Страница:
Когда Алексей Михайлович женился, невесту ему отыскивали тем же способом, к какому прибегал в свое время и царь Михаил. Со всей России выписали самых красивых девушек, которых и разместили в Кремле. Любопытно отметить, что в ответ на приказ о доставке красивейших девок поместные люди особой прыти не обнаруживали и их пришлось побуждать новыми суровыми напоминаниями и угрозами по адресу тех, кто пытался было укрыть своих дочерей от этой натуральной повинности.
Способ перед вами тот же самый, как и при царе Михаиле, но некоторые новшества уже налицо. Несмотря на строгое правило, по которому жених до венца не имел права видеть свою невесту, царь Алексей Михайлович смотрит в тайное окошко из особо устроенной потайной комнаты на собранных кандидаток. Он лично выбирает из них трех девушек и поручает специальным экспертам уже из этих трех найти наилучшую.
Прогресс сказывается и в том, что экспертами, кроме боярынь,, каких мы видели в этой роли при царе Михаиле, выступают ещё и бояре, и даже особо командированный иноземный врач. Так именно была избрана первая жена Милославская, та самая, которая подарила царю 14 душ детей: шесть сыновей и восемь дочерей.
После смерти Милославской, Алексей, как известно, женился на Нарышкиной, и здесь, в этом втором браке, ещё более ярко сказался прогресс в области нравов. Созванных со всех концов Руси невест помещают на этот раз не в закрытых наглухо горницах Кремля, а у боярина Морозова, уже более или менее по европейски. Здесь есть уже цимбалы и клавикорды. Кандидаток расценивают уже не только по весу и по статям "как на базаре", но ещё и по "разговорному умению" и даже манерам.
Нравы смягчаются бесспорно и очевидно. В тех случаях, когда от какого-либо обычая современникам приходится очень уж тяжело, стоит только подождать каких-нибудь 50 годиков, в крайнем случае 100 лет, глядишь, нравы уже и переродились, и тягостный обычай уже отменен. Все дело только в терпении и "крепких нервах"...
Трудно судить, какой кучер получился бы из Алексея Михайловича, если бы он именно этим путем использовал свое дородство и осанистость. Но царем он был плохим. Оказавшись на троне, а не на облучке, он так и не попытался взять в руки вожжи птицы-тройки, в образе которой Гоголь рисовал Русь.
Стиль московский был соблюден полностью: царь-пушка, которая не стреляет, царь-колокол, который не звонит, и царь Алексей, который не царствует. Алексей Михайлович, "очень хороший человек, только не на троне", - был типичным сыном своего века.
Наиболее интересным отражением этого времени являются записки славянофила, хорвата по рождению, Юрия Крижанича... Многие подробности русского быта приводят его в сокрушение. "Иноземцы осуждают нас за неопрятность, - говорит он. - Мы деньги прячем в рот, посуды не моем, головы и бороды нечесаны, как лесовики ходим. В иноземных газетах писали, если русские купцы зайдут в лавку, после них целый час нельзя войти от смрада. Жилища наши неудобные, окна низкие, в избах нет отдушин, люди от дыма слепнут"...
- Ты царь, - обращается Крижанич, ярый поборник самодержавия, к царю Алексею, - держишь в руках чудотворный жезл Моисеев, которым можешь творить дивные чудеса в управлении. Царским повелением в России все можно выправить, все полезное завести, - наивно взывает Крижанич, искренно жалуясь на всеобщее в русском царстве взяточничество и "людодерство".
Тишайший Алексей, конечно, так и не захотел взмахнуть жезлом. "Людодерство" продолжалось полным ходом.
... Нечем вспомнить этого человека. Его главная заслуга сводится к тому, что он впервые надел немецкое платье, впервые стал ездить в немецкой карете, и ещё впервые вывез свою жену в театр, "комедийное действо" того времени.
Иван Василевский( - ) - российский историк.
Работал в конце XIX, начале XX вв.
Показание № 43
В Западной Европе дух личной независимости, который всегда характеризует героический период истории народов, не пропал вместе с образованием государств, потому, что в поземельной собственности высшая и низшая аристократия Европы нашла себе средства для поддержания этого духа. Этот дух, естественно, выработался в рыцарство, которое возвело на первый план сознание личного достоинства, личной чести... В нашей истории этот дух не мог сохраниться, потому что наша аристократия не могла найти ему поддержки в экономической независимости.
Все обстоятельства нашей истории благоприятствовали образованию сильной монархической власти; экономические условия поставили аристократию в крайнюю зависимость от царской власти, а потому аристократия не могла найти нигде опоры для поддержания духа личной гордости. Это чувство появилось у нас в виде смешной и, в высшей степени, вредной для государства гордости родом, которая породила местничество. Московские цари спокойно смотрели на это извращение чувства индивидуальной гордости, которое хотя было вредно государству, но было полезно для укрепления власти, отвлекая силы аристократии на другой предмет и разъединяя её.
В нашей жизни, как мы видели, шла неутомимая борьба церковных идеалов с грубой распущенностью варварского общества, борьбу этих двух начал переживал каждый человек, она отражалась на каждом характере. Если церковный элемент брал перевес, то человек делался энергическим подвижником пустыни, в посте и молитве заглушавшим инстинкты дикой природы. Если церковный, нравственный элемент не касался человека, то он делался удалым разбойником, для которого не существовало ничего заповедного. Разумеется, масса общества была, как всегда, между этими двумя крайностями. Если она приняла некоторые религиозные понятия, то в сущности её нравы сохраняли вполне варварский характер.
Николай Хлебников (1840-1880)
историк.
Показание № 44
Человеческая жизнь ценилась крайне низко, и это презрение к жизни было общим, как для убивающих, так и для убиваемых. Казни прямо ужасны. Продолжают допрашивать осужденных чуть не до эшафота, их снимают с колеса с переломанными уже членами, чтобы привести в комнату допросов, и все это не возмущало никого, даже самих осужденных на казнь.
Абсолютное подчинение индивидуума государству, одна из характерных черт эпохи, объясняет отчасти это явление. Индивидуум часто возмущается, вступает в борьбу с господствующей властью, но, побежденный, подчиняется своей участи и заботится лишь о том, чтобы умереть прилично и праведно, как если бы он был в своей избе. Часто осужденных приводят к эшафоту несвязанными, они спокойно кланяются присутствующим, повторяя: "простите, братцы!" Затем они сами помогают палачам. Зарытые в землю заживо, обвиненные в прелюбодеянии, женщины благодарят кивком головы тех милостивцев, которые бросали в колоды, специально предназначенные для этой цели, монеты на их погребение.
Казимир Валишевский (1849-1925)
польский историк, юрист, писатель.
Показание № 45
Проклятия, грубые ругательства, бранные слова - все это, а также блуд и кражи Стенька Разин старался полностью искоренить. Ибо если кто-либо уворовывал у другого что-либо хоть не дороже булавки, ему завязывали над головой рубаху, насыпали туда песку и так бросали его в воду. Я сам видел, как одного казака повесили за ноги только за то, что он походя ткнул молодой бабе в живот.
И этот жестокий казак так почитался своими подчиненными, что стоило ему только что-либо приказать, как все мгновенно приводилось в исполнение. Если же кто-либо не сразу выполнял его приказ, то этот изверг впадал в такую ярость, что, казалось, он одержим. Он срывал шапку с головы, бросал её оземь и топтал ногами, выхватывал из-за пояса саблю, швырял её к ногам окружающих и вопил во все горло: "Не буду я больше вашим атаманом, ищите себе другого!" После чего все падали ему в ноги и в один голос просили, чтобы он снова взял саблю и был им не только атаманом, но и отцом, а они будут послушны ему и в жизни и в смерти. Столь беспрекословное послушание привело к такому почитанию этого злодея, что все перед ним дрожало и трепетало и волю его исполняли с нижайшей покорностью.
Людвиг Фабрициус (1648-1729)
голландский наемник в русской армии,
участвовал в подавлении восстания Разина.
Показание № 46
Москвитяне изгоняют все знания в такую продолжительную и безвозвратную ссылку, что это надобно приписать, во-первых, самим государям, которые ненавидят их, из опасения, что подданные, пожалуй, наберутся в них духа свободы, да потом и восстанут, чтобы сбросить с себя гнетущее их деспотическое иго. Государи хотят, чтобы они походили на Спартанцев, учившихся одной только грамоте, а все прочие знания заключались бы у них в полном повиновении, в перенесении трудов и умении побеждать в битвах. Потому что последнее едва ли возможно для духа простолюдина, если он будет предвидеть опасности чрезвычайно изощренным знаниями умом. Во-вторых, это следует приписать духовенству: зная, что науки будут преподаваться по-латыни и могут быть допущены не иначе, как вместе с Латинскими учителями, оно боится, чтобы этими широкими воротами, если распахнуть их настежь, не вошел и Латинский обряд, а учители его не передали на посмеяние народу его невежество и не представили бы в полном свете несостоятельность вероучения, которым оно потешается над его легковерием. А в-третьих, виною того старые бояре по зависти, что молодежь получит такие дары, которых, из пренебрежения, не хотели брать они сами, а от этого они справедливо лишатся исключительного обладания мудростью, которое не по праву отвели себе сами, и будут устранены от общественных дел в государстве...
Ни один народ в свете не скрывает своих дел тщательнее Московского. Ни один столько недоверчив к другим и ни один не получил привычки так великолепно лгать о своем могуществе и богатстве. Следовательно, если иностранец спросит о том Москвича, этот, или по действительному, или притворному неведению, либо промолчит о том, либо скажет преувеличенно, из подозрения, что чужеземец хочет разведать государственные тайны с предательским умыслом.
Августин Мейерберг (1622-1688) - австрийский
посол в Москве при дворе царя Алексея Михайловича.
Показание № 47
Некоторые писатели утверждали, что до царствования Петра ( все русские вообще и каждый из них в частности были совершенно глупы и тупы, но это в полной мере ложно и противное тому весьма легко доказать.
Тем, которые составили себе подобное понятие, стоит только прочесть русскую историю семнадцатого столетия за то время, когда честолюбие Годунова и происки поляков разделили нацию на несколько партий и поставили царство на край погибели. Шведы владели Новгородом, а поляки столицею Москвою. Несмотря на эти бедствия, русские своими разумными действиями сумели избавиться от владычества двух столь могучих в то время врагов, каковы были Швеция и Польша. Менее чем в пятьдесят лет они завоевали снова все земли, отнятые у них во время этих смут, а между тем, при этом у них не было ни одного министра ,ни одного генерала из иностранцев. Размышляя об этих событиях, не трудно сознаться, что столь важные предприятия не могут быть задуманы и выполнены глупцами.
Христофор Герман Манштейн (1711-1757)
немец, полковник русской армии
с 1727 по 1744 гг.
Показание № 48
По уровню русской образованности, по грубости понятий и нравов, иностранцы могли смотреть на них свысока. Но не следует выводить из этого, что таков только и был их взгляд на народ старой России. Напротив, читая лучших иностранных писателей ((( - (((( веков, легко видеть, что они далеки от недоброжелательства и высокомерия: в самых осуждениях грубости нравов и невежества московской России они охотно признают достоинства русского народа, и, как ни был он далек от Европы по всему складу своей жизни, они считают русских за племя, им близкое и родственное, и как будто досадуют, что русские, при такой силе и таких врожденных дарованиях, остаются при своем невежестве и нелюбви к знанию. Они с положительным сочувствием говорят о тех русских, в которых находили просвещенные понятия. В самом народе они постоянно указывают большой здравый смысл, любознательность и способность к образованию, помехи которому виделись в дурном управлении, в непонимании властями пользы науки, в народном рабстве.
Александр Пыпин (1833-1904)
литературовед, этнограф.
Показание № 49
Производя в умах брожение притоком новых понятий и интересов, иноземное влияние уже в (((( веке вызвало явление, которое ещё более запутывало русскую жизнь. До тех пор русское общество отличалось однородностью, цельностью своего нравственно-религиозного состава. При всем различии общественных положений древне-русские люди по своему духовному облику были очень похожи друг на друга, утоляли свои духовные потребности из одних и тех же источников. Боярин и холоп, грамотей и безграмотный запоминали одинаковое количество священных текстов, молитв, церковных песнопений и мирских бесовских песен, сказок, старинных преданий, неодинаково ясно понимали вещи, неодинаково строго заучивали свой житейский катехизис. Но они твердили один и тот же катехизис, в положенное время одинаково легкомысленно грешили и с одинаковым страхом Божиим приступали к покаянию и причащению до ближайшего разрешения "на вся". Такие однообразные изгибы автоматической совести помогали древнерусским людям хорошо понимать друг друга, составлять однородную нравственную массу, устанавливали между ними некоторое духовное согласие вопреки социальной розни и делали сменяющиеся поколения периодическим повторением раз установившегося типа.
Василий Ключевский (1841-1911)
историк, академик Петербургской АН.
Показание № 50
Допетровская Русь привлекает к себе внимание, она дорога нам - но почему? Потому, что там видна целостность жизни, там, по-видимому, один господствует дух; тогда человек, не как теперь, чувствовал силу внутренних противоречий самому себе или, лучше сказать, вовсе не чувствовал; в той Руси, по-видимому, мир и тишина... Но в том-то и беда, что допетровская Русь и московский период только видимостью своею могут привлекать наше к себе внимание и сочувствие. А если повнимательнее вглядеться в эту, по-видимому, чудесную картину, в отдалении рисующуюся нашему воображению, мы найдем, что не все то золото в ней, что блестит... Она потому и хороша, что вдалеке от нас, что её показывают при искусственном освещении. Посмотря на неё вблизи, найдешь, что тут и краски слишком грубы, и фигуры аляповаты, и в целом что-то принужденное, натянутое, ложное...
Действительно, лжи и фальши в допетровской Руси - особенно в московский период - было довольно... Ложь в общественных отношениях, в которых преобладали притворство, наружное смирение, рабство и т.п. Ложь в религиозности, под которой если не таилось грубое безверие, то, по крайней мере, скрывались или апатия, или ханжество. Ложь в семейных отношениях, унижавшая женщину до животного, считавшая её за вещь, а не за личность... В допетровской, московской Руси было чрезвычайно много азиатского, восточной лени, притворства, лжи. Этот квиетизм, унылое однообразие допетровской Руси указывает на какое-то внутреннее бессилие: если московская жизнь хороша была, то, скажите, пожалуйста, что же заставило народ отвернуться от московского порядка вещей и повернуть в другую сторону? Одним словом, что произвело наш русский раскол? Ведь выходит, что нельзя сливать Москву с народом, нельзя московскую, допетровскую жизнь признавать за истинное, лучшее выражение жизни народной.
Федор Достоевский (1821-1881)
писатель.
ОЧНАЯ СТАВКА С "КОСВЕННЫМИ УЛИКАМИ"
(Из домашнего архива чиновника
полиции нравов Пантелея Рубашкина)
В Древней Руси любимым напитком был медовый, настолько крепкий, что пьянил не меньше вина (к сожалению, секрет его приготовления затерялся в веках). В зависимости от состава напиток подразделялся на вишневый, смородинный, можжевельный, малиновый, черемховый и другие. Позднее такую же популярность стал завоевывать квас - тоже разных сортов в зависимости от приправ. Кислым квасом поддавали в банях и обливались для здоровья. Из меда на зверобое, шалфее, лавровом листе, имбире и стручковом перце приготовлялось теплое питье под названием сбитень: оно подавалось в медных чайниках, обернутых полотенцем, потреблялось преимущественно зимой и считалось очень полезным. Не исключено, что от скандинавов заимствована технология пивоварения. В старину пиво называлось олуй и было весьма крепким.
Кушанья отличались простотой и однообразием, походили друг на друга и готовились строго согласно установившимся рецептам. Люди зажиточные обычно назначали себе блюда на целый год вперед в соответствии с церковными праздниками, сообразно со значением каждого блюда, которое придавалось церковью, а чаще всего самим хозяином. Начиная с царей и кончая простолюдинами, ели преимущественно ржаной хлеб (ячмень почти не разводился). Хлебы пеклись без соли, о свежести муки при этом не особенно заботились. Пшеничная мука шла на приготовление калачей, праздничных лакомств для простого народа, который в будни питался очень умеренно и, в основном, пищей ему служили ржаное зерно, овес, чеснок, лук, мясо свинины и баранины, куры и дичь, птичьи яйца и прочее, что сдабривалось сахаром, пряностями, перцем, гвоздикой, корицей и другими приправами. Из пшеничной муки готовились пироги. Большие пироги назывались кулебяками и начинялись бараньим, говяжьим и заячьим мясом или мясом и рыбою вместе с добавкой каши и лапши. На масленице пекли пироги с творогом и яйцами, в постные дни - с рыбой, грибами, маком, горохом, репой, капустой, или сладкие - с изюмом и ягодами.
Запахом лука и чеснока русские невольно отгоняли от себя иностранцев: те особенно не переносили вонючей ухи, в которой кроме рыбы, воды и лука с чесноком ничего не было. Хотя при приготовлении блюд соль не использовалась, употребляли её обильно при засаливании рыбы, грибов, капусты, огурцов, яблок. Соленья подавались обычно к жареному мясному и рыбному. Белой соленой капустой и огурцами обычно запасались на зиму.
Икрою не баловались особо: свежая зернистая из осетра и белой рыбы считалась роскошью, и вместо неё ели паюсную или мятную - самого низшего сорта для простого люда. В икру добавляли уксус, перец и накрошенный лук. Помимо сырой икры употребляли ещё икру, варенную в уксусе или маковом молоке. В посты делали икряные блины. Любимой закускою в ту пору считался балык, копченая и вяленая осетрина. Но вот собственно соление рыбы всегда почему-то сопровождалось довольно резким запахом и, несмотря на эту вонь, такую рыбу, в первую очередь соленую осетрину, предпочитали свежей. В Москву свежую красную рыбу доставляли только для царского двора или знатных князей или бояр, и содержали её в специальных прудах.
Кроме ловли рыбы таким же популярным занятием была ловля птиц и зверей. Среди знати в ходу была соколиная охота: пускали кречетов, которые посредством своего тонкого чутья находили лебедей, журавлей, фазанов, а потом их уже преследовали соколы. На медведя наиболее дерзкие охотились с деревянной рогатиной: увидев охотника, медведь становился на задние лапы, ревел и с открытой пастью бросался на него; сильным ударом охотник вонзал рогатину в зверя, а другой конец её прижимал к земле ногой. При этом у охотника был весьма большой шанс лишиться головы или остаться изувеченным на всю жизнь - в лучшем случае...
В те времена русские славились своим хлебосольством, особенно в удалении от больших городов: проезжего или прохожего приглашали к себе в дом, чтобы накормить и успокоить его по возможности. За хлеб-соль денег не брали. Наоборот, хозяева обижались, если гости мало ели. Подчивание постоянно сопровождалось поклонами и чествованиями. По данному поводу ходила пословица "Хлеб-соль разбойника побеждает".
Время обеда наступало в полдень. Открывались в городах харчевни, кого-то звали в гости домой обедать. Цари и знатные люди обедали отдельно от других членов семьи. Во время званых обедов особы женского пола не были там, где сидел хозяин с гостями. В зажиточном доме порядком обеда заведовали ключник и дворецкий - при столе. Обязанностью дворецкого и ключника было опробование кушаний. Тарелки, поставленные перед обедавшими не менялись, ибо каждый брал руками из блюда куски и клал себе в рот, оставляя в своей тарелке лишь обгрызанную кость. Жидкое кушание иногда подавалось на два или три человека в одной миске и все ели из неё своими ложками.
Без водки не обходился ни один обед: её пили в самом начале и закусывали хлебом. Затем шли холодные кушания (вареное мясо с приправами), потом - горячие и жареные, далее - молочные, печенья и, наконец, овощные блюда. В постные дни подавали холодную рыбу, жидкое горячее, жареную рыбу и овощи. Попутно будь сказано, на званых обедах на одного гостя иногда приходилось по 30-40 блюд, а стряпчие подавали кушания голыми и нередко грязными руками.
Гости, приглашенные на званый обед, после которого обычно начиналось пиршество, обязаны были платить за такую честь. Если же на пиршество приглашался иностранный купец, ему это удовольствие обходилось весьма дорого. Невольно получалось - "в чужом пиру похмелье".
Вообще говоря, иноземцам в те времена приходилось жить на Руси с опаскою и под постоянным страхом. За малейшее жульничество их сурово наказывали. Им приходилось унижаться и не скупиться на похвальбу в интересах своей собственной безопасности. Рядом с гордо задравшим голову и выпятившим толстый живот боярином сухопарый иностранец мог даже вызывать к себе жалость и снисходительность.
* * *
Свои традиции выработались и в отношении похоронных обрядов. Испустившего дух клали в гроб и, по обычаю, оставляли у него во рту несколько монет - для издержек, мол, в дальней дороге на тот свет, а к гробу подвешивали кафтан усопшего. Летом хоронили чуть ли не на следующий день, а если по какой-то причине откладывали, то относили покойника в погреб во избежания зловония. Если мертвец был монашеского звания, то выносили его на руках монахи. Богатые люди нанимали плакальщиц, которые шли в похоронной процессии, кривлялись и громко причитали.
Перед тем как опустить гроб в могилу священник отпевал покойника и давал ему в руки отпустительную грамоту, после опущения гроба все целовали образа, потом ели кутью. Зимою же хоронить не спешили и ставили покойника в церковь, где духовенство ежедневно служило литургию и панихиды. На восьмой день предавали тело земле.
Неопознанных, умерших внезапно на улице, убитых в дороге при ограблении, хоронили в убогом доме. Там также хоронили отверженных, которых считали недостойными кладбища: воров, разбойников, казненных. Самоубийц хоронили в поле или в лесу.
Погребение царя совершалось через шесть недель после его смерти. Тело хранилось в церкви, где крестовые дьяки читали над ним псалтырь и попеременно дневали бояре. По всей стране рассылались гонцы, доставлявшие в монастыри и церкви деньги для служения панихид каждодневно. На сороковой день совершали погребение, на которое собирались в Москве духовные первосвященники: они и шли в погребальной процессии впереди, за ними светские сановники, бояре, члены царской семьи, боярыни и множество простого люда. Прощания перед опусканием в могилу не было, гроб землей не засыпали, а закрывали каменной плитой.
У обычных же смертных сороковой день после кончины отводился поминовению усопшего: нанимались духовные лица для чтения псалтыря и в доме покойника, и на могиле. Родственники покойника одевали синее или черное и непременно ветхое платье; ходить в нескорбном платье считалось оскорблением памяти покойника. Вместе с молитвами совершались поминальные обеды на 3-й, 9-й, 12-й и 40-й дни. Последний считался очистительным и снимал траур. Считалось, что троекратное поминовение совпадает с изменениями, которые испытывает тело покойника: в сороковой день истлевает сердце, в третий душа покидает тело, начинается её знакомство, под водительством ангела, с адом и раем, в девятый - душе дается отдых...
Спешили хоронить. Точно также спешили и крестить новорожденного - чаще всего на восьмой день, иногда на сороковой. Имя изрекали , как правило случайно, по названию святого, чью память чтили в день крещения. Само крещение происходило в церквях, однако в частных домах также разрешалось по болезни или слабости новорожденного, но обязательно не в той комнате, где он появился на свет, ибо комната эта долгое время считалась "оскверненною".
При крещении на новорожденного надевали медный, серебряный или золотой крест, который на нем оставался всю жизнь. После обряда устраивался крестинный стол и при этом, кроме гостей, кормили и нищих. Духовные лица благословляли младенца, миряне подносили дары. Царь при крещении своего отпрыска устраивал торжественный стол для патриарха и светских сановников: это был единственный раз, когда показывали сына царского до совершеннолетия. В тот же день прощались указом некоторые из отбывавших наказание преступников.
Духовное рождение считалось важнее телесного и поэтому день рождения оставался незаметным, а праздновался день ангела или именины.
* * *
В Бога верили, но это не мешало признавать и магическую силу чародеев, ведьм, колдунов, леших, водяных, кикимор, ворожей, русалок, гадалок, ясновидящих, кликуш... Нервный припадок с кем-то наводил ужас, подводил распаленное воображение к таинственным толкованиям и поиску причин влияния злых духов. То тут то там появлялись беснующиеся кликуши и кликали на кого-нибудь, указывали, что такой-то их "испортил". Они бегали босыми по снегу, в грязном тряпье, с распущенными волосами, тряслись, бились в экстазе, возвещая будущее и порицая людей за разные пороки. Даже власти относились настороженно к их указаниям: обвиняемого ими могли подвергнуть "розыску" или поднять на дыбу и пытать, а если кто-нибудь, обезумевший от страданий, наговорит на себя, что он действительно колдун, то и сжечь его в срубе. Иногда притворных кликуш заставляли доносить на нежелательных властям лиц, чтобы потом заниматься все тем же вымогательством.
Способ перед вами тот же самый, как и при царе Михаиле, но некоторые новшества уже налицо. Несмотря на строгое правило, по которому жених до венца не имел права видеть свою невесту, царь Алексей Михайлович смотрит в тайное окошко из особо устроенной потайной комнаты на собранных кандидаток. Он лично выбирает из них трех девушек и поручает специальным экспертам уже из этих трех найти наилучшую.
Прогресс сказывается и в том, что экспертами, кроме боярынь,, каких мы видели в этой роли при царе Михаиле, выступают ещё и бояре, и даже особо командированный иноземный врач. Так именно была избрана первая жена Милославская, та самая, которая подарила царю 14 душ детей: шесть сыновей и восемь дочерей.
После смерти Милославской, Алексей, как известно, женился на Нарышкиной, и здесь, в этом втором браке, ещё более ярко сказался прогресс в области нравов. Созванных со всех концов Руси невест помещают на этот раз не в закрытых наглухо горницах Кремля, а у боярина Морозова, уже более или менее по европейски. Здесь есть уже цимбалы и клавикорды. Кандидаток расценивают уже не только по весу и по статям "как на базаре", но ещё и по "разговорному умению" и даже манерам.
Нравы смягчаются бесспорно и очевидно. В тех случаях, когда от какого-либо обычая современникам приходится очень уж тяжело, стоит только подождать каких-нибудь 50 годиков, в крайнем случае 100 лет, глядишь, нравы уже и переродились, и тягостный обычай уже отменен. Все дело только в терпении и "крепких нервах"...
Трудно судить, какой кучер получился бы из Алексея Михайловича, если бы он именно этим путем использовал свое дородство и осанистость. Но царем он был плохим. Оказавшись на троне, а не на облучке, он так и не попытался взять в руки вожжи птицы-тройки, в образе которой Гоголь рисовал Русь.
Стиль московский был соблюден полностью: царь-пушка, которая не стреляет, царь-колокол, который не звонит, и царь Алексей, который не царствует. Алексей Михайлович, "очень хороший человек, только не на троне", - был типичным сыном своего века.
Наиболее интересным отражением этого времени являются записки славянофила, хорвата по рождению, Юрия Крижанича... Многие подробности русского быта приводят его в сокрушение. "Иноземцы осуждают нас за неопрятность, - говорит он. - Мы деньги прячем в рот, посуды не моем, головы и бороды нечесаны, как лесовики ходим. В иноземных газетах писали, если русские купцы зайдут в лавку, после них целый час нельзя войти от смрада. Жилища наши неудобные, окна низкие, в избах нет отдушин, люди от дыма слепнут"...
- Ты царь, - обращается Крижанич, ярый поборник самодержавия, к царю Алексею, - держишь в руках чудотворный жезл Моисеев, которым можешь творить дивные чудеса в управлении. Царским повелением в России все можно выправить, все полезное завести, - наивно взывает Крижанич, искренно жалуясь на всеобщее в русском царстве взяточничество и "людодерство".
Тишайший Алексей, конечно, так и не захотел взмахнуть жезлом. "Людодерство" продолжалось полным ходом.
... Нечем вспомнить этого человека. Его главная заслуга сводится к тому, что он впервые надел немецкое платье, впервые стал ездить в немецкой карете, и ещё впервые вывез свою жену в театр, "комедийное действо" того времени.
Иван Василевский( - ) - российский историк.
Работал в конце XIX, начале XX вв.
Показание № 43
В Западной Европе дух личной независимости, который всегда характеризует героический период истории народов, не пропал вместе с образованием государств, потому, что в поземельной собственности высшая и низшая аристократия Европы нашла себе средства для поддержания этого духа. Этот дух, естественно, выработался в рыцарство, которое возвело на первый план сознание личного достоинства, личной чести... В нашей истории этот дух не мог сохраниться, потому что наша аристократия не могла найти ему поддержки в экономической независимости.
Все обстоятельства нашей истории благоприятствовали образованию сильной монархической власти; экономические условия поставили аристократию в крайнюю зависимость от царской власти, а потому аристократия не могла найти нигде опоры для поддержания духа личной гордости. Это чувство появилось у нас в виде смешной и, в высшей степени, вредной для государства гордости родом, которая породила местничество. Московские цари спокойно смотрели на это извращение чувства индивидуальной гордости, которое хотя было вредно государству, но было полезно для укрепления власти, отвлекая силы аристократии на другой предмет и разъединяя её.
В нашей жизни, как мы видели, шла неутомимая борьба церковных идеалов с грубой распущенностью варварского общества, борьбу этих двух начал переживал каждый человек, она отражалась на каждом характере. Если церковный элемент брал перевес, то человек делался энергическим подвижником пустыни, в посте и молитве заглушавшим инстинкты дикой природы. Если церковный, нравственный элемент не касался человека, то он делался удалым разбойником, для которого не существовало ничего заповедного. Разумеется, масса общества была, как всегда, между этими двумя крайностями. Если она приняла некоторые религиозные понятия, то в сущности её нравы сохраняли вполне варварский характер.
Николай Хлебников (1840-1880)
историк.
Показание № 44
Человеческая жизнь ценилась крайне низко, и это презрение к жизни было общим, как для убивающих, так и для убиваемых. Казни прямо ужасны. Продолжают допрашивать осужденных чуть не до эшафота, их снимают с колеса с переломанными уже членами, чтобы привести в комнату допросов, и все это не возмущало никого, даже самих осужденных на казнь.
Абсолютное подчинение индивидуума государству, одна из характерных черт эпохи, объясняет отчасти это явление. Индивидуум часто возмущается, вступает в борьбу с господствующей властью, но, побежденный, подчиняется своей участи и заботится лишь о том, чтобы умереть прилично и праведно, как если бы он был в своей избе. Часто осужденных приводят к эшафоту несвязанными, они спокойно кланяются присутствующим, повторяя: "простите, братцы!" Затем они сами помогают палачам. Зарытые в землю заживо, обвиненные в прелюбодеянии, женщины благодарят кивком головы тех милостивцев, которые бросали в колоды, специально предназначенные для этой цели, монеты на их погребение.
Казимир Валишевский (1849-1925)
польский историк, юрист, писатель.
Показание № 45
Проклятия, грубые ругательства, бранные слова - все это, а также блуд и кражи Стенька Разин старался полностью искоренить. Ибо если кто-либо уворовывал у другого что-либо хоть не дороже булавки, ему завязывали над головой рубаху, насыпали туда песку и так бросали его в воду. Я сам видел, как одного казака повесили за ноги только за то, что он походя ткнул молодой бабе в живот.
И этот жестокий казак так почитался своими подчиненными, что стоило ему только что-либо приказать, как все мгновенно приводилось в исполнение. Если же кто-либо не сразу выполнял его приказ, то этот изверг впадал в такую ярость, что, казалось, он одержим. Он срывал шапку с головы, бросал её оземь и топтал ногами, выхватывал из-за пояса саблю, швырял её к ногам окружающих и вопил во все горло: "Не буду я больше вашим атаманом, ищите себе другого!" После чего все падали ему в ноги и в один голос просили, чтобы он снова взял саблю и был им не только атаманом, но и отцом, а они будут послушны ему и в жизни и в смерти. Столь беспрекословное послушание привело к такому почитанию этого злодея, что все перед ним дрожало и трепетало и волю его исполняли с нижайшей покорностью.
Людвиг Фабрициус (1648-1729)
голландский наемник в русской армии,
участвовал в подавлении восстания Разина.
Показание № 46
Москвитяне изгоняют все знания в такую продолжительную и безвозвратную ссылку, что это надобно приписать, во-первых, самим государям, которые ненавидят их, из опасения, что подданные, пожалуй, наберутся в них духа свободы, да потом и восстанут, чтобы сбросить с себя гнетущее их деспотическое иго. Государи хотят, чтобы они походили на Спартанцев, учившихся одной только грамоте, а все прочие знания заключались бы у них в полном повиновении, в перенесении трудов и умении побеждать в битвах. Потому что последнее едва ли возможно для духа простолюдина, если он будет предвидеть опасности чрезвычайно изощренным знаниями умом. Во-вторых, это следует приписать духовенству: зная, что науки будут преподаваться по-латыни и могут быть допущены не иначе, как вместе с Латинскими учителями, оно боится, чтобы этими широкими воротами, если распахнуть их настежь, не вошел и Латинский обряд, а учители его не передали на посмеяние народу его невежество и не представили бы в полном свете несостоятельность вероучения, которым оно потешается над его легковерием. А в-третьих, виною того старые бояре по зависти, что молодежь получит такие дары, которых, из пренебрежения, не хотели брать они сами, а от этого они справедливо лишатся исключительного обладания мудростью, которое не по праву отвели себе сами, и будут устранены от общественных дел в государстве...
Ни один народ в свете не скрывает своих дел тщательнее Московского. Ни один столько недоверчив к другим и ни один не получил привычки так великолепно лгать о своем могуществе и богатстве. Следовательно, если иностранец спросит о том Москвича, этот, или по действительному, или притворному неведению, либо промолчит о том, либо скажет преувеличенно, из подозрения, что чужеземец хочет разведать государственные тайны с предательским умыслом.
Августин Мейерберг (1622-1688) - австрийский
посол в Москве при дворе царя Алексея Михайловича.
Показание № 47
Некоторые писатели утверждали, что до царствования Петра ( все русские вообще и каждый из них в частности были совершенно глупы и тупы, но это в полной мере ложно и противное тому весьма легко доказать.
Тем, которые составили себе подобное понятие, стоит только прочесть русскую историю семнадцатого столетия за то время, когда честолюбие Годунова и происки поляков разделили нацию на несколько партий и поставили царство на край погибели. Шведы владели Новгородом, а поляки столицею Москвою. Несмотря на эти бедствия, русские своими разумными действиями сумели избавиться от владычества двух столь могучих в то время врагов, каковы были Швеция и Польша. Менее чем в пятьдесят лет они завоевали снова все земли, отнятые у них во время этих смут, а между тем, при этом у них не было ни одного министра ,ни одного генерала из иностранцев. Размышляя об этих событиях, не трудно сознаться, что столь важные предприятия не могут быть задуманы и выполнены глупцами.
Христофор Герман Манштейн (1711-1757)
немец, полковник русской армии
с 1727 по 1744 гг.
Показание № 48
По уровню русской образованности, по грубости понятий и нравов, иностранцы могли смотреть на них свысока. Но не следует выводить из этого, что таков только и был их взгляд на народ старой России. Напротив, читая лучших иностранных писателей ((( - (((( веков, легко видеть, что они далеки от недоброжелательства и высокомерия: в самых осуждениях грубости нравов и невежества московской России они охотно признают достоинства русского народа, и, как ни был он далек от Европы по всему складу своей жизни, они считают русских за племя, им близкое и родственное, и как будто досадуют, что русские, при такой силе и таких врожденных дарованиях, остаются при своем невежестве и нелюбви к знанию. Они с положительным сочувствием говорят о тех русских, в которых находили просвещенные понятия. В самом народе они постоянно указывают большой здравый смысл, любознательность и способность к образованию, помехи которому виделись в дурном управлении, в непонимании властями пользы науки, в народном рабстве.
Александр Пыпин (1833-1904)
литературовед, этнограф.
Показание № 49
Производя в умах брожение притоком новых понятий и интересов, иноземное влияние уже в (((( веке вызвало явление, которое ещё более запутывало русскую жизнь. До тех пор русское общество отличалось однородностью, цельностью своего нравственно-религиозного состава. При всем различии общественных положений древне-русские люди по своему духовному облику были очень похожи друг на друга, утоляли свои духовные потребности из одних и тех же источников. Боярин и холоп, грамотей и безграмотный запоминали одинаковое количество священных текстов, молитв, церковных песнопений и мирских бесовских песен, сказок, старинных преданий, неодинаково ясно понимали вещи, неодинаково строго заучивали свой житейский катехизис. Но они твердили один и тот же катехизис, в положенное время одинаково легкомысленно грешили и с одинаковым страхом Божиим приступали к покаянию и причащению до ближайшего разрешения "на вся". Такие однообразные изгибы автоматической совести помогали древнерусским людям хорошо понимать друг друга, составлять однородную нравственную массу, устанавливали между ними некоторое духовное согласие вопреки социальной розни и делали сменяющиеся поколения периодическим повторением раз установившегося типа.
Василий Ключевский (1841-1911)
историк, академик Петербургской АН.
Показание № 50
Допетровская Русь привлекает к себе внимание, она дорога нам - но почему? Потому, что там видна целостность жизни, там, по-видимому, один господствует дух; тогда человек, не как теперь, чувствовал силу внутренних противоречий самому себе или, лучше сказать, вовсе не чувствовал; в той Руси, по-видимому, мир и тишина... Но в том-то и беда, что допетровская Русь и московский период только видимостью своею могут привлекать наше к себе внимание и сочувствие. А если повнимательнее вглядеться в эту, по-видимому, чудесную картину, в отдалении рисующуюся нашему воображению, мы найдем, что не все то золото в ней, что блестит... Она потому и хороша, что вдалеке от нас, что её показывают при искусственном освещении. Посмотря на неё вблизи, найдешь, что тут и краски слишком грубы, и фигуры аляповаты, и в целом что-то принужденное, натянутое, ложное...
Действительно, лжи и фальши в допетровской Руси - особенно в московский период - было довольно... Ложь в общественных отношениях, в которых преобладали притворство, наружное смирение, рабство и т.п. Ложь в религиозности, под которой если не таилось грубое безверие, то, по крайней мере, скрывались или апатия, или ханжество. Ложь в семейных отношениях, унижавшая женщину до животного, считавшая её за вещь, а не за личность... В допетровской, московской Руси было чрезвычайно много азиатского, восточной лени, притворства, лжи. Этот квиетизм, унылое однообразие допетровской Руси указывает на какое-то внутреннее бессилие: если московская жизнь хороша была, то, скажите, пожалуйста, что же заставило народ отвернуться от московского порядка вещей и повернуть в другую сторону? Одним словом, что произвело наш русский раскол? Ведь выходит, что нельзя сливать Москву с народом, нельзя московскую, допетровскую жизнь признавать за истинное, лучшее выражение жизни народной.
Федор Достоевский (1821-1881)
писатель.
ОЧНАЯ СТАВКА С "КОСВЕННЫМИ УЛИКАМИ"
(Из домашнего архива чиновника
полиции нравов Пантелея Рубашкина)
В Древней Руси любимым напитком был медовый, настолько крепкий, что пьянил не меньше вина (к сожалению, секрет его приготовления затерялся в веках). В зависимости от состава напиток подразделялся на вишневый, смородинный, можжевельный, малиновый, черемховый и другие. Позднее такую же популярность стал завоевывать квас - тоже разных сортов в зависимости от приправ. Кислым квасом поддавали в банях и обливались для здоровья. Из меда на зверобое, шалфее, лавровом листе, имбире и стручковом перце приготовлялось теплое питье под названием сбитень: оно подавалось в медных чайниках, обернутых полотенцем, потреблялось преимущественно зимой и считалось очень полезным. Не исключено, что от скандинавов заимствована технология пивоварения. В старину пиво называлось олуй и было весьма крепким.
Кушанья отличались простотой и однообразием, походили друг на друга и готовились строго согласно установившимся рецептам. Люди зажиточные обычно назначали себе блюда на целый год вперед в соответствии с церковными праздниками, сообразно со значением каждого блюда, которое придавалось церковью, а чаще всего самим хозяином. Начиная с царей и кончая простолюдинами, ели преимущественно ржаной хлеб (ячмень почти не разводился). Хлебы пеклись без соли, о свежести муки при этом не особенно заботились. Пшеничная мука шла на приготовление калачей, праздничных лакомств для простого народа, который в будни питался очень умеренно и, в основном, пищей ему служили ржаное зерно, овес, чеснок, лук, мясо свинины и баранины, куры и дичь, птичьи яйца и прочее, что сдабривалось сахаром, пряностями, перцем, гвоздикой, корицей и другими приправами. Из пшеничной муки готовились пироги. Большие пироги назывались кулебяками и начинялись бараньим, говяжьим и заячьим мясом или мясом и рыбою вместе с добавкой каши и лапши. На масленице пекли пироги с творогом и яйцами, в постные дни - с рыбой, грибами, маком, горохом, репой, капустой, или сладкие - с изюмом и ягодами.
Запахом лука и чеснока русские невольно отгоняли от себя иностранцев: те особенно не переносили вонючей ухи, в которой кроме рыбы, воды и лука с чесноком ничего не было. Хотя при приготовлении блюд соль не использовалась, употребляли её обильно при засаливании рыбы, грибов, капусты, огурцов, яблок. Соленья подавались обычно к жареному мясному и рыбному. Белой соленой капустой и огурцами обычно запасались на зиму.
Икрою не баловались особо: свежая зернистая из осетра и белой рыбы считалась роскошью, и вместо неё ели паюсную или мятную - самого низшего сорта для простого люда. В икру добавляли уксус, перец и накрошенный лук. Помимо сырой икры употребляли ещё икру, варенную в уксусе или маковом молоке. В посты делали икряные блины. Любимой закускою в ту пору считался балык, копченая и вяленая осетрина. Но вот собственно соление рыбы всегда почему-то сопровождалось довольно резким запахом и, несмотря на эту вонь, такую рыбу, в первую очередь соленую осетрину, предпочитали свежей. В Москву свежую красную рыбу доставляли только для царского двора или знатных князей или бояр, и содержали её в специальных прудах.
Кроме ловли рыбы таким же популярным занятием была ловля птиц и зверей. Среди знати в ходу была соколиная охота: пускали кречетов, которые посредством своего тонкого чутья находили лебедей, журавлей, фазанов, а потом их уже преследовали соколы. На медведя наиболее дерзкие охотились с деревянной рогатиной: увидев охотника, медведь становился на задние лапы, ревел и с открытой пастью бросался на него; сильным ударом охотник вонзал рогатину в зверя, а другой конец её прижимал к земле ногой. При этом у охотника был весьма большой шанс лишиться головы или остаться изувеченным на всю жизнь - в лучшем случае...
В те времена русские славились своим хлебосольством, особенно в удалении от больших городов: проезжего или прохожего приглашали к себе в дом, чтобы накормить и успокоить его по возможности. За хлеб-соль денег не брали. Наоборот, хозяева обижались, если гости мало ели. Подчивание постоянно сопровождалось поклонами и чествованиями. По данному поводу ходила пословица "Хлеб-соль разбойника побеждает".
Время обеда наступало в полдень. Открывались в городах харчевни, кого-то звали в гости домой обедать. Цари и знатные люди обедали отдельно от других членов семьи. Во время званых обедов особы женского пола не были там, где сидел хозяин с гостями. В зажиточном доме порядком обеда заведовали ключник и дворецкий - при столе. Обязанностью дворецкого и ключника было опробование кушаний. Тарелки, поставленные перед обедавшими не менялись, ибо каждый брал руками из блюда куски и клал себе в рот, оставляя в своей тарелке лишь обгрызанную кость. Жидкое кушание иногда подавалось на два или три человека в одной миске и все ели из неё своими ложками.
Без водки не обходился ни один обед: её пили в самом начале и закусывали хлебом. Затем шли холодные кушания (вареное мясо с приправами), потом - горячие и жареные, далее - молочные, печенья и, наконец, овощные блюда. В постные дни подавали холодную рыбу, жидкое горячее, жареную рыбу и овощи. Попутно будь сказано, на званых обедах на одного гостя иногда приходилось по 30-40 блюд, а стряпчие подавали кушания голыми и нередко грязными руками.
Гости, приглашенные на званый обед, после которого обычно начиналось пиршество, обязаны были платить за такую честь. Если же на пиршество приглашался иностранный купец, ему это удовольствие обходилось весьма дорого. Невольно получалось - "в чужом пиру похмелье".
Вообще говоря, иноземцам в те времена приходилось жить на Руси с опаскою и под постоянным страхом. За малейшее жульничество их сурово наказывали. Им приходилось унижаться и не скупиться на похвальбу в интересах своей собственной безопасности. Рядом с гордо задравшим голову и выпятившим толстый живот боярином сухопарый иностранец мог даже вызывать к себе жалость и снисходительность.
* * *
Свои традиции выработались и в отношении похоронных обрядов. Испустившего дух клали в гроб и, по обычаю, оставляли у него во рту несколько монет - для издержек, мол, в дальней дороге на тот свет, а к гробу подвешивали кафтан усопшего. Летом хоронили чуть ли не на следующий день, а если по какой-то причине откладывали, то относили покойника в погреб во избежания зловония. Если мертвец был монашеского звания, то выносили его на руках монахи. Богатые люди нанимали плакальщиц, которые шли в похоронной процессии, кривлялись и громко причитали.
Перед тем как опустить гроб в могилу священник отпевал покойника и давал ему в руки отпустительную грамоту, после опущения гроба все целовали образа, потом ели кутью. Зимою же хоронить не спешили и ставили покойника в церковь, где духовенство ежедневно служило литургию и панихиды. На восьмой день предавали тело земле.
Неопознанных, умерших внезапно на улице, убитых в дороге при ограблении, хоронили в убогом доме. Там также хоронили отверженных, которых считали недостойными кладбища: воров, разбойников, казненных. Самоубийц хоронили в поле или в лесу.
Погребение царя совершалось через шесть недель после его смерти. Тело хранилось в церкви, где крестовые дьяки читали над ним псалтырь и попеременно дневали бояре. По всей стране рассылались гонцы, доставлявшие в монастыри и церкви деньги для служения панихид каждодневно. На сороковой день совершали погребение, на которое собирались в Москве духовные первосвященники: они и шли в погребальной процессии впереди, за ними светские сановники, бояре, члены царской семьи, боярыни и множество простого люда. Прощания перед опусканием в могилу не было, гроб землей не засыпали, а закрывали каменной плитой.
У обычных же смертных сороковой день после кончины отводился поминовению усопшего: нанимались духовные лица для чтения псалтыря и в доме покойника, и на могиле. Родственники покойника одевали синее или черное и непременно ветхое платье; ходить в нескорбном платье считалось оскорблением памяти покойника. Вместе с молитвами совершались поминальные обеды на 3-й, 9-й, 12-й и 40-й дни. Последний считался очистительным и снимал траур. Считалось, что троекратное поминовение совпадает с изменениями, которые испытывает тело покойника: в сороковой день истлевает сердце, в третий душа покидает тело, начинается её знакомство, под водительством ангела, с адом и раем, в девятый - душе дается отдых...
Спешили хоронить. Точно также спешили и крестить новорожденного - чаще всего на восьмой день, иногда на сороковой. Имя изрекали , как правило случайно, по названию святого, чью память чтили в день крещения. Само крещение происходило в церквях, однако в частных домах также разрешалось по болезни или слабости новорожденного, но обязательно не в той комнате, где он появился на свет, ибо комната эта долгое время считалась "оскверненною".
При крещении на новорожденного надевали медный, серебряный или золотой крест, который на нем оставался всю жизнь. После обряда устраивался крестинный стол и при этом, кроме гостей, кормили и нищих. Духовные лица благословляли младенца, миряне подносили дары. Царь при крещении своего отпрыска устраивал торжественный стол для патриарха и светских сановников: это был единственный раз, когда показывали сына царского до совершеннолетия. В тот же день прощались указом некоторые из отбывавших наказание преступников.
Духовное рождение считалось важнее телесного и поэтому день рождения оставался незаметным, а праздновался день ангела или именины.
* * *
В Бога верили, но это не мешало признавать и магическую силу чародеев, ведьм, колдунов, леших, водяных, кикимор, ворожей, русалок, гадалок, ясновидящих, кликуш... Нервный припадок с кем-то наводил ужас, подводил распаленное воображение к таинственным толкованиям и поиску причин влияния злых духов. То тут то там появлялись беснующиеся кликуши и кликали на кого-нибудь, указывали, что такой-то их "испортил". Они бегали босыми по снегу, в грязном тряпье, с распущенными волосами, тряслись, бились в экстазе, возвещая будущее и порицая людей за разные пороки. Даже власти относились настороженно к их указаниям: обвиняемого ими могли подвергнуть "розыску" или поднять на дыбу и пытать, а если кто-нибудь, обезумевший от страданий, наговорит на себя, что он действительно колдун, то и сжечь его в срубе. Иногда притворных кликуш заставляли доносить на нежелательных властям лиц, чтобы потом заниматься все тем же вымогательством.