Страница:
Ее удивление было столь сильным, что она чуть не забыла подать гостю руку, которую он легко поцеловал. Она даже не сообразила, что стоит перед буфетом, пока викарий не протянул ей тарелку и не кивнул, предлагая сделать выбор. Он, очевидно, прочитал ее мысли, потому что со смехом сказал:
– Все в порядке, миледи. И вы не такая, как я ожидал.
– Извините, – пробормотала Дженна. – Пожалуйста, простите меня, отец Нзст, я не должна была вас разглядывать, но вы того стоите. Вы совсем не такой, как я ожидала.
– А вы ожидали…
– Кого-нибудь… постарше и… в общем, сердитого и ворчливого.
– Страдающего церковным занудством? – пошутил он. – Выдумаете, что служение Богу делает людей мрачными? Совсем наоборот.
– Увы, это относится к большинству духовных лиц, которых я видела, – искренне сказала Дженна.
– В Боге есть радость. По крайней мере, должна быть. – Викарий улыбнулся, и словно солнечный луч осветил хмурый серый день. – Возможно, я положу начало новой тенденции. Я иногда думаю, что именно поэтому стал тем, кем стал: чтобы внести изменения. Это ужасный идеализм?
– На мой взгляд, это замечательно.
– Вы очень добры, миледи, но мне говорили, что этого следует ожидать.
– Саймон упоминал, что вы зайдете.
– Вначале позвольте сказать, что я обычно не напрашиваюсь на трапезу, – помрачнел викарий, накладывая себе чатни. – Саймон попросил меня навестить вас и представиться, а за едой это всегда происходит легче, как я заметил. Собеседникам есть чем занять руки… и глаза. Смею вас заверить, визиты без приглашения не входят в мои привычки.
– Вы здесь желанный гость в любое время, отец Нэст. А есть миссис Нэст?
– Нет, миледи, пока нет, – усмехнулся викарий и быстро добавил: – Боюсь, за меня никто не пойдет.
Дженна рассмеялась, и оба заняли места за столом. Она почувствовала себя непринужденно. Викарий ей сразу, понравился, но она не могла вообразить обстоятельства, которые свели его с Саймоном.
– Саймон мне сказал, что вы вместе учились. – Дженна налила гостю чаю.
– Именно так. – Взяв у нее чашку, викарий поставил ее рядом с тарелкой. – Мы с Саймоном с самого начала оказались в одинаково затруднительном положении: оба вторые сыновья, он графа, я баронета. Должен вам сказать, что вторые сыновья – самые бесполезные существа на планете, никто, кажется, не знает, что с ними делать. Во всяком случае, я не разделял рвение Саймона к военной жизни – я еще к этому вернусь, – и у меня не было терпения и склонности посвятить себя политике или юриспруденции.
– И вы приняли сан?
– Да, – кивнул он. – Возвращаясь к отказу от военной службы, скажу, что я познал ее и пришел к выводу, что у нее есть духовные корни, поэтому я отправился в семинарию. И вот я здесь, викарий церкви Святой Троицы!
– Как вам чай, преподобный отец? – спросила Дженна, отхлебнув из чашки.
– Замечательный. Кухарка Саймона мастерица составлять смесь. – Глотнув, викарий задумался и объявил: – Китайский чай «ружейный порох», свернутый в маленькие шарики, и обычный зеленый – это ее традиционный «домашний чай», как она его называет. У нее есть смеси на каждый случай: для компании, для завтрака, дневной, к обеду. Неудивительно, что она запирает шкафчик с чаем на ключ, который всегда носит с собой. Этот чай действительно стоит того, чтобы его украсть.
– Дома нам приходится посылать за чаем того, кто в нем разбирается, – сказала Дженна. – Бедный люд сушит использованную заварку и продает торговцам, которые придают чаю товарный вид и навязывают покупателям иногда по ценам высшего сорта. Можете себе представить?
– Такое везде случается. Нельзя не посочувствовать несчастным, которые вынуждены идти на такое, чтобы выжить в наши дни. Тем временем богачи этой страны помешались на расточительности.
Викарий явно разделяет взгляды Саймона, и Дженна задумалась, кто на кого повлиял.
– Вы с Саймоном одинаково мыслите, – сказала она.
– А каково ваше мнение об этом, миледи?
– Видите ли, я никогда не задумывалась об экономике, пока не встретила Саймона. Но должна сказать, что совершенно с ним согласна. Потому что это… ведет к преступлениям. – Склонив голову, Дженна разглядывала викария, поднесшего к губам вилку. – Скажите, отец Нэст, вы обращаетесь к Саймону «ваше сиятельство»? – спросила она.
– Нет, – рассмеялся викарий. – Если подумать, я его только Саймоном и называю.
– Тогда, пожалуйста, оставим церемонии. В конце концов, я буду его женой. Мне будет приятно, если вы будете называть меня Дженна.
– С удовольствием, – ответил он. – Саймон этого хотел, но предложение должно было исходить от вас. Саймон называет меня Роб.
– Нет, – задумчиво сказала она. – Вы знакомы с Саймоном с детства. Я буду звать вас Роберт. Если позволите, конечно.
– Согласен. И поскольку надеюсь, что мы станем друзьями, я хотел бы сделать признание. Даже два.
– Признание? – вырвалось у Дженны, и она подавилась кусочком хлеба.
– Что с вами, дорогая?
– Крошка попала, – солгала она, отпив глоток чаю.
– Во-первых, – начал викарий, – я уверен, вы понимаете, что Саймон попросил меня в его отсутствие присмотреть за вами. Он посвятил меня в то, что произошло в Мурхейвен-Мэноре и на Бодмин-Мур. Во-вторых… Я не знаю, как это выразить…
– Я всегда считала, что лучше всего говорить откровенно, – ответила на его колебания Дженна.
– Очень хорошо, тогда, если я начну повторяться, остановите меня. Мы с Саймоном фактически всю жизнь были близкими друзьями. Короче говоря, он несчастливый человек, а я хочу, чтобы он был счастлив. Всю свою жизнь он посвятил другим. Я хочу, чтобы он был счастлив в личной жизни. Вы намного моложе Саймона и…
– Мне двадцать два, – перебила она. Почему ей все время напоминают о возрасте?
– Одиннадцать лет между мужчиной и женщиной… это существенная разница, я очень встревожен стремительностью событий. Это не похоже на Саймона. Такое впечатление, будто он… голову потерял. Я знаю, что в последнее время он не раз попадал в тяжелое положение… был на волосок от гибели. Но мне показалось, что он… как бы это сказать… будто он действует безрассудно, а это ему несвойственно.
Дженна напряженно выпрямилась на стуле. Еще слово, и гость перейдет за рамки приличия. Он друг или противник, этот загадочный викарий?
– Пожалуйста, поймите меня правильно, – продолжил викарий прежде, чем она ответила. – Мы с Саймоном близки как братья. Меня беспокоило, что он мог поддаться… какому-то безумному отчаянию середины жизни.
– Вы говорите в прошедшем времени. Значит, вы больше не тревожитесь?
– Конечно, моя дорогая. Вряд ли бы я в этом признался, если бы придерживался прежнего мнения. Правда, я не представляю, что любовь может сделать со здравым смыслом мужчины. Знаете, я, конечно, видел Саймона с женщинами, но никогда не видел его влюбленным. Я его не узнаю. Теперь, когда я познакомился с вами, все приобрело совершенно иной смысл.
Дженна облегченно вздохнула. Она смотрела в проницательные глаза сидящего напротив мужчины и стремилась рассказать ему все. Изпарка донесся крик павлина. Приехав в Кевернвуд-Холл, Дженна часто их слышала, но ни разу не видела этих птиц. От этого тоскливого, жалобного звука, похожего на плач, ее искрящееся радостью настроение внезапно исчезло.
– Что-то не так, дорогая? – нахмурился викарий.
Дженна заколебалась. Да, совершенно не так, ей хотелось ответить откровенностью на откровенность и снять груз с души, как это сделал он. Но сначала надо кое-что выяснить.
– Когда исповедуются англиканскому викарию, он также соблюдает тайну исповеди, как католик? – спросила она.
– Значит, вы не воцерковлены, – сказал он, отвечая на его собственный невысказанный вопрос.
Слишком поздно поняв свою ошибку, Дженна опустила глаза, горячая кровь прилила к щекам. Какая она глупая! Не надо было задавать этот вопрос. Теперь он сочтет ее язычницей.
– Я получила довольно отрывочное религиозное образование, Роберт, – ровно ответила Дженна, изображая уверенность, которой не испытывала. – Когда отец был жив… все было по-другому. – Ее голос затих, и она принялась изучать свое отражение в янтарном чае.
– Саймон говорил мне, что вы недавно сняли траур, – мягко сказал Нэст.
– Да, это правда.
– Я ужасно сожалею о вашей потере. Вам не тяжело говорить об этом?
Дженна покачала головой. Если бы он понял, что вывело ее в ту ночь на Ламорна-роуд, он не стал бы судить ее слишком строго.
– Мой отец возвращался из Труро, когда разбойник нагнал карету и заставил его выйти, – начала она, потянувшись за пустой чашкой гостя, чтобы налить ему чаю. – У отца было больное сердце, – продолжала Дженна, передавая чашку. – Он болел долгие годы. Отец… сопротивлялся, и разбойник отобрал у него пистолет, ударил им, ограбил и… бросил окровавленного на дороге.
– Когда это случилось?
– Год назад, в феврале, – сказала, она, вдруг задрожав.
– Не продолжайте, дорогая. Вас это расстраивает.
– Нет, – настаивала Дженна. – Я не говорила об этом с тех пор, и мне нужно выговориться, если позволите.
Хотя викарий кивнул, казалось, ему сделалось неловко. Его янтарные глаза потемнели от беспокойства.
– Хорошо, только не расстраивайтесь, – уступил он.
– Лайонел, наш кучер, положил отца в карету и привез домой. Мы сразу послали за доктором, но ночью у отца случился приступ, и он умер во сне.
– Он приходил в сознание… описал разбойника?
Дженна хотела рассказать викарию о том, что совершила. Ей нужно облегчить душу и получить прощение прежде, чем она посмеет открыться Саймону. Признание вертелось: у нее на кончике языка, но Дженна не могла заставить себя произнести ни слова. Ее тайна ужасна, а знакомство с викарием слишком кратко. Слезы выступили у нее на глазах, и она заморгала, отгоняя их.
– Лайонел хорошо его разглядел, – продолжала она. – Он сказал, что разбойник похож на того, кого прозвали Ястребом. От стражников, конечно, не было никакого толку. Мне не нужно вам говорить, каким обманом оборачивается закон, когда с ним столкнешься. Разбойники платят стражникам, чтобы те присматривали за другими дорогами, в то время когда они грабят невинных путешественников. Это позор! В Лондоне есть констебли, сыщики с Боу-стрит и судьи, чтобы навести порядок, но здесь…
– Ваш кучер был уверен? – перебил викарий. – Насколько я знаю, Ястреб никогда не причиняет вреда. У него репутация разбойника-джентльмена. Он охотится на богатых, грабит, но не убивает. По крайней мере, я никогда не слышал об этом. Он здесь местная достопримечательность, о нем легенды ходят.
– По описанию Лайонела этот человек выглядел также, как Саймон на маскараде в Мурхейвеи-Мэноре, если бы не волосы, – ответила Дженна. – Волосы у него были короткие, не как у Саймона. У него не было косички.
– Нарядиться в этот костюм было откровенной глупостью. Я так ему и сказал.
– Саймон не совершил ошибки, Роберт. Это был бал-маскарад. Саймон не мог знать о моем отце.
– Вы уже… рассказали все это Саймону… что ваш отец стал жертвой Ястреба? – запинаясь, спросил викарий.
– Нет… не совсем. В Мурхейвен-Мэноре лорд Эклстон сказал ему, что отец погиб в результате грабежа на дороге, но не входил в подробности перед собравшимися из уважения ко мне. С тех пор события развивались так стремительно, что у меня не было возможности обсудить это с Саймоном.
– Знаете, вы должны это сделать. Вам это нужно… говорят, признание облегчает душу. Кстати, мы отклонились от темы. Вы спрашивали меня об исповеди. Почему? Вы хотели… в чем-то признаться?
Дженна смотрела на него поверх чашки. «Да, да», – молча кричала она, но слова не шли.
– Нет… Я просто… полюбопытствовала, – пробормотала она.
– Что ж, я отвечу на ваш вопрос. Мы связаны таким же обетом. Тайна исповеди священна. И если вам нужно будет с кем-то поговорить, надеюсь, вы без смущения пошлете за мной. Я искренне так думаю, Дженна.
– Спасибо, полагаю, вы правы. Мне нужно сказать Саймону. Пожалуйста, сохраните в тайне мой рассказ о Ястребе. Я сама Саймону расскажу.
– Конечно, дорогая, – ответил викарий. – Что касается свадьбы, Саймон хочет отказаться от оглашения имен вступающих в брак и жениться по специальной лицензии. Он сделает то, что хочет, но, поскольку дела задержат его в Лондоне еще недели на три, я собираюсь объявить имена вступающих в брак. Из-за специальной лицензии в этом нет необходимости, но мне будет приятно это сделать, и я себе это позволю.
– Три недели? – Дженна была удручена.
– Он покупает военный патент для Криспина и готовится вывезти в свет Эвелин. Бал состоится после вашей свадьбы, – сказал викарий. – Вам придется в этом поучаствовать. Саймону больше не к кому обратиться.
– С удовольствием… – ответила Дженна, пытаясь изобразить энтузиазм.
– Прекрасно! Саймон будет рад. – Викарий отложил салфетку и наклонил голову. Дженне стало ясно, что нечего и пытаться скрыть что-нибудь от этих проницательных янтарных глаз. – Вы ведь действительно его очень любите? – заметил он.
– Да, Роберт, люблю.
– Тогда поговорите с ним, Дженна. И если почувствуете потребность побеседовать о чем-нибудь со мной, пожалуйста, не колеблитесь, дорогая.
Глава 10
– Все в порядке, миледи. И вы не такая, как я ожидал.
– Извините, – пробормотала Дженна. – Пожалуйста, простите меня, отец Нзст, я не должна была вас разглядывать, но вы того стоите. Вы совсем не такой, как я ожидала.
– А вы ожидали…
– Кого-нибудь… постарше и… в общем, сердитого и ворчливого.
– Страдающего церковным занудством? – пошутил он. – Выдумаете, что служение Богу делает людей мрачными? Совсем наоборот.
– Увы, это относится к большинству духовных лиц, которых я видела, – искренне сказала Дженна.
– В Боге есть радость. По крайней мере, должна быть. – Викарий улыбнулся, и словно солнечный луч осветил хмурый серый день. – Возможно, я положу начало новой тенденции. Я иногда думаю, что именно поэтому стал тем, кем стал: чтобы внести изменения. Это ужасный идеализм?
– На мой взгляд, это замечательно.
– Вы очень добры, миледи, но мне говорили, что этого следует ожидать.
– Саймон упоминал, что вы зайдете.
– Вначале позвольте сказать, что я обычно не напрашиваюсь на трапезу, – помрачнел викарий, накладывая себе чатни. – Саймон попросил меня навестить вас и представиться, а за едой это всегда происходит легче, как я заметил. Собеседникам есть чем занять руки… и глаза. Смею вас заверить, визиты без приглашения не входят в мои привычки.
– Вы здесь желанный гость в любое время, отец Нэст. А есть миссис Нэст?
– Нет, миледи, пока нет, – усмехнулся викарий и быстро добавил: – Боюсь, за меня никто не пойдет.
Дженна рассмеялась, и оба заняли места за столом. Она почувствовала себя непринужденно. Викарий ей сразу, понравился, но она не могла вообразить обстоятельства, которые свели его с Саймоном.
– Саймон мне сказал, что вы вместе учились. – Дженна налила гостю чаю.
– Именно так. – Взяв у нее чашку, викарий поставил ее рядом с тарелкой. – Мы с Саймоном с самого начала оказались в одинаково затруднительном положении: оба вторые сыновья, он графа, я баронета. Должен вам сказать, что вторые сыновья – самые бесполезные существа на планете, никто, кажется, не знает, что с ними делать. Во всяком случае, я не разделял рвение Саймона к военной жизни – я еще к этому вернусь, – и у меня не было терпения и склонности посвятить себя политике или юриспруденции.
– И вы приняли сан?
– Да, – кивнул он. – Возвращаясь к отказу от военной службы, скажу, что я познал ее и пришел к выводу, что у нее есть духовные корни, поэтому я отправился в семинарию. И вот я здесь, викарий церкви Святой Троицы!
– Как вам чай, преподобный отец? – спросила Дженна, отхлебнув из чашки.
– Замечательный. Кухарка Саймона мастерица составлять смесь. – Глотнув, викарий задумался и объявил: – Китайский чай «ружейный порох», свернутый в маленькие шарики, и обычный зеленый – это ее традиционный «домашний чай», как она его называет. У нее есть смеси на каждый случай: для компании, для завтрака, дневной, к обеду. Неудивительно, что она запирает шкафчик с чаем на ключ, который всегда носит с собой. Этот чай действительно стоит того, чтобы его украсть.
– Дома нам приходится посылать за чаем того, кто в нем разбирается, – сказала Дженна. – Бедный люд сушит использованную заварку и продает торговцам, которые придают чаю товарный вид и навязывают покупателям иногда по ценам высшего сорта. Можете себе представить?
– Такое везде случается. Нельзя не посочувствовать несчастным, которые вынуждены идти на такое, чтобы выжить в наши дни. Тем временем богачи этой страны помешались на расточительности.
Викарий явно разделяет взгляды Саймона, и Дженна задумалась, кто на кого повлиял.
– Вы с Саймоном одинаково мыслите, – сказала она.
– А каково ваше мнение об этом, миледи?
– Видите ли, я никогда не задумывалась об экономике, пока не встретила Саймона. Но должна сказать, что совершенно с ним согласна. Потому что это… ведет к преступлениям. – Склонив голову, Дженна разглядывала викария, поднесшего к губам вилку. – Скажите, отец Нэст, вы обращаетесь к Саймону «ваше сиятельство»? – спросила она.
– Нет, – рассмеялся викарий. – Если подумать, я его только Саймоном и называю.
– Тогда, пожалуйста, оставим церемонии. В конце концов, я буду его женой. Мне будет приятно, если вы будете называть меня Дженна.
– С удовольствием, – ответил он. – Саймон этого хотел, но предложение должно было исходить от вас. Саймон называет меня Роб.
– Нет, – задумчиво сказала она. – Вы знакомы с Саймоном с детства. Я буду звать вас Роберт. Если позволите, конечно.
– Согласен. И поскольку надеюсь, что мы станем друзьями, я хотел бы сделать признание. Даже два.
– Признание? – вырвалось у Дженны, и она подавилась кусочком хлеба.
– Что с вами, дорогая?
– Крошка попала, – солгала она, отпив глоток чаю.
– Во-первых, – начал викарий, – я уверен, вы понимаете, что Саймон попросил меня в его отсутствие присмотреть за вами. Он посвятил меня в то, что произошло в Мурхейвен-Мэноре и на Бодмин-Мур. Во-вторых… Я не знаю, как это выразить…
– Я всегда считала, что лучше всего говорить откровенно, – ответила на его колебания Дженна.
– Очень хорошо, тогда, если я начну повторяться, остановите меня. Мы с Саймоном фактически всю жизнь были близкими друзьями. Короче говоря, он несчастливый человек, а я хочу, чтобы он был счастлив. Всю свою жизнь он посвятил другим. Я хочу, чтобы он был счастлив в личной жизни. Вы намного моложе Саймона и…
– Мне двадцать два, – перебила она. Почему ей все время напоминают о возрасте?
– Одиннадцать лет между мужчиной и женщиной… это существенная разница, я очень встревожен стремительностью событий. Это не похоже на Саймона. Такое впечатление, будто он… голову потерял. Я знаю, что в последнее время он не раз попадал в тяжелое положение… был на волосок от гибели. Но мне показалось, что он… как бы это сказать… будто он действует безрассудно, а это ему несвойственно.
Дженна напряженно выпрямилась на стуле. Еще слово, и гость перейдет за рамки приличия. Он друг или противник, этот загадочный викарий?
– Пожалуйста, поймите меня правильно, – продолжил викарий прежде, чем она ответила. – Мы с Саймоном близки как братья. Меня беспокоило, что он мог поддаться… какому-то безумному отчаянию середины жизни.
– Вы говорите в прошедшем времени. Значит, вы больше не тревожитесь?
– Конечно, моя дорогая. Вряд ли бы я в этом признался, если бы придерживался прежнего мнения. Правда, я не представляю, что любовь может сделать со здравым смыслом мужчины. Знаете, я, конечно, видел Саймона с женщинами, но никогда не видел его влюбленным. Я его не узнаю. Теперь, когда я познакомился с вами, все приобрело совершенно иной смысл.
Дженна облегченно вздохнула. Она смотрела в проницательные глаза сидящего напротив мужчины и стремилась рассказать ему все. Изпарка донесся крик павлина. Приехав в Кевернвуд-Холл, Дженна часто их слышала, но ни разу не видела этих птиц. От этого тоскливого, жалобного звука, похожего на плач, ее искрящееся радостью настроение внезапно исчезло.
– Что-то не так, дорогая? – нахмурился викарий.
Дженна заколебалась. Да, совершенно не так, ей хотелось ответить откровенностью на откровенность и снять груз с души, как это сделал он. Но сначала надо кое-что выяснить.
– Когда исповедуются англиканскому викарию, он также соблюдает тайну исповеди, как католик? – спросила она.
– Значит, вы не воцерковлены, – сказал он, отвечая на его собственный невысказанный вопрос.
Слишком поздно поняв свою ошибку, Дженна опустила глаза, горячая кровь прилила к щекам. Какая она глупая! Не надо было задавать этот вопрос. Теперь он сочтет ее язычницей.
– Я получила довольно отрывочное религиозное образование, Роберт, – ровно ответила Дженна, изображая уверенность, которой не испытывала. – Когда отец был жив… все было по-другому. – Ее голос затих, и она принялась изучать свое отражение в янтарном чае.
– Саймон говорил мне, что вы недавно сняли траур, – мягко сказал Нэст.
– Да, это правда.
– Я ужасно сожалею о вашей потере. Вам не тяжело говорить об этом?
Дженна покачала головой. Если бы он понял, что вывело ее в ту ночь на Ламорна-роуд, он не стал бы судить ее слишком строго.
– Мой отец возвращался из Труро, когда разбойник нагнал карету и заставил его выйти, – начала она, потянувшись за пустой чашкой гостя, чтобы налить ему чаю. – У отца было больное сердце, – продолжала Дженна, передавая чашку. – Он болел долгие годы. Отец… сопротивлялся, и разбойник отобрал у него пистолет, ударил им, ограбил и… бросил окровавленного на дороге.
– Когда это случилось?
– Год назад, в феврале, – сказала, она, вдруг задрожав.
– Не продолжайте, дорогая. Вас это расстраивает.
– Нет, – настаивала Дженна. – Я не говорила об этом с тех пор, и мне нужно выговориться, если позволите.
Хотя викарий кивнул, казалось, ему сделалось неловко. Его янтарные глаза потемнели от беспокойства.
– Хорошо, только не расстраивайтесь, – уступил он.
– Лайонел, наш кучер, положил отца в карету и привез домой. Мы сразу послали за доктором, но ночью у отца случился приступ, и он умер во сне.
– Он приходил в сознание… описал разбойника?
Дженна хотела рассказать викарию о том, что совершила. Ей нужно облегчить душу и получить прощение прежде, чем она посмеет открыться Саймону. Признание вертелось: у нее на кончике языка, но Дженна не могла заставить себя произнести ни слова. Ее тайна ужасна, а знакомство с викарием слишком кратко. Слезы выступили у нее на глазах, и она заморгала, отгоняя их.
– Лайонел хорошо его разглядел, – продолжала она. – Он сказал, что разбойник похож на того, кого прозвали Ястребом. От стражников, конечно, не было никакого толку. Мне не нужно вам говорить, каким обманом оборачивается закон, когда с ним столкнешься. Разбойники платят стражникам, чтобы те присматривали за другими дорогами, в то время когда они грабят невинных путешественников. Это позор! В Лондоне есть констебли, сыщики с Боу-стрит и судьи, чтобы навести порядок, но здесь…
– Ваш кучер был уверен? – перебил викарий. – Насколько я знаю, Ястреб никогда не причиняет вреда. У него репутация разбойника-джентльмена. Он охотится на богатых, грабит, но не убивает. По крайней мере, я никогда не слышал об этом. Он здесь местная достопримечательность, о нем легенды ходят.
– По описанию Лайонела этот человек выглядел также, как Саймон на маскараде в Мурхейвеи-Мэноре, если бы не волосы, – ответила Дженна. – Волосы у него были короткие, не как у Саймона. У него не было косички.
– Нарядиться в этот костюм было откровенной глупостью. Я так ему и сказал.
– Саймон не совершил ошибки, Роберт. Это был бал-маскарад. Саймон не мог знать о моем отце.
– Вы уже… рассказали все это Саймону… что ваш отец стал жертвой Ястреба? – запинаясь, спросил викарий.
– Нет… не совсем. В Мурхейвен-Мэноре лорд Эклстон сказал ему, что отец погиб в результате грабежа на дороге, но не входил в подробности перед собравшимися из уважения ко мне. С тех пор события развивались так стремительно, что у меня не было возможности обсудить это с Саймоном.
– Знаете, вы должны это сделать. Вам это нужно… говорят, признание облегчает душу. Кстати, мы отклонились от темы. Вы спрашивали меня об исповеди. Почему? Вы хотели… в чем-то признаться?
Дженна смотрела на него поверх чашки. «Да, да», – молча кричала она, но слова не шли.
– Нет… Я просто… полюбопытствовала, – пробормотала она.
– Что ж, я отвечу на ваш вопрос. Мы связаны таким же обетом. Тайна исповеди священна. И если вам нужно будет с кем-то поговорить, надеюсь, вы без смущения пошлете за мной. Я искренне так думаю, Дженна.
– Спасибо, полагаю, вы правы. Мне нужно сказать Саймону. Пожалуйста, сохраните в тайне мой рассказ о Ястребе. Я сама Саймону расскажу.
– Конечно, дорогая, – ответил викарий. – Что касается свадьбы, Саймон хочет отказаться от оглашения имен вступающих в брак и жениться по специальной лицензии. Он сделает то, что хочет, но, поскольку дела задержат его в Лондоне еще недели на три, я собираюсь объявить имена вступающих в брак. Из-за специальной лицензии в этом нет необходимости, но мне будет приятно это сделать, и я себе это позволю.
– Три недели? – Дженна была удручена.
– Он покупает военный патент для Криспина и готовится вывезти в свет Эвелин. Бал состоится после вашей свадьбы, – сказал викарий. – Вам придется в этом поучаствовать. Саймону больше не к кому обратиться.
– С удовольствием… – ответила Дженна, пытаясь изобразить энтузиазм.
– Прекрасно! Саймон будет рад. – Викарий отложил салфетку и наклонил голову. Дженне стало ясно, что нечего и пытаться скрыть что-нибудь от этих проницательных янтарных глаз. – Вы ведь действительно его очень любите? – заметил он.
– Да, Роберт, люблю.
– Тогда поговорите с ним, Дженна. И если почувствуете потребность побеседовать о чем-нибудь со мной, пожалуйста, не колеблитесь, дорогая.
Глава 10
За три долгие тоскливые недели викарий не раз заезжал в Кевернвуд-Холл. Дженна была благодарна ему за компанию, веселый добрый нрав Нэста помогал ей сносить тоску по Саймону. Один раз она сама послала за викарием, когда к концу первой недели приехал поверенный Саймона, Один Уикем, чтобы подготовить брачное соглашение.
Юридический жаргон и такие темы, как акции, канцелярский суд, обособленное имущество, доля наследства вдовы, пугали Дженну. Она понимали, что такие вопросы ей не но плечу, и послала лакея за викарием.
Отец Нэст не моргнув глазом обсуждал ошеломляющую сумму соглашения, а Дженну потрясло, что она теперь имеет владение в Шотландии, а также значительный участок пахотной земли неподалеку от ее фамильного поместья, и вольна делать с ними, что вздумается. Предусматривались богатый гардероб, ежемесячное содержание и, кроме того, огромная сумма, которую выплатят ей в случае смерти мужа. Дженна не хотела об этом слышать и сбежала в сад, оставив Роберта Нэста завершать дела с поверенным. Она думать не могла о смерти Саймона. Никакие деньги не компенсируют ей потерю. Но больше всего потрясло ее то, что Саймон подписал соглашение, не имея понятия о размерах ее приданого. А ведь именно приданое невесты обычно определяло размеры вложений жениха.
Две недели спустя Олив Рейнольдс привезла свадебное платье для последней примерки. Поскольку свадьба будет скромная, Дженна настояла, чтобы это было простое элегантное платье цвета слоновой кости, отделанное кружевом, с тончайшей кружевной вуалью. Туфли сапожник шил из того же шелка, что и платье. В волосах у нее будет изящный венок из бутонов роз и цветов Кевернвуд-Холла… такой же букет в руках.
Пройдет несколько месяцев, пока мисс Рейнольдс закончит ее гардероб. Но нарядов для свадебного путешествия хватит. Молодожены месяц пробудут в Лайон-Корт, новом владении Дженны на границе Роксборошира в Шотландии. Лайон-Корт достойнее, древнее, хоть по размеру и меньше стоявшего на другом берегу реки Твид замка Флорз.
Тем же утром пришло письмо от Саймона, и как только карета модистки покатила по дороге, Дженна вышла в сад, чтобы прочитать послание в уединении. Ускользнув от Фелпса, пристальное наблюдение которого сводило ее с ума, она прокралась к беседке в восточном углу сада. Солнце наконец одолело непогоду, обещая погожие деньки. Воздух прогрелся, легкий ветерок шевелил письмо в руках. Дженна читала, изредка отвлекаясь на двух павлинов, которые кружили перед беседкой, прихорашиваясь и распуская роскошные хвосты. Она гордилась, что приручила их. Когда они несколько дней назад пошли вслед за ней к конюшне, даже Барстоу отметил, что необщительные птицы, появившись в Кевернвуд-Холле, никогда никому не симпатизировали.
Саймон возвращается. Еще два дня, и они поженятся. Дженна не могла поверить этому. Она действительно видела или хотела видеть только эти слова. Она быстро пробежала глазами письмо, едва взглянув на абзац, сообщавший, что Эвелин и Криспин приедут с ним на свадьбу. Саймон возвращается домой!
Дженна свернула письмо и положила в вышитую сумочку, висевшую на шелковом шнурке у талии. Солнце пригревало, лучи, пробиваясь сквозь решетку беседки, ложились у ног ярким узором. Запахи цветов сливались в экзотический аромат, и Дженна пожалела, что, торопясь улизнуть от Фелпса, не взяла с собой книгу. Она уже решила вернуться в библиотеку, как вдруг птицы, сердито закричав и взъерошив перья, разбежались. Когда Дженна вышла из беседки посмотреть, что их напугало, сильные мужские руки схватили ее. К ее ужасу, это был Руперт. Она закричала, но он закрыл ей рот.
– Ты вообразила, что я откажусь от тебя без борьбы и оставлю тебя здесь, Дженна? – сказал он, притягивая ее ближе. Она укусила его, и он отдернул руку, разглядывая отпечатки зубов на своих пальцах. – Дрянь! – брызгая слюной, крикнул Руперт и хлестнул ее по лицу укушенной рукой. – Ты обручена со мной!
– Была обручена, Руперт. Ты на Бодмин-Мур открыл мне глаза, я увидела человека, за которого никогда не смогу выйти замуж. Жаль, что я не видела этого раньше. Ты напал на безоружного Саймона со спины и ранил его. Я тебя видела! Как ты посмел сюда приехать? Мы с Саймоном помолвлены, и тебе лучше сейчас же уехать!
– А иначе что? Он примчится спасать тебя и твою честь? Не смеши. Во-первых, его здесь нет. А во-вторых, у тебя нет чести, дорогуша. Ты потеряла ее в тот миг, когда переступила порог этого дома одна, без горничной и компаньонки.
Дженна отчаянно сопротивлялась, колотила Руперта по ногам носком туфли, хватала за руки, но он был сильнее и тянул ее в сад.
– Отпусти меня! Куда ты меня тащишь? – кричала она.
– Ты думаешь, я настолько глуп, что пришел сюда средь бела дня пешком? В саду ждет карета. Я не один день наблюдал за этим местом.
– Отпусти меня, Руперт! Я с тобой никуда не пойду. Я закричу!
Это была пустая угроза. Он так сильно держал ее, что она едва могла дышать.
– Я не позволю этому мерзавцу заполучить тебя, Дженна. Ты уже разделила его ложе? – тряхнул ее Руперт. – Отвечай! Я единственный жених, который согласится на подержанный товар. Ты должна быть мне благодарна. После этого тебя никто не возьмет.
Дженна в отчаянной попытке задержать Руперта упиралась пятками во влажный дерн, оставляя на ухоженной лужайке глубокие уродливые борозды.
– Мы с Саймоном собираемся пожениться, – скрипнула зубами Дженна. – Отпусти меня!
– Ба! – взорвался Руперт. – Все знают о его отношениях с малышкой, которую он таскает по всему Лондону. Так что, дорогая, может, он и женится на тебе, но прекрасная леди Эвелин будет неотъемлемой частью вашего брака.
Конечно, это была неправда, но демон ревности все еще терзал Дженну, когда речь заходила о Саймоне и Эвелин.
Хоть она и знала, что физической близости между ними быть не может, но не могла не ревновать, пока они в Лондоне вместе наслаждаются удовольствиями светского сезона. Праздники, приемы, опера, театр «Друри-Лейн», балы в «Олмаке» – к их услугам все, что может предложить свет, а она, одинокая и несчастная, сидит в Кевернвуд-Холле. Всю свою досаду Дженна вложила в новый удар по ногам Руперта. Он снова хлестнул ее по лицу. На сей раз его пальцы оставили на ее щеке отпечаток.
Зажав ей рот и заломив руку за спину, Руперт тащил ее все дальше от дома, к фыркающим за яблонями лошадям. Дженна отчаянно сопротивлялась, и Руперт держал ее уже двумя руками. Она во весь голос закричала. Внезапно Руперт дернул ее к себе и накрыл ее рот губами, заглушив крик. Она задыхалась и едва не лишилась чувств, когда его рука легла ей на грудь, рванув тонкую кружевную отделку батистового платья. Дженну охватила паника, какой она никогда не испытывала. Только сейчас она сообразила, что у него достаточно сил, чтобы справиться с ней.
– Прекрати! – рявкнул Руперт, встряхнув ее. – Черт побери, Дженна, я делаю тебе одолжение. Наш союз спасет твою репутацию. Тебя по-прежнему будут принимать в свете. Я могу сделать это для тебя. А он может? Этот человек изгнан из приличного общества. Он – революционер. А я могу положить весь свет – весь мир! – к твоим ногам.
– Я лучше умру! – пронзительно крикнула Дженна. – Это ты пария, Руперт. Свет презирает вероломных трусов. Это ты совершил грех.
С расширившимися от гнева глазами Руперт толкнул Дженну в заросли жимолости и упал на нее, прижав ее руки к земле.
– Ты покорилась ему, черт возьми. Ты принадлежишь мне, и я тебя заполучу.
Дженна закричала во всю силу легких, но его губы снова закрыли ей рот. Все бесполезно. Придавленная им, она не могла вырваться на свободу.
Внезапно рядом грохнул выстрел, и Руперт повернулся на звук. Пока он поднимался на ноги, Дженна выкатилась из-под него, вскочила и бросилась в объятия викария, бегущего от башни с дымящимся пистолетом в руке. Тем временем Эмил Барстоу, вооруженный старым кремневым ружьем, мчался по двору с проворством юноши, а Фелпс выбежал из дома. Они в считанные секунды добрались до Дженны. Руперт после второго предупредительного выстрела викария бросился к поджидавшей его карете и умчался.
Размахивая дымящимся пистолетом, викарий, переглянувшись с Фелпсом, указал глазами на башню, которая мрачно вырисовывалась в тени сада. Дженна заметила, как переглянулись викарий и камердинер, увидела заминку Фелпса, но ее отвлек конюх.
– С вами все в порядке, миледи? – спросил он.
Она огляделась, оценивая ущерб; Платье запятнано травой, левый рукав порван, юбка отпоролась от лифа, волосы растрепаны и рассыпались по плечам, щека горит от удара, губа прокушена. Вытащив платок, Дженна промокнула кровь.
– Да, спасибо, Барстоу, – сказала она. – Если не считать внешнего вида, я просто запыхалась.
– Господи, да опустите вы эту штуковину, пока вы сами себя не ранили, – сказал конюху викарий, глядя на его ружье. – Это лучшее, что есть в конюшне? Оно давно устарело!
Кучер нахмурился.
– Может, оно и старое, но стреляет по-прежнему отлично и проделало бы дыру в панталонах сбежавшего нахала.
– Хорошо, из уважения к этому раритету я не стану обсуждать его достоинства, но при первой же возможности поговорю с его сиятельством об обновлении арсенала в Кевернвуд-Холле, можете не сомневаться.
– Как хотите, – сказал Барстоу, ласково поглаживая приклад ружья. – Спасибо, мистер Нэст, но я с ним не расстанусь.
Викарий вручил свой пистолет Фелпсу. Дженне невыносимо было видеть оружие, но она не могла отвести от него взгляд. Пистолет напомнил ей о ночи на Ламорна-роуд. Это был большой пистолет с двенадцатидюймовым прикладом, гладкой рукояткой из грецкого ореха и покрытого патиной металла. Дженна заметила маркировку и королевский вензель в центре. Это не пистолетик светского модника. Такое оружие было на вооружении британских военно-морских сил, грабитель украл у ее отца похожий пистолет. Именно такой она хотела иметь в своем распоряжении в ту ужасную ночь два месяца назад и в другие ночи, когда выслеживала Ястреба. Но пришлось выбрать в коллекции отца меньшие, легкие кремневые пистолеты, которые выглядели не так внушительно, но были ей по руке. Дженна вздрогнула, вновь переживая момент, когда в ту ночь спустила курок, и викарий сильнее сжал ее руку.
– Вы дрожите, – сказал он. – Пойдемте в дом, вы переоденетесь, а потом расскажете, что здесь произошло.
– Послать Питера за констеблем, мистер Нэст? – спросил конюх.
– Нет! – вскрикнула Дженна. – Пожалуйста, Роберт, я не хочу, чтобы Саймон знал!
Подняв брови, викарий успокаивал ее и отрицательно покачал головой, отвечая конюху.
– Мы поговорим об этом, Дженна, – сказал он, повернув ее к дому.
Час спустя Дженна и викарий пили в беседке лимонад, конюх вернулся в конюшню, Фелпс исчез. С тех пор как они ушли из сада, камердинера не было видно.
Дженна переоделась в платье цвета слоновой кости, скромно прикрыв декольте шарфом из брюссельских кружев. Следы на лице она замаскировала пастой, которую миссис Рис готовила из алтейного корня, чтобы уменьшить красноту и припухлость.
Отпив глоток, она вздохнула и оглядела беседку. Они сидели в плетеных креслах за таким же столом, накрытым кружевной скатертью. В центре стояла ваза с садовыми цветами, рядом на подносе хрустальный графин с лимонадом.
– Мне так тут нравилось прежде, чем это… случилось, – сокрушалась Дженна.
– Именно поэтому я велел подать лимонад сюда, – признался викарий. – Чтобы отчасти стереть неприятные ощущения. Саймон не хотел бы, чтобы вы неловко чувствовали себя в его владениях.
Склонив голову набок, Дженна изучала Нэста. Этот человек был загадкой.
– Вы очень добры, – сердечно сказала она.
– С вами действительно все в порядке? – настойчиво спросил викарий. – У вас на губе рана.
Дженна кивнула. Ссадины заживут. Ее волновала реакция Саймона на них.
– Роберт… Я действительно не хочу, чтобы Саймон знал, что случилось здесь сегодня. Не хочу, – сказала она.
Викарий отставил, стакан и откинулся на спинку кресла, заскрипевшего под его весом. Его красноречивый взгляд сказал Дженне, что она напрасно сотрясала воздух.
Юридический жаргон и такие темы, как акции, канцелярский суд, обособленное имущество, доля наследства вдовы, пугали Дженну. Она понимали, что такие вопросы ей не но плечу, и послала лакея за викарием.
Отец Нэст не моргнув глазом обсуждал ошеломляющую сумму соглашения, а Дженну потрясло, что она теперь имеет владение в Шотландии, а также значительный участок пахотной земли неподалеку от ее фамильного поместья, и вольна делать с ними, что вздумается. Предусматривались богатый гардероб, ежемесячное содержание и, кроме того, огромная сумма, которую выплатят ей в случае смерти мужа. Дженна не хотела об этом слышать и сбежала в сад, оставив Роберта Нэста завершать дела с поверенным. Она думать не могла о смерти Саймона. Никакие деньги не компенсируют ей потерю. Но больше всего потрясло ее то, что Саймон подписал соглашение, не имея понятия о размерах ее приданого. А ведь именно приданое невесты обычно определяло размеры вложений жениха.
Две недели спустя Олив Рейнольдс привезла свадебное платье для последней примерки. Поскольку свадьба будет скромная, Дженна настояла, чтобы это было простое элегантное платье цвета слоновой кости, отделанное кружевом, с тончайшей кружевной вуалью. Туфли сапожник шил из того же шелка, что и платье. В волосах у нее будет изящный венок из бутонов роз и цветов Кевернвуд-Холла… такой же букет в руках.
Пройдет несколько месяцев, пока мисс Рейнольдс закончит ее гардероб. Но нарядов для свадебного путешествия хватит. Молодожены месяц пробудут в Лайон-Корт, новом владении Дженны на границе Роксборошира в Шотландии. Лайон-Корт достойнее, древнее, хоть по размеру и меньше стоявшего на другом берегу реки Твид замка Флорз.
Тем же утром пришло письмо от Саймона, и как только карета модистки покатила по дороге, Дженна вышла в сад, чтобы прочитать послание в уединении. Ускользнув от Фелпса, пристальное наблюдение которого сводило ее с ума, она прокралась к беседке в восточном углу сада. Солнце наконец одолело непогоду, обещая погожие деньки. Воздух прогрелся, легкий ветерок шевелил письмо в руках. Дженна читала, изредка отвлекаясь на двух павлинов, которые кружили перед беседкой, прихорашиваясь и распуская роскошные хвосты. Она гордилась, что приручила их. Когда они несколько дней назад пошли вслед за ней к конюшне, даже Барстоу отметил, что необщительные птицы, появившись в Кевернвуд-Холле, никогда никому не симпатизировали.
Саймон возвращается. Еще два дня, и они поженятся. Дженна не могла поверить этому. Она действительно видела или хотела видеть только эти слова. Она быстро пробежала глазами письмо, едва взглянув на абзац, сообщавший, что Эвелин и Криспин приедут с ним на свадьбу. Саймон возвращается домой!
Дженна свернула письмо и положила в вышитую сумочку, висевшую на шелковом шнурке у талии. Солнце пригревало, лучи, пробиваясь сквозь решетку беседки, ложились у ног ярким узором. Запахи цветов сливались в экзотический аромат, и Дженна пожалела, что, торопясь улизнуть от Фелпса, не взяла с собой книгу. Она уже решила вернуться в библиотеку, как вдруг птицы, сердито закричав и взъерошив перья, разбежались. Когда Дженна вышла из беседки посмотреть, что их напугало, сильные мужские руки схватили ее. К ее ужасу, это был Руперт. Она закричала, но он закрыл ей рот.
– Ты вообразила, что я откажусь от тебя без борьбы и оставлю тебя здесь, Дженна? – сказал он, притягивая ее ближе. Она укусила его, и он отдернул руку, разглядывая отпечатки зубов на своих пальцах. – Дрянь! – брызгая слюной, крикнул Руперт и хлестнул ее по лицу укушенной рукой. – Ты обручена со мной!
– Была обручена, Руперт. Ты на Бодмин-Мур открыл мне глаза, я увидела человека, за которого никогда не смогу выйти замуж. Жаль, что я не видела этого раньше. Ты напал на безоружного Саймона со спины и ранил его. Я тебя видела! Как ты посмел сюда приехать? Мы с Саймоном помолвлены, и тебе лучше сейчас же уехать!
– А иначе что? Он примчится спасать тебя и твою честь? Не смеши. Во-первых, его здесь нет. А во-вторых, у тебя нет чести, дорогуша. Ты потеряла ее в тот миг, когда переступила порог этого дома одна, без горничной и компаньонки.
Дженна отчаянно сопротивлялась, колотила Руперта по ногам носком туфли, хватала за руки, но он был сильнее и тянул ее в сад.
– Отпусти меня! Куда ты меня тащишь? – кричала она.
– Ты думаешь, я настолько глуп, что пришел сюда средь бела дня пешком? В саду ждет карета. Я не один день наблюдал за этим местом.
– Отпусти меня, Руперт! Я с тобой никуда не пойду. Я закричу!
Это была пустая угроза. Он так сильно держал ее, что она едва могла дышать.
– Я не позволю этому мерзавцу заполучить тебя, Дженна. Ты уже разделила его ложе? – тряхнул ее Руперт. – Отвечай! Я единственный жених, который согласится на подержанный товар. Ты должна быть мне благодарна. После этого тебя никто не возьмет.
Дженна в отчаянной попытке задержать Руперта упиралась пятками во влажный дерн, оставляя на ухоженной лужайке глубокие уродливые борозды.
– Мы с Саймоном собираемся пожениться, – скрипнула зубами Дженна. – Отпусти меня!
– Ба! – взорвался Руперт. – Все знают о его отношениях с малышкой, которую он таскает по всему Лондону. Так что, дорогая, может, он и женится на тебе, но прекрасная леди Эвелин будет неотъемлемой частью вашего брака.
Конечно, это была неправда, но демон ревности все еще терзал Дженну, когда речь заходила о Саймоне и Эвелин.
Хоть она и знала, что физической близости между ними быть не может, но не могла не ревновать, пока они в Лондоне вместе наслаждаются удовольствиями светского сезона. Праздники, приемы, опера, театр «Друри-Лейн», балы в «Олмаке» – к их услугам все, что может предложить свет, а она, одинокая и несчастная, сидит в Кевернвуд-Холле. Всю свою досаду Дженна вложила в новый удар по ногам Руперта. Он снова хлестнул ее по лицу. На сей раз его пальцы оставили на ее щеке отпечаток.
Зажав ей рот и заломив руку за спину, Руперт тащил ее все дальше от дома, к фыркающим за яблонями лошадям. Дженна отчаянно сопротивлялась, и Руперт держал ее уже двумя руками. Она во весь голос закричала. Внезапно Руперт дернул ее к себе и накрыл ее рот губами, заглушив крик. Она задыхалась и едва не лишилась чувств, когда его рука легла ей на грудь, рванув тонкую кружевную отделку батистового платья. Дженну охватила паника, какой она никогда не испытывала. Только сейчас она сообразила, что у него достаточно сил, чтобы справиться с ней.
– Прекрати! – рявкнул Руперт, встряхнув ее. – Черт побери, Дженна, я делаю тебе одолжение. Наш союз спасет твою репутацию. Тебя по-прежнему будут принимать в свете. Я могу сделать это для тебя. А он может? Этот человек изгнан из приличного общества. Он – революционер. А я могу положить весь свет – весь мир! – к твоим ногам.
– Я лучше умру! – пронзительно крикнула Дженна. – Это ты пария, Руперт. Свет презирает вероломных трусов. Это ты совершил грех.
С расширившимися от гнева глазами Руперт толкнул Дженну в заросли жимолости и упал на нее, прижав ее руки к земле.
– Ты покорилась ему, черт возьми. Ты принадлежишь мне, и я тебя заполучу.
Дженна закричала во всю силу легких, но его губы снова закрыли ей рот. Все бесполезно. Придавленная им, она не могла вырваться на свободу.
Внезапно рядом грохнул выстрел, и Руперт повернулся на звук. Пока он поднимался на ноги, Дженна выкатилась из-под него, вскочила и бросилась в объятия викария, бегущего от башни с дымящимся пистолетом в руке. Тем временем Эмил Барстоу, вооруженный старым кремневым ружьем, мчался по двору с проворством юноши, а Фелпс выбежал из дома. Они в считанные секунды добрались до Дженны. Руперт после второго предупредительного выстрела викария бросился к поджидавшей его карете и умчался.
Размахивая дымящимся пистолетом, викарий, переглянувшись с Фелпсом, указал глазами на башню, которая мрачно вырисовывалась в тени сада. Дженна заметила, как переглянулись викарий и камердинер, увидела заминку Фелпса, но ее отвлек конюх.
– С вами все в порядке, миледи? – спросил он.
Она огляделась, оценивая ущерб; Платье запятнано травой, левый рукав порван, юбка отпоролась от лифа, волосы растрепаны и рассыпались по плечам, щека горит от удара, губа прокушена. Вытащив платок, Дженна промокнула кровь.
– Да, спасибо, Барстоу, – сказала она. – Если не считать внешнего вида, я просто запыхалась.
– Господи, да опустите вы эту штуковину, пока вы сами себя не ранили, – сказал конюху викарий, глядя на его ружье. – Это лучшее, что есть в конюшне? Оно давно устарело!
Кучер нахмурился.
– Может, оно и старое, но стреляет по-прежнему отлично и проделало бы дыру в панталонах сбежавшего нахала.
– Хорошо, из уважения к этому раритету я не стану обсуждать его достоинства, но при первой же возможности поговорю с его сиятельством об обновлении арсенала в Кевернвуд-Холле, можете не сомневаться.
– Как хотите, – сказал Барстоу, ласково поглаживая приклад ружья. – Спасибо, мистер Нэст, но я с ним не расстанусь.
Викарий вручил свой пистолет Фелпсу. Дженне невыносимо было видеть оружие, но она не могла отвести от него взгляд. Пистолет напомнил ей о ночи на Ламорна-роуд. Это был большой пистолет с двенадцатидюймовым прикладом, гладкой рукояткой из грецкого ореха и покрытого патиной металла. Дженна заметила маркировку и королевский вензель в центре. Это не пистолетик светского модника. Такое оружие было на вооружении британских военно-морских сил, грабитель украл у ее отца похожий пистолет. Именно такой она хотела иметь в своем распоряжении в ту ужасную ночь два месяца назад и в другие ночи, когда выслеживала Ястреба. Но пришлось выбрать в коллекции отца меньшие, легкие кремневые пистолеты, которые выглядели не так внушительно, но были ей по руке. Дженна вздрогнула, вновь переживая момент, когда в ту ночь спустила курок, и викарий сильнее сжал ее руку.
– Вы дрожите, – сказал он. – Пойдемте в дом, вы переоденетесь, а потом расскажете, что здесь произошло.
– Послать Питера за констеблем, мистер Нэст? – спросил конюх.
– Нет! – вскрикнула Дженна. – Пожалуйста, Роберт, я не хочу, чтобы Саймон знал!
Подняв брови, викарий успокаивал ее и отрицательно покачал головой, отвечая конюху.
– Мы поговорим об этом, Дженна, – сказал он, повернув ее к дому.
Час спустя Дженна и викарий пили в беседке лимонад, конюх вернулся в конюшню, Фелпс исчез. С тех пор как они ушли из сада, камердинера не было видно.
Дженна переоделась в платье цвета слоновой кости, скромно прикрыв декольте шарфом из брюссельских кружев. Следы на лице она замаскировала пастой, которую миссис Рис готовила из алтейного корня, чтобы уменьшить красноту и припухлость.
Отпив глоток, она вздохнула и оглядела беседку. Они сидели в плетеных креслах за таким же столом, накрытым кружевной скатертью. В центре стояла ваза с садовыми цветами, рядом на подносе хрустальный графин с лимонадом.
– Мне так тут нравилось прежде, чем это… случилось, – сокрушалась Дженна.
– Именно поэтому я велел подать лимонад сюда, – признался викарий. – Чтобы отчасти стереть неприятные ощущения. Саймон не хотел бы, чтобы вы неловко чувствовали себя в его владениях.
Склонив голову набок, Дженна изучала Нэста. Этот человек был загадкой.
– Вы очень добры, – сердечно сказала она.
– С вами действительно все в порядке? – настойчиво спросил викарий. – У вас на губе рана.
Дженна кивнула. Ссадины заживут. Ее волновала реакция Саймона на них.
– Роберт… Я действительно не хочу, чтобы Саймон знал, что случилось здесь сегодня. Не хочу, – сказала она.
Викарий отставил, стакан и откинулся на спинку кресла, заскрипевшего под его весом. Его красноречивый взгляд сказал Дженне, что она напрасно сотрясала воздух.