Маншетт Жан-Патрик. Мотив убийства

   – Чем вы занимаетесь, господин Тарпон?
   – Частный детектив. Цена умеренная.
   – Вы шутите!
   – Хотелось бы.
   Он рассмеялся, но, вопреки моим ожиданиям, смех его не был продолжительным.
   – Вы знаете, что за нами следят от самой Алезии? – спросил он.
   – Вы имеете в виду серый «пежо-404»?
   Хейман кивнул.
   – Детские игры, – вздохнул он. – Хотите, я уйду от них?
   – На вашей-то «аронде»?
   Он смерил меня холодным взглядом.
   – Да, на моей «аронде».
   – Я верю вам на слово, – сказал я, – но не стоит. Мне нечего скрывать.
   Мы свернули на улицу Депар и выехали на Пляс-де-Рен.
   – Вы все еще принимаете меня за полицейского? – спросил Хейман. – Поехали лучше ко мне.
   При этих словах он резко развернулся на площади и помчался на полной скорости на улицу Арриве и несколько раз проехал на красный свет, как чокнутый.
   – Это далеко? – спросил я.
   – В пяти минутах.
   Я думал, что если он не сбавит скорости, то через пять минут мы будем уже где-нибудь в Корбей. Лично мне больше пошел бы на пользу сон, но я ничего не сказал. Я повернулся вполоборота и через заднее стекло увидел вдали «пежо-404», проехавший на красный свет в погоне за нами. В следующую секунду раздался чудовищный скрип тормозов и огромный желтый «фольксваген» зацепил кузов «пежо». Бум! «Пежо» начал вышивать зигзаги, взобрался колесом на тротуар, перекрыв дорогу автобусу. Больше я ничего не смог увидеть. Я посмотрел на Хеймана. Его губы были растянуты в улыбке. Теперь я был почти наверняка уверен в том, что он не фараон, поскольку это было бы слишком закручено: сначала посадить меня в свою тачку, устроить слежку за другой, затем удрать на первой от второй только для того, чтобы внушить мне доверие. Но я обошелся без комментариев, так как если он не был фараоном, то его действия мне еще ничего не говорили о том, кем он был на самом деле.
   Через десять минут (а не через пять, как он утверждал) мы проехали Ванвские ворота, пересекли Малакофф и оказались в Кламаре, на зеленой извилистой улице с маленькими садиками за изгородями из деревянной рейки и некрасивыми домиками. Хейман затормозил и взобрался на разбитый тротуар. «Аронда» остановилась в облаке пыли.
   – Вы слишком быстро водите, – заметил я.
   – Это еще что. Когда я выпью, вот тогда это действительно впечатляюще, – сказал Хейман и вышел из машины.
   Он открыл решетчатые ворота и загнал машину. Я тоже вышел из машины и пошел за ним по аллее из желтого гравия к цементному двухэтажному домику, в котором было не более пяти метров в длину и пяти в ширину. Ставни были закрыты, и Хейман открыл их одну за другой, переходя из комнаты в кухню, гостиную внизу и спальню наверху.
   Хейман больше не улыбался, он был мрачен. Он открыл секретер в спальне; стоящий рядом с кроватью, достал из него картонную папку, завязанную полотняным ремешком, и бросил ее на кровать.
   – Давай ройся, господин Недоверчивый, – сказал он.
   Я стал рыться. Недолго. В папке было полно газетных вырезок со статьями, подписанными «Ж. – Б. Хейман», датированными от тридцать пятого до шестьдесят девятого года. Хейман стоял у секретера. Он бросил мне книгу – маленький белый томик, изданный в Монако.
   Книга называлась «Летящее перо». Это были его мемуары о своей журналистской карьере. Была даже его фотография.
   – Я вас убедил, господин Недоверчивый?
   – Я могу позвонить?
   Он кивнул и проводил меня в гостиную, затем вышел и деликатно закрыл за собой дверь. Я снова позвонил Эрве Шапюи. Было шесть тридцать. Он снял трубку сам и бешено завопил. Я подождал, пока он успокоится.
   – Поскольку вы журналист, я решил получить у вас кое-какие сведения, – сказал я.
   – Пошли вы... Я не журналист, я режиссер. Какие сведения?
   – Вы знаете журналиста Жана-Батиста Хеймана? – спросил я.
   – Нет.
   – Вы могли бы навести справки?
   – Почему вы преследуете меня таким образом?
   – Мне больше некого преследовать. Вы можете навести справки?
   – Сейчас?
   Когда я сказал «да», он выругался, затем добавил:
   – Что вы хотите о нем знать?
   – Его репутацию. Можно ли ему доверять.
   На другом конце трубки мне ответили молчанием.
   – Алло? – сказал я. – Вы еще здесь?
   – М-м-м... Вы меня интригуете, Тарпон. Я вас ненавижу.
   – Я пока ничего не могу вам объяснить. Вы можете навести справки и перезвонить мне?
   Я дал ему номер телефона Хеймана, и мы оба повесили трубки. Я поднялся в комнату, где меня ждал мой пенсионер.
   – Итак, господин Недоверчивый, вы навели обо мне справки?
   – Да, – подтвердил я.
   – Вы расскажете мне, что произошло на вилле, которую вы покинули утром?
   – Да.
   Он принес кофе. Кофе был плохой. Мы добавили в него немного водки. По крайней мере, так он хоть согревал. Мы выпили кофе, и я рассказал ему о девушке с перерезанным горлом, о наркотиках в квартире и о взрывчатой смеси в погребе.
   – Кто эта девушка? – спросил Хейман.
   – Я не знаю. Я слышал только ее имя – Гризельда, – но мне оно кажется вымышленным.
   – Шекспировское имя, – сказал Хейман. – А фамилии вы не знаете?
   – Нет, но я знаю, как зовут девушку, с которой погибшая жила в квартире.
   Я рассказал ему то же самое, что отвечал полицейским. Что я встретил Мемфис Шарль во время съемок моего интервью, после событий в Сен-Бриеке, что записал ее адрес и решил навестить ее, потому что мне было тошно, и то, что я ее почти не знаю.
   – Это то, что вы рассказали полицейским? – спросил Хейман. – Браво. И они вас отпустили? Теперь мне понятно, почему вы приняли меня за полицейского. Кто занимается этим делом?
   – Комиссар Кокле.
   Хейман кивнул и допил кофе. Он налил себе водки, на этот раз без кофе.
   – Это интеллектуал, – сказал он. – Отпустить подозреваемого и установить за ним слежку – это точно в его духе. Он сразу понял, что вы связаны с другой девушкой, как ее...
   – Мемфис Шарль, – напомнил я. – Но это неправда.
   – Вы врете по-свински, – заметил Хейман. – Впрочем, неважно. Вы говорите, Мемфис Шарль? С вашего разрешения, я позвоню.
   Он вышел из комнаты, не дожидаясь моего ответа, спустился по лестнице и закрылся в гостиной. Я спустился следом за ним и стал подслушивать под дверью. Мне показалось, что он звонил в Агентство Печати Франции и разговаривал со своим знакомым, специалистом по искусству.
   – Некая Мемфис Шарль, – сказал он: – Мемфис как Теннесси, и Шарль как де Голль. Она снималась в телефильмах, что-то в этом роде. Хорошо, я жду. Ее приятельница тоже, но я не знаю ее фамилии, некая Гризельда. Адрес тот же. Спасибо.
   Я оторвал ухо от двери с некоторым облегчением и поднялся наверх. Пять минут спустя Хейман вернулся с листом бумаги, на котором он что-то записал. Я пил уже третью чашку кофе, и кофейник был пустым. Я перегрузил им свой желудок.
   – Ну! – воскликнул Хейман с тягостным оптимизмом. – Гризельда Запата – это имя жертвы. Так, по крайней мере, она себя называла. Такая же Запата, как вы или я. Ее настоящее имя Луиза Сержан, она родилась третьего января сорок пятого года в Курвилле, возле Анверме, в департаменте Сен-Маритим. Актриса, с позволения сказать. Мелкие роли в спектаклях под названиями «Запрещенные ласки», «Как излечить гомосексуалиста, не утомляясь» и еще «Желания татар». У вас интересные друзья, должен заметить.
   – Я не знал ее, – сказал я. – Только ее приятельницу. Немного.
   Хейман сел и налил себе еще водки. Он предложил и мне, но я отказался.
   – Мемфис Шарль, вы говорите? – спросил он. – Это тоже не настоящее имя. Ее зовут Шарлотт Шульц. Тоже актриса и каскадерша. Поприличнее другой. Родилась в Париже в пятьдесят третьем. Мелкие роли в фильмах типа «Андерграунд», всевозможные каскадерские трюки. Скажите мне спасибо.
   – За что?
   – За сведения. Я пью за продолжение вашего расследования.
   Он выпил.
   – Я не веду никакого расследования, – стал отрицать я. – Я не сумасшедший. Я не занимаюсь убийствами.
   Он пожал плечами.
   – Что касается меня, – сказал он, – меня бы это очень занимало, то есть вести следствие.
   – Давайте, – поддержал я.
   – Вы хотите, чтобы я держал вас в курсе, если этим займусь?
   – Черт побери, – проворчал я.
   Зазвонил телефон. Хейман нахмурил брови и посмотрел на часы.
   – Это мне, – заключил я.
   Мы вместе спустились. Это был Эрве Шапюи.
   – Ваш Хейман – дотошный старик, но с ним все в порядке. Вы это хотели узнать?
   – Думаю, что да.
   – В чем дело, Тарпон? Это имеет отношение к Мемфис Шарль?
   – Если вы ее увидите, – попросил я, – скажите, чтобы она хотя бы позвонила мне.
   – Но что случилось? – повторил он.
   Мне бы тоже хотелось это знать.

Глава 6

   Хейман проводил меня домой. По дороге я задал ему несколько вопросов, например, как он оказался против виллы «Огюст Вантре», когда я из нее выходил. Он искоса посмотрел на меня.
   – Вы больше не думаете, что я полицейский, – ответил он, – но теперь вы подозреваете меня в совершении садистского убийства.
   Я сказал ему, что просто навожу справки.
   – Я был в комиссариате четырнадцатого округа, – объяснил он. – Я вам уже сказал, что мне было скучно, у меня была бессонница. И я отправился к полицейским, они меня знают. В наши дни тоже существуют некоторые такие молодые газетчики, которые толкутся в отелях или в полицейских участках в надежде на что-нибудь сенсационное. Как бы там ни было, я выпил с этими парнями теплого вина, я хочу сказать – с полицейскими, а потом парочка молодых газетчиков отправилась около половины двенадцатого на кровавую стычку негров у Орлеанских ворот. Что касается меня, то я не интересуюсь драками. Итак, я остался там, потягивая теплое вино и пытаясь обучить покеру этих остолопов. Около полуночи зазвонил телефон. Кажется, это была женщина. Она сказала, что на первом этаже виллы дерутся две девушки.
   – Две девушки, – повторил я.
   Он еще раз искоса посмотрел на меня. «Аронда» катила по бульвару Сен-Мишель, мы обогнали самосвал, в кузове которого приютились выходцы из третьего сословия. День обещал быть еще более холодным, чем накануне. В конце концов начинало вериться в весь этот бред об агонизирующей планете.
   – Да, – подтвердил Хейман, – две девушки. Не удивительно, что Кокле решил установить за вами слежку. Он хочет разыскать Шарлотт Шульц. Может быть, он нашел еще какую-нибудь улику против вашей протеже?
   – Она не моя протеже.
   – Допустим. Впрочем, неважно. Так нашел или нет?
   – Никакой, – сказал я и подумал о ноже и о каком-то мотиве, о котором она упоминала. Я попытался представить себе Мемфис Шарль, в прошлом Шарлотт Шульц, пришедшую просить у меня помощи в полночь и умышленно оглушающую меня телефонной трубкой. После чего она спокойно возвращается к себе и совершает убийство, о котором предварительно сообщила мне, как о свершившемся факте. После этого она исчезает в надежде, что я подтвержу ее алиби. Это было невероятно. Я запрокинул голову на спинку сиденья и вздохнул.
   – Никакой, – повторил я, – А дальше?
   – Что, «дальше»?
   – Позвонила женщина и сообщила о том, что две девушки дерутся. А дальше?
   – А дальше... Она повесила трубку, когда у нее спросили ее имя. Парни выехали на место происшествия и обнаружили там убитую. В комиссариате началась суматоха, и со мной больше никто не разговаривал. Фараоны. Неожиданно они стали очень суровыми и буквально чуть не выставили меня за дверь. Я им это припомню.
   – Они нашли женщину, которая им позвонила? – спросил я.
   – Насколько я знаю, нет.
   – Хорошо, – сказал я. – А дальше?
   Мы проехали мимо Дворца правосудия.
   – Видя всю эту суматоху, – сказал Хейман, – я тоже решил пойти посмотреть на случившееся, но я уже потерял время. Когда я приехал, все было оцеплено и мне не разрешили войти. Я немного посидел в машине, подождал, ну, а остальное вы знаете.
   Надеюсь, что знаю. Я ничего не ответил. Мы проехали Севастопольский бульвар. После того как Чрево Парижа уничтожили, можно ездить быстрее. По крайней мере, я слышал такое мнение. Когда Чрево было на месте, меня еще не было в Париже.
   – Направо, – сказал я. – Первый поворот направо. Здесь. Стоп.
   Было почти восемь утра. У меня раскалывалась голова, и я очень устал. Я не мог ни о чем думать. Я попрощался со старым журналистом и поблагодарил его.
   – Вы будете держать меня в курсе, господин Недоверчивый? – спросил он.
   – Хорошо. Вы тоже. У вас есть житейская сметка, мне это может пригодиться.
   – Значит, вы расследуете?
   – Не знаю. Вы мне верите?
   Он посмотрел на меня и пожал плечами.
   – Ладно, хорошо, – сказал я. – Привет!
   Мы обменялись номерами телефонов. Я поднялся пешком на четвертый этаж и выдохся. Никто не поджидал меня на лестничной клетке – ни Кокле, ни кто-либо из его людей. Я вошел к себе в квартиру и запер дверь на ключ. Записка, оставленная Мемфис Шарль, по-прежнему лежала на письменном столе. Очень глупо с моей стороны. Я сжег ее в пепельнице, и сбросив пепел в раковину, смыл его водой. Мне очень хотелось спать, но вместо этого я сделал кучу разных дел. Сварил свежего кофе. Отправил по телефону телеграмму матери, в которой сообщал ей, что сегодня не приеду. Выпил кофе, сел за письменный стол и стал размышлять под равномерный стук швейной машинки Станиславского. Я ничего не придумал, лег и мгновенно заснул.

Глава 7

   Я открыл глаза, встал с постели, прошел в кабинет, с неприязнью посмотрел на трезвонящий телефон и снял трубку.
   – Алло? Это бюро месье Тарпона? – спросил некто бычьим голосом.
   – Да, – проворчал я.
   – Это месье Тарпон?
   Я посмотрел на часы и увидел, что они показывали три. Я про себя помянул черта, потому что был уже день. Это будет мне уроком, как прибегать к излишествам, – и физическим, и алкогольным.
   – Да.
   – Это вы?
   – Да. Кто говорит?
   – Мне необходимо встретиться с вами.
   – Но кто вы, месье?
   – Жерар Сержан. Брат Луизы.
   – Какой Луизы?
   – Господи! – заорал в трубку этот идиот. – Моей сестры Луизы, которую зарезал садист.
   Луиза Сержан. Гризельда Запата. Мне повезло с этим идиотом.
   – А, да, – сказал я тоном, выражающим соболезнование. – Луиза, и вы ее брат, и вы хотите увидеться со мной.
   – Да. Я только что вышел из морга. Я встретил вашего друга. Еврея.
   Последнее слово он произнес шепотом. Приятный парень.
   – Понятно, – сказал я. – Хеймана.
   – Да, именно. Полицейские мне ничего не говорят, но он сказал, что вы – это другое дело и что вы берете недорого.
   Посмотрим. Может быть, я и потрясу этого быка в трауре, а может быть, он окажется преуспевающим торговцем свиньями?
   – Я жду вас, – сказал я. – У вас есть мой адрес?
   – Да.
   – Скажем, без четверти четыре.
   – Хорошо.
   – Примите мои соболезнования, – добавил я.
   – Спасибо.
   Он повесил трубку. Я тоже положил трубку и подумал о том, сколько мне у него просить денег. Мучимый сомнениями, я вышел купить аспирин и «Франс суар». На первой странице был помещен небольшой снимок Гризельды Запата. На усопшей были черные сапоги, шорты с бахромой и в руках ангорский кот, прикрывающий собой ее груди.
   «Убийство актрисы, – говорил заголовок, – Убийцей мог быть грабитель (стр. 5)».
   «А почему бы и нет, – подумал я – Грабитель или знакомый жертвы».
   – Господин Тарпон?
   Я собирался развернуть газету, чтобы прочитать статью на пятой странице. Парень был худым и бледным, с отдающим голубизной подбородком из-за густой щетины, с волосами цвета воронова крыла, в костюме цвета сливы. Мне казалось, что я уже встречал его в квартале.
   – Тебе чего?
   – Мне ничего. Но мои друзья хотят вам кое-что сказать. Загляните, пожалуйста, в отель.
   – Нашел дурака. Пусть твои друзья мне позвонят, и мы условимся о встрече.
   Я оттолкнул его рукой и пошел к себе. Он пошел за мной на некотором расстоянии. Должно быть, он переваривал мой ответ.
   – Клянусь здоровьем моей матери, – сказал он наконец, – что вы очень пожалеете, если сейчас не пойдете со мной.
   Я остановился. Он вынул из кармана ножницы. Это не считается оружием, это инструмент, и на них не надо разрешения, несмотря на то, что ими можно зарезать. И почему он клянется здоровьем своей матери? Вена на моем виске запрыгала.
   – Это так важно? – спросил я. – Хорошо, не будем расстраиваться. Пошли.
   Он вздохнул с таким облегчением, что мне стало не по себе. Мне бы действительно пришлось очень сожалеть, если бы я не пошел.
   Я свернул газету и сунул ее под мышку! Мы вошли в холл маленького отеля, прошли мимо черной таблички, на которой золотыми буквами сообщалось о сдаче комнат на час и на день. Двадцатилетняя дама, которой можно было дать все тридцать, выставила передо мной свои прелести.
   – Отвяжись, – сказал бледный сводник.
   Она вздохнула, подняв грудь, и посторонилась, освободив проход.
   Я пошел вверх по лестнице, поднялся на лестничную площадку, заглянул в пустынный коридор, затем повернулся к своднику и вмазал ему ногой по носу. Он упал на ступеньки и, пока соскальзывал вниз, я быстро прыгнул и приземлился обеими ногами ему на живот. Послышался страшный звук, состоящий только из согласных, без гласных, потому что моей жертве не хватало воздуха, затем он поехал вниз по ступенькам, как сани, и я присел на корточки. Когда мы таким образом вместе спустились на первый этаж, он стукнулся головой о плиточный пол холла.
   – Опять бузят, – заметила порочная весталка с огромными грудями. – Ну, я пошла, – добавила она и удалилась. Я приподнял своего незадачливого сводника, который что-то лепетал, широко открыв рот. Его лицо стало такого же цвета, как и его костюм. Кроме того, я сломал ему нос. Он будет помнить меня до конца своих дней.
   Он попытался достать свой режущий инструмент, и я спокойно забрал его у него из рук.
   – Как тебя зовут? – спросил я.
   Он попытался меня укусить. Я ударил его головой о стену.
   – Как тебя зовут?
   – Цезарь.
   Это имя ему подходило точно так же, как перчатка ноге.
   – Послушай, Цезарь. Твои дружки хотят со мной поговорить. Я охотно их выслушаю, но я не люблю, когда мне угрожают. Где они?
   – Гнида, – прохрипел Цезарь. – Ты меня взял только потому, что я отвлекся. Мы еще встретимся и тогда уж поговорим обо всем. Я отрежу тебе яйца.
   – Разумеется, – терпеливо ответил я. – Где твои дружки?
   – Наверху.
   – Точнее, или я еще добавлю.
   – Плевал я на тебя.
   – Ты хочешь, чтобы я тебя изуродовал? – спросил я.
   Мы обменялись еще несколькими фразами в этом же роде, пока он не сказал:
   – Комната номер три.
   – Сколько их?
   – Двое.
   – Кто они?
   – Я не знаю. Эй, не надо! Я правда не знаю, клянусь. Мне поручено делать все, что они просят, но я их не знаю. Они даже не французы, эти педерасты.
   Я отпустил его. У меня в руке был его инструмент. Он сразу же потрогал свой нос и сморщился от боли.
   – Сволочь, – сказал он. – Мы еще встретимся.
   – Не плачь, Цезарь, – посоветовал я. – По крайней мере, сейчас ты похож на крутого.
   Он плюнул в меня. Я вытер пиджак, поднимаясь по лестнице. Я посмотрел на него сверху. Он сидел на прежнем месте, ощупывая свой нос. Он улыбнулся мне, вероятно, представляя себе мой изуродованный труп. Я вздохнул. По правде говоря, я ударил его, потому что испугался, так что гордиться было нечем. Пройдя по пустому коридору до комнаты номер три, я повернул ручку и открыл дверь ногой. Оба типа быстро встали.
   – Эжен Тарпон, – устало сказал я. – Вы хотели меня видеть?
   Оба – высокие, худые, равномерно загорелые (ультрафиолет, подумал я), черты лица вытянутые. В одинаковых темно-синих костюмах, от одного портного. Черноволосые. Тот, который был в черных очках, достал из бокового кармана маленький пистолет с глушителем и наставил его на меня, вытянув руку. Я этого не предусмотрел в своих расчетах.
   – Где Цезарь?
   Он говорил с иностранным акцентом. Американским.
   – Внизу.
   Он поднял брови (они показались над очками).
   – Пойдемте, – сказал он.
   – Куда?
   – Увидите.
   Он не оставил мне никакого шанса, так как держал меня на прицеле своего «ругера» двадцать второго калибра. Его приятель подошел ко мне и, обыскав, забрал ножны, шариковую ручку, часы и ключи. Теперь у меня не было ни одного твердого предмета. Тот, что обыскивал, взял меня за локоть. Я пошел в направлении, угодном этим господам. Ничего другого мне не оставалось.
   Мы вышли из одной комнаты и вошли в другую, в конце коридора. Застекленная дверь выходила на внешнюю лестницу, ведущую в темный двор. Мы пересекли его, прошли еще одно здание и оказались в переулке. Черные Очки убрал свой пистолет, и я решил испытать судьбу. Когда я напряг мышцы, чтобы высвободиться, Черные Очки зажал в своей руке мой затылок, а его приятель стал выворачивать мне руку. Я завопил. Мне не оставалось ничего другого, так как в жандармерии меня не научили никаким таким красивым трюкам.
   Возле тротуара стоял «торнадо» цвета помидора, который я уже где-то видел. Тип, сидевший за рулем, походил на двух других, как три капли воды. Мы сели в машину и поехали по Сен-Мартен. Я посмотрел на часы «Омега» на запястье Черных Очков. Без двадцати четыре. Я ничего не мог поделать. Я не успевал на встречу, назначенную с Жераром Сержаном.

Глава 8

   Водитель «торнадо» был вежлив и осторожен. В нем угадывался человек, знающий цену правилам дорожного движения. Вокруг нас отцы семейств и избиратели рисковали жизнью ради того, чтобы выиграть пять минут. Наш шофер был не таким. Его гудок в шесть часов утра, его манера обгонять «аронду» Хеймана – все это совсем не для того, чтобы быть замеченным у нас на хвосте. Означало ли это, что, пока мы отрывались от полицейского «пежо», пока ехали в Кламар и обратно, ему посчастливилось сопровождать нас, оставаясь незамеченным?
   В таком случае он был необычайный мастер. Я посмотрел на его затылок. У него был затылок функционера, но это ни о чем не говорило.
   Мы выехали из Парижа через Орлеанские ворота (по улице Сен-Жак и далее) и вскоре оказались в лесу Веррьер. «Торнадо» свернул на грязную аллею. Я по-прежнему ничего не мог поделать, так как «ругер» был нацелен в мою грудь.
   Мы остановились под деревьями. На деревьях распускались почки, а на земле лежали прошлогодние листья. Жизненный цикл Природы. А что сделают они с моим жизненным циклом? Оборвут или нет?
   Шофер открыл свой подлокотник и достал телефонную трубку. Секунду спустя он уже говорил по телефону на английском. Из всего, что он сказал, я понял только «о'кей». Он положил трубку и закрыл подлокотник.
   – Надо подождать, – сообщил мне Черные Очки.
   Мы подождали. Недолго. Пять минут спустя приехал «мерседес», огромный, как катер – нестандартная модель лимузина с кузовом стального цвета и телевизионной антенной под багажником, с зашторенными окнами. Он остановился рядом с «торнадо».
   – Выходите, – приказал Черные Очки.
   Мы вышли и подошли к «мерседесу». У меня по-прежнему не было ни одного шанса. Я заметил, что дверцы «мерседеса» с внешней стороны были без ручек. Когда мы подошли, задняя дверца открылась, водитель «торнадо» наклонился и стал разговаривать с кем-то в «мерседесе», но из-за штор его собеседник оставался невидимым. Затем водитель повернулся к нам и кивнул головой.
   – Вы пересядете в «мерседес», – сказал мне Черные Очки.
   Левой рукой он подтолкнул меня к дверце. Шофер «торнадо» открыл дверцу, и я сел. Внутри лимузин был разделен стеклянной перегородкой на переднюю и заднюю части. В стекле было открытое окошечко. Из окошка торчал ствол пистолета, нацеленного на меня водителем «мерседеса». «Беретта, – подумал я, – тоже, поди, двадцать второго калибра». Мои похитители были большими поклонниками двадцать второго калибра, другими словами, либо они были слишком уверены в себе, либо действительно стреляли без промаха. Я склонялся скорее ко второй гипотезе, потому что я человек впечатлительный.
   Я осторожно сел на желтое кожаное сиденье, глядя на водителя «мерседеса». У него были белокурые волосы, постриженные ежиком, карие глаза, тонкий нос, дорогой серый костюм и злое лицо. Дверцу захлопнули. Я заметил, что внутри на дверце тоже не было ручки. Как же она открывается?
   Затем я посмотрел на человека, который тоже сидел на заднем сиденье, точнее сказать, на другом конце заднего сиденья, так как эта тачка действительно поражала своими размерами.
   Это был господин лет пятидесяти с яйцеобразными головой и туловищем. Руки и ноги у него были короткими. Кисти рук – красные и широкие, а пальцы – короткие и толстые. Левая рука господина лежала на колене, а правой он держал носовой платок, довольно грязный, которым непрерывно протирал глаза красные и припухшие. Из них непрерывным потоком текли обильные слезы. Может быть, аллергия? Нос был крупным, подбородок утонул в жировой складке. У господина были пышные черные усы. Он вообще был низкого роста, не больше метра шестидесяти. Его черный костюм был изрядно помят, ботинки пыльные, а носки белые, шелковые. Сорочка на нем тоже была какая-то сомнительная. Такие сорочки с отстегивающимся воротничком обычно носят официанты, но на его сорочке ворота не было вообще. Галстука тоже не было.
   Он произвел на меня удручающее впечатление. Он походил на эксцентричного клошара, вроде бывшего высокопоставленного чиновника Оттоманской империи, обнищавшего, но тем не менее сохранившего «мерседес». В этом было нарушение какой-то гармонии. Я от этого страдал. Я попытался тайком заглянуть в ствол «беретты». Затем перевел взгляд на представителя отбросов оттоманского общества. Он тоже посмотрел на меня, продолжая лить слезы. Прошло несколько минут.