Страница:
Какое занятие может выбрать для себя отставной полковник разведки, познавший на своем опыте истинную цену верности и предательства? Незаметно укрыться где-нибудь на своем "ранчо" или смириться и пойти на услужение сильным мира сего? Ну нет, господа-товарищи, пора и о душе подумать!
Судя по моим впечатлениям, к себе Алексей Михайлович относился самокритично и без фанатического самообольщения, обнаруживая в глубине сознания любого из смертных, включая себя, нечто праведное и грешное, святое и циничное. Бытует мнение, будто от волка человек перенял стремление рыскать в одиночестве и, сбившись в стаю, наводить страх на сородичей по соседству. На это полковник отвечал с иронической усмешкой: "Когда волки неистово воют от злости, тут нужно искать виновных среди людей. Не зря же, по древним поверьям, у каждого человека свой бес и свой ангел, а на плечах сидят два незримых писца, заносящие в хронику дела его добрые и злые."
Избегая в разговоре выставлять свою "безжалостную объективность" преимуществом аргумента, Алексей Михайлович считал любую эпоху жестокой и гуманной по своему. На пробу предлагал оживить сегодня каких-нибудь заплечных дел мастеров средневековья, иноземных или доморощенных, и перенести их в наше время. Как показался бы им весь уклад современной жизни? Наверняка варварским, греховным, вызывающим раздражение.
Никогда не слышал, чтобы он претендовал на моральное право упрекать других в их нравственной неустойчивости или тем более легкомыслии. Хотя в детстве крестили его в православной церкви, к верующим себя не относил, да и не готов был следовать во всем религиозной доктрине, пусть даже близкой его национальным корням. В превознесении мученичества дабы снискать милость Божию усматривал действие механизма инстинктивной самозащиты, которое для человека невольно сужает область духовного поиска (хотя и кажется, будто происходить должно как раз обратное). По его словам, если Бог есть любовь, такому Всевышнему можно и нужно верить, но верить самому человеку можно и нужно лишь тогда, когда тот не позволяет душе своей злобствовать. Да, это условие непомерно тяжело, однако без него терпимость незаметно обращается в ненависть, благочестие - в ханжество.
Жить наобум и грешить наобум - проще ничего не бывает. Страдать без удержу и всякой разумной меры, вечно в уповании на чью-то помощь - чистой воды блажь. В этой своей убежденности Алексей Михайлович был поистине непреклонен. С другой стороны, что-то в нем охотно и всегда откликалось на зов заоблачных высот о человеке, чье себялюбие способно все же сдерживать вырывающиеся наружу побуждения к необузданному издевательству над себе подобными. Быть может, есть в природе человека чувство справедливости, доброта и великодушие, но, в конечном счете, большинство людей не уповает на эти качества души, ибо видят постоянно, как другие дают своим агрессивным импульсам полную волю. Придя к такому выводу, он обнаружил, что отсюда же проистекает и порочность государственной власти, либо не способной, либо не желающей сделать так, чтобы справедливость и гуманность отвечали интересам граждан, в том числе их личным желаниям.
Богатый опыт тесного общения с людьми разных национальностей, классов и жизненных ценностей оставил в нем живые воспоминания об интереснейших человеческих судьбах. Воспоминания эти продолжали будоражить его, заставляли быть острожным в оценках, видеть происходящее с разных сторон, по иному воспринимать свое прошлое. Для него было бы даже странным оказаться в отставке без всякого значимого дела и тихо плыть по течению времени. У нового качества жизни он увидел свои преимущества и, главное, возможность заново осмыслить пережитое, попробовать использовать найденное там для нового дела.
И вот уже свежие знания стали накладываться на воскресшие в его памяти, превращаться в самую что ни на есть реальность, живую и увлекательную. "Мне кажется, жизнь моя была наполнена событиями, наблюдениями и ощущениями любопытными. Выбранное же мною новое главное дело, подобно старому, нуждается в одинаково глубоком убеждении, что другого у меня просто нет и не должно быть, - говорил он мне в моменты наших задушевных бесед. - Получится или не получится не так уж важно, если удается отстоять свое видение происходящего. Пусть даже то, в чем я хочу разобраться основательно, похоже на шизофреническую мешанину лжи и насилия, все равно попытаюсь найти в ней что-то, от чего многим захочется поплавать на моем разведывательном суденышке и оставить увиденное с его борта себе на память."
Проводить расследования, предмет которых доступен - это одно. Сочинять по данному поводу увлекательные сказания - совсем другое. Правда, все это может и соприкасаться друг с другом. Памятуя об этом, Алексей Михайлович создал свое детективное агентство БУР, поставившее своей целью разобраться не столько в проблемах преступности и коррупции, сколько в русском национальном характере без отрыва от других таких же национальных характеров. Словом, выражаясь фигурально, покопаться там, откуда ноги растут и полагаться в первую голову не на документы из сейфов разных спецслужб, а больше на свою интуицию и знания, значительная часть которых осела во все той же генетической памяти.
Смею предположить, таковы некоторые обстоятельства, подтолкнувшие его принять приглашение венского Центра по изучению непознанных явлений участвовать в проектах, поддерживаемых Советом Европы. Имелось у него, насколько мне известно, и ещё одно, совсем неудержимое желание - написать роман о судьбе одного служилого человека, который вроде бы обрел наконец независимость, личную свободу, умиротворение, как вдруг... Подробностями об этой его затее, к сожалению, я пока не располагаю, но знаю, что он полностью отдавал себе отчет: здесь уже одного искреннего хотения мало, нужна прирожденный дар к художественному творчеству.
*
Природа одарила Джорджа Ярлсхопфа неистощимыми запасами бодрости. Энергия эта исходила из всех пор его тела, отражалась в выражении глаз, речи, жестах, мимике и даже походке. Когда он улыбался, на лице появлялось нечто ребячливое, какое встретишь только у негров американского Юга. Если бы не приглушенный хриплый голос, не блеск обильной седины в бороде и на висках, ему можно было бы дать от силы лет сорок пять и таким образом промахнуться на целый десяток. Кто знает, может это и от того, что корни его предков по отцу и матери уходили в Скандинавию и Германию.
До ухода в отставку Джордж работал в специальном подразделении военного ведомства, которое обслуживает экипажи стратегических подводных лодок и бомбардировщиков по вопросам, затрагивающим поведение людей в экстремальных условиях. Он считался авторитетом в своей области психологии, пользовался твердой репутацией человека благожелательного, на обязательность которого можно всегда рассчитывать. Верность делу предпочитал не связывать с поддакиванием начальству, просто следовал житейской мудрости воздерживаться делать и говорить то, что рано или поздно обернется против тебя же или твоих друзей. Свои интимные тайны души ревниво оберегал от посторонних и уважал суверенность таких же тайн у других, особенно когда о них приходилось узнавать в доверительных беседах вне службы. Интриги среди военных высокого ранга тщательно обходил стороной и от многих своих коллег отличался тесным общением с широким кругом людей за пределами Пентагона.
Одно время он служил под командованием начальника разведки и безопасности армии, генерала Альберта Стабблбайна, прозванного в Пентагоне "колдуном". То была неординарная личность во многих отношениях, но прежде из-за своей склонности к изучению явлений загадочных, сверхъестественных. Его увлекала область пространственно-временных свойств материи и возможностей оказания воздействия на мозг человека посредством системы "глобальной энергетической синхронизации". Немало усилий им было предпринято по выявлению нетрадиционных, телепатических средств обнаружения подводных лодок в условиях отсутствия постоянно действующей радиосвязи с командным пунктом на суше. В начале восьмидесятых люди Стабблбайна осуществили операцию под кодовым названием "Зимний урожай" по поиску похищенного итальянскими террористами натовского генерала Джеймса Доузера с помощью специалистов-парапсихологов, экстрасенсов и ясновидящих, способных считывать информацию на основе принципов биоэнергетики. В ту пору военное ведомство поддерживало теснейшие связи с гражданскими фирмами и организациями, готовившими экспертные оценки использования психотронных средств в мирных и военных условиях. В итоге, выработали определенную методику воздействия на психику, но контролировать поведение человека оказалось задачей невыполнимой. В сознание пробиться удавалось, но подсознание, коварные генетическая память и "бес противоречия" не подчинялись никаким хитроумным алгоритмам. Слишком непредсказуемо вели себя клетки в обоих полушариях человеческого мозга.
Чем был обязан Джордж своей довольно необычной военной карьере? Благодаря ей он стал признавать равенство любых случайностей при определении поступков людей, четко представлять себе некое соотношение шансов для доминирования одного типа случайностей над другим. Научился контрастнее различать аргументы на основе разной степени надежности выдвигаемых доводов, имеющих физическое или метафизическое выражение. Научившись же, обнаружил, что сама эта надежность может меняться, со временем и по мере выяснения все большей цепи причин ослабевать или наоборот - становиться ещё более убедительной. Казавшееся случайным совпадением могло уже им приниматься охотнее за скрытую причину, в результате чего он нередко обнаруживал причины и следствия, идущие друг за другом в обратном порядке, и тогда нужно было менять прежнее заключение, оставлять место для возможного совпадения с чем-то пока не известным. Всё это как бы подытоживало и результаты его многолетних наблюдений за поведением личностей, располагающих доступом к ядерным средствам ведения войны.
Богатая практика работы с людьми в погонах заставила Джорджа скептически воспринимать сентиментальные истории о раскаявшихся убийцах, что оказываются за решеткой и говорят о грехе своем и покаянии. В подавляющем большинстве случаев они пытаются путем показного раскаяния снизить цену расплаты. Отрекаться же по настоящему от содеянного редко кто их них помышляет - Бог и дьявол в их сознании совмещены. Отсекать такого типа личностей от несения службы в специальных частях являлось его основной заботой.
Совершенно излишне было убеждать Джорджа в шаткости границы между благими намерениями и преступным их исполнением. По его мнению, в душе и крови всех смертных можно усмотреть не одну судьбу, а две, по меньшей мере, как и два начала, вследствие чего даже благочестивых граждан трудно причислять однозначно и бесповоротно к праведникам, ибо в каждом лихоимце живет Будда, в каждом брахмане - лихоимец, но лишь загнанный усилием воли на дно сознания. Ему казалось, что на челе у любого смертного не отпечатано каких-то видимых знаков зла, однако есть и такие, которые словно излучают злобу, цинизм и безмерное стяжательство. "Решись сегодня непреклонный судья преследовать в законном порядке предпринимателей и высших управленцев нефтяного бизнеса за их финансовые и другие отступления от закона, в американских тюрьмах для них не хватило бы мест", - резюмировал он однажды по тому же поводу.
Моральные постулаты Священного Писания вызывали у Джорджа уважение, однако он не торопился пороки и сомнительные поступки приписывать главным образом Сатане, перед которым якобы даже Творец бессилен. Есть ли Бог или нет, жив ли или мертв - для него решающего значения не имело. Во что он верил больше, называя себя "христианином - скептиком", так это в магию определенных чисел. То есть разделял тезис о том, что придание им сакрального значения помогает мировому хаосу приобрести контуры упорядоченных состояний, где все объекты связываются друг с другом математической логикой. Не на голом же месте выстроилась в Древнем Китае особая философия чисел и считалось, что следование учению о числах дает людям знание вещей и мировых начал. Нечто похожее, кстати, признавали пифагорейцы и мусульмане.
Перебирая в памяти наиболее важные события его жизни, вычисляя запомнившиеся временные сроки и даты, из всех чисел он вывел для себя наиболее значимое "3". Три сферы Вселенной, божественная троица, троичный принцип построения художественного произведения, ядерная триада стратегических вооружений... Подобно индусам и тамилам, канонизировал он число "5", подчиняющее себе наиболее существенные характеристики макро и микро мира - пять органов чувств, классов животных, страстей, пентады в буддизме. Не простым совпадением считал и священность числа "12"...
Если раньше уединение было для Джорджа абсолютно неприемлемым состоянием, после ухода в отставку он начал находить в этом и свое благо. К его удивлению, в добровольно избранном одиночестве становишься полновластным хозяином самого себя, не позволяешь никому воздействовать на ход твоей мысли и давить чужим прихотям на твои собственные, обретаешь свободу самому решать что надо любить или презирать, испытываешь благостное чувство независимости от чужих прегрешений. Наверное, любой человек, хотя бы на пробу, должен эпизодически пользоваться своим правом на уединение иначе сам с самим не разберешься. Может ли дать такое состояние умиротворение и покой, спасти от всяческих треволнений и лишить соблазна снова ринуться в бурный поток того, что называется нами жизнью? В этом он был далеко не уверен.
Так уж у него повелось, что соблюдение обещаний или обязательств считалось им непременным условием взаимного доверия между людьми, а потому репутацию обязательного человека он ценил выше всяких других. Неожиданно для себя пришел и к заключению на склоне лет: чем меньшим числом вещей обладаешь, тем неуязвимее становишься от злостных проказ судьбы - при том понимании, конечно, что все-таки обладаешь достаточным числом денежных знаков для приобретения всего разумно необходимого, дабы личная свобода и независимость не оказались в тягость.
"Это мне напоминает манлихер каркано ", - подшучивал иногда Джордж по поводу малоубедительных аргументов, имея в виду марку винтовки, из которой, по официальной версии, Освальд стрелял в президента: никаких отпечатков пальцев на ней и столь небрежно отрегулированный оптический прицел, что в таком состоянии её вообще нельзя было использовать по выбранному назначению. Надо признать, эта шутка с намеком была самым близким к политике фактом его жизни, не считая университетской поры, когда его интересовала идея "мирового правительства" и он являлся членом организации "Объединенные федералисты мира". На воинской службе об этом обстоятельстве он перестал говорить и вспомнил лишь четверть века спустя, найдя в Джулии, Алексее и Карлосе родственных ему по образу мыслей людей, скрепленных между собой духом свободного интеллектуального поиска.
*
К сожалению, о Карлосе Сальсидо мне известно меньше, чем о других, а сама его личность больше всех утопает в море загадок.
Судьба у него, надо сказать, не столь уж редкая для его поколения испанцев. Отец Карлоса, ещё будучи студентом, воевал на стороне республиканцев. После гражданской войны перебрался через Пиренеи, был интернирован французскими властями, эмигрировал в Мексику. Там и родился Карлос - в вечно зеленом городе Куэрнаваке неподалеку от Мехико. В конце семидесятых вместе с родителями вернулся на родину отцовских предков.
От матери-мексиканки Карлос унаследовал обостренное чувство личного достоинства, недоверчивость, пренебрежение условностями бытового комфорта и готовность принять за норму постоянство своего непостоянства. От отца ему передались строгое соблюдение взятых на себя обязательств, обширный потенциал для творческой работы и тот жизненный принцип, согласно которому не бытие определят сознание, а сознание определяет бытие. Во многом остальном его характер был совсем не доступен для классического психоанализа.
К примеру, он никогда всерьез не задумывался о строгой пунктуальности и размеренности, будто сознательно стремился выразить свою индивидуальность через не устоявшийся, хаотический образ жизни. Невзгоды преодолевал стоически с помощью твердого нигилизма, носившего больше инстинктивный, нежели интеллектуальный характер. За некоторой церемонностью его манер скрывались искренние добродушие и сердечность. С друзьями был откровенен и требовал того же в ответ, но прямоту суждений о людях и вещах считал дурным тоном. Самым большим достоинством в человеке признавал моральную стойкость и способность преодолевать трудности. Даже для пущей доходчивости было бы упрощением сводить его характер к нескольким главным элементам. В нем заключалось бесчисленное множество таких элементов, каждый из которых мог выражаться десятками разнообразнейших формул, превращать цельность его личности в запутанный клубок приобретенных с годами психологических, духовных и прочих состояний.
Как бы ни хотелось Карлосу воспринимать себя единым законченным целым, ему это не удавалось. Законченное единство, впрочем, встречается только в плохой художественной литературе и никогда в жизни, даже в литературе Древней Индии герои эпоса - не лица, а скопление лиц, не отдельные существа, а разные аспекты некоего высшего единства. В душе же Карлоса жили сотни сотен выбранных кем-то для него литературных и нелитературных образов, пользуясь почти равными правами. "Сегодня мертвым ставят памятники, завтра страшно жалеют об этом, - иронизировал он. - Даже животные живут раздвоенной жизнью, мы просто этого не замечаем. И дети отнюдь не цельны, в них тоже есть свой разлад между душой и телом."
После окончания юридического факультета Мадридского университета Карлос поступил на работу в аналитическое управление департамента столичной криминальной полиции, окунулся в мир нескончаемых потоков информации с ограниченным доступом. В бюрократическом ведомстве мало осознавать важность полученного задания - надо показывать всем своим видом и поведением, что ты проникся этой важностью как главнейшей на свете. Вот такого раздвоения личности Карлос уже не мог долго выдержать: его тянуло из мира бумаготворчества в нечто более реальное, живое, пусть даже требующее большего риска. Потому и создал он вместе с друзьями, бывшими полицейскими и сотрудниками военной контрразведки, свое частное бюро расследований в области терроризма, торговли наркотиками и незаконной продажи оружия. Тут уж не до имитации бурной деятельности, но можно дать некоторую своим маленьким причудам, дабы легче чувствовать себя "гением дедукции волю" и ни от кого не зависеть в работе, кроме выпавшего на твою долю небесного знака.
И последнее. Когда Карлос прикидывал свое собственное "число жизненного пути", им всегда оказывалась все та же пятерка. По законам нумерологии, число это свидетельствует о склонности человека к приключениям, путешествиям и заведению новых знакомств, об умении заниматься несколькими вещами одновременно и, не дожидаясь завершения, переключаться на что-то другое. С поправками, но он считал такие особенности очень ему близкими.
Из выстроенных мною догадок получается, что именно логика всех этих факторов привела Карлоса в венский Центр по изучению неопознанных явлений. Точнее, ему просто пришлась по душе царившая там атмосфера свободного творческого поиска, товарищества и духовного рыцарства.
ЗНАК ТРЕТИЙ
М И С Т Е Р И Я И Б Е Р О - А М Е Р И К А Н А
В Мадриде уже отцвел светлой розой миндаль, отшумел праздник Святого Исидро и на арене Плаза де лас Вентас открылся долгожданный сезон боя быков.
Мадрид, сердце Испании! За вычетом редчайших мгновений, всегда открытое для доброты и ласки, готовое захлебнуться обезумевшей радостью или измучить себя безмерной тоской.
Помимо всего прочего, это ещё и пристанище гурманов, где соблазн чревоугодия отчаянно борется со многими другими искушениями, более сильными, вплоть до самых роковых. Кто из побывавших в иберийской столице не отведывал чуррос - покрытых слоем горячего шоколада жареных хлебцев, или таящего во рту шашлыка пинчо моруро, или ароматного чая с мятой, что умиротворяет не в меру раздухарившиеся натуры. Кто не заглядывал неподалеку от Главной Площади в кафе "Сан Хинес" с идеально белыми стенами и столиками, на которые ложатся лучшие в стране чуррос. Кто не посещал таверны "Хихон" на улице Пасео де Реколетос отдохнуть с чашечкой кофе под кроной деревьев или не пробовал рыбных лакомств в ресторанчике "Лос Боррачос де Веласкес".
Большой любитель пищи духовной непременно зайдет в ресторацию "Собрино де Ботин" на улице Кучильерос дом семнадцать. Более полвека назад здесь пропускал глоток - другой виски газетный репортер, ставший писателем с мировым именем. Нынешние хозяева унаследованного от родителей заведения уверяют посетителей, что прекрасно помнят "дона Эрнесто", хоть и были в ту пору совсем детьми.
По воскресеньям заезжий библиофил или просто почитатель изящных искусств обязательно устремится к букинистам, разложившим свой антиквариат прямо на улице Куэста де Майо между железнодорожным вокзалом и музеем Эль Прадо. Может, до того как увидит здесь картины Гойи, Тициана, Рубенса, Ван Дайка , а может, после - не суть важно.
Почти триста дней в году над Мадридом безоблачное небо. Поэтому, слегка утомившись от прогулки по улицам, смело отправляешься в Парк Ретиро с садами, фонтанами, озером, стеклянным дворцом, берешь напрокат лодочку или велосипед, просто сидишь на скамеечке и слушаешь мелодии бродячих музыкантов. Если ты не один, а в теплой компании, лучшего места для пикника, чем Каса де Кампо трудно придумать. Когда-то здесь охотились короли, сейчас разбит парк с аттракционами и зоологическим садом...
Все это, за исключением разве велосипеда и пикника, Джордж попробовал в первый же день своего пребывания в Мадриде. Он готов был и отложить турпоход, но домашний телефон Карлоса не отвечал ни утром, ни днем. Лишь поздно вечером в трубке раздался наконец знакомый голос:
- Салют, Хорхе! Очень рад услышать твой голос. Где ты?
- Практически у тебя под окном.
- Раз так и если не занят, подбирайся к тому местечку, куда забредал в свое время дон Эрнесто. Знаешь, что я имею в виду? Вот именно. Здесь мы привыкли ужинать поздно.
К дому номер семнадцать на улице Кучильерос они подъехали почти одновременно. Обнялись и сразу зашли внутрь. Пожилой мэтр, обменявшись любезностями с Карлосом, предложил им местечко поукромнее. Едва они расположились, к столику подплыл кучерявый, напоминавший выпускника лицея камареро.
- Доброй ночи, сеньоры! - поприветствовал он. - Мы очень польщены, дон Карлос, что вы нас не забываете. У вас все хорошо?
- Более или менее, Хуанито. Судя по виду, тебе не на что жаловаться, разбойник. Будь любезен, принеси нам, помимо всего прочего, бутылочку лисабонского из тех, что я пробовал у вас в последний раз.
Хуанито развел руками и тут же поднял вверх указательный палец.
- О, мне кажется, я помню, о чем идет речь. Долго ждать не заставлю, сеньоры.
- Ничего не поделаешь, - усмехнулся Карлос, когда официант удалился. После стольких лет работы в полиции тебя уже признают все бармены в округе, особенно когда живешь неподалеку. Ну а как у тебя дела, Джордж?
- Все нормально. Мадрид мне чертовски понравился. Однако тебе я позвонил ещё и вот по какому поводу, Карлос. Когда Джулия возвращалась из венского аэропорта, проводив тебя, в кильватер её автомашины пристроилась другая с весьма странными типами. Они сопроводили Джулию прямо к месту встречи нашей с Алексом, ждали нашего выхода из кафе и ещё некоторое время вели нас троих, пока не бросили. Через своего знакомого в Департаменте полиции она проверила номерные знаки их машины - номера оказались крадеными. Может быть, поначалу слежка была за тобой?
- Зеленый "жучек"?
- Верно, зеленый. Откуда ты знаешь?
- Вообще-то в Вене слежки за собой я не замечал, ибо ни к чему мне было проверяться. Вот только в тот воскресный день перед моим отъездом этот "фолькс" мне однажды действительно показался "навязчивым", - заметил Карлос в необычной для него манере, будто специально растягивал слова, чтобы иметь возможность подумать.
Он откинулся на спинку кресла, подождал, пока Хуанито наполнит бокалы и предложил традиционный в его стране тост "за любовь, здоровье, песеты и парочку хороших женских грудей".
- Чудный напиток, - оценил Джордж, рассматривая вино на свету. - Надо будет прихватить домой пару бутылочек.
- Признаюсь, я не собирался тебе рассказывать, - начал Карлос, словно ещё решая, нужно ли начинать. - Но, видно, это не случайность, а звено в цепи, которого не хватало. Вчера поздно вечером, вернувшись домой, я обнаружил под дверью записку - "Мы знаем, где твоя мать. Хочешь испортить все дело, обращайся в полицию. Тогда ей уже ничто не поможет." Вскоре после смерти отца два года назад мама уехала к себе на родину к родственникам в Куэрнаваку недалеко от Мехико. Так вот, я сразу позвонил туда и узнал от её сестры, что она уже день как не появлялась дома и ни к кому из родственников не заходила. Сегодня опять звонил туда - ничего утешительного. Когда меня не было дома, кто-то подбросил ещё одну записку "Мы найдем её, если ты приедешь в Мехико и остановишься в отеле "Реформа". Такие вот дела, Хорхе. Дело приобретает крутой оборот, и нет нужды говорить, я вылетаю туда ближайшим рейсом.
Судя по моим впечатлениям, к себе Алексей Михайлович относился самокритично и без фанатического самообольщения, обнаруживая в глубине сознания любого из смертных, включая себя, нечто праведное и грешное, святое и циничное. Бытует мнение, будто от волка человек перенял стремление рыскать в одиночестве и, сбившись в стаю, наводить страх на сородичей по соседству. На это полковник отвечал с иронической усмешкой: "Когда волки неистово воют от злости, тут нужно искать виновных среди людей. Не зря же, по древним поверьям, у каждого человека свой бес и свой ангел, а на плечах сидят два незримых писца, заносящие в хронику дела его добрые и злые."
Избегая в разговоре выставлять свою "безжалостную объективность" преимуществом аргумента, Алексей Михайлович считал любую эпоху жестокой и гуманной по своему. На пробу предлагал оживить сегодня каких-нибудь заплечных дел мастеров средневековья, иноземных или доморощенных, и перенести их в наше время. Как показался бы им весь уклад современной жизни? Наверняка варварским, греховным, вызывающим раздражение.
Никогда не слышал, чтобы он претендовал на моральное право упрекать других в их нравственной неустойчивости или тем более легкомыслии. Хотя в детстве крестили его в православной церкви, к верующим себя не относил, да и не готов был следовать во всем религиозной доктрине, пусть даже близкой его национальным корням. В превознесении мученичества дабы снискать милость Божию усматривал действие механизма инстинктивной самозащиты, которое для человека невольно сужает область духовного поиска (хотя и кажется, будто происходить должно как раз обратное). По его словам, если Бог есть любовь, такому Всевышнему можно и нужно верить, но верить самому человеку можно и нужно лишь тогда, когда тот не позволяет душе своей злобствовать. Да, это условие непомерно тяжело, однако без него терпимость незаметно обращается в ненависть, благочестие - в ханжество.
Жить наобум и грешить наобум - проще ничего не бывает. Страдать без удержу и всякой разумной меры, вечно в уповании на чью-то помощь - чистой воды блажь. В этой своей убежденности Алексей Михайлович был поистине непреклонен. С другой стороны, что-то в нем охотно и всегда откликалось на зов заоблачных высот о человеке, чье себялюбие способно все же сдерживать вырывающиеся наружу побуждения к необузданному издевательству над себе подобными. Быть может, есть в природе человека чувство справедливости, доброта и великодушие, но, в конечном счете, большинство людей не уповает на эти качества души, ибо видят постоянно, как другие дают своим агрессивным импульсам полную волю. Придя к такому выводу, он обнаружил, что отсюда же проистекает и порочность государственной власти, либо не способной, либо не желающей сделать так, чтобы справедливость и гуманность отвечали интересам граждан, в том числе их личным желаниям.
Богатый опыт тесного общения с людьми разных национальностей, классов и жизненных ценностей оставил в нем живые воспоминания об интереснейших человеческих судьбах. Воспоминания эти продолжали будоражить его, заставляли быть острожным в оценках, видеть происходящее с разных сторон, по иному воспринимать свое прошлое. Для него было бы даже странным оказаться в отставке без всякого значимого дела и тихо плыть по течению времени. У нового качества жизни он увидел свои преимущества и, главное, возможность заново осмыслить пережитое, попробовать использовать найденное там для нового дела.
И вот уже свежие знания стали накладываться на воскресшие в его памяти, превращаться в самую что ни на есть реальность, живую и увлекательную. "Мне кажется, жизнь моя была наполнена событиями, наблюдениями и ощущениями любопытными. Выбранное же мною новое главное дело, подобно старому, нуждается в одинаково глубоком убеждении, что другого у меня просто нет и не должно быть, - говорил он мне в моменты наших задушевных бесед. - Получится или не получится не так уж важно, если удается отстоять свое видение происходящего. Пусть даже то, в чем я хочу разобраться основательно, похоже на шизофреническую мешанину лжи и насилия, все равно попытаюсь найти в ней что-то, от чего многим захочется поплавать на моем разведывательном суденышке и оставить увиденное с его борта себе на память."
Проводить расследования, предмет которых доступен - это одно. Сочинять по данному поводу увлекательные сказания - совсем другое. Правда, все это может и соприкасаться друг с другом. Памятуя об этом, Алексей Михайлович создал свое детективное агентство БУР, поставившее своей целью разобраться не столько в проблемах преступности и коррупции, сколько в русском национальном характере без отрыва от других таких же национальных характеров. Словом, выражаясь фигурально, покопаться там, откуда ноги растут и полагаться в первую голову не на документы из сейфов разных спецслужб, а больше на свою интуицию и знания, значительная часть которых осела во все той же генетической памяти.
Смею предположить, таковы некоторые обстоятельства, подтолкнувшие его принять приглашение венского Центра по изучению непознанных явлений участвовать в проектах, поддерживаемых Советом Европы. Имелось у него, насколько мне известно, и ещё одно, совсем неудержимое желание - написать роман о судьбе одного служилого человека, который вроде бы обрел наконец независимость, личную свободу, умиротворение, как вдруг... Подробностями об этой его затее, к сожалению, я пока не располагаю, но знаю, что он полностью отдавал себе отчет: здесь уже одного искреннего хотения мало, нужна прирожденный дар к художественному творчеству.
*
Природа одарила Джорджа Ярлсхопфа неистощимыми запасами бодрости. Энергия эта исходила из всех пор его тела, отражалась в выражении глаз, речи, жестах, мимике и даже походке. Когда он улыбался, на лице появлялось нечто ребячливое, какое встретишь только у негров американского Юга. Если бы не приглушенный хриплый голос, не блеск обильной седины в бороде и на висках, ему можно было бы дать от силы лет сорок пять и таким образом промахнуться на целый десяток. Кто знает, может это и от того, что корни его предков по отцу и матери уходили в Скандинавию и Германию.
До ухода в отставку Джордж работал в специальном подразделении военного ведомства, которое обслуживает экипажи стратегических подводных лодок и бомбардировщиков по вопросам, затрагивающим поведение людей в экстремальных условиях. Он считался авторитетом в своей области психологии, пользовался твердой репутацией человека благожелательного, на обязательность которого можно всегда рассчитывать. Верность делу предпочитал не связывать с поддакиванием начальству, просто следовал житейской мудрости воздерживаться делать и говорить то, что рано или поздно обернется против тебя же или твоих друзей. Свои интимные тайны души ревниво оберегал от посторонних и уважал суверенность таких же тайн у других, особенно когда о них приходилось узнавать в доверительных беседах вне службы. Интриги среди военных высокого ранга тщательно обходил стороной и от многих своих коллег отличался тесным общением с широким кругом людей за пределами Пентагона.
Одно время он служил под командованием начальника разведки и безопасности армии, генерала Альберта Стабблбайна, прозванного в Пентагоне "колдуном". То была неординарная личность во многих отношениях, но прежде из-за своей склонности к изучению явлений загадочных, сверхъестественных. Его увлекала область пространственно-временных свойств материи и возможностей оказания воздействия на мозг человека посредством системы "глобальной энергетической синхронизации". Немало усилий им было предпринято по выявлению нетрадиционных, телепатических средств обнаружения подводных лодок в условиях отсутствия постоянно действующей радиосвязи с командным пунктом на суше. В начале восьмидесятых люди Стабблбайна осуществили операцию под кодовым названием "Зимний урожай" по поиску похищенного итальянскими террористами натовского генерала Джеймса Доузера с помощью специалистов-парапсихологов, экстрасенсов и ясновидящих, способных считывать информацию на основе принципов биоэнергетики. В ту пору военное ведомство поддерживало теснейшие связи с гражданскими фирмами и организациями, готовившими экспертные оценки использования психотронных средств в мирных и военных условиях. В итоге, выработали определенную методику воздействия на психику, но контролировать поведение человека оказалось задачей невыполнимой. В сознание пробиться удавалось, но подсознание, коварные генетическая память и "бес противоречия" не подчинялись никаким хитроумным алгоритмам. Слишком непредсказуемо вели себя клетки в обоих полушариях человеческого мозга.
Чем был обязан Джордж своей довольно необычной военной карьере? Благодаря ей он стал признавать равенство любых случайностей при определении поступков людей, четко представлять себе некое соотношение шансов для доминирования одного типа случайностей над другим. Научился контрастнее различать аргументы на основе разной степени надежности выдвигаемых доводов, имеющих физическое или метафизическое выражение. Научившись же, обнаружил, что сама эта надежность может меняться, со временем и по мере выяснения все большей цепи причин ослабевать или наоборот - становиться ещё более убедительной. Казавшееся случайным совпадением могло уже им приниматься охотнее за скрытую причину, в результате чего он нередко обнаруживал причины и следствия, идущие друг за другом в обратном порядке, и тогда нужно было менять прежнее заключение, оставлять место для возможного совпадения с чем-то пока не известным. Всё это как бы подытоживало и результаты его многолетних наблюдений за поведением личностей, располагающих доступом к ядерным средствам ведения войны.
Богатая практика работы с людьми в погонах заставила Джорджа скептически воспринимать сентиментальные истории о раскаявшихся убийцах, что оказываются за решеткой и говорят о грехе своем и покаянии. В подавляющем большинстве случаев они пытаются путем показного раскаяния снизить цену расплаты. Отрекаться же по настоящему от содеянного редко кто их них помышляет - Бог и дьявол в их сознании совмещены. Отсекать такого типа личностей от несения службы в специальных частях являлось его основной заботой.
Совершенно излишне было убеждать Джорджа в шаткости границы между благими намерениями и преступным их исполнением. По его мнению, в душе и крови всех смертных можно усмотреть не одну судьбу, а две, по меньшей мере, как и два начала, вследствие чего даже благочестивых граждан трудно причислять однозначно и бесповоротно к праведникам, ибо в каждом лихоимце живет Будда, в каждом брахмане - лихоимец, но лишь загнанный усилием воли на дно сознания. Ему казалось, что на челе у любого смертного не отпечатано каких-то видимых знаков зла, однако есть и такие, которые словно излучают злобу, цинизм и безмерное стяжательство. "Решись сегодня непреклонный судья преследовать в законном порядке предпринимателей и высших управленцев нефтяного бизнеса за их финансовые и другие отступления от закона, в американских тюрьмах для них не хватило бы мест", - резюмировал он однажды по тому же поводу.
Моральные постулаты Священного Писания вызывали у Джорджа уважение, однако он не торопился пороки и сомнительные поступки приписывать главным образом Сатане, перед которым якобы даже Творец бессилен. Есть ли Бог или нет, жив ли или мертв - для него решающего значения не имело. Во что он верил больше, называя себя "христианином - скептиком", так это в магию определенных чисел. То есть разделял тезис о том, что придание им сакрального значения помогает мировому хаосу приобрести контуры упорядоченных состояний, где все объекты связываются друг с другом математической логикой. Не на голом же месте выстроилась в Древнем Китае особая философия чисел и считалось, что следование учению о числах дает людям знание вещей и мировых начал. Нечто похожее, кстати, признавали пифагорейцы и мусульмане.
Перебирая в памяти наиболее важные события его жизни, вычисляя запомнившиеся временные сроки и даты, из всех чисел он вывел для себя наиболее значимое "3". Три сферы Вселенной, божественная троица, троичный принцип построения художественного произведения, ядерная триада стратегических вооружений... Подобно индусам и тамилам, канонизировал он число "5", подчиняющее себе наиболее существенные характеристики макро и микро мира - пять органов чувств, классов животных, страстей, пентады в буддизме. Не простым совпадением считал и священность числа "12"...
Если раньше уединение было для Джорджа абсолютно неприемлемым состоянием, после ухода в отставку он начал находить в этом и свое благо. К его удивлению, в добровольно избранном одиночестве становишься полновластным хозяином самого себя, не позволяешь никому воздействовать на ход твоей мысли и давить чужим прихотям на твои собственные, обретаешь свободу самому решать что надо любить или презирать, испытываешь благостное чувство независимости от чужих прегрешений. Наверное, любой человек, хотя бы на пробу, должен эпизодически пользоваться своим правом на уединение иначе сам с самим не разберешься. Может ли дать такое состояние умиротворение и покой, спасти от всяческих треволнений и лишить соблазна снова ринуться в бурный поток того, что называется нами жизнью? В этом он был далеко не уверен.
Так уж у него повелось, что соблюдение обещаний или обязательств считалось им непременным условием взаимного доверия между людьми, а потому репутацию обязательного человека он ценил выше всяких других. Неожиданно для себя пришел и к заключению на склоне лет: чем меньшим числом вещей обладаешь, тем неуязвимее становишься от злостных проказ судьбы - при том понимании, конечно, что все-таки обладаешь достаточным числом денежных знаков для приобретения всего разумно необходимого, дабы личная свобода и независимость не оказались в тягость.
"Это мне напоминает манлихер каркано ", - подшучивал иногда Джордж по поводу малоубедительных аргументов, имея в виду марку винтовки, из которой, по официальной версии, Освальд стрелял в президента: никаких отпечатков пальцев на ней и столь небрежно отрегулированный оптический прицел, что в таком состоянии её вообще нельзя было использовать по выбранному назначению. Надо признать, эта шутка с намеком была самым близким к политике фактом его жизни, не считая университетской поры, когда его интересовала идея "мирового правительства" и он являлся членом организации "Объединенные федералисты мира". На воинской службе об этом обстоятельстве он перестал говорить и вспомнил лишь четверть века спустя, найдя в Джулии, Алексее и Карлосе родственных ему по образу мыслей людей, скрепленных между собой духом свободного интеллектуального поиска.
*
К сожалению, о Карлосе Сальсидо мне известно меньше, чем о других, а сама его личность больше всех утопает в море загадок.
Судьба у него, надо сказать, не столь уж редкая для его поколения испанцев. Отец Карлоса, ещё будучи студентом, воевал на стороне республиканцев. После гражданской войны перебрался через Пиренеи, был интернирован французскими властями, эмигрировал в Мексику. Там и родился Карлос - в вечно зеленом городе Куэрнаваке неподалеку от Мехико. В конце семидесятых вместе с родителями вернулся на родину отцовских предков.
От матери-мексиканки Карлос унаследовал обостренное чувство личного достоинства, недоверчивость, пренебрежение условностями бытового комфорта и готовность принять за норму постоянство своего непостоянства. От отца ему передались строгое соблюдение взятых на себя обязательств, обширный потенциал для творческой работы и тот жизненный принцип, согласно которому не бытие определят сознание, а сознание определяет бытие. Во многом остальном его характер был совсем не доступен для классического психоанализа.
К примеру, он никогда всерьез не задумывался о строгой пунктуальности и размеренности, будто сознательно стремился выразить свою индивидуальность через не устоявшийся, хаотический образ жизни. Невзгоды преодолевал стоически с помощью твердого нигилизма, носившего больше инстинктивный, нежели интеллектуальный характер. За некоторой церемонностью его манер скрывались искренние добродушие и сердечность. С друзьями был откровенен и требовал того же в ответ, но прямоту суждений о людях и вещах считал дурным тоном. Самым большим достоинством в человеке признавал моральную стойкость и способность преодолевать трудности. Даже для пущей доходчивости было бы упрощением сводить его характер к нескольким главным элементам. В нем заключалось бесчисленное множество таких элементов, каждый из которых мог выражаться десятками разнообразнейших формул, превращать цельность его личности в запутанный клубок приобретенных с годами психологических, духовных и прочих состояний.
Как бы ни хотелось Карлосу воспринимать себя единым законченным целым, ему это не удавалось. Законченное единство, впрочем, встречается только в плохой художественной литературе и никогда в жизни, даже в литературе Древней Индии герои эпоса - не лица, а скопление лиц, не отдельные существа, а разные аспекты некоего высшего единства. В душе же Карлоса жили сотни сотен выбранных кем-то для него литературных и нелитературных образов, пользуясь почти равными правами. "Сегодня мертвым ставят памятники, завтра страшно жалеют об этом, - иронизировал он. - Даже животные живут раздвоенной жизнью, мы просто этого не замечаем. И дети отнюдь не цельны, в них тоже есть свой разлад между душой и телом."
После окончания юридического факультета Мадридского университета Карлос поступил на работу в аналитическое управление департамента столичной криминальной полиции, окунулся в мир нескончаемых потоков информации с ограниченным доступом. В бюрократическом ведомстве мало осознавать важность полученного задания - надо показывать всем своим видом и поведением, что ты проникся этой важностью как главнейшей на свете. Вот такого раздвоения личности Карлос уже не мог долго выдержать: его тянуло из мира бумаготворчества в нечто более реальное, живое, пусть даже требующее большего риска. Потому и создал он вместе с друзьями, бывшими полицейскими и сотрудниками военной контрразведки, свое частное бюро расследований в области терроризма, торговли наркотиками и незаконной продажи оружия. Тут уж не до имитации бурной деятельности, но можно дать некоторую своим маленьким причудам, дабы легче чувствовать себя "гением дедукции волю" и ни от кого не зависеть в работе, кроме выпавшего на твою долю небесного знака.
И последнее. Когда Карлос прикидывал свое собственное "число жизненного пути", им всегда оказывалась все та же пятерка. По законам нумерологии, число это свидетельствует о склонности человека к приключениям, путешествиям и заведению новых знакомств, об умении заниматься несколькими вещами одновременно и, не дожидаясь завершения, переключаться на что-то другое. С поправками, но он считал такие особенности очень ему близкими.
Из выстроенных мною догадок получается, что именно логика всех этих факторов привела Карлоса в венский Центр по изучению неопознанных явлений. Точнее, ему просто пришлась по душе царившая там атмосфера свободного творческого поиска, товарищества и духовного рыцарства.
ЗНАК ТРЕТИЙ
М И С Т Е Р И Я И Б Е Р О - А М Е Р И К А Н А
В Мадриде уже отцвел светлой розой миндаль, отшумел праздник Святого Исидро и на арене Плаза де лас Вентас открылся долгожданный сезон боя быков.
Мадрид, сердце Испании! За вычетом редчайших мгновений, всегда открытое для доброты и ласки, готовое захлебнуться обезумевшей радостью или измучить себя безмерной тоской.
Помимо всего прочего, это ещё и пристанище гурманов, где соблазн чревоугодия отчаянно борется со многими другими искушениями, более сильными, вплоть до самых роковых. Кто из побывавших в иберийской столице не отведывал чуррос - покрытых слоем горячего шоколада жареных хлебцев, или таящего во рту шашлыка пинчо моруро, или ароматного чая с мятой, что умиротворяет не в меру раздухарившиеся натуры. Кто не заглядывал неподалеку от Главной Площади в кафе "Сан Хинес" с идеально белыми стенами и столиками, на которые ложатся лучшие в стране чуррос. Кто не посещал таверны "Хихон" на улице Пасео де Реколетос отдохнуть с чашечкой кофе под кроной деревьев или не пробовал рыбных лакомств в ресторанчике "Лос Боррачос де Веласкес".
Большой любитель пищи духовной непременно зайдет в ресторацию "Собрино де Ботин" на улице Кучильерос дом семнадцать. Более полвека назад здесь пропускал глоток - другой виски газетный репортер, ставший писателем с мировым именем. Нынешние хозяева унаследованного от родителей заведения уверяют посетителей, что прекрасно помнят "дона Эрнесто", хоть и были в ту пору совсем детьми.
По воскресеньям заезжий библиофил или просто почитатель изящных искусств обязательно устремится к букинистам, разложившим свой антиквариат прямо на улице Куэста де Майо между железнодорожным вокзалом и музеем Эль Прадо. Может, до того как увидит здесь картины Гойи, Тициана, Рубенса, Ван Дайка , а может, после - не суть важно.
Почти триста дней в году над Мадридом безоблачное небо. Поэтому, слегка утомившись от прогулки по улицам, смело отправляешься в Парк Ретиро с садами, фонтанами, озером, стеклянным дворцом, берешь напрокат лодочку или велосипед, просто сидишь на скамеечке и слушаешь мелодии бродячих музыкантов. Если ты не один, а в теплой компании, лучшего места для пикника, чем Каса де Кампо трудно придумать. Когда-то здесь охотились короли, сейчас разбит парк с аттракционами и зоологическим садом...
Все это, за исключением разве велосипеда и пикника, Джордж попробовал в первый же день своего пребывания в Мадриде. Он готов был и отложить турпоход, но домашний телефон Карлоса не отвечал ни утром, ни днем. Лишь поздно вечером в трубке раздался наконец знакомый голос:
- Салют, Хорхе! Очень рад услышать твой голос. Где ты?
- Практически у тебя под окном.
- Раз так и если не занят, подбирайся к тому местечку, куда забредал в свое время дон Эрнесто. Знаешь, что я имею в виду? Вот именно. Здесь мы привыкли ужинать поздно.
К дому номер семнадцать на улице Кучильерос они подъехали почти одновременно. Обнялись и сразу зашли внутрь. Пожилой мэтр, обменявшись любезностями с Карлосом, предложил им местечко поукромнее. Едва они расположились, к столику подплыл кучерявый, напоминавший выпускника лицея камареро.
- Доброй ночи, сеньоры! - поприветствовал он. - Мы очень польщены, дон Карлос, что вы нас не забываете. У вас все хорошо?
- Более или менее, Хуанито. Судя по виду, тебе не на что жаловаться, разбойник. Будь любезен, принеси нам, помимо всего прочего, бутылочку лисабонского из тех, что я пробовал у вас в последний раз.
Хуанито развел руками и тут же поднял вверх указательный палец.
- О, мне кажется, я помню, о чем идет речь. Долго ждать не заставлю, сеньоры.
- Ничего не поделаешь, - усмехнулся Карлос, когда официант удалился. После стольких лет работы в полиции тебя уже признают все бармены в округе, особенно когда живешь неподалеку. Ну а как у тебя дела, Джордж?
- Все нормально. Мадрид мне чертовски понравился. Однако тебе я позвонил ещё и вот по какому поводу, Карлос. Когда Джулия возвращалась из венского аэропорта, проводив тебя, в кильватер её автомашины пристроилась другая с весьма странными типами. Они сопроводили Джулию прямо к месту встречи нашей с Алексом, ждали нашего выхода из кафе и ещё некоторое время вели нас троих, пока не бросили. Через своего знакомого в Департаменте полиции она проверила номерные знаки их машины - номера оказались крадеными. Может быть, поначалу слежка была за тобой?
- Зеленый "жучек"?
- Верно, зеленый. Откуда ты знаешь?
- Вообще-то в Вене слежки за собой я не замечал, ибо ни к чему мне было проверяться. Вот только в тот воскресный день перед моим отъездом этот "фолькс" мне однажды действительно показался "навязчивым", - заметил Карлос в необычной для него манере, будто специально растягивал слова, чтобы иметь возможность подумать.
Он откинулся на спинку кресла, подождал, пока Хуанито наполнит бокалы и предложил традиционный в его стране тост "за любовь, здоровье, песеты и парочку хороших женских грудей".
- Чудный напиток, - оценил Джордж, рассматривая вино на свету. - Надо будет прихватить домой пару бутылочек.
- Признаюсь, я не собирался тебе рассказывать, - начал Карлос, словно ещё решая, нужно ли начинать. - Но, видно, это не случайность, а звено в цепи, которого не хватало. Вчера поздно вечером, вернувшись домой, я обнаружил под дверью записку - "Мы знаем, где твоя мать. Хочешь испортить все дело, обращайся в полицию. Тогда ей уже ничто не поможет." Вскоре после смерти отца два года назад мама уехала к себе на родину к родственникам в Куэрнаваку недалеко от Мехико. Так вот, я сразу позвонил туда и узнал от её сестры, что она уже день как не появлялась дома и ни к кому из родственников не заходила. Сегодня опять звонил туда - ничего утешительного. Когда меня не было дома, кто-то подбросил ещё одну записку "Мы найдем её, если ты приедешь в Мехико и остановишься в отеле "Реформа". Такие вот дела, Хорхе. Дело приобретает крутой оборот, и нет нужды говорить, я вылетаю туда ближайшим рейсом.