Маклин Алистер. Шлюз

   — Значит, эти люди не такие уж негодяи? Казалось, Оккерсе его не слышал.
   — Они также не стали взрывать плотину в тот момент, когда прилив был низок. Мне кажется, злоумышленники знали — откуда, ума не приложу, — что мы собираемся заткнуть брешь носом буксира. Для этой цели мы приготовили океанский буксир. При низкой воде этот буксир, скорее всего, был бы не в состоянии подойти к дамбе достаточно близко. — Он покачал головой. — Не нравится мне все это.
   — Вы полагаете, что злоумышленники получили информацию из Риджквотерстаата?
   — Я этого не говорил.
   — Я высказал подобное предположение вашему другу Йону де Йонгу. Я сказал, что у террористов есть информатор в Риджквотерстаате.
   — Чушь! Это невозможно! В нашей организации? Невероятно!
   — Де Йонг сказал примерно то же самое. Но ничего невозможного тут нет. Почему вы думаете, что в Риджквотерстаат нельзя проникнуть? Возьмите, например, британскую секретную службу. Вот уж где секретность возведена в ранг религии. И, тем не менее, к ним просачиваются информаторы, причем не так уж редко. Если уж это случается с ними, при их-то возможностях, то вероятность того, что это может произойти с вами, гораздо выше. Тут не о чем говорить. Сколько понадобится времени, чтобы заделать брешь?
   — Буксир должен блокировать примерно восемьдесят процентов потока воды. Начался отлив. У нас все приготовлено, все под рукой: бетонные блоки, маты, ныряльщики, стальные пластины, быстро схватывающийся бетон. Значит, несколько часов. С технической точки зрения, это несложная работа. Не это меня беспокоит.
   Де Грааф кивнул, поблагодарил его и вернулся на свое место рядом с Констелом.
   — Оккерсе говорит, что заделать брешь — не проблема. Не сложнее обычных ремонтных работ.
   — Я и не думал, что с этим будут какие-то проблемы. Эти негодяи сказали, что ущерб будет минимальным, а у, них слово не расходится с делом. Не это меня беспокоит.
   — Оккерсе только что сказал то же самое. Меня беспокоит, что они осуществляют свои акции безнаказанно. Мы в ужасном положении. Вы можете поручиться, сэр, что сегодня вечером мы не получим новой угрозы?
   — Нет. Нет смысла гадать, чего добиваются эти люди. В свое время они дадут нам знать. Я думаю" что сейчас бесполезно спрашивать вас, как продвигается расследование.
   Де Грааф сосредоточился на раскуривании сигары и ничего не ответил.
   На сержанте Вестенбринке был белесый костюм из варенки. Куртка была расстегнута, чтобы было видно яркую гавайскую рубашку. На нем также была кепка, какие носят владельцы барж, и круглое медное кольцо в ухе. Ван Эффен подумал, что по сравнению с теми, с кем Васко приходилось жить, он еще недостаточно разодет, но в то же время одежда его была достаточно вызывающей и по сравнению с ним двое его спутников, сидевших за столом в одной из кабинок «Охотничьего рога», казались столпами респектабельного общества. Один из них, одетый в безупречного покроя серый костюм, был примерно одного возраста с ван Эффеном. Это был смуглый красавец с темными вьющимися волосами и черными глазами. Когда он улыбался, были видны прекрасные зубы. Ван Эффен решил, что это потомок выходцев со Средиземного моря, от которых его отделяло не более двух поколений. Его спутник, невысокий, лысеющий мужчина, был, вероятно, лет на десять или пятнадцать постарше. На нем был скромный темный костюм, на лице — ниточка темных усов, которые были единственной броской чертой его внешности, в остальном совершенно заурядной. Ни один из них не походил на представителей преступного мира. Впрочем, лишь немногие преуспевающие преступники внешне похожи на преступников.
   Младший из двоих — он назвался Ромеро Ангелли, и это имя вполне могло быть настоящим, — достал портсигар черного дерева, турецкую сигарету и отделанную золотом зажигалку из оникса. Любой из этих предметов в отдельности показался бы вызывающим в руках многих мужчин, но для Ангелли наличие всех трех предметов было совершенно естественным. Он зажег сигарету и улыбнулся ван Эффену.
   — Надеюсь, что вы не сочтете неуместным, если я задам вам несколько вопросов. — У него был приятный баритон и говорил он по-английски. — В наши дни предосторожность не может быть излишней.
   — Лично мне предосторожность не мешает каждый день. Если ваши вопросы будут уместны, то, конечно, я отвечу на них. В противном случае не отвечу. Я могу также задать вам несколько вопросов?
   — Конечно.
   — В вашем положении вы можете задавать больше вопросов, чем я.
   — Не понял.
   — Как я понимаю, у нас разговор потенциального работодателя с нанимаемым работником. Предполагается, что наниматель может задавать больше вопросов.
   — Теперь понял. Я не буду злоупотреблять своим преимуществом. Должен сказать, мистер Данилов, что вы сами больше похожи на нанимателя.
   И действительно, у ван Эффена был вид процветающего человека. И к тому же довольно дружелюбного.
   — Я не ошибусь, предположив, что вы носите оружие?
   — В отличие от вас, мистер Ангелли, я не привык, чтобы обо мне заботились дорогие портные.
   — Оружие заставляет меня нервничать. — В обезоруживающей улыбке Ангелли не было ни малейших следов нервозности.
   — Оружие заставляет нервничать и меня. Вот почему я его ношу — на случай, если мне встретится человек, который тоже его носит. — Ван Эффен улыбнулся, достал «беретту» из кобуры на плече, вытащил магазин, протянул его Ангелли и положил пистолет на место.
   — Помогло ли это вашим нервам? Ангелли улыбнулся.
   — Как рукой сняло.
   — А напрасно.
   Ван Эффен сунул руку под стол и вытащил крошечный автоматический пистолет.
   — "Лилипут" — во многих отношениях игрушка, хотя и смертельная в руках того, кто хорошо стреляет с двадцати футов.
   Он вынул магазин, протянул его Ангелли и положил пистолет на место.
   — Это все. Три пистолета — это уже слишком.
   — Не сомневаюсь. — Исчезнувшая на миг улыбка Ангелли снова засияла.
   Он подтолкнул оба магазина к ван Эффену.
   — Не думаю, что нам сегодня понадобится оружие.
   — Конечно. Но кое-что другое нам бы не помешало. — Ван Эффен опустил магазины в боковой карман. — Мне всегда казалось, что разговоры...
   — Мне пиво, — сказал Ангелли. — Хельмуту тоже.
   — Четыре пива, — подытожил ван Эффен. — Васко, не будешь ли ты так любезен...
   Васко встал и вышел из кабинки. Ангелли спросил:
   — Вы давно знаете Васко? Ван Эффен задумался.
   — Уместный вопрос. Два месяца. А почему вы спрашиваете?
   Лейтенанту хотелось звать, задавали ли они тот же вопрос Васко.
   — Так, праздное любопытство.
   Ван Эффен подумал, что Ангелли не тот человек, который будет задавать вопросы из праздного любопытства.
   — Стефан Данилов — это ваше настоящее имя?
   — Конечно, нет. Но под этим именем меня знают в Амстердаме.
   — Но вы действительно поляк? — сухо и деловито спросил старший мужчина.
   Его голос вполне соответствовал его внешности умеренно преуспевающего юриста или бухгалтера. Говорил он по-польски.
   — За мои грехи! — Ван Эффен поднял брови. — Это вам, конечно, Васко сказал?
   — Да. Где вы родились?
   — В Радоме.
   — Я знаю этот город, хотя и не очень хорошо. Довольно провинциальный городишко, как мне кажется.
   — Я тоже так слышал.
   — Вы слышали? Но вы же там жили?
   — Четыре года. А в четыре года любой провинциальный город кажется центром вселенной. Мой отец, печатник, уехал оттуда в поисках работы.
   — Куда?
   — В Варшаву.
   — Ага!
   — Агакайте себе! — раздраженно сказал ван Эффен. — Вы так говорите, словно вы знаете Варшаву и пытаетесь проверить, знаю ли ее я. Почему, я не могу понять. Вы, часом, не юрист, мистер — не знаю, как вас зовут?
   — Падеревский. Я юрист.
   — Падеревский. Имя, конечно, вымышленное. Могли бы придумать что-нибудь и получше. Я прав, не так ли? Юрист! Не хотел бы я, чтобы вам довелось меня защищать. Следователь из вас никудышный.
   Ангелли улыбался. А Падеревский нет. Он поджал губы. Потом резко спросил:
   — Вы, конечно, знаете дворец с оловянной крышей?
   — Конечно.
   — Где он находится?
   — Господи! Да что у нас здесь? Инквизиция? А! Спасибо!
   Следом за Васко к столику подошел официант с подносом. Ван Эффен взял кружку с пивом. Поднял ее.
   — Ваше здоровье, джентльмены! Дворец, которым вы так интересуетесь, мистер... а, Падеревский, находится рядом с Вислой, на углу Вибрзезе Гданьски и Сласко-Дабровского моста. — Он отпил немного пива. — Если он не переехал, конечно. Я не был там несколько лет.
   Падеревского его замечание нисколько не позабавило.
   — Дворец культуры и науки?
   — На Площади парадов. Он слишком велик.
   — Что вы имеете в виду?
   — Я имею в виду, он слишком велик для того, чтобы его могли перевезти в другое место. Две или три тысячи комнат — это слишком много. Это просто монстр. Его еще называют свадебным тортом. Но, конечно, у Сталина был дурной вкус в архитектуре.
   — У Сталина? — спросил Ангелли.
   — Это его личный дар моим и без того многострадальным соотечественникам.
   Значит, Ангелли тоже говорит по-польски.
   — Где находится варшавский этнографический музей?
   — В Варшаве такого музея нет. Он находится во Млосини,46 десяти километрах к северу от столицы. — Голос ван Эффена теперь был таким же резким, как голос Падеревского.
   — Где находится Ника? Вы не знаете? А что такое Ника? Вы не знаете? Любой житель Варшавы знает, что так называют монумент «Герои Варшавы». Чем знаменита улица Заменхофа? — Падеревский чувствовал себя все более и более неуютно. Он ничего не ответил.
   — Монумент памяти в гетто? Я говорил вам, Падеревский, что юрист из вас никудышный! Любой компетентный юрист, выступающий в качестве защитника или с иском, составляет резюме. Вы этого не сделали. Вы не настоящий юрист. Я совершенно уверен, что вы никогда не были в Варшаве, а просто провели час за изучением газеты или путеводителя. — Ван Эффен положил руки на стол с таким видом, словно собирался встать. — Мне кажется, джентльмены, что мы можем больше не задерживать друг друга. Одно дело отдельные вопросы, и совсем другое — унизительный допрос, проводимый некомпетентным человеком. Я не вижу основания для взаимного доверия. При таком отношении мне не нужны ни деньги, ни работа. — Он поднялся. — Всего хорошего, джентльмены!
   Ангелли протянул руку. Он не коснулся ван Эффена, просто жестом удержал его.
   — Пожалуйста, сядьте, мистер Данилов. — Возможно, Хельмут и в самом деле переусердствовал. Но разве вам доводилось видеть юриста, который не был бы чрезмерно подозрителен? Хельмут... или мы оба... заподозрили не того человека. Как вы догадались, Хельмут действительно был в Варшаве только один раз, в качестве туриста. Лично я не сомневаюсь, что вы нашли бы дорогу в Варшаве с завязанными глазами.
   У Падеревского был такой вид, словно ему хотелось провалиться сквозь землю.
   — Это наша ошибка. Мы просим нас извинить.
   — Хорошо.
   Ван Эффен сел и выпил еще пива.
   — Это справедливо.
   Ангелли улыбнулся. Ван Эффен подумал, что этот человек почти наверняка двуличный негодяй, хотя и не лишенный обаяния. Очень убедительно прикидывается.
   — Теперь, когда вы доказали ваше моральное превосходство, я могу сказать, что мы нуждаемся в вас больше, чем вы в нас.
   «Только бы не переиграть», — подумал ван Эффен, улыбаясь ему в ответ.
   — Должно быть, вы в отчаянном положении. — Он заглянул в кружку. — Васко, ты не мог бы высунуть, голову из кабинки и подать сигнал SOS?
   — Конечно, Стефан, — ответил Васко, по лицу которого было видно, что он испытывает облегчение от такого поворота дела.
   Васко сделал, как ему велели, и сел на место.
   — Больше никаких допросов, — сказал Ангелли. — Я перейду прямо к делу. Ваш друг Васко рассказал нам, что вы кое-что понимаете во взрывах.
   — Васко не отдает мне должного. Я очень много знаю о взрывах. — Он укоризненно посмотрел на Васко. — Никогда бы не подумал, что ты станешь обсуждать друга с незнакомыми людьми.
   — Я и не обсуждал. То есть я, конечно, обсуждал. Но я просто сказал, что знаю одного человека с твоей квалификацией.
   — Ничего страшного. Как я уже сказал, я понимаю толк во взрывах. Я умею обезвреживать бомбы. Я также умею гасить взрывами пожары на буровых. Но вы бы не стали мной интересоваться, если бы у вас были проблемы с буровыми. Вы бы просто позвонили в Техас, где я учился своему ремеслу.
   — Никаких пожаров на буровых, — снова улыбнулся Ангелли. — Но обезвреживание бомб — это другое дело. Где вы учились столь опасному ремеслу?
   — В армии, — коротко ответил ван Эффен, не уточняя, в какой именно.
   — И вы действительно обезвреживали бомбы? — В голосе Ангелли прозвучало искреннее уважение.
   — И немало.
   — Вы, должно быть, хороший специалист.
   — Почему вы так решили?
   — Потому что вы здесь.
   — Я действительно хороший специалист и, к тому же, везучий. Потому что даже для хорошего специалиста любая бомба может стать последней. Немногие саперы благополучно выходят на пенсию. Однако я уверен, что не обезвреженных бомб у вас не больше, чем горящих буровых. Значит, речь идет о взрывах. Экспертов по взрывам в Голландии не так уж мало. Стоит только свистнуть. То, что вы решили обратиться ко мне с такими предосторожностями, означает одно — вы занимаетесь незаконной деятельностью.
   — Это так. А вы ею никогда не занимались? Никогда ни в чем таком не участвовали?
   — Все зависит от того, кто определяет, что законно, а что нет. Определения некоторых людей отличаются от моих, и они желают выяснить этот вопрос со мной. Эти поборники справедливости порой очень утомительны. Вы же знаете, как говорят британцы: закон — это кость в горле. — Ван Эффен задумался. — По-моему, это неплохо сказано.
   — Можно мне деликатно осведомиться, имеют ли эти обстоятельства отношение к тому, что вы поселились в Амстердаме?
   — Можете спрашивать. Имеют. Что вы хотите, чтобы я вам взорвал?
   Ангелли поднял брови.
   — Ну-ну! Вы можете быть довольно прямолинейны! Так же как и дипломатичны!
   — Это ваш ответ? Эксперт по взрывам годится только для одного — чтобы взрывать. Вы желаете, чтобы я что-нибудь взорвал? Да или нет?
   — Да.
   — Тут есть два момента. Я могу взрывать банки, суда, мосты и тому подобное и при этом гарантирую, что вы будете довольны моей работой. Но я не стану участвовать в том, что приведет к увечьям или, тем более, смерти людей.
   — Ну, этого мы не стали бы от вас требовать. Это я вам гарантирую. Второе?
   — Без лести скажу вам, мистер Ангелли, что вы умный человек. Очень умный, как мне кажется. Такие люди обычно первоклассные организаторы. Но если люди в последний момент ищут помощи у незнакомца в осуществлении замысла, который уже какое-то время был в стадии планирования, — это не очень хорошо характеризует их организованность и профессионализм. Мне так кажется.
   — Справедливое замечание. На вашем месте я бы обязательно задал подобный вопрос и испытывал бы обоснованное недоверие. Даю вам слово, что я являюсь членом прекрасно организованной команды. Но вы понимаете, что неудачи случаются и при самом тщательном планировании. Несчастный случай и так далее. Я могу дать вам удовлетворительное объяснение. Но не сейчас. Вы принимаете наше предложение?
   — Вы его еще переделали.
   — Принимаете ли вы предложение работать в организации, где вы могли бы, по своему выбору, работать постоянно, с очень приличным жалованием плюс комиссионные? Если да, то в ваши обязанности входило бы разрушение некоторых сооружений, которые вам могут быть названы позже.
   — Вот это по-деловому! И мне нравится идея комиссионных, каковы бы они ни были. Я согласен. Когда и с чего мне начать?
   — Вам придется немного подождать, мистер Данилов. Сегодня у меня небольшая задача — узнать, готовы ли вы, в принципе, работать с нами. И я рад, что вы готовы. Теперь я должен доложить начальству. Очень скоро с вами свяжутся. Завтра. Я в этом уверен.
   — Так вы не руководитель этой организации?
   — Нет.
   — Вы меня удивляете. Такой человек, как вы, — и на вторых ролях... Ну что ж, в таком случае я должен встретиться с руководителем.
   — Вы с ним встретитесь, это я вам обещаю.
   — Как вы со мною свяжетесь? Пожалуйста, никаких телефонов.
   — Конечно, нет. Вы будете нашим курьером, Васко?
   — С удовольствием, мистер Ангелли. Вы знаете, как меня найти в любое время.
   — Спасибо. — Ангелли встал и подал руку ван Эффену. — Приятно было познакомиться, мистер Данилов. С нетерпением буду ждать нашей завтрашней встречи.
   Хельмут Падеревский не пожелал пожать руку ван Эффену.
   Когда за ними закрылась дверь, сержант Вестенбринк сказал:
   — Мне нужно еще пива, лейтенант.
   — Питер. Всегда только Питер.
   — Извините. Провал был так близок. Временами лед был уж очень тонок.
   — Для опытного лжеца это пустяки. Как это ты создал у них впечатление, что я закоренелый преступник, которого разыскивает полиция?
   — Я упомянул, что есть ордер на ваш арест. Но я не забыл подчеркнуть, что по натуре вы человек прямой и честный. Когда имеете дело с преступниками, конечно.
   — Разумеется. Но прежде, чем ты получишь свое пиво, мне нужно позвонить. Ну ладно, возьми себе пиво.
   Ван Эффен подошел к стойке бара и сказал бармену:
   — Генри, если можно, я хотел бы позвонить без свидетелей.
   Бармен, он же владелец заведения, был высоким сухопарым мужчиной с желтоватым лицом и грустными глазами.
   — У тебя опять проблемы, Питер?
   — Нет. Но я надеюсь, что проблемы скоро будут у кое-кого другого.
   Ван Эффен прошел в офис и набрал номер.
   — Это «Трианон»? Будьте добры, менеджера. Неважно, что он на заседании. Вызовите его. Это лейтенант ван Эффен.
   Некоторое время он подождал, потом заговорил снова:
   — Чарльз? Сделай мне одолжение, оформи меня так, словно я у вас живу уже две недели. Занеси меня в книгу под именем Стефана Данилова. И, пожалуйста, предупреди дежурных и швейцара. Да, я жду, что обо мне начнут наводить справки. Просто скажи им. Большое спасибо. Я все объясню тебе позже.
   Ван Эффен вернулся к столу.
   — Я только что зарегистрировался в отеле в качестве Стефана Данилова. Ангелли намеренно не заострял вопрос о том, где я живу, но, можешь быть уверен, один из его людей будет сидеть на телефоне, пока не выяснит, где я остановился; Не сомневайся, если понадобится, он обзвонит все отели и пансионы в городе.
   — Значит, Ангелли узнает, где ты живешь — где ты должен жить, — вздохнул Васко. — Хорошо бы и нам знать, где они живут — это могло бы нам помочь.
   — Мы это скоро узнаем. За каждым из них начали следить, как только они покинули «Охотничий рог».
   Приведя себя в нормальный вид, ван Эффен отправился в газету «Телеграф» и спросил у дежурной, где можно найти помощника редактора, который принял сообщение FFF. Помощник редактора оказался энергичным молодым человеком со свежим лицом.
   — Мистер Морелис? — спросил его ван Эффен. — Я из полиции.
   — Да, сэр. Вы лейтенант ван Эффен, не так ли? Вы хотите прослушать пленки? Я только сначала хотел сказать вам, что мы только что получили новое сообщение от FFF.
   — Да? Полагаю, что мне следует сказать: «Черт побери!». Но меня это не удивляет. Это было неизбежно. Радостные новости, конечно?
   — Вряд ли. Первая половина сообщения посвящена самовосхвалению по случаю операции в Текселе. Все произошло именно так, как они и предсказывали. Никто не погиб. Во второй половине сообщения говорится, что завтра в девять утра будет большое оживление в районе канала Нордхолландс, около Алкмара.
   — Это также было неизбежно. Я имею в виду не место действия. Вы записали и это сообщение?
   — Да.
   — Это вы молодец! Могу я их прослушать? Ван Эффен прослушал сообщения дважды. Закончив прослушивать, он сказал Морелису:
   — Вы, конечно, слушали эти пленки?
   — Даже слишком часто, — Морелис улыбнулся. — Воображал себя детективом" представлял, что вы взяли меня на работу. Но пришел к выводу: работа детектива сложнее, чем кажется на первый взгляд.
   — Вам ничего не показалось странным в этих пленках?
   — Они все сделаны одной и той же женщиной. Но пользы от этого никакой.
   — Что-нибудь необычное в акценте или в интонации? Может быть, какие-то нюансы показались вам необычными?
   — Нет, сэр. Но я в этом деле не судья. Я немного туговат на ухо. Ничего серьезного, но достаточно, чтобы мое суждение было неточным. А что вы можете сказать о пленках?
   — Эта дама — иностранка. Откуда она, не имею представления. Никому об этом не говорите.
   — Хорошо, сэр. Я, пожалуй, лучше останусь помощником редактора.
   — Хорошо, молодой человек. Будьте добры, положите эти пленки в пакет. Я верну их вам через пару дней.
   Вернувшись в управление, ван Эффен вызвал к себе дежурного сержанта. Когда тот прибыл, лейтенант, сказал:
   — Несколько часов назад я просил двоих: наших людей проследить за Фредом Классеном и Альфредом ван Рисом. Вы в курсе? Может быть, вы знаете, кто этим занят?
   — Знаю, сэр. Детективы Войт и Тиндеман.
   — Хорошо. Кто-нибудь из них звонил?
   — Оба. Меньше двадцати минут назад. Тиндеман сказал, что ван Рис дома и, похоже, не собирается никуда уходить. Классен все еще на дежурстве в аэропорту. Так что пока ничего, сэр.
   Ван Эффен посмотрел на часы.
   — Я сейчас ухожу. Если кто-нибудь из них позвонит, обязательно свяжитесь со мной, что бы они ни сказали. Я буду в «Диккере и Тиджсе». А после девяти звоните мне домой.
   Полковник ван де Грааф происходил из очень древнего и очень богатого аристократического рода и был большим поклонником традиций. Поэтому ван Эффена не удивило, что полковник появился в ресторане, переодевшись к ужину, в костюме, с черным галстуком и с красной гвоздикой в петлице. Его приближение было похоже на приближение короля: он здоровался чуть ли не со всеми, периодически останавливался и грациозно помахивал в сторону столиков, расположенных в стороне от его пути. Говорили, что де Грааф знает всех, кто что-нибудь собой представляет в этом городе. Он определенно знал всех посетителей ресторана. Не дойдя четырех шагов до столика ван Эффена, полковник остановился, словно громом пораженный.
   Он потрясение смотрел на девушку, которая поднялась из-за стола, чтобы приветствовать его. Красавица оказала парализующее действие не только на де Граафа, но и на всех мужчин за ближайшими столиками. И это было вполне объяснимо. Девушка была среднего роста, с прекрасной фигурой, в длинном, доходившем ей до середины лодыжек, сером шелковом платье и без всяких украшений. Драгоценности были излишни — на них все равно бы никто не обратил внимания. Внимание привлекало классическое совершенство черт, которое только усиливалось чуть косеньким зубиком, который был виден, когда красавица улыбалась, а улыбалась она почти все время. Эта девушка не была жеманной и пустоголовой соискательницей титула «Мисс Вселенная» или стандартной красоткой, сошедшей с голливудского конвейера. Точеные черты и изящная фигура лишь подчеркивали в ней характер и интеллект. У незнакомки были блестящие рыжевато-каштановые волосы, большие золотисто-зеленые глаза и обворожительная улыбка. Так или иначе, но полковника она обворожила. Ван Эффен прочистил горло.
   — Полковник де Грааф, позвольте представить вам мисс Мейджер. Мисс Анну Мейджер.
   — Очень приятно, очень приятно. — Де Грааф схватил ее протянутую руку в обе своих и энергично затряс. — Мой мальчик, тебя можно поздравить. Где только ты нашел это поразительное создание?
   — Нет ничего проще, сэр. Достаточно просто выйти на темные улицы Амстердама, протянуть руку — и вот она!
   — Да, да, конечно. Естественно. — Полковник сам не знал, что он говорит.
   Наконец де Грааф понял, что, не сознавая того, непростительно долго держит руку девушки. Полковник неохотно отпустил руку красавицы.
   — Замечательно. Совершенно замечательно. — Он не сказал, что именно находит замечательным. — Не может быть, чтобы вы жили в этом городе. Лишь немногое, моя дорогая, ускользает от глаз шефа полиции. Если бы вы здесь жили, я бы не мог вас не знать.
   — Я из Роттердама.
   — Ну, это не ваша вина. Питер, я не колеблясь скажу, что в Амстердаме нет более потрясающей красавицы. — Он заговорил тише. — Мне следовало бы сказать, что эта юная леди самая красивая женщина в этом городе, но у меня есть жена и дочери, а в этих ресторанах столько ушей. Вы, должно быть, одного возраста с
   одной из моих дочерей. Могу я спросить, сколько вам лет?
   — Ты уж извини полковника, — вмешался ван Эффен. — Полицейские обожают задавать вопросы. Некоторые" вообще не могут остановиться.
   Пока ван Эффен говорил, девушка улыбалась де Граафу и не обращала внимания на слова лейтенанта. Можно было подумать, что он обращается к стене.
   — Двадцать семь, — ответила она.
   — Двадцать семь — это возраст моей старшей дочери. И все еще мисс Анна Мейджер. Юное поколение голландцев заслуживает презрения — они убогие, отсталые, непредприимчивые. — Де Грааф посмотрел на ван Эффена с таким видом, словно тот символизировал все убожество юного поколения голландцев, потом снова посмотрел на девушку. — Странно. Я никогда вас не видел, но ваш голос кажется мне смутно знакомым.
   Полковник посмотрел на ван Эффена и слегка нахмурился.
   — Я с нетерпением жду нашего совместного ужина, но... Питер, нам нужно обсудить пару дел наедине.