Мальмузи Лучано. Неандертальский мальчик в школе и дома

   – Мячик! Чертенок ты этакий! Ничего хорошего из тебя не выйдет! Ты только и думаешь об игре, ты не слушаешь, не следишь за уроком! Теряешь время, соби­раешь всякую дрянь; но скажи, пожалуйста, что ты бу­дешь обрабатывать, какие камни?
   Учителю невдомек, но «всякая дрянь» имеет огром­ную ценность для нас, ледниковых детей.
   Две горсти кремневых шариков можно обменять на шкуру зайца-беляка, а цена за цветные камешки, кото­рые Рысь нашла в ручье далеко от стойбища, была просто головокружительной (говорят, что за такие ра­ритеты Щеголек ей предложил свой чудесный скребок из халцедона!)
   Собственно, не только Мячику достается от нашего строгого учителя.
   – Свисток! Сколько раз нужно повторять – слушай внимательно, не путай кремень с другими породами. Это песчаник: разве ты не видишь крупинки? Уда­ришь по этому камню, и он рассыплется на тысячу кусков.
   Мы стараемся сосредоточиться.
   Рысь уже собрала с десяток отличных кремней, и Молния не отстает. У меня поменьше, но некоторые очень даже недурны.
   Рядом со мной – Неандерталочка, она еще ничего не нашла. Я подхожу поближе и тайком предлагало ей ве­ликолепный розовый кварцит, почти прозрачный.
   Неандерталочка улыбается и показывает камень де­душке Пузану.

   Солнце уже стоит высоко, когда мы добираемся до мастерской Обжигающего Кремня, небольшой пещеры, расположенной высоко на скалах. Склон весь усеян об­ломками: это отходы производства, которые Человек Ремесла выбрасывал за долгие годы тяжелой работы. Такая гора отходов часто вызывает праведный гаев те­тушки Бурундучихи: на собраниях она всегда твердит, что нельзя пренебрегать окружающей средой, опасно загрязнять ее.
   После папы Большая Рука и колдуна Полная Луна Обжигающий Кремень – самый важный человек в де­ревне.
   Кто из нас, ребят, не мечтает занять его место, стать его подручным, сопровождать его в таинственных путе­шествиях, которые он совершает каждое лето, чтобы не отстать от жизни и быть в курсе самых современных технологий?
   Он получил свое имя благодаря удивительной ско­рости, с которой бьет по камню, откалывая от него пластины. Жутко смотреть на него в сумерках, когда он трудится допоздна перед входом в пещеру, заканчи­вая какую-нибудь поделку.
   ТУК! ТОК! ТУК-ТОК-ТУК! ТУК-ТОК! ТОК-ТУК-ТОК!
   Искры так и сыплются из кремня, разлетаясь в раз­ные стороны; все вокруг Обжигающего Кремня пылает, светится, дрожит, пока наш Человек Ремесла не завер­шит работу.
   Только тогда он встает, подсаживается к костру и с удовлетворением разглядывает свое произведение. В его лаборатории страшный беспорядок.
   По одну сторону – большие камни, которые служат наковальнями; по другую – все его инструменты (мо­лотки, внушительные топоры с рукоятками и камни помельче, с которыми будем работать мы, школьники).
   На шкуре в центре пещеры разложены образцы, ко­торым мы должны подражать.
   – Начнем с самого-самого легкого, – говорит Чело­век Ремесла. – Вы должны сделать скребки с изогну­той тыльной стороной, которыми мы обтачиваем шес­ты. Ваши скребки должны быть подобны этому, внима­тельно посмотрите на него.
   Мы передаем скребок из рук в руки.
   – Ничего себе самое легкое… – произносит Молния.
   – Мать-Луна! Эти штрихи по краям трудно воспро­извести… – бормочет Умник, весьма озабоченный.
   Обжигающий Кремень раздает нам молотки.
   – Прежде чем начинать, вглядитесь внимательно, – предупреждает он.
   Кладет кусочек кремня на камень-наковальню, креп­ко прижимает его, поднимает молот.
   ТУК! ТУК! ТУК!
   Камень расслаивается как по волшебству, пластин­ка за пластинкой. Кажется, здесь действует не сила, а магия.
   – Теперь вы. Ну, ребята, кто самый храбрый?
   Мы поднимаем молотки и принимаемся стучать как одержимые; вскоре мастерскую наполняет оглушитель­ный шум, в котором выделяется визг девчонок, кото­рые болеют то за одного, то за другого из мальчишек; радостные крики тех, у кого получилось, и время от времени – душераздирающие вопли.
   УАУУУ!!!
   (Не волк то воет, приблудившийся к мастерской, а вопит от боли Щеголек, расплющивший себе мизинец!)

   АЙЙЙЙ!!!
   (Указательный палец Моржа стал совсем лиловым.)
   УЙЙЙ!!!
   (Большой палец Уголька раздулся до невероятных размеров.)
   А Кротик?
   Кротик возится с кусочком белого кремня странной, яйцеобразной формы. Он страшно гордится своей на­ходкой и, прежде чем ударить по камню, тщательно его устанавливает: не хочет испортить такое совершенное творение природы.
   Наконец решается, закрывает глаза – и бьет со всей силы.
   ПЛЯМ
   Что за странный звук!

   Мы все поворачиваемся к нему.
   Желтая жижа залепляет ему лицо, склеивает волосы, стекает с рук.
   Потом в воздухе распространяется такой отврати­тельный, тошнотворный запах, что мы все выбегаем на­ружу, чтобы не лишиться чувств.
   – Перерыв! – вопит Обжигающий Кремень, тоже спасаясь из мастерской каменных орудий.

   – Фу ты! Белый кремень был не просто похож на яйцо – это и было яй­цо!!! – кричит Свисток.
   – К тому же тухлое!
   – Кто знает, сколько лун пролежало оно в земле.
   – Теперь надо помыть Кротика, – замечает Молния. Мы идем к нашему другу; вонь в самом деле нестер­пимая.
   Относим его к ручью, разводим хороший костер, раздеваем беднягу догола, моем ему лицо и волосы, по­том усаживаем у огня.
   – Так-то лучше, – говорит он, довольный. – Но я не понимаю, что случилось…
   – На-ка вот лучше поешь… – утешает его Попрыгу­нья. И в следующий раз не подбирай слишком белые камни.
   Солнце уже заходит, когда мы прощаемся с Обжи­гающим Кремнем.
   – До свидания, ребята, приходите еще. И ты будь здоров, старый толстяк, – добавляет Человек Ремесла, дружески хлопая учителя по спине.

   – Гр-р-р! – отвечает дедушка Пузан и с такой силой хлопает умельца по спине, что Обжигающий Кремень едва не вылетает из пещеры.
   – За что ты так не любишь Человека Ремесла, де­душка? – спрашивает Блошка, пока мы спускаемся.
   – Хвастун, задавака… – бормочет учитель.
   – Но он знает свое дело. Многие стойбища завидуют нам, – замечает Молния.
   – Они ничего не понимают. Я тоже умею работать с кремнем… – огрызается старик.
   – Ты так говоришь потому, что тебе завидно! – не удерживаюсь я.
   – Помолчи, Неандертальчик. И вспомни, что тебе предстоит нелегкое объяснение. Украсть мясо, предна­значенное для Матери-Луны… завести щенка! На на­шем стойбище такого отродясь не случалось!
   Березка и Умник, взглянув на меня, опускают го­ловы.
   Неандерталочка мрачнеет.
   Какая туча собирается над нашими юными голо­вами!

ПЕЩЕРА БЕЗ ДHA

   Как только Вонючка повторила свои обвинения пе­ред Советом старейшин, разразился страшный скан­дал.
   Насупленный Лоб, Испепеляющий Взглядом и Рука-на-расправу-легка готовы были в клочья разорвать чет­верых, что посмели нарушить самые основные правила жизни общины.
   Но папа Большая Рука сдерживает их ярость.
   – А вы что скажете? – спрашивает он нас. – Вы признаете себя виновными?
   – Мы невиновны! – заявляет Березка. – Мы не сде­лали ничего плохого.
   – Слыхали? – радуется дорогой мой папочка. – И потом, где доказательства?
   – Прафда, – шамкает Беззубый Лось. – Нуфны докавательштва.
   – Так давайте поищем их, – неистовствует Насуп­ленный Лоб.
   – Следы! – вопит противная Вонючка. – Там, в пе­щерах, они переходили через ручей и влипли в грязь. Идите по следам: следы вас выведут к логову зверя.
   – Прафда, пойдем по сведам! – соглашается Беззу­бый Лось.
   Толпа старейшин устремляется к пещере Без Дна. Высоко подняв факелы, они минуют череп медведя, обозначающий зону табу, и выходят к берегу ручья. Следом идут охотники, женщины и, наконец, мы, дети. Я их нашел! Я их нашел! – кричит Насупленный Лоб.
   Рука-на-расправу-легка злобно сверкает глазами и приподнимает шкуру с плеча, демонстрируя бицепсы.
   Свисток, Мячик и Вонючка строят нам страшные рожи.

 

   Щеголек пихает меня локтем и шепчет на ухо: – Вам несдобровать!
   Тем временем Насупленный Лоб перебрался через ручей и по нашим следам вышел к камню, запирающе­му вход в пещеру.
   – Сюда! Сюда! – кричит он вне себя от радости.
   Я трепещу при мысли о Лизунчике, который за этим камнем ждет не дождется нашего прихода; виляет, на­верное, хвостом и не догадывается, бедняжка, что ему предстоит в самом скором времени.
   Я гляжу на Березку.
   Она уже давно не произносит ни слова, идет молча, бледная, с остановившимся взглядом. А Неандерталоч­ка дрожит; я беру ее за руку, и она немного успокаива­ется.
   Папа Большая Рука отодвигает камень. Насуплен­ный Лоб наклоняется, проходит первым, за ним следу­ют остальные. Я закрываю глаза: с минуты на минуту послышится тявканье Лизунчика, и…
   Но время идет, и ничего не происходит.
   Приободрившись, я осмеливаюсь войти. В пещере – полная тишина.
   Улыбаясь, Березка глядит на старейшин, которые шарят по углам пещеры.
   – Он должен быть где-то здесь, – грозно ворчит На­супленный Лоб.
   – Ему отсюда некуда деваться, – заверяет Рука-на-расправу-легка, поднимая глаза вверх, на расщелину, через которую проникает свет.
   – Пефева быва заквыта, – напоминает Беззубый Лось.
   Испепеляющий Взглядом ликует: он нашел подстил­ку из мха, которую Березка приготовила для Лизун­чика.
   – Вот! Он был здесь! – вопит старейшина во все горло.
   Подходят остальные.
   – Но вдесь пуфто, – разочарованно бормочет Беззу­бый Лось.
   Надо признаться, Лизунчик молодец: слопал все мя­со, ни волоконца не оставил.
   Набравшись храбрости, заявляю:
   – Может, это гнездо какой-нибудь птицы, которая сюда залетела через расщелину?
   – Птицы, да? – рычит Насупленный Лоб, вытаски­вая что-то из мха. – С каких это пор у птиц вместо перьев волчья шерсть?
   – Но тут только шерсть, – не сдаюсь я. – Волка-то нет!
   – Ты, Неандертальчик, что-то стал слишком дер­зок, – каркает Испепеляющий Взглядом. – Пусть-ка Рука-на-расправу-легка тебя от этого полечит…
   – Никто никого лечить не будет, – вмешивается па­па Большая Рука. – Волка нет, мяса тоже. За недостат­ком улик мы не можем назначить наказание.
   – А следы! – взвизгивает Вонючка. – Следы – это не улика?

   – Следы ничего не доказывают, – вмешивается Рысь. – Кто угодно мог прийти сюда. Откуда мы зна­ем, может, вы сами здесь наследили, чтобы свалить ви­ну на этих ребят. Всем известно, что компания Ще­голька и компания Неандертальчика на ножах…
   Посылаю Рыси воздушный поцелуй. Какая хитроум­ная эта ледниковая девочка, сам черт ей не брат.
   Насупленный Лоб скребет волосы, покрытые коркой прокисшего жира.
   Испепеляющий Взглядом яростно взирает на Во­нючку.
   Рука-на-расправу-легка снова обнажает бицепсы, но теперь для Щеголька, Свистка и Мячика.
   – Мы тут ни при чем… – пугается Вонючка.
   – Это мы еще посмотрим, – рычит папа Большая Рука. – Пока ясно одно: тут никого нет.
   – Кто-то нас обвел воквуг пальса, – бормочет Беззу­бый Лось.
   – Этот «кто-то» дорого заплатит, – заключает Насу­пленный Лоб, глядя на Вонючку.
   Теперь уже мы гримасничаем, дразня Щеголька, Свистка и Мячика.
   Когда мы выходим из гротов, я продвигаюсь ближе к Березке.
   На ее щеках снова появился румянец.
   – Ну, как ты? – спрашиваю.
   – Теперь неплохо, – шепчет она.
   – Тут какая-то тайна! Я рад, что щенка не нашли. Но куда он подевался?
   – Он… в… безопасности, – произносит Березка.
   – Откуда ты знаешь?
   – Знаю, и все.
   Я в недоумении. Березка провела с нами весь день. Она не могла спуститься сюда и выручить Лизунчика.
   – Кого ты сюда послала? Никого…
   – Ты что, смеешься надо мной? Неужели он сам от­сюда выбрался?
   Березка с улыбкой смотрит на меня.
   – Выбрался, да? Но как?
   – С моей… помощью.
   – Но ты вошла в пещеру последней.
   – Нет… я вошла раньше всех. Это было очень труд­но, уверяю тебя…
   Не понимаю.
   – А я не могу… объяснить…
   – Это что, один из фокусов Полной Лупы?
   – Я бы не стала называть это фокусом. Входить ку­да угодно можно с помощью силы воли… и особого пи­тья, которое готовит папа. Оно помогло мне…
   Я тебе не верю. Ты все время была рядом со мной…
   – Ты так думал. А в действительности рядом с то­бой было только мое тело.
   – Ты шутишь? Мыслью нельзя ничего переместить!
   – Это ты так считаешь…
   – А разве… можно?
   – Да, но лучше бы тебе никогда не пробовать. Это было… ужасно…
   Я недоверчиво качаю головой.
   – Ты так и не сказала, где ты его спрятала.
   – Кстати, ночью надо будет забрать его оттуда. Бед­няжка совсем один, голодный…
   – Да, но где же он? – не унимаюсь я.
   – В пещере Без Дна, – шепчет Березка.
   – Ты что, хочешь сказать, что он так и был все вре­мя в той пещере?
   – Да нет же, он именно в пещере Без Дна. В пропасти?
   – На дне пропасти, – уточняет Березка.
   – И ты собираешься среди ночи спускаться в эту дыру? Ну, если ты думаешь, что я пойду с тобой, то сильно ошибаешься.
   И все-таки в глухую полночь я покидаю теплую по­стель из шкур и присоединяюсь к подруге.
   Вонючка и Щеголек не спускали с меня глаз весь вечер, но сломались и теперь дрыхнут без задних ног. Бедолаги, ну и задал им Рука-на-расправу-легка: он, ес­ли постарается, проявляет подлинный профессиона­лизм. Должен сказать, что мне немного жаль их, но ведь сами напросились, правда?
   Теперь все спят, лишь время от времени кто-нибудь поднимается помешать угли в очаге.
   Я подхожу к Вонючке: спит как убитая.
   Проскальзываю в пещеру старейшин: не добудиться.
   Пора сматываться.
   Возле очага хватаю несколько сосновых веток, кото­рые послужат нам факелами; но, поскольку зажигать их сейчас нельзя, беру с собой немного огня, прячу под шкурами…
   Нет, нет, не пугайтесь, речь не идет о настоящем пламени – еще не хватало поджариться живьем! С со­бой я беру трутовик, гриб, который растет на деревьях. Мы его собираем, когда он совсем сухой, а потом, в по­ходах, кладем сверху угли. Гриб горит очень медленно, тлеет без пламени и, даже когда кажется, будто он по­гас, хранит жар внутри.
   Так мы поступаем, чтобы всегда иметь при себе огонь; нас этому научил дедушка Пузан, рассказал со всей торжественностью, словно выдавая самый великий свой секрет, – но многие из нас это и без него уже зна­ли. В Ледниковый период выживают только молодые да ранние!

   Кстати, о выживании: чем еще обернется наше ноч­ное приключение? Пещера Без Дна!
   Каких только историй не рассказывал нам дядюшка Пенек об этой ужасной пропасти, которая, по-видимо­му, достигает самых недр земли: «Оттуда выходят Ду­хи животных, которых ледниковые люди убили без по­зволения. Их холодное дыхание леденит, леденит все вокруг, пока Людям Заклинаний не удается молитвами умилостивить их… То мрачный, безмолвный мир: там рождается голос Бури, ужасный Гром, потрясающий небо, и там скрываются злобные призраки, населяющие наши сны. По ночам на дне они свиваются в клубок, дерутся, воют…»
   Бр-р! А вдруг мы наткнемся на них, когда будем спускаться?
   Раздумывать некогда: вот и Березка пришла.
   Вынимаю трутовик, стряхиваю золу и кладу сверху тоненький завиток березовой коры. Дунул раз, два – и появилось пламя. Добавляю сухой мох, веточки; пламя крепнет, теперь можно зажечь факелы. Сосновые ветки с треском разгораются, освещая череп Медведя, знако­мый ориентир.
   Мы переходим ручей, но на этот раз сворачиваем на­право, в галерею, ведущую вниз. Подземелье расширя­ется, перед нами пещера с таким высоченным куполом, что факелы не в силах осветить ее. А под нами – без­донная дыра, откуда дует ледяной ветер; под его поры­вами мечется и тускнеет пламя.
   Осторожно подходим к самому краю и видим, что крутой обрыв совершенно гладок – ни выступа, ни впадины, ни ступеньки. Смотрим друг на друга в от­чаянии – только летучая мышь могла бы спуститься в эту бездну.
   Березка бросает вниз свой факел. Огонек становится все меньше и меньше и пропадает совсем, но мы так и не слышим звука падения.
   – Ничего не поделаешь… – шепчу я.
   – Пожалуйста, оставь меня на минутку, – говорит мне подружка и садится на краю пропасти, обхватив голову руками.
   Сколько времени она сидит не шелохнувшись?
   Сам не знаю, знаю только, что замерз, сильно за­мерз – из проклятого кратера ужасно сквозит, прямо мороз по коже.

   Вдруг Березка поднимается.
   – Я видела… – шепчет она.
   – Что ты видела?
   – Лизунчика. Он там, на дне, но отсюда нам не про­браться. Нужно выйти и спуститься к реке…
   – Одного не понимаю: как он туда попал…
   Мы молча проходим все гроты и покидаем зимнее стойбище.
   Холодная выдалась ночь. Мы спускаемся по обледе­нелой, скользкой тропинке. К счастью, полная луна освещает путь.
   На берегу Березка останавливается, закрывает глаза и подходит к скалам. Кажется, она нашла то, что иска­ла. Раздвигает кусты, зовет меня:
   – Вход здесь.
   – Вход? – возмущаюсь я. – Да здесь барсуку не пробраться…
   Но она уже пролезла в отверстие. Я бреду на ощупь следом за ней. Если коридор еще сузится, нам будет не повернуться. Мы все идем вперед. Я ободрал спину, плечи болят… но вот голос Березки:
   – Иди сюда, здесь просторнее.
   Снова ощущаю противный холодный ветер, тот са­мый, что дул наверху, у края пропасти.
   Потом – грот за гротом, галерея за галереей… Из предосторожности беру пример с Умника и каждый раз, как мы поворачиваем, ставлю на стене знак уголь­ком; и все же с тревогой смотрю на наши факелы, ко­торые вот-вот догорят.
   Наконец, когда мы почти потеряли надежду, из тем­ноты раздается слабое тявканье.
   – Лизунчик! – кричит Березка.
   Вот она возвращается с Лизунчиком на руках, глаза сияют от счастья.
   – Где ты прятался, негодник?
   Щенок сам не свой от радости. Он прыгает вокруг нас, скачет, кувыркается, бросается на нас с громким лаем – ни секунды не стоит на месте. Березка убегает от него, потом резко останавливается, пытается пой­мать, но тщетно.

   Я дергаю ее за шубу:
   – Пошли скорее, иначе останемся в темноте.
   Березка мрачнеет:
   – Где же теперь мы спрячем это сокровище? Теперь все стойбище будет следить за нами.
   – А… если оставить его в лесу? – предлагаю я.
   – Ты с ума сошел? Такой малыш не доживет и до утра…
   Березка призывает Луну:
   – Мать ледниковых людей, помоги нам…
   По серебряному диску проплывают облачка, Теперь Луна похожа на забавную круглую рожицу.
   – Дядюшка Пенек! – кричит Березка. – Он не та­кой, как все. Он – Человек Историй! Может быть, он поможет нам спасти Лизунчика…
   – Да. И он живет в пещере Ветра, на отшибе. Пошли.
   Уже почти рассвело, а мы все еще сидим в пещере дядюшки Пенька.
   Я только что закончил рассказывать ему замечатель­ную историю, в которой двое детишек, преодолевая не­вероятные трудности, спасают волчонка. Они защитили звереныша от злобы людей, извлекли из пропасти, ко­торая едва его не поглотила. Но теперь щенок снова в опасности, и они не знают, что делать.
   – Красивая история, – замечает дядюшка Пенек, – но я не смогу рассказывать ее, пока не узнаю конца.
   – Конец зависит только от тебя, дядюшка Пенек, – намекает Березка.
   Человек Историй улыбается, гладит ее по голове.
   – Я понял, понял, – кивает он. – Ведите своего вол­чонка. Я о нем позабочусь. Думаю, история закончится хорошо.

УГОЛЕК-ХУДОЖНИК

   Холодная зима, уходя, еще бьет хвостом, но в возду­хе ощущается близость весны.
   Теплые ветры прилетают в нашу долину и приносят запахи далеких стран.
   Мы бы веселились, ни о чем не думая, если бы де­душка Пузан не долбил беспрерывно:
   – Ребята, приближаются Великие Игры. Вы знаете, как важно для племени хорошо показать себя в таких состязаниях. Но вот уже много весен побеждают Се­верные Буйволы. Что же мы, Грустные Медведи, со­всем расклеились?
   В самом деле, Весенние Игры для ледниковых лю­дей – важное событие, которого все ждут: друзья, жи­вущие на расстоянии многих лун, встречаются вновь, обмениваются новостями об охоте и рыбной ловле, хо­ром поют у костра.
   Да, для взрослых эти Игры – событие важное, но для нас, детей, оно еще важнее: именно мы выступаем на со­стязаниях, показывая свою силу и ловкость. В таких об­стоятельствах все стойбище поддерживает своих малы­шей: их заставляют готовиться как следует, заботятся о самых многообещающих вроде Молнии; стараются при­ободрить тех, у кого есть трудности, таких как Кротик.
   Дедушка Пузан еще не сообщил нам, кто в каких со­ревнованиях участвует. Пока иод руководством дядень­ки Бобра мы занимаемся базовой подготовкой.
   Все больше болельщиков приходит на тренировки. Особенно Старейшины и мамаши не пропускают ни единой: первые просто не знают, как убить день, а вто­рые болеют за своих чад, уже видя их победителями.
   Состязания приближаются, и стойбище волнуется все больше и больше.
   Полная Луна то и дело заклинает Тотем-Луну:

 
Мать-Луна, о Мать-Луна,
Так победа нам нужна!
Не оставь своих ты чад,
Своих Грустных Медвежат!
 

   Тетушка Бурундучиха начинает готовить энергетиче­ские настойки и витаминные отвары и не отстает, пока не выпьешь все до дна.
   Мама Тигра шагу не дает ступить, все пичкает и пичкает, будто я детеныш буйвола.
   – Покушай бизоньей печеночки. Она укрепляет мус­кулы…
   – Попробуй эти оленьи ребрышки. Полезно для кос­тей…
   – Ешь хорошенько, сынок, ты такой худенький, где тебе поднять Каменюку…
   – Мама, – отвечаю я, потеряв терпение, – сколько раз говорить тебе, что я в этом состязании не участ­вую? Дедушка Пузан, скорее всего, выберет Буйволен­ка и Моржа как самых подходящих.
   – Какая жалость! Подумать только, я в свое время выиграла это состязание…
   – Знаю, мама. Ты мне тысячу раз рассказывала.
   – Славные были времена! Спроси у папы, он хоро­шо помнит!
   – Во имя всех ледников, еще бы не помнить! – вступает папа. – Я был судьей, и ты уронила Каменю­ку мне прямо на ногу.
   – Так мы и познакомились, – вспоминает счастли­вая мама. – Просто удар судьбы.
   – Еще какой удар! – замечает папа.
   – Так что же ты-то будешь делать, сынок? – допы­тывается мама.
   – Ну… еще не знаю точно; думаю, дедушка Пузан включит меня в Прыжки через Бурный Поток.
   – Красивое состязание, хотя немного опасное. А остальные? Ну давай рассказывай.
   – Березка, конечно, будет участвовать в состязании Приласкай медведя. Она со зверями хорошо ладит, ты знаешь. Молния будет капитаном нашей команды Большого мяча… Только с Кротиком проблема: дедуш­ка Пузан не знает, куда его и поставить.
   – Ну, что-нибудь найдется и для него. А ты доедай, доедай это ребрышко.
   – Хватит, мама-а-а! Дедушка Пузан ждет меня на тренировку. Если я объемся, будет трудно бегать…
   Сегодня в самом деле тренировка по бегу на дальние дистанции.
   Сначала мы обегаем вокруг летнего стойбища, пере­прыгивая через Тотем-Луну; потом взбираемся на скрипучий шест Тотема-Солнце, прыгаем через ручей, поднимаемся на зимнее стойбище, спускаемся с помо­щью Спустиподними Умника, снова бежим вокруг лет­него стойбища, прыгаем через Тотем-Луну…
   Дяденька Бобер задает ритм, стуча палкой по вы­долбленному стволу, звук разносится далеко-далеко.
   Солнце стоит высоко, и многие уже выбились из сил.
   Морж и Буйволенок отстали на целый круг и вот-вот сойдут с дистанции; Щеголек пыхтит. Но неумоли­мый дедушка Пузан гонится за ними, раскручивая над головой дубинку-журнал.
   – Уф… но я должен буду Поднимать каменюку, не бегать на скорость, – протестует Морж.
   – Беги, без разговоров. Чтобы Поднять каменюку, нужны крепкие мускулы, а не большое брюхо! – гро­мыхает учитель.
   Пф-ф… кто бы говорил! вырывается у Щеголь­ка. Но тут же он срывается с места с удвоенной си­лой, потому что дедушка Пузан, совершив скачок, которому позавидовал бы и двадцатилетний, едва не догнал его.

   Бег продолжается, однообразный, изматывающий.
   Сначала сдаются Кротик, Щеголек, Морж и Буйво­ленок. Потом останавливаются Попрыгунья, Неандер­талочка, Березка и Медвежонок. Я едва держусь на но­гах, но продолжаю бежать: очень хочется, чтобы меня включили в команду Большого мяча.
   Останавливаются Уголек, Рысь и Свисток. Вскоре и я падаю на траву, совсем обессиленный. Состязание продолжают лишь Молния, Попрыгунья и – неверо­ятно – Блошка, которая бежит себе и бежит круг за кругом.
   Уже наступил вечер, когда дедушка Пузан свистит в свисток, оповещая, что тренировка закончена. Племя тут же собирается вокруг костра; начинаются неизбеж­ные комментарии.
   – Сильные ребята у нас в этом году, – отмечает Жирный Бык, обгладывая кость.
   – Мовет быть, но ф нафим ввеменем свавнения нет, – шамкает Беззубый Лось.
   – Утрем нос этим хвастунам, Северным Буйво­лам! – восклицает Насупленный Лоб.