Страница:
– И что, ради твоего безумного порыва защитить прекрасную деву в замке, пожертвовать всем и открыть, какие навыки скрывает скромный викарий?
– Если потребуется.
– Ты, кажется, совсем спятил. И не успокоишься, пока нас обоих не вздернут на виселице, – фыркнул Роберт и, сдаваясь, развел руками. – Ладно, твоя взяла. Я за ней присмотрю, но не показывайся мне на глаза, когда каша, которую ты заварил, тебя ошпарит. Я тебя предупредил.
– Я знал, что ты меня не подведешь.
Ответом ему был сдавленный смех, и Саймон криво улыбнулся. Он не раз слышал это насмешливое порицание, а результат был всегда один: Нэст никогда не отказывал ему в помощи. Досадно, что Роберт, вероятно, как всегда, прав, но это не имеет значения. Осталось только убедить леди Дженну Холлингсуорт стать его невестой.
– Послезавтра я большую часть дня свободен, – проворчал викарий. – Тогда и заеду. С твоей стороны будет очень мило, если ты предупредишь даму о моем визите.
– Прекрасно, – обрадовался Саймон, энергично кивнув. – Конечно, я подготовлю ее.
– К инквизиторскому допросу? – мрачно поинтересовался викарий.
– Смотри сам в нее не влюбись.
– В тебя, должно быть, действительно попала стрела Купидона. Прежде ты мне своих девок доверял.
– Она не «девка», Роб. Она леди. Не только по имени, но и по сути. Я достаточно навидался других, чтобы сделать правильный вывод.
– Что ж, придется поверить тебе на слово. Поскольку я с ней не знаком, ничего другого мне не остается. – Викарий покачал головой. – Не знаю… на мой взгляд, все это слишком поспешно и опрометчиво… даже для тебя. Ничего я так не хочу, как видеть тебя женатым… и счастливым. Ты это заслужил. И может быть, она и есть твоя единственная. Я только хочу, чтобы ты не бросался в брак очертя голову и пренебрегая здравым смыслом.
– Сначала познакомься с ней, прежде чем судить ее… или меня, если уж на то пошло. Будь справедлив. Ты же знаешь, что имеешь склонность к несколько субъективным суждениям.
– Все выяснится во время визита.
– Гм, не мучь меня сейчас проповедями. Это никогда не помогало в прошлом, не сработает и теперь, уверяю тебя. Если я собираюсь утром сделать предложение, то хороший сон сейчас мне нужнее нравоучительной лекции. Объявим перемирие? Добившись своего, я по пути в Лондон заеду к тебе и сообщу результат. Если все пойдет хорошо, она станет моей женой, Роб. Не будь чопорным. Ее зовут Дженна. Будь к ней радушен.
– Ее зовут леди Дженна, пока она сама не предложит другого обращения, – поправил викарий. – Это должно исходить от нее. И хотел бы я знать, когда это я на твоей памяти был неприветлив с твоими подругами, леди они или нет?
– Прости, старина. Прежде это не имело значения, – усмехнулся Саймон. – И коли уж ты настроен играть роль проповедника, по крайней мере, помолись за меня.
– Это я сделаю. Можешь не сомневаться!
Глава 7
– Если потребуется.
– Ты, кажется, совсем спятил. И не успокоишься, пока нас обоих не вздернут на виселице, – фыркнул Роберт и, сдаваясь, развел руками. – Ладно, твоя взяла. Я за ней присмотрю, но не показывайся мне на глаза, когда каша, которую ты заварил, тебя ошпарит. Я тебя предупредил.
– Я знал, что ты меня не подведешь.
Ответом ему был сдавленный смех, и Саймон криво улыбнулся. Он не раз слышал это насмешливое порицание, а результат был всегда один: Нэст никогда не отказывал ему в помощи. Досадно, что Роберт, вероятно, как всегда, прав, но это не имеет значения. Осталось только убедить леди Дженну Холлингсуорт стать его невестой.
– Послезавтра я большую часть дня свободен, – проворчал викарий. – Тогда и заеду. С твоей стороны будет очень мило, если ты предупредишь даму о моем визите.
– Прекрасно, – обрадовался Саймон, энергично кивнув. – Конечно, я подготовлю ее.
– К инквизиторскому допросу? – мрачно поинтересовался викарий.
– Смотри сам в нее не влюбись.
– В тебя, должно быть, действительно попала стрела Купидона. Прежде ты мне своих девок доверял.
– Она не «девка», Роб. Она леди. Не только по имени, но и по сути. Я достаточно навидался других, чтобы сделать правильный вывод.
– Что ж, придется поверить тебе на слово. Поскольку я с ней не знаком, ничего другого мне не остается. – Викарий покачал головой. – Не знаю… на мой взгляд, все это слишком поспешно и опрометчиво… даже для тебя. Ничего я так не хочу, как видеть тебя женатым… и счастливым. Ты это заслужил. И может быть, она и есть твоя единственная. Я только хочу, чтобы ты не бросался в брак очертя голову и пренебрегая здравым смыслом.
– Сначала познакомься с ней, прежде чем судить ее… или меня, если уж на то пошло. Будь справедлив. Ты же знаешь, что имеешь склонность к несколько субъективным суждениям.
– Все выяснится во время визита.
– Гм, не мучь меня сейчас проповедями. Это никогда не помогало в прошлом, не сработает и теперь, уверяю тебя. Если я собираюсь утром сделать предложение, то хороший сон сейчас мне нужнее нравоучительной лекции. Объявим перемирие? Добившись своего, я по пути в Лондон заеду к тебе и сообщу результат. Если все пойдет хорошо, она станет моей женой, Роб. Не будь чопорным. Ее зовут Дженна. Будь к ней радушен.
– Ее зовут леди Дженна, пока она сама не предложит другого обращения, – поправил викарий. – Это должно исходить от нее. И хотел бы я знать, когда это я на твоей памяти был неприветлив с твоими подругами, леди они или нет?
– Прости, старина. Прежде это не имело значения, – усмехнулся Саймон. – И коли уж ты настроен играть роль проповедника, по крайней мере, помолись за меня.
– Это я сделаю. Можешь не сомневаться!
Глава 7
Дженна проснулась поздним утром в просторных покоях третьего этажа Кевернвуд-Холла. На мгновение она растерялась в новой обстановке. Шум волн разбудил ее. Сильные порывы ветра швыряли в утес клочья морской пены. Постепенно события прошлых суток восстановились в ее памяти, и у нее сжалось сердце. Это не грезы. Руперт опозорил себя на дуэли, и они оставили его под дождем на пустоши. Он выкрикивал вслед карете Саймона отвратительные угрозы.
Они прибыли в Кевернвуд-Холл очень поздно. Графу нужно было наложить шов на рану, и они задержались у доктора в Бодмин-Виллидж дольше, чем ожидали. Фелпс проследил, чтобы ее с Криспином тем временем накормили в «Гербе Хизервуда», поскольку они не остановятся до Ньюкуэя, чтобы опередить надвигавшийся на скалистое побережье шторм.
В отсутствие графа у Дженны была возможность расспросить Криспина, но она ею не воспользовалась. Она помнила неодобрительный взгляд Саймона, когда Криспин назвал его дядей. Объяснение должно поступить от самого графа, а не из вторых рук. Она не станет вторгаться в его частную жизнь. Насколько это возможно в подобных обстоятельствах, Дженна вела непринужденную беседу, теряясь в догадках. Она воспользовалась временем, чтобы понаблюдать за молодым человеком, который был столь же красив, как и его сестра: белокурый, голубоглазый, с приятными манерами, выдававшими хорошее происхождение.
Дженна умирала от любопытства, стремясь разгадать окутывающую близнецов тайну, но этой загадке придется подождать.
Когда граф возвратился от хирурга, Фелпс уже загрузил в фаэтон багаж хозяина, вещи Криспина и собственный кожаный чемоданчик. У Дженны из вещей было только то, что надето на ней.
Измученная больше эмоционально, чем физически, она проспала, под мерное покачивание кареты в объятиях графа до конца поездки. Они приехали в Кевернвуд-Холл в два часа утра, и хотя она засыпала графа вопросами, он настоял, чтобы они отложили разговор, пока не отдохнут. Теперь наступило утро, и она почти сожалела о своем поступке. Что она скажет человеку, которому позволила похитить себя?
Она спустила ноги с резной кровати из красного дерева и едва коснулась обюссонского ковра, покрывавшего центр комнаты, когда послышался легкий стук в дверь. На Дженне была длинная фланелевая ночная рубашка, пожертвованная экономкой, миссис Рис, которую они вчера ночью бесцеремонно разбудили. Добродушная женщина средних лет забрала мокрую амазонку Дженны, чтобы высушить и выгладить. Стук повторился, и Дженна накинула поверх рубашки стеганое одеяло.
– В-войдите, – сдержанно откликнулась она, опасаясь, что за дверью сам граф.
К ее большому облегчению, появилась экономка с подносом. За ней по пятам вошла горничная с амазонкой Дженны и аккуратно повесила ее на спинку кресла. Потом, направившись к камину, принялась раздувать угасающий огонь и подбросила новое полено.
Миссис Рис поставила поднос на столик и сложила руки на накрахмаленном белом переднике, как гигантская механическая кукла.
– Хозяин хочет, чтобы в ваших покоях горел камин, миледи, – сказала она. – У воды в июне порой бывает холодно, когда штормит.
– Как он себя чувствует? – спросила Дженна.
– Он только что вернулся домой, миледи.
– Только вернулся, говорите? – озадаченно нахмурилась Дженна. Интересно, куда он мог пойти в два часа ночи?
– Совсем недавно, – кивнув, ответила экономка. – Он ждет вас внизу, в оранжерее.
Дженна встала и потянулась за амазонкой:
– Нет-нет, сначала поешьте, миледи, – протестующе подняла руку миссис Рис. – Хозяин очень об этом заботился. Не торопитесь, миледи.
Горничная, скромная маленькая мышка, которую, как заметила Дженна, экономка называла Молли, закончив работу у камина, помогла миссис Рис перенести столик ближе. Объяснив дорогу в оранжерею, женщины вышли, и Дженна принялась за еду, состоящую из яиц в мешочек, жареных сосисок и теплых булочек, на которых таяло свежее масло. Несмотря на указания экономки, она ела быстро и запила все это замечательным чаем. Завтрак был чудесный, и она сожалела, что слишком встревожена, чтобы наслаждаться им.
Помещения, куда не добирался жар огня, были холодные и влажные, и Дженна оценила зажженный в июне камин. Тисл-Холлоу, владение Холлингсуортов, находилось в глубине страны к востоку от Лонсестона, там было не так сыро, как на терзаемом ветрами и водой корнуолльском побережье. Оранжерея располагалась на первом этаже в юго-восточной части дома. Высокие стеклянные стены со свинцовыми переплетами выходили во внутренний двор. Там бушевали настоящие заросли местных и экзотических растений, пышно разросшихся в тщательно поддерживаемом климате. Солнце, когда оно осчастливливало своим появлением побережье, освещало оранжерею большую часть дня. Когда Дженна вошла, граф стоял около восточной стены, глядя на тяжелую пелену дождя, стекавшего по стеклам. Хотя ее походка была легкой, он обернулся и в три шага оказался рядом, с ней. Взяв ее руки в свои, он пристально посмотрел ей в глаза.
– Вы хорошо спали? – спросил он.
– Да, милорд, – пробормотала Дженна.
– Мне больше нравилось, когда вы назвали меня Саймоном.
– Я оговорилась. Едва ли это прилично. – Горячая кровь прилила к ее щекам. Она снова покраснела?
Граф улыбнулся и притянул ее ближе.
– В этом деле все неприлично. Почему мы должны церемониться с именами? Кроме того, я этого хочу… когда мы одни, если это устроит вашу чувствительность.
– Осторожнее! Ваша рана! – воскликнула Дженна, случайно задев рукой повязку под его батистовой рубашкой.
– Я говорил вам, что беспокоиться не о чем, это всего лишь царапина. – Он на мгновение замялся, потом спросил: – Почему вы приехали к месту дуэли?
– Я не могла вынести неведения, мне нужно было видеть… быть там. Я так боялась…
Его синие глаза смотрели ей в душу.
– Знаете, земля, на которой мы сражались, богата легендами, – сказал граф. – Рассказывают, что в незапамятные времена святые и гиганты боролись на Бодмин-Мур. Святые, на взгляд гигантов, требовали себе слишком много источников и устанавливали слишком много крестов. Спор за обладание местом решался своего рода дуэлью, состоявшей в бросании камней. За гигантов сражался Утер, за святых – Святой Тью. Камни, которые они бросали, принимали форму столбов. Для святых все шло хорошо до последнего броска. Последний камень оказался слишком тяжел для Святого Тью, но, как гласит легенда, появился ангел и донес этот камень до вершины Чизринга, где он и стоит по сей день, бросая вызов гравитации.
– Как чудесно, – пробормотала Дженна. – Я думала, что знаю все легенды, но такой никогда не слышала.
– Коли мы уж заговорили о святых, здесь есть корнуолльский святой Кеверн. Я его тезка, но ничем на него не похож. Я не святой, Дженна, уверяю вас, и до сих пор никогда не верил в легенды или ангелов. Пока одно восхитительное неземное создание не спасло мне вчера жизнь на том самом месте. Спасибо, мой ангел.
– Когда я увидела, что Руперт атакует вас в спину…
– Я бы сам вызвал негодяя, после того как он унизил вас на маскараде, если бы он не избавил меня от этих хлопот, – сказал Саймон, успокаивая ее. – Но я бы выбрал более подходящее время и место для вызова. Титул джентльменом не делает. Что заставило вас принять его предложение, Дженна… предложение такого человека?
Она помрачнела. С одной стороны, ей отчаянно хотелось признаться ему прямо здесь. Рассказать, что два месяца назад она совершила убийство на Ламорна-роуд и, боясь, что ее грех выйдет на явь, хотела найти защиту у Марнеров. Ей нужно сиять тяжелый груз со своей совести, между ней и графом не должно быть нечестности. Она не призналась бы в своем преступлении Руперту. Она не слишком доверяла ему. Но перед ней был человек, которого она любила.
– Этого хотел мой отец, – сказала Дженна. – А после его смерти на этом настаивала мать.
Это была полуправда.
– Я полюбил вас с первого взгляда, когда увидел вас на той лестнице, – признался Саймой. – Я не способен это объяснить, но это так. Передать не могу, как на меня подействовала мысль, что вы ответили на мои поцелуи в том саду из-за любви к Марнеру… что вы хотели купить его безопасность.
– А я думала, что вы предлагали мне такое решение.
Отстранив Дженну, Саймон оскорбленно посмотрел на нее. По его взгляду было понятно, что подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Дженна не могла посмотреть ему в глаза.
– Кажется, мы ошибочно думали о целях друг друга, – сказал он, – но не более того. – Саймон вытащил из жилетного кармана золотое кольцо, украшенное рубинами и бриллиантами, и надел ей на палец. – Вы выйдете за меня замуж, Дженна?
Она смотрела в эти потрясающие до глубины души сапфировые глаза и таяла. Они походили на водовороты, затягивающие ее в непостижимые глубины. Это было безумие. Она лишь пять дней назад узнала о его существовании. Она не знала о нем почти ничего: как это ни странно, он любит ее, и она любит его.
– Да, Саймон, – пробормотала и подставила губы его поцелую.
Это было мягкое, нежное объятие, а не тот краткий взрыв, который качнул ее в саду, но оно возбудило ее сильнее. И Дженна застонала в огненной буре восторженного волнения, вспыхнувшего в ней от малейшего прикосновения этих горячих, чувственных губ, которые были способны на гораздо большее.
Она хотела большего.
Отстранившись, Саймон всматривался в ее лицо.
– Ты уверена?
– Уверена.
– Боже мой, – проговорил он, прижимая ее к себе и явно не желая отпускать.
Но ей нужно кое-что выяснить. То, что терзало ее любопытную натуру с момента дуэли… Или все-таки подождать. Если бы он хотел, то все объяснил бы. Ей понадобилось время, чтобы собраться с силами.
– Саймон, – начала наконец Дженна. – Криспин назвал тебя вчера дядей. Ты?..
Его брови нахмурились, лицо помрачнело, улыбка исчезла. Взяв за руку, Саймон подвел Дженну к широкому белому плетеному, креслу у южной стены, и они уселись.
– Дженна, я должен просить тебя забыть то, что ты слышала, – сказал он. – Ты вообразить себе не можешь, какого труда мне стоило сохранить инкогнито… ради их же пользы. Даже в этом доме Фелпс единственный знает правду. Он со мной с тех пор, когда я был мальчишкой, и посвящен во все мои личные дела. Он не раз спасал мне жизнь.
– Конечно, я тебя не выдам. Не нужно рассказывать, я только…
– Нет-нет, я хочу тебе рассказать, – перебил Саймон, прижав палец к ее губам. – Между нами не должно быть, секретов.
Из-за мрачной тайны, которую Дженна решила скрыть от него, укор совести пронзил ее болью, и ее глаза затуманились. Но момент прошел, побежденный любопытством.
– У меня был брат тринадцатью годами старше меня, – заговорил Саймон. – Мне не исполнилось и пятнадцати, когда он влюбился в дальнюю родственницу герцога Йоркского. Они были неосмотрительны, и девушка забеременела. Отец не одобрял их союз и лишил моего брата наследства, всего, кроме земли и титула. Если бы закон позволял, отец и это бы отнял, но, поскольку это было невозможно, он лишил Эдгара содержания, когда тот женился против его воли. Брат стащил у отца денег, чтобы купить военный патент, тайно сбежал с невестой в Гретна-Грин и увез ее с собой в Индию. Хотя это не поощрялось, для жен офицеров предусматривалось обеспечение, при надлежащих связях, конечно, а Эдгара хорошо знали и любили.
Как ты понимаешь, дома разразился ужасный скандал. Лишение наследства старшего сына вряд ли пройдет незамеченным в свете. Семейство девушки реагировало почти так же, как наш отец. Вероятно, поэтому я так обижен на аристократию; корыстное лицемерие заставляет их вкладывать весь пыл души в материальные вещи, а не в человечность и гуманность. Это-то и убило моего отца. Он умер ожесточенным стариком.
– Какой ужас, – сказала Дженна.
– Я любил своего брата, – продолжал Саймон. – Я больше никогда его не видел. Его убили неподалеку от Дели бандиты, члены тайного общества религиозных фанатиков, которые совершают ритуальные убийства во имя какого-то индуистского бога. Британские офицеры были для них желанной целью. Эдгар повез обычную депешу, которыми обмениваются посты, и… пропал. Восемь месяцев спустя его останки нашли под грудой щебня. Близнецам было только три года. Их мать вскоре умерла от холеры.
– Ох, Саймон, прости меня.
– Армейские чины, конечно, связались с отцом, но он отказался признать детей. Точно так же, как родные их матери. Я был еще в школе. И ничего не мог сделать самостоятельно, не потеряв наследства. Я не мог рисковать им, если хотел помогать детям после смерти своего отца.
Короче говоря, я обратился к церкви. Близнецов привезли в Англию и передали на воспитание в хорошую семью. Когда Эви подросла, ее отдали в католическую школу при монастыре в Йоркшире, а Криспина в англиканскую школу Я не мог пойти против воли отца и признавать их своими родственниками, тогда пришлось бы объявить их незаконными. Я не мог сделать этого из уважения к памяти моего брата и к ним. Но они знают. Во всяком случае, я получаю от этого удовлетворение, а Фелпс знает, потому что помогал мне во всем.
Дождь барабанил в окна, словно прося впустить его, и Дженна вздрогнула. Саймон привлек ее к себе и рассеянно поглаживал.
– Когда отец умер, – продолжал он, – мне пришлось восстанавливать их дворянство из-за того, что Эдгар был лишен титула. Я буквально шантажировал герцога Йоркского, чтобы близнецов признали законными дальними родственниками и, следовательно, титулованными. Поскольку в этом была замешана семья герцога, лишних вопросов не было.
Я знал, что Мэри Энн Кларк, любовница герцога, торговала офицерскими патентами и продвижениями по службе, и пригрозил передать эти сведения в нужные руки, тогда он согласился признать Эви и Криспина дальними родственниками. – У Саймона вырвался загадочный смешок. – Но проделки его подруги все равно открылись, и бедняге два года назад пришлось оставить военную должность. Насколько я знаю, он думает, что всему виной я. Но уверяю тебя, это не так. Его подвела собственная небрежность. Но время от времени я позволяю себе иронизировать по этому поводу.
В конце концов, все кончилось хорошо. Йорка восстановили в прежней должности, а я вывел из тени Эви и Криспина. Они наконец защищены, но все пойдет прахом, если правда сейчас откроется.
– Тебе не нужно опасаться, что я предам это гласности, – сказала Дженна. Внезапно она помрачнела. – Мне стыдно перед Эвелин. Я очень ревновала к ней, Саймон, и скверно себя вела. Я ужасно жалею об этом.
– Не расстраивайся, любимая, – сказал он со смехом. – А что касается ревности, я и подумать не мог, что ты ответишь на мои чувства.
Дженна изумленно посмотрела на него.
– У тебя все на лице написано, – сказал Саймон. – Это очаровательно.
– Она любит тебя, ты знаешь.
– Это детская влюбленность, которую я никогда не поощрял, – ответил он. – Ей только восемнадцать, Дженна, я ее благодетель, это вполне естественно.
– Я думала, она гораздо старше, – задохнулась Дженна.
– Они еще дети. По крайней мере, я так их воспринимаю. – От его улыбки таяло сердце, она была еще дороже из-за ее редкости. – Эви скоро дебютирует в свете и найдет подходящего жениха, я куплю Криспину военно-морской патент. Все это нужно было сделать давно и было бы сделано, если бы не Копенгаген.
– Ты был ранен, – вставила Дженна.
Саймон кивнул:
– Вместе со ста шестьюдесятью тремя другими мужчинами только на нашем судне. Почти семьсот человек были ранены в этой баталии, более двухсот пятидесяти умерли. По сравнению с этим мои раны кажутся пустяком. Несмотря на все это, мы победили.
– Много судов потеряли?
– Ни одного, хотя многие были сильно повреждены. Наш корабль пострадал сильнее других. Я служил на «Монархе» под командованием Мосса. Натаниел Риджуэй, граф Стеншир, мой друг со школьных дней, тоже был на борту. Мы были скандальной парой, не раз вместе воевали, попадали в разные истории и всегда защищали друг друга. Но в тот день было не до шуток. Встретившись с датским флотом, мы оказались между песчаными отмелями. Мы оба были ранены. Он отделался легче, чем я, и продолжал участвовать в других сражениях. Мне повезло меньше. В тот день мы потеряли пятьдесят шесть человек. Это было грандиозное сражение. Когда-нибудь я тебе об этом расскажу.
– И такое будущее ты готовишь для Криспина? – У Дженны это в голове не укладывалось.
– Единственное оправдание моих связей с аристократией, – помрачнел Саймон. – Единственное, что может делать приличный человек, это приносить пользу своей стране, а не набивать карманы, как нынешние светские хлыщи вроде Марнера. Военный – благородная профессия, в ней бедный человек столь же достоин, как богатый. Этот урок я надеюсь преподать Криспину.
Подход Дженны к этому вопросу был чисто материнский, Саймон же смотрел на это с позиций старшего брата. Они были, полной противоположностью друг другу. Конфликт старый как мир. Они никогда не пришли бы к согласию, но у Дженны хватило ума не настаивать на своем. Она лишь кивнула. Но тревога ее не улеглась.
– Саймон, я хотела бы извиниться перед Эвелин. Мне нужно ее увидеть.
– Придется подождать, – сказал он. – Будет еще время устранить преграды… масса времени. – Он взял ее руки в свои. – Дженна, я знаю, что ты планировала пышную свадьбу с Маркером, тебе для счастья действительно нужна вся эта мишура?
Дженна посмотрела на Саймона. Выражение его лица было непонятным, и она не знала, как ответить.
– Я не хочу ждать, – объяснил Саймон, – ни пока ты закончишь с приданым, ни пока скандал утихнет. Не хочу тебя тревожить, но мне не понравились угрозы Марнера. Он не джентльмен, он это доказал. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, в Кевернвуд-Холле, пока мы не поженимся. Я хочу, чтобы ты была под моей защитой.
– Мне не нужна пышная свадьба, Саймон. Приданое было поводом оттянуть брак с Рупертом.
– Я куплю тебе на континенте самое красивое платье.
– Я тоже не хочу ждать, Саймон, – сказала Дженна, приложив палец к его губам, как раньше это сделал он.
– А как насчет леди Холлингсуорт?
Дженна, вздрогнув, судорожно вздохнула. Она совсем забыла о матери.
– Послать за ней в Мурхейвен-Мэнор Фелпса?
– Нет! – воскликнула Дженна. – Ни в коем случае!
– Мы не можем оставить ее там, – упрекнул Саймон, пряча улыбку.
– Нет, но и сюда ее привозить не надо. Мама сама о себе позаботится, Саймон, она прекрасно с этим справится. Я не злая. Просто мама буквально расцветает в драматических событиях, так уж она устроена. Уверяю тебя, она прекрасно справится с ситуацией.
– Не сомневаюсь, но я хотел бы произвести на нее хорошее впечатление. И хоть тебе, это безразлично, существуют, как ты знаешь, довольно жесткие правила этикета относительно родственников со стороны будущих супругов. Я чужд условностям, но, по моим наблюдениям, твоя мать другая.
– Ты женишься не на маме.
– Хвала Господу за это! Но пусть она лучше будет союзником, чем противником. Ты же знаешь, что сначала мне следовало поговорить с ней, но в нынешних причудливых обстоятельствах…
– О нет! – перебила Дженна. – Не волнуйся о маме. Предоставь это мне. Я напишу письмо и отправлю его в Тисл-Холлоу, – засмеялась она. – Кстати, попрошу ее прислать кое-что из моих вещей. Это все, что у меня есть, – напомнила она, потеребив юбку амазонки. – Мой чемодан еще в Мурхейвен-Мэноре.
– Оставь, – сказал Саймон, – в деревне есть модистка. Эви пользуется ее услугами и весьма довольна. Она приедет и позаботится обо всем, что тебе нужно.
– Вряд ли это прилично, – возразила Дженна.
Саймон от души расхохотался.
– В этом деле нет ничего приличного с точки зрения этикета, – сказал он, – и все же, как это ни странно, никогда в моей жизни не было ничего более приличного.
Он поднялся и потянул за собой Дженну. Воздух вокруг был напоен запахами буйно разросшихся растений. Она уловила ноты аканта, эвкалипта, руты, нескольких разновидностей мяты, росших в огромных фарфоровых горшках, и пышно разросшихся незабудок. Смешавшись с экзотическим ароматом табака Саймона, запах дурманил ее.
Его пристальный взгляд снова словно затягивал ее в глубину, в самую его сущность. Саймон был невероятно красив, и все же в его глазах таился оттенок печали, придававший ему загадочность. Чего-то он не договорил, не все открыл ей. В его объятиях было отчаяние. Дикий огонь вспыхнул в его глазах, они расширились от желания. Запустив руку в волосы Дженны, Саймон отклонил ее голову назад и нагибался медленно… мучительно медленно, пока их губы не встретились.
Он углубил поцелуй, и она почувствовала слабый вкус табака, подслащенный привкусом вина. Это распалило ее чувства. Он, вероятно, выпил для храбрости. Вино, не притупляет ум, как бренди, но смягчает предчувствие отказа. С каждой минутой Дженна обожала Саймона все больше.
Его язык, раскрыв ее губы, скользнул между зубами, исследуя, лаская, и затеял с ее языком странный чувственный танец, которому она не в силах была сопротивляться. Она все горячее отвечала на его ласки, неистово погружаясь в шелковистые глубины его теплого рта. Их стоны слились, когда он обнял ее за талию и притянул к своему худому жилистому телу.
Он был возбужден. Его пульсирующий жезл прижался к ней. Восхитительная истома влекла Дженну вперед. А она не понимала ее причины, не сознавала, какая необузданная сила скрывается в великолепном теле Саймона.
Жакет амазонки открывал низкий вырез, отделанный рюшем. Саймон раздвинул его шире. Его губы скользнули по ее шее. Щетина на его подбородке возбуждала Дженну, жаркие волны разливались по телу к самым потаенным уголкам, которые он пробудил, когда впервые обнял ее несколько дней назад.
У него на лбу выступила испарина. Экзотический аромат табака и вина становился сильнее, сквозь батистовую рубашку чувствовался жар его тела. Сердце Дженны торопливо стучало. Язык Саймона, скользя по ее шее, зажигал кровь. Дженна казалось, что она вот-вот превратится в язык пламени. Помнил ли Саймон ту ночь, когда он обнимал ее в залитом лунным светом саду, пахнущем сиренью, в Мурхейвен-Мэноре? Как его шершавая ладонь коснулась ее груди?
Они прибыли в Кевернвуд-Холл очень поздно. Графу нужно было наложить шов на рану, и они задержались у доктора в Бодмин-Виллидж дольше, чем ожидали. Фелпс проследил, чтобы ее с Криспином тем временем накормили в «Гербе Хизервуда», поскольку они не остановятся до Ньюкуэя, чтобы опередить надвигавшийся на скалистое побережье шторм.
В отсутствие графа у Дженны была возможность расспросить Криспина, но она ею не воспользовалась. Она помнила неодобрительный взгляд Саймона, когда Криспин назвал его дядей. Объяснение должно поступить от самого графа, а не из вторых рук. Она не станет вторгаться в его частную жизнь. Насколько это возможно в подобных обстоятельствах, Дженна вела непринужденную беседу, теряясь в догадках. Она воспользовалась временем, чтобы понаблюдать за молодым человеком, который был столь же красив, как и его сестра: белокурый, голубоглазый, с приятными манерами, выдававшими хорошее происхождение.
Дженна умирала от любопытства, стремясь разгадать окутывающую близнецов тайну, но этой загадке придется подождать.
Когда граф возвратился от хирурга, Фелпс уже загрузил в фаэтон багаж хозяина, вещи Криспина и собственный кожаный чемоданчик. У Дженны из вещей было только то, что надето на ней.
Измученная больше эмоционально, чем физически, она проспала, под мерное покачивание кареты в объятиях графа до конца поездки. Они приехали в Кевернвуд-Холл в два часа утра, и хотя она засыпала графа вопросами, он настоял, чтобы они отложили разговор, пока не отдохнут. Теперь наступило утро, и она почти сожалела о своем поступке. Что она скажет человеку, которому позволила похитить себя?
Она спустила ноги с резной кровати из красного дерева и едва коснулась обюссонского ковра, покрывавшего центр комнаты, когда послышался легкий стук в дверь. На Дженне была длинная фланелевая ночная рубашка, пожертвованная экономкой, миссис Рис, которую они вчера ночью бесцеремонно разбудили. Добродушная женщина средних лет забрала мокрую амазонку Дженны, чтобы высушить и выгладить. Стук повторился, и Дженна накинула поверх рубашки стеганое одеяло.
– В-войдите, – сдержанно откликнулась она, опасаясь, что за дверью сам граф.
К ее большому облегчению, появилась экономка с подносом. За ней по пятам вошла горничная с амазонкой Дженны и аккуратно повесила ее на спинку кресла. Потом, направившись к камину, принялась раздувать угасающий огонь и подбросила новое полено.
Миссис Рис поставила поднос на столик и сложила руки на накрахмаленном белом переднике, как гигантская механическая кукла.
– Хозяин хочет, чтобы в ваших покоях горел камин, миледи, – сказала она. – У воды в июне порой бывает холодно, когда штормит.
– Как он себя чувствует? – спросила Дженна.
– Он только что вернулся домой, миледи.
– Только вернулся, говорите? – озадаченно нахмурилась Дженна. Интересно, куда он мог пойти в два часа ночи?
– Совсем недавно, – кивнув, ответила экономка. – Он ждет вас внизу, в оранжерее.
Дженна встала и потянулась за амазонкой:
– Нет-нет, сначала поешьте, миледи, – протестующе подняла руку миссис Рис. – Хозяин очень об этом заботился. Не торопитесь, миледи.
Горничная, скромная маленькая мышка, которую, как заметила Дженна, экономка называла Молли, закончив работу у камина, помогла миссис Рис перенести столик ближе. Объяснив дорогу в оранжерею, женщины вышли, и Дженна принялась за еду, состоящую из яиц в мешочек, жареных сосисок и теплых булочек, на которых таяло свежее масло. Несмотря на указания экономки, она ела быстро и запила все это замечательным чаем. Завтрак был чудесный, и она сожалела, что слишком встревожена, чтобы наслаждаться им.
Помещения, куда не добирался жар огня, были холодные и влажные, и Дженна оценила зажженный в июне камин. Тисл-Холлоу, владение Холлингсуортов, находилось в глубине страны к востоку от Лонсестона, там было не так сыро, как на терзаемом ветрами и водой корнуолльском побережье. Оранжерея располагалась на первом этаже в юго-восточной части дома. Высокие стеклянные стены со свинцовыми переплетами выходили во внутренний двор. Там бушевали настоящие заросли местных и экзотических растений, пышно разросшихся в тщательно поддерживаемом климате. Солнце, когда оно осчастливливало своим появлением побережье, освещало оранжерею большую часть дня. Когда Дженна вошла, граф стоял около восточной стены, глядя на тяжелую пелену дождя, стекавшего по стеклам. Хотя ее походка была легкой, он обернулся и в три шага оказался рядом, с ней. Взяв ее руки в свои, он пристально посмотрел ей в глаза.
– Вы хорошо спали? – спросил он.
– Да, милорд, – пробормотала Дженна.
– Мне больше нравилось, когда вы назвали меня Саймоном.
– Я оговорилась. Едва ли это прилично. – Горячая кровь прилила к ее щекам. Она снова покраснела?
Граф улыбнулся и притянул ее ближе.
– В этом деле все неприлично. Почему мы должны церемониться с именами? Кроме того, я этого хочу… когда мы одни, если это устроит вашу чувствительность.
– Осторожнее! Ваша рана! – воскликнула Дженна, случайно задев рукой повязку под его батистовой рубашкой.
– Я говорил вам, что беспокоиться не о чем, это всего лишь царапина. – Он на мгновение замялся, потом спросил: – Почему вы приехали к месту дуэли?
– Я не могла вынести неведения, мне нужно было видеть… быть там. Я так боялась…
Его синие глаза смотрели ей в душу.
– Знаете, земля, на которой мы сражались, богата легендами, – сказал граф. – Рассказывают, что в незапамятные времена святые и гиганты боролись на Бодмин-Мур. Святые, на взгляд гигантов, требовали себе слишком много источников и устанавливали слишком много крестов. Спор за обладание местом решался своего рода дуэлью, состоявшей в бросании камней. За гигантов сражался Утер, за святых – Святой Тью. Камни, которые они бросали, принимали форму столбов. Для святых все шло хорошо до последнего броска. Последний камень оказался слишком тяжел для Святого Тью, но, как гласит легенда, появился ангел и донес этот камень до вершины Чизринга, где он и стоит по сей день, бросая вызов гравитации.
– Как чудесно, – пробормотала Дженна. – Я думала, что знаю все легенды, но такой никогда не слышала.
– Коли мы уж заговорили о святых, здесь есть корнуолльский святой Кеверн. Я его тезка, но ничем на него не похож. Я не святой, Дженна, уверяю вас, и до сих пор никогда не верил в легенды или ангелов. Пока одно восхитительное неземное создание не спасло мне вчера жизнь на том самом месте. Спасибо, мой ангел.
– Когда я увидела, что Руперт атакует вас в спину…
– Я бы сам вызвал негодяя, после того как он унизил вас на маскараде, если бы он не избавил меня от этих хлопот, – сказал Саймон, успокаивая ее. – Но я бы выбрал более подходящее время и место для вызова. Титул джентльменом не делает. Что заставило вас принять его предложение, Дженна… предложение такого человека?
Она помрачнела. С одной стороны, ей отчаянно хотелось признаться ему прямо здесь. Рассказать, что два месяца назад она совершила убийство на Ламорна-роуд и, боясь, что ее грех выйдет на явь, хотела найти защиту у Марнеров. Ей нужно сиять тяжелый груз со своей совести, между ней и графом не должно быть нечестности. Она не призналась бы в своем преступлении Руперту. Она не слишком доверяла ему. Но перед ней был человек, которого она любила.
– Этого хотел мой отец, – сказала Дженна. – А после его смерти на этом настаивала мать.
Это была полуправда.
– Я полюбил вас с первого взгляда, когда увидел вас на той лестнице, – признался Саймой. – Я не способен это объяснить, но это так. Передать не могу, как на меня подействовала мысль, что вы ответили на мои поцелуи в том саду из-за любви к Марнеру… что вы хотели купить его безопасность.
– А я думала, что вы предлагали мне такое решение.
Отстранив Дженну, Саймон оскорбленно посмотрел на нее. По его взгляду было понятно, что подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Дженна не могла посмотреть ему в глаза.
– Кажется, мы ошибочно думали о целях друг друга, – сказал он, – но не более того. – Саймон вытащил из жилетного кармана золотое кольцо, украшенное рубинами и бриллиантами, и надел ей на палец. – Вы выйдете за меня замуж, Дженна?
Она смотрела в эти потрясающие до глубины души сапфировые глаза и таяла. Они походили на водовороты, затягивающие ее в непостижимые глубины. Это было безумие. Она лишь пять дней назад узнала о его существовании. Она не знала о нем почти ничего: как это ни странно, он любит ее, и она любит его.
– Да, Саймон, – пробормотала и подставила губы его поцелую.
Это было мягкое, нежное объятие, а не тот краткий взрыв, который качнул ее в саду, но оно возбудило ее сильнее. И Дженна застонала в огненной буре восторженного волнения, вспыхнувшего в ней от малейшего прикосновения этих горячих, чувственных губ, которые были способны на гораздо большее.
Она хотела большего.
Отстранившись, Саймон всматривался в ее лицо.
– Ты уверена?
– Уверена.
– Боже мой, – проговорил он, прижимая ее к себе и явно не желая отпускать.
Но ей нужно кое-что выяснить. То, что терзало ее любопытную натуру с момента дуэли… Или все-таки подождать. Если бы он хотел, то все объяснил бы. Ей понадобилось время, чтобы собраться с силами.
– Саймон, – начала наконец Дженна. – Криспин назвал тебя вчера дядей. Ты?..
Его брови нахмурились, лицо помрачнело, улыбка исчезла. Взяв за руку, Саймон подвел Дженну к широкому белому плетеному, креслу у южной стены, и они уселись.
– Дженна, я должен просить тебя забыть то, что ты слышала, – сказал он. – Ты вообразить себе не можешь, какого труда мне стоило сохранить инкогнито… ради их же пользы. Даже в этом доме Фелпс единственный знает правду. Он со мной с тех пор, когда я был мальчишкой, и посвящен во все мои личные дела. Он не раз спасал мне жизнь.
– Конечно, я тебя не выдам. Не нужно рассказывать, я только…
– Нет-нет, я хочу тебе рассказать, – перебил Саймон, прижав палец к ее губам. – Между нами не должно быть, секретов.
Из-за мрачной тайны, которую Дженна решила скрыть от него, укор совести пронзил ее болью, и ее глаза затуманились. Но момент прошел, побежденный любопытством.
– У меня был брат тринадцатью годами старше меня, – заговорил Саймон. – Мне не исполнилось и пятнадцати, когда он влюбился в дальнюю родственницу герцога Йоркского. Они были неосмотрительны, и девушка забеременела. Отец не одобрял их союз и лишил моего брата наследства, всего, кроме земли и титула. Если бы закон позволял, отец и это бы отнял, но, поскольку это было невозможно, он лишил Эдгара содержания, когда тот женился против его воли. Брат стащил у отца денег, чтобы купить военный патент, тайно сбежал с невестой в Гретна-Грин и увез ее с собой в Индию. Хотя это не поощрялось, для жен офицеров предусматривалось обеспечение, при надлежащих связях, конечно, а Эдгара хорошо знали и любили.
Как ты понимаешь, дома разразился ужасный скандал. Лишение наследства старшего сына вряд ли пройдет незамеченным в свете. Семейство девушки реагировало почти так же, как наш отец. Вероятно, поэтому я так обижен на аристократию; корыстное лицемерие заставляет их вкладывать весь пыл души в материальные вещи, а не в человечность и гуманность. Это-то и убило моего отца. Он умер ожесточенным стариком.
– Какой ужас, – сказала Дженна.
– Я любил своего брата, – продолжал Саймон. – Я больше никогда его не видел. Его убили неподалеку от Дели бандиты, члены тайного общества религиозных фанатиков, которые совершают ритуальные убийства во имя какого-то индуистского бога. Британские офицеры были для них желанной целью. Эдгар повез обычную депешу, которыми обмениваются посты, и… пропал. Восемь месяцев спустя его останки нашли под грудой щебня. Близнецам было только три года. Их мать вскоре умерла от холеры.
– Ох, Саймон, прости меня.
– Армейские чины, конечно, связались с отцом, но он отказался признать детей. Точно так же, как родные их матери. Я был еще в школе. И ничего не мог сделать самостоятельно, не потеряв наследства. Я не мог рисковать им, если хотел помогать детям после смерти своего отца.
Короче говоря, я обратился к церкви. Близнецов привезли в Англию и передали на воспитание в хорошую семью. Когда Эви подросла, ее отдали в католическую школу при монастыре в Йоркшире, а Криспина в англиканскую школу Я не мог пойти против воли отца и признавать их своими родственниками, тогда пришлось бы объявить их незаконными. Я не мог сделать этого из уважения к памяти моего брата и к ним. Но они знают. Во всяком случае, я получаю от этого удовлетворение, а Фелпс знает, потому что помогал мне во всем.
Дождь барабанил в окна, словно прося впустить его, и Дженна вздрогнула. Саймон привлек ее к себе и рассеянно поглаживал.
– Когда отец умер, – продолжал он, – мне пришлось восстанавливать их дворянство из-за того, что Эдгар был лишен титула. Я буквально шантажировал герцога Йоркского, чтобы близнецов признали законными дальними родственниками и, следовательно, титулованными. Поскольку в этом была замешана семья герцога, лишних вопросов не было.
Я знал, что Мэри Энн Кларк, любовница герцога, торговала офицерскими патентами и продвижениями по службе, и пригрозил передать эти сведения в нужные руки, тогда он согласился признать Эви и Криспина дальними родственниками. – У Саймона вырвался загадочный смешок. – Но проделки его подруги все равно открылись, и бедняге два года назад пришлось оставить военную должность. Насколько я знаю, он думает, что всему виной я. Но уверяю тебя, это не так. Его подвела собственная небрежность. Но время от времени я позволяю себе иронизировать по этому поводу.
В конце концов, все кончилось хорошо. Йорка восстановили в прежней должности, а я вывел из тени Эви и Криспина. Они наконец защищены, но все пойдет прахом, если правда сейчас откроется.
– Тебе не нужно опасаться, что я предам это гласности, – сказала Дженна. Внезапно она помрачнела. – Мне стыдно перед Эвелин. Я очень ревновала к ней, Саймон, и скверно себя вела. Я ужасно жалею об этом.
– Не расстраивайся, любимая, – сказал он со смехом. – А что касается ревности, я и подумать не мог, что ты ответишь на мои чувства.
Дженна изумленно посмотрела на него.
– У тебя все на лице написано, – сказал Саймон. – Это очаровательно.
– Она любит тебя, ты знаешь.
– Это детская влюбленность, которую я никогда не поощрял, – ответил он. – Ей только восемнадцать, Дженна, я ее благодетель, это вполне естественно.
– Я думала, она гораздо старше, – задохнулась Дженна.
– Они еще дети. По крайней мере, я так их воспринимаю. – От его улыбки таяло сердце, она была еще дороже из-за ее редкости. – Эви скоро дебютирует в свете и найдет подходящего жениха, я куплю Криспину военно-морской патент. Все это нужно было сделать давно и было бы сделано, если бы не Копенгаген.
– Ты был ранен, – вставила Дженна.
Саймон кивнул:
– Вместе со ста шестьюдесятью тремя другими мужчинами только на нашем судне. Почти семьсот человек были ранены в этой баталии, более двухсот пятидесяти умерли. По сравнению с этим мои раны кажутся пустяком. Несмотря на все это, мы победили.
– Много судов потеряли?
– Ни одного, хотя многие были сильно повреждены. Наш корабль пострадал сильнее других. Я служил на «Монархе» под командованием Мосса. Натаниел Риджуэй, граф Стеншир, мой друг со школьных дней, тоже был на борту. Мы были скандальной парой, не раз вместе воевали, попадали в разные истории и всегда защищали друг друга. Но в тот день было не до шуток. Встретившись с датским флотом, мы оказались между песчаными отмелями. Мы оба были ранены. Он отделался легче, чем я, и продолжал участвовать в других сражениях. Мне повезло меньше. В тот день мы потеряли пятьдесят шесть человек. Это было грандиозное сражение. Когда-нибудь я тебе об этом расскажу.
– И такое будущее ты готовишь для Криспина? – У Дженны это в голове не укладывалось.
– Единственное оправдание моих связей с аристократией, – помрачнел Саймон. – Единственное, что может делать приличный человек, это приносить пользу своей стране, а не набивать карманы, как нынешние светские хлыщи вроде Марнера. Военный – благородная профессия, в ней бедный человек столь же достоин, как богатый. Этот урок я надеюсь преподать Криспину.
Подход Дженны к этому вопросу был чисто материнский, Саймон же смотрел на это с позиций старшего брата. Они были, полной противоположностью друг другу. Конфликт старый как мир. Они никогда не пришли бы к согласию, но у Дженны хватило ума не настаивать на своем. Она лишь кивнула. Но тревога ее не улеглась.
– Саймон, я хотела бы извиниться перед Эвелин. Мне нужно ее увидеть.
– Придется подождать, – сказал он. – Будет еще время устранить преграды… масса времени. – Он взял ее руки в свои. – Дженна, я знаю, что ты планировала пышную свадьбу с Маркером, тебе для счастья действительно нужна вся эта мишура?
Дженна посмотрела на Саймона. Выражение его лица было непонятным, и она не знала, как ответить.
– Я не хочу ждать, – объяснил Саймон, – ни пока ты закончишь с приданым, ни пока скандал утихнет. Не хочу тебя тревожить, но мне не понравились угрозы Марнера. Он не джентльмен, он это доказал. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, в Кевернвуд-Холле, пока мы не поженимся. Я хочу, чтобы ты была под моей защитой.
– Мне не нужна пышная свадьба, Саймон. Приданое было поводом оттянуть брак с Рупертом.
– Я куплю тебе на континенте самое красивое платье.
– Я тоже не хочу ждать, Саймон, – сказала Дженна, приложив палец к его губам, как раньше это сделал он.
– А как насчет леди Холлингсуорт?
Дженна, вздрогнув, судорожно вздохнула. Она совсем забыла о матери.
– Послать за ней в Мурхейвен-Мэнор Фелпса?
– Нет! – воскликнула Дженна. – Ни в коем случае!
– Мы не можем оставить ее там, – упрекнул Саймон, пряча улыбку.
– Нет, но и сюда ее привозить не надо. Мама сама о себе позаботится, Саймон, она прекрасно с этим справится. Я не злая. Просто мама буквально расцветает в драматических событиях, так уж она устроена. Уверяю тебя, она прекрасно справится с ситуацией.
– Не сомневаюсь, но я хотел бы произвести на нее хорошее впечатление. И хоть тебе, это безразлично, существуют, как ты знаешь, довольно жесткие правила этикета относительно родственников со стороны будущих супругов. Я чужд условностям, но, по моим наблюдениям, твоя мать другая.
– Ты женишься не на маме.
– Хвала Господу за это! Но пусть она лучше будет союзником, чем противником. Ты же знаешь, что сначала мне следовало поговорить с ней, но в нынешних причудливых обстоятельствах…
– О нет! – перебила Дженна. – Не волнуйся о маме. Предоставь это мне. Я напишу письмо и отправлю его в Тисл-Холлоу, – засмеялась она. – Кстати, попрошу ее прислать кое-что из моих вещей. Это все, что у меня есть, – напомнила она, потеребив юбку амазонки. – Мой чемодан еще в Мурхейвен-Мэноре.
– Оставь, – сказал Саймон, – в деревне есть модистка. Эви пользуется ее услугами и весьма довольна. Она приедет и позаботится обо всем, что тебе нужно.
– Вряд ли это прилично, – возразила Дженна.
Саймон от души расхохотался.
– В этом деле нет ничего приличного с точки зрения этикета, – сказал он, – и все же, как это ни странно, никогда в моей жизни не было ничего более приличного.
Он поднялся и потянул за собой Дженну. Воздух вокруг был напоен запахами буйно разросшихся растений. Она уловила ноты аканта, эвкалипта, руты, нескольких разновидностей мяты, росших в огромных фарфоровых горшках, и пышно разросшихся незабудок. Смешавшись с экзотическим ароматом табака Саймона, запах дурманил ее.
Его пристальный взгляд снова словно затягивал ее в глубину, в самую его сущность. Саймон был невероятно красив, и все же в его глазах таился оттенок печали, придававший ему загадочность. Чего-то он не договорил, не все открыл ей. В его объятиях было отчаяние. Дикий огонь вспыхнул в его глазах, они расширились от желания. Запустив руку в волосы Дженны, Саймон отклонил ее голову назад и нагибался медленно… мучительно медленно, пока их губы не встретились.
Он углубил поцелуй, и она почувствовала слабый вкус табака, подслащенный привкусом вина. Это распалило ее чувства. Он, вероятно, выпил для храбрости. Вино, не притупляет ум, как бренди, но смягчает предчувствие отказа. С каждой минутой Дженна обожала Саймона все больше.
Его язык, раскрыв ее губы, скользнул между зубами, исследуя, лаская, и затеял с ее языком странный чувственный танец, которому она не в силах была сопротивляться. Она все горячее отвечала на его ласки, неистово погружаясь в шелковистые глубины его теплого рта. Их стоны слились, когда он обнял ее за талию и притянул к своему худому жилистому телу.
Он был возбужден. Его пульсирующий жезл прижался к ней. Восхитительная истома влекла Дженну вперед. А она не понимала ее причины, не сознавала, какая необузданная сила скрывается в великолепном теле Саймона.
Жакет амазонки открывал низкий вырез, отделанный рюшем. Саймон раздвинул его шире. Его губы скользнули по ее шее. Щетина на его подбородке возбуждала Дженну, жаркие волны разливались по телу к самым потаенным уголкам, которые он пробудил, когда впервые обнял ее несколько дней назад.
У него на лбу выступила испарина. Экзотический аромат табака и вина становился сильнее, сквозь батистовую рубашку чувствовался жар его тела. Сердце Дженны торопливо стучало. Язык Саймона, скользя по ее шее, зажигал кровь. Дженна казалось, что она вот-вот превратится в язык пламени. Помнил ли Саймон ту ночь, когда он обнимал ее в залитом лунным светом саду, пахнущем сиренью, в Мурхейвен-Мэноре? Как его шершавая ладонь коснулась ее груди?