Страница:
Он мог бы считать себя счастливчиком. Их сделка обернулась приятной непродолжительной связью без слез и взаимных претензий. В поведении Эвелин было больше достоинства, чем у большинства известных ему людей, и Люсьен уважал ее за это.
Люсьен не хотел, чтобы Эвелин уходила. Непривычное для него чувство привязанности проявилось выражением озабоченности на его лице.
Он ощутил нежное прикосновение пальцев Эвелин к своему лбу и посмотрел на нее. Она мягко улыбалась ему, ее губы были дразняще изогнуты.
– Ты так хмуришься, потому что недоволен мной, да?
– Совсем нет. – Люсьен подключил свое знаменитое обаяние и, проводя пальцем по ее голому плечу, одарил улыбкой обольстителя, против которой не могла устоять ни одна женщина. – Мне было хорошо с тобой. Наша сделка оказалась удачной.
В глазах девушки что-то промелькнуло, но улыбка ее не исчезла.
– Да, это так.
Люсьен почувствовал волнение. Ему не понравилась пробежавшая по лицу Эвелин тень. Не желая портить их последнюю совместную ночь, он решил немного развеселить ее.
Обхватив Эвелин руками, Люсьен прижался небритой щекой к ее шее.
– Люсьен, – завизжала Эвелин, пытаясь высвободиться из его объятий. – Щекотно!
– Неужели? – Он схватил ее за ногу, которой она молотила по воздуху, наклонился к ступне и начал тереться колючим подбородком о ее стопу.
Хохочущая Эвелин в попытке выдернуть ногу перевернулась на живот.
– Так, сейчас. – Люсьен отпустил ее ногу и придавил рукой поясницу, не давая возможности отстраниться, а другой рукой начал оглаживать мягкие ягодицы. – А здесь у нас что?
– Люсьен! – Эвелин хотела вывернуться, но он наклонился и нежно поцеловал ее в поясницу. Девушка выдохнула удивленное «ах» и перестала сопротивляться.
– Так щекотно? – Люсьен продолжал целовать ее, продвигаясь вверх по позвоночнику до самой шеи.
– Нет, – прошептала Эвелин, стискивая пальцами простыню.
Люсьен встал на колени и протиснул ладони под ее груди.
– А так?
– Нет, – задохнулась Эвелин.
Одной рукой он скользнул к ее животу, приподнимая Эвелин так, чтобы она оказалась на четвереньках, и начал тереться восставшей плотью о ее ягодицы.
– А так?
– Прекрати дразнить меня, Люсьен, – взмолилась Эвелин.
– Все хорошо. – Люсьен принял удобное положение, а затем легко проник в нее и в экстазе прикрыл глаза, ощутив горячую влажность принявшего его лона! Он начал медленно двигаться, и Эвелин двигалась в такт с ним, оповещая об испытываемом наслаждении приглушенными подушкой возгласами.
Люсьен держал девушку за бедра; соприкосновение ее мягких ягодиц с его животом усиливало впечатление от чувственного трения внутри ее лона. Очень скоро наслаждение стало переполнять его. Лаская ягодицы Эвелин, Люсьен сильным толчком с хриплым криком изверг свое семя.
Через мгновение и Эвелин достигла своего пика. Ее тело затрепетало и обмякло на подушках, а его имя, слетевшее с ее губ, сменил благостный вздох удовлетворения.
Рассвет пришел слишком быстро.
С тяжелым сердцем Эвелин высвободилась из-под тяжелой руки Люсьена и поднялась с кровати, на которой они спали. Отодвинув штору, она посмотрела на появившееся на горизонте бледно-оранжевое зарево.
Первый раз в жизни Эвелин негодовала по поводу начинающегося дня.
Как они расстанутся? Неужели Люсьен опять будет холодным и отчужденным? А может быть, шутливо похлопает ее по спине или по ягодицам и поблагодарит за приятно проведенное время? Или просто распорядится подать экипаж, а затем оставит ее разбираться со своими делами, коль скоро она уходит из его жизни?
Все в ней протестовало против этого, и Эвелин охватила паника. Боже, уже слишком поздно. Она влюбилась в Люсьена.
Глупая, глупая девчонка.
Слезы жгли глаза Эвелин, но она заставила себя не плакать. Она знала, во что ввязывалась. Бесполезно плакать из-за того, что ее нравственное падение связано с любовью к человеку, не способному на ответное чувство. Эвелин смотрела, как занимается рассвет, и вспоминала однообразно прожитые одинокие годы своей жизни.
Люсьен просыпался медленно со смутным ощущением какого-то непорядка. Постель показалась ему холодной и пустой. Открыв глаза, он увидел стоявшую у окна Эвелин. Первые лучи восходящего солнца отсвечивали на ее прекрасном теле розовыми сполохами, а ее длинные светлые волосы казались темно-золотистыми. Пухлая нижняя губа девушки дрожала. Она прикусила ее, затем опустила голову и отвернулась от поднимающегося солнца, будто ей было невыносимо смотреть на него.
Восход.
Люсьен сел в кровати. Эвелин уходит. Три их ночи, закончились.
Движение привлекло внимание Эвелин, и она замерла, как кролик, прислушивающийся к шагам охотника. Ее глаза казались огромными, и слишком быстрая смена чувств, отразившаяся в них, помешала Люсьену определить ее настроение.
У Люсьена защемило в груди, и он сжал кулаки, комкая простыни. Ему хотелось затащить ее обратно в постель и остановить время. Он не хотел, чтобы Эвелин уходила.
– Начинается новый день, – прошептала она.
Для Люсьена эти слова прозвучали как удар хлыста. Если бы он мог задержать восход солнца! Пусть это мгновение длится вечно.
Люсьен не мог остановить время. Но он мог украсть у него еще хоть немного.
Люсьен протянул руку к Эвелин. Некоторое время девушка постояла в нерешительности, затем бросилась к кровати и упала в его объятия. Их губы слились в отчаянном жарком поцелуе. Момент их окончательного расставания приближался с каждой секундой.
Люсьен ласкал руками тело, которое он успел так хорошо изучить, пользовался этим знанием для того, чтобы разжечь в Эвелин желание. Он хотел, чтобы она сходила с ума от желания, стонала, произнося его имя.
Он хотел... всего.
Эвелин отвечала такими же ласками, пытаясь, как он учил, довести его до болезненного возбуждения. Ее губы были повсюду, маленькие руки жадно теребили и гладили его плоть. Это было состязание в том, кто кого больше возбудит, и каждый при этом сходил с ума от желания отдаться другому.
Мягкие губы Эвелин сомкнулись вокруг его возбужденной плоти, и у Люсьена от наслаждения закатились глаза. Это слишком хорошо. И слишком быстро. Он позволил себе еще несколько секунд удовольствия, а затем, пересилив себя, запустил руку в волосы Эвелин и оторвал ее жадный рот, прежде чем она довела его до пика.
Эвелин бросила на Люсьена понимающий взгляд из-под полуприкрытых век, затем вдруг наклонилась и лизнула его в последний раз, что вызвало дрожь в его теле.
– Распутница, – пробормотал Люсьен и приблизил ее лицо к своему. В ее глазах вспыхивали шаловливые искорки. – Хочешь поиграть, да?
Эвелин только улыбнулась, наверное, той же улыбкой, что заставила Адама принять проклятое яблоко от Евы.
Как тут винить того беднягу? Люсьен сам был готов дать возлюбленной все, чего бы она ни пожелала. Однако тиканье часов напомнило ему, что у него нет времени на исполнение ее капризов.
Эвелин может покинуть его, но пусть его повесят, если она забудет его.
Люсьен перевернул девушку на спину, вытянув ее руки над головой, и без особого труда удерживал их в этом положении, несмотря на ее попытки освободиться. Зажав ее маленькие запястья одной рукой, другую он протиснул меж ее ног и начал ласкать ее там.
Эвелин тихо застонала от удовольствия, и ее колени раздвинулись. Люсьен тут же воспользовался этим и быстро разместился между ее бедрами, однако подавил желание сразу же войти в нее. Девушка источала пьянящий аромат готовности, который возбуждал Люсьена, и он распознавал нежный призыв в ее взгляде. Но он хотел, чтобы в этот последний раз они сходили с ума от желания и чтобы, когда он наконец возьмет ее, их затопило наслаждение, заставившее забыть обо всем на свете.
Заставившее забыть, что это их последний раз. Люсьен поцеловал ее. У него закружилась голова, когда Эвелин ответила на его поцелуй так, как он ее учил, его пальцы ласкали так, как ей нравилось. Она выгибала бедра в молчаливой мольбе, но он знал, чего добивался. Когда он отпустит ее, это будет нечто такое, чего она никогда не сможет забыть. Никогда. Люсьен пощипывал губами шею Эвелин, ее ухо.
– Произнеси мое имя, – потребовал он.
– Люсьен. – Из ее горла вырвался сдавленный стон, когда его губы нашли ее сосок. – О Боже, Люсьен!
– Скажи, кто это делает с тобой, – пробормотал Люсьен. Что-то непристойное было в том, что он требовал от нее подтверждения, признания того, что она знает, благодаря кому испытывает такие ощущения. – Кто ласкает тебя? Кто целует тебя?
– Люсьен, – задыхалась Эвелин. – Только ты.
– Только я, – согласился Люсьен. Ее мягкие бедра терлись об его до боли возбужденную плоть, и он чуть не утратил контроль над собой. Он шумно выдохнул и, стиснув зубы, постарался успокоиться, напоминая себе о том, что собирался сделать.
Да, он должен сделать это. Должен сделать так, чтобы у них обоих навсегда осталась память об этом.
Люсьен поцеловал ее грудь, и Эвелин, выкрикнув его имя, выгнула спину. Он же продолжал ласкать ее внутри, подводя все ближе к пику. Люсьен пальцами ощутил пульсацию ее мышц и резко прекратил ласку, поскольку, по его мнению, ей еще рано было доходить до верха наслаждения.
Эвелин с протестующим стоном сразу придвинула бедра к его руке.
– Не сейчас. – Люсьен с улыбкой поцеловал ее в губы и посмотрел в затуманенные страстью глаза. – Доверься мне.
Эвелин кивнула и когда он возобновил ласку, всхлипнув, прикрыла глаза.
Люсьен еще дважды подводил девушку к самому краю, и каждый раз ему приходилось подавлять собственное желание, что ему едва удавалось. Он с трудом сдерживал себя. Его сердце отчаянно колотилось в груди, спина и лоб покрылись потом, все тело дрожало от напряжения.
Наконец Люсьен понял, что больше не в силах сдерживать себя. Его тело уже не подчинялось его воле и само искало желаемого, хотел он этого или нет.
Люсьен отпустил запястья девушки, и она обвила руками его шею. Он просунул локти под ее колени, подняв и широко расставив ее ноги, и еще некоторое время изводил себя и ее тем, что терся плотью о вход в ее горячее, влажное лоно.
– Будь ты проклят, Люсьен, – пробормотала Эвелин. Она вцепилась в его волосы и, требовательно глядя в его глаза, произнесла: – Возьми меня, пока я не умерла от желания.
Ее требование сокрушило последние остатки его самообладания. Слившись с Эвелин в поцелуе, Люсьен одновременно вошел в нее мощным толчком.
Эвелин вскрикнула и выгнулась дугой. Она была так возбуждена, что сразу же вознеслась на вершину. По ее телу волнами прокатилась дрожь, и она прижалась к Люсьену, сжимая в кулачках его волосы.
Люсьен шире раздвинул ее ноги, пытаясь еще глубже проникнуть в трепещущее лоно. Глубже. Сильнее. Вот так, а теперь вот так. В быстром темпе. В медленном темпе. Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Но достичь собственного наслаждения ему все не удавалось.
Повторяя его имя, Эвелин двигала бедрами навстречу его толчкам, помогая ему проникать все глубже и глубже, сжимала мышцы вокруг его плоти. Она кусала его за ухо, обнимала его и, когда испытывала уже второй оргазм, впилась в его спину ногтями.
Наконец Люсьен тоже достиг пика. С громким криком он излил свое семя в ее лоно, наслаждение вытеснило из его мозга все мысли, кроме мысли о ней.
– Эвелин, – прошептал Люсьен, прижимая к себе возлюбленную, в которой все еще оставалась его содрогавшаяся плоть. – Эвелин!
Глава 6
Глава 7
Люсьен не хотел, чтобы Эвелин уходила. Непривычное для него чувство привязанности проявилось выражением озабоченности на его лице.
Он ощутил нежное прикосновение пальцев Эвелин к своему лбу и посмотрел на нее. Она мягко улыбалась ему, ее губы были дразняще изогнуты.
– Ты так хмуришься, потому что недоволен мной, да?
– Совсем нет. – Люсьен подключил свое знаменитое обаяние и, проводя пальцем по ее голому плечу, одарил улыбкой обольстителя, против которой не могла устоять ни одна женщина. – Мне было хорошо с тобой. Наша сделка оказалась удачной.
В глазах девушки что-то промелькнуло, но улыбка ее не исчезла.
– Да, это так.
Люсьен почувствовал волнение. Ему не понравилась пробежавшая по лицу Эвелин тень. Не желая портить их последнюю совместную ночь, он решил немного развеселить ее.
Обхватив Эвелин руками, Люсьен прижался небритой щекой к ее шее.
– Люсьен, – завизжала Эвелин, пытаясь высвободиться из его объятий. – Щекотно!
– Неужели? – Он схватил ее за ногу, которой она молотила по воздуху, наклонился к ступне и начал тереться колючим подбородком о ее стопу.
Хохочущая Эвелин в попытке выдернуть ногу перевернулась на живот.
– Так, сейчас. – Люсьен отпустил ее ногу и придавил рукой поясницу, не давая возможности отстраниться, а другой рукой начал оглаживать мягкие ягодицы. – А здесь у нас что?
– Люсьен! – Эвелин хотела вывернуться, но он наклонился и нежно поцеловал ее в поясницу. Девушка выдохнула удивленное «ах» и перестала сопротивляться.
– Так щекотно? – Люсьен продолжал целовать ее, продвигаясь вверх по позвоночнику до самой шеи.
– Нет, – прошептала Эвелин, стискивая пальцами простыню.
Люсьен встал на колени и протиснул ладони под ее груди.
– А так?
– Нет, – задохнулась Эвелин.
Одной рукой он скользнул к ее животу, приподнимая Эвелин так, чтобы она оказалась на четвереньках, и начал тереться восставшей плотью о ее ягодицы.
– А так?
– Прекрати дразнить меня, Люсьен, – взмолилась Эвелин.
– Все хорошо. – Люсьен принял удобное положение, а затем легко проник в нее и в экстазе прикрыл глаза, ощутив горячую влажность принявшего его лона! Он начал медленно двигаться, и Эвелин двигалась в такт с ним, оповещая об испытываемом наслаждении приглушенными подушкой возгласами.
Люсьен держал девушку за бедра; соприкосновение ее мягких ягодиц с его животом усиливало впечатление от чувственного трения внутри ее лона. Очень скоро наслаждение стало переполнять его. Лаская ягодицы Эвелин, Люсьен сильным толчком с хриплым криком изверг свое семя.
Через мгновение и Эвелин достигла своего пика. Ее тело затрепетало и обмякло на подушках, а его имя, слетевшее с ее губ, сменил благостный вздох удовлетворения.
Рассвет пришел слишком быстро.
С тяжелым сердцем Эвелин высвободилась из-под тяжелой руки Люсьена и поднялась с кровати, на которой они спали. Отодвинув штору, она посмотрела на появившееся на горизонте бледно-оранжевое зарево.
Первый раз в жизни Эвелин негодовала по поводу начинающегося дня.
Как они расстанутся? Неужели Люсьен опять будет холодным и отчужденным? А может быть, шутливо похлопает ее по спине или по ягодицам и поблагодарит за приятно проведенное время? Или просто распорядится подать экипаж, а затем оставит ее разбираться со своими делами, коль скоро она уходит из его жизни?
Все в ней протестовало против этого, и Эвелин охватила паника. Боже, уже слишком поздно. Она влюбилась в Люсьена.
Глупая, глупая девчонка.
Слезы жгли глаза Эвелин, но она заставила себя не плакать. Она знала, во что ввязывалась. Бесполезно плакать из-за того, что ее нравственное падение связано с любовью к человеку, не способному на ответное чувство. Эвелин смотрела, как занимается рассвет, и вспоминала однообразно прожитые одинокие годы своей жизни.
Люсьен просыпался медленно со смутным ощущением какого-то непорядка. Постель показалась ему холодной и пустой. Открыв глаза, он увидел стоявшую у окна Эвелин. Первые лучи восходящего солнца отсвечивали на ее прекрасном теле розовыми сполохами, а ее длинные светлые волосы казались темно-золотистыми. Пухлая нижняя губа девушки дрожала. Она прикусила ее, затем опустила голову и отвернулась от поднимающегося солнца, будто ей было невыносимо смотреть на него.
Восход.
Люсьен сел в кровати. Эвелин уходит. Три их ночи, закончились.
Движение привлекло внимание Эвелин, и она замерла, как кролик, прислушивающийся к шагам охотника. Ее глаза казались огромными, и слишком быстрая смена чувств, отразившаяся в них, помешала Люсьену определить ее настроение.
У Люсьена защемило в груди, и он сжал кулаки, комкая простыни. Ему хотелось затащить ее обратно в постель и остановить время. Он не хотел, чтобы Эвелин уходила.
– Начинается новый день, – прошептала она.
Для Люсьена эти слова прозвучали как удар хлыста. Если бы он мог задержать восход солнца! Пусть это мгновение длится вечно.
Люсьен не мог остановить время. Но он мог украсть у него еще хоть немного.
Люсьен протянул руку к Эвелин. Некоторое время девушка постояла в нерешительности, затем бросилась к кровати и упала в его объятия. Их губы слились в отчаянном жарком поцелуе. Момент их окончательного расставания приближался с каждой секундой.
Люсьен ласкал руками тело, которое он успел так хорошо изучить, пользовался этим знанием для того, чтобы разжечь в Эвелин желание. Он хотел, чтобы она сходила с ума от желания, стонала, произнося его имя.
Он хотел... всего.
Эвелин отвечала такими же ласками, пытаясь, как он учил, довести его до болезненного возбуждения. Ее губы были повсюду, маленькие руки жадно теребили и гладили его плоть. Это было состязание в том, кто кого больше возбудит, и каждый при этом сходил с ума от желания отдаться другому.
Мягкие губы Эвелин сомкнулись вокруг его возбужденной плоти, и у Люсьена от наслаждения закатились глаза. Это слишком хорошо. И слишком быстро. Он позволил себе еще несколько секунд удовольствия, а затем, пересилив себя, запустил руку в волосы Эвелин и оторвал ее жадный рот, прежде чем она довела его до пика.
Эвелин бросила на Люсьена понимающий взгляд из-под полуприкрытых век, затем вдруг наклонилась и лизнула его в последний раз, что вызвало дрожь в его теле.
– Распутница, – пробормотал Люсьен и приблизил ее лицо к своему. В ее глазах вспыхивали шаловливые искорки. – Хочешь поиграть, да?
Эвелин только улыбнулась, наверное, той же улыбкой, что заставила Адама принять проклятое яблоко от Евы.
Как тут винить того беднягу? Люсьен сам был готов дать возлюбленной все, чего бы она ни пожелала. Однако тиканье часов напомнило ему, что у него нет времени на исполнение ее капризов.
Эвелин может покинуть его, но пусть его повесят, если она забудет его.
Люсьен перевернул девушку на спину, вытянув ее руки над головой, и без особого труда удерживал их в этом положении, несмотря на ее попытки освободиться. Зажав ее маленькие запястья одной рукой, другую он протиснул меж ее ног и начал ласкать ее там.
Эвелин тихо застонала от удовольствия, и ее колени раздвинулись. Люсьен тут же воспользовался этим и быстро разместился между ее бедрами, однако подавил желание сразу же войти в нее. Девушка источала пьянящий аромат готовности, который возбуждал Люсьена, и он распознавал нежный призыв в ее взгляде. Но он хотел, чтобы в этот последний раз они сходили с ума от желания и чтобы, когда он наконец возьмет ее, их затопило наслаждение, заставившее забыть обо всем на свете.
Заставившее забыть, что это их последний раз. Люсьен поцеловал ее. У него закружилась голова, когда Эвелин ответила на его поцелуй так, как он ее учил, его пальцы ласкали так, как ей нравилось. Она выгибала бедра в молчаливой мольбе, но он знал, чего добивался. Когда он отпустит ее, это будет нечто такое, чего она никогда не сможет забыть. Никогда. Люсьен пощипывал губами шею Эвелин, ее ухо.
– Произнеси мое имя, – потребовал он.
– Люсьен. – Из ее горла вырвался сдавленный стон, когда его губы нашли ее сосок. – О Боже, Люсьен!
– Скажи, кто это делает с тобой, – пробормотал Люсьен. Что-то непристойное было в том, что он требовал от нее подтверждения, признания того, что она знает, благодаря кому испытывает такие ощущения. – Кто ласкает тебя? Кто целует тебя?
– Люсьен, – задыхалась Эвелин. – Только ты.
– Только я, – согласился Люсьен. Ее мягкие бедра терлись об его до боли возбужденную плоть, и он чуть не утратил контроль над собой. Он шумно выдохнул и, стиснув зубы, постарался успокоиться, напоминая себе о том, что собирался сделать.
Да, он должен сделать это. Должен сделать так, чтобы у них обоих навсегда осталась память об этом.
Люсьен поцеловал ее грудь, и Эвелин, выкрикнув его имя, выгнула спину. Он же продолжал ласкать ее внутри, подводя все ближе к пику. Люсьен пальцами ощутил пульсацию ее мышц и резко прекратил ласку, поскольку, по его мнению, ей еще рано было доходить до верха наслаждения.
Эвелин с протестующим стоном сразу придвинула бедра к его руке.
– Не сейчас. – Люсьен с улыбкой поцеловал ее в губы и посмотрел в затуманенные страстью глаза. – Доверься мне.
Эвелин кивнула и когда он возобновил ласку, всхлипнув, прикрыла глаза.
Люсьен еще дважды подводил девушку к самому краю, и каждый раз ему приходилось подавлять собственное желание, что ему едва удавалось. Он с трудом сдерживал себя. Его сердце отчаянно колотилось в груди, спина и лоб покрылись потом, все тело дрожало от напряжения.
Наконец Люсьен понял, что больше не в силах сдерживать себя. Его тело уже не подчинялось его воле и само искало желаемого, хотел он этого или нет.
Люсьен отпустил запястья девушки, и она обвила руками его шею. Он просунул локти под ее колени, подняв и широко расставив ее ноги, и еще некоторое время изводил себя и ее тем, что терся плотью о вход в ее горячее, влажное лоно.
– Будь ты проклят, Люсьен, – пробормотала Эвелин. Она вцепилась в его волосы и, требовательно глядя в его глаза, произнесла: – Возьми меня, пока я не умерла от желания.
Ее требование сокрушило последние остатки его самообладания. Слившись с Эвелин в поцелуе, Люсьен одновременно вошел в нее мощным толчком.
Эвелин вскрикнула и выгнулась дугой. Она была так возбуждена, что сразу же вознеслась на вершину. По ее телу волнами прокатилась дрожь, и она прижалась к Люсьену, сжимая в кулачках его волосы.
Люсьен шире раздвинул ее ноги, пытаясь еще глубже проникнуть в трепещущее лоно. Глубже. Сильнее. Вот так, а теперь вот так. В быстром темпе. В медленном темпе. Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Но достичь собственного наслаждения ему все не удавалось.
Повторяя его имя, Эвелин двигала бедрами навстречу его толчкам, помогая ему проникать все глубже и глубже, сжимала мышцы вокруг его плоти. Она кусала его за ухо, обнимала его и, когда испытывала уже второй оргазм, впилась в его спину ногтями.
Наконец Люсьен тоже достиг пика. С громким криком он излил свое семя в ее лоно, наслаждение вытеснило из его мозга все мысли, кроме мысли о ней.
– Эвелин, – прошептал Люсьен, прижимая к себе возлюбленную, в которой все еще оставалась его содрогавшаяся плоть. – Эвелин!
Глава 6
Эвелин проснулась от голосов переговаривающихся где-то внизу слуг. Она поплотнее завернулась в простыню и еще теснее прижалась к лежащему рядом с ней большому теплому телу, уткнувшись носом в шею Люсьена. Еще рано вставать. Ведь так хорошо лежать здесь...
Утро! Эвелин моментально раскрыла глаза и рывком приподнялась на кровати. Комната была залита солнечным светом. Со двора доносились цокот лошадиных копыт и позвякивание сбруи. За дверью спальни раздавались шаги – это слуги в холле выполняли свою ежедневную работу.
– О нет! – В панике Эвелин соскочила с кровати, захватив с собой простыню, чтобы прикрыться, и поспешила в направлении бюро Люсьена. Трясущимися руками она схватила его карманные часы и открыла их.
Рассвет наступил более часа назад.
– Если тебе нужны деньги, то просто попроси, – раздался с кровати приглушенный подушкой голос Люсьена. – А часы я бы оставил себе, если ты не против.
– Я проспала! – Эвелин положила часы на бюро и в спешке стала собирать свое разбросанное белье. – Солнце взошло. Слуги в доме. Отец, наверное, уже проснулся! – Она сбросила простыню и, подобрав с пола сорочку, стала торопливо ее натягивать, с трудом попадая в рукава непослушными руками.
– Слуги будут молчать, они дорожат своей работой. – Люсьен сел и потянулся, не тревожась о своей наготе. – А твой отец, вероятно, еще сидит за карточным столом.
– Что за гадкие вещи ты говоришь!
Брови Люсьена поползли вверх, и его лицо приняло уже хорошо знакомое Эвелин насмешливое выражение.
– Посмею напомнить тебе, дорогая моя Эвелин, что именно пагубная страсть твоего отца к игре привела тебя сюда, не так ли?
Разгладив складки сорочки на бедрах, девушка откинула волосы с лица и посмотрела на Люсьена.
– А я думала, виной всему твоя страсть к дуэлям.
– О нет. – Люсьен встал и подошел к креслу, на котором оставил свою одежду. – До сих пор мы не лгали друг другу, Эвелин, так что нет смысла сейчас начинать делать это.
– Лгать? – Эвелин стянула волосы на затылке лентой, которую нашла на шахматном столике. – Давай поговорим о лжи, Люсьен. Как насчет твоего обещания не говорить никому о нашей связи?
Натягивавший брюки Люсьен нахмурился.
– А я и не говорил никому.
– Тогда кто такой мистер Данте Уэксфорд? – Эвелин отыскала свое платье на стуле. – Как могло получиться, что на днях он приходил к нам домой и намекал, что все знает о нас?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Он приходил позавчера вечером. – Эвелин удалось самостоятельно надеть платье, но она поняла, что без посторонней помощи не справится с застежками. – Он, очевидно, выиграл какую-то сумму у моего отца.
– А-а, – улыбаясь, Люсьен потянулся к рубашке. – Тогда это все объясняет. Его визит не имеет ничего общего с нами.
– Еще как имеет! – Размахивая туфелькой, которую она выудила из-под кровати, Эвелин другой рукой придерживала незастегнутое платье. – Он очень нагло флиртовал со мной. А взглядом дал понять, что ему все известно.
– Не будь смешной. – Люсьен повернул ее спиной, чтобы застегнуть платье. – Данте флиртует со всеми женщинами. Такой у него характер.
– Он видел меня в то утро, – напомнила она.
Люсьен вздохнул:
– Да, видел.
– Он не спрашивал, кто я? Ты не говорил ему, как меня зовут?
– Нет, я не называл ему твоего имени! – В голосе Люсьена появилось раздражение. Он застегнул последний крючок и отошел в сторону. – Не будь глупой. Я же говорил тебе, что наш уговор останется между нами.
– Глупой? – Эвелин повернулась к нему. – Он твой, друг. Неужели ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты ничего ему не сказал?
– Я ничего не говорил. И не смей сомневаться в этом. – Люсьен взял ее за плечи. – Понимаю, что ты, расстроенная нашим расставанием, хочешь скрыть это и пытаешься найти какие-то другие причины, объясняющие твое настроение.
– Ты – самонадеянное ничтожество! – Эвелин стряхнула его руки с плеч. – Мне нет нужды искать что-то. Подумай, в каком положении мы оказались. Если бы ты был джентльменом, то не стал бы требовать такую цену за жизнь моего отца.
Люсьен напрягся, его глаза полыхали едва сдерживаемой яростью.
– Прежде всего причиной вызова на дуэль было поведение твоего отца. Ты забыла, что он подверг сомнению мою честь?
– А ценой твоей чести стала моя.
– Не смей обвинять меня в том, что произошло между нами, – раздраженно сказал Люсьен. – Это ты пришла ко мне. Ты приняла мои условия.
– А моим условием было соблюдение абсолютной секретности. Но твой мистер Уэксфорд все испортил.
– Так же, как я испортил тебя? – съехидничал Люсьен. – Пора быть взрослой, Эвелин. Я не принуждал тебя ложиться в мою постель. Ты сделала это по собственной воле.
У Эвелин вспыхнули щеки, но она гордо вздернула подбородок:
– Да, я сделала это. И сделала бы снова, чтобы спасти жизнь отца.
– О, замечательно! – зааплодировал Люсьен, откровенно насмехаясь над ней. – Давай, давай, играй обманутую, наивную, невинную Эвелин. Бедную девочку, которая принесла в жертву свою невинность животному, чтобы спасти жизнь своего дорогого отца. – Он подошел к стоявшему неподалеку низкому столику и взял с него небольшую деревянную шкатулку. Открыв ее, Люсьен извлек небольшую пачку бумаг. – Вот за что ты продала себя, моя дорогая. Расписки твоего отца на общую сумму более трех тысяч фунтов.
Эвелин до боли сжала кулаки, слова Люсьена нестерпимо ранили ее.
– Как ты мог сказать такое?
– Как я мог сказать правду? – жестко усмехнулся Люсьен. – Я всегда знал, моя дорогая, что любой человек имеет свою цену, а особенно женщины. – Он подошел к Эвелин и слегка провел по ее лицу и шее зажатыми в кулаке бумагами. – Я благодарен тебе за то, Эвелин, что ты была честна в определении своей цены. Проведенное с тобой время было... приятным.
Его слова отозвались острой болью в сердце Эвелин. Он выставил ее проституткой, отдавшей ему свое тело за деньги.
Но разве это не так?
У Эвелин в горле стоял ком, она изо всех сил сдерживала слезы. Как он смеет насмехаться над ней, умаляя сделанное ею во имя спасения жизни отца?
– Ты отвратительный человек, – прошептала Эвелин.
– Наконец-то и ты сказала правду! – Люсьен приблизил к ней свое лицо. – Возьми расписки своего отца, Эвелин. Сделка завершена.
Стараясь по-прежнему держаться прямо, Эвелин вырвала бумаги из его руки.
– Распорядись об экипаже.
Люсьен отступил назад и отвесил насмешливый поклон:
– Как миледи будет угодно.
Проигнорировав его выходку, Эвелин отвернулась и занялась поиском второй туфельки.
Люсьен постоял еще некоторое время, затем резко повернулся, подошел к двери, распахнул ее и вышел.
Со стуком закрывшейся двери спало напряжение, которое позволяло Эвелин контролировать свои чувства. По щекам ее струились не сдерживаемые уже слезы, когда она бережно прятала расписки отца и надевала туфли и плащ.
Сердце ее было разбито. Но она лучше умрет, чем позволит Люсьену когда-либо узнать, что она была настолько глупа, что влюбилась в него.
Из окна гостиной, расположенной на втором этаже, Люсьен смотрел, как отъезжает экипаж. Он знал, что это уезжает Эвелин, хотя и не показывался ей на глаза после того, как выскочил из спальни. Он боялся встретиться с ней снова.
Как могла она сомневаться в нем? Как могла обвинить в нарушении соглашения?
А с каких это пор мнение женщины стало для него что-то значить?
Люсьен прижался лбом к оконному стеклу. С тех пор, как появилась Эвелин.
Все это глупо. Вот чем заканчивается проявление более нежных чувств по отношению к ним – неблагодарностью и обманутыми надеждами. Наверное, он был не в себе, когда думал, что Эвелин отличается от других женщин. Разве не сама она пришла к нему? И у нее была своя цена, как и у всех других. Она предложила свое тело в обмен на жизнь отца.
Ладно, ладно, что касается ее тела, то это была его идея. Но он никак не ожидал, что она согласится. А уж поскольку она согласилась – он же мужчина, в конце концов, не отказываться же ему от такого подарка!
Но он не ожидал, что это так глубоко его затронет.
Люсьен выпрямился и, рассеянно потирая щемящую грудь, проводил глазами скрывшийся за поворотом экипаж. Эвелин не вернется.
Внезапно Торнсгейт показался Люсьену огромным и холодным. Пустым. Здесь уже не будет слышаться ее смех. Или тот короткий вздох, который она издавала, когда он делал нечто поражавшее ее. Или нежный стон, слетавший с ее губ, когда он входил в нее.
Люсьен не мог оставаться здесь.
Он поедет в Лондон. Ему нужно найти Данте. Стереть воспоминания об Эвелин в объятиях другой женщины. Десятка других женщин.
Однако когда Люсьен отдавал соответствующие распоряжения слугам и даже когда он перебирал в памяти имена вероятных партнерш по любовным утехам, он сознавал правду.
Он никогда не забудет Эвелин.
Утро! Эвелин моментально раскрыла глаза и рывком приподнялась на кровати. Комната была залита солнечным светом. Со двора доносились цокот лошадиных копыт и позвякивание сбруи. За дверью спальни раздавались шаги – это слуги в холле выполняли свою ежедневную работу.
– О нет! – В панике Эвелин соскочила с кровати, захватив с собой простыню, чтобы прикрыться, и поспешила в направлении бюро Люсьена. Трясущимися руками она схватила его карманные часы и открыла их.
Рассвет наступил более часа назад.
– Если тебе нужны деньги, то просто попроси, – раздался с кровати приглушенный подушкой голос Люсьена. – А часы я бы оставил себе, если ты не против.
– Я проспала! – Эвелин положила часы на бюро и в спешке стала собирать свое разбросанное белье. – Солнце взошло. Слуги в доме. Отец, наверное, уже проснулся! – Она сбросила простыню и, подобрав с пола сорочку, стала торопливо ее натягивать, с трудом попадая в рукава непослушными руками.
– Слуги будут молчать, они дорожат своей работой. – Люсьен сел и потянулся, не тревожась о своей наготе. – А твой отец, вероятно, еще сидит за карточным столом.
– Что за гадкие вещи ты говоришь!
Брови Люсьена поползли вверх, и его лицо приняло уже хорошо знакомое Эвелин насмешливое выражение.
– Посмею напомнить тебе, дорогая моя Эвелин, что именно пагубная страсть твоего отца к игре привела тебя сюда, не так ли?
Разгладив складки сорочки на бедрах, девушка откинула волосы с лица и посмотрела на Люсьена.
– А я думала, виной всему твоя страсть к дуэлям.
– О нет. – Люсьен встал и подошел к креслу, на котором оставил свою одежду. – До сих пор мы не лгали друг другу, Эвелин, так что нет смысла сейчас начинать делать это.
– Лгать? – Эвелин стянула волосы на затылке лентой, которую нашла на шахматном столике. – Давай поговорим о лжи, Люсьен. Как насчет твоего обещания не говорить никому о нашей связи?
Натягивавший брюки Люсьен нахмурился.
– А я и не говорил никому.
– Тогда кто такой мистер Данте Уэксфорд? – Эвелин отыскала свое платье на стуле. – Как могло получиться, что на днях он приходил к нам домой и намекал, что все знает о нас?
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Он приходил позавчера вечером. – Эвелин удалось самостоятельно надеть платье, но она поняла, что без посторонней помощи не справится с застежками. – Он, очевидно, выиграл какую-то сумму у моего отца.
– А-а, – улыбаясь, Люсьен потянулся к рубашке. – Тогда это все объясняет. Его визит не имеет ничего общего с нами.
– Еще как имеет! – Размахивая туфелькой, которую она выудила из-под кровати, Эвелин другой рукой придерживала незастегнутое платье. – Он очень нагло флиртовал со мной. А взглядом дал понять, что ему все известно.
– Не будь смешной. – Люсьен повернул ее спиной, чтобы застегнуть платье. – Данте флиртует со всеми женщинами. Такой у него характер.
– Он видел меня в то утро, – напомнила она.
Люсьен вздохнул:
– Да, видел.
– Он не спрашивал, кто я? Ты не говорил ему, как меня зовут?
– Нет, я не называл ему твоего имени! – В голосе Люсьена появилось раздражение. Он застегнул последний крючок и отошел в сторону. – Не будь глупой. Я же говорил тебе, что наш уговор останется между нами.
– Глупой? – Эвелин повернулась к нему. – Он твой, друг. Неужели ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты ничего ему не сказал?
– Я ничего не говорил. И не смей сомневаться в этом. – Люсьен взял ее за плечи. – Понимаю, что ты, расстроенная нашим расставанием, хочешь скрыть это и пытаешься найти какие-то другие причины, объясняющие твое настроение.
– Ты – самонадеянное ничтожество! – Эвелин стряхнула его руки с плеч. – Мне нет нужды искать что-то. Подумай, в каком положении мы оказались. Если бы ты был джентльменом, то не стал бы требовать такую цену за жизнь моего отца.
Люсьен напрягся, его глаза полыхали едва сдерживаемой яростью.
– Прежде всего причиной вызова на дуэль было поведение твоего отца. Ты забыла, что он подверг сомнению мою честь?
– А ценой твоей чести стала моя.
– Не смей обвинять меня в том, что произошло между нами, – раздраженно сказал Люсьен. – Это ты пришла ко мне. Ты приняла мои условия.
– А моим условием было соблюдение абсолютной секретности. Но твой мистер Уэксфорд все испортил.
– Так же, как я испортил тебя? – съехидничал Люсьен. – Пора быть взрослой, Эвелин. Я не принуждал тебя ложиться в мою постель. Ты сделала это по собственной воле.
У Эвелин вспыхнули щеки, но она гордо вздернула подбородок:
– Да, я сделала это. И сделала бы снова, чтобы спасти жизнь отца.
– О, замечательно! – зааплодировал Люсьен, откровенно насмехаясь над ней. – Давай, давай, играй обманутую, наивную, невинную Эвелин. Бедную девочку, которая принесла в жертву свою невинность животному, чтобы спасти жизнь своего дорогого отца. – Он подошел к стоявшему неподалеку низкому столику и взял с него небольшую деревянную шкатулку. Открыв ее, Люсьен извлек небольшую пачку бумаг. – Вот за что ты продала себя, моя дорогая. Расписки твоего отца на общую сумму более трех тысяч фунтов.
Эвелин до боли сжала кулаки, слова Люсьена нестерпимо ранили ее.
– Как ты мог сказать такое?
– Как я мог сказать правду? – жестко усмехнулся Люсьен. – Я всегда знал, моя дорогая, что любой человек имеет свою цену, а особенно женщины. – Он подошел к Эвелин и слегка провел по ее лицу и шее зажатыми в кулаке бумагами. – Я благодарен тебе за то, Эвелин, что ты была честна в определении своей цены. Проведенное с тобой время было... приятным.
Его слова отозвались острой болью в сердце Эвелин. Он выставил ее проституткой, отдавшей ему свое тело за деньги.
Но разве это не так?
У Эвелин в горле стоял ком, она изо всех сил сдерживала слезы. Как он смеет насмехаться над ней, умаляя сделанное ею во имя спасения жизни отца?
– Ты отвратительный человек, – прошептала Эвелин.
– Наконец-то и ты сказала правду! – Люсьен приблизил к ней свое лицо. – Возьми расписки своего отца, Эвелин. Сделка завершена.
Стараясь по-прежнему держаться прямо, Эвелин вырвала бумаги из его руки.
– Распорядись об экипаже.
Люсьен отступил назад и отвесил насмешливый поклон:
– Как миледи будет угодно.
Проигнорировав его выходку, Эвелин отвернулась и занялась поиском второй туфельки.
Люсьен постоял еще некоторое время, затем резко повернулся, подошел к двери, распахнул ее и вышел.
Со стуком закрывшейся двери спало напряжение, которое позволяло Эвелин контролировать свои чувства. По щекам ее струились не сдерживаемые уже слезы, когда она бережно прятала расписки отца и надевала туфли и плащ.
Сердце ее было разбито. Но она лучше умрет, чем позволит Люсьену когда-либо узнать, что она была настолько глупа, что влюбилась в него.
Из окна гостиной, расположенной на втором этаже, Люсьен смотрел, как отъезжает экипаж. Он знал, что это уезжает Эвелин, хотя и не показывался ей на глаза после того, как выскочил из спальни. Он боялся встретиться с ней снова.
Как могла она сомневаться в нем? Как могла обвинить в нарушении соглашения?
А с каких это пор мнение женщины стало для него что-то значить?
Люсьен прижался лбом к оконному стеклу. С тех пор, как появилась Эвелин.
Все это глупо. Вот чем заканчивается проявление более нежных чувств по отношению к ним – неблагодарностью и обманутыми надеждами. Наверное, он был не в себе, когда думал, что Эвелин отличается от других женщин. Разве не сама она пришла к нему? И у нее была своя цена, как и у всех других. Она предложила свое тело в обмен на жизнь отца.
Ладно, ладно, что касается ее тела, то это была его идея. Но он никак не ожидал, что она согласится. А уж поскольку она согласилась – он же мужчина, в конце концов, не отказываться же ему от такого подарка!
Но он не ожидал, что это так глубоко его затронет.
Люсьен выпрямился и, рассеянно потирая щемящую грудь, проводил глазами скрывшийся за поворотом экипаж. Эвелин не вернется.
Внезапно Торнсгейт показался Люсьену огромным и холодным. Пустым. Здесь уже не будет слышаться ее смех. Или тот короткий вздох, который она издавала, когда он делал нечто поражавшее ее. Или нежный стон, слетавший с ее губ, когда он входил в нее.
Люсьен не мог оставаться здесь.
Он поедет в Лондон. Ему нужно найти Данте. Стереть воспоминания об Эвелин в объятиях другой женщины. Десятка других женщин.
Однако когда Люсьен отдавал соответствующие распоряжения слугам и даже когда он перебирал в памяти имена вероятных партнерш по любовным утехам, он сознавал правду.
Он никогда не забудет Эвелин.
Глава 7
Лондон
Два месяца спустя
Лондон нисколько не изменился. Это был все тот же один из самых крупных городов с обилием злачных мест на любой вкус. Хотя светский сезон начинался только весной, в городе было много тех, кто предпочел провести здесь рождественские праздники. Среди них был и Люсьен. Однако в то время как другие приезжали в эти холодные зимние дни в Лондон для того, чтобы быть поближе к семье и друзьям, Люсьен задержался здесь по противоположной причине.
Он старался держаться подальше от Эвелин.
Это было труднее, чем он ожидал. Люсьен никак не мог понять, что так привлекало его в провинциальной девчонке. Он знал и более красивых женщин, более изящных и страстных. Но по ночам в своем воображении, независимо от того, кто из умелых куртизанок был в его постели, сжимал он в объятиях именно Эвелин. Эвелин, чей журчащий смех Люсьен хотел слышать в своем пустом лондонском доме. Эвелин, чей наивный энтузиазм способствовал тому, что время, проведенное с ней, вытесняло из памяти все его утехи с искусными любовницами.
Эвелин, которая не доверяла ему!
Сидя перед камином, Люсьен рассматривал высвеченные огнем полированные фигурки, расставленные на шахматной доске. Вспоминал смущение Эвелин, когда он учил ее играть в шахматы... обнаженной, ее решимость действовать изощренно, несмотря на то, что она была скована своей невинностью.
Люсьен взял с доски белую королеву, покрутил ее в руке. Может быть, у них все же был какой-то шанс. Может, ему следовало увидеться с ней, убедиться, что с ней все в порядке.
Люсьен закрыл глаза и крепко сжал пальцами шахматную фигурку, словно опасаясь, что королева ускользнет от него. Хотя с ней, несомненно, все в порядке. Ведь есть же у нее отец, который позаботится о ней.
Барон приходил к нему в день его отъезда из Корнуолла. Люсьен вспомнил красное от ярости пухлое лицо барона и как тот вопил о чести и требовал удовлетворения. Чезвик узнал об их отношениях, когда Эвелин вернулась в то утро домой с его расписками. Люсьен отказался от дуэли.
Барон недоуменно глядел, как Люсьен прошел мимо него и сел в карету, которая должна была доставить его в Лондон. Люсьен и сам толком не мог объяснить некоторые свои поступки. Раньше он никогда не уклонялся от дуэлей, тем более таких, которые заведомо сулили ему победу. Однако, понимая, что барон был вправе гневаться на него, и не испытывая страха перед дуэлью, вызова он не принял.
Из-за Эвелин.
Даже если она и не верит в его благородство, Люсьен сделал это. Согласно их договору, она должна была провести три ночи в его постели в обмен на долг ее отца и его жизнь. Она выполнила свои обязательства, он должен был выполнить свои.
Боль от впившейся острыми краями в ладонь шахматной фигурки вернула его к действительности. Люсьен бросил ее на доску. Королева прокатилась по доске, отбросила в сторону пешку и повалила черного короля.
В комнату вошел лондонский дворецкий Люсьена, Эммонс, и объявил:
– Мистер Данте Уэксфорд.
Быстро вошедший в комнату вслед за дворецким Данте застал друга мрачно разглядывающим раскатившиеся по доске шахматные фигуры.
– Господи, Люсьен, ты еще не одет! – Сам Данте был в элегантном вечернем костюме черного цвета, на фоне которого контрастно выделялся белоснежный галстук со сверкающей бриллиантовой булавкой. Его руки в безукоризненно белых перчатках сжимали стильную трость. Он скептически осмотрел не столь изысканный наряд Люсьена. – Ты ведь не собираешься появиться на балу у леди Престинг в этом?
Люсьен озабоченно вздохнул.
– Мои извинения, Данте. Я совсем забыл об этом.
– Опять? Люсьен, ты хоть представляешь себе, что за два месяца ты побывал всего на каких-то шести раутах? А ведь раньше ты мог обойти столько домов за одну только ночь.
– Я знаю. – Люсьен снова взял с доски белую королеву и стал ее разглядывать. – Думаю, я утратил интерес к суетности лондонского общества.
– Ты... – уставился на него изумленный Данте. – Ты же это не серьезно?
– Отнюдь. – Люсьен поднялся, опуская шахматную фигурку в карман. – Бренди?
– Я не хочу бренди. – Данте следил за Люсьеном, который подошел к стоявшему на столике графину. – Но не присутствовать на зимнем балу у леди Престинг...
Люсьен хохотнул:
– Это всего лишь один бал, Данте. Будут и другие балы.
– Уже были другие. – Люсьен начал наливать бренди, когда Данте схватил его за рукав. Напиток пролился на стол – Ты не посетил ни один из них.
Люсьен холодно покосился на руку Данте, вцепившуюся в его рукав.
– Ты забываешься.
– Не говори со мной таким тоном. – Данте все же отступил назад, в его карих глазах сквозила обида. – Хоть твой отец и признал тебя, ты ничем не лучше меня.
Два месяца спустя
Лондон нисколько не изменился. Это был все тот же один из самых крупных городов с обилием злачных мест на любой вкус. Хотя светский сезон начинался только весной, в городе было много тех, кто предпочел провести здесь рождественские праздники. Среди них был и Люсьен. Однако в то время как другие приезжали в эти холодные зимние дни в Лондон для того, чтобы быть поближе к семье и друзьям, Люсьен задержался здесь по противоположной причине.
Он старался держаться подальше от Эвелин.
Это было труднее, чем он ожидал. Люсьен никак не мог понять, что так привлекало его в провинциальной девчонке. Он знал и более красивых женщин, более изящных и страстных. Но по ночам в своем воображении, независимо от того, кто из умелых куртизанок был в его постели, сжимал он в объятиях именно Эвелин. Эвелин, чей журчащий смех Люсьен хотел слышать в своем пустом лондонском доме. Эвелин, чей наивный энтузиазм способствовал тому, что время, проведенное с ней, вытесняло из памяти все его утехи с искусными любовницами.
Эвелин, которая не доверяла ему!
Сидя перед камином, Люсьен рассматривал высвеченные огнем полированные фигурки, расставленные на шахматной доске. Вспоминал смущение Эвелин, когда он учил ее играть в шахматы... обнаженной, ее решимость действовать изощренно, несмотря на то, что она была скована своей невинностью.
Люсьен взял с доски белую королеву, покрутил ее в руке. Может быть, у них все же был какой-то шанс. Может, ему следовало увидеться с ней, убедиться, что с ней все в порядке.
Люсьен закрыл глаза и крепко сжал пальцами шахматную фигурку, словно опасаясь, что королева ускользнет от него. Хотя с ней, несомненно, все в порядке. Ведь есть же у нее отец, который позаботится о ней.
Барон приходил к нему в день его отъезда из Корнуолла. Люсьен вспомнил красное от ярости пухлое лицо барона и как тот вопил о чести и требовал удовлетворения. Чезвик узнал об их отношениях, когда Эвелин вернулась в то утро домой с его расписками. Люсьен отказался от дуэли.
Барон недоуменно глядел, как Люсьен прошел мимо него и сел в карету, которая должна была доставить его в Лондон. Люсьен и сам толком не мог объяснить некоторые свои поступки. Раньше он никогда не уклонялся от дуэлей, тем более таких, которые заведомо сулили ему победу. Однако, понимая, что барон был вправе гневаться на него, и не испытывая страха перед дуэлью, вызова он не принял.
Из-за Эвелин.
Даже если она и не верит в его благородство, Люсьен сделал это. Согласно их договору, она должна была провести три ночи в его постели в обмен на долг ее отца и его жизнь. Она выполнила свои обязательства, он должен был выполнить свои.
Боль от впившейся острыми краями в ладонь шахматной фигурки вернула его к действительности. Люсьен бросил ее на доску. Королева прокатилась по доске, отбросила в сторону пешку и повалила черного короля.
В комнату вошел лондонский дворецкий Люсьена, Эммонс, и объявил:
– Мистер Данте Уэксфорд.
Быстро вошедший в комнату вслед за дворецким Данте застал друга мрачно разглядывающим раскатившиеся по доске шахматные фигуры.
– Господи, Люсьен, ты еще не одет! – Сам Данте был в элегантном вечернем костюме черного цвета, на фоне которого контрастно выделялся белоснежный галстук со сверкающей бриллиантовой булавкой. Его руки в безукоризненно белых перчатках сжимали стильную трость. Он скептически осмотрел не столь изысканный наряд Люсьена. – Ты ведь не собираешься появиться на балу у леди Престинг в этом?
Люсьен озабоченно вздохнул.
– Мои извинения, Данте. Я совсем забыл об этом.
– Опять? Люсьен, ты хоть представляешь себе, что за два месяца ты побывал всего на каких-то шести раутах? А ведь раньше ты мог обойти столько домов за одну только ночь.
– Я знаю. – Люсьен снова взял с доски белую королеву и стал ее разглядывать. – Думаю, я утратил интерес к суетности лондонского общества.
– Ты... – уставился на него изумленный Данте. – Ты же это не серьезно?
– Отнюдь. – Люсьен поднялся, опуская шахматную фигурку в карман. – Бренди?
– Я не хочу бренди. – Данте следил за Люсьеном, который подошел к стоявшему на столике графину. – Но не присутствовать на зимнем балу у леди Престинг...
Люсьен хохотнул:
– Это всего лишь один бал, Данте. Будут и другие балы.
– Уже были другие. – Люсьен начал наливать бренди, когда Данте схватил его за рукав. Напиток пролился на стол – Ты не посетил ни один из них.
Люсьен холодно покосился на руку Данте, вцепившуюся в его рукав.
– Ты забываешься.
– Не говори со мной таким тоном. – Данте все же отступил назад, в его карих глазах сквозила обида. – Хоть твой отец и признал тебя, ты ничем не лучше меня.