Мальмузи Лучано. Неандертальский мальчик в школе и дома

   – Клубни питательны и необходимы для правильно­го питания. Так что не возражайте и следуйте за мной. Ты тоже, старый толстяк.
   Дедушка Пузан неохотно встает и тащится за нею по берегу ручья.
   Мы роемся в мягкой земле, собираем клубни, потом идем к ручью, разбиваем лед и моем их.
   Цвет у них гадкий, да и вкус оставляет желать луч­шего. Мы садимся на солнышке и едим через силу, пыхтя и отплевываясь.
   Тетушка Бурундучиха неумолима: не отпустит, пока не будет съеден последний клубень.
   Умник с грустью смотрит на тот, что зажат у него в руке, и не может заставить себя откусить хоть кусочек.
   Потом потихоньку отходит в сторону, ищет что-то под голым орешником. Я поглядываю на него: когда Умничек ведет себя так, значит, у него опять наитие.
   В самом деле, мой ученый друг время от времени проявляет чудесную способность прозревать будущее. По его словам, эти образы, нечеткие, расплывчатые, возникают внезапно, словно бы ниоткуда. Когда с ним это случается, он начинает тереть глаза, а потом зами­рает неподвижно с разинутым ртом.
   Я подхожу к нему.
   – Что ты тут делаешь, Умничек?
   – Крошу орехи…
   – Зачем?
   – Мне надоело есть клубни, червей, муравьев и про­чую гадость.
   – Тебе было видение?
   – Да… – сознается он.
   – И что же ты видел?
   – Детей. Рты и рожицы у них были перемазаны мяг­кой, вкусно пахнущей массой темно-коричневого цвета. Они были такие счастливые! Еда, наверное, была вкуснющая…
   – А при чем тут орехи?
   – Та масса пахла орехами… но, боюсь, их будет не­достаточно. Жаль, но я чувствую, что мне не хватает какого-то ингредиента!

ПРАЗДНИК ЛУНЫ

   – Хорошо, что он уже научился есть сам, а не толь­ко сосет маму, – радуется Неандерталочка, глядя, как Лизунчик примостился на руках у Березки. – Мы мо­жем приносить ему мясо…
   Волчонок виляет хвостом, покусывает руки девочки, приподнимается, чтобы лизнуть лицо.
   – Он тебя уже принял как маму, – замечает Умник. Из расщелины наверху, в стене пещеры, пробивается луч света; чуть слышен шум маленького водопада вблизи деревни.
   – Почти целая луна прошла, – говорит Березка, лас­кая щенка. Она гордится своим питомцем, как настоя­щая мама, у которой подрастает дитя. Волчонок отвеча­ет на ласку, лижет ей руку.
   – Вот это зубки! – отмечаю я.
   – Волки не такие уж страшные, – шепчет Березка, прижимая к себе заснувшего щенка. – Если бы мы их прикармливали, они, наверное, не доставляли бы хло­пот.
   Ничего себе! Нам самим еды не хватает.
   – Кости, к примеру, мы не едим. Такой вот щенок мог бы очищать стойбище. Внизу, под скалами, такая грязь.
   – Ты грезишь наяву, Березка, – вмешивается Ум­ник. – Твоя любовь к животным тебе доставит уйму неприятностей. Мясо, которое ты стащила сегодня ут­ром, предназначалось для праздника Матери-Луны. То было жертвенное мясо…
   – Не хочешь же ты, надеюсь, чтобы мой любимый щеночек умер с голоду. И потом, Мать-Луна мяса не ест, его уминают эти заразы, наши старейшины.
   – Согласен, согласен. Ты, как всегда, права, – взды­хает Умник. – А теперь поторопимся: скоро испытания моего Спустиподними.
   – Да, я совсем забыла. – Березка опускает Лизунчика на постельку из мха, устроенную в уголке. – Вот, радость моя: оставляю тебе на ночь весь этот ку­сок…
   Я, как всегда, голодный, поэтому с завистью смотрю, как волчонок вонзает зубы в мясо.
   Мы выходим из грота. Березка подкатывает большой камень, закрывает вход, потом начинает смеяться.
   – Ты почему смеешься? – спрашивает Умник.
   – Помнишь, как ты представлял свое изобретение старейшинам? «И речи быть не может! – громыхал Насупленный Лоб. – Эти нововведения погубят наше стойбище».
   – А Беззубый Лось его поддержал, – добавляет Неандерталочка, передразнивая старика. – «Эфти удобштва наш шделают шлабаками».
   – Ему хорошо говорить. Он самый старый из всех, и папа Большая Рука носит его на горбу.
   – Хорошо еще, что женщины вмешались.
   – Еще бы. Бедняжки, сколько хвороста приходится им таскать, чтобы протопить Большую пещеру, ясное дело, что твое изобретение их не могло не задеть за живое.
   – А помнишь, как они отказались работать?
   – Ну как же: «Или вы попробуете изобретение Ум­ника, или сами таскайте хворост!» – визжала Дикая Выдра…
   – И когда кончились запасы, в Большой пещере все околевали от холода…
   – Охотники отказывались собирать хворост: такая работа для них унизительна…
   – Старейшины не хотели этим заниматься, ссылаясь на дряхлость и болезни…
   И в конце концов они уступили…
   – Сегодня для тебя великий день, Умничек. Волну­ешься? – спрашиваю я.
   – Немного, – признается Умник. – Модель, конечно, работает без сбоев, но действительность – другое дело…
   Мы проходим по гротам, расположенным поблизо­сти от пещеры Без Дна. С потолка спускаются длинные колонны, сложенные из кристаллов, которые свер­кают при свете факелов; из пола тоже поднимаются ко­лонны, более приземистые, закругленные. Мы сворачи­ваем в галерею, перебираемся через ручей. От глины, смытой с поверхности гор, берега скользкие. На шкур­ки, привязанные у нас к ногам, налипает грязь; мы то и дело останавливаемся и счищаем ее.

   Странное дело: на какой-то миг мне показалось, буд­то за черепом медведя, который обозначает начало зо­ны табу, сверкнули чьи-то глаза, следящие за нами. Сразу думаю об этой противной Вонючке. Поднимаюсь на цыпочки, заглядываю за череп: никого. Тем лучше.
   Вскоре мы входим в Большую пещеру, где царит ве­ликое оживление.
   Женщины готовят мясо для вечернего праздника, а мужчины доделывают Спустиподними.
   Дяденька Бобер проверяет платформу, которую воз­двигли перед самым входом в пещеру: крепкая ли она, прочно ли держится на скале; папа Большая Рука, оседлав ствол, который возвышается над платформой, разглядывает длинную веревку, скрученную из шкур, – хорошо ли она скользит; Разъяренный Бизон собирает камни на площадке у входа…
   Все готово.
   Не хватает одной маленькой детали. Папа Большая Рука спускается со ствола и кричит: – Кто хочет испробовать изобретение Умника, шаг вперед!
   Все остаются на месте, только Жирный Бык делает шаг назад.
   – Это не опасно, – объясняет Умник. – Нужно только спуститься вниз, встать на узел веревки и хоро­шенько за нес держаться. Мы опустим камень, привя­занный к другому концу веревки, и – пуф! – в один миг вы взлетите сюда…
   – Ну что? Слыхали? Это просто. Кто хочет попро­бовать? – допытывается папа Большая Рука.
   Теперь все делают шаг назад, а Жирный Бык делает два шага.
   Умник расстроен, он чуть не плачет.
   – Мальчик может попробовать? – спрашиваю я.
   – Конечно, – говорит Умник. – Это даже лучше. Спускаясь по тропинке, проклинаю про себя мою
   невероятную способность вечно попадать в дурацкое положение; очутившись под стеной, становлюсь обеими ногами на узел и на всякий случай привязываю себя к веревке. Гляжу наверх: все высыпали на платформу, кроме Разъяренного Бизона, который держит на весу камень.
   – Смотри не попади мне по голове! – кричу я. По­том закрываю глаза.
   Чувствую, как натягиваются шкуры; какая-то сила могучим рывком поднимает меня вверх, и сердце ухо­дит в пятки.
   Потом движение вдруг прекращается.
   Открываю глаза и вижу: я болтаюсь в пустоте, на расстоянии трех локтей от платформы.
   – Упс… это я не рассчитал, – бормочет Умник. – Нужно удлинить платформу, и…
   – Втаскивай меня наверх, дурак несчастный, – вере­щу я, извиваясь и дрыгая ногами.
   Вся стоянка забавляется зрелищем; чем громче я кричу, тем веселей они хохочут.
   Наконец папа Большая Рука берет шест и вытаски­вает меня.
   Все радостно хлопают в ладоши – Спустиподними действует. Но Умник выливает на них на всех ушат хо­лодной воды:
   – А теперь самое трудное: кто-то из нас должен прыгнуть со скалы, опуститься вместо камня…
   Прыгнуть со скалы? Вместо камня?
   – Ну да. Если мы хотим, чтобы люди поднимались, им нужно сначала спуститься, ведь так? Кто-то тяже­лый спускается, кто-то легкий поднимается…
   Тетушка Жердь и бабушка Хворостина готовы под­няться, но спускаться никто не желает.
   Мы смотрим на Жирного Быка, но тот скрывается в глубине пещер.
   Мы смотрим на Насупленного Лба, но тот исчезает в направлении пещеры Без Дна.
   Мы смотрим на дедушку Пузана.
   – Эй, вы что, обалдели? Я еще слишком молодой и красивый для такого ужасного конца…
   – Ничего с тобой не случится, – уговаривает его Умник. – Ты упадешь на большую кучу сухой травы.
   Дедушка Пузан в растерянности смотрит вниз.
   – Сделай это ради блага племени, – вступает папа Большая Рука.
   – Ради блага племени, да? Тогда почему не прыгает это старичье, которое спит и видит, как закрыть мою школу; почему они все разбежались?

   – Прыгай, и никто твою школу не закроет, – успо­каивает его мой папочка.
   – М-м-м… ничего себе прыжок…
   – Ефли пвыгнешь, будеф ефть давом цевую луну, – добавляет Беззубый Лось.
   – Даром? Целую луну? – оживляется дедушка Пузан.
   – Да, – соглашается папа Большая Рука.
   – Все, чего мне захочется?
   – Фее, чего тебе зафочется, – заверяет Беззубый Лось.
   При этих словах дедушка Пузан привязывает себя к веревке и с блаженным выражением на лице прыгает в пустоту.
   У подножия скал бабушка Хворостина и тетушка Жердь уже держатся за другой конец веревки. Кожи натягиваются, и бедняжки взмывают вверх, словно лас­точки, вылетающие из гнезда.
   А дедушка Пузан погрузился в стог сена, заранее приготовленный Умником.
   Вынырнув оттуда, он складывает руки трубочкой и кричит:
   – Информация для поварих. Сегодня вечером я бы съел на закуску мозговую косточку мускусного быка с березовым соком; первым блюдом пойдет жаркое из те­терева под черничным соусом; потом – паштет из снежного барана, ляжка оленя на углях, лопатка бизо­на, гуляш из горного козла и… ладно, на сегодня хва­тит. А завтра посмотрим.
   Потом укладывается на сено и глядит в ясное небо. Жизнь никогда не казалась ему такой прекрасной.
   Уже стемнело, и все Грустные Медведи собрались в Большой пещере. Сколько народу!
   Пылают три костра: на двух жарится дичь, а третий, в центре, самый большой, будет гореть всю ночь – во­круг него и развернется наш праздник. Хвороста полно, благодаря Спустиподними Умника, да и дичи тоже хватает.
   Ужин начинается с печени бизона. Старейшины, почти все беззубые, пожирают ее почти сырой. Отрыва­ют порядочный кусок, потом разрезают его кремневым ножичком почти у самых десен. Иные берутся за кос­точки, высасывают мозг.
   Зато женщины не сидят сложа руки: слушая расска­зы охотников, очищают от жира шкуры убитых зверей.
   Растягивают их на полу, прикрепляют колышками и скоблят кремневыми скребками; потом старухи примутся жевать кожу, пока она не сделается мягкой-мягкой…

   Между тем является Тот-кто-вспоминает, совершен­но особый старейшина: сейчас бы мы назвали его ходя­чей энциклопедией. Он играет важную роль в племени: запоминает жизнь, смерть и подвиги всех его членов. Одним словом, что-то вроде адресного стола. Он знает во всех подробностях историю нашего стойбища и на каждом празднике повторяет ее целиком.
   Давайте послушаем.
   Вначале была Ночь. Потом пришла Луна, мать всех ледниковых людей. Луна родила Росу и Ветер. От Росы родился Смеющийся Медведь, предок племени Смею­щихся Медведей. От Ветра родился Грустный Медведь, предок племени Грустных Медведей. От Грустного Мед­ведя родился Волосатый Мамонт, от Волосатого Мамон­та – Хромой Лось. От Хромого Лося – Серебряная Форелька, от Серебряной Форельки родились Проворный Зайчик, Сосна Без Верхушки, Белка, Орехи Грызущая…
   Ходячая энциклопедия невозмутимо продолжает свой рассказ. Очень не скоро, где-то к тридцатому поколе­нию, рождается наконец Каменная Рука, прапрапрадед папы Большая Рука.
   К тому времени многие из нас засыпают.
   – Ой!
   Рука-на-расправу-легка опускает свою длань, подоб­ную дубинке, и возвращает нас к действительности.
   – Так-то фы уфашаете ставейшин? – бранится Без­зубый Лось.
   Потом все хором:
   – Сорванцы!
   – Никакого уважения!
   – Все бы им развлекаться!
   – Ну и времена!
   – И куда мы только идем!
   Тем временем Тот-кто-вспоминает продолжает свой рассказ, который, к счастью, близится к концу, ибо уже родился Тяжелая Дубинка, дед папы Большая Рука.
   Теперь-то и начнутся игры, думаете вы.
   Ничего подобного!
   Да, Тот-кто-вспоминает закончил свой рассказ, но сказителя сменяет его сын Тот-кто-должен-вспоминать. Ему предстоит доказать перед Советом старейшин, что он досконально изучил урок и в состоянии в один пре­красный день заменить своего папу.
   Если папу можно назвать ходячей энциклопедией, то сына – живым словарем.
   Опять начинается тягомотина:
   Вначале была Ночь. Потом пришла Луна, мать всех ледниковых людей. Луна родила Росу и Ветер. От Росы родился Смеющийся Медведь, предок племени Смеющихся Медведей. От Ветра родился Грустный Медведь, предок племени Грустных Медведей. От Гру­стного Медведя родился Волосатый Мамонт, от Волоса­того Мамонта – Хромой Лось. От Хромого Лося – Се­ребряная Форелька…

   Еще немного, и я упаду в обморок.
   Глаза у меня слипаются, я стараюсь держать их от­крытыми, потому что Старейшины за мной наблюдают. И наконец…
   Наконец пытка прекращается, все встают и поздрав­ляют живой словарь, который повторил литанию без единой ошибки. Мы тоже подходим, хлопаем его по спине.
   – Молодец, молодец.
   – Это было здорово.
   – Какая история!
   – Хотите, расскажу еще раз? – с наигранной наив­ностью спрашивает Тот-кто-должен-вспоминать.
   Мы пускаемся наутек. Наконец и нам, детям, дозволено поесть. М-м-м! Нога бизона… вкуснятина! Но вот меня зо­вет Березка:
   – Неандертальчик, иди сюда, попробуй, что я приго­товила!
   Откровенно говоря, я бы лучше отказался, но не хо­чется ее обижать.
   Березка умная девочка, очень активная: она училась у папы Полной Луны, который у нас не только ша­ман, но и целитель, цирюльник, хирург и дантист, и поэтому досконально знает все травы и деревья в ле­су, а в ее гроте оборудована настоящая маленькая ап­тека.
   Холодно, сыро, вас замучил ревматизм?
   Ступайте к Березке: она вам даст настойку коры карликовой ивы.
   Вы столкнулись с мамонтом и расшибли себе лоб?
   Березка смешает корень горечавки с другими целеб­ными травами, и вы скоро поправитесь. Не говоря уже о том, что Березка умеет готовить из трав и плодов, ко­торые сама собирает, изысканные и лакомые блюда.
   Вот они, выстроены в ряд на большой каменной плите перед очагом.
   – Чего тебе дать? – спрашивает подруга.
   – Не… знаю, – нерешительно отвечаю я.
   – Паштет из червей или пюре из улиток?
   – Па-паштет из червей. Хватит, спасибо…
   – У меня всего вдоволь. Ну же, бери побольше. Сажусь, начинаю есть.
   Ого: вкусно-то как! Облизываю камешек со всех сторон.
   – Попробуй-ка гусениц с мятой, – угощает меня Бе­резка. – Или тебе больше нравятся протертые жуки с жимолостью? А на десерт у меня чудесный мармелад из тараканов…
   С завистью смотрю на старейшин, которые обглады­вают последние косточки мускусного быка. Охота или собирательство?
   Что важнее – опасное занятие мужчин или повсе­дневный, упорный труд женщин?
   Тетушка Бурундучиха как раз выступает по этому поводу:
   – Мяса недостаточно для правильного питания. Раз­ве вы не замечаете, что человек, который ест одно только мясо, часто болеет и рано теряет зубы?
   Дедушка Пузан подходит ближе, угрожающе сжимая в руке огромную голень бизона.
   – А почему тогда я ем одно только мясо и зубы у меня все целы? – вставляет он.
   – Ты – исключение, – громыхает папа Большая Ру­ка. – Ты без зубов пропадешь. Вы можете себе пред­ставить, чтобы дедушка Пузан день-деньской ел одну только тюрю из ивы или паштет из мха?
   Все хохочут.
   – Смейтесь, смейтесь, – вступает тетушка Бурунду­чиха, но помните, что паштет из мха зимой придает нам силы. Да и тюря из ивы тоже!
   Я, по правде говоря, ни того ни другого не люблю, но мама Тигра время от времени заставляет это есть, говорит, что так нужно, и я скрепя сердце подчи­няюсь.
   Вы, разумеется, не должны думать, будто зимой, ко­гда все сковано льдом, мы ходим выкапывать мох. Мы бы его переварить не смогли! Нет, нет, за нас это дела­ют олени. Когда охотники убивают оленя, его желудок обычно набит всякой подобной пищей; мы его сохраня­ем, закапываем в снег, и когда еды не хватает, берем оттуда понемножку.
   Не ахти что, зато витаминов много, как и в тюре из листьев ивы, которую мы летом заготовляем впрок, на зиму, когда деревья стоят голые.

   Набив животы, мы садимся вокруг костра и наблю­даем, как шаман готовится к магическому обряду. Зав­тра начнется охота на бизона, и необходимо заручиться поддержкой Духов-Покровителей.
   Первая часть церемонии довольно скучная: пока Полная Луна читает молитвы, Счастливая Рука, наш специалист по магическому рисунку, велит Угольку приготовить смесь из жира и толченого угля, макает туда палец и рисует на коре сначала здоровенного би­зона, потом наши копья, направленные на него.
   Теперь все племя выстраивается перед рисунком, ис­пуская устрашающие вопли: так Дух-Покровитель, ис­пугавшись, оставит бизона, и нам будет легче его убить.
   Уже стоит глухая ночь, а праздник в самом разгаре: начинается самое интересное.
   В глубине Большой пещеры, рядом с черепом Мед­ведя, который является для Колдуна объектом особого почитания, стоит массивный камень, имеющий форму Бизона.
   Нам, детям, поручено кидать в него комки глины, дразнить его: пусть знает, что мы его не боимся.
   Глины мы заготовили вдоволь и, едва Полная Луна дает сигнал, начинаем стрельбу по мишени.
   Старики и женщины хлопают в ладоши, смеются, приветствуют наши достижения.
   Папа Щеголька, Рука Загребущая, никогда не упус­тит случая делать кремни (деньги, по-нашему) – и во­всю бьется об заклад.
   Выше всех котируется Молния, но и Рысь стреляет будь здоров.
   А на бедного Кротика ставят один к ста, потому что, когда у него в руке комок глины, может случиться все, что угодно.
   Вот и его очередь.
   Первый комок попадает прямо в лоб Полной Луне со всего размаха. Шаман шатается, едва не падает.
   Второй летит в глаз папе Большая Рука, который бросился на помощь шаману.
   Третий бьет по носу тетушку Жердь.
   Четвертый падает в огонь: искры и угольки разлета­ются во все стороны.
   Но последний… ах, последний, будто направляемый рукой божества, совершает безупречную траекторию и шлепается прямо о морду нашей каменной мишени.
   Бабушка Хворостина ликует: она поставила один кремешок на Кротика и теперь бежит к папе Щеголька требовать выигрыш.
   Рука Загребущая воет от огорчения, но вынужден заплатить долг чести – сто обточенных кремней как на подбор.
   Наконец все вздыхают с облегчением: Кротик закон­чил броски.
   Мы поднимаем его на руки и качаем как победителя.

ОБЖИГАЮЩИЙ КРЕМЕНЬ

   Сегодня в нашем пещерном классе гнетущая атмо­сфера.
   Дедушка Пузан проводит для нас, мальчиков, длин­ный и скучный урок по обработке кремней, а девочки тем временем скребут и вычищают шкуры.
   – Повторяем пройденное. Какими материалами рас­полагает ледниковый человек для того, чтобы изготав­ливать орудия? Отвечай, Щеголек.
   Но тот даже не слышит, уставился на Неандерталочку, выпучив глаза, как вареная рыба: сразу видно, влюблен.
   Дедушка Пузан хватает его за ухо и тащит в первый ряд.
   – Повторяю вопрос: какие породы камня мы можем использовать?
   – Кварцит! – кричит с места Молния.
   – Молодец. Но ты, наверное, заметил, что кварцит плохо отслаивается. Еще?
   – Яшму, – говорит Мячик.
   – Да, верно. Но яшма не слишком прочная.
   – Халцедон, – припоминает Медвежонок.
   – Конечно, халцедон очень хорош, однако он редко встречается. Но, к нашему счастью, ребята, в природе существует кремень, наш верный друг кремень. Нет материала лучше кремня, уж поверьте мне. Я всегда советую выбирать светло-коричневый, того же цвета, что и кожа тетушки Жерди, когда та не моется не­сколько лун.
   Мы хохочем.
   – Кремень, – продолжает дедушка Пузан, – самая твердая вещь на земле, за исключением, разумеется, башки Разъяренного Бизона.
   Снова смех.
   – Без кремня не было бы и ледниковых людей. Ска­жите, как бы мы обходились без наконечников копий, без скребков, которыми счищаем жир со шкур, без осколков, которыми режем по дереву? Мы бы ходили в чем мать родила и вскорости замерзли бы насмерть. Да, милые мои ребятишки, если не считать огня, то кремень – самое лучшее, что Мать-Луна подарила лед­никовым людям.
   Мы почтительно кланяемся Тотему-Луне, который виднеется внизу, в центре летнего стойбища. Белый шар сверкает под бледными солнечными лучами; тем­ное пятно на нем – это шаман Полная Луна, который забрался туда, чтобы вздремнуть. Березка окликает его: – Папа!!!

   Колдун резко вскакивает и катится вниз. Поднима­ется, ошарашенный, весь в пыли, сердито смотрит на нас. Потом снова карабкается на свой ненаглядный тотем.
   Урок продолжается.
   Свисток и Мячик затаились в глубине грота и игра­ют в вышибалу кремневыми шариками; Морж клюет носом, прикрыв лицо кусочком шкуры; Буйволенок спит.
   Вонючка, вместо того чтобы вычищать шкуру, гото­вит записочку для Щеголька…
   В нашей школе передать записочку – целая пробле­ма. Не можем же мы использовать таблички из извест­няка: больно они тяжелые, да и учитель заметит.
   И мы придумали обходиться легонькими кусочками коры.
   Вонючка рисует на гладкой стороне дерево (предпо­лагается, что это береза), облако, медведя и пещеру.
   Вот что хочет она передать Щегольку: «Березка и Умник спрятали зверя в пещере Без Дна». Умника она изобразила в виде облака, потому что наш друг вечно витает в облаках.
   После долгих перемещений записка попадает к Ще­гольку, и тот читает: «Когда идет дождь, лесные медве­ди прячутся по берлогам».
   Вытаращив глаза, он глядит на Вонючку, а та корчит рожи и показывает на Березку и Умника. Она что, спя­тила? Каждому ясно, что когда идет дождь, медведи прячутся по берлогам. Куда им еще деваться?
   Вся эта суматоха не укрылась от дедушки Пузана, который вскакивает как ужаленный.
   – А, записка! Ну, ну… Щеголек, живо подай ее сюда!
   Щеголек хочет ее проглотить, чтобы уничтожить со­став преступления, точно так, как делаете вы, если вас застукают с запиской в руке. Но проглотить кусок тол­стой коры не так-то просто! К счастью, дедушка Пузан вовремя вырывает кору изо рта у Щеголька, пока тот не подавился.
   – Ну-ка, дай взглянуть! – Читает. – Ах вот как! Гнусные разгильдяи, никакого уважения! Писать такие вещи!
   Щеголек чешет бороду, ошарашенный: записка вовсе не кажется ему обидной. Глупой – да, но кого она мо­жет обидеть?
   – Послушайте, что нацарапал этот писака, – негоду­ет учитель. – «Дедушка Пузан – медведь. Когда он пойдет в лес, пусть как следует вымокнет и свалится в яму!»
   – Но дедушка, протестует Щеголек. – Читай как следует. Там написано: «Когда идет дождь, лесные медведи прячутся по берло­гам!»
   – Да нет же, Щеголек, – ярится Вонючка. Ты сам не умеешь читать. Там написано: «Березка и Умник спрятали зверя в пещере Без Дна».
   Мертвая тишина воцари­лась в пещере. Даже муха не пролетит (к тому же все они перемерзли!).

   Дедушка Пузан на какой-то момент теряется, не зна­ет, что сказать. Потом приходит в себя и спрашивает:
   – В пещере Без Дна? Спрятали зверя? Скажите, что это неправда!
   Березка и Умник молчат, опустив головы. Вонючка встает и указывает на меня пальцем.
   – Неандертальчик там тоже был, и эта воображала, которая всегда с ним ходит. Я их видела. У них было мясо…
   Неандерталочка начинает плакать.
   – Все это вы мне объясните после обеда, – рычит дедушка Пузан. – Пещера Без Дна – табу, держать жи­вотных запрещено. Счастье ваше, что на сегодня у нас назначено посещение мастерской Обжигающего Крем­ня, иначе…
   Из грота мы выходим совсем убитые.
   Врезать бы как следует ябеде Вонючке, но что это изменит? К тому же Морж, Свисток и Мячик изводят нас всю дорогу.
   – Так вам и надо!
   – Теперь на своей шкуре узнаете, как дерется Рука-на-расправу-легка.
   – Наконец-то получите по заслугам!
   Березка не отвечает, глядит в пространство. Пережи­вает, поди, за своего Лизунчика.
   Голос дедушки Пузана пробуждает нас к реаль­ности:
   – Сейчас мы направимся в яму за стойбищем искать кремни. Недавно сошла лавина, и земля рыхлая.
   Кремни гладкие и круглые, самые маленькие вели­чиной с ноготь, самые большие – с голову дедушки Пузана.
   Мячик, у которого завидная коллекция кремневых шариков, не слушает объяснений и роется в земле, выискивая микроскопические кусочки. Он трудится самозабвенно, погруженный в мечтания о том, как вы­годно променяет свои находки, но дедушка Пузан вне­запно возникает у него за спиной и кричит ему прямо в ухо: