос с отдельными подкрашенными прядками можно было понять, что она считает расческу ненужной роскошью. Черная краска на лице молодой женщины была нанесена щедрой рукою, равно как и бирюзовые тени. Призрачная бледность лица, достигаемая неумеренным употреблением дешевой пудры, удивительно контрастировала с двумя круглыми красными пятнами на щеках, также не имеющими никакого отношения к природе. Губная помада у нее была лиловой, лак на ногтях — кроваво-красным. Следы помады остались на мундштуке сигареты, который она держала в испачканных помадой зубах. Когда Аннемари вынула мундштук, он оказался жеваным и отслаивающимся. От дешевых духов, в которых, она, вероятно, купалась, хотелось отвернуть нос. Медные серьги позвякивали при ходьбе.
   Ван Эффен посмотрел на де Граафа, но де Грааф не смотрел на него. Он был загипнотизирован появлением Дамы. Ван Эффен громко прочистил горло.
   — Это Аннемари, сэр.
   — Да, да, Аннемари. — Де Грааф все еще смотрел на девушку и отвернулся, только сделав явное усилие воли. — Конечно, конечно. Аннемари. Но я хотел еще кое-что обсудить с тобой...
   — Я понял, сэр. Аннемари, дорогая, ты не могла бы несколько минут... Джордж тебе что-нибудь приготовит...
   Молодая женщина выдула большое облако дыма, улыбнулась и, покачиваясь, вышла из комнаты.
   — "Аннемари, дорогая!" — передразнил он. Девушка явно произвела на полковника де Граафа отталкивающее впечатление. — «Аннемари, дорогая...» Ты в своей кракеровской форме рядом с этой дамой — это, должно быть, потрясающее зрелище. Ты мне всегда казался разумным человеком. Это, должно быть, какая-то шутка! Где, черт возьми, ты мог подобрать подобное существо? Она же просто шлюха! Что за жуткое зрелище! Господи, этот грим, эти духи, как в борделе!
   — Это на вас не похоже, сэр, вы обычно не судите о человеке по одежке. Поспешные суждения...
   — Поспешные суждения! Эта дикая обувь! Этот грязный свитер, он же горилле впору!
   — Очень практичный свитер, сэр. Никому и в голову не придет, что под этим свитером она носит автоматическую «беретту», которая укреплена на поясе.
   — Это существо носит «беретту»? Автоматическую «беретту»? Как, эта пародия на человека носит оружие? Ты сошел с ума! — Полковник глубоко затянулся сигарой. — Нет, ты не сошел с ума. Я не жалуюсь, Питер, но ты меня просто потряс.
   — Полагаю, мне следовало бы вас предупредить. Аннемари действительно производит довольно странное впечатление на людей, которые впервые ее видят. На самом деле эта жуткая ведьма — совершенно прелестная молодая леди, или будет таковой, если ее часок
   отмочить в ванне. Она милая, можно сказать, просто очаровательная девушка. Говорит на четырех языках, имеет ученую степень и работает в полиции Роттердама. Вы понимаете, сэр, к чему я веду. Если уж Аннемари сумела провести шефа полиции, то есть человека, которого в состоянии обмануть лишь немногие, в таком случае она может обмануть кого угодно.
   — Где же ты достал такое сокровище?
   — Получил по обмену. Сказать по правде, для Роттердама обмен был не очень справедливый. Я знаю, что она у них провела шесть месяцев на подпольной работе. У нас нет никого, кто мог бы с нею сравниться. Мне было нелегко ее получить, но у меня есть друг в полиции Роттердама.
   — Почему меня об этом не проинформировали?
   — Насколько я помню, вы мне предоставили свободу действий. Я бы вам доложил, если бы было о чем докладывать. Мне просто не хотелось беспокоить вас по пустякам.
   Де Грааф улыбнулся.
   — Я сомневаюсь, что эту молодую леди можно отнести к пустякам. — Ты ее не пригласишь?
   Девушка вошла, и де Грааф любезно махнул рукой, предлагая ей сесть.
   — Извините, что заставил вас ждать. Вы знаете, кто я?
   — Да, конечно. Вы полковник де Грааф, мой шеф, — чуть хрипловатый Голос девушки был низким и приятным — полная противоположность ее внешности.
   — Это что, лейтенант ван Эффен вам сказал?
   — Ему незачем было говорить мне об этом, сэр. Я работаю на него, и я знаю, что он работает на вас. Кроме того, я много раз видела ваши фотографии.
   — Этот костюм, который вы носите, Аннемари. Вам не кажется, что в нем вы выглядите подозрительно?
   — Что? Там, где я должна вести разведку? Уверяю вас, сэр, что по сравнению с тем, что там носят, мой костюм еще довольно скромный и к тому же хорошо воспринимается в той среде. Не так ли, Питер?
   — Что? Питер? Младший по званию зовет старшего по званию просто по имени?
   — Я выполняю приказ, сэр. Мы пару раз работали вместе.
   — Так вы друзья?
   — Да, сэр.
   — Хотел бы я посмотреть на вас вместе!
   — Мы и в самом деле прелестная пара. Я сказал Аннемари, что было бы неразумно называть меня лейтенантом в подобной компании. Я просил ее называть меня Питером и всегда думать обо мне как о Питере. В таком случае она не сделает случайной ошибки. Много лет назад один человек все уши прожужжал мне об этом.
   — Это был я. Насколько я понимаю, вы носите оружие, молодая леди? Вы умеете им пользоваться?
   — Меня учили этому в полиции.
   — Вам приходилось им пользоваться?
   — Должна вам признаться, я очень надеюсь, что мне не придется пустить его в дело.
   — А вы бы смогли им воспользоваться?
   — Я не знаю. Если мне бы пришлось спасать чью-то жизнь, то возможно. Но я не могу убить человека. Я не люблю оружие и, боюсь, я не очень смелая, сэр.
   — Это чушь! Но ваши чувства делают вам честь. Я и сам испытываю то же. А для того, чтобы решиться пойти к кракерам, нужно быть смелой.
   Девушка слегка улыбнулась.
   — У кракеров свитер с таким большим воротником оказывается очень полезным. Под ним не видно, как бьется пульс у меня на шее.
   — Чушь! А как дела у ваших друзей-кракеров? Готовят что-нибудь интересное?
   — Они не слишком интересные люди, сэр. Можно сказать, даже довольно скучные. Большинство из них только делают вид, что, участвуя в маршах, выступают против властей. Конечно, среди них есть и наркоманы, и продавцы наркотиков. Есть и довольно крепкая группа, которая занимается торговлей оружием. Они продают малогабаритное русское оружие Ирландской республиканской Армии или другим подрывным элементам. Но Питер велел мне не беспокоиться по этому поводу.
   — Значит, молодая леди не должна беспокоиться по поводу продажи оружия, да, Питер? Почему?
   — Вы спрашиваете об этом меня, сэр? Америка, Россия, Британия и Франция торгуют оружием совершенно легально, да еще с оборотом в миллиарды долларов ежегодно. Тем же занимаются и Израиль, Ливия и Бог знает кто еще. И все это с благословения своих правительств. А что же мы вдруг такие богобоязненные, такие моралисты? Почему мы должны прикидываться более святыми, чем все остальные? И это в то время, когда наши частные предприятия имеют просто крошечный годовой оборот! Так или иначе, но я знаю, что по-настоящему вас это не интересует. Единственное, что вас по-настоящему интересует, — это наркотики и все возрастающие угрозы королевской семье и членам правительства.
   — Да, да, конечно. Есть что-нибудь интересное в этой области?
   Аннемари покачала головой.
   — Васко... Вы знаете Васко?
   — Да, слышал, хотя и никогда его не видел. Мы должны были сегодня здесь встретиться. Я думал, что он придет вместе с вами.
   — Я тоже так думала. Мы собирались встретиться в кафе неподалеку почти час назад. Я там была, но не обнаружила никаких признаков Васко, что совершенно на него не похоже.
   — Этот ваш друг, он что, настоящий кракер?
   — Ну, он похож на кракера, но может им и не быть, не правда ли? У кракеров есть свои лидеры — люди не лишенные характера и обаяния. Есть у них и свой совет. Васко является членом такого совета или близок с одним из его членов. Сам Васко говорит, что он против кракеров, и я ему верю. В конце концов, он ведь работает на вас, не так ли?
   — Ну, а что вы оба думаете о нем? — спросил полковник.
   — У меня двойственное отношение к нему, во всяком случае, так подсказывает мне мой ум. Мои инстинкты велят мне доверять ему, — ответила девушка.
   — А что думаешь ты, Питер?
   — Ее инстинкты подсказывают правильно. Васко полицейский. Сержант-детектив.
   — Полицейский? — Аннемари поджала губки, глаза ее сердито вспыхнули. — Ну спасибо! Большое
   спасибо!
   — Нечего обижаться, ты не дитя! Разве ты сказала ему о том, что ты работаешь в полиции?
   Девушка не ответила, и де Грааф поспешно объяснил:
   — Моя дорогая, здесь действует принцип — «знать только то, что нужно для дела». Он ведь и мне не сказал. Лейтенант говорит мне только то, что мне нужно знать. И я воспринимаю это как должное. Вы собирались сказать что-то по поводу Васко?
   — Кто знает, может быть, это важно: вчера ночью он сообщил мне, что у него, похоже, появилась какая-то зацепка. Его приблизил к себе один из членов совета.
   Этот человек знает, что Васко много ездит, а для этих людей все, что лежит дальше пригородов Амстердама, это край света. Васко сказал, что его пригласили на встречу с какой-то важной персоной и что эта встреча должна была состояться в полночь. Я не знаю, что это за важная персона. Ван Эффен спросил:
   — А кто же этот человек, который приблизил к себе Васко? Ты можешь его описать?
   — Конечно, могу. Невысокий, лысеющий, бородка с проседью, очень сильно косит на правый глаз. Де Грааф посмотрел на ван Эффена.
   — Еще один преступник, у которого есть проблемы с глазами. Как его зовут?
   — Юлий.
   — Юлий как?
   — Просто... Юлий Цезарь. Я знаю, это звучит ужасно, но они там все сумасшедшие. Там никто не пользуется настоящим именем. Сейчас у них пошла мода на историю. Все берут пример с лидеров. Поэтому там у нас есть Александр Великий, Чингисхан, лорд Нельсон, Елена Троянская, Клеопатра... Этот список можно продолжить. Люди берут себе имена великих людей, то есть тех, кем они не являются. Так или иначе, но его зовут Юлий Цезарь.
   Ван Эффен спросил:
   — Это все, что ты знаешь? И никаких намеков на то, что за зацепку Васко имел в виду? Девушка поджала губы.
   — Но это не значит, что этого не знает Васко.
   — Что вы имеете в виду?
   — Ничего. Мне просто неизвестно, что именно он знает.
   — Моя дорогая. — Де Грааф удивленно посмотрел на нее. — Вы что же, не доверяете своему товарищу-офицеру?
   Но оп же мне не доверяет!
   — Ну вот, все сначала! Это не способствует хорошим отношениям на службе.
   — Нельзя сказать, чтобы сержант Вестенбринк ей не доверял. Просто он три года работал в подполье, и от этого стал очень скрытным.
   — Значит, Вестенбринк. А я-то думал, что знаю всех своих сержантов!
   — Он из Утрехта, сэр.
   — Ты забросил широкую сеть. Аннемари, лейтенант в своей работе основывается на тех же принципах, что и Васко, чье имя, скорее всего, не Васко. Принцип простой: знать только то, что нужно. Кстати сказать, вас не задевает, что ко мне тут относятся, как к турецкому султану?
   В это время вошел Джордж, извинился, взял со столика у стены телефонный аппарат и поставил его перед Аннемари. Девушка подняла трубку и некоторое время слушала хриплый голос, потом сказала:
   — Спасибо. Пять минут. — И повесила трубку. Ван Эффен спросил:
   — "Охотничий рог", я полагаю. Это сообщение от Васко?
   — "Охотничий рог", — нахмурился де Грааф. — Я полагаю, что это не тот «Охотничий рог», который...
   — В Амстердаме только одно заведение с таким названием. Нищие не выбирают. Кроме «Ла Карачи» это единственное безопасное место в городе. Личные связи, полковник. Светлое имя амстердамской полиции останется незапятнанным.
   — Не знаю, — пробормотал де Грааф, — не знаю.
   — Ты почти угадал. Это действительно «Охотничий Рог», но звонил не Васко.
   — Я этого и не утверждал. Я только спросил, не от Васко ли это сообщение. Сэр, это звонил Генри, владелец заведения. Это значит, что Васко находится под наблюдением, но тот, кто за ним следит, не знает, что невозможно следить за Васко так, чтобы он этого не заметил. Значит, наш друг сюда не придет. Люди, которые за ним следят, очень удивились бы, если бы увидели здесь вас. Их бы шокировало и мое присутствие, и это было бы не так страшно, но Васко стал бы для нас бесполезен. Поэтому у Васко оставался только «Охотничий рог». Но даже там он не мог позвонить, потому что за ним следили. Поэтому он написал записочку Генри, который нам позвонил. Ты должна задать мне вопрос и через пять минут передать Генри мой ответ.
   Аннемари вздохнула.
   — Но ты ведь все узнал, не правда ли?
   — Мне не трудно сделать очевидные выводы, но я не ясновидящий. То, чего я еще не узнал, может подождать, пока Васко сам не сможет позвонить.
   — Я ведь, кажется, этого не сказала?
   — Генри сказал. В сообщении.
   Девушка поморщилась. В сообщении было сказано следующее:
   «Дело такое. Два хвоста. Не могу отделаться. Встретить двоих...»
   Де Грааф прервал ее.
   — Что все это значит?
   — Думаю, это у Вестенбринка своя стенография, — сказал ван Эффен. — У него было две возможности избавиться от слежки. Он мог сбросить преследователей в канал либо потерять их. Васко вполне мог сделать и то, и другое. Но тогда были бьг нарушены связи, которые ему только что удалось установить. Аннемари продолжила:
   — Встретить двоих мужчин в четыре тридцать, в «Охотничьем роге». — Она передала через стол клочок бумаги.
   — Стефан Данилов, — прочитал ван Эффен. — Поляк. Радом. Эксперт по взрывам. Пожары на нефтяных буровых. Техас, — вполне понятно, не правда ли?
   — Вполне. Как тебе нравится взрывать банки?
   — Должно быть, интересно посмотреть на закон с обратной стороны. Друзья Васко, конечно, приведут с собой человека, который умеет говорить по-польски.
   Аннемари спросила:
   — Ты думаешь, что это польская преступная группа?
   — Нет. Это они просто меня проверяют,
   — Но если эти люди заговорят с тобой по-польски?
   — Бели они заговорят с ним по-польски, — заметил де Грааф, — то он им по-польски и ответит. Лейтенант бегло говорит на этом языке. Питер, твой друг из Утрехта, конечно, это знает.
   Аннемари сказала:
   — Но... но тебя же узнают. В этом гетто тебя все знают. Я хочу сказать, что все знают, кто ты такой.
   — Вовсе нет. Конечно, если бы я явился туда как лейтенант ван Эффен, то чувствовал бы себя не очень хорошо. Я буду действовать в лучших традициях сыска — я буду переодет и загримирован. Я надену на себя килограммов двадцать — у меня есть костюм и рубашка, которые прекрасно скроют лишний вес. Я сделаю свои щеки более плоскими, немного подкрашу волосы и усы. У меня будет зловещий шрам и чёрная перчатка на левой руке. Перчатка призвана скрыть жуткие шрамы от ожогов, которые я получил, когда гасил пожар на буровой в Саудовской Аравии или где-то еще. Просто удивительно, как много дает простая черная перчатка. Она служит людям для идентификации личности. Если вы без перчатки — это уже не вы. И не зовите район обитания кракеров «гетто» — вы обижаете порядочных евреев.
   — Я не собиралась...
   — Я знаю. Извини. Позвони Генри, скажи ему, что все в порядке. Попроси его подождать пару минут и потом кивнуть Васко.
   Девушка позвонила, поговорила, повесила трубку.
   — Кажется, все в порядке. Несколько минут. — Она посмотрела на ван Эффена. — Теперь ты знаешь все нужные тебе подробности. Зачем Васко должен тебе звонить?
   — Зачем Васко звонить? — терпеливо переспросил ван Эффен. — Каждый вечер Васко возвращается в пустой многоквартирный дом, который кракеры захватили как сквотеры. С тех пор как он встретился с членом совета, то есть со вчерашнего вечера, Васко находится под наблюдением. Ему лучше считать, что до встречи в «Охотничьем роге» он останется под наблюдением. Как же ему со мной связаться, чтобы организовать мою встречу с этими людьми? С помощью телепатии?
   Де Грааф прочистил горло и посмотрел на Аннемари.
   — Вы должны простить лейтенанту его старомодную галантность. Так вы сейчас возвращаетесь в это ужасное место?
   — Очень скоро.
   — И вы там ночуете?
   Девушка шутливо пожала плечами.
   — Моя верность полиции имеет свои пределы, сэр. Нет, я там не сплю.
   — И братьев-крекеров это не удивляет?
   — Вовсе нет, сэр. У меня есть друг, джентльмен, который каждый вечер приезжает за мной. Кракеры понимают такие вещи.
   — И утром вы возвращаетесь?
   — Да, сэр, — она прикрыла рукою рот, чтобы скрыть улыбку, но де Грааф ее видел.
   — Вас это забавляет, юная леди? — голос его стал более прохладным.
   — Да, сэр. Меня немного забавляет выражение неодобрения и разочарования на вашем лице. Мой друг — очень галантный джентльмен. Особенно если учесть, что он женат.
   — Ну, конечно! — Де Граафа это все совсем не позабавило.
   — Он отвозит меня в дом своих родственников, оставляет меня там и возвращается за мной утром. Он оттого так галантен, что влюблен в свою жену. Его родственница — леди. Она его кузина.
   — Как всегда, шеф полиции осведомлен обо всем очень поверхностно. — Чувствовалось, что полковник испытал облегчение. — Питер, ты, конечно, проверишь эту кузину?
   — Нет, сэр, — выразительно произнес ван Эффен. — Я не посмею.
   Де Грааф ненадолго нахмурился, потом откинулся назад и рассмеялся.
   — Вы уж простите нашего бравого лейтенанта, Аннемари. Он ужасно боится своей младшей сестры. Так вы остановились у Жюли?
   — Вы ее знаете, сэр?
   — Моя самая любимая женщина во всем Амстердаме. Конечно, за исключением моей жены и двух моих дочерей. Я ее крестный отец. Ну-ну!
   Зазвонил телефон. Ван Эффен взял трубку, с полминуты послушал, потом спросил:
   — Кто-нибудь может меня сейчас подслушать? Явно никто не мог его подслушать, поэтому он сказал:
   — Скажи, что ты даешь мне минуту на размышление.
   По истечении минуты ван Эффен снова заговорил:
   — Сейчас скажи мне: "Стефан, я клянусь, что это не полицейская ловушка. Жизнью ручаюсь. Если бы это была полицейская ловушка, чего бы стоила моя жизнь? Не дури ".
   Немного погодя, ван Эффен сказал:
   — Это хорошо. Ты придешь вместе с ними? Кто бы с тобой ни пошел, не забудь им сказать, что в Польше в полиции на меня заведено дело, а в Соединенных Штатах есть ордер на мой арест. И что я ношу черную кожаную перчатку. — Ван Эффен повесил трубку.
   — Это ты удачно добавил насчет дела и ордера, — одобрил де Грааф. — Уместный криминальный штрих. Оба утверждения они не смогут проверить. Я полагаю, ты возьмешь с собой оружие?
   — Конечно. От меня этого ожидают. У меня будет кобура под мышкой, так что даже самые близорукие смогут понять, что я вооружен.
   Аннемари выразила сомнение:
   — Возможно, они отберут у тебя оружие до начала переговоров. Я хочу сказать, просто из предосторожности,
   — Придется рискнуть. Я должен выглядеть смелым.
   Де Грааф сухо заметил:
   — Питер хочет сказать, что всегда носит второй пистолет. Это из той же оперы, что и его теория об одной перчатке.
   В каждый отдельный момент времени люди сосредоточиваются на чем-то одном. Я уверен, что в его книге этого нет. Если человек находит у вас пистолет, он дол жен быть патологически подозрительным, чтобы искать второй.
   — В книге этого действительно нет. Я не хочу вкладывать подобные мысли в преступные умы. Забавно, сэр. Мы оба вовлечены в интересную деятельность ровно в четыре тридцать. Вы — рядом с министром, со шнапсом в руке будете созерцать морскую плотину Тексела с сиденья вашего вертолета, в то время как я буду входить в логово льва.
   — Я бы охотно с тобой поменялся, — мрачно заметил де Грааф, — мне нужно вернуться из Тексела к шести — все равно мне там нечего делать, черт побери! Давай встретимся в семь.
   — При условии, что мы оба останемся в живых: вы — после встречи со шнапсом, я — после встречи со львом.

Глава 3

   Вертолет «чианук» — большая, скоростная экспериментальная модель, полученная от армии Соединенных Штатов для демонстрации, — имел тот же дефект, что и вертолеты поменьше и попроще: он был слишком шумным. Его моторы ревели, как ракеты, затрудняя разговор, а порой делая его просто невозможным. То, что у этой модели было два несущих винта вместо привычного одного, не меняло дела.
   Компания пассажиров была очень разношерстной. Кроме де Граафа и министра юстиции Роберта Констела, было еще четыре представителя кабинета министров, из которых только министр обороны по праву мог быть на борту. Остальные трое, включая, как ни странно, министра образования, оказались на борту только благодаря своему влиянию и любопытству в отношении того, что их совершенно не касалось. Примерно то же можно было сказать о старшем офицере военно-воздушных сил, бригадире и адмирале, которые сидели все вместе позади де Граафа. Они утверждали, что должны оценить летные качества вертолета. На самом деле испытания закончились еще неделю назад, так что все трое здесь были обыкновенными зеваками. То же самое можно было сказать и о двух экспертах из Риджквотерстаата и о двоих из дельфтской гидравлической лаборатории. На первый взгляд могло показаться, что их присутствие более чем оправдано, но пилот решительно заявил, что не собирается сажать «чианук» на залитой территории. Эксперты же были людьми солидными и заявили, что не намерены спускаться по веревочной лестнице, опасаясь, что их снесет ветром. Так что присутствие этих людей было тоже трудно оправдать. Несколько журналистов и операторов могли бы сказать, что имеют право находиться в вертолете. Но даже они позднее признали, что их поездка была бесполезной.
   «Чианук» летел в двухстах метрах от поверхности воды и в полукилометре от моря. В тот момент, когда раздался взрыв и плотина была прорвана, вертолет был напротив Остеренда. Зрелище нельзя было назвать эффектным: негромкий звук, немного дыма, немного камней, немного брызг. Однако взрыв достиг цели: воды Ваддензе устремились в узкую пробоину и затем на польдер. Менее чем в полукилометре от пробоины стоял океанский буксир, направлявшийся к бреши, которую он должен был заткнуть. Пилот повернул вертолет на запад, вероятно, чтобы посмотреть, в каком состоянии находится польдер. Де Грааф наклонился к одному из экспертов Риджквотерстаата. Ему пришлось кричать, чтобы его услышали.
   — Как дела, мистер Оккерсе? Сколько понадобится времени, чтобы заделать брешь?
   — Ну, черт бы их побрал, черт бы их добрал! Негодяи, дьяволы, монстры! — Оккерсе сцеплял и расцеплял руки. — Монстры, скажу я вам, сэр, монстры!
   Огорчение мистера Оккерсе можно было понять. Строительство и поддержание дамб было смыслом его жизни.
   — Конечно, монстры! — согласился де Грааф. — Так сколько понадобится времени, чтобы починить дамбу?
   — Одну минутку! — Оккерсе прошел вперед, поговорил с пилотом и так же быстро вернулся на место. — Сначала надо посмотреть. Пилот спустит вертолет пониже.
   «Чианук» развернулся, прошел над водой, покрывшей часть польдера, и завис метрах в пятнадцати над водой и метрах в двадцати от дамбы. Оккерсе прижался носом к стеклу. Буквально через несколько секунд он отвернулся и подал знак пилоту. «Чианук» направился вглубь суши.
   — Умные, гады! — прокричал Оккерсе. — Очень умные. Пробоина совсем небольшая, и террористы очень точно выбрали время для взрыва.
   — Что, разве время суток имеет значение?
   — Даже очень. Точнее, имеет значение уровень прилива. Они не стали взрывать, когда прилив был высок, потому что тогда затопление было бы серьезным и вызвало бы серьезные разрушения.