— Ты прав, адмирал: мы особенно уязвимы и слабы на море, но на суше против нас никто не устоит.
   — Пока, — сказал Евмен.
   — Пока, — согласился Александр.
   — И что? — снова спросил Евмен.
   — Даже самому сильному флоту нужны порты, не правда ли, адмирал? — проговорил Александр, повернувшись к Неарху.
   — Несомненно, но…
   — Ты должен захватить все причалы от Проливов до дельты Нила, чтобы отрезать его от берега, — подсказал Евмен.
   — Именно, — не моргнув глазом, подтвердил Александр.
   Накануне отправления царь вернулся глубокой ночью в Эги, где принес жертвы на могиле Филиппа и поднялся в палаты матери. Царица не спала и в одиночестве при свете лампы вышивала плащ. Когда Александр постучал в ее дверь, она вышла и обняла его.
   — Я никогда не верила, что придет этот момент, — сказала Олимпиада, пытаясь скрыть волнение.
   — Ты не раз видела, как я ухожу в поход, мама.
   — Но на этот раз все не так. В последнее время мне снятся странные сны, которые трудно истолковать.
   — Представляю. Аристотель говорит, что сны — это порождения нашего ума и потому ты можешь найти ответ в себе.
   — Я искала, но временами, заглядывая в себя, я чувствую головокружение, как от страха.
   — И ты не знаешь причины.
   — Что ты хочешь сказать?
   — Ничего. Ты моя мать, и ты самое таинственное существо из всех, кого я встречал в жизни.
   — Я всего лишь несчастная женщина. А теперь ты отправляешься на долгую войну и оставляешь меня одну. Но тебе было предначертано выполнить нечто необычайное, сверхчеловеческое.
   — Что это значит?
   Олимпиада повернулась к окну, словно ища образы и воспоминания среди звезд или на лике луны.
   — Однажды, до твоего рождения, мне приснилось, что, когда я спала на брачном ложе с твоим отцом, мной овладел какой-то бог, и однажды в Додоне во время моей беременности ветер, шумящий в ветвях священного дуба, прошептал твое имя: Александрос. Все мы рождены смертными женщинами, но некоторых людей ждет не такая судьба, как у других, и ты один из таких, сын мой, я уверена в этом. Я всегда гордилась тем, что я твоя мать, но от этого момент расставания не становится менее горьким.
   — Он горек и для меня, мама. Не так давно я потерял отца, ты помнишь? И кое-кто говорит, что видел, как ты надела венок на шею мертвому убийце.
   — Этот человек отомстил за жестокие унижения, нанесенные мне Филиппом, и сделал тебя царем.
   — Этот человек выполнил чей-то приказ. Почему ты не увенчаешь и его?
   — Потому что не знаю, кто это.
   — Но я узнаю это рано или поздно и живого прибью к столбу.
   — А если на самом деле твоим отцом был бог?
   Александр закрыл глаза и вновь увидел, как Филипп падает в лужу крови, увидел, как он медленно, словно во сне, оседает и заметна каждая борозда, которую боль безжалостно прочертила на его лице. И почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
   — Если мой отец — бог, то когда-нибудь я встречусь с ним. Но, несомненно, он не сможет сделать для меня больше, чем сделал Филипп. Прежде чем отправиться в поход, я принес жертвы его печальной тени, мама.
   Олимпиада возвела очи небу и проговорила:
   — Додонский оракул ознаменовал твое рождение; другой оракул, среди пышущей жаром пустыни, назначил тебе другое рождение для неугасаемой жизни. — Она вдруг обернулась и бросилась ему в объятия. — Помни обо мне, сын мой. Я буду думать о тебе днем и ночью. Мой дух будет тебе щитом в битве, он залечит твои раны, убережет во мраке, снимет порчу, спасет от болезней. Я люблю тебя, Александр, люблю больше всего на свете.
   — И я люблю тебя, мама, и буду думать о тебе каждый день. А сейчас попрощаемся, потому что завтра на рассвете я отправляюсь.
   Олимпиада поцеловала его в щеку, в глаза, в темя и продолжала прижимать к себе, словно не могла оторваться.
   Александр ласково освободился от ее объятий и с последним поцелуем проговорил:
   — Прощай мама. Береги себя.
   Олимпиада кивнула, и из глаз ее скатились две крупные слезы. И только когда шаги царя замолкли в дали коридора, она сумела выговорить:
   — Прощай, Александрос.
   Она не спала всю ночь, чтобы последний раз посмотреть с балкона, как он при свете факелов облачается в доспехи, надевает на голову шлем с гребнем, опоясывается мечом, берет щит с золотой звездой, пока Букефал ржет и в нетерпении бьет копытом, а Перитас отчаянно лает, безуспешно стараясь сорваться с цепи.
   Она неподвижно смотрела, как сын проскакал мимо на своем жеребце, и стояла так, пока стук копыт не затих вдали и его не поглотила темнота.

ГЛАВА 49

   Адмирал Неарх отдал приказ поднять царский флаг и трубить в трубы, и огромная пентера легко заскользила по воде. В центре палубы, у основания деревянной мачты, был установлен гигантский барабан Херонеи, и четверо человек огромными, обернутыми кожей колотушками отбивали ритм гребцам, чтобы разносимый ветром барабанный бой был слышен всему плывущему вслед флоту.
   Александр стоял на носу в посеребренных латах и великолепном шлеме в форме львиной головы с разинутой пастью. На нем были поножи с чеканкой, а на боку висел меч с рукоятью из слоновой кости, принадлежавший когда-то его отцу. В правой руке царь сжимал ясеневое копье с золоченым наконечником, сверкавшим при каждом движении, как молнии Зевса.
   Царя целиком поглотила его мечта. Он подставил лицо ласковому соленому ветру и ослепительному солнечному свету, в то время как все его воины на всех ста пятидесяти кораблях не отрывали глаз от этой великолепной фигуры на носу флагманского корабля, подобной статуе бога.
   Но вдруг какой-то звук заставил его вздрогнуть, и Александр напряг слух и беспокойно огляделся. К нему подошел Неарх.
   — Что случилось, государь?
   — Послушай, разве ты не слышишь?
   Неарх покачал головой:
   — Нет, ничего.
   — Но прислушайся же! Кажется… но нет, это невозможно.
   Он спустился с возвышения на носу и прошел вдоль борта, пока не услышал более ясно, но все еще слабо, собачий лай. Царь посмотрел на пенистые морские волны и увидел отчаянно плывущего Перитаса, который уже начинал тонуть.
   — Это мой пес! — крикнул Александр. — Это Перитас, спасите его! Спасите его, ради Геракла!
   Трое моряков тут же нырнули в воду, накинули на животное веревки и втащили его на борт.
   Бедный, совершенно выбившийся из сил пес растянулся на палубе, и Александр, опустившись рядом на колени, стал растроганно ласкать его. На шее собаки оставался обрывок цепи, а лапы кровоточили от долгого бега.
   — Перитас, Перитас, — повторял Александр. — Не умирай.
   — Не беспокойся, государь, — заверил его войсковой ветеринар. — Он просто смертельно устал.
   Высохнув и согревшись под солнечными лучами, Перитас стал подавать признаки жизни, а чуть позже все снова услышали его голос.
   В это время Неарх коснулся рукой плеча царя:
   — Азия, государь.
   Александр вскочил на ноги и бросился к носу: перед ним вырисовался азиатский берег, изрезанный маленькими бухтами и усеянный приморскими деревушками меж лесистых холмов и залитых солнцем пляжей.
   — Готовимся к высадке, — сказал Неарх.
   Моряки спустили парус и приготовились бросить якорь.
   Корабль продвинулся еще немного, рассекая пенистые волны большим бронзовым тараном, и Александр задумчиво смотрел на приближающуюся с каждым мигом землю, словно давно лелеемые мечты, наконец, становились явью.
   Капитан крикнул:
   — Суши весла! — и гребцы подняли весла, с которых текла вода.
   Корабль продолжал двигаться к берегу по инерции. Вблизи берега Александр разбежался по палубе и со всей силы метнул копье.
   Древко с острым наконечником полетело по широкой параболе в небо, сверкая на солнце, потом склонило острие вниз и, набирая скорость, устремилось к земле, пока, вибрируя, не воткнулось в Азию.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

   Моим намерением при написании этого «романа об Александре» в современном ключе было рассказать наиболее реалистичным и увлекательным образом о самом грандиозном приключении всех времен, однако, не отказываясь ради этого от максимальной верности источникам, как литературным, так и материальным.
   Я избрал для повествования довольно современный язык, поскольку эллинский мир был во многих отношениях «современным» — в выразительности искусства, в архитектурных инновациях, в научно-техническом прогрессе, во вкусе к новому и необыкновенному, — стараясь, тем не менее, избегать в выражениях явных анахронизмов. В военной области, например, я использовал современные термины, такие, как «батальон» и «военачальник» вместо «лох» и «стратег», которые могли бы вызвать раздражение у многих читателей, а в медицинской области — слова вроде «скальпеля» для обозначения хирургического инструмента, широко засвидетельствованного археологией. Там, где античные термины понятны, я предпочитал употреблять их.
   Я также старался восстановить язык, типичный для некоторых кругов и разных персонажей (женщин, мужчин, солдат, проституток, врачей, художников, прорицателей), держа в уме по большей части комических поэтов (особенно Аристофана и Менандра) и авторов эпиграмм, которые в своем искусстве воспроизводили разговорный язык своей эпохи, даже в его простонародных и непристойных особенностях. Те же поэты стали для меня бесценным источником для восстановления многих аспектов повседневной жизни, таких, как мода, кухня, пословицы и поговорки.
   Что касается исторических событий, я держал в памяти труды Плутарха, Диодора Сицилийского, Арриана и Курция Руфа с некоторыми ссылками на Помпея Трога и «Роман об Александре». Для воссоздания антропологии и костюмов я опирался в основном на собрания анекдотов, несущих в себе больше жизни, чем определенные пассажи Плиния, Валерия Максима, Теофраста, Павсания или Диогена Лаэрция; но в известной степени черпал и из соответствующих источников вроде Ксенофонта, Элиана, Аполлодора, Страбона и, естественно, Демосфена и Аристотеля, а также пользовался фрагментами из забытых греческих историков. Археологические источники в основном помогали мне восстановить антураж, интерьеры, предметы домашнего обихода, оружие, утварь, мебель, машины, кухонную посуду, а недавнее открытие царской гробницы в Вергине позволило реалистично воспроизвести похороны Филиппа II.
   В момент передачи в печать книги я хотел бы поблагодарить всех друзей, которые помогали мне консультациями, в особенности Лоренцо Браччези, который сопровождал меня на этом долгом и не всегда легком пути по следам Александра, а также Лауру Гранди и Стефано Теттаманти, которые, если можно так выразиться, страница за страницей следили за рождением этого романа.
 
   Валерио Массимо Манфреди
   Перевод с итальянского Михаила Кононова К арты выполнены Ксенией Смирновой
 
   Манфреди, В.М.
   Александр Македонский. Сын сновидения / Валерио Массимо Манфреди. — М.: Люкс, 2005. — 398, с.
   ISBN 5-9660-0249-5
   УДК 821.131.1 ББК 84(4Ита)