Страница:
– Ничего, – ответил тот же безразличный голос.
– Что у тебя болит? – еще настойчивее переспросил я и вдруг почувствовал, что меня дергают за рукав.
– Ничего, – в третий раз произнесла Людмила своим мертвым голосом.
Меня снова дернули за рукав, и я невольно обернулся.
– Я тебя предупреждал, чтобы ты молчал! – прошипел Игорь, сверкая глазами и пришамкивая перекошенным от ярости ртом. – Ты что, хочешь, чтобы она проснулась?
– А разве она спит? – удивленно переспросил я.
Но ответа на свой вопрос я не дождался. Игорь вдруг ухватился за мой рукав чуть пониже плеча и с невероятной силой потащил меня прочь из палаты, на ходу громко прошептав:
– Тетя Глаша, выйди со мной!
В две секунды мы все оказались в больничном коридоре.
Резко повернув меня лицом к себе, Игорь заговорил в полный голос:
– Я же просил тебя не вести никаких разговоров!
– Почему ты сказал, что она может проснуться? – В свою очередь, рявкнул я. – Она смотрит, говорит, где же здесь сон?
Толстая тетя Глаша, прижавшись широкой спиной к закрытой двери бокса, переводила глаза с меня на Игоря, но пока что не вступала в нашу перебранку, хотя я почувствовал ее острое желание вмешаться, и отнюдь не на моей стороне, и отнюдь не только словесно. Но в этот момент Игорь вдруг заговорил значительно спокойнее:
– Да, как это тебе ни покажется странным, она спит. Все процессы в ее организме замедлены, запись работы мозга показывает, что он тоже находится в спящем состоянии. Более того, создается впечатление, что эта девушка наполовину мертва!
– Как это мертва? – враз осевшим голосом переспросил я.
– А так! – снова повысил голос Игорь, почувствовав мою растерянность. – Она совершенно неподвижна, чувствительность кожи практически отсутствует, глаза не реагируют на свет.
– Но она же видит! – попробовал спорить я.
– Да, она видит, – неожиданно согласился Игорь, – как это ни странно звучит. Но если ей в глаза направить яркий свет, они никак на него не реагируют. И вообще…
Тут он вдруг замолчал и после секундной паузы спросил:
– Да кто она тебе?
Поскольку вопрос был для меня совершенно неожиданным, я ответил не раздумывая:
– Люблю я ее…
Ответ мой прозвучал настолько правдиво, что тетя Глаша тихо охнула:
– Бедненький!
А Игорь задумчиво протянул:
– Да-а-а…
С минуту мы стояли молча, а затем Игорь вздохнул:
– Я, конечно, понимаю, но пойми и ты меня. Сейчас твоя… э-э-э… девушка находится под моей ответственностью. Если с ней что-то случится, с меня голову снимут. Тетя Глаша не просто так в палате дежурит. Так что…
Он выразительно пожал плечами, а я согласно кивнул:
– Да… я понимаю…
Мы еще с минуту помолчали, а затем я совершенно несвойственным мне жалобным голосом попросил:
– Пустите меня к ней еще на минуту. Я ни слова не скажу. Я даже дышать не буду!
Игорь и тетя Глаша переглянулись, и Игорь снова вздохнул:
– Ладно, заходи… Только смотри – ты обещал!
Тетя Глаша отлепилась от двери палаты и, развернувшись, открыла ее. Медработники тихо, стараясь даже не шуршать подошвами по линолеуму, двинулись внутрь палаты, а вот я слегка задержался. Мне пришло в голову, что я увижу гораздо больше, если воспользуюсь Истинным Зрением, а для его активизации нужно было прочитать заклинание.
Когда я следом за своими провожатыми снова появился в боксе, меня встретил взгляд синих глаз, но теперь в нем читалась мысль, тревожная мысль. Мне показалось, что Людмила пришла в себя, узнала меня и… испугалась. Только вот чего она испугалась?
Я уже собирался снова шагнуть ближе к кровати, но меня властно ухватили за плечо, удерживая на месте. Я оторвал взгляд от синих глаз и оглядел укутанную в легкое одеяло фигуру.
И тут словно разряд тока проскочил по моему позвоночнику – тело лежащей на кровати девушки было лишено привычного, хорошо видимого в Истинном Зрении ореола, ауры! Впрочем, нет. Спустя секунду я уловил едва заметное красноватое мерцание, едва просачивавшееся сквозь накрывавшее тело одеяло. Судя по этому мерцанию, Людмила… умерла… или умирала. Во всяком случае, назвать ее живой – все равно, спящей или бодрствующей, было уже нельзя!
Но ее глаза продолжали смотреть странным, осмысленным взглядом. И она минуту назад мне отвечала. Значит…
Что это могло значить, я никак не мог понять, а меня уже снова повлекли прочь из палаты.
Я не помню, как оказался в коридоре. Игорь, встряхивая меня за плечи, приговаривал:
– Да очнись ты, что с тобой?
Увидев, что я пришел в себя, он отпустил мои плечи и выдохнул:
– Ну ты меня и напугал! Я уж думал, ты прямо возле ее кровати грохнешься.
Я тряхнул головой, отгоняя остатки беспамятства, и улыбнулся через силу:
– Ничего со мной не будет. Ты лучше скажи, как вы Людмилу лечите?
Игорек пожал плечами и отвел глаза:
– Мы ее кормим, сама она есть, похоже, разучилась. Ну и… успокаивающее иногда колем. Степан Тимофеевич почему-то считает, что ее состояние – явно депрессивное, может вдруг перейти в буйство. Хотя…
По его чуть скривившейся физиономии было видно, что он не согласен с мнением своего шефа, но вынужден молчать.
Делать в этой больнице мне больше было нечего, поэтому я, вздохнув, медленно проговорил:
– Знаешь, я, пожалуй, пойду. Мне надо подумать. Завтра я постараюсь прийти с утра и тогда, может быть, смогу сказать тебе, что надо делать.
– С каких это пор ты заделался врачом? – с насмешливым высокомерием поинтересовался Игорь, но я, очень серьезно взглянув ему в глаза, ответил:
– Никаким врачом я не заделывался. Просто в данном случае, мне кажется, мы имеем дело совсем не с врачебной проблемой.
– Да? А с какой же?
В голосе Игоря все еще сквозила насмешка, хотя он явно насторожился.
– С колдовством!
И тут я увидел, как его только что возникшая настороженность мгновенно растаяла, а губы раздвинулись в усмешке.
– Вот как? С колдовством? Значит, ты думаешь, что сумеешь снять эту… э-э-э… наведенную порчу?
И он поводил перед своей грудью ладонями, изображая пассы.
– Я попробую, – с самым серьезным видом кивнул я, – завтра… Если ты сумеешь провести меня к ней в палату. Заодно сможешь понаблюдать, как работает «потомственный маг»!
И не дожидаясь новых его шуточек, я развернулся и потопал по коридору к выходу из больницы.
Остаток этого дня я пробыл дома, пытаясь осмыслить то, что увидел в больнице, но ничего дельного мне в голову не приходило. Наконец, чуть ли не в полночь, я вдруг подумал, что было бы хорошо узнать, куда это Людмила ездила – где именно живет ее бабушка. Возможно, свою «болезнь» она привезла оттуда.
Отыскав в своей записной книжке давно забытый номер домашнего телефона Галочки, я подвинул к себе аппарат. Мне повезло, Галина сняла трубку после второго гудка и совсем не сонным голосом проворковала:
– Ну разве можно заставлять девушку так долго ждать?
– А ты ждала моего звонка? – с наигранным удивлением поинтересовался я, после чего она совершенно другим тоном спросила:
– Володька? Тебе чего надо в такую пору, я уже легла.
– Да неужели? – не удержался я, но тут же взял себя в руки: – Я и не собираюсь тебя… э-э-э… доставать из постели. Скажи только, ты знаешь, куда именно ездила Людмила?
– Когда? – переспросила наша разумница секретарша, явно не понимая вопроса.
– Да недели две назад, – подсказал я ей.
– А-а-а… – протянула она. – К бабушке своей.
– А где именно эта бабушка обретается?! – нетерпеливо воскликнул я.
– Ты что, теперь и бабушкой ее заинтересовался? – съехидничала Галина.
Но я не принял ее игры.
– Если ты хочешь спокойно спать этой ночью, ты скажешь мне бабушкин адрес! – рявкнул я в трубку. – Иначе твой телефон будет занят всю ночь!
Тут она, видимо, вспомнила, что ей должны звонить, а потому быстро и делово доложила:
– Люська ездила во Всесвятский район, в деревню Лосиха. А бабушка у нее – ведьма!
После чего сразу же положила трубку.
Я посидел за столом еще минут двадцать, а потом решил, что утро вечера мудренее и, может быть, поутру мне в голову забредет какая-нибудь дельная мысль. Быстро раздевшись, я нырнул под одеяло и…
Заснуть я не успел, раздался звонок телефона. Едва я снял трубку, как на том конце провода раздался злой голос Игоря:
– Ну что, колдун потомственный, добился своего?
– Чего я добился? – несколько оторопело поинтересовался я.
– Чего-чего! – передразнил меня Игорь. – Сбежала твоя девочка!!
– Как сбежала?! – воскликнул я.
– Тебе лучше должно быть известно, ты ж у нас маг! – в тон мне рявкнул Игорь и вдруг совершенно безнадежным голосом добавил: – Тетя Глаша… ну, санитарка, ты ее видел… Она все время в боксе у Людмилы была. В двенадцать часов я пошел обход делать и заглянул к ней. Так вот, тетя Глаша сидит на своем стульчике с открытыми глазами, но явно без сознания, знаешь, словно ее загипнотизировали, а Людмилы в кровати нет. И нигде ее нет! И никто не видел, чтобы она выходила из больницы!
К концу своей тирады он снова дошел почти до крика, но я его уже не слушал. Мне в голову наконец-то пришла дельная мысль. Вот только не опоздала ли она?
Все было предельно просто. Людмилу лишили ее «я», ее сути, если хотите, ее души. Разделили тело и душу. Тело оставили там, где это случилось, а душу сманили или украли. И вот теперь ее душа позвала к себе ее тело. А зов души, сами знаете, превозмочь невозможно.
Если человека просто похитить – это будет уголовно наказуемым делом. А вот если похитить его суть, то все, что происходит потом, будет выглядеть как добровольные действия этого человека. И никто не докажет, что он, вернее, его тело, действует по принуждению. По непреодолимому принуждению. Вот так!
В первый момент я растерялся, но тут же словно что-то толкнуло меня изнутри:
«Всесвятский район, деревня Лосиха!»
Вот где все началось! Вот где надо было перехватывать Людмилу и искать черного мага, искалечившего ее!
Спустя полчаса я был на вокзале.
ГЛАВА 2
Во Всесвятск электричка прибыла около трех часов ночи. Выйдя на абсолютно пустую и удивительно холодную для этого времени года привокзальную площадь районного городка, я самым тщательным образом проштудировал расписание всех отходивших с нее автобусов. Направлялись они в самые разные населенные пункты небольшого Всесвятского района, однако деревни Лосихи среди этих населенных пунктов не было.
Закончив восьмой круг по площади, я направился в здание вокзала и после долгих поисков обнаружил-таки дверь, несущую на себе небольшую табличку с надписью «Милиция». За дверью располагалась крошечная комната, разделенная зачем-то узкой деревянной стойкой, за которой кемарил, сидя на мягком, чуть продавленном стуле, старший лейтенант. Когда я постучал по стойке ногтем, он поднял голову с взъерошенными волосами, открыл один глаз, сурово посмотрел этим глазом на меня и глухо проворчал:
– Чего надо?
– Надо мне добраться до деревни Лосиха, – самым дружелюбным тоном ответствовал я.
– Ну и добирайся, – проворчал доблестный страж порядка, закрывая глаз и снова откидываясь на скрипнувшую спинку стула.
– А вы не сможете мне подсказать, каким образом можно это сделать? – еще дружелюбнее спросил я.
Старлей снова распахнул свой глаз и взглянул на меня гораздо суровее, словно бы моя непонятная настойчивость рассердила его.
– А зачем тебе в Лосиху? – спросил он после секундной паузы. – Что ты там оставил?
– В этой самой Лосихе живет бабушка моей… э-э-э… невесты, – самым дружелюбным тоном пояснил я, – вот хочу пригласить ее на свадьбу.
– Бабка из Лосихи – бабушка твоей невесты? – удивился почему-то страж порядка, и его глаза неожиданно широко распахнулись, – И как ее зовут?
– Как зовут бабушку, не знаю, а невесту зовут Людмила, – проговорил я, и старший лейтенант тут же подхватил мои слова:
– Людмила? Значит, тебе бабка Варвара нужна? Ну, парень, повезло тебе!
По его ставшему вдруг дружеским тону я понял, что слово «повезло» надо понимать в кавычках. Однако требовать объяснений по поводу своей «будущей родственницы» я не стал. Вместо этого я снова спросил:
– Ну так как мне до Лосихи-то добраться?
Старлей покачал головой и ухмыльнулся:
– Да не езди ты ни в какую Лосиху!
– Почему? – удивился я.
– Все равно бабка Варвара никуда не поедет. А то, глядишь, и ты из этой Лосихи не выберешься. – Он снова ухмыльнулся, на этот раз загадочно. – Место там такое – погостишь-погостишь и сам уезжать не захочешь!
– А я все-таки попробую, – усмехнулся я в ответ. – Неужто с родной бабулей не договорюсь?
– Ну смотри, – милиционер вдруг стал совершенно серьезным, – потом не говори, что тебя не предупредили.
Он посмотрел в окно на пробуждающуюся площадь и надел фуражку, став совсем уж официальным.
– Значится так, гражданин… э-э-э… жених! Сядете на автобус до села Степанчикова. Выйдете у Гнилого разъезда, а дальше до самой Лосихи пешком. Там, правда, недалеко – всего-то километров восемь. Надеюсь, не заблудитесь, ну а в случае чего – звоните. Телефон-то имеется?
– Имеется, – в тон ему ответил я.
– Ну вот и звоните! – повторил старлей и снова отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.
Я опять оказался на привокзальной площади и снова принялся обходить автобусные остановки. Третья из них имела маленькую желтую вывеску с надписью «Автобус № 12-а. Вокзал – село Степанчиково». Только вот расписания эта вывеска не содержала, так что сколько мне предстояло дожидаться этого самого «№ 12-а», было непонятно.
Впрочем, уже минут через пятнадцать рядом со мной остановилась тетенька средних лет. Посмотрев на меня странным, настороженным взглядом, она спросила чуть хрипловатым голосом:
– На «двенадцать-а» вы последний?
– На «двенадцать-а» я первый, – с улыбкой ответил я, – а вот вы – последняя!
Женщина кивнула и отвернулась с таким видом, словно ей было противно на меня смотреть. Несколько минут мы молчали, а затем она снова повернулась в мою сторону и неожиданно спросила:
– А вам точно нужен «двенадцать-а»?
Не показав своего удивления, я ответил:
– В местной милиции мне сказали, что именно на этом автобусе я смогу добраться до… э-э-э… Гнилого разъезда!
Тетенька вдруг вскинула руку к лицу и прижала дрогнувшие пальцы к губам, как будто прихватывая ненужный вскрик. С минуту она смотрела на меня округлившимися глазами, а затем прошептала сквозь прижатые пальцы:
– Милок, и зачем же это тебя к Гнилому разъезду-то несет?
– Вообще-то, тетенька, я добираюсь до деревни, называемой Лосиха, – пояснил я, не обращая внимания на ее испуг и удивление. – А Гнилой разъезд, как мне сказали, самая близкая к этой деревне остановка автобуса.
– А дорогу от переезда до Лосихи ты хорошо знаешь? – гораздо спокойнее, но с каким-то, я бы сказал, нездоровым интересом спросила тетенька.
– Да совсем не знаю, – беспечно ответил я и, чуть отвернувшись, быстро нашептал заклинание «Сказанной Вслух Мысли».
– Ага… – пробормотала тетенька в ответ на мое признание и, в свою очередь, отвернулась, сделав вид, что высматривает автобус. А в моей голове быстро побежали чужие мысли.
«Интересный паренек. В Лосиху, говорит, едет, а дорогу-то выбрал окольную. Или в самом деле не знает, куда голову сует? А может, он и впрямь издалека? Только вот откуда он взялся здесь в четыре-то часа утра? Первым автобусом у нас только местные ездят».
Тут звонкая ниточка ее мысли на мгновение прервалась, и тетенька быстро взглянула на меня.
– Сам-то, чай, не местный? – Ее тон стал не только совершенно спокойным, но даже, пожалуй, ласковым. – Чай, из города, по одеже судя?
– А Всесвятск, что ж, по-вашему, уже и не город? – с усмешкой переспросил я. – Да и мало ли где я мог «одежу» себе купить!
– Купить-то и впрямь где угодно можно, – в свою очередь, усмехнулась тетенька, – а вот носить… Одень нашего мужичка в такую узкую одежу, он извертится весь. А ты, вон, как будто родился в ней.
– Ну что ж, тетенька, – посерьезнел я, – ты точно угадала – я не местный. Так подсказала бы неместному-то, как лучше до Лосихи добраться?
Последовал еще один быстрый взгляд, а затем она начала задумчиво рассуждать:
– Ну-у-у… Вообще-то если ты ехал сюда на электричке, то тебе надо было выйти на платформе Окалиха, это за две остановки до Всесвятска, а оттуда на шестом автобусе доехать до Шестопалова. Из Шестопалова тебя могли довезти на молоковозе до развилки, а от развилки до Лосихи всего-то километров двенадцать…
– А от Гнилого разъезда – восемь! – перебил я ее.
– Верно, восемь, – неожиданно легко согласилась тетенька, – зато каких!…
Она снова пристально посмотрела на меня и добавила:
– Тут-то каждый километр за три считать можно! Особенно если дороги не знаешь…
– Ну, тетенька, – вздохнул я, – теперь поздно рассуждать, как да что. Теперь я поеду, как мне милиция подсказала.
Тетенька пожала плечами и отвернулась, а произнесенное мной заклинание снова подхватило чужую невысказанную мысль:
«Чужой паренек. И, похоже, здесь его никто не знает. Хотя в Лосиху-то он не просто так едет, а к кому-то… по делу… Интересно, к кому? И зачем? И если он, допустим, не доберется до Лосихи, будет ли кто его разыскивать? И кто именно?»
Опять последовал быстрый взгляд в мою сторону, но я сделал вид, что не заметил его, и чужая мысль снова быстро потекла через мое сознание:
«Спросить нешто? Нет, вопрос его может насторожить. Надо в разговоре окольно на это навести. А там, глядишь, и самой заняться им можно будет».
Однако завести «окольный» разговор тетеньке не дали, к остановке подошли еще два парня, один из которых, мазнув безразличным взглядом по моей фигуре, с усмешкой буркнул в сторону моей попутчицы:
– Хм… Что, тетя Клава, снова в Волчий лес за грибами собралась? Чужая слава покоя не дает?
– Да нет, милок, – оскалилась в ответной улыбке тете Клава, – я в Рогозино еду, подружку свою проведать.
– Подружку проведать? – заинтересованно переспросил парень. – Я что ж без гостинца? Или по дороге собираешься кого-нибудь… ха-ха… прихватить?
Я вышел на пару шагов из-под навеса, показывая всем своим видом, что чужие разговоры меня не интересуют, однако на самом деле и разговоры местного населения, и его мысли меня крайне заинтересовали.
Было около пяти утра, когда к нашей остановке подкатил небольшой старенький автобус. Народу на остановке прибавилось, но внутри автобуса все разместились достаточно комфортно. Сам водитель собрал с пассажиров деньги за проезд, и минут через пятнадцать автобус тронулся.
Тетенька Клава то ли случайно, то ли нарочно оказалась рядом со мной, но первые пятнадцать – двадцать минут, пока автобус катил по улочкам просыпающегося города, она помалкивала. А вот когда последние домики районного городка остались позади, тетя Клава чуть подтолкнула меня в бок и негромко проговорила:
– Слушай, приезжий, хочешь, поедем со мной до Рогозина, а там я тебе подскажу, как до Лосихи дойти. Оттуда, конечно, подальше топать, чем от Гнилого разъезда, зато дорога по лугам да полям идет, в лес заходить не надо будет.
– Хм… – раздумчиво протянул я, а про себя подумал: «Точно парень сказал. «Тетенька» по дороге «кого-нибудь» собирается прихватить… в качестве «гостинца».
В другое время я, может быть, согласился бы «прогуляться» с тетенькой-ведьмой, посмотреть, что она будет делать, когда окажется, что ее «гостинец» с зубами, но сейчас… Мне было катастрофически некогда, а потому я со вздохом ответил:
– Нет, тетя Клава, нет у меня свободного времени по полям и лугам гулять, тороплюсь я.
– И куда ж это ты, молодец, торопишься? – чуть ли не пропела она. – Или тебя кто в Лосихе ждет?
– Бабка Варвара ждет! – со значением ответил я.
Тетка Клава посмотрела на меня стеклянным глазом, отодвинулась и замолчала. С этого момента ничто не мешало мне наслаждаться окружающим пейзажем. Ну вы сами знаете, какие пейзажи в нашей области: пока там березки, сосенки да озимые хлеба – душа радуется, а как только какое строение покажется – так прямо хоть плюнь.
Минут через двадцать автобус свернул с бетонки на грунтовку, и болтать нас стало как рыбачью лодку в цунами. Раза два мне казалось, что автобус вот-вот перевернется вверх колесами, но он вопреки законам физики продолжал оставаться на плаву, а может быть, у него просто днище было утяжеленное сильно.
Однако минут через десять цунами сменилось легким бризом, и автобус наш пошел ровнее. По обе стороны от дороги за замусоренными донельзя обочинами поднялись высоченные черные ольховые стволы, переплетенные тонкими рябинками и подпертые снизу непроходимыми зарослями бузины. Проехав по этому сумрачному коридору километра два, автобус остановился, и тетка Клава поднялась со своего места. Прежде чем покинуть транспортное средство, она глянула на меня одним глазом, как разозленная сорока, и неожиданным басом буркнула:
– Бабке Варваре привет передавай! Скажи, Клавка кланяться приказала!
Вместе с ней из автобуса вышли еще человек пять, так что в машине стало совсем свободно, вот только пейзажей за окном не стало совершенно. Черный, мрачный лес подступил, казалось, к самым колесам автобуса, и даже рокот двигателя, прежде такой басовитый и уверенный, стал вдруг тоненьким и жалобным.
И вот когда мрачная чащоба стала уже совершенно невыносимо мрачной, а черные неподвижные кроны деревьев совершенно скрыли небо над автобусом, он остановился, и водитель, не оборачиваясь, хрипло объявил:
– Гнилой разъезд! Кто там выходить собирался?
Когда я подошел к передней, открытой для выхода двери, водитель поманил меня пальцем и негромко проговорил:
– Пройдешь немного вперед, за рельсами справа от дороги начнется тропинка, вот по ней и дойдешь до Лосихи. Только с тропки не сходи, она, правда, капризная, петляет, так что за ней приглядывать надо, но зато до самого села дотопаешь, а если тропку потеряешь, то уж…
Он не договорил и выразительно пожал плечами.
Я поблагодарил водителя и вылез из автобуса. Тот, чихнув сизым дымом, медленно тронулся и через минуту растаял в лесном сумраке, а я неторопливо пошел вперед, размышляя, про какие это рельсы говорил водитель? Какие рельсы могут быть в этом запущенном лесу?
А вот такие!
Прямо под моими ногами, чуть приподнявшись над влажным грунтом дороги, ясно блестели две параллельные стальные полосы. Я удивленно замер над ними – рельсы имел» вид постоянно и достаточно часто используемой колеи, а вместе с тем между ними по обе стороны от грунтовки росли достаточно толстые деревья. К тому же на них не было даже легкого следа от скатов только что проехавшего автобуса.
Я проследил взглядом, как эта железнодорожная колея исчезает в лесу справа и слева от просеки, по которой только что проехал автобус, и мое богатое воображение оказалось бессильно показать мне, каким образом по этой колее проносится товарный или пассажирский состав или хотя бы небольшая дрезина. Оставалось предположить, что некто неизвестно зачем ежедневно начищает старые рельсы именно на этом их участке. Меня прямо-таки потянуло в чащу посмотреть на блестящий рельсовый след между черных старых деревьев, но я вдруг остановился, припомнив только что услышанные слова водителя: «…а если тропку потеряешь, то уж…»
Вздохнув и почесав затылок, я перешагнул через рельсы и двинулся дальше по обочине грунтовой дороги.
Тропку я обнаружил именно там, где ее обозначил водитель, – в двадцати метрах за рельсами, справа от дороги. Была она в отличие от местной железной дороги неухожена, узка и затянута перебегающей ее травой, однако видно ее было вполне отчетливо. Пока! Свернув на эту тропку, я собрался было произнести заклинание Истинного Зрения, но передумал. Вместо этого я подобрал длинный тонкий сук и выломал из него подходящую моему росту палку. Шебурша время от времени впереди себя этой палкой, я ходко двинулся по тропинке, беспокоясь только о том, чтобы не слишком промочить свои кроссовки.
Прошел я по этой тропинке минут, наверное, десять, и тут впереди послышалось далекое, но быстро приближающееся пыхтение, яростное шуршание и похрустывание упавших на землю веток. По этим звукам я догадался, что кто-то – зверь или человек – стремительно двигается по той же самой тропинке, но только в мою сторону. Я уже хотел было отойти чуть в сторону, но снова вспомнил предупреждение водителя.
Тем временем впереди, в казавшихся совершенно непроходимыми кустах, началось энергичное шевеление, и через несколько секунд из них вынырнула высокая, явно мужская фигура в темных брюках, заправленных в кирзовые сапоги, и длинной, наглухо застегнутой куртке с накинутым на голову капюшоном. Фигура эта, беспорядочно размахивая руками, словно стараясь удержать равновесие, устремилась в мою сторону. Не доходя до меня шагов пять, фигура притормозила, ее взгляд оторвался от тропы, уперся в меня, и тут же раздался до боли знакомый голос:
– Что у тебя болит? – еще настойчивее переспросил я и вдруг почувствовал, что меня дергают за рукав.
– Ничего, – в третий раз произнесла Людмила своим мертвым голосом.
Меня снова дернули за рукав, и я невольно обернулся.
– Я тебя предупреждал, чтобы ты молчал! – прошипел Игорь, сверкая глазами и пришамкивая перекошенным от ярости ртом. – Ты что, хочешь, чтобы она проснулась?
– А разве она спит? – удивленно переспросил я.
Но ответа на свой вопрос я не дождался. Игорь вдруг ухватился за мой рукав чуть пониже плеча и с невероятной силой потащил меня прочь из палаты, на ходу громко прошептав:
– Тетя Глаша, выйди со мной!
В две секунды мы все оказались в больничном коридоре.
Резко повернув меня лицом к себе, Игорь заговорил в полный голос:
– Я же просил тебя не вести никаких разговоров!
– Почему ты сказал, что она может проснуться? – В свою очередь, рявкнул я. – Она смотрит, говорит, где же здесь сон?
Толстая тетя Глаша, прижавшись широкой спиной к закрытой двери бокса, переводила глаза с меня на Игоря, но пока что не вступала в нашу перебранку, хотя я почувствовал ее острое желание вмешаться, и отнюдь не на моей стороне, и отнюдь не только словесно. Но в этот момент Игорь вдруг заговорил значительно спокойнее:
– Да, как это тебе ни покажется странным, она спит. Все процессы в ее организме замедлены, запись работы мозга показывает, что он тоже находится в спящем состоянии. Более того, создается впечатление, что эта девушка наполовину мертва!
– Как это мертва? – враз осевшим голосом переспросил я.
– А так! – снова повысил голос Игорь, почувствовав мою растерянность. – Она совершенно неподвижна, чувствительность кожи практически отсутствует, глаза не реагируют на свет.
– Но она же видит! – попробовал спорить я.
– Да, она видит, – неожиданно согласился Игорь, – как это ни странно звучит. Но если ей в глаза направить яркий свет, они никак на него не реагируют. И вообще…
Тут он вдруг замолчал и после секундной паузы спросил:
– Да кто она тебе?
Поскольку вопрос был для меня совершенно неожиданным, я ответил не раздумывая:
– Люблю я ее…
Ответ мой прозвучал настолько правдиво, что тетя Глаша тихо охнула:
– Бедненький!
А Игорь задумчиво протянул:
– Да-а-а…
С минуту мы стояли молча, а затем Игорь вздохнул:
– Я, конечно, понимаю, но пойми и ты меня. Сейчас твоя… э-э-э… девушка находится под моей ответственностью. Если с ней что-то случится, с меня голову снимут. Тетя Глаша не просто так в палате дежурит. Так что…
Он выразительно пожал плечами, а я согласно кивнул:
– Да… я понимаю…
Мы еще с минуту помолчали, а затем я совершенно несвойственным мне жалобным голосом попросил:
– Пустите меня к ней еще на минуту. Я ни слова не скажу. Я даже дышать не буду!
Игорь и тетя Глаша переглянулись, и Игорь снова вздохнул:
– Ладно, заходи… Только смотри – ты обещал!
Тетя Глаша отлепилась от двери палаты и, развернувшись, открыла ее. Медработники тихо, стараясь даже не шуршать подошвами по линолеуму, двинулись внутрь палаты, а вот я слегка задержался. Мне пришло в голову, что я увижу гораздо больше, если воспользуюсь Истинным Зрением, а для его активизации нужно было прочитать заклинание.
Когда я следом за своими провожатыми снова появился в боксе, меня встретил взгляд синих глаз, но теперь в нем читалась мысль, тревожная мысль. Мне показалось, что Людмила пришла в себя, узнала меня и… испугалась. Только вот чего она испугалась?
Я уже собирался снова шагнуть ближе к кровати, но меня властно ухватили за плечо, удерживая на месте. Я оторвал взгляд от синих глаз и оглядел укутанную в легкое одеяло фигуру.
И тут словно разряд тока проскочил по моему позвоночнику – тело лежащей на кровати девушки было лишено привычного, хорошо видимого в Истинном Зрении ореола, ауры! Впрочем, нет. Спустя секунду я уловил едва заметное красноватое мерцание, едва просачивавшееся сквозь накрывавшее тело одеяло. Судя по этому мерцанию, Людмила… умерла… или умирала. Во всяком случае, назвать ее живой – все равно, спящей или бодрствующей, было уже нельзя!
Но ее глаза продолжали смотреть странным, осмысленным взглядом. И она минуту назад мне отвечала. Значит…
Что это могло значить, я никак не мог понять, а меня уже снова повлекли прочь из палаты.
Я не помню, как оказался в коридоре. Игорь, встряхивая меня за плечи, приговаривал:
– Да очнись ты, что с тобой?
Увидев, что я пришел в себя, он отпустил мои плечи и выдохнул:
– Ну ты меня и напугал! Я уж думал, ты прямо возле ее кровати грохнешься.
Я тряхнул головой, отгоняя остатки беспамятства, и улыбнулся через силу:
– Ничего со мной не будет. Ты лучше скажи, как вы Людмилу лечите?
Игорек пожал плечами и отвел глаза:
– Мы ее кормим, сама она есть, похоже, разучилась. Ну и… успокаивающее иногда колем. Степан Тимофеевич почему-то считает, что ее состояние – явно депрессивное, может вдруг перейти в буйство. Хотя…
По его чуть скривившейся физиономии было видно, что он не согласен с мнением своего шефа, но вынужден молчать.
Делать в этой больнице мне больше было нечего, поэтому я, вздохнув, медленно проговорил:
– Знаешь, я, пожалуй, пойду. Мне надо подумать. Завтра я постараюсь прийти с утра и тогда, может быть, смогу сказать тебе, что надо делать.
– С каких это пор ты заделался врачом? – с насмешливым высокомерием поинтересовался Игорь, но я, очень серьезно взглянув ему в глаза, ответил:
– Никаким врачом я не заделывался. Просто в данном случае, мне кажется, мы имеем дело совсем не с врачебной проблемой.
– Да? А с какой же?
В голосе Игоря все еще сквозила насмешка, хотя он явно насторожился.
– С колдовством!
И тут я увидел, как его только что возникшая настороженность мгновенно растаяла, а губы раздвинулись в усмешке.
– Вот как? С колдовством? Значит, ты думаешь, что сумеешь снять эту… э-э-э… наведенную порчу?
И он поводил перед своей грудью ладонями, изображая пассы.
– Я попробую, – с самым серьезным видом кивнул я, – завтра… Если ты сумеешь провести меня к ней в палату. Заодно сможешь понаблюдать, как работает «потомственный маг»!
И не дожидаясь новых его шуточек, я развернулся и потопал по коридору к выходу из больницы.
Остаток этого дня я пробыл дома, пытаясь осмыслить то, что увидел в больнице, но ничего дельного мне в голову не приходило. Наконец, чуть ли не в полночь, я вдруг подумал, что было бы хорошо узнать, куда это Людмила ездила – где именно живет ее бабушка. Возможно, свою «болезнь» она привезла оттуда.
Отыскав в своей записной книжке давно забытый номер домашнего телефона Галочки, я подвинул к себе аппарат. Мне повезло, Галина сняла трубку после второго гудка и совсем не сонным голосом проворковала:
– Ну разве можно заставлять девушку так долго ждать?
– А ты ждала моего звонка? – с наигранным удивлением поинтересовался я, после чего она совершенно другим тоном спросила:
– Володька? Тебе чего надо в такую пору, я уже легла.
– Да неужели? – не удержался я, но тут же взял себя в руки: – Я и не собираюсь тебя… э-э-э… доставать из постели. Скажи только, ты знаешь, куда именно ездила Людмила?
– Когда? – переспросила наша разумница секретарша, явно не понимая вопроса.
– Да недели две назад, – подсказал я ей.
– А-а-а… – протянула она. – К бабушке своей.
– А где именно эта бабушка обретается?! – нетерпеливо воскликнул я.
– Ты что, теперь и бабушкой ее заинтересовался? – съехидничала Галина.
Но я не принял ее игры.
– Если ты хочешь спокойно спать этой ночью, ты скажешь мне бабушкин адрес! – рявкнул я в трубку. – Иначе твой телефон будет занят всю ночь!
Тут она, видимо, вспомнила, что ей должны звонить, а потому быстро и делово доложила:
– Люська ездила во Всесвятский район, в деревню Лосиха. А бабушка у нее – ведьма!
После чего сразу же положила трубку.
Я посидел за столом еще минут двадцать, а потом решил, что утро вечера мудренее и, может быть, поутру мне в голову забредет какая-нибудь дельная мысль. Быстро раздевшись, я нырнул под одеяло и…
Заснуть я не успел, раздался звонок телефона. Едва я снял трубку, как на том конце провода раздался злой голос Игоря:
– Ну что, колдун потомственный, добился своего?
– Чего я добился? – несколько оторопело поинтересовался я.
– Чего-чего! – передразнил меня Игорь. – Сбежала твоя девочка!!
– Как сбежала?! – воскликнул я.
– Тебе лучше должно быть известно, ты ж у нас маг! – в тон мне рявкнул Игорь и вдруг совершенно безнадежным голосом добавил: – Тетя Глаша… ну, санитарка, ты ее видел… Она все время в боксе у Людмилы была. В двенадцать часов я пошел обход делать и заглянул к ней. Так вот, тетя Глаша сидит на своем стульчике с открытыми глазами, но явно без сознания, знаешь, словно ее загипнотизировали, а Людмилы в кровати нет. И нигде ее нет! И никто не видел, чтобы она выходила из больницы!
К концу своей тирады он снова дошел почти до крика, но я его уже не слушал. Мне в голову наконец-то пришла дельная мысль. Вот только не опоздала ли она?
Все было предельно просто. Людмилу лишили ее «я», ее сути, если хотите, ее души. Разделили тело и душу. Тело оставили там, где это случилось, а душу сманили или украли. И вот теперь ее душа позвала к себе ее тело. А зов души, сами знаете, превозмочь невозможно.
Если человека просто похитить – это будет уголовно наказуемым делом. А вот если похитить его суть, то все, что происходит потом, будет выглядеть как добровольные действия этого человека. И никто не докажет, что он, вернее, его тело, действует по принуждению. По непреодолимому принуждению. Вот так!
В первый момент я растерялся, но тут же словно что-то толкнуло меня изнутри:
«Всесвятский район, деревня Лосиха!»
Вот где все началось! Вот где надо было перехватывать Людмилу и искать черного мага, искалечившего ее!
Спустя полчаса я был на вокзале.
ГЛАВА 2
Если с другом вышел в путь,
Если с другом вышел в путь…
(Песенка из мультфильма)
Если друг оказался вдруг…
(Песенка из кинофильма)
Я бы двух врагов отдал за друга,
А за двух друзей и шестерых…
(Так… Мурлычу себе под нос.)
Во Всесвятск электричка прибыла около трех часов ночи. Выйдя на абсолютно пустую и удивительно холодную для этого времени года привокзальную площадь районного городка, я самым тщательным образом проштудировал расписание всех отходивших с нее автобусов. Направлялись они в самые разные населенные пункты небольшого Всесвятского района, однако деревни Лосихи среди этих населенных пунктов не было.
Закончив восьмой круг по площади, я направился в здание вокзала и после долгих поисков обнаружил-таки дверь, несущую на себе небольшую табличку с надписью «Милиция». За дверью располагалась крошечная комната, разделенная зачем-то узкой деревянной стойкой, за которой кемарил, сидя на мягком, чуть продавленном стуле, старший лейтенант. Когда я постучал по стойке ногтем, он поднял голову с взъерошенными волосами, открыл один глаз, сурово посмотрел этим глазом на меня и глухо проворчал:
– Чего надо?
– Надо мне добраться до деревни Лосиха, – самым дружелюбным тоном ответствовал я.
– Ну и добирайся, – проворчал доблестный страж порядка, закрывая глаз и снова откидываясь на скрипнувшую спинку стула.
– А вы не сможете мне подсказать, каким образом можно это сделать? – еще дружелюбнее спросил я.
Старлей снова распахнул свой глаз и взглянул на меня гораздо суровее, словно бы моя непонятная настойчивость рассердила его.
– А зачем тебе в Лосиху? – спросил он после секундной паузы. – Что ты там оставил?
– В этой самой Лосихе живет бабушка моей… э-э-э… невесты, – самым дружелюбным тоном пояснил я, – вот хочу пригласить ее на свадьбу.
– Бабка из Лосихи – бабушка твоей невесты? – удивился почему-то страж порядка, и его глаза неожиданно широко распахнулись, – И как ее зовут?
– Как зовут бабушку, не знаю, а невесту зовут Людмила, – проговорил я, и старший лейтенант тут же подхватил мои слова:
– Людмила? Значит, тебе бабка Варвара нужна? Ну, парень, повезло тебе!
По его ставшему вдруг дружеским тону я понял, что слово «повезло» надо понимать в кавычках. Однако требовать объяснений по поводу своей «будущей родственницы» я не стал. Вместо этого я снова спросил:
– Ну так как мне до Лосихи-то добраться?
Старлей покачал головой и ухмыльнулся:
– Да не езди ты ни в какую Лосиху!
– Почему? – удивился я.
– Все равно бабка Варвара никуда не поедет. А то, глядишь, и ты из этой Лосихи не выберешься. – Он снова ухмыльнулся, на этот раз загадочно. – Место там такое – погостишь-погостишь и сам уезжать не захочешь!
– А я все-таки попробую, – усмехнулся я в ответ. – Неужто с родной бабулей не договорюсь?
– Ну смотри, – милиционер вдруг стал совершенно серьезным, – потом не говори, что тебя не предупредили.
Он посмотрел в окно на пробуждающуюся площадь и надел фуражку, став совсем уж официальным.
– Значится так, гражданин… э-э-э… жених! Сядете на автобус до села Степанчикова. Выйдете у Гнилого разъезда, а дальше до самой Лосихи пешком. Там, правда, недалеко – всего-то километров восемь. Надеюсь, не заблудитесь, ну а в случае чего – звоните. Телефон-то имеется?
– Имеется, – в тон ему ответил я.
– Ну вот и звоните! – повторил старлей и снова отвернулся к окну, давая понять, что разговор закончен.
Я опять оказался на привокзальной площади и снова принялся обходить автобусные остановки. Третья из них имела маленькую желтую вывеску с надписью «Автобус № 12-а. Вокзал – село Степанчиково». Только вот расписания эта вывеска не содержала, так что сколько мне предстояло дожидаться этого самого «№ 12-а», было непонятно.
Впрочем, уже минут через пятнадцать рядом со мной остановилась тетенька средних лет. Посмотрев на меня странным, настороженным взглядом, она спросила чуть хрипловатым голосом:
– На «двенадцать-а» вы последний?
– На «двенадцать-а» я первый, – с улыбкой ответил я, – а вот вы – последняя!
Женщина кивнула и отвернулась с таким видом, словно ей было противно на меня смотреть. Несколько минут мы молчали, а затем она снова повернулась в мою сторону и неожиданно спросила:
– А вам точно нужен «двенадцать-а»?
Не показав своего удивления, я ответил:
– В местной милиции мне сказали, что именно на этом автобусе я смогу добраться до… э-э-э… Гнилого разъезда!
Тетенька вдруг вскинула руку к лицу и прижала дрогнувшие пальцы к губам, как будто прихватывая ненужный вскрик. С минуту она смотрела на меня округлившимися глазами, а затем прошептала сквозь прижатые пальцы:
– Милок, и зачем же это тебя к Гнилому разъезду-то несет?
– Вообще-то, тетенька, я добираюсь до деревни, называемой Лосиха, – пояснил я, не обращая внимания на ее испуг и удивление. – А Гнилой разъезд, как мне сказали, самая близкая к этой деревне остановка автобуса.
– А дорогу от переезда до Лосихи ты хорошо знаешь? – гораздо спокойнее, но с каким-то, я бы сказал, нездоровым интересом спросила тетенька.
– Да совсем не знаю, – беспечно ответил я и, чуть отвернувшись, быстро нашептал заклинание «Сказанной Вслух Мысли».
– Ага… – пробормотала тетенька в ответ на мое признание и, в свою очередь, отвернулась, сделав вид, что высматривает автобус. А в моей голове быстро побежали чужие мысли.
«Интересный паренек. В Лосиху, говорит, едет, а дорогу-то выбрал окольную. Или в самом деле не знает, куда голову сует? А может, он и впрямь издалека? Только вот откуда он взялся здесь в четыре-то часа утра? Первым автобусом у нас только местные ездят».
Тут звонкая ниточка ее мысли на мгновение прервалась, и тетенька быстро взглянула на меня.
– Сам-то, чай, не местный? – Ее тон стал не только совершенно спокойным, но даже, пожалуй, ласковым. – Чай, из города, по одеже судя?
– А Всесвятск, что ж, по-вашему, уже и не город? – с усмешкой переспросил я. – Да и мало ли где я мог «одежу» себе купить!
– Купить-то и впрямь где угодно можно, – в свою очередь, усмехнулась тетенька, – а вот носить… Одень нашего мужичка в такую узкую одежу, он извертится весь. А ты, вон, как будто родился в ней.
– Ну что ж, тетенька, – посерьезнел я, – ты точно угадала – я не местный. Так подсказала бы неместному-то, как лучше до Лосихи добраться?
Последовал еще один быстрый взгляд, а затем она начала задумчиво рассуждать:
– Ну-у-у… Вообще-то если ты ехал сюда на электричке, то тебе надо было выйти на платформе Окалиха, это за две остановки до Всесвятска, а оттуда на шестом автобусе доехать до Шестопалова. Из Шестопалова тебя могли довезти на молоковозе до развилки, а от развилки до Лосихи всего-то километров двенадцать…
– А от Гнилого разъезда – восемь! – перебил я ее.
– Верно, восемь, – неожиданно легко согласилась тетенька, – зато каких!…
Она снова пристально посмотрела на меня и добавила:
– Тут-то каждый километр за три считать можно! Особенно если дороги не знаешь…
– Ну, тетенька, – вздохнул я, – теперь поздно рассуждать, как да что. Теперь я поеду, как мне милиция подсказала.
Тетенька пожала плечами и отвернулась, а произнесенное мной заклинание снова подхватило чужую невысказанную мысль:
«Чужой паренек. И, похоже, здесь его никто не знает. Хотя в Лосиху-то он не просто так едет, а к кому-то… по делу… Интересно, к кому? И зачем? И если он, допустим, не доберется до Лосихи, будет ли кто его разыскивать? И кто именно?»
Опять последовал быстрый взгляд в мою сторону, но я сделал вид, что не заметил его, и чужая мысль снова быстро потекла через мое сознание:
«Спросить нешто? Нет, вопрос его может насторожить. Надо в разговоре окольно на это навести. А там, глядишь, и самой заняться им можно будет».
Однако завести «окольный» разговор тетеньке не дали, к остановке подошли еще два парня, один из которых, мазнув безразличным взглядом по моей фигуре, с усмешкой буркнул в сторону моей попутчицы:
– Хм… Что, тетя Клава, снова в Волчий лес за грибами собралась? Чужая слава покоя не дает?
– Да нет, милок, – оскалилась в ответной улыбке тете Клава, – я в Рогозино еду, подружку свою проведать.
– Подружку проведать? – заинтересованно переспросил парень. – Я что ж без гостинца? Или по дороге собираешься кого-нибудь… ха-ха… прихватить?
Я вышел на пару шагов из-под навеса, показывая всем своим видом, что чужие разговоры меня не интересуют, однако на самом деле и разговоры местного населения, и его мысли меня крайне заинтересовали.
Было около пяти утра, когда к нашей остановке подкатил небольшой старенький автобус. Народу на остановке прибавилось, но внутри автобуса все разместились достаточно комфортно. Сам водитель собрал с пассажиров деньги за проезд, и минут через пятнадцать автобус тронулся.
Тетенька Клава то ли случайно, то ли нарочно оказалась рядом со мной, но первые пятнадцать – двадцать минут, пока автобус катил по улочкам просыпающегося города, она помалкивала. А вот когда последние домики районного городка остались позади, тетя Клава чуть подтолкнула меня в бок и негромко проговорила:
– Слушай, приезжий, хочешь, поедем со мной до Рогозина, а там я тебе подскажу, как до Лосихи дойти. Оттуда, конечно, подальше топать, чем от Гнилого разъезда, зато дорога по лугам да полям идет, в лес заходить не надо будет.
– Хм… – раздумчиво протянул я, а про себя подумал: «Точно парень сказал. «Тетенька» по дороге «кого-нибудь» собирается прихватить… в качестве «гостинца».
В другое время я, может быть, согласился бы «прогуляться» с тетенькой-ведьмой, посмотреть, что она будет делать, когда окажется, что ее «гостинец» с зубами, но сейчас… Мне было катастрофически некогда, а потому я со вздохом ответил:
– Нет, тетя Клава, нет у меня свободного времени по полям и лугам гулять, тороплюсь я.
– И куда ж это ты, молодец, торопишься? – чуть ли не пропела она. – Или тебя кто в Лосихе ждет?
– Бабка Варвара ждет! – со значением ответил я.
Тетка Клава посмотрела на меня стеклянным глазом, отодвинулась и замолчала. С этого момента ничто не мешало мне наслаждаться окружающим пейзажем. Ну вы сами знаете, какие пейзажи в нашей области: пока там березки, сосенки да озимые хлеба – душа радуется, а как только какое строение покажется – так прямо хоть плюнь.
Минут через двадцать автобус свернул с бетонки на грунтовку, и болтать нас стало как рыбачью лодку в цунами. Раза два мне казалось, что автобус вот-вот перевернется вверх колесами, но он вопреки законам физики продолжал оставаться на плаву, а может быть, у него просто днище было утяжеленное сильно.
Однако минут через десять цунами сменилось легким бризом, и автобус наш пошел ровнее. По обе стороны от дороги за замусоренными донельзя обочинами поднялись высоченные черные ольховые стволы, переплетенные тонкими рябинками и подпертые снизу непроходимыми зарослями бузины. Проехав по этому сумрачному коридору километра два, автобус остановился, и тетка Клава поднялась со своего места. Прежде чем покинуть транспортное средство, она глянула на меня одним глазом, как разозленная сорока, и неожиданным басом буркнула:
– Бабке Варваре привет передавай! Скажи, Клавка кланяться приказала!
Вместе с ней из автобуса вышли еще человек пять, так что в машине стало совсем свободно, вот только пейзажей за окном не стало совершенно. Черный, мрачный лес подступил, казалось, к самым колесам автобуса, и даже рокот двигателя, прежде такой басовитый и уверенный, стал вдруг тоненьким и жалобным.
И вот когда мрачная чащоба стала уже совершенно невыносимо мрачной, а черные неподвижные кроны деревьев совершенно скрыли небо над автобусом, он остановился, и водитель, не оборачиваясь, хрипло объявил:
– Гнилой разъезд! Кто там выходить собирался?
Когда я подошел к передней, открытой для выхода двери, водитель поманил меня пальцем и негромко проговорил:
– Пройдешь немного вперед, за рельсами справа от дороги начнется тропинка, вот по ней и дойдешь до Лосихи. Только с тропки не сходи, она, правда, капризная, петляет, так что за ней приглядывать надо, но зато до самого села дотопаешь, а если тропку потеряешь, то уж…
Он не договорил и выразительно пожал плечами.
Я поблагодарил водителя и вылез из автобуса. Тот, чихнув сизым дымом, медленно тронулся и через минуту растаял в лесном сумраке, а я неторопливо пошел вперед, размышляя, про какие это рельсы говорил водитель? Какие рельсы могут быть в этом запущенном лесу?
А вот такие!
Прямо под моими ногами, чуть приподнявшись над влажным грунтом дороги, ясно блестели две параллельные стальные полосы. Я удивленно замер над ними – рельсы имел» вид постоянно и достаточно часто используемой колеи, а вместе с тем между ними по обе стороны от грунтовки росли достаточно толстые деревья. К тому же на них не было даже легкого следа от скатов только что проехавшего автобуса.
Я проследил взглядом, как эта железнодорожная колея исчезает в лесу справа и слева от просеки, по которой только что проехал автобус, и мое богатое воображение оказалось бессильно показать мне, каким образом по этой колее проносится товарный или пассажирский состав или хотя бы небольшая дрезина. Оставалось предположить, что некто неизвестно зачем ежедневно начищает старые рельсы именно на этом их участке. Меня прямо-таки потянуло в чащу посмотреть на блестящий рельсовый след между черных старых деревьев, но я вдруг остановился, припомнив только что услышанные слова водителя: «…а если тропку потеряешь, то уж…»
Вздохнув и почесав затылок, я перешагнул через рельсы и двинулся дальше по обочине грунтовой дороги.
Тропку я обнаружил именно там, где ее обозначил водитель, – в двадцати метрах за рельсами, справа от дороги. Была она в отличие от местной железной дороги неухожена, узка и затянута перебегающей ее травой, однако видно ее было вполне отчетливо. Пока! Свернув на эту тропку, я собрался было произнести заклинание Истинного Зрения, но передумал. Вместо этого я подобрал длинный тонкий сук и выломал из него подходящую моему росту палку. Шебурша время от времени впереди себя этой палкой, я ходко двинулся по тропинке, беспокоясь только о том, чтобы не слишком промочить свои кроссовки.
Прошел я по этой тропинке минут, наверное, десять, и тут впереди послышалось далекое, но быстро приближающееся пыхтение, яростное шуршание и похрустывание упавших на землю веток. По этим звукам я догадался, что кто-то – зверь или человек – стремительно двигается по той же самой тропинке, но только в мою сторону. Я уже хотел было отойти чуть в сторону, но снова вспомнил предупреждение водителя.
Тем временем впереди, в казавшихся совершенно непроходимыми кустах, началось энергичное шевеление, и через несколько секунд из них вынырнула высокая, явно мужская фигура в темных брюках, заправленных в кирзовые сапоги, и длинной, наглухо застегнутой куртке с накинутым на голову капюшоном. Фигура эта, беспорядочно размахивая руками, словно стараясь удержать равновесие, устремилась в мою сторону. Не доходя до меня шагов пять, фигура притормозила, ее взгляд оторвался от тропы, уперся в меня, и тут же раздался до боли знакомый голос: