Иосиф, разве был бы сейчас новенький оранжевый роллс-ройс, да еще и в голубую крапинку, если бы этот выскочка Григол не вздумал купить сразу четыре автомобиля - для себя, для сына, для внука, да еще и для дедушки? Об этом можно говорить до бесконечности. Но не стоит. Все мы все это прекрасно знаем и так.
   Кто сказал, что врагов надо ненавидеть? Их надо любить, любить нежно и благодарно. Человеку, особенно нашему, присуще чувство коллективизма, чувство локтя. А в каждом коллективе у каждого из нас, разумеется, есть не только друзья, но, к счастью, и враги. И локоть этот не всегда локоть друга, но часто - и локоть врага. Кто сказал, что зависть и ненависть плохие чувства? Глупец! Эти чувства двигают мир вперёд и без них прогресс немедленно остановится. Так что любите своих врагов, лелейте их. Пусть живут долго и счастливо. Пусть имеют всё, чего хотят, и даже немножко больше. Ну а мы, в свою очередь, сделаем всё, что можно, а особенно - чего нельзя, чтобы иметь ещё немножко больше того, что имеют наши враги. И вот тогда-то им станет по-настоящему плохо, а нам - совсем хорошо.
   Так давайте же выпьем за упокой души нашего незабвенного Гоги. Другого такого прекрасного, такого выдающегося, такого горячо любимого всеми человека, как наш Гоги, нет, не было и не будет больше никогда. Выпьем за то, чтобы смягчить горечь этой невосполнимой утраты. Так выпьем же не только за одного Гоги, но и за всех наших врагов, а их у каждого из нас немало. Как говорят, у плохого человека много врагов, а у хорошего - еще больше.
   Ты пьешь, Ленар? А ты, Миха? И вы, Русико, и вы, Нодар, Иосиф, Шалва? И ты, и ты тоже? Ну конечно, я же знал, что вы все - мои друзья, вы всегда поймёте и поддержите меня.
 
    Искусство облагораживает человека
   Дорогая Зина! Громадное спасибо за приглашение приехать в отпуск в нашу родную деревню, но и в этом году у меня ничего не получается. Я уже третий год работаю в театре, и ты просто не представляешь, до чего жизнь в столице суматошная и сложная. На этот раз я совсем уже было собралась в нашу Елуторовку, но меня посылают на год на стажировку в Ла Скала в Италию.
   Вот как это получилось. Прислали нам в театр приглашение из Ла Скала (всё это делается по культурному обмену). И вот нам надо отправлять кого-то на стажировку, чтобы там совершенствоваться в оперном искусстве. Стали решать этот вопрос на собрании. Мнения, конечно, разделились. Сначала директор хотел послать нашу солистку Лилию Петровну Овчаренко. Но, между нами говоря, она такая стерва, что всем уже стало просто невтерпёж. И против неё многие стали возражать.
   Тогда главреж выдвинул Васю Алексеева. Но у него абсолютно нет никакой обществвенной нагрузки, а таким, сама понимаешь, в Италии делать нечего.
   Нонна Степановна тоже отпала - у неё нелады с мужем и ехать ей никак невозможно. На Италию польстишься, а мужа потеряешь - тоже не дай бог!
   Сергеева, может, и рада поехать, да только с таким давлением ни один врач не пропустит. Козлов жениться собрался, его никуда теперь никакими калачами не заманишь. А Мордасовой через полгода рожать, значит, тоже вопрос отпадает. Всех перечислили, и никого подходящего нет.
   Тогда встаёт наш завхоз и предлагает меня. Сначала ему возражать стали, но он так хорошо, так тепло обо мне говорил, что убедил всех. Сказал, что, во-первых, работаю я добросовестно, как никто до меня не работал. И не только добросовестно, но и с лушой, чего теперь днём с огнём не сыщешь. Кроме того, у меня столько общественной работы, сколько другим и не снилось. Я и в месткоме - отвечаю за культмассовый сектор, я и профорг, я и все статьи для стенгазеты на машинке печатаю. И сама на две недели добровольно в колхоз картошку копать поехала. Отличаюсь скромностью и доброжелательностью. Всегда всем улыбаюсь и не обвешана бриллиантами, как некоторые, у которых зарплата ненамного больше моей. И рожать пока не собираюсь, и в брак вступать - тоже, и давление у меня нормальное, и группа крови подходящая.
   Ну, короче, убедил он всех. Директор тепло поздравил меня от имени коллектива и сказал, чтобы я там чести нашего театра не уронила. Я сперва засомневалась слегка - смогу ли? А директор по-отечески поддержал меня и говорит: Не боги горшки обжигают. Ничего, говорит, что ты простая буфетчица и голоса у тебя никакого нет. Зато можешь беспредельно расти над собой. Главное - что из простой семьи и прадедушка был крепостным крестьянином. Стараться надо, а остальное приложится. Кто уже всё умеет, тому и стажироваться ни к чему.
   И так тепло и радостно стало мне от поддержки родного коллектива, ты себе не представляешь. Встала я и со слезами на глазах поблагодарила всех за доверие.
   А тебе я вот что скажу: никогда не думала, что у нас в театре такие хорошие люди. Ладно уж, если им так надо, съезжу я в этот Милан на годик, отмучаюсь. Только вот потом как мне жить дальше? Разве смогу я их всех в буфете обсчитывать, как прежде? Особенно завхоза нашего! И вот, Зиночка, правду говорят, что искусство облагораживает человека! Теперь я совершенно твёрдо решила - приеду, больше чем на рубль никого обсчитывать не буду. Ну а если к тому времени завхоз сменится, уйдёт на пенсию, например, - это уже другое дело.
   Крепко тебя целую. Остаюсь твоя Рая. Жду ответа.
   12 марта 1990 года.
 
    Опять эта Сарумова!
   Ребята! Сегодня я хочу поговорить с вами о результатах вчерашнего сочинения. Надо сказать, больше всего меня огорчила Сарумова. И это уже не в первый раз. Ей давно пора бы задуматься над теми замечаниями, которые я ей делаю с самого начала учебного года. Но с ней разговор особый. Сначала поговорим о других.
   Вот Иванов, например. Сочинение у него слабое. Еле вытянул на тройку. А ведь способный парень, мог бы и получше учиться! Татьяну он почему-то перепутал с Ольгой и назвал обеих Ларичевыми. А ведь на Пушкина у нас было выделено целых два урока! Он пишет, что Ольга была цельнокроенная натура, А Татьяна, наоборот, красна лицом и жизнерадостна. А ведь все мы хорошо знаем, что всё было совсем наоборот. К тому же, на трёх страницах он умудрился сделать восемьдесят пять орфографических и семьдесят синтетических, пардон, синтаксических ошибок!
   Далее переходим к Авдеевой. Она умудрилась списать всё - слово в слово - с учебника. Но, видимо, торопилась и открыла не ту страницу. И списала всё про Островского, до которого мы ещё не дошли. Так что Авдеевой тоже тройка.
   Сигизмундов тоже сделал много ошибок, но это неважно. Главное, что он в корне неправильно подходит к образу Татьяны. Его сочинение состоит всего из одного предложения: "Татьяна дура и нытик и нечего писать о ней". Почему же это Татьяна нытик? Разве не проявила она гордости и силы воли, когда отвергла запоздалую любовь к ней осознавшего свои ошибки Онегина? Так что, сами понимете, Сигизмундов больше тройки тоже не получит.
   Кириллова тоже написала слишком сухое и бездушное сочинение: "Я уважаю Татьяну за моральную устойчивость, верность в любви и верную душу. Вот почему я уважаю её всей душой". Но Кириллова толкает, пардон, выражает совершенно правильные идеи и сделала всего восемнадцать ошибок. Вот почему я ей поставила четвёрку.
   Ребята, для кого я говорю? Сергеева, прекрати красить губы! Это дома делать надо. Ивлев, убери детектив в парту. На моих уроках я детектив читать не позволю. Для этого химия существует. И география тоже.
   А это ещё что таткое? Петрова, кто тебе позволили без разрешения входить и выходить из класса? И что это за свёрток ты в парту прячешь? Что? В универмаге, говоришь, кофточки мерловые дают? И народу почти что нет? Так что же ты на мою долю чек не выписала? Я бы тут же прибежала и заплатила!
   Ребята! Как же я забыла! Мне ведь срочно в Районо ехать надо. Так что я вас отпускаю. А завтра продолжим наш анализ сочинений. Да, кстати, Петрова, сколько эти кофточки стоят? А у тебя случайно взаймы до завтра нету? Жалко! Ну ладно, это неважно.
   Да, ребята. Всё-таки я вас ещё на две минуты задержу. Я ведь о Сарумовой ничего не сказала. Достала она меня. Она просто позорит наш класс. Отрывается от коллектива. Наплевательски относится к своим товарищам. Нечестными путями пытается втереться в доверие к учителям. Но со мной такое не пройдёт. Таким не место среди нас. Я буду ходатайствовать, чтобы её перевели в другую школу.
   Посмотрите-ка на её сочинение! За один урок сумела накатать целых восемь страниц! Да если бы все столько писали, мне бы всей жизни не хватило вашу галиматью читать! У меня тогда никакой личной жизни не было бы. И фразы все такие гладкие, прилизанные, с претензией на оригинальность и интеллект. Спрашивается, кого она этим обмануть хочет? Ведь есть учебник - и пиши, как там. Зачем себя демонстрировать? Лучше учебника всё равно не скажешь. И на всех восьми сттраницах ни одной ошибки. Конечно, она это специально делает. В пику всем нам. Ведь если я ей, предположим, пятёрку поставлю, то что же, спрашивается, я должна всем остальным ставить? Чувствете, куда она клонит? Я, мол, хорошая, а все кругом - дураки и тупицы. Тоже мне, сокровище! Не знаю, как вы её такую до сих пор терпите. Куда староста смотрит! Пора на неё повлиять, пока не поздно. Таким, как она, потом в жизни плохо приходится. Я это точно знаю. А её вызывающая манера одеваться и держаться! Носила бы, как все, дублёнку и скромную норковую шапочку. Да колечко с бриллиантиком. Никто бы тогда на неё и внимания не обращал. Так нет же! Ходит всё время в одном и том же сатиновом платье. Хотя папа у неё, между прочим, профессор. Значит, скромность эта - фальшивая, показная.
   Ну ладно, расстроилась я с этой Сарумовой, а мне бежать надо. С Сарумовой у нас ещё особый разговор будет. А к завтрашнему дню учите следующую тему. Посмотрите, что там по учебнику и учите. Потом мне расскажете, что там написано. А я в РОНО побежала. Чао!
 
    Хорошее воспитание
   Пришла Нинка и, конечно, уселась рядом. А ведь прекрасно знает, что ненавижу я её. С тех самых пор, как купили мне родители обезьянку: такую маленькую, плюшевую, сипатичную. Мы тогда вместе с Нинкой ходили в детский садик. Увидела она обезьянку и просто обомлела. И давай её у меня клянчить. Но я, конечно, не отдаю. Потом заигрались мы с Вовкой Зайцевым в песочнице, смотрю - а обезьянка пропала. Тут тихий час начался и воспитательница велела мне поиски прекратить. Все ребята спят, а я не могу, жалко обезьянку. Смотрю - а она у Нинки из-под подушки торчит. С тех пор я её насквозь вижу: фальшивая она, верить ни на грош нельзя, десять раз продаст и выдаст.
   Потом Вовка Зайцев пришёл, но и он не лучше - тоже подонок. Всё исподтишка делает. Как-то в тихий час налил мне клея в ботиночки. Мы в тот день как раз фонарики к Новому Году клеили. В другой раз запер меня в уборной. Стучу, стучу - никто не слышит. Все на прогулку ушли. Только к обеду меня обнаружили. Такое ведь не забывается! Помню ещё, в кашу мне плюнул. Ни с того, ни с сего. Правда, перед этим благодаря мне все узнали, что он во время тихого часа в постельке обмочился. Вот такой он, Вовка Зайцев.
   Постепенно и остальные начали подходить. Привели Кольку Уткина. О нём я потом отдельно скажу. Притащилась Зинка Змеюкина. Тупица жуткая. Просто дура набитая. Мы с ней в школе вместе учились. Как-то учительница про дроби объясняла. Так вот, Зинка никак не могла понять, почему это одна десятая часть меньше, чем одна третья. Всё твердит: "Как же так? Ведь десять больше трёх?" Учительница измучилась совсем. Тогда я и говорю: "Ну давай яблоки разрежем, одно на десять частей, а другое на три. Я себе возьму третью часть, а тебе десятую дам, согласна?" Тут уж и до неё дошло. Как такая дура на свете живёт, да ещё и неплохо устраивается - уму непостижимо!
   ...Наконец собрались все. Встаёт Вовка Зайцев и говорит: "Товарищи, поскольку кворум уже есть, разрешите заседание Учёного Совета считать открытым. На повестке дня защита диссертации на соискание степени кандидата наук нашим товарищем, которого вы хорошо знаете. А также другие вопросы".
   Колька Уткин, которого привели, говорит, что ему, как руководителю, неудобно заниматься восхвалениями, но, объективно говоря, диссертация исключительно актуальна и на уровне почти что докторской. И так далее и тому подобное... Слова говорит прекрасные, но я-то вижу: не очень хочет, чтобы в отделе ещё один кандидат наук появился. Ведь сам-то он доктор, и простому младшему научному сотруднику до него далековато. А вот остепенённому - уже поближе. Как-никак - конкуренция. А какой же дурак конкуренцию любит. Разве что идиот. А Колька далеко не идиот. Напротив, умница даже, если честно говорить. Научных трудов у него навалом. Но как человек - просто омерзительный. К тому же, нудный до позеленения, просто рвотный порошок. Ни слова по-человечески не скажет, всё: "Извините, будьте любезны, не обременит ли вас..." и так далее. Корчит из себя сверхинтеллигента, а сам - жуткий завистник. Таких завистников поискать ещё надо. От зависти и труды свои кропает, чтобы у него больше, чем у других было. От зависти и здоровье потерял - она его изнутри точила, пока до инсульта не довела. Всё вперёд рвался, докторскую защитил. И вот теперь - инвалид. Ещё и пятидесяти нет, а ноги волочит еле-еле, под руки водят в институт и обратно. Ну да чёрт с ним, мне-то теперь какое до него дело!
   Заседание тянется и тянется. Все на трибуну лезут, показать себя хотят, доброжелателей корчат. Зинка Змеюкина (хорошенькая фамилия, не правда ли?) говорит: "Все мы очень рады, что Тамара Андреевна после многих лет упорной работы подошла, наконец, к такому важному рубежу своей научной деятельности, как защита диссертации. Мы много лет следили за её движением вперёд и считаем, что защита - вполне закономерный результат этой упорной многолетней деятельности". Каждой фразой даёт понять, что другие-то уже давным-давно защитились и им не понадобилось столько лет корпеть. Талантливые они, значит, а диссертантка - тупица. Кстати, насчёт "многих лет" могла бы и помолчать. Самой-то давно за сорок, а у неё диссертацией и не пахнет. И всё под девочку работает, наивность изображает. Да какая уж тут диссертация, если в голове одни только тряпки. Наденут шестнадцатилетние на себя мини-юбку - и она на себя напяливает. Это с её-то фигурой! Войдут в моду брюки - и она в брюки влезает. Но при всех её стараниях так и остаётся вульгарной и безвкусной бабой. Таких на пушечный выстрел к науке подпускать нельзя. А вот, поди-ж ты, резвится в институте как рыба в воде.
   А вот и Захарова прорвало... Обычно-то он отмалчивается, а тут тоже вякает. Говорит, что давно не читал такой смелой, оригинальной и в то же время глубоко научной работы. Предлагает издать её отдельной книгой. Знаем мы вас. Сегодня ты похвалишь, а завтра придётся хвалить тебя. Кто же следующий?
   А, Харламова! Тоже в тени оставаться не хочет. Её я, слава богу, тоже знаю как облупленную. Правда, не с детского садика и не со школы, а с института. От таких лучше держаться подальше. Ко всем с нравоучениями лезет. Весь мир воспитывает. Корчит из себя образцово-показательную, а у самой - второй муж, да ещё, говорят, любовник есть. Господи, как они все мне надоели! Куда ни плюнь - везде одни чудовища. Ни одного человеческого лица нет. Как я теперь понимаю Гойю, когда он свои "Каприччиос" создавал! Сначала глянешь - вроде люди. А присмотришься повнимательнее - и вздрогнешь... И за что я среди них мучаюсь? А деться некуда. Везде так, хоть на Марс лети.
   Мне тоже выступать предстоит. Никуда не денешься. Положено так. Встаю я и, полная ещё не остывшего негодования, громко заявлю: "Уважаемые товарищи! Я очень рада, что все вы так высоко оценили мою скромную работу. Своей защитой я обязана нашему замечательному коллективу, который меня поддерживал столько лет. Ничего, кроме хорошего, я от вас не видела. Когда я болела, местком ежегодно добивался для меня льготных путёвок в Крым. Когда мои дети выросли, мне дали трёхкомнатную квартиру, чтобы создать лучшие условия для работы. А когда диссертация была близка к завершению, мне предложили годичный творческий отпуск. Я всегда получала самые деловые и доброжелательные советы от каждого, к кому бы ни обращалась. Особую благодарность хотелось бы выразить моему руководителю, Николаю Григорьевичу Уткину, который ..." И пошло-поехало. А в заключение говорю: "Дорогие товарищи! Разрешите от всей души пригласить вас сегодня ко мне на чашку чая в честь этого знаменательного дня. И знайте, любой отказ нанесёт мне непоправимую травму, ведь вы прекрасно знаете, что дороже вас, моего любимого коллектива, у меня в жизни ничего нет!"
 
    4. Жизнь прекрасна, а, главное, удивительна:
    Все люди - братья
   В шесть часов зазвонил будильник. Значит, Борису сегодня опять в первую смену. Ничего не поделаешь. Придется вставать, всё равно больше не заснуть! А Лена так мечтала отоспаться - ведь у нее сегодня отгул. Хотя, пожалуй, можно еще с полчасика поваляться.
   Лена лежала с закрытыми глазами и ей было так тепло и уютно, что хотелось пролежать так всю жизнь. А в это время Борис умывался и обтирался в ванной. Потом он чистил зубы и полоскал рот эликсиром - по квартире распространился резкий запах, который Лена просто терпеть не могла. Потом Борис пошел в туалет. Бедный Борис, несмотря на молодость и спортивный вид, страдал запорами. И Лене каждый раз было его очень жалко. Судя по запаху, сегодня опять ничего не вышло. Потом Борис не менее получаса делал зарядку. Он долго топал ногами (бег на месте), приседал, стучал стулом и палкой (какие-то сложные упражнения со вспомогательными предметами). На завтрак он, как всегда, пил кофе, хотя Лена много раз его предупреждала, что чай, особенно зеленый, гораздо полезнее. Наконец хлопнула дверь и Лена поняла, что Борис ушел.
   От запаха кофе у Лены пробудился аппетит. Она вылезла из-под одеяла и пошла на кухню, чтобы взять яблоко. Машинально глянула в окно и обомлела. В подъезд, с чемоданчиком в руке, входил Борис! Он возвращался с ночной смены. Значит, Лена всё перепутала. Будильник в шесть часов зазвонил не у Бориса, который жил этажом выше, а у Кормилицыной, которая тоже жила выше, но через этаж! Ну и чудеса! Неужели Кормилицына снова решила похудеть и опять взялась за зарядку? Впрочем, у неё всё равно ничего не выйдет, это же ясно всему дому. Слишком мало воли. Ведь в этом году она начинала всё это уже шестой раз...
* * *
* * *
   Ничего не произошло. Просто Борис вернулся с работы домой - и всё. Но Лену ни с того ни с сего вдруг охватил панический ужас. Целый год, с тех пор как она услышала это кошмарное известие, она боролась с собой, уговаривала себя, что ничего страшного не произойдёт, живут же люди... и так далее. Она уже почти успокоилась и вот на тебе! Ужас, тоска и отчаяние снова охватили её. Потому что неумолимо приближался этот страшный день, до него оставалось уже меньше года. В этот день всех жильцов переселят в другой дом - с улучшенной планировкой и отличной звукоизоляцией . А старый дом, в соответствии с генпланом, пойдет под снос. И это будет самый ужасный день в её жизни. Потому что тогда уйдут из её жизни и серьёзный Борис, и толстая Кормилицына, и склочная семья Сидоровых слева, и чокнутая старуха Топоркова снизу и многие-многие другие люди, живущие вокруг. И вот тогда-то наступит полное, окончательное одиночество, которого Лена уж точно просто не вынесет!
    Казино.
   После завтрака, как и всегда за последние двенадцать лет (кроме выходных и праздничных дней), Эра Львовна принялась за своё любимое дело: удобно расположившись в протёртом и продавленном, но от этого ещё более уютном кресле, блаженно вытянулась и взяла в руки телефонную трубку. Телефонные книги, выпущенные за эти двенадцать лет, лежали рядом на журнальном столике. Но они были не нужны. Все телефоны Эра Львовна давно знала наизусть.
   Каждое утро перед Эрой Львовной, как перед шахматным игроком, вставала одна и та же проблема: с какой фигуры начать и какой сделать ход? Эра Львовна заколебалась: начать ли с младших служащих, с "пешек", или сразу позвонить "самому"? Сегодня, впрочем, как и почти всегда, она начала "снизу".
   "Николай Иванович вышел в соседний отдел, вернётся минут черед пятнадцать". "Нина Борисовна заболела, опять камни в почках, придётся позвонить через недельку". "Раиса Петровна в отпуску, поэтому по всем вопросам обращайтесь к Николаю Ивановичу". Круг замкнулся.
   Стандартное начало. Такие ходы - Николай Иванович - Нина Борисовна - Раиса Петровна и опять Николай Иванович - за эти двенадцать лет повторялись многократно. Однако пятнадцать минут прошло, можно начать всё сначала...
   "Николай Иванович вышел в соседний отдел, позвоните минут через двадцать. А вообще-то можно обратиться к Раисе Петровне. Как, она в отпуску? Странно, а я и не знала. Тогда звоните Егорову".
   "Егоров на своещании, вернётся не раньше трёх". Так. И этот ход привёл в тупик. Пока что игра идёт одними пешками. Никто "самому" позвонить не предлагает. Конечно, через голову, прямо к начальству не обращаются! Так, ну пойдём снова с Николая Петровича.
   "Николай Петрович только что приходил и опять вышел. А вы по какому вопросу? Так это к Егорову нужно. Или к Раисе Петровне. Их нет? Ну и что же, когда-нибудь будут..."
   Итак, круг замкнулся снова. Что-то сегодня игра идёт вяло. Через двадцать минут можно снова позвонить Николаю Ивановичу, а пока для разнообразия и на "главного" выйти.
   "Его нет. Уехал на объект, будет не раньше двенадцати" - ответила секретарша.
   Интересно, какая у него секретарша? Блондинка, наверное. Крашеная. Как все сейчас. Смешно: голос её Эра Львовна узнала бы из тысяч других, а вот в лицо не видела никогда. Встретятся где-нибудь в магазине или прачечной и разойдутся как чужие. Конечно, когда-то голосок у неё позвочее был. Время идёт. Наверное, как все секретарши, красится, мажется, молодится. Наверняка, курит. Видно, незамужняя. И бездетная. За все годы ни разу бюллетень не брала и в декрете не была. А вот Нина Борисовна два раза умудрялась. Детям её сейчас пять лет и восемь. У неё первый мальчик, а вторая девочка. Андрюша и Наташка. Лет пять назад, как ни позвонишь, всё отвечали: "Она на бюллетене, опять Наташка простудилась". А теперь говорят: "Звоните на следующей неделе. Андрюшка ногу вывихнул. Опять на космонавта тренировался и со шкафа прыгал".
* * *
* * *
   Двенадцать лет назад у Эры Львовны начал протекать туалет. Сначала она по нивности пришла в ужас и только потом поняла: что Бог ни делает - всё к лучшему. Благодаря протекающему таулету, её жизнь одинокой пенсионерки наполнилась новым содержанием. А самое главное - она вышла в Большой мир. Сначала Эра Львовна простодушно обратилась в ЖЭК (жилищно-эксплуатационную контору). Сантехника обещали прислать со дня на день. Дни вылились в недели, а потом и в месяцы. Здесь было двенадцать вариантов: болен, в отгуле, в командировке, в отпуску, в запое. Потом уж Эра Львовна догадалась, что все первые пять вариантов, по существу, означают одно и то же. И далее: на другом объекте, уже давно к вам вышел, поехал за материалами, у начальника, устраняет аварию, уволился, вышел на пенсию...
   Шло время и Эра Львовна становилась менее наивчной и более коммуникабельной. ЖЭК давно стал для неё пройденным этапом. Она поднялась до Управления. Это было гораздо интреснее. Такая солидная организация не шла ни в какое сравнение с ЖЭКом! Талантливая Эра Львовна быстро постигла тайны его структуры и штатов, выяснила состав служащих. Работало в нём не более сорока человек. В отличие от жэковского дяди Васи, это были интеллигентные люди, общение с которыми не только согревало душу, но и многое дало Эре Львовне. Теперь она всегда была в курсе мод, книжных новинок и светских новостей из жизни артистов.
   Жизнь каждого сужащего Эра Львовна узнала досконально всего-то за каких-нибудь пять лет. Она не делала никаких записей. Все данные, как в банке памяти ЭВМ, посепенно накапливались и пополнялись у неё в голове и всплывали в нужный момент для поддержания душевной беседы. По голосу собеседника она всегда чувствовала, кто сегодня получил премию, а кто - выговор, кому сделали предложение, а кто поскандалил с мужем. За эти годы многие родили, развелись, некоторые вышли на пенсию, а кое-кто даже умер. Она знала, кто из служащих любит зимний отпуск, у кого сын двоечник, кто и чем болен, что подарили на юбилей начальнику отдела. В конце-концов белых пятен не осталось и Управление ей просто надоело. К счастью, туалет всё ещё протекал...
   Тогда Эра Львовна вышла в Высший свет: она достигла Министерства. Вот это был простор! Эра Львовна вращалась в министерских кругах уже седьмой год, но не думала, что это ей когда-нибудь надоест: огромные штаты, частые передвижки, загадочные, неуловимые люди...
   За эти годы в Министерстве было сорок свадеб, восемьдесят разводов, двадцать инфарктов. Десятерых проводили на пенсию, но приняли двадцать новых сотрудников. Однажды из-за неисправности электрического чайника даже приключился маленький пожар. Один сотрудник погиб в автомобильной катастрофе. Двое детей поступили в МГИМО. Много было интересного, непредсказуемого, прямо как в кино или детективном романе!
   За эти годы Эра Львовна много раз говорила со всеми сотрудниками Министерства, кроме "самого-самого". И теперь её заветной мечтой, её сверхзадачей стало услышать голос "самого", понять его характер, представить себе его лицо, узнать его жизнь. Это, наверняка, самая интересная жизнь, какую только можно себе представить - ведь "он" такой большой человек!
   Услышать его голос - значит сложить самый трудный пасьянс, который сходится один раз из тысячи. Каждое утро Эра Львовна загадывала: "Если сегодня "он" ответит, то я угадаю все шесть цифр в спортлото".